Текст книги "Просто мы разучились любить (СИ)"

Автор книги: Александра Соколова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 9 страниц)

– Всё, дамочки, начинаем, – скомандовала, наконец, Лёка и вместе с Ксенией пошла к кулисам. Валентин унесся в диджейскую и через несколько секунд на фоне громкой музыки зазвучал его голос:

– Дамы и господа! Клуб «Прометей» представляет: шоу-программа «Искушение». Елена Андропова и Ксения Мальсон! Встречаем!

Девушки услышали звук аплодисментов, а следом – фонограмму с собственными голосами:

– Ксюшенька, и что мы сегодня будем делать?

– А что бы ты хотела сегодня делать, Лёлечка?

– Шоу… Сегодня мы будем делать шоу!

Это была их «визитная карточка» – диалог звучал перед началом каждой программы. В последнее время публика стала реагировать на него смехом.

Но задумываться было некогда – зазвучала музыка группы «Дискотека Авария» и девушки выскочили на сцену.

– Новый год к нам мчится… Скоро всё случится… Сбудется что снится…

Как сумасшедшие, дед Мороз и Снегурочка скакали по сцене, не заботясь особенно о том, как они выглядят. А выглядели по-настоящему смешно, особенно если учесть, что на улице было лето и большинство зрителей было одето весьма легко и фривольно.

– Фух, – отдышалась Лёка, когда музыка стихла и взяла в руку микрофон, – Здравствуйте, детишки! Девчонки и мальчишки!

Ксения ехидно обвела взглядом зал и заметно смутилась.

– Внученька, ну что же ты молчишь? – тем временем надрывалась Лёка, – Поздоровайся с детками.

– Ты дура, чтоли? – для вида прикрывая микрофон на весь клуб пронзительно спросила девушка, – Где ты тут детишек видишь?

– Эээ… Ну, может, они акселераты. Это, знаешь ли, модно в наше время. Во всех отношениях.

– Ага, большой рост, большой кошелек, большой чле… эээ… нос! – Ксения не обратила никакого внимания на смех зрителей и начала говорить дальше.

В «Прометее» они ставили эту программу впервые – но до этого уже сто раз отыграли её в Ростове, Москве и нескольких других городах. Поэтому слова лились легко, и всё, действительно, было похоже на импровизацию.

Суть представления сводилась к тому, что девушки перепутали сценарии и теперь нужно или заплатить большую сумму неустойки или всё же встретить новый год – в июле-месяце.

Новогодние шутки перемешивались с откровенно-пошлыми намеками и взглядами.

– Ксения, а ты знаешь, что в детстве Владимир Ульянов очень любил ходить на детские утренники в костюме снежинки? – спрашивала Лёка, делая вид, что не знает, что сказать.

– Ну и что? – отвечала Ксения, уже устроившаяся внизу у кого-то на столике и попивающая шампанское.

– Да как-то нелепо на фоне танцующих детей смотрелась лысая, бородатая снежинка…

Зрительский смех звучал как песня для Лёки – с каждой минутой она всё добавляла остроты в реплики. Спускалась в зал, беседовала с кем-то из зрителей, ехидничала и – передавала эстафету Ксении.

– Котик, как тебя зовут? – интересовалась та, укладываясь своим роскошным бюстом кому-то на коленки.

– Геннадий, – отвечал полный лысоватый мужчина, не замечая возмущенных взглядов жены.

– Ах, дорогой, ты разбил мне сердце, – обреченно шептала Ксения, поднимаясь на сцену и оставляя мужика в полной растерянности.

– Что такое, Ксюшенька? – Лёка изображала заботу, подходила, гладила по голове.

– Ах, дорогая, этот плут опять разбил мне сердце. Мало того, что нарядился как покемон и выстриг себе волосы на голове, так еще и имя себе придумал – Геннадий. Ууу, крокодилище… Между ног нет ничего, а изображает из себя…

– А что должно быть между ног? – спрашивала Лёка, поглядывая на замершую в ожидании публику.

– Бооольшой и толстенький, твердый… кошелечек с денежками, – закатывала глаза Ксения и улыбалась, слушая громовой смех зрителей.

Всё было как всегда – живо и весело. И дело было даже не в шутках, а в том, КАК они преподносились – игриво, ненавязчиво, с лёгким налетом издевки и ехидства.

