355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Александра Стрельникова » Что немцу хорошо, то русскому смерть (СИ) » Текст книги (страница 3)
Что немцу хорошо, то русскому смерть (СИ)
  • Текст добавлен: 15 апреля 2020, 09:31

Текст книги "Что немцу хорошо, то русскому смерть (СИ)"


Автор книги: Александра Стрельникова



сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 13 страниц)

Глава 3

Стрельцов затыкается с полуслова. Ленивая улыбка слетает с его лица, которое мгновенно серьезнеет и как-то внутренне подбирается. Какие интересные все-таки ребята…

– И что?

– А то, что кто-то уже знает то же, что и мы. И этот кто-то в отличие от нас начал действовать. Причем грубо, в лоб.

Итальянец – Серджо, кажется? – кратко пересказывает Стрельцову мою эпопею со снотворным и уколом. Тот становится еще более сосредоточенным.

– Орлы! Сообразили, что чем таскать за собой живого человека, куда как удобнее запастись пробиркой с его кровью. Молодца-а! Что и говорить!

– Это вы о чем?

Переглядываются. И уже собираются наконец-таки заговорить, как вдруг дверь из прихожей распахивается, и в гостиную вплывает девица в длинном вечернем платье. По тому, как тщательно выверены все ее движения, тут же становится понятно, что она здорово навеселе. Итальянец смотрит на нее хмуро, его резкие брови сходятся на переносице. Стрельцов ржет:

– Пьяница мать – горе в семье.

И только Федор поднимается, быстро чмокает девицу в щеку и провожает ее до кресла.

– Ксюх, ты чего так набралась? Особо «весело» что ль было?

Ага! Та самая Ксюха пожаловала. И как в таком виде сюда добиралась? Неужели за рулем? Девица делает страдальческое лицо, подтверждая – там, где она была, скукота оказалась страшная. Мне бы ее проблемы! Явно с какого-то приема или великосветского раута. Мне она активно не нравится. Всем. И тем, как держит себя, и смазливой внешностью и дорогой одеждой… Одно слово – «прицесска». И дура наверняка! Муж ее, которому Ксюха в настоящий момент тоже явно не нравится, кривится ещё больше.

– Завтра ведь умирать будешь.

– Да нет, Сереж. Все не так плохо. Я больше придуриваюсь.

Ну да, как же! Хотя… Речь ее действительно звучит четко и совершенно трезво. И движения становятся другими… Как-то она моментально берет себя в руки, видя мужнино недовольство. О как! Дрессировка на высшем уровне. Ее реакцию подмечает и Кондратьев и тут же встает на защиту.

– Да ладно тебе, Серег, Ксюху прессовать. Сегодня по чесноку ее очередь была отрываться. Так что, как говорится, завидуй молча. Итальянец, которого приятели почему-то упорно зовут на русский манер Серегой, начинает что-то отвечать довольно резко, но девица прекращает затеявшееся было препирательство одним великолепным жестом.

– Лучше познакомили бы с гостьей.

Мужики спохватываются, меня представляют – мол, Анна Фридриховна Унгерн, и девица тут же уставляется на меня своими потрясающе синими глазами. У меня вот какая-то размытая, почти прозрачная голубизна, а этой создатель краски не пожалел… Она продолжает смотреть на меня и тогда, когда ее итальянец быстро пересказывает то, что со мной произошло. Причем я вижу, как глаза ее с развитием рассказа все темнеют и темнеют. Словно на небеса набежала туча.

– Ее придется охранять.

Ну вот! Теперь еще какие-то там «прицесски» будут распоряжаться моей жизнью!

– Почему это?

– Потому что та кровь, которую они у нее взяли, не сработает. Они это поймут и очень быстро вернутся за Анной.

Ничего не понимаю. Остальные, все кроме Ксюхи, видимо тоже. Ей приходится объяснять.

– Идея у тех парней, конечно, хороша, но требует очень быстрой реализации. Кровь без изменений химического состава может хранится совсем не долго. В холодильнике с соблюдением очень точного температурного режима – до тридцати пяти дней, но при этом к концу хранения она уже, скажем, не совсем та. А так – три-пять дней, а дальше надо замораживать. Что, они потащат с собой морозильник? И генератор к нему?

– Все-то ты, Ксюх, знаешь. Хоть и баба.

