Текст книги "Полет мотылька"

Автор книги: Алексей Калугин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Глава 8

– Опаздываешь, Калихин!

На столике среди тарелок с закуской стояли стаканы с недопитым пивом, число которых как минимум вдвое превосходило число присутствующих, а в пепельнице, что поставил слева от себя Петлин, уже лежало несколько раздавленных окурков. Из всего этого можно было сделать вывод, что приятели дожидались Геннадия Павловича не меньше получаса. Геннадий Павлович глянул на часы, чтобы убедиться в том, что вина его была не так уж велика, – он опоздал всего-то на семь минут.

– Давно сидим? – поинтересовался, присаживаясь на свободное место, Геннадий Павлович.

– Да не так чтобы очень. – Петлин раздавил в пепельнице еще один окурок и помахал рукой, разгоняя дым. – Но поскольку все, за исключением тебя, Калихин, пришли раньше назначенного срока, можно сделать вывод, что нам всем не терпится обменяться впечатлениями.

– О чем? – счастливо, совершенно по-детски, улыбнулся Геннадий Павлович, заранее предвкушая удовольствие от предстоящей беседы.

Компания интеллектуалов – это вам не собрание пенсионеров из коммунальной квартиры, которые если и способны что-то обсудить, не теряя нити беседы, так только последнюю серию «Тьмы над городом», где старший инспектор Минбеза Сарпатов свернул челюсть еще одному иностранному шпиону, едва не умыкнувшему тайну нашего новейшего секретного оружия, приводящего мир в смятение и трепет.

– Шутник ты, Гена, – усмехнулся Алекс. – Пиво будешь?

– А когда я от пива отказывался? – Геннадий Павлович полез в карман, давая понять, что пить он собирается на свои.

– Оставь, – махнул рукой Коптев.

– Ты в прошлый раз угощал, – напомнил Геннадий Павлович.

– И что с того?

Геннадию Павловичу показалось, что Коптев глянул на него не то чтобы недружелюбно, а, наверное, настороженно. Не привык Геннадий Павлович, чтобы друзья на него так смотрели.

– Нет уж, – Геннадий Павлович вытащил из кармана сложенную вдвое купюру, – для начала я сам себе закажу.

– Заказывай, – Юлий Никандрович с безразличным видом откинулся на спинку стула.

– Заказывай, – подмигнул Геннадию Павловичу Алекс. – Я, например, не имею ничего против того, чтобы Юлик оплатил мой счет. – Петлин глянул на Коптева. – Как ты, Юлик?

Коптев с безразличным видом махнул рукой, – мол, делайте что хотите.

– Официант! – взмахнул рукой Алекс.

– А где фишки? – поинтересовался Геннадий Павлович.

– Ты играть собрался? – недоуменно глянул на него Петлин.

– А что?

Алекс молча развел руками.

Геннадий Павлович перевел взгляд на Коптева. Юлий Никандрович смотрел в стену с таким видом, будто вообще случайно оказался за этим столом.

– Ты заметил, какое интересное новшество ввели в этом славном заведении? – Чтобы привлечь внимание Калихина, Анатолий Викторович постучал пальцем по небольшой, забранной частой сеткой коробочке, примостившейся на дальнем конце стола.

– Что это? – спросил Геннадий Павлович.

Он задал вопрос только потому, что почувствовал – не сделай он этого, и произойдет нечто непоправимое. Геннадий Павлович готов был взять на себя роль громоотвода, если бы только смог понять, откуда должен грянуть гром. Но в данный момент его беспокоило главным образом то, что шутка, которую он придумал на подходе к закусочной, оказалась невостребованной.

– Туда смотри.

Следуя взором за указательным пальцем Анатолия Викторовича, Геннадий Павлович развернулся вполоборота. Над стойкой бара висел большой телевизионный экран, которого прежде там не было. По экрану на фоне взрывов, поднимающих землю на дыбы, пригибаясь, бежали солдаты в касках и камуфляжной форме, с автоматами в руках. Анатолий Викторович надавил пальцем маленькую клавишу у основания коробочки, что стояла на столе, и Геннадий Павлович услышал грохот взрывов, стрельбу, надсадные крики бегущих солдат и еще какие-то звуки, похожие на рев летящих на бреющем полете самолетов.

