Текст книги "Мар. Щит императора (СИ)"

Автор книги: Александра Лисина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Во всем этом было два положительных момента.

Во-первых, спустя примерно месяц мучений его величество все же меня не удавил и, к тому же, начал более ответственно относиться к навязанному ему графику. То есть, ближе к полуночи чаще всего оказывался в своих личных покоях. Старался до этого времени поужинать, переодеться и посетить уборную. В постель по свистку он, конечно, не отправлялся, но тащить его туда из кабинета было намного проще, чем волочь на себе из другого крыла, да еще так, чтобы нас не заметили. Выставлять его величество на посмешище я бы, разумеется, не рискнул – это уронит престиж императорского дома и империи в целом. Поэтому рамки приличий я не переступал и время от времени все же делал послабления. Скажем, не провоцировал у императора обморок в присутствии послов, именитых гостей, не мешал его величеству размышлять о высоком в сортире…

Оценил ли он мои усилия?

Скорее всего, нет. Ну да это уже неважно, ведь самого главного я добился – меня, по крайней мере, услышали.

Второй плюс заключался в том, что, выпустив копившееся с вечера бешенство, Карриан неизменно успокаивался, и дальше с ним можно было иметь дело. Но, как я уже сказал, иногда простого поединка для этого не хватало, и тогда мне приходилось хитрить, сперва доведя его непримиримое величество до белого каления, а потом дав возможность пустить мне кровь.

Как ни странно, но вид моей крови действовал на него отрезвляюще. Всегда. В каком бы состоянии он ни находился. Казалось бы, обычная царапина… разбитая бровь, сломанный нос или, в особо тяжелых случаях, рассеченная лезвием кожа… каждый раз император при виде крови впадал в непродолжительный ступор, словно никогда ее раньше не видел. Потом бросал оружие. Отворачивался. И надолго исчезал в душевой, после которой возвращался уже вполне вменяемым, уравновешенным и почти нормальным человеком.

Не знаю. Может, кто-то скажет, что это идиотизм – пытаться таким способом вернуть мужчине душевное равновесие. Но за столько времени другого варианта я не нашел. Магия целителей так и оставалась ему недоступна. Рассказать о перстне я не мог. О том, что происходит с самим императором, мы могли лишь догадываться. Да что я? Даже Тизару Карриан ничего на эту тему не говорил! Никто, даже Зиль и Арх, понятия не имели, что происходит! Он ни с кем не делился. Никогда и ни у кого не просил помощи. Однако приготовления к свадьбе, которые начались после того, как из храма пришла радостная весть, велел отменить. Поиски, правда, прекратить не приказывал и с поражением не смирился. Просто… как мне показалось, потерял к «невестушке» былой интерес, но к эмоциям все же прислушивался. И я не раз замечал, как после особенно долгого поединка у императора менялось выражение глаз. Становилось каким-то болезненным, на грани отчаяния. Всего на миг, после чего его лицо снова превращалось в маску. Вот только каждый раз после этого мучительно стыдно становилось именно мне. Ведь это из-за моей глупости он терял над собой контроль. И по моей вине все в его жизни пошло наперекосяк.

Быть может, еще и поэтому я старался во всем, что не касалось здоровья и жизни, не ущемлять его самолюбие. Делал все, чтобы лишний раз не показываться ему на глаза. Вечерами, усыпив повелителя, помогал Зилю составлять расписание на ближайшую неделю и раскидывать встречи так, чтобы Карриан поменьше утомлялся. Я добыл переговорные амулеты абсолютно для всех значимых гостей императора. Составил до конца картотеку. Поставил на кабинет и личные покои императора дополнительную защиту. Всего за месяц оборудовал весь дворец «камерами» и «прослушкой», выведя самые важные «провода» на свое рабочее место между книжными шкафами и продублировав их в склепе.

С господином Годри отношения я тоже наладил. Поняв, что кроме благополучия императора меня ничто не интересует, он все же дал официальный допуск во дворец. С этого времени ни один страж больше не имел права меня задерживать, даже если на столицу упадет метеорит или пройдет слух, что в Орне свирепствует чума.

