Текст книги "Статус-Кво (СИ)"
Автор книги: Александра Лимова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц)
Попытка отвлечь тем, что мне действительно может быть интересным. Снова понимание, что с моим состоянием и как его скорректировать. Усмехаюсь и, отпив, отдаю ему бокал, принимая протянутую сигарету и его правила. Покорно задумалась. Ничего толкового не придумала.
– Лесовский гроуп импекс.
– Так ты же Лисовский?.. – неподдельно удивленно смотрю в его усмехнувшийся профиль.
– Три года как. Я в федеральном розыске. – Он хохотнул, повернув голову и с удовольствием глядя на мое по лошадиному вытянутое лицо. – Ну как я… Лесовский Роман Вадимович в розыске, да. А вот соучредитель Лисовский, божьей благодатью и ежемесячными семизначными суммами нет. – Тихо рассмеялся, пригубив бокал и иронично глядя на меня. – Импекс в названии, это импорт. Начинал с нуля, расширял клиентскую базу, ну знаешь… я знаю такого вот человека, у которого вот такой обалденный товар и называл цену чуть выше, чем реальная. Барыжил на посредничестве. Сначала на родной земле, потом в основном с Китаем, со странами Евросоюза редко поначалу. Потом чаще, когда нашел нужных людей любящих дорогие цацки. Склонность к языкам всегда была. Очень хорошо знаю три, на уровне разговорного еще два, еще на парочке в режиме собаки – сносно понимаю, но ответить не смогу… Короче, эта моя способность, предпринимательская жилка и чуйка на людей работали в содружестве просто убойно. Организовал ИПешку, специализирующуюся на импорте, покрутился, баблишка поднял неплохо. Появился клиент интересующийся закупками оборудования в строительстве. Я пораскинул мозгами, сравнил варианты и выбрал Китай, пробил тему, составил идеальную схему, по которой сейчас «Легроим» закупку ведет и понял, что строительная отрасль это просто золотая жила. На тот момент занимался оформлением акционерного общества, на которое у меня планы другие были, но эта почва… у меня, что называется, встал и не падал. – Лисовский ржет с удовольствием глядя на мое перекошенное лицо. – Только работай. Точнее въебывай изо всех сил и тех даже, которых нет. Схемы за схемами, поле необъятное. Постоянные подвязки. Одни круче других и вот уже в зоне досягаемости матерый «Радон» у которого я вырываю кусок за куском. Очередной тендр, купленный конкурс и проплаченные твоим отцом твари сдают меня. Дальше насильники из управления по борьбе с коррупцией меня хлопают. Однако, я давно понял, что главное в нашем мире это связи. Пара, в переносном смысле, разорванных от натуги сухожилий, тридцать восемь мультов прямом смысле и Лесовской Роман Вадимович в федеральном розыске, а Лисовской входит в состав учредителей и получает контрольный пакет акций. Почти все твари, подведшие к этому, были наказаны и вакханалия продолжилась. Но твой папаня не дурак. Я и ему хотел отомстить, а с моим новым рискованным положением к нему не подобраться, потому что тоже связи у него… Мне сложно вот передать, как я его ненавидел… По неофициальным переговорам,– ледяная усмешка, взгляд в сторону и выдох сигаретного дыма, – в моей машине у его дома, он меня предупредил, что при случае, прикопает в лесочке, если я хуевертить начну, после того как с «Тримексом» определимся. Прикопать-то прикопаешь, согласился тогда я, но… короче хуету я говорил, пугающую и с серьезным ебалом, он даже мне поверил, а по факту, козырей у меня не было. И это очень напрягало, но война пиздец насколько затратная выходила, да и по сей день я еще не полностью оправился от того, что тогда произошло, а деньги постоянно нужно отстегивать… Похвалюсь и скажу, что и у него тоже затраты росли в геометрической прогрессии, ведь я знатно старался. Но все равно я находился с этим «Тримексом» на более слабой позиции, поэтому тянул с переговорами, рыл, искал варианты, пока … Понимаешь степень моего торжества, когда я узнал, что в моем маленьком порно участвовала его дочь?..
– З-зачем ты сейчас мне это рассказываешь?..