– Здорово, да? На каждом столе – свой динамик. Не хочешь – не слушай.

– Я бы предпочел еще и не смотреть, – недовольно буркнул Петлин.

– А чего же тогда сел лицом к экрану? – поддел его Коптев, который сам сидел к телевизору спиной.

– Так я же не знал, что этот ящик только новости показывает! – возмущенно всплеснул руками Алекс. – Я надеялся Эм-ти-ви посмотреть!

Картинка с бегущими меж разрывами снарядов солдатами исчезла, уступив место вальяжному диктору, удобно расположившемуся за большим столом с компьютерным монитором на краю, на который он то и дело бросал задумчивые взгляды.

– Итак, очередная антитеррористическая операция, проводимая армейскими подразделениями и частями специального назначения Министерства безопасности на территории…

– Выключи, – скривился, словно от зубной боли, Алекс.

Анатолий Викторович послушно нажал на кнопку уровня звука. Диктор на экране продолжал хлопать ртом, не издавая при этом ни звука.

– Вот так он мне куда больше нравится, – счастливо улыбнулся Алекс.

– А где мы сейчас воюем? – спросил, кивнув в сторону экрана, Геннадий Павлович.

– Ну, какая разница, – с тоской посмотрел на него Юлий Никандрович.

– К тому же это не война, а антитеррористическая операция, – насмешливо заметил Анатолий Викторович. – Следовательно, поголовной мобилизации не будет. А из призывного возраста мы давно уже вышли.

– Ничего не стоит в очередной раз поднять планку призывного возраста, – возразил ему Алекс, как могло бы показаться, вполне серьезно.

– Ну, это ты, пожалуй, хватил, – покачал головой Анатолий Викторович. – Не до пятидесяти же лет.

– А почему нет? – Алекс пожал плечами с таким видом, словно и в самом деле находил идею о призыве в армию пятидесятилетних вполне жизнеспособной и, более того, готов был сам, если потребуется, встать под ружье.

В ходе этого короткого обмена репликами взгляд Геннадия Павловича скользнул по полированной поверхности стола с растекшейся лужицей пролитого пива, переместился на забранную сеткой коробку миниатюрного динамика и остановился, наконец, на кисти руки Анатолия Викторовича, что лежала рядом. Он даже не сразу сообразил, чем заинтересовала его рука Григоршина. И лишь спустя какое-то время Геннадий Павлович понял, что послужило тому причиной. На левой руке Анатолия Викторовича было пять пальцев. А на том месте, где прежде торчал чуть в сторону рудиментарный шестой палец, была наклеена почти незаметная полоска пластыря телесного цвета.

– Заметил, – тихо произнес Алекс.

Геннадий Павлович тут же перевел взгляд на него. Пожалуй, даже немного поспешно и суетливо, как будто его поймали на чем-то, что в приличном обществе делать не принято. Держа незажженную сигарету двумя пальцами возле угла рта, Алекс смотрел на Геннадия Павловича так, словно ждал от него комментариев. Не зная, что сказать, Геннадий Павлович посмотрел на Григоршина.

– Да! – не то с раздражением, не то с вызовом взмахнул растопыренной пятерней Анатолий Викторович. – Теперь у меня на каждой руке по пять пальцев! Как и у всех нормальных людей!

Едва не задав глупый вопрос, Геннадий Павлович все же вовремя успел прикусить губу. Но Анатолий Викторович легко угадал, что он хотел спросить, – не первый же год были знакомы.

– Это не несчастный случай. – Анатолий Викторович успокоился и положил руку на стол. Голос его звучал тихо и, пожалуй, даже спокойнее, чем обычно. – Я пошел в клинику и попросил ампутировать мне лишний палец.

