Текст книги "Китай. Большой исторический путеводитель"

Автор книги: Алексей Дельнов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 43 страниц) [доступный отрывок для чтения: 16 страниц]

ДВА КИТАЯ /СЕВЕР – ЮГ/

История Поднебесной на многие годы распадается на истории двух ее частей – Севера и Юга, и вполне возможен был такой расклад, при котором мы не имели бы сейчас на карте пугающе сплоченного дальневосточного гиганта. Однако – все по порядку (не все, конечно – там такого было понаворочено, особенно на Севере… Впрочем, сами увидите).

Применительно к Северу период до 398 г. поименован как «шестнадцать царств пяти племен». Причем все эти племена были северными кочевыми (иногда с западными тибетскими вкраплениями), а границы царств могли включать в себя не только китайские земли, но и дальние степные пастбища.

Желая обезопасить себя, бывший раб Ши Лэ, ставший государем Позднего Чжао, истребил весь царский род Лю – тот, к которому принадлежал ниспровергатель Поздней Хань вождь хунну Лю Юань. Двор свой он поставил на очень широкую ногу, так же было и при его сыне Ши Ху. Большую роль при дворе играли буддийские монахи, которые участвовали и в управлении государством.

Но стабильности правители добиться не могли. Многие хунну и цзе уходили в Маньчжурию, где из союза кочевых племен образовалось царство Тоба. Китайцы тоже были недовольны властью Ши Лэ и его потомков, и когда племена муюнов создали свое государство Янь на территории современной провиниции Хэбэй (прилегающей к Внутренней Монголии) – значительной своей частью поддержали новообразование. Похоже, люди из цзе успели сильно достать ханьцев – в 349 г. произошла невиданная доселе резня по этническому признаку. В одной только столице уходящего в небытие Позднего Чжао было перебито около 200 тысяч представителей этой народности (будем надеяться, что цифра сильно преувеличена).

Кого только не перевидал китайский Север в эти несчастные для себя годы. Племена тибетской группы (тогда они обитали и на северо-западе) захватили огромные территории от Хуанхэ до монгольских степей. В конце концов, их предводитель Фу Цзянь сумел объединить под своей властью весь Северный Китай, учредив царство Цинь. Это был человек по-китайски образованный, считавший, что китайская культура должна объединить всех подданных его государства. Немудрено, что ему виделись лавры повелителя всей Поднебесной.

В 383 г., собрав миллионную армию, Фу Цзянь двинулся по направлению к Янцзы – с явным намерением подчинить себе и Юг. Но, видно, чего-то недоучел – его воинство разбежалось при первом же ударе значительно меньшей армии южан. По возвращении домой и сам Фу Цзянь, и все члены его рода были казнены негодующими из-за позорного поражения соплеменниками. Его царство распалось на множество образований, создаваемых знатью различных тибетских, тюркских, хуннских и монгольских племенных союзов, постоянно враждовавших между собой. Как жилось тогда простым китайцам – сквозь эту стальную кутерьму и не просматривается!

* * *

Новой организующей силой выступило окрепшее тюрко-монгольское царство Тоба, которое начало складываться столетие назад в Маньчжурии и вобрало в себя многие разноязычные племена, в том числе хунну.

Основателем степной державы считается Тоба Гуй, правивший на рубеже IV–V вв. Как и подобало варварскому вождю той эпохи, он был поклонником китайской культуры и даже установил для своей знати систему рангов по образцу китайских чиновных – с той разницей, что они передавались по наследству (в жестко иерархическом кочевом обществе иначе и быть не могло).

К 430 г. преемники Тоба Гуя захватили весь Север и объявили об основании династии Северная Вэй. Это было довольно крепко и сравнительно надолго. Знать, и тобейская, и китайская, была включена в единую систему рангов. Высший был присвоен знатнейшим восьми тобейским и пяти китайским фамилиям. Обладателями последующих рангов тоже стали обе ветви знати. Браки полагалось заключать между равными по статусу, межнациональные брачные узы только приветствовались.

Территориальное деление и управление были устроены по ханьскому образцу, в администрацию широко привлекались образованные китайцы. К середине V в. из них на четверть состояла столичная администрация, китайцами были почти половина губернаторов.

