Текст книги "Сибирь. Монголия. Китай. Тибет. Путешествия длиною в жизнь"

Автор книги: Александра Потанина

Соавторы: Григорий Потанин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 37 страниц) [доступный отрывок для чтения: 14 страниц]

В. А. Обручев. Григорий Николаевич Потанин

Краткий очерк жизни и научной деятельности [1]1
  Текст публикуется по изданию: В.А.Обручев. Григорий Николаевич Потанин: краткий очерк его жизни и деятельности. М., 1916.


[Закрыть]

В прошлом году, 21 сентября, Сибирь праздновала 80-летие путешественника, ученого и общественного деятеля, сибиряка Г. Н. Потанина. В Томске, где живет юбиляр, местное Общество изучения Сибири устроило торжественное заседание, на которое явились десятки депутаций – не только от разных ученых и общественных учреждений этого города, но и из многих других городов Сибири. Были получены сотни телеграмм как из городов и сел Сибири, так и из Европейской России – от Академии наук, Русского географического и многих других ученых обществ и от почитателей юбиляра. В приветствиях и адресах, наряду с учеными заслугами Г. Н. Потанина по исследованию стран и народов Внутренней Азии, с редким единодушием отмечалось его выдающееся значение в деле культурного развития Сибири.

Упоминая об этом обстоятельстве, мы на страницах «Природы» ограничимся очерком жизни и деятельности Г. Н. Потанина как ученого и путешественника.

Григорий Николаевич Потанин родился 21 сентября 1835 г. в семье казачьего офицера, в поселке Ямышевском на берегу реки Иртыша, верстах в 50 выше города Павлодара, Семипалатинской области, и до десяти лет прожил в поселках Пресновском и Семиярском. Первые же впечатления детства и затем юношества должны были заложить в душе Григория Николаевича стремление к путешествиям и к изучению дальних стран и народов. Эти поселки расположены на высоком берегу, у подножия которого катит свои мутные волны могучая река. В одну и в другую сторону до горизонта уходит гладь ее вод, разбившихся на многочисленные рукава, окаймленные зеленью лугов, камышей и рощ. Чуть виден на западе противоположный берег, где расстилается Киргизская степь, откуда зимой в поселок приезжают смуглые люди в живописных костюмах, говорящие на непонятном языке, с безобразными, но интересными верблюдами. На восток до горизонта убегает бесконечная зеленая степь и манит в голубую даль, туда, где далеко-далеко, по слухам, находится таинственный и дикий Алтай.

К впечатлениям от окружающей природы присоединялись рассказы отца и других казаков, побывавших на службе, кто в Киргизской степи, кто в глубине Алтая, кто на границе с Китаем; каждый год одни снаряжались в далекие края, другие возвращались оттуда.

Десятилетнего мальчика повезли учиться в кадетский корпус в Омск, далеко на севере, но на том же родном Иртыше, просторы которого всегда видны из окон корпуса. Здесь впечатления детства должны были поддерживаться и усиливаться рассказами товарищей, большей частью таких же казачьих сыновей, съехавшихся в корпус из разных мест Зап. Сибири – из Бийска и Барнаула, из долины Бухтармы и из Каркаралинска и т. п.; каждый мог порассказать о природе и народах своего родного угла. И всем им по окончании курса предстояло ехать в такие же далекие края, в горы или в степь.

В 1853 и 1854 гг. молодой хорунжий Потанин участвовал в первом русском походе в Заилийский край и был при закладке города Верного. «Когда военная экспедиция переходила впервые реку Или, перед восприимчивым юношей поднялась внезапно из тумана величественная цепь Заилийского Алатау, с ее седыми снежными вершинами; никому еще неизвестная, никем не виденная, она возбудила в талантливом юноше жажду познаний и стремление к исследованию стран неведомых». Так говорит П. П. Семенов-Тян-Шанский в предисловии к книге «Тангутско-тибетская окраина Китая и Центральная Монголия» Г. Н. Потанина.