– Раньше он тебе как будто не мешал, – сказал Геннадий Павлович.

– Так то было раньше, – невесело усмехнулся Анатолий Викторович. – Нынче иные времена настали. Теперь свое уродство лучше напоказ не выставлять.

– Толя! – Алекс с укоризной посмотрел на Анатолия Викторовича.

– Это не я придумал, – все с той же усмешкой, смахивающей на оскал, ответил Григоршин. – Это мне ректор сказал. Извините, говорит, Анатолий Викторович, но, если вы желаете и далее работать в нашем коллективе, вам следует избавиться от внешних проявлений вашего генетического отклонения от нормы. Оно, видите ли, оскорбляет чувства остальных работников академии. – Григоршин с досадой, но все же очень осторожно стукнул кончиками пальцев по столу. – Тридцать лет мой шестой палец никому не мешал, а теперь, видишь ли, чувства оскорбляет!

– Ну, и как тебе это нравится? – обратился почему-то именно к Геннадию Павловичу Алекс.

– Мне? – растерянно глянул на него Геннадий Павлович. – Почему мне это должно нравиться? Мне это совершенно не нравится!

Последнюю фразу он произнес негромко, но с возмущением, которое не собирался скрывать.

– Ребята, – с удрученным видом покачал головой Юлий Никандрович. – Вы ловите черную кошку в темной комнате.

– Но она там все же есть? – прищурившись, посмотрел на Коптева Алекс.

Юлий Никандрович сделал вид, что вопрос обращен не к нему.

– Толю никто не заставлял ампутировать палец, – продолжил он ровным голосом. – Это была его собственная инициатива. А то, что ректор у вас в академии болван, – обратился он уже персонально к Анатолию Викторовичу, – так это только его беда. Ну, может быть, еще и сотрудников, которым приходится с ним работать. Ты имел полное право послать своего ректора к чертям собачьим.

– А потом бы он меня послал, – мрачно усмехнулся Анатолий Викторович. – И значительно дальше.

Юлий Никандрович тяжело вздохнул.

– Уверяю вас, друзья мои, никаких репрессивных мер в отношении людей с генетическими отклонениями приниматься не будет. Генетическое картирование населения проводится исключительно с целью предотвращения дальнейшего распространения дефектных генов в популяции.

– Интересно, как это можно сделать, не прибегая к запретам? – щелкнув зажигалкой, Алекс закурил. – Единственный реальный способ предотвратить распространение дефектных генов – это запретить их носителям иметь детей. А для надежности было бы лучше всех их стерилизовать. – Алекс криво усмехнулся и, положив локоть на спинку стула, откинулся назад. – Уверен, мне не первому пришла в голову такая мысль.

– А как насчет понимания ситуации самими людьми? – спросил Юлий Никандрович. – Если ты будешь знать, что у тебя родится умственно отсталый ребенок, ты станешь его заводить?

– Я – нет, – покачал головой Алекс. – Но идиоты, алкоголики и наркоманы обычно не думают о последствиях, когда совокупляются с себе подобными. Да возьмем для примера хоть нашу компанию. Вы трое женаты. И семьи у вас вполне благополучные. Генка, пусть и без жены, так он и сам заботливый родитель. У тебя, Юлик, сколько детей? Двое. У Генки – один сын. У Толика – вообще никого. А посмотрите на своих соседей. Наверняка же у каждого в подъезде имеется семейка, которая вообще непонятно на что и как живет. Папа – вечно пьяный, мама – всю жизнь в синяках. А за ними – выводок детей, человек пять-шесть, а то и больше. У половины из которых взгляд ни на чем не фиксируется, а у других – слюна изо рта течет. Что, скажете, не видели никогда такого?

– Ну, и к чему ты это? – спросил Юлий Никандрович.

– Так видели или нет?

– Со мной на лестничной клетке живет семейка, вроде той, что ты описал, – сказал Юлий Никандрович.