Дальше – больше. При дворе было приказано говорить только по-китайски (заговорившие на родном языке лишались придворного звания), носить китайскую одежду, религиозные культы кочевых народов больше не отправлялись. Дом Тоба принял китайскую фамилию Юань и официально было провозглашено, что он ведет свое происхождение от легендарного Желтого Императора – Хуан Ди. Наконец, столица царства, несмотря на бурную вспышку протеста тобейской знати, была перенесена в Лоян. В армии основным родом войск стала пехота, состоящая, разумеется, преимущественно из китайцев. Император Вэй-ди (правил в 467–499 гг.) совершено чистосердечно считал себя китайцем.

К заметным внешним культурным влияниям на царство можно отнести буддизм (оговоримся, что «внешним» сказано применительно к тому времени – когда буддизм был еще сравнительно мало распространен в Поднебесной).

^{Буддийский пещерный монастырь в Лунъюэнь}

^{Дарители монастыря (рельеф)}

^{Колоссальная статуя Будды в пещерном храме Юньган. V в.}

Буддизм пользовался большой поддержкой правителей Северного Вэй, существовала специальная дворцовая служба, ведавшая буддийскими монастырями и храмами. К той эпохе относится создание огромного храмового комплекса, устроенного в пещерах, прорытых в песчаниковых утесах на севере нынешней провинции Шаньси. Там были тысячи келий, в которых жили и молились монахи и в которых они создали десятки тысяч скульптурных изображений Будды. Правда, китайцам, с их уже сложившимися эстетическими воззрениями, статуи эти казались довольно нелепыми, если не сказать уродливыми. Не нравились им и буддийские одеяния, с оголенным плечом – это казалось нескромным. Должно было пройти еще какое-то время, пока буддизм, адаптировавшись к китайской цивилизации и приняв форму чань-буддизма, станет «своим» для широких масс Поднебесной. Пока же эта вспышка популярности была явлением если не преходящим, то без ближайших последствий.

В Северном Вэй проводилась довольно успешная взвешенная земельная политика. За основу была принята знакомая нам надельная система (но на женщину полагалась теперь вдвое меньшая доля, чем на мужчину), крупное землевладение было ограничено. Возросла роль сельских старост – авторитетных представителей традиционной общины, была усилена круговая порука – в первую очередь из желания опереться на семейно-клановые связи.

Собирались хорошие урожаи – это способствовало росту городов, развитию торговли. Столица Лоян восстала из руин и вновь превратилась в огромный богатый город. Главным ее украшением стала пагода Юн-мин высотой более чем в сто метров, да еще увенчанная почти такой же длины шпилем (пагоды были пока наиболее зримым вкладом буддизма в китайскую цивилизацию). Одна из центральных улиц называлась улицей Бронзовых страусов – она во всю свою длину была украшена бронзовыми изображениями животных и птиц.

Восстановилось движение по Шелковому пути, особенно оживленными были торговые связи с Согдианой (большим среднеазиатским государством, столицей которого была Мараканда – нынешний Самарканд) и сасанидским Ираном. В Лояне проживало около 10 тысяч уроженцев этих стран. В Китай поступали оттуда шерстяные ткани, ковры, стеклянная посуда, оружие, кони. Высоко ценилось искусство «западных» (если смотреть из Китая) музыкантов, танцовщиц, факиров, акробатов.

Приходили сотни буддийских миссионеров, а в обратном направлении, в Индию, отправлялись довольно уже многочисленные группы паломников – поклониться реликвиям и памятным местам, связанным с Буддой, глубже приобщиться к его учению. Культурная жизнь не замирала – но вообще-то ей далеко было до того подъема, который наблюдался в южных царствах.

Важным военным мероприятием было некоторое продвижение к Янцзы в борьбе с Восточным Цзинь, что позволило отодвинуть границу Севера с Югом от Лояна и захватить плодородные земли.

^{Великий шелковый путь} 

^{Пагода Суаньюэсы. Хэнань (520 г.)}

* * *

На Юге, где возникло царство Восточное Цзинь, хоть и не было чужеземного засилья – не было и твердой власти.

При новом императорском дворе преобладали северные аристократы, с ними вровень смогло встать лишь несколько наиболее знатных южных семейств. На Юге распространилась прежде по преимуществу северная практика присваивания «деревенских» служилых категорий, которую пришлые «сильные дома» умело использовали для укрепления своей власти на местах.