Сверкали огни, бесшумно по залу передвигались официанты, и среди них – три новенькие девушки. И наступил момент, когда Лёка приосанилась и объявила:

– Специально для наших дорогих и любимых новый номер! Аплодисменты!

Погас свет. Какое-то время в зале стояла полная темнота. А потом три луча софитов выхватили из мрака фигуры тех самых девушек-официанток. Зазвучала музыка и форменные жилетики начали расстегиваться в такт красивому танцу.

Мужчины, рядом с которыми находились девушки, взвыли от восторга, забыв, что еще недавно эти «подавальщицы» ужасно их раздражали.

Это был момент отдыха для Лёки и Ксюши – пока стриптизерши исполняли свой номер, девчонки убежали за кулисы и наскоро договаривались о следующем блоке представления, прихлебывая между делом вино из высоких стаканов.

Отгремели аплодисменты, девушки-официантки убежали из зала, держа в охапке одежду и на сцену снова вышли бессменные ведущие.

– А теперь, чтобы вы не успели опомниться, новый сюрприз! – провозгласила Лёка, – Для вас танцует очаровательная Мари… И, пожалуй, я тоже посмотрю этот номер.

С этими словами она спустилась в зал и села прямо напротив сцены. А Марина уже выплывала из-за кулис, такая соблазнительная и невинная, всё в том же белом платье…

Первые минуты выступления пронеслись как одно мгновение – девушка была просто воплощением чистоты и света, мужчины в зале не закрывали ртов, глядя на неё.

А потом – понеслось. Свет выхватил из лица Мари самое главное: горящие алчным блеском глаза. Взметнулась белая ткань и девушка начала свой главный танец.

Это было совсем непохоже на репетицию – яркий, законченный номер, полный желания и страсти.

Марина не отрывала взгляда от жестких Лёкиных глаз и ей казалось, что она слышит яростный шепот, повторяющий из раза в раз одно и то же:

– Дешевка… Дешевка… Тебе никогда не дотянуться до меня… Ты смешна…

Взорвав в себе какие-то башни и бастионы, Мари спустилась в зал. Прикасалась к каждому из мужчин, водила сосками по их лицам, но не позволяла целовать. Сама с собой играла роль отвергнутой соблазнительницы, – которую хотят все… кроме главного человека.

А Лёка смотрела, едва сдерживаясь, и почти физически ощущала напряжение девушки, её желание, возбуждение, её страсть.

И вот – финальный аккорд. Ни один номер ни до этого не встречали столь бурными аплодисментами – разве что Лизу… Но это было давно – целых полчаса назад.

Шоу закончилось обычными репликами:

– Ну что, Лёль, повеселили мы с тобой народ?

– Это скорее народ повеселил нас.

– А как ты думаешь, что будем делать завтра?…

– Даже не знаю… Хотя…

Девушки шли к кулисам, спиной к зрителям и беседовали как будто между собой. А потом вдруг обернулись, улыбнулись хитро и сказали хором:

– Шоу… Завтра мы будем делать шоу.

И всё кончилось. За сценой их ждал обычный вихрь поздравлений, цветы и шампанское «от мужчины за третьим столиком», улыбающийся Дэн, хмурый Валентин и стайка шумных девчонок, готовящихся выслушать Лёкино «резюме».

Это тоже была своего рода традиция: если всё проходило хорошо, девушка говорила: «Гуляем, народ. Прокатит». Если не очень – «Гулять будем завтра». А если особенно не очень – «Вот надеру вам задницы – будете знать, как фальшивить».

Но сегодня Лёка как будто забыла о том, что должна высказать своё веское слово. Прошмыгнула в гримерку и открыла бутылку вина. Отхлебнула из горла и только тогда заметила испуганные лица, торчащие в дверях.

– Заваливайте, – засмеялась, – Гуляем сегодня. Прокатит.

Радостный визг был ей наградой: все наперебой начали высказывать свои впечатления от шоу, даже Ксения не язвила – поддалась всеобщему настроению.

В этом шуме Мари незаметно оделась в джинсы и майку и подошла к Лёке. Остановилась, пристально посмотрела в глаза и спросила:

– Ну и как я танцевала?

Никто не обратил на это внимания – продолжали общаться, не заметив. А Лёка ухмыльнулась и ответила:

– Неплохо.

– Дорогая, да скажи ты ей уже прямо: пошли трахаться, – раздался откуда-то сбоку ехидный Ксюхин голос, – Что вы как дети сопли развозите?