Это Стрельцов. Девица на его выпад не реагирует совершенно. Привыкла что ли? Остальные молчат, обдумывают. И очень быстро приходят к тому же выводу, что и «прицесска»:

– Придется охранять.

– И как вы это себе представляете?

Действительно, как они себе это представляют? Заговаривает Φедор:

– Ну это, положим, я возьму на себя. У нас впереди праздники. На работу Анне ходить не надо будет, насколько я успел понять. Но вы тоже должны будете помочь. Надо будет потрясти ее приятелей, прижать этого Павла, когда выйдем на него.

Стрельцов:

– Кондрат, ну ты прям странный какой-то. Конечно поможем. Тебе девицу. Еще одну, до кучи. Нам сложности. Все по-честному.

Я встаю и молча иду к выходу. Надоело. Надоело сидеть идиоткой, про которую в ее присутствии все больше говорят в третьем лице, которая ничего не понимает и за которую все всё решили и не подумав посоветоваться с ней самой. Охранять они меня будут! Ну да! Маму инфаркт от такого хватит…

Кстати о маме. Помяни человека, и он тут как тут: телефон в кармане взревывает идиотской песенкой, которую я скачала когда-то в интернете: «Это я, твоя мама звоню, вся, блин, извелася ну прямо на корню. Как ты там, мой ребенок дорогой, там-парам, тир-тира тура-пура блюм бой-бой…» Мне почему-то становится дико стыдно, хотя обычно песенка эта очень нравится. Просто потому, что совершенно не сочетается с личностью моей мамы, а потому звучит неким вызовом.

Выхватываю телефон, но он, подлый, выворачивается из пальцев и падает. К счастью на коврик у дверей. Не разбивается, но зато продолжает завывать дегенеративным голосом. Наконец я его настигаю и нажимаю кнопку, отвечая на звонок. Из динамика на меня выплескивается звук такой интенсивности, что приходится отставить телефон от уха.

– Анна! Слава богу! Я ничего не понимаю! Мне позвонил Александр (болтун чертов!) и сказал, что ты уехала с каким-то незнакомым типом бандитской внешности. Где ты? Уж ночь на дворе. Я волнуюсь…

– Мам, мне тридцать два года, неужели я не могу?..

– Анна, не смей разговаривать со мной в таком тоне! Я ведь переживаю за тебя, а ты позволяешь себе мало того, что оставлять меня в неведении касательно своих перемещений и своих новых знакомых, так ещё и…

Ну все. Пошло-поехало. Теперь это надолго. Стою, слушаю, изредка подаю реплики. В какой-то момент вижу, что все четверо моих новых знакомых столпились в дверях, ведущих в гостиную (благо они двустворчатые) и с интересом слушают мои переговоры. Демонстративно поворачиваюсь к ним спиной и прилагаю массу усилий, что бы закончить разговор как можно скорее. Стыдоба-то какая!

Засовываю телефон обратно в карман и неуверенно берусь за ручку входной двери.

– Вы куда?

Вопрос резонный. Тянет ответить: «На площадь труда», как это обычно делает мой сосед по лестничной клетке, когда сбегает от жены к приятелям, а та вопит ему вслед: «Ты это, алкаш несчастный, куда намылился?» Но мама с самого раннего детства вбивала в меня, что говорить в любой ситуации следует вежливо, что такие вот «простонародные», а значит априори грубые выражения не могут быть использованы хорошо воспитанными людьми, а тем более девочкой моего «социального статуса».

В итоге я ничего не говорю и только дергаю дверь, которая, естественно, оказывается заперта. Тьфу ты! Ну что ж у меня все всегда именно так?!! Поворачиваюсь к своим мучителям.

Смотрят на меня с интересом. Вот ведь… Очередное шоу. На ковре опять-таки Анна Унгерн, и неуправляемая дверь.

Оставляю ее в покое. Мстительно пихнув плечом Стрельцова, который на свою беду оказался на моей дороге, возвращаюсь в гостиную и плюхаюсь обратно в кресло. «Цыганочка с выходом» не удалась. То есть «цыганочка»-то получилась, а вот с выходом – проблема.

Те четверо тоже возвращаются. Девица подсаживается ко мне и смотрит участливо. Только этого мне не хватало!

– Ань, вы не переживайте. Они всегда такие, а потом ничего… Сейчас они перестанут Ваньку валять и изображать из себя крутых мачо, все вам объяснят, и мы все вместе решим, как нам правильно будет поступить.