С управляющим удалось договориться еще быстрее и проще: для получения согласия на сотрудничество его достаточно было просто припугнуть. Казначей, поупиравшись для вида, тоже согласился делиться информацией, особенно после того, как я продемонстрировал, что и без его помощи доберусь до нужных мне документов. А попутно наверняка найду что-нибудь еще. Быть может, даже не совсем законное. Господин Роско, обнаружив как-то следы моего пребывания в своем тщательно охраняемом кабинете, посчитал, что легче дать то, что я у него прошу, чем заполучить вскрытый сейф и полнейший хаос в бумагах.

С леди эль Мора и герцогом эль Соар проблем не возникало. С Тизаром тем более. Особенно после того, как стало ясно, что в конце концов мне удалось переупрямить даже нашего императора. Правда, сам император меня на дух не переносил. Но хотя бы не гнал. Не оскорблял. В том числе и поэтому я каждое утро отдавал ему накопленную за сутки магию. Если он все-таки срывался, то забирал излишки. А каждый вечер хотя бы на полчаса тайком пробирался в спальню и выдавливал из себя остатки, чтобы он мог быстрее восстановиться.

Естественно, за всей этой суетой я уставал так, что порой, задержавшись в покоях императора, нередко вырубался следом за ним. На час или на два… насколько мог. После этого снова вставал, проверял защиту. И опять уходил, чтобы вернуться только к утру.

Из-за такого плотного графика есть приходилось ночью, потому что навещать кухню днем я не успевал. Да и отлучаться по нужде не всегда мог себе позволить. Из-за скудного питания я совсем отощал, причем так, что это стало заметно даже под маской. Однако дефицит питания восполнял тем, что большую часть дня проводил в подключенном к «проводам» состоянии. К зеленым, синим, желтым, белым… пока его величество решал текущие дела, я отслеживал перемещения слуг, подслушивал, о чем говорят гости в зале ожидания. Следил за стражей, прачками, караульными, аристократами… черт возьми! Я неусыпно следил даже за Тизаром! Поэтому всегда имел представление, где кто находится и как с кем связаться. А при необходимости мог и ниточку в нужном направлении протянуть, чтобы что-то подправить или наоборот убрать.

Признаться, за всю свою осознанную жизнь (как старую, так и новую) мне впервые довелось работать в таком бешеном ритме, поэтому на какое-то время мой мир сузился до размеров императорского дворца. И я совершенно упустил из виду, что творится снаружи. Более того, когда в один из дней его величество все же решил выбраться в город, меня до глубины души поразило отсутствие листвы на деревьях и пар, густыми облачками вырывающийся у людейизо рта. Когда же в довершение всего с неба посыпались мелкие белые крупинки, я и вовсе озадаченно замер.

– Вот и первый снег, – протянул Зиль, запрокинув голову и поймав на язык пару снежинок. – Надо же, как время бежит… да, Мар?

Я оказался настолько обескуражен открывшимся зрелищем, что просто не нашелся с ответом. Зиль тогда, помнится, поржал. Я, пожалуй, смутился. А всего через пару месяцев произошло событие, которое с ног на голову перевернуло всю мою прежнюю жизнь и перечеркнуло планы, которые я так долго вынашивал.

Глава 7

Наверное, я уже не вспомню, когда меня стали регулярно тревожить сны, но, пожалуй, впервые я заострил на них внимание именно после того, как на моих волосах осели первые снежинки. Это был толчок… отправная точка, после которой моя жизнь решительно покатилась под откос.

Сперва это были слабые, совсем еще короткие звоночки. Скажем, я стал чувствовать духоту в кабинете императора. Мне постоянно было жарко во дворце, поэтому на ночь приходилось открывать окно в покоях его величества. Но даже так нормально засыпал лишь после того, как снимал рубашку и ложился у самого окна. На сквозняке. При этом чувствуя себя, как лесной зверь, которого пустили в хорошо протопленную избу, но позабыли, что с такой густой шубой он прекрасно переночует и на улице.