Мари покраснела. Сильно, яростно – пронзила Лёку взглядом и выскочила из гримерки.

– Ксюха… Ну ты… – угрожающе начала Лёка и побежала следом.

Нагнала она Марину уже на улице. Схватила за плечо, развернула и прижала к себе.

– Ты отлично танцевала. Просто здорово.

– Да неужели? Значит, и ты меня захотела? – пробормотала Мари, избегая пронзительного Лёкиного взгляда.

– Я всегда хотела, – Лёка прижалась губами к губам девушки и опустила ладони на её мягкую попку. Сжала крепко и – выпустила, – А ты? Хочешь?

Вместо ответа Мари языком провела по Лёкиной шее, к уху и прошептала что-то невнятное. А потом взяла за руку и повела за собой…

***

Ксения сидела на холодном песке пляжа. Равнодушно смотрела на чёрную полосу прибоя и теребила в руках сигарету. Она переоделась после концерта в строгие брюки и свитер, но, несмотря на внешнее спокойствие, выглядела уставшей.

Тонкая папиросная бумага легко загорелась от зажигалки, и едкий дым проник в лёгкие.

– Ммм… – промычала Ксения, задерживая дыхание.

Волны поднялись вверх вслед за тонкой струйкой дыма… Еще затяжка… В голове как будто образовалось маленькое облачко, бездумно скользящее по нервам.

Девушка прилегла на песок, сквозь закрытые глаза любуясь звездным небом. На окончаниях век появились картинки нежной лиричной музыки – такой, какую не встретишь ни на одном диске, кассете.

Она чувствовала каждую мышцу своего тела – расслабленную и спокойную, мысленно танцующую в такт той самой волшебной мелодии.

Еще затяжка… Еще… Внезапно Ксении стало грустно: она вспомнила про Лёку. Представила, чем она сейчас занимается и – заплакала.

Медленно, наслаждаясь каждой упавшей на щеку слезинкой.

– Ксюха, ты уже успела, чтоли? – раздался рядом голос, и растрепанная Лёка плюхнулась на песок рядом с девушкой.

И кайф сразу куда-то ушел, снова собрались в комок мышцы, и мелодия ускользнула куда-то в водную даль.

– Зараза… Такую прелесть обломала.

– Это ты о Машке? – ухмыльнулась Лёка и достала из кармана новую сигарету, – Покурим вдвоем?

– Ты её трахнула? Конечно, покурим.

– Трахнула. Дай зажигалку.

– Ну, а раз трахнула – нефиг о ней и разговаривать, – зевнула Ксения и заворожено посмотрела на тлеющую сигарету.

Но то ли анаша была слабенькой, то ли настроение ушло – ни одна из девчонок не получила особенного удовольствия от курения. Разве что расслабились чуть.

– Ксюха, давай сегодня напьемся, – предложила Лёка, выбрасывая остатки сигареты и укладываясь на песок. Теперь они лежали рядом.

– А повод?

– Поводов куча. Но мы без повода.

– Ну, давай… Тебе Жанка завтра не вставит?

– Какая Жанка? – улыбнулась.

– Ах, да… Я и забыла… Ты ж у нас теперь женщина свободная… Это девки еще не знают – завтра в очередь выстроятся.

– Не ехидничай, мы ж одни.

– Привычка… – Ксения равнодушно перевернулась на живот и уперлась лбом в сжатые ладони, – Как ты вообще, Лёль?

– Нормально. А что?

– Знаешь, я иногда думаю, что зря мы уехали из Таганрога.

– Почему? – удивилась Лена.

– К чему мы пришли, Лёк? Денег много, веселья – тоже, угар сплошной. А дальше?

– А дальше ничего. Я не хочу об этом думать. Идем пить?

– Погоди… Ну а как тебе Машка-то?

– Ничего особенного. Как думаешь, стоит ей денег дать?

– Ха, – Ксения задумчиво посмотрела на свои пальцы и ухмыльнулась, – Не давай, подожди, пока сама попросит.

– Думаешь, попросит?

– Ну, все остальные же просили.

– Да… Ксюха, пойдем уже? А то холодно…

Они разговаривали, не зная, что буквально в ста пятидесяти метрах от них в маленькой кафешке сидят Мари и Лиза и обсуждают почти то же самое:

– Ну и как? Есть что отметить? – Лиза вульгарно обхватывала край бокала полными губами и шумно отхлебывала вино.