И меня-то она совершенно верно просчитала, и мужиков своих, как видно, отлично знает. Все-таки не дура, хоть и «прицесска». Страшное сочетание. Просто-таки убойное.

Внезапно из радио-няни доносятся какие-то похрюкивания, переходящие в повизгивания. Девица вскакивает, подбирает свою длинную вечернюю юбку и стремительно удаляется наверх. Я остаюсь наедине с мужиками. Смотрим друг на друга. Молчим. Заговаривает Стрельцов. Он у них вообще самый общительный. Итальянец говорит только по делу, а Федор так и вовсе предпочитает молчать.

– Ань, а давайте мы все хором перейдем на «ты»?

– Давайте. Только вы уж не побрезгуйте, объясните, из-за чего все, и по какой такой причине мне требуется охрана…

И они наконец-то объясняют. Корень всего свалившегося на меня зла, как выясняется, в прошлом. Среди увлеченных кладоискателей уже давно бытует легенда, что клады барона Унгерна – заговоренные. В руки не даются. Прячутся и ускользают. Это я знала и без них, а вот остальное оказывается для меня новостью. В неких заграничных архивах не так давно находится документик. Из него явствует, что еще далекие предки легендарного барона славились тем, что все свои схроны, все свои подвалы и лари заговаривали… на собственную кровь. Или, если вернее – на кровь рода, так что в случае гибели одного из семьи Унгернов, другой вполне мог, произведя несложные манипуляции, а именно – сбрызнув своей кровью известное место схрона, или окропив заветную дверь, «расколдовать» их и завладеть тем, что спрятал родственник. Что-то типа современной проверки идентичности по рисунку сетчатки, или по отпечатку пальца.

Какому-то мудрецу из современных кладоискателей тут же приходит в голову очевидное: а что как барон Унгерн, пряча свое золото, использовал ту же методу? Все бросаются искать прямых потомков некогда великого рода… И обнаруживают, что их по сути и не осталось.

– Всего несколько человек по всей Европе. У нас в России и вовсе один. Как я понимаю теперь – ты.

– Так значит все это со мной затевалось только ради того, чтобы заиметь мою кровь?

– Именно. И поэтому тебя придется охранять. Они ведь не успокоятся.

– И сколько вы сможете меня охранять?

– Будем надеяться недолго. Прижмем этого твоего Павла, и все будем знать точно. Большинство-то кладоискателей люди, хоть и двинутые на своем деле, но нормальные. Ну будут терроризировать тебя по телефону и канючить по почте, но чтобы вот так… Это просто отморозки, блин, какие-то! Их надо найти… Ну и объяснить, как они неправы. А как найдешь-то? Да и когда?..

На этот мой вопрос отвечает уже не балагур Стрельцов и даже не итальянец, а молчавший до сих пор Кондратьев. И ответ его краток:

– Завтра.

* * *

Ночевать остаюсь здесь. Мне отводят отдельную спальню с личной ванной. Хозяйка большого дома Ксения Ванцетти, уложив ребенка, лично приносит мне зубную щетку в упаковке, полотенца, одноразовые тапки в пакетике и даже чистый хлопковый халат.

– «Какой Версаль!»

– Чувствуйте себя как дома. В этом крыле Викусю не должно быть сильно слышно, так что выспитесь и отдохнете, а то на вас лица нет.

– Давайте тоже на «ты», а то как-то мужчины ваши мне «тыкать» будут, а вы…

– Давай. «Ты» сближает, – улыбается. – Да и из всех мужчин в этом доме мой – только один. Егор – Машкин, а Кондрат у нас – ничейный. Кот, который гуляет сам по себе.

– Я слышала, как к нему обращались «майор».

– Да, он у нас мальчик серьезный. Спецназ. СОБР.

Я не знаю, что такое СОБР и честно признаюсь в этом.

Ксения смеется и объясняет: контора солидная, в отличие от ОМОНа операций по разгону митингов и вообще наведению порядка не ведет. То есть против мирных граждан не воюет. Специализируется на борьбе с организованной преступностью во всех ее проявлениях. Отбор в состав подразделения строг и включает множество этапов. Среди требований к претендентам: каждый должен иметь определенные достижения в том или ином виде спорта (понятно, что в первую очередь приветствуются не пинг-понг или спортивные танцы), отслужить в армии и, как ни странно это слышать мне, решившей было, что Федор и читает-то с трудом, получить высшее образование. Кроме того важны и психологические качества кандидата. Служат в СОБРе только офицеры. И Федя среди них – далеко не последний человек.