Из Верного Григорий Николаевич был командирован в Кульджу отвезти серебро русскому консулу и имел возможность увидеть китайский город и его пестрое население из китайцев, дунган, калмыков-торгоутов с Юлдуса, сартов и кашгарцев. В 1855 г. он увидел, наконец, и Алтай, куда был командирован с сотней казаков; это была страна, в которой долго жили его предки, в казачьих станицах так называемой Бийской линии. Его заинтересовала история завоевания и заселения русскими этого края, и, вернувшись в Омск в 1856 г., он занялся разборкой архива правления области сибирских киргизов, откуда извлек интересные материалы по истории Сибири и Джунгарии, изданные Московским университетом в 1866 и 1867 гг. За этой работой застал его П. П. Семенов, проезжавший через Омск на пути в Тянь-Шань. Молодой офицер, рывшийся в архиве и мечтавший о путешествиях, несбыточных при его бедности, – он получал всего 90 рублей в год – и научной неподготовленности, заинтересовал П. П. Семенова, и он поддержал словом и делом стремление Григория Николаевича в университетский город, облегчив увольнение от военной службы и устройство в столице.

Но перед поездкой в Петербург Григорий Николаевич побывал еще в Томске, где познакомился с М. А. Бакуниным, и у своего родственника на золотом прииске в Мариинской тайге, так что, прежде чем сделаться путешественником-исследователем, успел познакомиться со многими местностями Зап. Сибири и Семиречья. В Петербург он отправился в 1858 г., благодаря содействию Бакунина, с караваном, везшим золото из Томска на Монетный двор, в качестве помощника начальника; не будь этого благодетельного для прежней Сибири учреждения, Григорию Николаевичу пришлось бы пробираться в столицу пешком.

В Петербурге Семенов и Кавелин помогли Григорию Николаевичу найти заработок, и три года он посвятил слушанию лекций в университете, а летом на свои скромные средства отправлялся на ботанические и геологические экскурсии, в 1859 г. – на р. Волхов, в 1860 г. – на р. Урал.

В своих воспоминаниях, печатающихся в газете «Сибирская жизнь» в Томске, Григорий Николаевич говорит, что в раннюю пору его жизни его планы двоились: когда он читал книги по естествознанию, ему очень хотелось сделаться натуралистом, а когда читал романы Диккенса – он мечтал стать писателем. Позднее, когда он был офицером, его мечты приняли более определенную форму – он начал уже думать о путешествиях в глубь Центральной Азии или об общественной деятельности в Сибири. Отправившись поступать в университет, он все еще колебался в выборе факультета – юридического или естественного. Благодаря детским и юношеским впечатлениям и офицерским поездкам, вопрос был решен в пользу естественных наук, но и в университете все-таки еще продолжались колебания между деятельностью натуралиста и публициста. Эти колебания происходили затем и в течение всей долгой жизни Потанина, и он уделял свое время и силы то преимущественно научной работе и путешествиям, то больше общественной и литературной деятельности.

В первые годы получила перевес наука. «Я прочитал „L’Asie Centrale”[2]2
  Центральная Азия (фр.).


[Закрыть] Гумбольдта, – пишет Григорий Николаевич в своих воспоминаниях. – Воспламененное воображение рисовало находящееся в глубине Азии озеро Кукунор и окружающие его снежные пики, которым туземцы дают имена патриархов; на берегах этого озера не бывала нога европейца. Страницы об этих местностях написаны с такой пытливостью, с такой жаждой раскрыть тайны этой неизвестной страны, что читатель невольно загорается желанием увидеть берега этого отдаленного озера».

В 1861 г. Петербургский университет был закрыт, и Потанин не мог закончить свое образование; он вернулся вскоре на родину, а в 1863 г. его мечты о путешествиях осуществились – он был приглашен в состав разграничительной экспедиции, состоявшей под начальством астронома К. В. Струве и направлявшейся к границе с Китаем в области озера Зайсана. Хотя экспедиции не предстояло выезжать за русские пределы, но и П. П. Семенов и Г. Н. Потанин надеялись, что это только начало и что последнему затем удастся проникнуть и в глубь Центральной Азии.