– Всё было, как ты и сказала. Как думаешь, она теперь повысит мне зарплату? – Мари ковырялась вилкой в салате и с отвращением смотрела на бутылку.

– Вряд ли. Но денег даст, скорее всего. Особенно если попросишь.

– А как попросить?

– Ну, скажи – типа в долг. Она даст и забудет.

– Ладно, завтра попрошу, – девушка всё-таки съела ложку чего-то крабового, поморщилась и достала пудреницу, – А вообще с ней не хуже, чем с мужиками. Даже притворяться особенно не пришлось.

– Зато какая трудная подготовительная работа была, – засмеялась Лиза, – Эх, какие в нас актрисы пропадают.

– Ой, смотри – это же Ксения идёт? – встрепенулась Мари, – И Лёка с ней.

– Да уж… Чья-то морда сегодня будет битой.

– Скорее всего, Ксюхина – Лёка всё же посильнее немного. Интересно, они в клуб или еще куда?

– В клуб, водку квасить. Ладно, дорогая, интересно было с тобой побеседовать, но пойду-ка я домой. И, кстати, учти: второй раз с Лёлькой переспать гораздо сложнее, чем в первый.

– А ты смогла? – с напускным интересом спросила Мари.

– Конечно, – улыбнулась Лиза и вдруг махнула рукой, – А, что уж там… Нет, не смогла. Хотя всегда хотела.

Она встретила девчонок у входа в клуб. Улыбнулась вежливо, пожелала спокойной ночи и шагнула в тихую ночь, улыбаясь о чём-то своём.

А Лёка и Ксения закрылись в кабинете администратора, плотно закрыли дверь – чтобы не слышно было долетающей из зала музыки, и достали бутылку водки.

– Ну что, подруга, за счастье?

– Давай. Не всё ли одно, за что пить…

***

Выползать из сна было тяжело. Но что-то давно и напряженно стучало в затылок, отбивая сладкие сновидения и возвращая в реальность.

Лёка открыла глаза и перевернулась на спину. В синие глаза белым пятном ворвался потолок и свисающие с него мотки фотографических пленок.

– Какой дебил придумал навешивать сюда эту фигню? – выругалась Лена и потянулась за сигаретами. Сегодня похмелья как такового не было – видимо, не так уж много они выпили вчера.

Взгляд на часы. Да и времени не так много, всего-то три часа дня.

Лена прикурила сигарету и устроилась на подоконнике у окна. Посмотрела вниз. И на секунду пронеслась мысль: «А, может, к черту всё? Через стекла – вперед? И посмотреть, что там, за чертой?». Пронеслась – и забылась.

Окурок улетел через форточку на улицу, Лёка спрыгнула на пол и быстро переоделась. Умыла лицо. Полюбовалась своим отражением в зеркале. Снова подошла к окну. Распахнула створки. Посмотрела вниз. Плюнула.

– А зачем это всё? – улыбнулась растерянно. – Ксюха права – что дальше?

А дальше ничего. Литры алкоголя, пьяные лица посетителей, упругие задницы «кордебалета», шустренький секс в кондиционированной прохладе коттеджа. Чье-то тело рядом. Только тело. Не человек.

– Зачем я живу? – удивилась сама себе Лена. – Хватит уже, наверное. Достаточно.

Решение созрело в голове мгновенно. Это не было пьяным бредом, не было необдуманным поступком. Лёка знала, что теперь нужно делать.

Она прошла в ванную, достала из аптечки баночку со снотворным и не задумываясь проглотила горсть таблеток. Потом еще горсть. И еще.

Выбросила пузырек в ведро. Покачиваясь, вернулась в комнату. Прилегла на диван и улыбнулась.

– Прости, мама, – прошептала и закрыла глаза.

11

Кто-то плясал в закрытых зрачках. Танцевал ламбаду или что-то вроде того – знакомого, но полузабытого. Кажется, это был ребенок, то ли мальчик, то ли девочка, то ли вообще нечто бесполое.

– Похоже, что я умерла, – проговорил кто-то в районе переносицы. И стало страшно. Страшно было открыть глаза и увидеть нечто непривычное. И осознать, что ты в аду было тоже страшно.