В государственной администрации четко обозначилось деление на представителей «первостатейных» кланов – и тех, кто поплоше, кого привечали как выходцев из «холодных» семей. Должности тоже стали делиться на «чистые» и «грязные». Этической нагрузки эти термины не несли: просто первые, престижные и доходные, предназначались для «чистой публики», вторые – для более простонародной.

Все знатные фамилии были внесены в особые списки, где они были разбиты на категории. Это послужило основой и для придворного местничества, и для родового чванства: фамилии, стоявшие «выше по списку», не желали родниться с менее именитыми.

Межклановые войны приводили к частой смене династий. В 420 г. был свергнут восточноцзиньский дом (этому способствовало и восстание крестьян, членов даосской секты «Пять доу риса»), за последующие полтора века сменилось еще четыре династии.

После того, как армия Восточного Цзинь разгромила полчища Фу Цзяня, редкие агрессивные вылазки на Север совершались лишь по «частной» инициативе отдельных владетельных полководцев. А императорские правительства предпочитали мир войне, считая при этом Янцзы достаточно надежным оборонительным барьером против северян.

Почти два столетия продолжалось мирное сосуществование. Воины пограничных крепостей ратным подвигам предпочитали проведение разного рода совместных торговых операций. Взаимные визиты посольств зачастую превращались в сугубо культурные придворные мероприятия: дипломаты были людьми утонченными и остроумными, и было одно удовольствие внимать их дискуссиям, полным искусной риторики. В дополнение к переговорам устраивались состязания поэтов и ученых-книжников.

Расцвет Юга относится ко времени долгого правления (502–549 гг.) Сяо Яня, основателя династии Лян. Выходец из незнатной семьи, он выдвинулся как военачальник. Придя к власти, постарался добиться политической стабильности в государстве, проведя преобразования в интересах самых широких слоев населения. Успешно была проведена финансовая реформа, в ходе которой медные деньги были заменены железными.

Сяо Янь считался одним из образованнейших людей своего времени, и под стать себе подобрал советников. В его правление всячески поощрялось и поддерживалось образование, удалось восстановить и сделать авторитетной экзаменационную систему.

^{Придворная сцена (Ту Кайчжи. Фрагмент свитка. IV в.)}

^{Придворная дама (Ту Кайчжи. IV–V вв.)}

^{Фея реки Ло (Ту Кайчжи. IV–V вв.)}

Культура на Юге, вопреки смутам, процветала не только при Сяо Яне. Она пребывала на высочайшем уровне во все времена правления южных династий. «Эпохой изящества и свободы» назвал те столетия современный китайский философ Фэн Юлань. «Господство аристократии и распространение буддизма благоприятствовали развитию умозрительной философии, складыванию эстетического канона китайской традиции, расцвету литературы и изящных искусств. Тесные же контакты китайцев с сопредельными народами и их готовность перенимать чужеземные учения и искусства придавали китайской культуре той эпохи космополитическую окраску, делали ее привлекательной и для соседей Китая. Именно в первые столетия н.э. – время возникновения первых государств на Корейском полуострове и Японских островах, во Вьетнаме и в ряде других прилегающих к Китаю районов – были заложены основы той культурно-исторической общности, которую принято называть Дальневосточной цивилизацией» (В.В. Малявин).

* * *

Мирное сосуществование двух разделенных Янцзы царств закончилось довольно неожиданно, а развитие событий было (по историческим меркам) скорым.

Северное Вэй, несмотря на внешнее благополучие, на поверку оказалось внутренне неустойчивым. «Китаизация» привела, в конце концов, к культурному разлому внутри тобейского этноса, к росту напряженности между усвоившей чужие обычаи аристократией и низведенным до положения бесправных военных поселенцев широкими массами. Пребывание же в одних и тех же аристократических рангах, но с сохранением «национальной идентичности» китайских и тобейских знатных фамилий обостряло противоречия между ними.

Сложились вполне подходящие условия для того, чтобы произошло серьезное потрясение. В 523 г. взбунтовались отряды тобейцев, размещенные на севере царства – в родных маньчжурских степях. От этой искры по всей державе пошли гулять мятежи и усобицы, которые приняли характер полномасштабных войн. Однажды мятежникам удалось ворваться в Лоян, и они, прежде чем отступить, успели перерезать многие тысячи китайцев и своих, принявших чужой облик, сородичей.