– И очень надежный.

Ксения улыбается еще шире. Я думаю о своем: мама, если узнает, кто именно меня увез от Сашки, будет в шоке. Мало того, что она терпеть не может военных, так ещё и глубоко презирает тех, кто зарабатывает себе на жизнь, как она говорит, «тем, что кулаками машет». Последняя надежда:

– А какой институт Федор заканчивал?

– Не знаю. Он никогда особо об этом не говорил, а мне как-то и в голову не пришло интересоваться. Он и сейчас где-то учится…

«Прицесска» – одно слово. В голову ей, видите ли не пришло.

– А чего вы вообще ввязались в эту историю с кладами?

Присаживается на кровать и как-то смущенно трет нос. Как кошка лапой.

– Да ты понимаешь, Ань… Нам-то с мужем уже и не надо вроде ничего. Острых ощущений на всю жизнь обоим хватит. (Это каких же это интересно? Что-то не верится…) А вот Стрелок с Кондратом заскучали что-то. Раньше-то у них жизнь куда интенсивнее в смысле разных перипетий была… Вот и решили придумать для них какое-нибудь необычное дело, развлечь их как-то, а может, если повезет и денег на этом заработать. Стрелок, как и мой муж, туристическим бизнесом занят, но по старой памяти любит… тряхнуть стариной. А Кондрат… Ему, по-моему, вся эта история с кладом просто интересна. Как ребенку волшебное приключение. Не знаю. Мне о нем судить трудно. Хочешь, спроси его обо всем этом сама.

– Его спросишь…

– Да, Кондрат у нас молчун. На службе, видно, выговаривается. И вообще, при всем своем этаком внешнем простецком панибратстве, человек непростой. Снаружи – вот он я такой, весь из себя свой в доску, открытый как банка с тушенкой в руках голодного туриста, а на деле – вещь в себе… Зато никогда ни словом не обидит, как Стрелок, ни делом, как… – Прикусывает губу, отворачивается, потом встает и уходит. Видно вспомнила о чем-то малоприятном. Про мужа?.. Выходит, «прицесски» тоже плачут?

* * *

Долго воюю с душевой кабиной, которая больше всего похожа на какой-то космический зонд, а не на устройство, созданное для того, чтобы просто поливать человека струйками водички. Но зато, когда мне наконец-то удается разобраться, удовольствие получаю потрясающее. А ведь они такое себе каждый день могут позволить! Но мне все равно лучше. Они, небось, уже и не ценят, а я просто-таки тащусь.

Кровать удобная, одеяло невесомое, подушки мягкие и пахнут чистотой. Я проваливаюсь в сон мгновенно, как в какую-то яму. Снится мне почему-то мама, которая танцует с майором Кондратьевым какой-то сложный танец. Потом к ним подходит одетый во фрак и джинсы с кедами Стрельцов, чопорно кланяется и спрашивает: «Позволите разбить вашу пару?» Танцующие соглашаются, мама поворачивается к новому партнеру, но тот почему-то вместо нее обнимает за талию здоровенного Кондратьева и начинает кружиться с ним. При этом мама моя так обижена, что начинает плакать.

Звуки, которые она издает, будят меня. Какое-то время лежу, осознавая себя в этом мире. Темно, непривычно, не сразу вспоминаю, что я в гостях, в доме, в котором раньше никогда не была.

Потом до меня доходит, что звуки, которые мне вроде как снились, уши мои слышат на самом деле. Викуся что ли проснулась? Читала, что проводили тест – какие звуки будят человека быстрее всего. Оказалось, что мужчин тут же ставит в строй звук сработавшей автомобильной сигнализации, а женщины реагируют в первую очередь на детский плач. Даже те, у кого еще нет своего ребенка. Природа, против нее не попрешь…

Прислушиваюсь. Нет, это не Викуся… Встаю, открываю дверь своей комнаты… И вдруг меня бросает в жар.

Неожиданно понимаю, что это. Вернее кто это: Ксения и ее итальянский муж. Не то что они выставляют свои эмоции напоказ, но в тихом доме звуки разносятся очень хорошо.