Тьма накрывала всё сильнее. Укутывала шерстяным одеялом и не давала вздохнуть. Думать не хотелось. Закрытые глаза словно закрывались еще раз – теперь уже навсегда.

И вдруг всё залил свет. Темно-коричневый, цвета молочного шоколада. Он разрезал темень ножиком и прорывался вперед.

– Держись, малыш, – прозвучало в затылке, – Держись. Ты справишься. Давай же, открой глазки. Давай.

Лёка промычала что-то про себя, осознавая, что не издала ни звука. Её веки с трудом приподнялись, впуская в зрачки свет. И она увидела только глаза. Спокойные, карие, теплые.

– Вот так, малыш, – снова голос шептал что-то, – Вот так. Теперь так. Только так.

Веки снова стеной обрушились вниз. Но теперь темнота не была пугающей. Она стала… успокоением.

Новое утро пришло неожиданно. Глаза как-то сами собой открылись и увидели белый потолок.

– Неужели опять нажралась? – подумала Лена и снова закрыла глаза. В районе живота плотным куском гранита поселилась боль. – Твою мать, когда же я брошу пить…

– Малыш, открой глазки, – раздался рядом нежный голос. Он проник прямиком вглубь тела и запульсировал в груди, – Давай, малыш… Ты сможешь.

Удивительно, но веки послушно приподнялись, впуская в зрачки яркий свет. Чье-то лицо расплылось и задрожало, словно изображение на испорченной кассете.

Лёка сжала правую руку в кулак и сфокусировала взгляд.

Глаза цвета переспелой черешни смотрели на неё с незнакомого лица и в них было нечто, что вдруг на мгновение вернуло в душу ощущение детской безмятежности и защищенности.

– Ты кто? – прохрипела Лена. – Я где?

– Ты в больнице, – нежный голос легким ветерком коснулся ушей и растворился вдалеке, – Всё хорошо, малыш. Ты жива.

– Кто ты?

– Меня зовут Саша. А тебя?

– Л… Лёка… – неожиданно звуки вырвались из горла девушки лающим кашлем. От этого усилия тело как будто придавило бетонной плитой.

– А настоящее имя? – снова мимолетная ласка коснулась ушей.

– Лен… Лена…

– Вот и хорошо, – холодная ладошка опустилась на Лёкин лоб и веки сомкнулись удовлетворенно, – Не нужно больше собачих кличек. Елена. Леночка. Малыш… Поспи немного. Тебе это сейчас необходимо.

Так странно… Бывает, что в жизни появляются люди, появления которых ты меньше всего ждешь, на приход которых даже не надеешься.

***

Саша стала для Лёки спасением. Каждый день она появлялась в палате, улыбалась теплой нежной улыбкой и присаживалась на край постели.

От неё Лена узнала, что на самом деле между вечером, проведенным с Мариной и её попыткой самоубийства прошло целых две недели. Эти дни выпали из памяти девушки, растворившись в алкогольном анабиозе.

Саша рассказала, что когда Лёку на скорой привезли в больницу, надежды почти не было – девушка не дышала, снотворное успело впитаться в кровь и дойти до сердца. Но она ожила. И это было чудом.

– Этот подарок тебе сделали только для того, чтобы ты никогда не повторяла своих ошибок, – тепло говорила Саша, сжимая слабую Лёкину ладошку, – Бог дал тебе жизнь не для того, чтобы ты так легко от неё отказывалась.

Лена не могла говорить. Она была еще слишком слаба, и на худом, измученном лице, ярким цветом расплывались все чувства, которые невозможно было облечь в слова.

Саша рассказывала ей о жизни, о любви, о счастье. О том, как много в мире есть замечательных людей, которых Бог при рождении поцеловал в лобик, но они сами не понимают этого.

Она была загадкой. Она ничего не говорила о себе, о своем прошлом и настоящем. Но в огромных карих глазах жила целая вселенная добра и понимания.

Через неделю Лёка потихоньку начала говорить. Делала попытки встать с постели и проходила несколько шагов, ведомая сильным плечом и нежными руками. Её организм постепенно приучался получать еду не из капельницы, а обычным способом, а ноги снова наливались силой.

Первое время в больницу приходили Ксения, Марина, Денис и все остальные. Но Лёка жестом руки просила их уйти. В её сознании не мог ужиться новый – чистый – мир с тем, что было до этого.

– Кто ты? – спросила однажды Лена, когда уже в конце лета они с Сашей медленно прогуливались по больничному скверу.