– А у нас в коммуналке по большей части одни старики, – Геннадий Павлович чуть приподнял брови, словно извиняясь за своих престарелых соседей. – Зато в доме напротив, где заводские живут, детей много. И действительно, – Геннадий Павлович смущенно потупил взгляд, ему было неприятно то, что он хотел сказать, – странные они какие-то. Не все, – тут же добавил он, – но по большей части… Я иногда даже побаиваюсь их, – признался он наконец. – Они как будто дикие какие-то.

Анатолий Викторович щелкнул ногтем по черной коробке телевизионного динамика и ничего не сказал. Смотрел он не на Алекса, а в сторону, как будто хотел показать, что весь этот разговор ему глубоко безразличен.

– Что и требовалось доказать. – Легонько ударив кончиком пальца по сигарете, Алекс стряхнул пепел в пепельницу. – Уроды, если только дать им волю, будут размножаться в несколько раз быстрее нормальных людей.

– Тебе не кажется, что называть больных людей уродами – это по меньшей мере бестактно, – заметил сухо Юлий Никандрович.

– А я сейчас говорю не о твоих подопечных с генетическими нарушениями, – покачал головой Алекс. – Речь идет о моральных уродах и вырожденцах.

– Тогда при чем здесь генетическая чистка? – непонимающе склонил голову к плечу Геннадий Павлович.

– При том, – Алекс назидательно поднял вверх два пальца, между которыми была зажата сигарета, – что программа генетической чистки не спасет нас от вырождения.

– Программа генетического картирования уже несколько лет успешно действует в Штатах и странах Европейского союза. – Возмущенный до глубины души крамольными речами Петлина, Юлий Никандрович схватил со стола стакан, в котором еще оставалось пиво, и залпом допил его.

– Так то у них, – Алекс рукой почему-то указал направо, в сторону окна. – А это – у нас, – палец Петлина уперся в стол.

– А какая разница? – спросил Геннадий Павлович, пытаясь понять, куда клонит Алекс.

– Принципиальная. – Петлин раздавил окурок в пепельнице. – Если нам и грозит вырождение, то вовсе не по причине катастрофического роста числа генетических нарушений в генофонде нации. Вырождение у нас вот где! – Алекс постучал пальцем себя по виску. – Мы от собственной дури вымрем быстрее, чем от генетической чумы. И никакая международная программа нас не спасет. Поскольку деньги-то на нее мы возьмем, а про себя будем посмеиваться – все равно, мол, мы самые умные, а вы все вокруг дураки, потому-то понять этого не можете.

– Я не желаю обсуждать эту тему. – Юлий Никандрович снова поднял стакан, увидел, что он пуст, и недовольно стукнул его донышком о стол. – Глупо все, что ты говоришь, Алекс! От начала до конца!

– А я с Алексом согласен, – негромко и очень спокойно произнес Анатолий Викторович.

– В чем, позволь тебя спросить? – посмотрел на него Юлий Никандрович.

– В том, что мы живем в стране, в которой среди подавляющего большинства населения глупость является общепризнанной нормой поведения. А все остальное – одна большая аномалия. Попробуй сказать что-нибудь по-настоящему умное – тебя засмеют или станут смотреть как на идиота.

– И что особо показательно, – добавил Алекс, – реакция будет примерно одинаковой, где бы это ни происходило, – у стойки дешевой рюмочной, на молодежной тусовке или в Госдуме. Многие вообще не понимают фраз, построенных без использования примитивных словесных штампов, утвердившихся в качестве нормы общения.

– Я разве с этим спорю? – Юлий Никандрович с досадой цокнул языком. – Но при чем здесь программа генетического картирования?

– Да при том, что с нашей врожденной дуростью мы все что угодно способны довести до абсурда!

– А сам ты сейчас чем занимаешься, если не игрой на грани абсурда?

– А чем я лучше других? – развел руками Алекс.

– Такой же дурак, как и все?

– Наверное, если до сих пор живу в этой стране.

– Может быть, поговорим серьезно?

– Хорошо. Ректор, усмотревший у Толика на руке лишний палец, кто по-твоему?