Подобное повторялось не раз. Грозным символом бедствия стал случившийся тогда пожар, уничтоживший пагоду Юн-мин. Многочисленные отряды солдат не смогли отбить ее у огня, и тогда два буддийских монаха бестрепетно вступили в пламя, не пожелав пережить свою святыню.

Вместо Северного Вэй образовалось два царства: Северное Ци, основанное полководцем Гао Хуанем – наполовину китайцем, наполовину тобейцем, и Северное Чжоу, правителем которого был тобейский аристократ Юйвэнь Тай.

Гао Хуань надеялся, что он, благодаря его смешанному происхождению, сможет объединить враждующие народности. Но это плохо ему удавалось. Более того, в 549 г. один из его ближайших сподвижников, Хоу Цзин, поднял против него мятеж и присоединил контролируемую территорию к южному царству, которым мудро правил Сяо Янь.

Для Юга Хоу Цзин тоже стал источником бед. Он изменил и Сяо Яню, ворвался в его столицу и разграбил ее. Это обрушило стабильность в Южном Лян – тем более, что Сяо Янь в том году скончался. На Юге началась череда смут, не прекращающаяся до самого конца царства (гибель Хоу Цзина в 552 г. уже ничего не решала).

* * *

В другом северном царстве, Северном Чжоу, его повелитель Юйвэнь Тай был более успешен, чем Гао Хуань. Он, не мудрствуя лукаво, решительно устроил управление государством и войском в соответствии с традициями кочевников. Тобейцы получили назад свои тобейские фамилии, а вот китайцев одарили тобейскими. Но помня, видимо, о том, что дом Тоба возвел свою родословную к Желтому Императору, Юйвэнь Тай использовал и китайскую старину: в письменности стали использоваться древние иероглифы, а деятельности административного аппарата старались придать черты, характерные для древнего Чжоу. Как бы там ни было, в его войске добросовестно служили и тобейские, и китайские военачальники, а простые воины-китайцы давно уже составляли большинство.

* * *

События шли к глобальной развязке, но не прямым путем. В 577 г. Северное Чжоу одолело Северное Ци и присоединило его. А в 581 г. власть захватил сановник китаец Ян Цзянь, объявивший себя первым императором династии Суй. Ему удалось закрепиться на троне, и в 589 г. его армия, преодолев Янцзы, быстро сломила сопротивление вконец ослабленного усобицами южного царства. Китай, спустя три столетия, опять стал единым.

СУЙ: ДИНАСТИЯ ОТЦА И СЫНА

Китай стал единым, но он очень долго жил порознь. Теперь уже южане, хоть и не без страха, но с чувством некоторого превосходства поглядывали на своих восторжествовавших соседей-соотечественников. Они за столетия смуты и раскола сохранили и развили великую ханьскую культуру – Север же был полон недоассимилированных варваров, да и тамошние китайцы явно многого у них нахватались (и сегодняшние северяне значительно отличаются от уроженцев Юга: они выше ростом, у них скошенные лбы и более резкие манеры).

Но император Ян Цзянь (правил в 581–604 гг.) оказался как раз тем человеком, который был нужен для решения задачи восстановления единства. Внешне он, правда, не был красавцем и не всех располагал к себе: коротконогий, коренастый, часто мрачный, иногда подверженный вспышкам гнева. К власти пришел, переступив через изрядное количество трупов. Но в то же время был хорошо образован, сочетал в себе буддийскую веру с конфуцианским духом, а устремленность его могучей воли на скорейший подъем страны особенно внушала надежды на успех. Соответствовала задачам момента и его единственная (что большая редкость для повелителя Поднебесной) супруга: урожденная хунну, она была глубоко проникнута китайской культурой, как и муж, придерживалась буддизма (отметим, что супруги не были равнодушны и к даосизму: Лао Цзы почитался при Ян Цзяне как одно из главных божеств). Хоть порою и выказывала женское упрямство, но была чувствительна и способна к состраданию: при известии о чьей-то казни могла непритворно прослезиться. Однако когда по обвинению в государственном преступлении к смерти был приговорен ее родственник, а император намеревался помиловать ради нее осужденного – заявила, что здесь пощада неуместна. Она была надежной опорой мужу в государственных делах. К слову сказать, это было время, когда женщины в Поднебесной занимали более престижное положение в семье и обществе, чем в иные эпохи. Сказывалось влияние цивилизации кочевников, у которых прекрасный пол пользовался гораздо большей свободой, чем у оседлых народов. В степи ни дочь, ни жену не запрешь на женской половине: захочет – все равно ускачет.