Дальше – больше. Я стал замечать, что постепенно отдаляюсь от людей и с трудом переношу долгие аудиенции у императора.

Меня начали раздражать запахи. Я стал различать даже слабые нотки парфюма, которым пользовались гости и особенно гостьи его императорского величества. Сам Карриан, хвала Рам, предпочитал не лить на себя всякую гадость. Но дамы, как, наверное, везде, на них буквально отрывались. Порой во время завтраков, стоя за спиной Карриана, я едва не морщился от одуряющего запаха еды, смешанного с едкими благовониями. Во время приемов хотелось повесить на нос прищепку. Или дышать только ртом. И поначалу это действительно помогало, но вскоре терпеть это издевательство стало невозможно, и пришлось использовать транс, чтобы сохранить самообладание и не покинуть кабинет прямо посреди приема.

Еще я заметил, что с каждым днем пребывание во дворце все больше начинает меня тяготить, тогда как ароматы улицы, напротив, стали влечь к себе с неодолимой силой.

Я несколько раз ловил себя на том, что вместо того, чтобы прислушиваться к разговору, молча таращусь в окно, на ярко-синее небо или подсвеченные фонарями низкие тучи. На то, как идет дождь. Как следом за дождем начинает идти снег. Во время снегопадов я буквально выпадал из реальности – на минуты, иногда даже на часы, особенно, если оставался один.

А потом мне действительно стали сниться сны. Яркие, цветные. Про лес, охоту, лунные ночи, искрящиеся по утрам капельки росы на пожухлой траве и долгие-долгие переходы, во время которых неутомимые лапы несут меня все дальше от людского жилья и все ближе к тому, что я считал настоящей свободой.

Я стал сторониться чужого общества, старательно избегая не только Зиля или Нерта, но даже с Тизаром не хотел лишний раз общаться. Сперва списал это на плохое питание и невесть откуда взявшуюся тоску, которая в эти месяцы и впрямь приобрела устрашающие размеры. Но потом понял – дело не в ней. Я просто устал. От этой работы. От жизни. От шумных людей, от дворца, от не проходящего ощущения собственной ненужности и бесполезности той работы, которую я упорно делал.

– Хандра… – заметил однажды Зиль, когда я проигнорировал какой-то безобидный вопрос, а когда тот начал настаивать, попросил меня больше не трогать. – Не переживай, Мар. Это просто хандра. Весна придет, и оно само рассосется.

Я тогда молча ушел, не став ничего пояснять. И тогда же понял, что мне стало безразлично его мнение. Как и мнение Нерта, Арха, шуточки Ужа, вечное бурчание Ежа, добродушные подначки Зюни… день, ночь… еда, сон, работа или отдых… все стало по барабану. Абсолютно все. Кроме, разве что, самочувствия императора.

Я мог целую ночь просидеть на кушетке у него в кабинете, глядя, как падает за окном снег. Ни о чем не думать. Просто смотреть, раз за разом вспоминать свои звериные сны и находить в этом какую-то прелесть. Но каждое утро с рассветом меня приводила в чувство магическая печать, легким уколом напоминая о клятве. После этого я послушно вставал, мылся, переодевался и спускался в зал, где терпеливо дожидался появления императора.

Утренние поединки превратились для меня из обязанности в обыденность. Они не радовали, но при этом и не раздражали. Я брал оружие в руки, потому что так было надо. И не ранил императора исключительно по той же причине. Меня даже бешеный темп схватки уже не мог привести в чувство. Я словно заледенел душой. Замерз, как сосульки на окнах. Я сражался, ел, ходил и говорил исключительно машинально. И все чаще с нетерпением посматривал в окно. День за днем следил, как вьюга наметает в дворцовом саду громадные сугробы. Подспудно ждал чего-то. Стремился к этому всей душой и не замечал, как все больше теряю интерес не только к работе, но и к жизни.

– Мар, ты что творишь? – тихо спросил Нерт, когда очередная тренировка закончилась, и я, поднявшись с матов, начал молча одеваться. – Мар? Эй, Мар! Ты вообще меня слышишь?!