– Дурак, – быстрее всех ответил Геннадий Павлович.

– Верно? – посмотрел на Юлия Никандровича Алекс.

– Верно, – с неохотой согласился Коптев.

– Но заметьте, – вновь воздел указательный палец к потолку Петлин. – Дурак, облеченный властью!

– И что с того?

– А то, что чем больше власти получает человек, тем хуже у него с головкой, – Алекс вновь постучал указательным пальцем по виску.

– Ты хочешь сказать, что власть делает человека глупее? – решил уточнить, правильно ли он все понял, Геннадий Павлович.

– Нет, – покачал головой Алекс. – Здесь действует закон обратной селекции. У нас уровень некомпетентности является для человека не потолком, выше которого он не в состоянии прыгнуть ни при каких условиях, а стартовой площадкой, с которой можно взлететь к заоблачным высотам. Требуются примеры?

– Имен называть не надо, – предостерегающе покачал пальцем Анатолий Викторович и улыбнулся, кажется, впервые за весь сегодняшний день.

– Конечно, – согласился Алекс. – Все и без того их знают… Ты что-то хотел сказать, Юлик?

Юлий Никандрович отрицательно покачал головой.

– Хорошо, тогда я продолжу. – Петлин достал из пачки сигарету, но прикуривать не стал, просто положил ее на стол. – К чему я все это? Да к тому, что Международная программа генетического картирования в России превратилась в программу национальную. А следовательно, все решения по ней будут приниматься и, судя по всему, уже принимаются на самом высоком уровне. Что больше всего интересует чиновников, курирующих программу генетической чистки? Может быть, ее эффективность? Да ни в коем случае! Для них главное – как можно скорее поделить отпущенные на программу средства и отчитаться о ее успешном выполнении. Быть может, судьба программы заботит тех, кто стоит над этими чиновниками и требует от них отчета о проделанной работе? Тоже нет, потому что они точно такие же чиновники, только облеченные еще большей властью. Им предстоит отчитываться на международном уровне, и, конечно же, они не хотят, чтобы наша страна оказалась в изоляции по причине того, что программа окажется невыполненной. Следовательно, она непременно будет выполнена. Вопрос только в том, какими средствами? Деньги, выделенные на реализацию программы международными организациями, будут по большей части разворованы. Те, что останутся, будут использованы на то, чтобы пустить пыль в глаза представителям все тех же международных организаций, которые призваны следить за выполнением программы. В результате что нам остается? Как обычно, жесткие административные методы. Готов поспорить на всю имеющуюся у меня в данный момент небогатую наличность, что в самое ближайшее время мы узнаем о том, что поголовное генетическое картирование населения России успешно завершено.

– Обязательному генетическому картированию подлежат только лица, входящие в группы риска, – Юлий Никандрович все еще пытался возражать. Но как-то совсем уж вяло. И смотрел он при этом не на Алекса, а в сторону. – Остальное население проходит генетическое картирование на добровольной основе.

– Ну, если подходить к этому вопросу не формально, а по сути, то все население России – это одна большая группа риска, – заметил Анатолий Викторович. – Каждому, кто здесь живет, нужно, как полярникам, платить премию за особо суровые условия.

– Ага, – усмехнулся Алекс. – И лучше – спиртом! Тогда недовольных не будет.

– А я уже сдал анализ на генетическое картирование, – с гордостью заявил Геннадий Павлович. – Сегодня утром.

Трое остальных уставились на Геннадия Павловича так, словно он сказал нечто такое, после чего следовало в корне пересмотреть всю систему мироустройства.

– Ты это серьезно? – спросил Юлий Никандрович.

– Конечно, – Геннадий Павлович улыбнулся. Он был рад, что разговор за столом изменил свою направленность, да к тому же еще он сам стал его центром. Длинные рассуждения Алекса о власти и дураках, признаться, изрядно наскучили Геннадию Павловичу. Какой смысл без конца повторять то, что и без того понятно каждому?