– Я человек, – улыбнулась женщина, – Разве тебе что-то еще нужно знать?

– Но я хочу! Хочу знать, откуда ты, как ты жила и живешь.

– Зачем тебе это? Такая информация всё равно не даст тебе возможности узнать меня по-настоящему.

– А как я могу узнать тебя?

– Только слушать. И слышать.

И Лена слушала. Иногда она даже не разбирала слов, но особый тембр голоса, звучащий всегда только на одной октаве, объяснял ей больше, чем сотни и тысячи предложений.

– Почему ты в больнице? От чего ты лечишься здесь?

– Я не лечусь.

– Тогда почему ты здесь?

– Здесь мне помогают найти гармонию между душой и телом. Часто бывает, что когда здорова душа – болит тело. И наоборот. Это разрывает связь и делает жизнь иной.

– Разве можно вылечить душу? – удивлялась Лена.

– Конечно, малыш. Но вылечить её можешь только ты сама.

– Но ведь ты мне помогаешь!

– Я могу помочь найти путь, – улыбалась Саша, – Но лечить себя сможешь только ты.

Так – в тихих прогулках и беседах – проходили их дни. Иногда Саша исчезала на несколько часов и Лена знала – ей делают какие-то процедуры, колют уколы. Однажды она спросила медсестру:

– От чего лечится здесь эта женщина?

Но ответа не получила.

Странно – казалось, все в больнице были знакомы с Сашей. Каждому она успевала улыбнуться, сказать какие-то слова или о чем-то спросить.

– Она словно призрак, – думала ночами Лена, водя взглядом по белому пололку, – Призрак, который есть и одновременно которого нет.

Но она не была призраком. Она была живым человеком, который давал каждому так много тепла, что порой казалось – еще чуть-чуть и она просто растает, отдав всё и улыбнется этому.

– Куда ты поедешь когда выпишешься отсюда? – спросила однажды Саша. Они сидели на лавочке в сквере, одетые в свои обычные халаты с наброшенными сверху куртками.

– Не знаю… Я не хочу уезжать.

– Ты хочешь. Просто пока еще не понимаешь этого. У тебя ведь есть место, где всегда тебя ждут и где всегда будут тебе рады?

– Нет… Такого места нет, – сумрачно покачала головой Лена и посмотрела на верхушки деревьев. В её душе было всё так спокойно и хорошо, что не хотелось ничем омрачать это тепло и негу.

– Есть, малыш. Твои мама и папа ждут тебя.

– Откуда тебе это знать? Я ведь не сказала им ни слова когда уехала! Я их не видела очень-очень давно.

– Я знаю, – улыбнулась Саша и обняла Лену за плечи. Девушка сразу согрелась в этих объятиях и сжала в ответ ладонь, накрывшую её руку, – Конечно, они тебя ждут. Ведь ты их ребенок, ты свет в их жизни.

– Я делала им больно.

– Да. И они тоже причиняли тебе боль. Ты стала меньше любить их от этого?

– Нет, – всхлипнула Лена, – Я люблю их, но…

– И они не стали меньше тебя любить, малыш. Поверь, я знаю, они ждут тебя и когда бы ты ни появилась – они будут тебе рады.

– Но я не могу уехать в Таганрог. Там… Лиза.

– Ты любишь её?

– Не знаю… Наверное, нет. Но она меня любит. И с ней мне было хорошо. Так хорошо, как ни с кем до этого.

– Ты любила кого-нибудь в своей жизни, Леночка?

Лёка вздрогнула от этого вопроса. Вынырнула из Сашиных объятий и посмотрела прямо ей в глаза. Синий океан ворвался в этот взгляд и сердце ёкнуло от силы, что была в этом океане.

– Я тебя люблю, – прошептала Лена, – Но я знаю, что у этой любви нет будущего.

– Почему? – Саша ласково погладила девушку по щеке и вытерла след от слез.

– Потому что как только я уеду, то больше не увижу тебя. Я это чувствую и знаю.

– Малыш, неужели любовь, что есть в твоем сердце живет только когда ты видишь меня?

– Нет! – вспыхнула. – Конечно, нет, но…

– Подожди, – мягким движением голоса Саша остановила Лёку, – Глупо думать, что любовь между двумя людьми живет лишь когда они рядом друг с другом. Любовь – более глубокое чувство и оно наполняет твою душу всегда, где бы ты ни была и с кем бы ни была.