Я неохотно поднял голову и только тут заметил, что из разбитого носа так и продолжает течь кровь. Ну забыл, с кем не бывает?

Я равнодушно выдернул с потолка зеленую нить и, утерев лицо рукавом, продолжил облачаться в форму. Нерт и Арх с Хортом переглянулись, но никто не заступил дорогу, когда я направился к выходу. Не окликнул. Ничего больше не спросил. Ну и прекрасно. Мне без них проще. А им без меня и подавно.

День прошел как в тумане. Из транса я сегодня вообще не выходил, чтобы не упустить что-нибудь важное. Но как только закончилась смена, и император вернулся в свои покои, я развернулся и направился к себе в комнату. Бездумно. Без всякой цели. Хотя нет – цель у меня была. И едва оказавшись внутри, я первым же делом распахнул балконную дверь и с облегчением вдохнул морозный воздух.

Хорошо…

Рам! Как же давно я этого не видел! Усыпанное звездами небо, похожее на перевернутую вверх дном гигантскую черную чашу. Ледяные насыпи, до поры до времени скрывающие под собой сонные кустики. Такие же ледяные барханы, по которым ветер лениво гоняет поземку. Укутанные белой шубой деревья. Тихий свист ветра, то и дело отдающийся эхом в каминных трубах. Искрящиеся в свете магических фонарей снежные насыпи. Благородное серебро на покрытых инеем окнах. Тишина. Красота. Настоящее снежное царство, в котором я ощущал себя как дома… не мертвое – именно снежное. Потому что там, где царит смерть, ничто и никогда не меняется. А зима – всего лишь короткий период жизни, после которого вновь появляются силы и желания, трава и цветы… Временная остановка. Небольшой перерыв. После которого все становится как прежде.

Сколько я так стоял и любовался, не помню – я потерял счет времени. Кружащийся в воздухе снег медленно оседал на моих ладонях, путался в волосах, игриво щекотал ресницы. Казалось, на какой-то миг я действительно вернулся… Но все испортил грохот распахнувшейся от удара двери, быстрый топот и сердитый окрик:

– Мар! Да что, драхт тебя забери, с тобой сегодня творится?!

Меня дернули за плечо, но когда я повернул голову, гневно раздувающий ноздри Тизар почему-то отшатнулся.

– Тал милосердный! Что у тебя с глазами?!

Я не ответил, а когда покосился на висящее сбоку зеркало и увидел, что в нем отразились две сверкающие ярко-синие льдинки, пожал плечами.

– Ну-ка иди сюда, – решительно пропыхтел маг, оттаскивая меня в сторону. – Тьфу ты! Холодный какой! Ты чем думал, когда открывал окна настежь в такой мороз?!

Он с грохотом захлопнул балконную дверь, швырнул пару огненных сгустков в камин. В мгновение ока растопил его так, что от стен повалил пар. А затем буквально вытолкал меня прочь, напоследок велев:

– У императора бессонница. Помоги ему. Сейчас же!

Я молча развернулся и вышел, по пути перейдя на второе зрение. Дежуривший в эту ночь Ворон с напарниками едва не опешили, когда я молча прошлепал к двери, бесцеремонно толкнул ее, вошел в покои императора. А минуты через две снова вышел и как был, босиком, направился прочь, попутно обдумывая, будет ли уместным переночевать на крыше и есть ли там место, где меня хотя бы сегодня никто не будет доставать.

– Куда пошел?! – рявкнул выскочивший в коридор Тизар. – А ну назад! В кабинет императора! Живо!

Я остановился. Подумал. Ощутил недвусмысленный укол в груди и, развернувшись, так же покорно отправился обратно.

– Сиди здесь! – процедил «дядюшка», когда я зашел куда велели и сел на кушетку, бездумно уставившись перед собой. – Чтобы ни шагу отсюда до утра, понял?!

Я так же молча кивнул. После чего забрался на кушетку с ногами, свернулся клубком. И, мимолетно пожалев об отсутствии хвоста, которым можно было бы прикрыть чуткий нос, уснул, больше не испытывая ни сомнений, ни тревог, ни сожалений.