Это первое путешествие Струве и Потанина началось весной 1863 г. в поселке Кокпекты у южного подножия Калбинского хребта; спустившись вдоль р. Кокпекты к оз. Зайсан, путешественники обогнули его с севера, изучая его берега, флору, фауну и условия рыболовства, затем перешли на Черный Иртыш, обследовали его правые притоки до китайской границы, перевалили через горы Сары-тау к оз. Марка-Куль в Южном Алтае и оттуда через пустынную равнину между рекой Курчум и оз. Зайсан вернулись к истоку Иртыша из озера, и затем в Кокпекты. Кроме естественно-исторических наблюдений, Григорий Николаевич собирал сведения о быте киргизов.

Зимой 1863/64 г. Григорий Николаевич съездил опять на оз. Зайсан для изучения условий зимнего рыболовства, а летом 1864 г. отправился вместе со Струве в хр. Вост. Тарбагатай, который прошел по гребню от перевала Кузеунь до горы Тас-Тау, обследовал высокие долины Чиликты и Терсайрык и южное подножие хребта между Урджаром и Чугучаком.

Отчеты путешественников были напечатаны в первом томе новых Записок Географического общества и представляют первое более полное описание озера Зайсан и окружающей страны с данными о флоре и фауне, о рыболовстве, о золотых приисках на р. Терс-айрык и о быте киргиз, в аулах которых исследователи прожили немало дней. Григорий Николаевич присоединил к отчету еще извлеченные из архивов сведения о караванной торговле с Джунгарией и о путях в эту страну, а также записи киргизских песен, загадок и сказок и названий растений. Эта первая поездка уже обнаружила в Григории Николаевиче качества вдумчивого и разностороннего наблюдателя.

Но вскоре после этого путешествия Григорий Николаевич был оторван от своей исследовательской деятельности почти на 10 лет. Он поступил в 1865 г. секретарем Статистического комитета в Томске, здесь увлекся общественной и публицистической работой и в результате, обвиненный в пропаганде сибирского сепаратизма (в сущности только автономии Сибири), вместо берегов Кукунора в Центральной Азии, очутился на омской гауптвахте, затем в каторжной тюрьме в Свеаборге и, наконец, в ссылке на севере Вологодской губернии. Но и в омской тюрьме он работал – выхлопотал себе разрешение разбирать областной архив и писал очерки по истории Сибири XVII и XVIII века.

В конце ссылки в г. Никольске Григорий Николаевич женился на Александре Викторовне Лаврской, дочери нижегородского священника, приехавшей к своему брату К. В. Лаврскому, также сосланному в Вологодскую губ. Она сделалась незаменимой помощницей во всех позднейших трудах и путешествиях Григория Николаевича.

В 1874 г. Потанин, по ходатайству Географического Общества, получил полное помилование и возможность вернуться в Петербург, где вместе с П. П. Семеновым занимался составлением дополнений к т. III «Азии» Риттера, которые сами составили целый том, касающийся Алтайско-Саянской горной системы в пределах Сибири и по китайской границе. Этой работой Григорий Николаевич прекрасно подготовился к исследованию соседней Северной Монголии, которое составило задачу следующего десятилетия его жизни. Готовясь к путешествию, он совершил еще летом 1875 г., вместе с проф. А. А. Иностранцевым, геологическую поездку в Крым.