Главной же причиной возрождения Поднебесной был сохранившийся, несмотря ни на что, державный дух ее людей. Им не надо было объяснять, чего ради приходится чинить и прокладывать неизвестно в какие дали уводящие дороги и каналы, восстанавливать не близко расположенные ирригационные системы, отдавать значительную часть урожая и самим идти в армию ради защиты неведомых северных и западных рубежей. Что иначе нельзя, они знали самым высшим знанием – знанием сердца.

Отстраивались старые города, появлялись и новые: как приграничные крепости, как торгово-ремесленные центры на берегах рек, как морские гавани. В среде горожан шли процессы, чем-то схожие со средневековыми европейскими. Они объединялись по роду своей деятельности в туани и ханы – подобия цехов и гильдий, имеющие самоуправление по обычному праву, селились отдельными кварталами, имели свои тесные ряды на рынке. Хотя до уровня западных профессиональных сегрегации, тем более до муниципального самоуправления в Поднебесной дело никогда не доходило: в этом смысле ее города всегда были большими деревнями, жители которых во всем слушались поставленного свыше начальства.

^{Большой Каменный мост – редкий памятник зодчества династии Суй}

^{Воин, извлекающий стрелу из груди раненого коня (рельеф, 637 г.)} 

При Ян Цзяне были уменьшены налоги, отменены монополии на соль и вино, повышена роль деревенской общины. Военные поселенцы были переподчинены от региональных военачальников гражданским губернаторам. По своему положению они приблизились к традиционным крестьянам общинникам, платящим подати в казну – и в то же время являлись своего рода милицией, одной из составных частей тогдашней армии, которая еще и сама себя кормила. Надо отметить, что с некоторых пор престиж военной службы в Поднебесной существенно упал. Сказывались события последних веков: если в ханьские времена считалось, что один китайский воин стоит не менее шести варваров, то теперь общественное мнение склонялось, пожалуй, к совсем иной пропорции (китайские индивидуальные боевые искусства – это особая статья). Загуляла поговорка, которую мы уже слышали: «Из хорошего железа не делают гвоздей, хороший человек не идет в солдаты». Что-то вроде современной: «У отца было три сына – два умных и один футболист».

Надельная система землепользования, достаточно укоренившаяся уже на Севере, была распространена на всю страну. При этом была восстановлена и практика «должностных земель»: за счет доходов с выделенных им наделов кормились многие чиновники (в общей же своей массе госслужащие получали свое жалованье преимущественно зерном, два раза в год).

Частью земель владела высшая наследственная знать (имеющим титул вана полагалось 10 тысяч му земли – свыше 600 гектаров) – но как Ян Цзянь, так и его сын Ян Гуан эту категорию аристократии старались ограничить. По-прежнему много земли (хоть и меньше прежнего) было во владении «сильных домов». Но в то же время много земель знати и чиновников перешло в государственный фонд, из которого происходила раздача наделов.

При устроении аппарата управления Ян Цзянь старался следовать ханьским образцам. Было упорядочено областное деление. Ян Цзянь приближал к себе и привлекал к делам управления ученых. По всей стране восстанавливалась практика экзаменов на получение ученых степеней для кандидатов на государственную службу.

В отношений беспрекословного подчинения распоряжениям центра император был легистски непримирим: неисполнительное местное начальство могло поплатиться головой. Немало высших служащих этнически были представителями кочевых племен – в случае необходимости им проще было быть суровыми до беспощадности.

Большая роль отводилась цензорско-прокурорскому управлению, действовавшему по всей империи. В его штате состояло (или привлекалось по «трудовому соглашению») немало тайных агентов: они были уполномочены искушать должностных лиц взятками или просто подношениями «из лучших чувств», – и не устоявших могла ждать казнь (но – все равно брали). Суровое наказание полагалось и за незаконное изготовление оружия или хранение его.