***

Когда я открыл глаза, в комнате все еще было темно, а на улице свирепо завывала метель, то и дело стучась в окно снежными пальцами. Все вокруг было знакомо, но в то же время и непривычно. Я видел мир то в обычном, то в черно-белом свете. А иногда зрительная картинка рассыпалась, как мозаика, и тогда меня заставлял прислушиваться к происходящему чуткий нос, который сегодня особенно точно передавал витающие в воздухе запахи.

Соскочив с кушетки, я рысью обежал кабинет, с удивлением узнавая его заново. Безошибочно определив, что вон в том углу два дня назад побывала крыса, я машинально поправил защиту и принялся обследовать остальные помещения на предмет ранее не замеченных дефектов. Зачем и почему, не задумывался – просто так было нужно. Но ни в кабинете, ни в библиотеке других дыр не обнаружилось. А вот в спальне их нашлось целых две, поэтому там пришлось задержаться. И все то время, пока я там находился, ноздри будоражил смутно знакомый запах.

Я подошел к постели, обнюхал лежащего поверх покрывала человека и, подумав, решил, что мне нравится его запах. Здоровое тело всегда пахнет особенно вкусно. Поэтому я не удержался – наклонился, тщательно обнюхал его еще раз и, лизнув чужие пальцы, удовлетворенно рыкнул: хозяин.

Тянущаяся к нему сверху белесоватая нить мне не слишком понравилась, поэтому я цапнул ее зубами и перекусил, умудрившись не потревожить сон человека. После этого оббежал спальню еще раз. На мгновение подумал, что было бы хорошо тут все пометить, но другая мимолетная мысль воспротивилась этому решению, поэтому метки я ставить не стал. Ушел. Кратчайшим путем в соседнее логово… комнату? Которая почему-то пахла мной, но которую я почти не помнил.

Заглянув в прогоревший камин, я чихнул, подняв в воздух целое облако пепла. Затем подошел к большой прозрачной двери, за которой бушевала вьюга. Некоторое время понаблюдал за тем, как ветер сдувает с деревьев наметенные вчера снежные шапки. Прислушался к себе и понял: скоро. До того события, которого я ждал, осталось совсем недолго. Надо было только еще немного потерпеть.

Когда снаружи хлопнула дверь, я встрепенулся и пошел обратно, прислушиваясь к раздающимся из-за стены голосам, в которых слышались тревога и раздражение. Раздражение – это хозяин. Беспокойство – другой человек. Забыл его имя. Но тоже знакомый – его запах остался на вещах в кабинете, а еще вокруг него я иногда различал сине-фиолетовое марево, которое напоминало предгрозовое небо.

В чем дело?

Чего они на меня так смотрят?

Хозяин?

Перехватив изучающий взгляд СВОЕГО человека, я вдруг подумал, что было бы уместно вильнуть хвостом, но хвоста почему-то не было. Да и ходил я все еще на двух лапах вместо четырех. Впрочем, меня это не особенно беспокоило. Память подсказывала, что я давно так делаю, и ничего страшного в этом нет.

– Мар? – осторожно позвал меня тот, фиолетовый.

Я заинтересованно дернул ухом.

– Мальчик мой, с тобой все в порядке?

Он качнулся в мою сторону и протянул руку, чтобы погладить, но мне это не понравилось. Я не любил, когда ко мне прикасались. Тем не менее хозяин не приказывал нападать, поэтому я лишь бесшумно оскалился, и фиолетовый отпрянул.

– Не к добру это, – вполголоса пробормотал он, вопросительно повернувшись к хозяину. Тот смотрел на меня с каким-то непонятным выражением, и я никак не мог понять, как на это реагировать. Хотелось подойти, но что-то не пускало. Хотелось дать ему понять, что я ему верен, но опять же, что-то мешало просто так приблизиться и снова лизнуть ему руку.

Я неуверенно замер, принюхиваясь и пытаясь найти решение. Но в этот момент хозяин сдвинулся с места и коротко, привычно, как раньше, приказал:

– За мной.