Монгольская экспедиция была снаряжена на средства Географического Общества; в состав ее, кроме Григория Николаевича и его жены, вошли топограф Рафаилов, монголист А. М. Позднеев, охотник М. М. Березовский, чучельщик и два казака. Летом 1876 г. экспедиция выступила из г. Зайсанска на восток, обогнула оз. Улюнгур, пересекла Монгольский Алтай в верховьях р. Кобдо и осенью спустилась в г. Кобдо, торговый центр Северо-Западной Монголии, где провела зиму, изучая условия русской торговли. Весной 1877 г. путешественники вышли из Кобдо, вторично пересекли Монгольский Алтай, затем дважды Джунгарскую Гоби на пути в города Баркуль и Хами у конца Вост. Тянь-Шаня и обратно, далее еще раз перешли Монгольский Алтай и прибыли в г. Улясутай. Вторая половина лета была посвящена изучению горной страны Хангай до оз. Коссогола и оз. Убса; уже поздней осенью экспедиция из Уланкома вернулась в Кобдо и направилась в Кошагач на р. Чуе, в русских пределах, где 17 декабря путешествие закончилось.

Его результатами является исследование Монгольского Алтая, Джунгарской Гоби, восточного конца Тянь-Шаня Хангая и озерной области Монголии; кроме ботанических, зоологических и геологических коллекций и маршрутной Северо-Западной съемки были собраны сведения о русской торговле в Кобдо, Уланкоме, Улясутае, Баркуле и Хами, о путях по С.-З. Монголии и из нее в Китай и многочисленные этнографические материалы. Отчет Григорий Николаевич составляет два тома «Очерков Северо-Западной Монголии»; первый содержит очень подробные путевые дневники и все географические и естественно-исторические наблюдения, второй – посвящен этнографии и археологии (племена и поколения Северо-Западной Монголии, тюркские и монгольские, памятники древности, быт религиозный, семейный и общественный, внешняя обстановка, поверья и заговоры, названия созвездий, животных и растений, сказки и легенды).

В путевых дневниках Потанина мы находим особенности, выгодно отличающие их от описаний путешествий Пржевальского, именно обстоятельное описание всего пути с массой сведений из личных наблюдений и расспросов; собственным переживаниям, путевым передрягам и охотничьим приключениям, занимающим слишком много места в книгах Пржевальского, Григорий Николаевич уделяет ничтожное внимание. Это, конечно, делает его отчеты более сухими, негодными для легкого чтения, но научная ценность их выигрывает. Недостатком является отсутствие общих характеристик исследованных стран; считая свои наблюдения недостаточно полными, Григорий Николаевич воздерживался от общих выводов, и читателю приходится делать их самому.

Весной 1879 г. началось второе путешествие по Монголии, в котором, кроме Григория Николаевича и его жены, участвовали топограф Орлов с помощником Елисеевым, археолог Адрианов, два переводчика и три казака. Заметим кстати, что казаки в состав экспедиций Потанина в Монголию назначались не в качестве конвоя, а для помощи топографу при съемке. Экспедиция началась в Кош-агаче, на р. Чуе, прошла в Уланком, затем посетила по пути в Кобдо и обратно большие озера Северо-Западной Монголии и вечноснеговую горную группу Харкира, далее пересекла хребет Танну-ола, прошла по верхнему течению Енисея (Улукему и Хакему) в Урянхайском крае и уже поздней осенью, посетив часть бассейна р. Селенги, вышла в Дархатский курень близ западного берега оз. Коссогола. Оставив здесь экспедиционных животных на зиму у монголов, путешественники выехали через Саян и Тунку в Иркутск на зимовку. В 1880 г. предполагалось изучить Вост. Хангай и Центр. Монголию, но начавшиеся осложнения с Китаем помешали этому плану, и Григорий Николаевич весной вернулся один в Дархатский курень, чтобы продать скот, причем сделал экскурсию на запад вокруг оз. Дод-нор.

Отчеты об этом путешествии составляют тома 3 и 4 «Очерков Северо-Западной Монголии»; в третьем помещены дневники, списки растений и т. п., в четвертом – этнографические материалы (о тюркских и монгольских племенах, семейном, общинном и религиозном быте, поверья, сказки и легенды). Составлением и изданием отчетов по монгольским путешествиям Григорий Николаевич был занят в Петербурге с 1880 по 1883 г.