– Козырь не разыграть, скудоумная. Теперь не разыграть. Не мне, не тем более тебе.
– Что?..
– Чудо. Вот скажи мне откровенно… Просто задумайся над этим вопросом и скажи мне честно. Папа даст тебе команду меня наебать. Левый подряд, третьи лица с оплатами и прочее, схем может быть много… Вот просто представь, что тебе сейчас батяня позвонил и сказал сделать что-то, о чем я вообще не должен подозревать. Ты охотно и с радостью кинешься это делать?
– Ну-у-у… не с радостью, ведь я тебя боюсь… а так да.
– А честно? – усмехнулся, иронично глядя на меня.
И ответ застрял у меня на языке. Ответ положительный, логичный, разумный, а горло спазмировалось и не пустило его.
– Вот поэтому козырь и не разыграть, чудо мое. До тебя пока туго доходит все, оно и не удивительно… Но буду искать другие варианты. Мы с твоим папашей люди очень разные в плане… принципов. Ты сейчас сама вон своим рассказом это подтвердила. А антураж… он бывает очень обманчивым. Мне такой вариант на руку играет, «Радону» другой…
– Ты думаешь… что я тебя не предам?
– Нет, не думаю. Я в этом уверен, и просерать такое я не собираюсь, слишком мало людей осталось и слишком много тварей вокруг. Тем и ценнее.
– Красивый ход, где я куплюсь на твои сладкие речи, а потом ты заставишь играть меня против отца?
– Слишком низкий и малоперспективный вариант. У тебя будут собственные красивые ходы и не будет больше ассоциаций с похмельем и потерянностью. Пора просыпаться. – Тихий одобрительный смех на мою отвисшую челюсть. – И начать собственную партию. Щерь зубы, напрягай мозг, выходи из огня да не попадай в полымя. Зажигай собственный костер, идиотка, и больше никого и никогда не слушай. Даже меня, если я начну казаться врагом. Играть свою партию – единственный вариант… избавиться от чувства похмелья. Природа дала много, глупо это так и не реализовать. – И он протянул мне руку. Один жест, одно простое движение, а внутри все сжалось, как перед прыжком в пропасть. – Добро пожаловать на арену, Ксения Егоровна.
– Мне нужен правдивый ответ на свой вопрос, Ром. – Глядя на его ладонь негромко, но крайне серьезно потребовала я. – Для чего это тебе?
– Причина первая – я готов к новым игрокам и это то, что отличает меня от твоего отца, потому что я допускаю вариацию не только войны, но и синергии. Не всегда и не везде, но допускаю. – Краткий выдох и низкий серьезный голос, пробирающий до дрожи, – и причина вторая… у нашей с тобой ебанутой и такой наивной породы в подкорку забито не кусать кормящую руку, как бы сильно она не дернула за холку, верно? Я уверен, что при столкновении интересов… ты не убьешь меня. После этого разговора, может, подрубишь колени, ибо гены же… но окончательный удар точно не нанесешь. Я… так и не сделал, а значит, ты тоже не сможешь. Поэтому и предлагаю. – Короткая, горькая усмешка. – Будь готова – это очень сложно, но никакого чувства похмелья и мир ясный. Ебучий, жестокий, ублюдочный мир, где люди просто редчайшие твари, в девяноста девяти процентах случаев понимающие исключительно силу и чем она жестче, тем для них лучше, но весь этот мир и все в нем явится ясно, четко, без прикрас. Ты к этому готова?
Сердце остановилось, по телу дрожь и онемение. И пальцы сжали пальцы.
Глава 7
По прилету из Гонконга, Лисовский отправил мне смс, что ждет меня вечером… в отеле. В том самом, где я провела с ним ночь и моя жизнь после этого пошла под откос.
А до этого он меня не трогал. Дал сутки на переосмысление, расстановку приоритетов и прочего. Он дал мне паузу, не трогая меня в Гонконге вообще и я снова поразилась тому, как он все понимает.
