Текст книги "День лошади. (Сборник)"

Автор книги: Алексей Коркищенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 6 страниц)

Интересные каникулы

Наташа окончила первый класс похвально – на четверки и пятерки. Конечно же, родители были очень рады. Мать сказала:

– Молодец, Наташенька, постаралась! А теперь у тебя каникулы, теперь можешь отдохнуть и отоспаться за весь год.

– Да ты что, мама! – возмутилась Наташа. – Не хочу я ни спать, ни отдыхать. Что я – старушка?.. Я буду помогать тебе выращивать утят.

– Не выдумывай, – возразила мать. – Как-нибудь без тебя обойдусь.

– А вот и не обойдешься! – заупрямилась Наташа и пошла с матерью на утиную ферму.

Колхозная утиная ферма находилась за хутором у широкой и неглубокой старицы – забытого притока реки. Утят там было – считать не пересчитать! Белая пена на воде, если смотреть сверху, с высокого обрыва.

Пришла Наташа на ферму и вместе с матерью стала разносить мешанку по кормушкам, а потом обратила внимание на хромоногих утят. Ковыляли они по двору с жалобным писком. Худые, грязные. Их обижали здоровые утята, щипали и отталкивали от кормушек. Собрала Наташа их в подол и сказала матери:

– Отдай мне этих утят.

– Нашла игрушки?.. Мы их будем списывать.

– Зачем же их списывать?! Они ведь живые. И не играться я буду с ними, а выращивать.

– Толку-то с них все равно не будет. Видишь, квелые они. Не оклемаются. Зря только корм переводят.

– Мало они едят – такие тощие. Они голодные, – протянула Наташа жалобно. – Легонькие, совсем пустые… Отдай, мама, я их покормлю хорошенько.

– Ох, забирай! – мать махнула рукой. – Знаю тебя – от своего не отступишься. Все равно не будет с них проку. Передохнут…

– У меня не передохнут! – заверила Наташа.

Пристроила она утят в птичнике, где зимой жили утки-несушки. Вот с того дня и начались у нее интересные каникулы – стала Наташа утятницей. Задала она работы зоотехнику Ивану Климовичу. Он приехал предупредить птичниц, чтобы приготовились принять новую партию утят из инкубатора, а Наташа затащила его к своим подопечным.

– О-ё-ё, да они же у тебя все инвалиды! – удивился он. – И почему они такие уж чересчур зеленые?

– Я их лечила… Зеленкой мазала, – нехотя призналась она.

– Вот как! – Иван Климович с интересом оглядел ее. – А почему ты вся поцарапанная? Опять с Антоном дралась?

– Нет, сегодня не дралась. Это я в терне поцарапалась. Жуков там ловила…

– Каких жуков? Зачем?

– Да тех – серых, волосатых… Утята здорово их едят.

– Эге-ге! Жуки для них полезны, это верно, но разве прокормишь их жуками? Это такая братва – черта полосатого съест, не то что жука. Вот привезем на ферму еще двадцать тысяч утят, слабеньких у тебя прибавится, что тогда будешь делать? Чем будешь их кормить?

– Так я же им еще мешанку даю! – Наташа показала в угол сарая, где стояло сосновое корытце. В нем была замешена дерть пополам с мелко покрошенной травой. – Я получаю для них продукты.

– Ну, тогда все в порядке!

Зоотехник собрался было уходить, но Наташа придержала его за рукав.

– Иван Климович, лекарства принесите для утят.

– Какого лекарства? – Он лукаво улыбнулся.

– Сами не знаете, какого? – Наташа нахмурилась. – Такого, чтоб они быстро поправились, выздоровели.

– Ладно, ладно, не сердись. – Иван Климович погладил ее по голове. – Принесу лекарство.

Он ушел, а Наташа сказала утятам:

– Ну, милые мои, слыхали, как я поговорила с Иваном Климовичем?.. Он человек хороший, симпатичный, правда?

Утята, вытягивая шеи, что-то отвечали ей доверительно, и голоса их были похожи на перезвон хрустальных шариков.