В начале 1884 г. Потанин отправился в новое путешествие, более далекое, на средства Географического Общества и пожертвование сибирского мецената В. П. Сукачева. Эта экспедиция была снаряжена почти одновременно с четвертой экспедицией Пржевальского и имела главной задачей более подробное изучение восточной окраины Тибета, тогда как Пржевальский намеревался проникнуть в глубь этой страны с севера. На военном фрегате «Минин» Григорий Николаевич с женой, топографом Скасси и натуралистом Березовским, спутником его первого монгольского путешествия, отправился морем из Одессы, через Суэцкий канал и вокруг Индии в Китай. От Пекина началось сухопутное странствие; через провинции Чжи-ли и Шань-си с хр. У-тай-Шань экспедиция прошла в Куку-Хото, пересекла Желтую реку и Ордос и через восточную Гань-су вышла в Лань-чжоу. Уже в ноябре она прибыла в местность Сан-чуань в южном Нань-Шане, где осталась на зимовку для изучения монгольского племени широнголов.

Весной 1885 г. путешественники направились далее через Си-нин и монастыри Гумбум и Лабран на Амдосское нагорье, затем в г. Мин-чжоу, Си-гу и Сунпан на восточной окраине Тибета; изучая эту окраину и прилежащие части провинций Сычуань и Гань-су, они провели здесь второе лето и осень, а на зимовку через Лань-чжоу прошли в Гумбум, где изучали монастырский быт, а также окрестных тангутов нагорья. Весной 1886 г. экспедиция вышла на берег оз. Кукунора, где сбылась мечта Григория Николаевича, лелеянная им 30 лет: он увидел наконец это таинственное озеро и окружающие снежные горы, которым тангуты дают имя патриархов. Через эти горы – цепи Нань-Шаня – экспедиция прошла в город Ганьчжоу и затем вдоль р. Эцзин-гол в Центр. Монголию, пересекла Гоби и Монгольский Алтай и, наконец, через Хангай между р. Селенгой и Орхоном вышла поздней осенью в Кяхту. Маршруты этого путешествия на значительном протяжении, особенно на восточной окраине Тибета, в Нань-Шане, Ордосе, Центр. Монголии и Хангае, пролегают по местностям, еще не посещенным европейцами.

В отчете Григория Николаевича, составляющем 2 большие тома под заглавием «Тангутско-тибетская окраина Китая и Центральная Монголия», помещены путевые дневники, веденные с той же полнотой, как и во время монгольских путешествий, но рядом с ними также общие очерки посещенных стран и народов, отсутствовавшие в отчете о Монголии, иллюстрированные снимками местностей, зданий и туземцев. Второй том содержит сказки, легенды, исторические предания и т. п. разных народов и наречия широнголов, шира-ёгуров, хара-ёгуров и саларов – монгольских племен, живущих вперемежку с тангутами и китайцами в Нань-Шане и на окраине Тибета.

По возвращении из этого путешествия Потанин поселился в Иркутске, где занимался составлением указанного отчета, но, кроме того, принял живое участие в деятельности Восточно-Сибирского отдела Географического Общества, сделался его правителем дел, организовал вместе со священником Подгорбунским выставку принадлежностей буддийского культа, впервые познакомившую горожан с внешней стороной буддизма. Он же явился инициатором и организатором исследования быта и собирания народного эпоса бурят Иркутской губ. и Забайкальской обл., как шаманистов, так и ламаитов, произведенного местными силами. Под редакцией Григория Николаевича вышли первые тома трудов этнографической секции Отдела, и деятельность как этой секции, так и всего отдела заметно оживилась.

Но в 1891 г. Потанин отправился в Петербург печатать свой отчет и готовиться к новому путешествию. Его опять потянуло в глубь Азии, в неисследованные страны, к незнакомым народам. Это путешествие на средства Географического Общества и сибирского золотопромышленника И. М. Сибирякова началось осенью 1892 г. Кроме Григория Николаевича и его жены, в нем приняли участие зоолог Березовский, выехавший в Южный Китай годом раньше, коллектор Кошкаров, переводчик Рабданов и, в качестве геолога, нижеподписавшийся, который должен был связать своими маршрутами район работ Потанина в Сычуани и Восточном Тибете с районом исследований экспедиции Роборовского и Козлова, бывших спутников Пржевальского, отправлявшейся годом позже в Нань-Шань и Северный Тибет.