Не смотрел на меня, не разговаривал, не оставался наедине, не вставал рядом, вплоть до аэропорта. Его отпихнул Кирилл на регистрации. Отпихнул правда случайно, на ходу роясь в телефоне и не обращая внимание на происходящее вокруг задел локтем его живот, когда проходил мимо. У меня сердце пропустило удар, когда Лисовский мертвенно побледнев, перестал дышать. Но Кир, не поднимая взгляда от экрана не заметил этого, дежурно извинившись и встав за мной. Лисовский взглядом велел мне отвернуться, что я и сделала, успокаивая бешено колотящееся сердце и запихнув мелко задрожавшие руки поглубже в карманы.
Как и следовало ожидать, со своими приоритетами я так и не определилась за отведенное мне время. Все стало сложнее. Глубже. Ненавидеть я его не могла, а он больше не давал для этого повода. И все стало… сложнее.
До того самого момента, пока нас не забрал папа из аэропорта, и мне не прилетела смс, что «Время для бабских переживаний истекло. Пора вершить великие дела, скудоумная)». Не знаю почему, но от этого стало легче. А от следующей смс с адресом отеля и «номер, надеюсь, помнишь. Подваливай после семи» еще легче.
Я нерешительно тушевалась сидя в своей купешечке на парковке отеля и не зная как ко всему этому относиться, упрашивая стрелку часов не приближаться к цифре семь. Но тщетно. Разозлившись на себя, и прошипев в зеркало:
– Вообще, что ли? Поплачь еще и сопли размажь!
Решительно покинула машину и взлетела по ступеням в отель. В дверь его номера фактически пинала, злясь, что мое царское величество заставляют ждать на пороге, но как-то быстро растеряла спесь, когда кусок льда мне открыл и привалившись к косяку плечом, растянул губы в прохладной усмешке.
– Вечер добрый, Ксения Егоровна. – Иронично улыбнулся, шире распахивая двери, чтобы пропустить меня.
– Почему ты живешь в отеле? – храбрясь и цепляясь за остатки дерзости, сбросила туфли на пороге и вальяжно прошествовала вглубь того самого номера.
– В квартире ремонт делают семь парализованных улиток. Задрали, сука. Еще и криворукие. Но все прежние рабочие были еще медленнее и еще хуже. Приходится работать с теми, что есть.
Учитывая его стаю, я и не сомневалась, что отбор на ремонт логова был жесткий.
Я фыркнула, нагло осматриваясь и с удовольствие цапая с прикроватной тумбочки бутылку вина, приготовленного, очевидно, для меня.
– Голодна? Ужин минут через десять притащат. – Зевнул, на ходу расстегивая рубашку и подхватив с комода пачку сигарет, сел в кресло рядом с выходом на балкон.
Я, все еще храбрясь и стараясь быть рэзкой и дэрзкой, отрицательно мотнула головой, плюхнувшись на край кровати и придирчиво осматривая этикетку на вине. Он определенно знает толк в бухлишке. И в моих вкусовых предпочтениях.
– Чего там за великие дела? – скосив на него надменный взгляд спросила я, вынимая пробку из уже откупоренной бутылки и с видом знатока втягивая аромат.
– Запись.
Подавилась. Посмотрела на иронично улыбнувшегося Лисовского, кивком указавшего на широкую стойку под плазмой на которой лежал включенный лептом с флешкой на клавиатуре и планшет. Когда я перевела на него взгляд, достал из кармана брюк свой телефон и положил на подлокотник.
– Всего три копии. На флешке, планшете и в телефоне. Больше у меня этого видео нигде нет. – Фыркнул, глядя на мое бесконечно удивленное лицо, – удаляй. Давай, падаван, хули рот разинул? Муха залетит.
– Ты… серьезно?
– Мне казалось, я был крайне серьезен еще в Гонконге, нет? Или ты думала, на уши приседал? – усмехнулся, затушил сигарету, встал и подхватив лептоп с планшетом сел рядом со мной. – Если бы приседал, о себе бы слова не рассказал. Ничего не предлагал, а изображал… как ты там пизданула-то?.. рыцаря сердца? Рыцарь из меня такой же, как из тебя благочестивая монахиня. Так что вот. Удаляй. Наши ебанутые отношения начнутся с этого. С честности и… блядь, это смешно прозвучит, но равенства. Твой ход, чудо.