При Ян Цзяне был составлен свод законов, послуживший основой для более глубоко осмысленного и проработанного в позднейшие танские времена кодекса. В преамбуле говорилось, что государь видит свою конечную цель в том, чтобы наступили такие времена, когда уложения о карах преступникам будут издаваться, но применять их не придется: люди по своей доброй воле не будут делать того, что нельзя.

Но, поскольку до этого было еще довольно далеко, лишиться жизни мог и мелкий воришка, и чиновник, умолчавший о каком-то нарушении (или, как говорилось выше, польстившийся на взятку). Однако появились и элементы нового, более гуманного мышления: запрещено было четвертовать людей публично и выставлять на всеобщее обозрение отрубленные головы. Ограничены были прилюдные порки – для многих такая кара была не лучше смерти, ибо означала «потерю лица» (телесное наказание в келейной обстановке позорящим не считалось).

К старости у Ян Цзяня и у императрицы усугубились некоторые не лучшие их душевные свойства. Они стали болезненно подозрительны. Были лишены наследственных прав, а то и жизни пятеро их сыновей.

Вне подозрений был любимчик родителей, второй по старшинству сын Ян Гуан. Он успел неплохо проявить себя, будучи наместником в южных областях, особенно в сглаживании противоречий между уроженцами Севера и Юга. Достигал он этого своим довольно мягким правлением, а также за счет того, что все знали его как большого почитателя южной культуры: Ян Гуан успешно пробовал кисть и в прозе, и в поэзии. Южанкой была его жена, обладательница немалого поэтического дара.

Ян Гуану и достался престол, когда в 604 г. скончался его отец – как было убеждено немало современников, при активном сыновнем содействии (мать ушла из жизни двумя годами раньше).

* * *

Став Сыном Неба, Ян Гуан (правил в 604–618 гг.) во многом придерживался отцовской линии – правда, проявилось, что это человек несколько иного, менее серьезного склада. Склонный, в частности, к внешнему эффекту.

Немалой его заслугой было введение «придворного» экзамена на ученое звание цзинь-ши – «продвинувшегося мужа». В отличие от просто «ученого мужа» шэньши, «продвинувшийся» должен был еще и выказать особый дар на экзамене по литературе. Обладание этим званием немало значило при назначении на высшие должности и присвоении высоких чиновных рангов.

К разряду развернувшихся во время правления Ян Гуана гигантских строек в первую очередь следует отнести Великий канал, протянувшийся от лежащего к югу от Янцзы Ханьчжоу до современного Пекина, расположенного намного севернее Хуанхэ. При его строительстве использовались старые каналы, реки и озера, прорывались на огромную длину новые русла, сооружалось множество шлюзов. По этой трассе можно было безопасно перемещать грузы, в первую очередь доставлять рис из производящих его южных районов на Север, а при необходимости можно было быстро перебросить войска.

На великой стройке трудилось не менее миллиона китайцев. Из-за нехватки рабочих рук к трудовой повинности впервые стали привлекаться и женщины. Уклоняющихся от работы могла постигнуть смертная казнь, нерадиво трудившихся тоже ждали суровые наказания.

Когда беспримерная водная магистраль, связавшая Север и Юг, была завершена, по ней отправился в торжественное плавание растянувшийся почти на сотню километров императорский кортеж. С палуб нарядных кораблей можно было любоваться на проложенные вдоль берегов обсаженные деревьями дороги, на которых через ровные промежутки были устроены почтовые станции. Рядом со станциями местные губернаторы возвели павильоны для приема и угощения дорогих гостей: кто сумел угодить склонному к капризам императору, получал титул и щедрую награду, проявивших скупость и отсутствие вкуса могла постигнуть кара – кто-то даже лишился жизни. Повелителю Поднебесной уютно было и в собственных плавучих апартаментах: это был четырехпалубный корабль длиной около 70 метров, с двумя огромными парадными залами. Великий канал затмевал все другие подобные сооружения, но не был единственным: создание широкой сети рукотворных водный путей началось еще при Ян Цзяне.

Ян Гуан перенес столицу в Лоян. Его отстраивало еще больше народа, чем трудилось на канале. Заселен он был с характерным великодержавным апломбом и уже знакомой нам по некоторым прошлым правлениям бесцеремонностью: десяти тысячам знатных семейств было приказано обосноваться по соседству с императорскими дворцами. Впрочем, на новом месте им было не скучно: роскошные чертоги поражали великолепием, парки были разбиты с размахом, не уступающим ханьскому, и не меньше вмещали в себя редкостных животных, растений и всяких затей – жизнь текла в подобающем столице великой империи ключе.