В октябре Григорий Николаевич с своими спутниками прибыл в Кяхту, пересек Восточную Монголию по китайскому почтовому тракту Урга-Сайр-усу-Калган, из Пекина направился через Северный Китай и Цин-лин-шань в провинцию Сычуань и на восточную окраину Тибета, где экспедиция занялась более подробными исследованиями; более продолжительные стоянки были в г. Тарсандо и в г. Ли-фаньфу. В последнем А. В. Потанина тяжело заболела; в августе 1893 г. у нее повторился припадок паралича, бывший уже в Тарсандо в легкой форме. Поэтому Григорий Николаевич поспешил увезти больную в такое место, где можно было найти европейскую врачебную помощь, сначала в носилках, затем в лодке вниз по р. Цзя-лин-цзян, но не доезжая г. Чун-цзин на Ян-цзе-кианге, где жили английские миссионеры и врач, больная скончалась 19 сентября. Григорий Николаевич, совершенно убитый горем, не был в состоянии продолжать научную работу; он повез тело жены через Шанхай в Пекин и отправил его в Кяхту, а сам вернулся в Россию. Из членов экспедиции только Березовский и геолог продолжали свои исследования.

Вследствие болезни главной помощницы Потанина и ее смерти результаты этого путешествия, продолжавшегося в Сычуани и на окраине Тибета только несколько месяцев, далеко не так значительны, как предыдущие, и ограничиваются (если не говорить о работах зоолога и геолога) небольшим отчетом, напечатанным в «Известиях Географического Общества» в 1899 г., содержащим путевые дневники, и естественно-историческими коллекциями; в дневниках имеются описания буддийских монастырей и этнографические данные.

Здесь уместно будет посвятить несколько слов памяти Александры Викторовны Потаниной. Она была деятельной помощницей и сотрудницей Григория Николаевича не только в его путешествиях, но и в промежуточной между ними научной и общественной работе. Она помогала собирать всякие коллекции и вести наблюдения по метеорологии, записи по этнографии; в отношении изучения быта и нравов туземцев она была особенно ценной помощницей, потому что, как женщина, могла проникать в такую среду, которая совершенно закрыта для постороннего мужчины, именно в среду китаянок и мусульманок, и изучать семейную жизнь китайцев, дунган, киргизов и таранчей. Своими наблюдениями она пользовалась и для самостоятельных очерков из жизни народов Азии, печатавшихся в различных журналах и газетах и затем собранных и изданных Московским обществом любителей естествознания, антропологии и этнографии в виде отдельной книги.

Александра Викторовна была первой женщиной, проникшей в глубь Центральной Азии, и ее присутствие особенно оттеняло мирный характер путешествий Потанина, в отличие от военного облика экспедиций Пржевальского и Певцова. Она не только содействовала Григорию Николаевичу в его трудах и разделяла его лишения, но и служила ему огромной и ничем не заменимой нравственной поддержкой, удваивая таким образом его силы и энергию. Вот почему, несмотря на ослабевшее здоровье, несмотря на советы врача в Пекине в начале последнего путешествия, она не осталась там, а смело пустилась в глубь далекой окраины Тибета, чтобы не лишить своего мужа этой поддержки. За это самоотвержение она заплатила своей жизнью, еле достигнув возраста 50 лет. И вполне понятно, что Григорий Николаевич, лишившись своей жены, был настолько поражен горем, что не мог продолжать научную работу и вернулся на родину.

А каковы были невзгоды и лишения, которые приходилось переносить во время путешествий, видно из писем и очерков Александры Викторовны (сам Григорий Николаевич в своих дневниках почти умалчивает о тяжелых условиях пути): грубая и скудная пища; езда на тряской лошади верхом или на тряской телеге вскачь по монгольским почтовым трактам; невыносимая вонь, теснота и паразиты в маленьких постоялых дворах Южного Китая, где все ютятся в одной комнате или сарае – и путешественники, и носильщики, и погонщики в ближайшем соседстве со скотом; назойливость и крикливость китайской толпы; летний зной и пыль, зимние морозы и вьюги, дожди и грязь и т. д.

Много мужества нужно было иметь Александре Викторовне, чтобы переносить все эти лишения и невзгоды и самой еще участвовать в научной работе, вместо того чтобы спокойно жить в культурном центре в ожидании возвращения мужа из путешествия.

Совершенно выбитый смертью Александры Викторовны из колеи, Григорий Николаевич, по возвращении в Петербург, прожил здесь пять лет, занимаясь преимущественно изучением народного эпоса Азии и Европы по своим материалам и литературным источникам. Затем его опять потянуло в глубь Азии, несмотря на то что ему было уже 64 года. Но в Монголии еще оставалась страна, лично неизвестная Григорию Николаевичу, именно ее восточная окраина на склоне хребта Хингана. Туда и отправился Григорий Николаевич весной 1899 г. на средства Географического Общества и Ботанического сада; в экспедиции участвовали студенты Солдатов и Звягин и два переводчика; она началась в Кулусутаевском карауле в Восточном Забайкалье, прошла через восточную окраину Монголии на юг, обследовала среднюю часть Большого Хингана и другим путем вернулась к осени в Забайкалье, собравши коллекции, главным образом ботанические и этнографические. В путевых дневниках напечатанных в «Известиях Географического Общества», Григорий Николаевич, по обыкновению, подробно описывает страну и ее население.

Это было последнее путешествие Потанина в глубь Азии. Дальнейшие 15 лет он прожил в Иркутске, Красноярске и Томске и летом совершал еще поездки, но сравнительно недалекие, в Забайкалье, на Алтай, в Киргизскую степь, в местности, географически уже известные, где собирал исключительно этнографические материалы, главным образом интересуясь народными легендами, сказками, поверьями для своего труда о восточном эпосе.

Но в городах Сибири он принимал деятельное участие в научной и общественной жизни, являясь часто инициатором учреждения ученых и других обществ, школ и музеев. Он хлопотал об открытии в Красноярске и Томске подотделов Географического Общества, составлял об этом докладные записки, ездил в Петербург двигать дело. Убедившись, что открытие подотдела в Томске не встречает сочувствия, он явился инициатором учреждения самостоятельного Общества Изучения Сибири, которое и открылось в 1908 г. Его естественным председателем являлся, конечно, Григорий Николаевич, но он скромно уклонился от этой роли, чтобы сразу не портить репутацию новорожденного, так как все еще считался неблагонадежным[3]3
  В 1905 г. Томский технологический институт избрал Григория Николаевича, по случаю его 70-летия, своим почетным членом, но Министерство народного просвещения до сих пор отказывалось утвердить это избрание.


[Закрыть]. Он сделался товарищем председателя, но и в качестве такового был фактически душой Общества и его главной пружиной, инициатором экспедиции, посланной в 1910 г. для изучения русской торговли в Монголии на средства нескольких бийских купцов, им же выхлопотанной.

Он был также одним из инициаторов открытия в Томске первых в Сибири Высших женских курсов и одним из учредителей Общества изыскания средств для них. Он пропагандировал идею создания в Томске сибирского областного музея, устраивал музей наглядных пособий для городских школ, литературно-художественный кружок и т. д. Все свое время он делит между общественными, просветительными и научными предприятиями, и нужно удивляться той энергии, той инициативе и тому интересу к культурной работе, которую проявляет до сих пор этот человек, проживший уже 80 лет и имеющий за плечами ряд больших путешествий и десять лет тюрьмы и ссылки.

Наиболее полное и правильное представление о заслугах Потанина, как исследователя Азии, мы получим при сравнении его с другими путешественниками, работавшими одновременно с ним.

Когда будет написана история географических открытий и исследований во Внутренней Азии во второй половине XIX века, на ее страницах займут почетное место и будут поставлены рядом имена трех русских путешественников – Г. Н. Потанина, H. М. Пржевальского и М. В. Певцова.

Ранее этих трех путешественников в глубь материка Азии, конечно, уже проникали многие европейцы, начиная с христианских миссионеров VII века. После тех же трех лиц там побывали за короткое время еще более многочисленные исследователи, и научных данных о внутренних странах величайшего материка мы имеем уже гораздо больше, чем имели 15–20 лет тому назад, когда Потанин, Пржевальский и Певцов закончили свои путешествия и обнародовали их результаты.

Но эти три имени стоят как раз на рубеже исследований – старых, случайных, не систематичных и новейших. Эти три путешественника являются пионерами современной научной работы во Внутренней Азии. До них мы знали о громадных пространствах Монголии, Джунгарии, Восточного Туркестана и Тибета очень мало, а из того, что мы знали, многое было неверно или прямо фантастично, как например, сведения о действующих вулканах Восточного Тянь-Шаня, рассказы о таинственной пещере Уйбэ в Джунгарии, из которой вылетают ветры невероятной силы, сметающие проезжающие караваны в соседнее озеро, или, наконец, сказания об огненных горах возле Турфана, из которых торчат огромные кости святых, и т. п.

Сколько кропотливого труда должны были употребить Ремюза, Клапрот, Риттер, Гумбольдт и другие ученые первой половины прошлого века, чтобы извлечь скудные географические данные из писаний старинных китайских путешественников на запад, вроде Чан-чуня, Шифа-хян, Чан-де и др., чтобы истолковать и приурочить к географической карте сказания Марко Поло, Плано Карпини, Рубрука и других средневековых странников, проникавших в глубь Азии.

Но, несмотря на многолетние труды этих ученых, карты Внутренней Азии, которые они составили, содержали не только много белых пространств, но и много ошибок, часто очень грубых, что легко обнаружить, если сравнить даже лучшие из них, например, карту Гумбольдта, приложенную к его классическому труду «L’Asie Centrale», с современными картами.

Действительное научное исследование Внутренней Азии началось именно с путешествий Потанина, Пржевальского и Певцова. Все трое посетили и Джунгарию, и Монголию, и Китай, и Тибет. Маршруты их то сближаются и даже скрещиваются, то далеко расходятся; есть местности, где побывали все трое, но гораздо больше местностей, где прошли только двое или один из них.

Если нанести маршруты всех троих на одну и ту же карту, мы увидим, что Внутренняя Азия будет искрещена ими в разных частях и в разных направлениях и не останется ни одной страны, кроме южной половины Тибета, где бы не пролегал маршрут хотя бы одного из них. Их путевые отчеты то являются единственными для данной местности, то дополняют друг друга.

Все трое в совокупности создали ту основную канву географического лика Внутренней Азии, на которой позднейшие путешественники разных специальностей начали уже вышивать узоры, т. е. наносить детали общей картины. До путешествий Потанина, Пржевальского и Певцова этой основной канвы, необходимой для более детальной современной работы, еще не было, а были только обрывки ее, клочки, часто не вязавшиеся друг с другом, вопреки усилиям таких мастеров, как Риттер, Гумбольдт, Рихтгофен.

Из этой троицы пионеров географической работы невозможно вырвать ни одного – в канве сейчас же образуются большие дыры. Трудно даже решить вопрос, кто из них сделал больше другого, кому отвести первое место, кому второе, кому третье, как исследователям Внутренней Азии. Правильный ответ будет такой: для одних стран сделал больше Потанин (например, для Северной Монголии, Ордоса, восточной окраины Тибета), для других – Пржевальский (для Ала-Шаня, Цайдама, Северного Тибета), для третьих – Певцов (для Джунгарии, Западного Куэн-луня). Но и Потанин и Пржевальский собрали много данных о Джунгарии, Пржевальский – об Ордосе, Певцов – о Северном Тибете и т. п.