– Но я хочу быть рядом с тобой!

– «Хочу» – это не любовь, малыш.

– Я знаю… Саш, я запуталась. Я вижу тебя перед глазами всегда, каждую секунду когда тебя нет рядом. И я всегда чувствую тепло. Иногда это доходит до безумия – я просыпаюсь и ощущаю твою ладонь в своей. Я сошла с ума, да?

– Нет, – женщина снова обняла Лену и легонько погладила её по голове, – Ты не сошла с ума. Ты оживаешь, малыш. И это очень хорошо.

И это было действительно так. Каждое утро Лена просыпалась с улыбкой на лице. Одевала спортивный костюм, разминала мышцы и спешила в соседний корпус на завтрак. Овсянка и жидкий чай казались ей очень вкусными блюдами, и она торопилась съесть всё до капельки, чтобы широкими шагами вырулить в сквер.

Когда бы она ни приходила, Саша всегда была там. И загорались нежным светом глаза, и сжимались ладони, и всё тело наполняла безграничная нежность.

Иногда они сидели на лавочке и Саша пальцем рисовала на Лёкиной ладошке какие-то узоры. Девушка дрожала от каждого прикосновения, каждая дорожка была словно выжжена чем-то родным и близким, любимым, счастливым.

Конечно, в чем-то Лена еще оставалась ребенком. Она частенько убегала из больницы чтобы нарвать на склоне полевых осенних цветов и тайно уложить их на подоконник Сашиной палаты. Сочиняла какие-то бессмысленные невнятицы и, краснея и смущаясь, зачитывала их вслух. Однажды она даже вырезала ножом на лавочке слова: «Вместе. Навсегда».

Саша принимала всё это ребячество с улыбкой. Теплым светом сияющие глаза отвечали Лёке больше, нежели любые слова.

Девушка была счастлива.

12

Время шло. Растворялось словно кубики в бокале с кока-колой и исчезало бессмысленными пузырьками на дне. С концу сентября Лёка окончательно поправилась. Снова налились силой мышцы, снова ноги уверенно начали носить ожившее тело и канули в лету алкогольный невроз и слабость.

И на фоне всего этого упавшими листьями замаячила разлука.

Лена решила вернуться в Таганрог. Она ни разу не задала Саше вопрос, хочет ли она поехать с ней, потому что знала – не поедет. Удивительно, но ни разу за месяцы их знакомства Лёка не думала о сексе, совместной жизни или чем-нибудь в этом роде.

Легкие касания ладоней – вот всё, в чем сосредоточилась её жизнь. Эти прикосновения возносили к небесам и заставляли мысли разбегаться в разные стороны. Впервые в жизни Лена поняла, что это такое – любить.

– Я завтра уезжаю, – прошептала тихонько Лёка и крепче сжала Сашину руку.

– Я знаю, малыш.

Они стояли у окна главного больничного корпуса. Снаружи город уже укутала теплым одеялом ночь. Легкий дождик бился в стекло и расплывался по нему замысловатыми узорами. Было очень грустно, и в то же время тепло-нежно.

– У тебя есть адрес? Я могу куда-нибудь тебе написать?

– Конечно, Лена. Ты можешь написать на адрес больницы. Но только зачем?

– Как зачем? – вспыхнула Лена. Задрожали губы, расширились зрачки. – Я не хочу терять связь с тобой.

– Неужели ты думаешь, что связь между людьми поддерживается письмами? – улыбнулась спокойно Саша в ответ на эту вспышку.

– Не знаю… Так принято…

– Леночка, малыш, не нужно никогда делать так, как принято. Поступай так, как подсказывает тебе сердце. Оно лучший проводник в этом мире.

– Брось, – Лёка потупила взгляд и начала ковырять ногтем краску на подоконнике, – Я часто поступала по велению сердца и ничем хорошим это не заканчивалось.

– А ты уверена, что слушала в те моменты именно сердце?

– Конечно.

– А, может, ты слушала иное? Свои желания, свои страхи, чувство собственного достоинства, логику, разум, или, возможно, собственный опыт?

Лена задумалась. Саша не торопила её с ответом, она лишь положила руку на плечи девушки и легонько поворошила волосы на затылке.

– Ты права, – наконец, прошептала Лёка, – Я слушала не сердце. А чаще всего я слушала свой собственный эгоизм.