Наташа вдруг подумала об Антоне, вздохнула и поделилась с утятами своими заботами:

– Жалко мне Антона. Совсем от рук отбился. Мать и отец его в животноводстве работают, весь день на ферме, дед старый, не справляется с ним… Хулиганом становится парень. По садам и огородам лазит. Ко мне цепляется, дразнится… Учительница наказывала мне: «Контролируй Антона, Наташа!» А как его контролировать? Я на работе, а он где сейчас?.. Что мне делать с ним, не знаю. Может, еще раз отлупить его?.. Ну, ладно, я пойду, а вы тут без меня не шалите.

Наташа положила одного утенка со сломанной ногой в подол и, прикрыв дверь сарая, пошла домой. Она шла по песчаной косе, озабоченно думая о том, как вылечит сломанную ногу утенка. Вдруг перед ней хлопнул о песок ком глины. Наташа вздрогнула от неожиданности и подняла голову. Наверху, на краю обрыва, сидел Антон.

– Эй ты, знаменитая утятница, как поживают твои калеки? – крикнул он. – На выставку не собираешься с ними?

Вот так он всегда задирает ее, а она не терпит, дерется с ним. Попался бы он ей сейчас в руки, она бы показала ему «калек» и «знаменитую утятницу». Она бы сделала ему «выставку», долго бы помнил! Сидит на обрыве и храбрится, трус.

– Вот я тебя поймаю, я тебе покажу! – грозит Наташа, хотя ей, правду сказать, сейчас совсем не хочется ругаться с ним – и без того у нее забот полон рот.

– По-ду-ма-ешь, страшно как! – презрительно тянет он и снова бросает ком глины.

Она нагибается, прикрывая собой утенка, и в ужасе кричит:

– Да у меня же утенок! У него нога сломана!

Это прозвучало так, как если бы она сказала: «Да я же стеклянная, ты меня разобьешь!»

Антон, пораженный необычной интонацией ее голоса, спрашивает мирно:

– А что ты будешь с ним делать?

– Перевяжу бинтом, – охотно поясняет она.

– Эх ты, врачиха! Ничего у тебя не получится. Ты меня пригласи, я покажу тебе, как лечить переломы.

Очень хочется Антону, чтобы Наташа пригласила его. Надоело ему ссориться с ней. Правду сказать, он завидовал Наташе и злился, что она без него выращивала утят.

– Ладно, пойдем, только ты не очень хвастайся, – согласилась Наташа.

– А я не хвастаюсь, я знаю, меня дедушка научил.

И верно, знал Антон, как надо лечить сломанную ногу утенка: вырезал ножиком две деревянные пластинки из бузины, приложил их к ней, подмостив ваты, и скрепил лентой.

На следующее утро Наташа и Антон вместе пошли на ферму. Утята уже выглядывали из-за перегородки – просили есть. Антон налил свежей воды в поилки, а Наташа подмела в сарае. Затем они приготовили мешанку и разложили по кормушкам. Утята жадно хватали ее своими «черпаками» и, приседая, бежали к поилкам, которые Антон с умыслом отставил в сторону. Глотнув воды, они наперегонки возвращались к корму.

– Вот вам и утренняя физзарядка! – сказал Антон со смехом.

«Башковитый парень!» – подумала Наташа, но вслух этого не сказала, чтоб он не зазнавался.

Вскоре во двор заехали три автомашины. Они привезли утят в ящиках. Иван Климович, выйдя из кабины, подозвал Наташу, подал ей два пузырька и бумажку.

– В этом – пенициллин, а в этом – марганец. Тут написано, как пользоваться ими.

Увидев Антона около сарая, он удивленно спросил:

– А что тут Антон делает?

– Он работает со мной.

– Неужели?.. Ну и как, справляешься ты с ним?

– Справляюсь, а как же!.. Я с ним ласково. – Наташа, подумав, добавила: – Он парень работящий.

– Работящий?! – поразился Иван Климович. – А я не знал этого… Значит, вы больше не ссоритесь?

– Некогда нам ссориться, работы много.

– Это хорошо. Но ты смотри, не обижай его.

– Да как же я могу обижать его. Иван Климович! – с укором сказала Наташа. – Он же теперь мой подчиненный.

– Ах ты, молодчинка какая! – Иван Климович, высокий плечистый человек, присел на корточки, взял ее крепенькие ладони в свои, ласково потряс. – Знаешь что, Наталья Ивановна, когда ты вырастешь, мы тебя поставим заведующей фермой. Хорошо?