Команды я понимал и прекрасно помнил, что это означает, поэтому с облегчением перестал искать ставшее ненужным решение и последовал за тем, кому было позволено отдавать мне приказы. Я шел за ним как щенок, поминутно присматриваясь и пытаясь понять, что это за место, почему вокруг так много людей и почему они тревожно на меня косятся. Большинство из них мне не понравились. Плохо пахнут. Плохо раскрашены в моем новом разноцветном мире. Плохо относятся к хозяину. Страх… вот, пожалуй, главная эмоция, которая их переполняла. И только фиолетовый и еще двое, почти «бесцветных», которые встретили нас на пороге, испытывали к нему уважение, почтение и излучали слабенькое тепло.

Их запахи я, кстати, тоже узнал, но они, как и все, старались держаться подальше. Это было странно: я не планировал атаковать. Тем более этих, теплых, которых хозяин воспринимал как членов своей маленькой стаи.

– Что происходит? – тихонько спросил один из них, когда я прошел мимо.

– Понятия не имею, – ответил второй. – У Тизара спроси.

– Заткнитесь вы оба, – едва слышно бросил фиолетовый, заставив меня обернуться. – Не до шуток.

– Куда вы его, рино? – отчего-то не послушался первый.

– В лабораторию, конечно. Куда же еще?

– А-а-а… я уж было подумал…

– Зиль, заткнись ради всего святого, – с чувством повторил фиолетовый, но я не понял, отчего он так отреагировал, и почему в его эмоциях так явственно промелькнуло раздражение. – Сир, боюсь, вам придется идти с нами.

Хозяин снова на меня покосился, но ничего не сказал и просто куда-то пошел, заставляя меня идти за ним следом. А когда мы оказались в большом, заставленном непонятными предметами помещении, он указал на стоящее в углу кресло и велел:

– Садись.

Я послушно сел, забравшись туда по привычке сразу четырьмя лапами, и вопросительно уставился, молча спрашивая, доволен ли он тем, что я сделал. Хозяин ничего не сказал, и от этого стало грустно. А потом он и вовсе ушел, оставив меня наедине с фиолетовым и приказав вести себя хорошо.

Я долго ждал, когда он вернется, и попутно позволял фиолетовому ходить вокруг, размахивая верхними лапами и бормоча под нос всякую чушь. Иногда я понимал его слова. Даже вспоминал названия заклинаний. Но большую часть времени провел в странном оцепенении, основной целью которого было ожидание. Потом ждать мне надоело. Копившееся с момента пробуждения нетерпение взяло вверх. Я как-то разом осознал, что время почти закончилось и, не обратив внимания на недовольный вскрик фиолетового, спрыгнул с кресла.

– Мар! Вернись сейчас же!

Я только оскалился, ведомый непреодолимым ощущением спешки. Надо было бежать, я должен был успеть найти хозяина и что-то ему сказать… или показать? А может быть, куда-то отвести? Это я помнил довольно смутно. Зато чувствовал, что должен поторопиться, и совершенно точно знал, куда идти.

Вернувшись в хозяйское логово, я тихо заскулил: хозяина тут не было, но времени его искать почти не осталось. За окном бушевала буря. От свирепых порывов ветра дрожали стекла. В окна то и дело стучались мелкие льдинки, но я лишь смотрел на них издали и не двигался. А встрепенулся только после того, как где-то далеко-далеко, почти на грани ощущений, прозвучал такой знакомый, родной и долгожданный голос потерянной стаи, которая наконец-то вернулась. Сюда. Ко мне, по пути призывая своего потерянного собрата.

Звон разбитого окна и шум распахнувшейся двери слились с бешеным воем ветра, который с ходу ворвался и освобождено закружился по мгновенно промерзшему логову. Над моей головой взвихрился целый хоровод из колючих снежинок, по морде… нет, пока еще по лицу… легонько застучали крохотные ледяные комочки. Зима пришла… а вместе с ней метель… и стая. А следом за зимой пожаловала и ее величественная хозяйка, которую я имел право и одновременно честь называть своей второй матерью.