– Это нужно обмыть, – Алекс взмахнул рукой, подзывая официанта. – Четыре пива, пожалуйста. И какую-нибудь закуску. Лучше – мясную. Юлик, – посмотрел он на Коптева, – ты не возражаешь?

Юлий Никандрович сделал одобрительный жест рукой.

Официант записал заказ и удалился.

– С чего тебя вдруг туда понесло? – поинтересовался Анатолий Викторович.

– Ну, а как же иначе? – несколько удивленный таким вопросом, Геннадий Павлович уперся ладонями в край стола, словно собирался оттолкнуть его от себя. – Ведь были же повестки.

Услыхав такое, Юлий Никандрович едва на месте не подпрыгнул.

– Ты получил повестку с указанием явиться в кабинет генетического картирования для сдачи анализа?

– Я пока нет, но многие в нашей квартире их уже получили. – Вспомнив о причине, по которой он остался без повестки, Геннадий Павлович счел необходимым добавить: – Меня в тот момент не было дома.

– Этого не может быть, – медленно покачал головой Юлий Никандрович.

– Да я собственными глазами видел эти повестки, – убежденно произнес Геннадий Павлович.

Повесток он не видел, а всего лишь слышал о них от Марка Захаровича Шпета. Но у Шпета не было никаких оснований обманывать соседа, поэтому Геннадий Павлович мог представить себе, как Шпет показывает ему повестку. Да, собственно, так бы оно и было, если бы Геннадий Павлович захотел на нее взглянуть. А для очистки совести он сегодня же вечером зайдет к Шпету и попросит его показать повестку.

Схватив стакан пива с подноса подошедшего к столу официанта, Юлий Никандрович сделал три жадных торопливых глотка, как будто дней пять мучился жаждой.

Дождавшись, когда официант удалился, Алекс сделал глоток из своего стакана, смачно чмокнул губами и с видом победителя посмотрел на Юлия Никандровича:

– Ну, что ты теперь скажешь, Юлик?

Не глядя на Петлина, Юлий Никандрович снова покачал головой, на этот раз совершенно потерянно.

– Должно быть, это какая-то ошибка.

– Да какая уж там ошибка, – криво усмехнулся Анатолий Викторович, – если Генка, – он коротко кивнул в сторону Геннадия Павловича, – сам видел повестку.

– Быть может, это какая-то глупая инициатива местных властей! – нашел, наконец, что ответить, Юлий Никандрович. – Пару дней назад я присутствовал на встрече с первым заместителем министра безопасности. И он заверил всех присутствующих, что никаких мер принуждения не будет применяться по отношению к гражданам, не входящим в обозначенные группы риска. Каждый может сдать кровь для генетического картирования, но только на добровольной основе.

– Не изображай из себя легковерного дурня, Юлик, – с неодобрением покачал головой Алекс. – Это не в твоем духе. Я понимаю, что ты кровно заинтересован в реализации программы генетического картирования, но не до такой же степени, чтобы…

– Я заинтересован в этой программе потому, что без нее мы не сможем вычистить весь генетический мусор из генофонда нашего народа! – грубо перебил Петлина Юлий Никандрович. – А без этого мы через пару поколений превратимся в нацию больных и уродов, не способных продолжить свой род! И поверь мне, тогда уж западные соседи точно не станут помогать нам выжить! Потому что к тому времени шансы у нас будут нулевые!

– Мы все об этом уже слышали, – спокойно ответил Коптеву не Алекс, к которому главным образом была обращена данная тирада, а Анатолий Викторович. – И поверь мне, Юлик, никто из нас не сомневается в твоей искренности. Алекс не собирался предъявлять каких-либо обвинений лично тебе. – Анатолий Викторович не спеша отпил пиво, кинул в рот несколько подсоленных орешков арахиса и лишь после этого закончил реплику: – Дело не в тебе и не в нас, а в той системе, которую в нашей стране принято называть государственной властью.

– Толик сказал все! – Алекс восторженно приподнял руки. – И лучше уже не скажешь. По-моему, дальнейшее обсуждение данного вопроса не имеет смысла.