Усовершенствована и удлинена была Великая стена – что с практической точки зрения было вполне оправдано. Здесь тоже пришлось попотеть не меньше чем миллиону подданных. К тому времени вдоль всей северной границы Поднебесной сложилось два мощных союза тюркских племен – западный и восточный каганаты. Особенную опасность представлял восточный, занимавший немалую часть современной Монголии. Ян Цзяню во времена, когда он еще недостаточно утвердился на троне, приходилось даже признавать свое подчиненное положение по отношению к повелителю варваров. Потом об этой слабости постарались забыть, но китайской дипломатии по-прежнему приходилось идти на всякие ухищрения, чтобы избежать агрессии: трех столетий было достаточно, чтобы прочувствовать, чем она может обернуться. Нелишним было изъявление дружеских чувств на самом высоком уровне: во время одного из северных путешествий императора состоялась его встреча с тюркским каганом. При этом произошел необыкновенно щедрый обмен дарами: китайский владыка преподнес своему степному собрату тринадцать тысяч локтей лучшего шелка, а тот ответил табуном в три тысячи прекрасных лошадей.

На восточном направлении Поднебесная вела себя по-другому. Если с Японией отношения носили пока культурно-цивилизаторский характер, в небольшом объеме велась торговля, то с корейскими государствами проблемы решались на поле боя. Правительство Поднебесной желало, чтобы Желтое море стало внутренним китайским, ради чего пыталось завоевать северокорейское Когуре и Пэкче на юго-западе Корейского полуострова. Трижды совершались большие и трудные походы, и трижды китайские армии постигали неудачи.

Эти поражения обернулись немалыми внутренними проблемами. В прилегающих к зоне боевых действий Шаньдуне и Хэнани образовались многолюдные скопища дезертиров и сбежавших перевозчиков грузов, которые, поразбойничав по мелочи, учредили собственное царство, государем которого, следуя по стопам Лю Бана (основателя Хань) стал бывший сельский староста, потом воин Доу Цзяньдэ.

Стоило только начать – восстания занялись по всей Поднебесной. Народное недовольство зрело давно и успело перерасти в озлобленность. Грандиозные созидательные проекты, вызывавшие восхищение последующих поколений, оборачивались для современных им китайцев тяжкими лишениями, удлинением трудовой повинности, которая стала не слаще каторги, ростом налогов.

С императором тоже не все было ладно. Казнив трех лучших советников, он окружил себя откровенными прихлебателями. Один из вельмож набрался храбрости высказать свое мнение о творящемся при дворе и в империи – и был забит насмерть палками прямо в Зале приемов.

Прожив, по примеру родителей, всю жизнь с единственной очаровательной женой-южанкой, Ян Гуан пустился во все тяжкие (впрочем, это, опять же, по свидетельствам позднейших китайских историков, никогда не благоволившим к Сынам Неба, утратившим Мандат. Зато 6 тысяч красоток в гареме – это в порядке вещей. Если тебя не свергли, разумеется).

В 615 г. один маг предсказал повелителю, что ему следует ждать беды от человека по имени Ли – он может прийти ему на смену. Ян Гуан принял угрозу всерьез и расправился со всем родом заслуженного полководца Ли: он сам и тридцать два его родственника были казнены, остальные сосланы в самые дальние края. Уцелел только родственник императора по материнской линии Ли Юань, князь Тан, бывший тогда наместником в Тайюане – он был всецело предан императору и не вызывал ни малейших подозрений.

Если уж верить, так верить надо до конца, а не на 97% – даже дурацким предсказаниям. Ли Юань, в чьих жилах текла кровь нескольких степных царей, поднял в 617 г. армейский мятеж, и к нему тотчас же пристало несколько тюркских вождей со своими всадниками. Вскоре была захвачена Чан-ань. Император бежал на хорошо знакомый ему Юг, надеясь найти поддержку – но был убит стражниками в одном из своих тамошних дворцов, в павильоне для купаний.

А Ли Юань, князь Тан, стал основателем великой династии, которая под именем Тан и вошла в историю.