Я совершенно растерянно посмотрела в его ироничное лицо. Только вот серебряные глаза были крайне серьезны. Он откинулся на подушки, полы рубашки распахнулись, и я заметила новую, аккуратную повязку на его животе. В горле пересохло. Он закатил глаза и покачал головой.
– Уда-а-аляй. Чего тормозишь-то? – надменно приподнятая бровь, но я уже научена, что его лицо может выражать, что угодно, главное – выражение глаз. А в них серебро.
Почему-то дрожь по телу. Подхватила технику. На удаление меньше минуты.
– Это точно все? – напряженно оглянулась на него.
– Могу еще ссылку на сайт скинуть, с админами сама поговоришь. – Крайне серьезно произнес Лисовский, снимая функцию запроса пароля при включении телефона. – Хвала небесам, а то я уже задолбался… реально неудобно, особенно если торопишься… – Довольно прицокнул языком и зевнув бросил мне телефон. – Там, в галерее и в избранном.
– В избранном, блять. – Прицокнула языком, взяв его мобильный.
– О, я мусолил это видео довольно часто. – Хмыкнул он, цепляя меня за локоть и вынуждая придвинуться к нему. – Ночь, тишина, невыносимое одиночество, а тут такое порево в наличии. – Раздвинул ноги, согнув их в коленях и притягивая меня спиной к себе на грудь. – Вообще непередаваемое чувство, когда свою же порнуху смотришь. Да и музыкальное сопровождение что надо. Ну и партнерша там огонь. Ты удивительно… фотогенична, или правильнее говорить видеогенична? Короче встает с первых секунд. – Хохотнул глядя на мое от неожиданности растерянное лицо. – Песенку на вызов поставил, потом убрал. Ассоциативное восприятие у меня слишком сильно выражено, а на работе неудобно, когда у меня все готово к труду и обороне, при первых аккордах входящего вызова. Пришлось сменить на стандартную мелодию.
– Скажи еще, не трахался ни с кем… – пробормотала я, сопротивляясь его попытке прижать меня спной к своей груди.
– Веришь нет, не вставляло вообще. – Фыркнул на мое недоверчивое угуканье. – Три недели голода. Сам себя бесить начинал, на работе вообще боялись в глаза смотреть. Поэтому над тобой так измывался. Раза три чуть выдержка не сдала, когда у тебя от злости пар из ушей валил… думал, выебу сучку. Прямо на рабочем столе. На совещании. Возле двери когда застыла, а я тебе про векселя двигал и остановиться не мог, глядя как у тебя лицо перекашивается… Потом убить хотелось кого-нибудь. Но другие бабы не вставляли вообще. Разумеется, думал, что еще раз тебя трахну. Мозги уже кипели. Думал, сопротивляться начнешь – хуй с ним, сыграю грязно, наплету с шантажом.. Особенно после того, когда в кабинете выдержка по пизде пошла. Забавно это с другой стороны. Никогда не было, чтобы меня так перло по человеку. Которого трогать вообще нельзя.
– Ой ли? – оглянулась и покосилась на него, стараясь не выдать, каким бальзамом на душу излились эти слова. И каким огнем в венах.
– Ой ли. Я же видел. Бесишься, а глаза выдают, это вообще по выдержке било особенно сильно.
Я прыснула, не став противиться его особенно сильному рывку за мое плечо и падая спиной ему на грудь. Он недовольно зашипел, видимо, я надавила на его ножевое. Резко отстранившись с сожалением посмотрела на непроницаемое лицо, и его рука притянула меня обратно.
– Погоди. – Прохладная усмешка на ухо, когда я пролистала галерею с неисчисляемым количеством фото каких-то документов, строительных объектов и всяких диковинных хреновин, и нашла таки нужную запись. – Мне кажется, тебе жарко.
Пальцы стянули блейзер с моих плеч и пробно пробежались по ребрам, заставив мое сердце застучать быстрее, а дыхание участиться.
– Это то самое видео, да? – аккуратно откидываясь спиной на его грудь, улыбаясь, прошептала я, наблюдая как его пальцы медленно расстегивают пуговицы на белом топе.