– Ладно! Разве я против? – Наташа рассмеялась.

– Ну, пошли, хозяйка, выгружать утят.

Из этой партии утят Наташа и Антон отобрали почти сто слабых и больных. А один утенок оказался без лапки – ее, наверно, откусила крыса.

– Я ему сделаю лапку из резины, – сказал Антон.

До обеда они устраивали утят в своем птичнике. Антон принес для новеньких сочной травы, а Наташа растворила немного пенициллина в воде и замешала в ней корм. Крошки марганца она бросила в поилки. Утята пили розовую воду с удовольствием.

Прошло несколько дней. Утята поправились. Аппетит у них рос. И однажды, отобрав пятьдесят наиболее крепких утят, ребята погнали их на прогулку в небольшой тихий заливчик. Подобрав платье, Наташа бродила у берега. Антон сидел на коряге и задумчиво разглядывал резиновую трубку: соображал, как сделать из нее протез для утенка.

Вдруг в заливчике раздался сильный всплеск. Утята отчаянно запищали и бросились врассыпную. Вода забурлила, пошли круги. Антон и Наташа недоуменно переглянулись, не понимая, что произошло. Но вот из воды показалась чья-то черная усатая пасть, в мгновение ока хапнула жалобно пискнувшего утенка и скрылась. Снова всплеснулась и забурлила вода, а утята в тревоге высыпали на берег.

Наташа вцепилась в Антона, в испуге прошептала:

– Что это?

– Сом это, – сказал Антон, поднимаясь. – Бандюга! Ну, я ему!..

Они посчитали утят. Было пятьдесят, стало сорок восемь. Двух утят как не бывало.

– Что же теперь делать, Антоша? – сказала Наташа со слезами на глазах. – Он так всех наших утят перетаскает.

– Гони утят на ферму, а я схожу за удочкой. Повадился сом, теперь не отстанет. Надо поймать его.

Наташа гнала утят и расстроенно думала: «Иван Климович небось скажет: не могла сома отпугнуть, солоха! Доверили раззяве утят выращивать». Если бы она знала, что сомы такие наглые, то стояла бы в воде с палкой и стерегла утят.

Когда Наташа вернулась к заливчику, Антон уже готовил рыболовную снасть. Он наживлял кусок старого сада на большой острый крючок. А крючок был привязан к капроновому шнуру.

Наташа хмуро следила за ним.

– Не распускай нюни, – сказал Антон. – Я его все равно поймаю, паразита! Я знаю, как ловить, меня дедушка научил.

Размахнувшись, Антон забросил снасть подальше в воду. Конец шнура подал Наташе, шепнул:

– Держи и сиди тихо, а я буду бульчать. Дедушка говорил: надо бульчать, тогда сом придет.

Он лег на живот и, вытянув губы, стал дуть в воду. Булькало замечательно. Наташа держала шнур, боясь пошевелиться, – она очень волновалась. Так прошло минут десять. Антон продолжал «бульчать». Вода в заливчике стояла тихо. Наташа напряженно всматривалась в глубину. Ей показалось, будто там метнулась какая-то тень. И вдруг шнур медленно пополз по илу.

– Гляди, Антоша! – шепнула Наташа.

Он приподнялся на руках, взглянул на оживший шнур, сказал:

– Попускай, попускай.

Она попустила шнур, и он тут же резко натянулся. Антон вскочил, намотал шнур на руку и сильно дернул.

– Взял! Взял! – крикнул он. – Тяни, Наташа!

Они напряглись, уперлись ногами в корягу. Сом рванулся, ударил хвостом. Вода фонтаном брызнула вверх, бухнуло, как из ружья.

– Тяни, Наташа! Тяни! – кричал Антон в азарте.

Они потянули что было сил. Шнур больно врезался в руки. Протащили сома немного. Он рвался и бил хвостом как бешеный. Вода кипела и пенилась в заливчике. Потом сом неожиданно успокоился.

– Сильный, наелся утят. Давай и мы чуток отдохнем, – сказал Антон, тяжело дыша. – А потом ка-ак рванем!.. И выволочем на берег.