– Мар!– неожиданно выдохнул из-за спины чей-то встревоженный голос.

Я неохотно отвернулся от балкона, за которым метались и завывали гигантские тени. Неожиданно вспомнил имя: Тизар. Узнал его голос. А когда увидел его побелевшее лицо, хрипло уронил:

– Они зовут…

– Нет, Мар! – ахнул маг, когда я рывком содрал с себя рубашку и босыми ногами ступил в сугроб, который уже успело намести возле балконной двери. – Стой! Еще не твой срок!

– Напротив. Я здесь лишь гость… да и появился не в свое время.

Маг, кажется, сказал что-то еще, но я уже не слушал – все мое существо тянулось туда, в глухую ночь, где посреди яростно завывающих вихрей на мгновение проступили очертания огромной волчицы.

Я почувствовал ее сразу. Всего один взгляд из темноты, и я уже не мог оторвать глаз от двух знакомых ярко-синих звезд, которые на фоне ночи смотрелись так потрясающе уместно. Она стояла поодаль, терпеливо дожидаясь моего решения. Она искала меня, непутевого волчонка. Звала такими же долгими холодными ночами. Иногда я даже слышал ее, просыпаясь в поту под самое утро. Но почти сразу забывал. И лишь сейчас увидел, как недавний сон превращается в реальность.

Она была прекрасна – сотканная из пушистого снега, крохотных льдинок, осколков разбитых звезд и чьих-то не случившихся желаний. Бесплотная, но при этом абсолютно реальная. Грозная, но при этом заботливая и мудрая. Как истинная женщина, умеющая повелевать и отступать. Такая же сильная. Могущественная. Загадочная. Вечная. Властительница ледяных равнин или просто богиня Рам.

Именно сейчас, глядя на нее, я неожиданно вспомнил все годы, на протяжении которых она принимала меня в стае как равного. Она была свирепа и милосердна. Жестока и одновременно нежна. Красавица и чудовище. Женщина и волчица… вся женская суть и все истинно женские противоречия слились в этой странной богине. Она покровительствовала жизни, но славилась как повелительница смерти. Она веками путешествовала из мира в мир, одну за другой собирая в свою свиту неприкаянные души. Куда она вела их, раз за разом проходя меж звезд по одному и тому же маршруту? Зачем все это понадобилось? Она никогда не говорила. А я отчего-то не осмелился спросить, хотя откуда-то знал, что она ответит.

Неожиданно в комнате снова стало светло, и Рам подняла лобастую голову, уставившись на что-то за моей спиной.

Я снова обернулся и вздрогнув, в очередной раз увидев мир так, как видела его она. Черно-белые стены. Размытый силуэт у камина. Такие же размытые очертания предметов и… ярко-золотой огонек возле самой двери, который я уже не надеялся увидеть.

Я узнал его сразу, с первого взгляда, и непроизвольно качнулся в ту сторону, испытывая целую гамму ощущений, в которых сам черт не смог бы с ходу разобраться. Я был бесконечно рад, что все-таки нашел его в этом мире. Испытывал жгучий стыд от осознания того, что когда-то посмел его бросить. Надеялся, что когда-нибудь мой огонек найдет в себе силы понять мой поступок. И испугался мелькнувшей на задворках мысли, что именно здесь, сейчас, я мог потерять его навсегда.

Наверное, это просто ветер не вовремя швырнул в лицо пригоршню свежего снега. А может влетевшая в окно льдинка до боли царапнула глаз. Я вдруг почувствовал, как на лицо набегает невесть откуда взявшаяся пелена, а когда она рассеялась, прерывисто выдохнул и горестно застонал, увидев, какое тело решила выбрать столь дорогая для меня душа.

И вот тогда я наконец-то понял, зачем и почему явился в этот мир.

Дух льда… неприкаянная душа, которая веками может искать свою половинку. Вот кем я был и кем стал, когда в один из дней покинул старую телесную оболочку.