– Честно, не уверен. Я же великий русский порноактер, у меня неисчисляемое количество таких записей. – Смеется, прикусывая меня за ухо. – Так что да, лучше убедиться.
Его пальцы мягко тянут ткань юбки вверх, но нас прерывает стук в дверь. Ужин.
Мой палец над значком воспроизведения.
Ложится на спину рядом, приглашающая полуулыбка и кивок на свои бедра.
Оседлала. Его пальцы сжимают кожу бедер, почти до боли, но пуская пока слабое эхо возбуждения по телу. Телефон ложится на его грудь и палец воспроизводит видео. Он прав. «Видеогенична». И не только я. У него определенный талант к операторской работе и невероятный артистизм, или как это называется, когда от мужика в кадре глаз отвести не можешь.
Смотрю. Как кубик льда по моей коже и следом почти сразу его язык. Сердце останавливается, и начинает с мощными толчками гнать горячую кровь по сузившимся сосудам. Неудобно сидеть, но так приятно, что тело невольно дразняще покачивается, вызывая усиление нажима его пальцев на моих бедрах. На записи звон отшвырнутого им бокала, это ударяет по перепонкам и горячей волной вниз живота.
Не могу оторвать взгляда от творящегося порока на экране. Выдох сквозь сухие губы, знаю, чувствую всеми рецепторами с каким удовольствием он сейчас считывает зарождающееся горячее безумие в моих глазах. Безумие, погружающее разум на дно его райского ада. Адского рая.
Не могу отвести взгляда, смотрю на дикую эротику, начинающееся порно, с известными мне людьми и одновременно совершенно незнакомыми. Изгибы моего тела, его прикосновения, ажур маски на лице, при его «посмотри на меня». Взгляд тяжелый, дурной, сладкий, тянущий ко дну. Мой взгляд.
И порно под ракурсом, со свидетельствами того, как сильно мое тело реагирует на его, под разрывающие биты. И как упоительно он подстраивает меня под ритмы.
Его руки в реальности сдвигают ткань с бедер и влажное кружево между них. Касается пробно, осторожно, дразняще, а меня перед глазами все меркнет, только взгляд все равно, даже сквозь подаренные им полутени жадно всматривается в продолжающееся видео.
– Давай… – его тихий рассыпчатый, надломленный желанием голос, иссушает разум, лишает воли.
Не могу оторвать взгляда от записи, где он уже бросил телефон рядом с моим лицом, а потом объектив фокусирует его. За мной. Его тело. Вбивающееся в мое. Длинные пальцы стискивающие кожу на моей пояснице.
Как загипнотизированная взглядом на запись, руками на его ремень и мягкую ткань брюк. Приподнимается, помогая спустить с себя одежду. Его пальцы снова к моему белью, отодвигают, подушечками снова дразнят, заставляют вздрагивать от томления заполонившего и сжигающего вены. Секунда задержки, прикушенная мной губа и я, все еще глядя на запись, осторожно опускаюсь сверху.
Опускаюсь и мой стон в реальности совпадает с громким стоном на записи, прежде чем она обрывается. Глаза в глаза и мир тонет, разрывается в толще темных горячих вод, заполняющих тело от каждого текущего мгновения, пока я стараюсь осознать происходящее. Подсказывает – давит на мои ягодицы пальцами. И теряюсь. Рву его. Себя на нем. Ритм бешенный. Стон моего тела, не успевающего справляться с жадностью, с алчностью, с голодом рвущим душу…
Его руки выстрелили вперед к так и не расстегнутому до конца топу. Рывок – ткань в лоскуты, оставшиеся пуговицы по хлопку простыней. В серебряных глазах непередаваемое наслаждение от отсутствия лифа. Моя усмешка сквозь безумие – не только он рассчитывал на то, что сейчас творилось на его постели.
Усмешка краткая, ибо ее смазывает резким ударом его бедер снизу и растерзав меня и мое осознание происходящего. Прогнувшись в пояснице беру упор на его колени от этого ощущения ярче, а от того как его пальцы накрывают грудь еще ярче. Движения свободнее, быстрее, сильнее. Чувствую себя на грани уже, балансирую, поддаюсь путам, идущим по венам, напрягающим мышцы и готовым сорвать меня в пропасть. Сейчас… еще… и рвет окончательно. На куски сознание, на осколки напряженное тело, на частицы мир вокруг.
Сбрасывает с себя резко и грубо, снова смазывает оргазм, но снова дарит удовольствие от свидетельства своего финиша. Никогда бы не подумала, что по этому может так тащить…
Этот момент стал точкой отсчета. Точкой отсчета тому, что теперь каждую ночь я проводила с ним.
Дни понеслись быстро, несмотря на то, что каждую ночь он трахал меня почти до потери сознания, утром и днем он был ЛИСОВСКИМ. Ироничным куском льда. Но мягче. Он был мягче. И оттого невероятно притягательнее. Однако мой мозг так и пытающийся отчалить в пошлые края он возвращал на место резко и порой болезненно, скептично приподнимая бровь, когда поверхностно интересовался должностными инструкциями работы генерального директора, а я либо тупила, либо отвечала неправильно. Это первое, вот эти сраные инструкции, что он потребовал выучить как отче наш, и в сей молитве я спотыкалась, заставляя гадину Лисовского недовольно закатывать глаза, в которых прямо-таки читалось «связался со скудоумной на свою голову». Меня это подстегивало, иногда злило, но он ясно давал понять, что скидок делать мне не намерен. И я учила и разбиралась, выла и болезненно для моего ограниченного ума расширяла базу знаний. Потом был устав, потом гребанные килотонны полной дичи о управлении проектами, методах, участниках, документации и договорах, экономике проектов, финансировании, инструментах и прочий ад…
Одновременно у меня возникала четкая ассоциация, что я была младшим членом его прайда. Но его. И прайда. Вожак не давал воли, ждал, когда окрепнет детский организм и раздавал тумаки за неправильные ходы. Тумаки это условно. Мне действительно было дико неприятно, когда я не ответила ему, что такое нулевой цикл. Это же, сука, было элементарно. На это любой таджик со стройки ответ знает, а я подвисла, чем заслужила зрелище закатывающихся глаз. Я знала же, просто почему-то не сказала, а когда он громко хлопнул дверью говорить было поздно. Но я упрямо написала в смс. Думаю, покидая «Тримекс», глыба льда снова закатила свои ублюдские глаза.
В принципе, он был прав и отношения у нас действительно являлись ебанутыми. Вот прямо воплощение этого слова. Я и он днем это одни люди, а ночью совершенно другие. Чувство нереальности какой-то, постоянного напряжения (в основном в «Тримексе», ибо когда он переступал порог, я понимала, что меня сейчас начнется секс. Между ним и моим мозгом). Наверняка так себя чувствуют двойные агенты, или шпионы там.
Я по-прежнему во всем советовалась с папой и его свитой. Но в девяносто процентов случаев, я знала что это, и каков будет вердикт «Радона. Думаю, Ромка замечал это, хотя при нем я старалась не показывать, что я продолжаю это делать, но он молчал. Вообще никак на это не реагировал, и я чувствовала уколы совести. И перед отцом тоже, однако, по иному поступить я тоже не могла.
Время шло, я все чаще чувствовала воодушевление, особенно на внутренних совещаниях «Тримекса», где теперь я понимала все. И участвовала. Морда Лисовского была непроницаема, но я чувствовала. Чувствовала удовлетворение в спокойном серебре глаз. И не передать, как это грело самолюбие.
У него появилась привычка одновременно и раздражающая меня до крайности и приводящая в трепетный восторг – он начал складывать на меня свои конечности. Лежим – ногу перекинет через мое колено или через оба, сидим – лапу загребущую положит, засыпаем, вот как бы не засыпали, все равно то корячку закинет, то руку. Один раз локоть мне на лоб положил, пока я прижималась к его боку, а он полулежал на подушках, роясь в бумагах. Так и уснули, он полулежа, с локтем на моем лбу, положенным для удобства, я зарывшись носом в его плечо.
Он по возможности тянул меня в работу «Легроима», показывал… арену. Когда шли на встречи с заказчиками, подрядчиками и субподрячиками он всегда безотчетно оттеснял меня за плечо. Безотчетно, потому что реально этого не замечал, пребывая в глубочайшей задумчивости, на ходу роясь в бумагах и отдавая мне инструкции. Отодвигал за себя, то ускоряя шаг, то оттесняя чуть назад и за плечо рукой и идя вперед с упорством ледокола и с таким же таранящим все и всех веянием. Это я тоже замечала. Он удивительно действовал на других людей.
Есть такие люди, они еще ничего не сказали, не посмотрели на тебя, а как будто воздух сгущается и ощущаешь дискомфорт. Вот за его плечом и спиной этого не чувствовалось вообще, как будто зверюгу выгуливаю такая, будучи уверенной, что если нападет, то точно не на меня. Что-то подобное я чувствовала, когда гуляла с подругой, у который был мощный сторожевой кане-корсо, одним демоническим видом напрягающий прохожих, хотя псу на них, в принципе, наплевать было. Как и этому.
И мне это нравилось. Очень. Это вообще не может не нравиться дамскому трепетному сердечку. А мое, сука, трепетало.
Лисовский не вел переговоры, он пребывал и изъявлял свою царскую волю. Когда момент мог выйти спорным, брал с собой свою стаю. И вот когда ты сидишь, и видишь его такого, поначалу забавляющегося, незаметно дающего последний шанс, прежде чем спустить своих терпеливых и таких спокойных на первый взгляд псов, смотришь на вторую сторону переговоров, наивно упрямящихся, хочется фразой Гендельфа стрельнуть «Бегите, глупцы!», прежде чем одно движение Лисовского пальца по столу выносит приговор тем, что не согласны с волей вожака.
Это просто непередаваемое чувство, когда сидишь рядом с Ромкой и видишь это изнутри.
Он отбирал их сам. Все собеседования на новые места в «Легроиме» и «Тримексе» он вел сам, когда я говорила про кадровиков смотрела на меня с такой убийственной иронией, будто я была скудоумным представителем инквизиции доказывающим Галелею что Солнце вращается вокруг Земли.
Отбирал персонал он сам, да, но с ним была еще пара особо приближенных, что шерстила документацию, проверяя уровень и качество опыта соискателя, однако собеседование Лисовский вел собственной персоной, иногда по часу, иногда по полтора. Я об этом узнала, когда он мне секретаря подбирал, вместо ушедшей в декрет Томы. Просто сек-ре-та-ря. По часу на собеседование, сука. Я сидела и курила бамбук, наблюдая, как из моего кабинета, где засел Лисовский с парой избранных псов, выходят на негнущихся ногах, вылетают пробкой, выползают по стеночке… И почему-то брал смех. Особенно когда в кабинет заходили профурсетки, тоже, наверное, начитавшиеся про «охуительных боссов». Этих Лисовский вообще не жалел, проявляя какой-то маньячный садизм и выходили они оттуда буквально, правда буква-а-а-ально со вставшими дыбом волосами и нервным тиком, иногда под негромкое ржание, доносящееся из кабинета, что заставляло меня глумливо хихикать в унисон.
Секретаря мне подобрали. Маленького, смуглого очкарика. Вот ни в жизнь бы на него не посмотрела. А этот чудак за первые полдня переделал все, что Тома делала полтора дня, привел документацию в идеальный порядок и что бы я у него не попросила, из архива, из аналитического, бухгалтерии, любого другого отдела он мгновенно заносил в кабинет, заставляя меня давиться от неожиданности. Спросив его о такой скорости, я получила ответ, что Тимур Сергеевич приходит за час, прикидывает примерный объем и план работы на этот день и готовит все необходимое для меня. Мне кажется, он однажды меня подсидит…
Я его не видела, не слышала, вообще не помнила о его существовании, пока он невидимо терся рядом и всегда оказывался под рукой в нужный момент. У Ромки вся его стая работала по такому же принципу. Я как-то была в «Легроиме», это пиздец.