Отдохнув немного, снова потянули сома, но тот словно за корягу зацепился – ни на сантиметр не подвигался.

– Сом уперся мордой в дно – вот такие дела! – с досадой сказал Антон. – Видишь, хвост выставил?.. Что же делать?.. Он же сейчас уйдет… Оборвет губу и уйдет. – Он огляделся, поднял сучковатую палку. – Наташа, ты держи леску. Крепче держи, а я пойду к нему…

– Антоша, не ходи! – взмолилась она. – Я боюсь…

– Ты держи шнур, я тебе сказал! – строго повторил Антон. – И натягивай, как следует, не попускай. Когда я его тресну палкой, ты сразу дергай. Ясно?

– Ясно, – ответила Наташа, облизывая пересохшие губы – от волнения.

Держа наготове палку, по-журавлиному ставя ноги, Антон тихонько побрел к сому. Тот сильно двигал хвостом. От него по заливу уходили крутые круги. Антон с размаху хлопнул тяжелой палкой по хвосту. Разбойная рыба вскинулась над водой, будто хотела разглядеть, кто ее ударил, с огромной силой бухнула хвостом и свалила Антона.

Наташа растерялась, закричала что-то и не дернула вовремя леску. Сом все вскидывался и бил хвостом. Антон никак не мог встать на ноги. Он забарахтался во взбаламученной воде, захлебываясь, но не выпустил палку из рук. Вдруг почувствовал, как острые мелкие зубы впились в ногу, судорожно дрыгнул другой ногой, попал в мягкий холодный живот сома и освободился, поднялся. И в это мгновение, наконец-то, дернула шнур перепуганная Наташа. Широкая плоская голова речного хищника показалась на поверхности. Антон с силой опустил на нее палку. Сом замер и всплыл животом вверх. Не мешкая, Антон схватился за шнур и закричал:

– Тяни, Наташа! Тяни!..

Они торопливо выволокли сома на берег. Он был большой – больше метра в длину.

– Вот это зверина! – восхищенно сказал Антон. – Он ка-ак даст хвостом, я та-ак и полетел кувырком…

– Ой, Антоша, у тебя кровь на ноге! – вскрикнула Наташа.

Антон мельком взглянул на ногу, небрежно махнул рукой:

– Это сом укусил. Как собака, схватил за ногу, думал, я испугаюсь. Потащим сома к дедушке. Он из него балык сделает. Тако-ой балык будет!.. На всех хватит.

Он просунул палку сому через жабры, и они, горбясь от натуги, поволокли его в хутор. С уважением глядя на Антона, Наташа сказала:

– Ну, Антон, а я и не знала, что ты такой!

– Какой такой?

– Ну, такой… отчаянный! – Наташа замялась, подумав, а не чересчур ли она его хвалит. – Ну, и еще работящий… Я теперь тебя очень уважаю.

– Ну, прям-таки… – смущенно пробормотал Антон, не привыкший к похвалам. – Я тебя очень, очень уважаю… Ты такая… боевая. Мне такие девчонки нравятся.

Наташа была рада услышать такие слова от задиры Антона, но, скрывая радость и смущение, сказала:

– Интересно проходят у нас каникулы, правда, Антон?

– Еще как интересно! – подтвердил он и покосился на сома. Тот пялил на него белесый глаз. – А если в заливчике появится еще один сом, я и того поймаю… Нашим утятам будет спокойно.

Сказки Старого леса

Крот Сивый Отшельник

В Старом лесу под землей жил крот Сивый Отшельник. Он не любил показываться на глаза лесным жителям. Возможно, потому, что сам почти ничего не видел, а может быть, потому, что и в самом деле был отшельником. Все время рылся он в темноте, выискивая на ощупь личинки и сладкие корешки.

Но иногда очень скучно становилось кроту под землей. Тогда он замирал в норе, прислушиваясь к голосам и шорохам Старого леса. Слух у Сивого Отшельника был замечательным. Он слышал, как пела и шумела крыльями иволга Желтая Роза, как бродили по кустам и хрустели желудями его враги – дикие свиньи; слышал, как росла трава и звенели паутинки, когда на них падала роса. Многое слышал Сивый Отшельник.

Однажды теплым солнечным утром он не удержался и выполз из норы.