– Нет, почему же, – набычился вдруг Юлий Никандрович. – Давайте представим себе, что вы правы. Я не согласен с большинством ваших утверждений, поскольку, в отличие от вас, знаком с ситуацией изнутри. Но все же давайте представим себе, что вы правы, – основная масса средств, выделенных на реализацию программы генетического картирования в России, уйдет куда-то на сторону, а итогом программы станут липовые отчеты. В результате такого варианта развития событий мы возвращаемся к первоначальному сценарию, результат которого – вырождение, а затем и вымирании нации!

– Ну и что? – недоумевающе посмотрел на Юлия Никандровича Алекс.

Геннадий Павлович тоже не понял, к чему клонит Коптев. Точно так же ему была не до конца ясна позиция, которую занимал Петлин. А уж о чем думал Григоршин, глядевший почти все время куда-то в сторону и тихонечко постукивавший пальцами по коробочке телевизионного динамика, можно было только гадать. Поэтому Геннадий Павлович решил, что лучше до поры до времени в спор не вмешиваться, а просто сидеть и слушать, о чем говорят другие, чтобы потом, где-нибудь в ином месте, блеснуть яркой фразой. Например, можно было Марину удивить своей осведомленностью о ходе выполнения программы генетического картирования. Или выдать пару веских аргументов в разговоре с сыном. Судя по коротким репликам, которые доводилось слышать от него Геннадию Павловичу, Артем относился к программе генетической чистки резко отрицательно. Геннадий Павлович не спеша потягивал пиво и внимательно следил за ходом беседы. В целом, все было неплохо. Ему даже было не очень досадно из-за того, что в маджонг сегодня снова решили не играть. Общее впечатление от встречи лишь самую малость омрачало то, что до сих пор никто не удосужился заказать горячее.

Положив руки перед собой, Юлий Никандрович подался вперед, насколько позволял край стола, на который он навалился грудью.

– Ты полагаешь, что, понимая всю безнадежность ситуации, в которой может оказаться страна, если самые решительные меры не будут приняты незамедлительно, власти могут осознанно пойти на самоубийство?

– Отнюдь. – Щелкнув зажигалкой, Алекс прикурил очередную сигарету. – Ни о каком самоубийстве речь не идет. Ты же сам сказал, что последствия нынешнего генетического кризиса мы сполна ощутим лишь спустя два, а то и три поколения. Уверяю тебя, Юлик, чиновники, облеченные властью, не думают о столь отдаленных последствиях. Судя по тем решениям, что принимаются правительством и Госдумой, я бы сказал, что они вообще предпочитают не заглядывать в будущее далее, чем на два-три месяца.

– Будь иначе, – добавил Анатолий Викторович, – в свое время не было бы принято архимудрое решение о создании на территории России ядерных могильников, в которые за определенную плату могут сбрасывать свои радиоактивные отходы все, кто только пожелает. И не было бы у нас сейчас зараженных зон.

– Я так полагаю, что информация о том, сколько человек, поработав в зараженных зонах, стали инвалидами и получили наследственные заболевания, которые скажутся в последующих поколениях, является закрытой?

Разогнав ладонью повисшее перед ним облачко табачного дыма, Алекс выжидающе посмотрел на Юлия Никандровича. Но тот ничего не ответил.

И тут Геннадий Павлович понял, что пришла его пора сказать свое веское слово.

– Теперь в зараженные зоны отправляют бомжей. Все ж какая-то польза будет от них обществу.

Все разом посмотрели на него.

– С чего ты это взял? – спросил Анатолий Викторович.

– Я, когда шел сюда, видел, как охранники собирали бомжей в парке и рассаживали по машинам.

– Кто тебе сказал про зараженные зоны?

– Один местный житель, – ответил Геннадий Павлович. – Да и куда их еще отправлять, если не в зараженные зоны? – Калихин усмехнулся. – Можно подумать, у нас открылись гостиницы для бомжей.