Я нашел вторую половину здесь. На Тальраме. Узнал. Почуял. Издалека кинулся на зов, мгновенно позабыв обо всем на свете. Но я пришел сюда не просто так… я должен был ее забрать. Да, именно я, и именно отсюда. Забрать с собой. Прочь из этого мира, потому что Рам никогда не трогает тех, чей срок жизни еще не пришел. Мы, ее дети, не слышим тех, кто нам предназначен, до тех пор, пока не приходит их время покинуть смертное тело. Именно тогда почуявшая свободу душа впервые осознает себя на ледяных равнинах. Она просыпается и отправляет молчаливый зов, говоря своему огоньку: я иду, я скоро! Если тот, кому этот зов предназначен, услышит, он покидает стаю, находит огонек и ждет… неделями, месяцами… до тех пор, пока не настанет назначенное время.

Я свой огонек тоже когда-то нашел и был этому бесконечно рад. Однако только сейчас начал сознавать, что по глупости своей вмешался в то, во что не должен был вмешиваться.

Карриану было суждено умереть еще несколько недель назад. Здесь, во дворце, закрыв собой немолодого отца и закономерно отправившись во владения Рам. Именно я должен был встретить его там. И это я должен был привести его в стаю. Но я ошибся, и вместо одной души дал свободу другой. Да еще, наверное, не в положенный срок. И поскольку природа не терпит пустоты, то мне пришлось занять чужое место. Чужое тело. Именно в тот момент я опрометчиво вмешался в судьбу другого человека, да еще и не одного.

«Я тебя предал…» – вот что я понял, вспомнив, с каким отчаянием звал меня огонек на ледяных равнинах. – «Вот за что ты бросил меня в снегах. Вот почему мне было так больно. Прости, я ошибся. Прости, что слишком поздно тебя нашел».

Император не ответил, растерянно глядя на бушующую снаружи метель, а я вдруг ощутил за спиной смутное движение и как ужаленный повернулся, запоздало сообразив, что, помимо меня, на Тальраме осталась еще одна душа, которой здесь было не место. Но отдать ее сейчас… позволить забрать, когда я только-только ее нашел…

У меня в груди отчетливо заскреблась печать, и я бездумно загородил дорогу стремительно набирающей силу метели.

Нет. Одного я его туда не отпущу. Если уж возвращаться на ледяные равнины, то вместе. Или же только мне, но этого ты, похоже, не желаешь. Ты ведь не за мной пришла, верно?

– «Отойди, ребенок», – ласково шепнула ночь, просочившись в насквозь промерзшую комнату. По стенам и потолку тут же побежали дорожки серебристого инея. Зеркало мгновенно заледенело. Следом за ним покрылся снегом камин. Затем белоснежные дорожки побежали дальше, к двери. Но перед ними упрямо пятился я. Толкая спиной, загораживая собой закаменевшего, какого-то неживого, подозрительного похолодевшего мага. И толкал до тех пор, пока не оказался возле самой двери, не почувствовал пробежавшую по коже теплую волну и не понял, что буквально в шаге от меня стоит император, а значит, отступать дальше просто некуда.

– «Отдай, – повторила богиня, обдав нас целым облаком снежинок. – Этой душе здесь не место».

Я тяжело вздохнул и мотнул головой.

– Не могу.

– «Отказываешь? Мне? – удивленно отпрянула волчица. Моего разума коснулась недоверчивая мысль, затем его обволокло такой же вьюгой, какая царила снаружи. Я пошатнулся, с трудом выдерживая ее напор, но Рам неожиданно отступила. – Да будет так. Я уйду. Но однажды ты снова меня позовешь, и тогда я приду за вами обоими».

Почти сразу свирепо рвущий занавески ветер утих, снаружи перестал доноситься многоголосый волчий вой. Могучий силуэт растаял в ночи. Вьюга утихла. Обледеневшие шторы обмякли. Провисшая на одной петле створка балконной двери жалобно скрипнула, огласив наступившую тишину пронзительным воплем. Не выдержавшее мороза зеркало хрустнуло и с громким звоном разлетелось на мелкие осколки…