Догадываюсь, почему. Викуся у них спит в отдельной комнате. И ночью, что бы услышать, если она проснется и заплачет, Ксения оставляет двери в детскую и в свою спальню приоткрытой…

Я замираю, невольно трепеща и вся обратившись в слух.

Наверно это какая-то форма вуайеризма. Только не зрительная, а слуховая. Наверно так, потому что перестать подслушивать я просто не в силах. Вот они стихают… Я даже перестаю дышать и на самой грани слуха все-таки улавливаю:

– И что ты, Ксюх, во мне нашла?

И столько всепоглощающей нежности, столько тепла в словах мужчины, который показался мне совсем не годным для любви (с такими глазами, как у него, нельзя кого-то любить, только ненавидеть!), что я в очередной раз понимаю: всем моим абстрактным умствованиям и логическим построениям – грош цена. И если обычно, когда речь идет о рабочих вопросах, эта мысль меня раздражает и расстраивает, то теперь все наоборот. Она теплым пушистым комком, словно котенок, сворачивается у меня в груди. Тихонько прикрываю дверь, возвращаюсь в кровать и через пять минут уже снова сплю…

* * *

Просыпаюсь поздно, а когда иду в сторону гостиной, слышу внизу голоса. Довольно громкие. Я бы даже сказала, что там скандал. Вхожу и столбенею. Стрелок и итальянец развалились на диванчике, вальяжно закинув руки за голову – как перед телевизором. Отдельно от них в кресле сидит какая-то рыжеволосая девица. Невозмутимая Ксения деловито возится на кухне. А посреди гостиной… Кошмар!

Кондрат сидит на перевернутом спинкой вперед стуле, как лихой ковбой на верном скакуне. А перед ним, вытянувшись по стойке смирно стоит… Сашка. Мой Сашка, с дачи которого меня вчера и увезли. Нос у него разбит, и он периодически хлюпает им, подтягивая вытекающую кровь.

Меня не замечают. Все увлечены делом – Егор и Серджо созерцают, Кондрат ведет неторопливую беседу:

– Я тебя душевно и в последний раз прошу, скажи мне, откуда взялся этот самый Павел, и как его найти, и можешь катиться на все четыре стороны. Ты пойми: если и дальше продолжишь играться в партизан и фрицев, я ведь тоже детство вспомню. А оно у меня, в отличие от твоего, непростое было, с периодической поножовщиной и регулярным мордобоем. Так что я и заиграться могу. Усек? Кивни, если усек, орел ты наш бескрылый!

Сашка торопливо кивает, и мне становится жаль его. Если только мама узнает… Ну вот! Она! Мой телефон взрывается все той же гнусавой песенкой: «Это я твоя мама звоню…» Все поворачивают ко мне головы, а мама из телефона тут же доводит до моего сведения, что она уже все знает.

– Что именно? – тоскливо интересуюсь я.

– Что ты провела ночь неизвестно где и неизвестно с кем, дочь моя! А сегодня утром тот бандит, с которым ты вчера уехала, вернулся, избил нескольких твоих друзей и увез куда-то Сашу. Его мама уже звонила в милицию… То есть в полицию… Анна, скажи мне честно, с кем ты связалась? Что происходит?

– Все в порядке, мам. И с Сашей (тот возмущенно вздергивает вверх и без того нахохленные плечики), и со мной.

– Немедленно, слышишь? Немедленно возвращайся домой.

– Я пока что не могу, мам.

– Что значит не могу?!

– У меня дела. Давай, я перезвоню тебе попозже?

– Но…

Я нажимаю кнопку отбоя и смущенно смотрю на присутствующих.

– Мама волнуется? – осклабляется Стрельцов.

– Да, – отрубаю я и иду к Сашке. – Что это у вас тут творится?

– Ань, ты им скажи…

– Нет, дружище, это ты нам скажи. И поедешь назад к маме и к твоим друзьям-приятелям. Заодно передашь им привет и скажешь, что я их уважаю за проявленный героизм. Защищали они тебя отчаянно, хоть и неумело.

– Гад!

– Это я пока не гад, братишка, это я пока что терплю. Но ей богу, вот еще немного…

– Прекратите.

Обвожу взглядом собравшуюся гоп-компанию и смотрю на Сашку.

– Почему ты не хочешь сказать, Саш? Этот парень… Откуда он взялся? Он тебя как-то запугал, угрожал чем-то? Иначе я не понимаю, зачем тебе скрывать его координаты.