– Чему ты радуешься? Для кого поешь? – спросил он у иволги Желтой Розы.

– Я радуюсь яркому солнцу, синему небу, цветам, что растут на поляне! – восторженно ответила она. – Я пою для всех. Я пою оттого, что люблю все это!

– Разве есть такое, что можно любить? – хмуро удивился он.

– Конечно! – воскликнула Желтая Роза. – Ты только присмотрись…

– Я плохо вижу, – оборвал ее Сивый Отшельник.

– Это, должно быть, оттого, что ты живешь в темноте. Посиди среди цветов на поляне, твои глаза привыкнут к солнечному свету, станут зоркими, и ты увидишь, как красиво все вокруг! – предложила простодушная Желтая Роза.

– Не знаю, что ты называешь красивым, – раздраженно сказал Сивый Отшельник. – Что оно такое – красивое? Это, наверное, то, которое вкусное?

– Нет, нет! – горячо возразила Желтая Роза. – Красивое – это такое!.. Когда ты видишь его, радуешься всему на свете…

– Я радуюсь только вкусному! – прервал ее крот. – Ладно, я посижу, посмотрю, что у вас тут наверху есть вкусного.

– Посиди подольше, а я спою для тебя. – Иволга перелетела ближе к нему.

– Ну, пой, если ты уж не можешь не петь, – равнодушно согласился Сивый Отшельник.

Он уселся на свежем земляном холмике у норы и, отвернувшись от солнца, водил головой туда-сюда, щуря крошечные глаза.

Шло время. Желтая Роза разливалась чудесной флейтой: она старалась, думая по наивности, что Сивый Отшельник прозреет от ее песен, увидит утренний Старый лес, сверкающий в росе, и поймет, что такое красота.

– Ну как, лучше видишь? – спрашивала она после каждой песни.

Крот напрягал зрение, глаза у него слезились, перед ними колыхались, расплываясь, смутные тени. Это раскачивались на ветру цветы. А Сивый Отшельник с досадой думал: «И это Желтая Роза называет красивым?!»

– Лучше вижу! – отвечал он, злясь все больше. – Но ничего вкусного, как ты говоришь, красивого, я не вижу.

– Посиди еще, я спою самую лучшую свою песню, и ты обязательно…

– От твоих песен у меня в голове мутится – ты слишком громко поешь.

Вдруг Сивый Отшельник насторожился. Какой-то огромный зверь, страшно шумя и топоча ногами, шел по лесу, приближаясь к поляне. Жутко стало кроту: на поверхности земли он чувствовал себя беззащитным и беспомощным. Испуганно пискнув, Сивый Отшельник нырнул в нору.

– Куда ты? Погоди! – закричала Желтая Роза. – Это же лошадь идет. Старая добрая лошадь! Она приходит в лес пить родниковую воду и есть траву. Смешной, пугливый Отшельник, лошади испугался! Лошади кротов не едят… Вернись!

Забившись глубоко под землю, Сивый Отшельник долго приходил в себя. Бранился: «Дурень, послушался совета глупой Желтой Розы, перегрелся на солнце и совсем испортил глаза… Все наврала она про красивое! Ничего там наверху вкусного нету!»

Приключения Коричневого Пройдохи

Хозяин Желтого ерика, свирепый рак Стальные Клещи, отец пяти тысяч двухсот тридцати семи сыновей и дочерей, выбросил на берег жука-плавунца, которого не зря прозвали Коричневым Пройдохой. Жук опасно проказил и обижал рачат, катаясь на их спинах.

Коричневый Пройдоха треснулся о песок и простонал:

– О, Стальные Клещи, разве так шутят, как ты!

На него тотчас кинулись с дерева три трещотки, три бездельницы сороки: Терка-Перетерка, Крячка-Раскорячка и Тыр-Пыр-Растопыра. Самая проворная из них, Терка-Перетерка, схватила Коричневого Пройдоху, положила на пень, чтобы расклюнуть его броню и полакомиться.

– Не торопись, не торопись, Терка-Перетерка! – затрещала Крячка-Раскорячка. – Я первая увидела жука, и я его съем!

– Зря стараешься, зря кричишь! – затараторила Тыр-Пыр-Растопыра. – Не будь я Тыр-Пыр-Растопырой, если не съем этого жирного жука!

И она, растопырив крылья и хвост, полезла в драку.

– Прочь, прочь, прочь! – прострочила Терка-Перетерка, идя на них грудью и щелкая клювом.

Коричневый Пройдоха лежал на спине и беспомощно сучил ногами, пытаясь перевернуться и удрать от сумасшедших трещоток. Но тяжела была броня на спине, не мог жук встать на ноги и развернуть крылья – не за что было зацепиться ему. Потому и лежал он на пеньке, как приклеенный.

– Пш!.. Пш-ш!.. Проклятые балаболки! Лучше бы они меня съели! Ох, беда, задыхаюсь!..

Сороки, забыв и о жуке, и о причине ссоры, ругались и дрались уже посреди поляны.

Подняв глаза к небу, Коричневый Пройдоха увидел Мрачного Мудреца, старого ворона. Тот неподвижно сидел на ветке дуба и казался черным наростом на ней.

– Послушай, Мрачный Мудрец, – прошептал жук-плавунец. – Спаси… Я, Коричневый Пройдоха, умею быть благодарным…

– Мрак! – ответил ворон и мудро покачал головой. – Врак! Как ты, ничтожный жук, сможешь отблагодарить меня, Мрачного Мудреца?

– Каждый день я буду дарить тебе на обед серебристую жирную тарань, – выдохнул из последних сил Коричневый Пройдоха. – Спаси-и, высыхаю…

– Дар? Тарань?

Мрачный Мудрец вспомнил, что жук-плавунец, несмотря на свою ничтожную величину, мог загрызть даже большого сазана.

Покинув дерево, он взял в клюв умирающего Коричневого Пройдоху и полетел к Желтому ерику.

Терка-Перетерка, Крячка-Раскорячка да Тыр-Пыр-Растопыра спохватились, но поздно. И подняли тарарам на весь Старый лес. Ругали Мрачного Мудреца:

– Мудрый дурак! Грак! Брак! Мрак!

Старшина Старого леса, могучий старый дуб, видавший сто тысяч золотых зорь, вздохнул и тихо прошептал:

– Шумите? Смешные!..

Тайна воробьиных сборищ

Приметили жители нашего города: по вечерам на главную улицу зачем-то слетаются воробьи. Чаще всего это бывало поздней осенью и зимой перед большими морозами. Облепив деревья большими стаями, воробьи вначале негромко и спокойно переговаривались, а потом поднимали отчаянный гвалт и затевали драки, не обращая внимания на прохожих.

Что за подозрительные собрания они проводят? О чем так яростно спорят? И вообще, а не замышляют ли они чего-нибудь против человека? Над этим задумывались многие юные и пожилые натуралисты. Однако тайну воробьиных сборищ посчастливилось разгадать только Мите Веденееву.

Это произошло однажды вечером после холодного дождя. С багрового неба северный ветер сметал подмороженные лохмотья разорванных туч. Митя, поеживаясь, стоял около продовольственного магазина под старой акацией, дожидаясь прилета воробьев.

– Эй, мальчик! – вдруг кто-то окликнул Митю. Странный, будто бы механический, голос донесся откуда-то сверху.

– Ой, кто это сказал?! – Митя испуганно отскочил от стены и, подняв голову, увидел ворона, сидевшего на карнизе дома.

– Это сказал я – ворон Мрачный Мудрец, – ответила птица.

– Не может этого быть!

– Может, Митя, вполне может, – сказала птица и мудро покачала тяжелой головой.

– Такого не бывает, чтобы птицы разговаривали!

– Хра-хра-хра! – засмеялся ворон. – Еще как бывает! Я много прожил. Мне двести семьдесят три года. Я много знаю и многое могу.

«Наверно, я сплю и мне все это снится!» – подумал Митя в смятении.

– Нет, Митя, ты не спишь, и я тебе не снюсь. Я существую на самом деле и лечу из Старого леса на Кавказ проведать старшего брата. Здесь у меня остановка. Я набираюсь сил у продовольственного магазина вот уже несколько дней и наблюдаю за тобой каждый вечер. Скажи, Митя, зачем ты приходишь к старой акации? Наверно, хочешь понять, о чем кричат воробьи на своих сборищах!

– Да! – пылко ответил Митя: он поверил в чудо. – Я бы все отдал…

– Тихо, Митя, не кричи. Я помогу тебе, если ты отдашь мне пирожки с потрошками, которые напекла тебе хуторская бабушка. Очень вкусные и питательные пирожки печет твоя бабушка! Я унес один, хра-хра-хра!.. Извини… Понимаешь, ослаб я. Много сил потратил зря, плутал долго, пока попал в ваш город. Сорок лет не летал на Кавказ, а тут все так сильно переменилось: новые моря появились, новые реки, новые дороги – не узнать местность… Так ты согласен, Митя?

– О Мрачный Мудрец, я отдам тебе все пирожки с потрошками и свежего мяса дам впридачу! – без колебаний согласился Митя.

– А не прибавишь ли ты мне ко всему этому еще свои пятерки по географии, а то, знаешь, что-то слабо я стал ориентироваться в пространстве. Как бы снова не сбиться с верного пути.

– Забери у меня все пятерки по географии – я ее заново выучу! – только сделай так, чтобы я понял, о чем говорят воробьи.

– Хорошо, Митя, договорились. Стань к стене, чтобы тебя прохожие не толкали, и крепко задумайся. Забудь, что ты человек. Вообрази себя воробьем. Войди в его положение.

Митя прислонился к стене магазина и стал настойчиво думать, что он – маленькая чирикающая птичка, что ей холодно и голодно, и страшно ей ночевать на морозе. Ему даже удалось вообразить, что на нем не плотная теплая одежда, а легонькие, продуваемые северным ветром серенькие перышки. Не очень-то они его грели! И пальцы на лапках, то есть на ногах, мерзли. Чтобы согреться, Митя попрыгал по тротуару, как воробей, и натолкнулся на женщину.

– Мальчик, где твои глаза? – сердито сказала она.

– Чив-жю-жю! – ответил Митя. Он хотел сказать: «Извините!»

Первые стайки воробьев опустились на старую акацию, приветствуя друг друга, и Митя понял, о чем они говорили!

– Чивет, живцы! (Оказывается, воробьи сами себя называют живцами!)

– Чвир, ты еще жив?

– Жив ли я?.. Жив, жив! Но зябко – жуть! Дожить бы до весны, Чивли, давай подеремся, что ли, погреемся?

– Летим на юг, Чвир, в Гагры, там тепло всю зиму, а?

– На юг! На юг! – закричали молодые воробьи.

– Лететь на юг без вожака, Чивли?! В уме ли ты?.. Мы не долетим – заблудимся.

– Зачем нам вожак, Чвир? Дочикиляем сами. Я поведу! Я знаю дорогу на юг…

– Ты отъявленный врун, Чивли! Дальше колхозного базара ты дороги не знаешь.

– Ах, вон ты как! – И Чивли сцепился с Чвиром.

Засмеялся на карнизе ворон Мрачный Мудрец:

– Хра-хра-хра!.. Легкомысленный, озорной народец!

Новая шумная стайка уселась на ветки акации, и кто-то из новоприбывших громко закричал:

– Живцы! Говорю я – Пыж Пушечный! Вы меня знаете – я живу в танке на площади Гвардейской. Я говорю: мы собрались здесь затем, чтобы выбрать себе вожака и лететь на юг. Слышите, крыши потрескивают? Это идет Большой Мороз! Мы многих недосчитаемся, если не улетим сегодня же.

– На юг! На юг! – раздались голоса.

– Слушайте меня, уважаемые живцы! – хрипло закричал седой от бумажной пыли воробей. – Это говорю я, Архивариус! Я живу в отдушине городского архива, я!.. Не надо лететь на юг…

– На юг! На юг! – закричали молодые воробьи.

– Тихо, желторотые! Пусть говорит Пыж Пушечный, – сказал Чвир.

– Живцы, говорю я – Пыж Пушечный! Слушайте меня! У всех организованных птиц есть вожаки, которые ведут свои стаи на юг. Давайте же и мы наконец-то организуемся и выберем себе вожака. Выбирайте меня вожаком, я вас поведу!.. Я самый опытный, самый сильный, самый мудрый!..

– Какой из тебя вожак?! Ты машинным маслом пахнешь! – перебил его бесхвостый воробьишка и перекувыркнулся в воздухе. – Смотрите, каков я!.. Я самый талантливый, самый бойкий. Я Жюль Циркач! Я живу в цирке. Львы и тигры – мои друзья! Выбирайте меня вожаком!

Воробьи заговорили вразнобой.

– Не надо нам никаких вожаков, нам и своих вожачков достаточно! – насмешливо сказал кто-то.

– Кто это сказал?! – задиристо спросил Жюль Циркач. – Сейчас надеру загривок.

– Не важно кто. Важно, что я не полечу никуда из родного города. Людям без нас зимой будет скучно…

– Очень мы им нужны!

– Я тоже остаюсь! Люди нас накормят, не дадут пропасть, – это сказал Чвир.

– Дождешься от них! – Это сказал Чивли. – Они кормят только надутых жирных голубей, а нас отовсюду гонят, мальчишки швыряют в нас камни, кричат: «Вора бей! Вора бей!..» За что они нас так?! Мы лишнего не берем…

– Глупый, мы не берем, мы – подбираем.

Крик на акации нарастал:

– Остаемся! Как-нибудь отобьемся от Большого Мороза.

– Тихо, живцы! Пыж Пушечный, наведи порядок!

– Летим на юг! На юг!

– Уважаемые живцы, послушайте меня! – надрывался Архивариус. – Я тут самый старый и знаю прошлое. Я говорю: кончай болтовню, мы все равно не полетим на юг. Мы тысячу лет выбираем себе вожака и никак не может выбрать его. Мы тысячу лет уже не летаем на юг. Мы разучились далеко летать…

– Заткнись, ты, пыльное чучело! – пискляво закричали молодые воробьи. – Живцы, не слушайте его!.. На юг! В Гагры!.. Большой Мороз близко. Пусть вожаком будет Пыж Пушечный! Он самый отважный! Он самый…

И тут такое началось! Живцы, то есть воробьи, закричали каждый свое, стараясь перекричать друг друга:

– На юг! Подальше от Большого Мороза!

– Я поведу вас!

– Нет, я! Я самый отважный! Самый….

– Голосуйте за меня! Я самый-самый!..

– Тихо, живцы! Послушайте меня…

Но никто никого не слушал. Все кричали. Одни пытались навести порядок, другие превозносили собственные достоинства и призывали выбирать вожаком именно их. Шум стоял оглушительный. Дело дошло до всеобщей потасовки. На плечи и шапки прохожих посыпались перья. Воробьи подрались, хорошо разогрелись и уснули на ветках. Так и не выбрали они себе вожака в тот вечер.

– Эх вы, живцы! – огорченно сказал Митя. – За тысячу лет не можете договориться. Ну и дисциплина у вас! Вам бы нашу классную руководительницу.

– А ты, оказывается, парень с воображением! – услышал он голос Мрачного Мудреца и посмотрел на карниз. Но ворона там не было. Около Мити стоял пожилой горбоносый человек и улыбался. – Ну что, понял, о чем кричали воробьи? – Он приятельски похлопал Митю по плечу и пошел прочь.

Митя ошеломленно смотрел ему вслед. Кто этот странный человек? И куда подевался ворон Мрачный Мудрец?.. А был ли ворон на самом деле?

Как бы там ни было, вернувшись домой, Митя тайком вынес на балкон тарелку с мясом и бабушкиными пирожками. Утром, проснувшись, сразу же кинулся на балкон: тарелка была пуста! Но самая интересная штука состояла в том, что из Митиного дневника исчезли пятерки по географии. На их месте стояли тройки. Митя не стал горевать о пятерках да и вообще задумываться над этой удивительной историей. Главное, ему удалось разгадать тайну воробьиных сборищ.

Воробьи по-прежнему собираются на главной улице нашего города перед большими морозами. Но теперь мы знаем, зачем они собираются. Митя рассказал нам: воробьи хотят выбрать себе вожака, чтоб он увел их на юг. И они опять не смогут выбрать его и не улетят из города зимой. И это хорошо, потому что нам, людям, и в самом деле в эту пору года было бы очень скучно без воробьев. Не правда ли?