Нет, в смысле… Я даже не знаю, как это объяснить. Никакого мельтешения, гула, шума, отвлеченных от работы или халтурящих за чашкой кофе. Вообще. Рабочий процесс четкий, без суеты, отлаженный, строгий, суровый, как вожак, периодически царственно восседающий в своем кабинете и работающий как ишак. Вообще, в «Легроиме» поймать Ромку было сложно. Как и двоих его приближенных. Эти вообще на меня ужас наводили. Лисовский называл их своими секретарями, я называла их старшими жрецами его культа. Они как и Тимур Сергеевич (это который мой секретарь) всегда знали о Лисовском все – где, как, в какой момент и с кем он находится, что делает, и сколько минут (!) мне подождать, пока он решит вопрос. Минут, блядь. Я думаю, они и в секундах без труда бы мне время ожидания обозначили, но спросить я так и не рискнула. Тимур Сергеевич, как оказалось, тоже всегда был в курсе чем я занята, где нахожусь и когда именно освобожусь, при чем я ему об этом всем вообще никогда не говорила, но он всегда был в курсе. Я невольно стала его бояться, отмечая сходство с маньяком, но без него была как без рук…
Время текло быстро и интересно. Мне все это безумно нравилось. Нравилось то, что у куска льда иногда срывались тормоза, хотя я для этого и не очень-то старалась, и при выезде на всякие там совещания, переговоры, встречи, он, не выдержав, моих фривольных поз, лукавых взглядов и легких прикосновений, сворачивал в ближайшую подворотню, проговаривая последние инструкции быстро и отрывочно, ибо перфекционист и педант, и только потом жарил меня так, что эти инструкции зачастую не запоминались.
Но трогать меня вообще было нельзя. Вообще и никому. Это тоже чувствовалось, когда кто-то смел хоть тень недовольства показать, хоть чуть усомниться и не дай боже (таких даже жалко было) посметь высказать тень насмешки (это весьма себе сексисткий бизнес и сочетание моего присутствия, должности и внешности не всегда воспринимали серьезно), таких Лисовский сжирал сам и с особой жестокостью, под конец спуская с цепей свою стаю страстно насилующую уже хладный трупик неугодного.
Ромкин стиль поведения одновременно и бесил и заводил. Иногда он бесил меня намеренно, доводя до исступления, а потом просто жестко трахал, за то, что я порывах пугающей меня саму злости могла нехило так над ним глумиться, потому что это единственное, что его ледяная душонка не переносила вообще. Во-об-ще. Что заставляло меня глумиться еще больше, отключая инстинкт самосохранения, но тролль в моей душе был бессмертен.
Лисовский еще и критику не воспринимал, ибо самомнение ого-го-го, а я, со своей дурацкой неуправляемой склонностью издеваться, когда видела повод, не могла остановиться. Итогом становились доведения им меня до сумасшествия от возбуждения и долгие издевательства во время секса, с этими его «проси-я-не-слышу-проси-я-сказал-или-будет-еще-хуже», заставляя меня выть под ним от отчаяния.
Как-то раз я с мерзковатенькой улыбочкой швырнула в него слуховым аппаратом и попросила использовать его во время секса. Ну, в общем, я об этом пожалела. До слез. Он реально довел меня до слез своими издевательствами, когда уже на седьмой раз снова почти подарил оргазм, но, гадко хмыкнув, как и в предыдущие шесть раз отстранился в самый решающий момент, саркастично пропев: «что-ты-там-пищишь-я-не-слышу-слуховой-аппарат-же-не-надел». Я уже не могла выносить его тваризма, не могла выносить того, что мое тело подыхает под ним, а эта бесчувственная сволочь все равно глумится, и я заплакала, уже позорно собираясь его умолять. Но остановилась. Потому что Ромка оказался из той категории мужчин, которую женские слезы на казалось бы ровным фоне (для них, уродов, ровном месте) вводят в ступор и абсолютную растерянность. И это его совершенно потерянное выражение лица переродило мои горькие рыдания в громкий ржач – настолько не вязалось это с его привычным образом садистского куска льда. В общем, тот секс так ничем и не кончился, ибо Лисовский виду не подал, но явно обиделся, а я не могла перестать сдавленно хихикать, что нарастанию возбуждения никак не способствовало и Ромка, пафосно закатив глаза и назвав меня скудоумной высокомерно отстранился.