– Никто мне не угрожал, кроме этих твоих… – злобно косится на Кондратьева и с независимым видом опять подтягивает кровавую соплю.

– А раз не угрожал, в чем дело?

– А ни в чем! Не скажу я этим типам ничего и все тут. Из принципа. Можете бить сколько угодно.

Взбешенный Кондрат начинает подниматься. Стрелок и итальянец оживляются – сейчас что-то будет. Рыжеволосая вскакивает и идет на кухню к Ксении, явно не собираясь вмешиваться в то, что творят мужики. Но ничего не происходит. Из-за меня. Видимо, я в душе пацифистка, хоть сейчас самой хочется дать Сашке подзатыльник, как нашкодившему сорванцу. Из принципа он, видите ли!

– Саш! Не городи чушь. Никто тебя бить и не подумает, а вот я позвоню твоей маме и расскажу ей о том, что ты до сих пор не женился не потому, что девушки подходящей нет, а совсем по иной причине.

Истории этой уже лет пять. Тогда были очередные майские праздники, и мы традиционно собрались нашей большой компанией у Сашки на даче. Родителей его в тот раз не было – Сашкиному отцу дали какую-то путевку то ли в санаторий, то ли в пансионат, и они с супругой уехали. Поэтому сам Сашка и один из его гостей – новичок в нашей тусовке – остались ночевать не в палатке, а в доме. Среди ночи я проснулась, крутилась-крутилась и решила, что будет разумным, раз уж все равно не сплю, сходить в туалет. Пошла. В одной из комнат Сашкиного дома горел свет. Я, дура любопытная, заглянула, когда мимо шла и остолбенела. Помню шок у меня был такой качественный, что я как ногу для следующего шага занесла, так и осталась стоять на одной, разинув рот и вытаращив глаза.

Собственно, до порнухи у них дело еще не дошло, пока была только эротика. Но мне и ее хватило. Никогда в жизни не видела двух целующихся мужиков. А они целовались по-настоящему, с чувством. При этом руки их тоже не скучали.

Сашка гладил своему приятелю грудь под расстегнутой до пояса рубашкой, а тот мял Сашкины ягодицы. Я убежала после того, как тот второй парень развернул Сашку к себе спиной и принялся стаскивать с него тренировочные штаны, а сам Сашка в этот самый момент случайно глянул в окно…

Утром смотрел он на меня тревожно и со скрытым вопросом, но я к этому моменту уже пришла в себя и решила, что оба – мальчики взрослые и вполне в состоянии решить, что им в этой жизни любо. Поняв, что я его не осуждаю и языком трепать не собираюсь, Сашка успокоился. А после несколько раз даже болтал со мной, советуясь в вопросах любви и дружбы. Причем как-то чисто по-женски…

И вот теперь я дала ему понять, что вполне могу воспользоваться своими знаниями против него.

Вижу, как он на глазах сереет лицом, судорожно сглатывает и торопливо смотрит на мужиков – поняли или нет? Те синхронно делают вид, что заняты чем угодно, но только не нашим с Сашкой разговором. Умные и соображают быстро.

После того как Сашка понимает, что я настроена предельно серьезно, дожать его не составляет труда. Вскоре он уже рассказывает все.

Оказывается, с Павлом и вторым парнем, который вчера был с ним, Сашка познакомился совсем недавно. Причем повод был совершенно конкретным – я. Парни подошли к Сашке, когда он выходил с работы. По его словам, сначала он даже испугался, но потом понял, что те – отличные ребята. Они пригласили его посидеть в соседнем кафе, где не стали долго ходить вокруг да около, а сразу перешли к делу. Сказали, что слышали, как он, Сашка, рассказывал: знаком я, мол, с девушкой по фамилии Унгерн, а она – самая что ни на есть прямая наследница знаменитого барона.

Сашка сей факт подтвердил. И тогда парни слезно начали просить его познакомить их со мной. Сашка не увидел в этой просьбе ничего странного, и вскоре они уже обо всем договорились. Так парни и возникли вчера на станции.

Кондрат записал телефон Павла и, как и обещал, отпустил горе-партизана на все четыре стороны, дав ему даже денег на проезд.