– Не вини себя. Мы учимся чему-либо каждую минуту своей жизни. Сами ли, или кто-то нас направляет – не так важно. Важно иное – не повторять своих ошибок.

– У меня их было так много, – в голосе девушки прозвенело отчаяние, – И я не понимаю, почему мне раньше никто не объяснил того, что объяснила ты?

– Не объяснил? – тепло улыбнулась Саша. – Или ты просто не слышала людей?

– Или они плохо объясняли всё же?

– Возможно, и так. Но зачем искать причину?

– Разве причины не важны?

– Нет… Важно то, что получается из этих причин. А почему и как получается – не так важно.

– Знаешь, я иногда думаю… А настоящая ли ты? – Лёка повернула голову и окунулась в Сашин взгляд. – Человек без фамилии, без возраста, без места жительства, я знаю только твоё имя, и ничего больше.

– Ничего? – лукавая усмешка блеснула в зрачках.

– Ничего из того, что обычно люди считают самым главным, – поправилась Лена.

– Да, это правда, малыш.

– А с другой стороны я знаю тебя больше, чем кого-либо другого в своей жизни. Лучше, чем собственных родителей, друзей, любовниц. Это так странно.

– Почему странно? – удивилась Саша и Лёка снова перевела взгляд на темные струи дождя за окном.

– Потому что со мной такого никогда не было. Ты говоришь что-то, а я каждое слово чувствую кожей. Не слышу, а чувствую. И когда ты молчишь – я иногда знаю, что ты могла бы сказать. Это какое-то безумие. И самое страшное, что я не хочу выходить из этого безумия. Я очень боюсь, что завтра я уеду и больше тебя не увижу никогда.

– Леночка…

– Я знаю, знаю! Да, любовь живет и на расстоянии, я знаю, что слово «хочу» тут неуместно, но мне страшно. Ты показала мне как будто совершенно другой мир, в котором я никогда раньше не бывала. Мир светлый, без лжи, без боли, без страданий. И я не знаю, насколько я готова вернуться в реальность.

– Малыш… Правда в том, что нет никакого другого мира. Живи. Радуйся каждому прожитому дню. Встречай ложь, боль и страдания с улыбкой. Потому что всё это Бог посылает нам не случайно. Утопию ты можешь создать лишь в своем сердце. Сама.

– Я знаю, – вздохнула Лена, – Сейчас я чувствую, что почти пришла к гармонии. И сама же себя из неё вырываю. Почему?

– Потому что чувствуешь, что это будет правильно. Ты сможешь учиться и дальше, сможешь научить других – это ли не счастье?

– Научить чему?

– Научить жить, малыш. Просто жить.

– Но разве может один человек научить другого жить?

– Он может помочь увидеть, – Саша повернулась спиной к окну и присела на подоконник. На лице её блуждали тени от смеси света и дождя, – Увидеть, как поступать правильно, как вырастить в своей души целую вселенную любви. Любви ко всему, Леночка, не только к людям. Любви к цветам, к земле, к небу, к каждой маленькой детали жизни.

– Значит, жить правильно – это означает просто любить жизнь?

– Я думаю, что да. Счастье – это взаимная любовь. Жизнь любит тебя. Почему бы тебе не ответить ей тем же? И тогда однажды утром ты выйдешь на улицу и совсем иначе посмотришь на всё, что тебя окружает. И в твое сердце придет покой и радость.

– Я люблю тебя, – несколько мгновений спустя прошептала вдруг Лёка и, сделав шаг, встала перед Сашей, – Я люблю тебя так, словно ты – это всё. Понимаешь?

– Понимаю, Леночка, – женщина нашла Лёкины руки. Их пальцы переплелись, а взгляды встретились. Сердце Лены билось ровно и четко, ни на мгновение не убыстряя свой темп, а в груди поместилось что-то небольшое, теплое-теплое и очень спокойное.

– Я очень хочу тебя поцеловать, – Лёка сделала шаг вперед и задрожала, почувствовав горячее Сашино дыхание на своих губах, – Можно?

– Конечно, – улыбнулась женщина.

Лена наклонила голову и осторожно, словно прикосновением к хрупкой бабочке, коснулась уголка Сашиных губ. В её глазах лепестками цветов налились слезы.

Саша прикрыла глаза, протянула руки и привлекла девушку к себе.