– Верно, – согласился Алекс. – Раньше бродяги никого не интересовали. Прежде всего потому, что никто не знал, что с ними делать. Теперь же их можно приписать к группе риска и отправить на спецпоселения. А зараженные зоны являются для этого самым подходящим местом. Колючая проволока уже есть, остается только охрану по внешнему периметру выставить… Даже странно, как прежде никому не пришло в голову столь простое решение проблемы бездомных.

– Прежде это было бы названо ущемлением прав человека, а теперь – не что иное, как выполнение национальной программы генетического картирования. – Анатолий Викторович встряхнул вазочку с арахисом и посмотрел в нее так внимательно, словно собирался предсказать будущее по тому, как лягут орешки. – Методы не совсем соответствуют тем, что рекомендованы международными организациями, ну так что ж, у нас своя специфика. На Западе это понимают и поэтому не станут поднимать шум. Для них ведь тоже важна не суть происходящего, а чтобы внешне все выглядело чинно.

– Ну что за бред вы несете! – раздраженно всплеснул руками Юлий Никандрович. – Вы только послушайте сами себя! Генка увидел, как в парке охранники собирают бомжей. Какой-то незнакомец походя сообщил ему, что бездомных будут отправлять в зараженные зоны. И вы, вполне здравомыслящие люди, тотчас же принимаете все это за истину! И более того, тут же делаете вывод о международном заговоре против российских бомжей! Ребята! – Юлий Никандрович посмотрел на всех троих так, как обычно смотрят на малых детей, призывая их проявить благоразумие. – Давайте все же оставаться реалистами. То, что мы способны вообразить, вовсе не обязательно должно существовать в действительности. Вспомните хотя бы старый добрый принцип Оккама.

– Так ведь не действует у нас этот принцип, Юлик! – Алекс едва ли не со злостью ткнул окурок в переполненную пепельницу. Геннадий Павлович про себя отметил, что сегодня Петлин курит больше, чем обычно, почти не делая пауз между сигаретами. – У нас, если хочешь, чтобы твои ожидания оправдались, нужно непременно придумать что-нибудь такое, что ни одному нормальному человеку никогда даже в голову не придет. И тогда ты в девяти случаях из десяти попадешь в точку.

– Факты, – устало произнес Юлий Никандрович. – Мне нужны не разговоры на тему «Абсурд – как форма проявления власти», а факты. В данный момент мне известно лишь то, что моя лаборатория имеет все необходимое для того, чтобы выполнить свою часть программы генетического картирования. Объясните мне, господа скептики, чего ради чиновники, занимающиеся распределением средств, выделяют нам, прямо скажу, немалые деньги, если, как вы полагаете, они намерены похоронить программу?

– Потемкинская деревня, – умильно улыбнулся Алекс. – Это же исконно наше, российское ноу-хау. Когда международные организации, отстегнувшие средства на проведение генетической чистки, пожелают убедиться в том, что деньги были использованы по назначению, им покажут твою лабораторию, Юлик. И еще несколько таких же, оборудованных по последнему слову науки. А для осуществления программы будут использованы иные методы, значительно более дешевые и не раз уже доказавшие свою эффективность.

– Например? – с вызовом поинтересовался Юлий Никандрович.

– Например, повестки, о которых говорил Генка.

– Или вот еще. – Геннадий Павлович выложил на стол зеленую листовку. – Мне дали ее у входа в метро.

Алекс быстро пробежал листовку глазами, мрачно хмыкнул и передал Юлию Никандровичу. Коптев взял бумагу в руки и с явной неохотой начал читать. По мере прочтения текста на лице его проступала все более ярко выраженная гримаса омерзения.

– Бредятина какая-то, – объявил он свое мнение, закончив чтение, после чего резким, немного нервным движением смял листок в кулаке и поискал взглядом, куда бы его можно кинуть. Поскольку пепельница была переполнена окурками, Юлию Никандровичу пришлось положить комок смятой бумаги на край стола.

– Ты так считаешь? – загадочно прищурился Алекс.