– Молодчина ты, Ань. Так не хотелось этого дурачка на самом деле бить…

– Да не молодец я, а наоборот – дрянь, – мне действительно не по себе. Оказывается шантажировать человека, совсем не такое приятное занятие, как думают многие. – Никакой особой заслуги в том, что я сделала нет. Он мне доверял, и в итоге я знала, чем сильнее всего могу его зацепить… Получается: для того, что бы сделать человеку по-настоящему больно, его нужно хорошо знать, а может и любить…

Странно, но все замолкают и опускают глаза. Каждый вспомнил что-то, о чем обычно вспоминать не хочется? Один Кондрат смотрит открыто и сочувственно.

– Не переживай, голуба-душа. Перемелется, мука будет.

– Мама говорит, что ты там на даче целый погром устроил. Зачем?

– И ничего и не погром. Жертв и разрушений нет. Да и виноват не я, а твой этот Сашка. Придурок, прости господи! Вместо того, чтобы просто ответить на вопрос, полез в драку. На меня!

В голосе Кондрата звучит искреннее недоумение. Сейчас он больше всего похож на слона, который только что вернулся с улиц, где его «водили», и теперь рассказывает дружбанам в слоновнике, о том как всю дорогу у него под ногами путалась какая-то мелкая собачонка. И раздавить эту Моську – сраму не оберешься, и терпеть невмоготу.

Я смеюсь. И он тоже улыбается мне в ответ. Стрельцов же подбородком указывает на бумажку, на которой записаны координаты Павла.

– И что теперь?

– Ну, мы можем…

Я перебиваю:

– Все просто. Павел делал вид, что был сильно расстроен: мол, мы мало вместе времени провели. Намекал на желательность дальнейшего общения. Теперь я сделаю вид, что поверила в это. И более того, хочу продолжить наше знакомство. Позвоню, скажу, что телефон узнала у Сашки и приглашу на свидание.

– А если он откажется? – недоверчиво осматривая меня цедит Стрельцов.

Ну не сволочь ли? Так и хочется дать по башке, причем желательно не рукой, а как минимум стулом. Но мое дурацкое воспитание не позволяет. Стоим. Злобно смотрим друг на друга.

– Кхм, – демонстративно произносит Серджо и складывает руки на груди.

Он прав. Не время для баталий. Беру свой телефон, сверяясь по бумажке набираю номер. Не отвечают довольно долго, но после того, как Павел все-таки подходит к телефону, все налаживается. Он говорит, что рад моему звонку и тут же соглашается встретиться. Нажимаю отбой и незамедлительно показываю Стрельцову язык. Что, съел? Но он лишь ухмыляется. Ну что за человек такой? Ведь все свои гадости нарочно говорит, откровенно провоцирует. Знаешь это, а все равно ведешься.

С Павлом мы договорились вместе пообедать. Так что сразу начинаем собираться в Москву. Серджо и Ксения остаются дома. Тем более, что как раз проснулась и потребовала внимания маленькая Викуся. Стрельцов отбывает один – ему, как он говорит, надо изучить диспозицию. Кондратьев везет в город и меня, и Стрельцовскую жену Машку – ту самую, рыжую, которую я застала в гостиной утром. Всю дорогу они весело трещат, а я, сидя на заднем сиденье, угрюмо молчу. И, честно говоря, нервничаю. Все-таки «на дело» мне приходится идти в первый раз.

Машку завозим в какой-то супермаркет. Ей нужно за покупками. Сами едем дальше. Встречаемся мы с Павлом на Маяковке, а Федор высаживает меня у Белорусской. Чтобы, стало быть, замести следы. Ведь будет странно, если я, всю жизнь передвигавшаяся исключительно на метро и троллейбусе, неожиданно появлюсь на шикарном джипе.

Так что я пойду в метро, а он продолжит движение по Тверской. Напутствует меня бодро:

– Не волнуйся, душа-девица, я буду у тебя за спиной. Даже если не видишь меня, в этом не сомневайся. Да и Стрелок будет вертеться поблизости. А он у нас дела делает так же лихо, как языком молотит.

Смеюсь и захлопываю дверцу. Забавный он парень, уютный какой-то, хоть и майор спецназа. Поболтаешь с ним, и как-то на душе теплее становится. Мастер подобрать слова и интонацию… Может, мама не будет так уж против?.. Обрываю себя. Ишь разогналась куда! Все это слишком хорошо знакомо: взлечу на крыльях своих собственных чувств, а потом, как Икар с небес на землю – шмяк! И только мокрое место от Анны Унгерн… Как от жучка на лобовом стекле…


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю