355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Александра Лимова » Статус-Кво (СИ) » Текст книги (страница 11)
Статус-Кво (СИ)
  • Текст добавлен: 31 января 2019, 16:00

Текст книги "Статус-Кво (СИ)"


Автор книги: Александра Лимова



сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 15 страниц)

Кирилл рассмеялся. Негромко и беззлобно. Плеснул мне в бокал вина. И я зависла, глядя на цвет напитка. Насыщенный и при этом бледно-желтый. Парадокс, но это так. Пригубила, вкус до безумия приятный, немного вязкий, но с послевкусием фруктового букета, наслаждением пронесшимся по венам.

Отставила бокал на столешницу с удовольствием отметив, как спокойны пальцы. Огляделась.

Никогда не думала, не замечала, что это клуб настолько уютный. Что блекло-серые обои имеют такой интересный узор. Что так красивы бордюры стен, а уровневый подсвеченный потолок такой интересный. Цвет неона насыщенный какой! Да и все вокруг броское, сочное, яркое такое!

Толпа за стеклом… Извивается под восхитительные биты льющиеся по горячей крови, бурлящим потоком несущейся по сосудам. Сердце билось о грудную клетку тяжело, быстро, горячо. Было жарко. Но так приятно. Просто непередаваемо хорошо. Те люди на танцполе… Красиво так. Чувствую себя богиней. Всесильной. Реально кажется, что нет ничего невозможного.

Посмотрела на свое окружение, мирно и поверхностно трепавшееся. Взгляды. Восхищенные, слабые, продажные. Разные и такие одинаковые.

Самое удивительное – я понимала, что меня заносит. Я понимала, что я под приходом. Хотелось секса. Движения. Разговоров. Смеха. Внутри тепло, горячо, приятно. Мысли скачут, и… будто бы не было того ада. Будто не со мной. И никогда.

Я говорила, смеялась, отпускала шутки и чувствовала, что я тут нужна. Что здесь я своя и даже чуть выше. Я платила, я заказывала этот праздник и они знали это. Это лилось удовлетворением под кожей, чувством… власти, подсказывающим подняться и показать, что восхищаются они мной недостаточно.

И доказала. Какая-то бешенная энергия, идущая изнутри, сметающая любую попытку произошедшего коснуться сознания. Свет софитов сквозь закрытые веки, музыка по венам. Окружена горячими телами, взглядами. Восхищенными и с яркими тенями желаний. Любуйтесь, твари…

Взлетела по ступеням едва их касаясь, обратно в ложу, вместе с окружением. Снова разговоры, снова смех и нужда. Во мне, моем одобрении и моих словах. Эйфория вытесняла все. Обстоятельства, вал проблем и груз ответственности. Я была собой и мне это нравилось. Настроение было за пределами высот.

Не долго. Сначала начали спотыкаться мысли. Потом медленно угасала энергия. Я, откинувшись на подушки, цедила алкоголь и смотрела вниз, под свои ноги, на беснующихся людей. Отметила, что чуть подрагивают пальцы, удерживающие бокал у губ. Отметила вяло и поверхностно. Почти не замечала того, что мысли едва ворочаются, теряют очертания и логическую связь, все что ощущалось сейчас – усталость. И снова гребанная апатия. На этот раз будто ощутимее и тяжелее. Она мешала дышать, думать, сковывала меня, отчуждала от мира. Не сразу поняла, что звонит телефон. Не сразу посмотрела на экран, не сразу осознала что слово «Кир» означает моего брата. Не сразу, но когда все же осознала, отвечать мне не захотелось. И вообще ничего не хотелось. Лишь бы никто не трогал. Кажется, телефон звонил почти беспрерывно и мне об этом говорили. Слабо отмахивалась и морщилась, грубо и с матом требуя, чтобы меня оставили в покое. Оставили. И я тупо смотрела вниз, на танцпол, не ощущая внутри ничего кроме вязкой тяжести в которой тонула.

Не знаю, сколько прошло времени, но меня грубо рванули чьи-то пальцы за подбородок отворачивая лицо от окна. Дошло не сразу, а когда дошло, у меня мелькнула мысль, что начались галлюцинации.

Глаза цвета стали, бледное лицо, твердо сжатые губы. От него пахло ветром и слабо, но его парфюмом.

– Ты охуела? – голос. Разложенный на тоны ледяной ненависти. – Ты охуела, блять, скудоумная?

Я слабо поморщилась, чувствуя, как апатия внутри затвердевает из-за льда в этом голосе. Чувствовала, как она идет трещинами и осыпается в ледяную крошку. И была абсолютно к этому безразлична.

Глава 11

Он рванул меня за локоть, грубо очень, без всякого подобия осторожности. Я врезалась бедром в край стола и от запоздало вспыхнувшей в ноге боли слабо зашипела. Он отреагировал, развернулся, заставил встать ровно и в глазах такая злость…

Кто-то что-то ему сказал, он побледнел и посмотрел за мое плечо. Достал портмоне из кармана полупальто и швырнул купюры на стол. Снова рывок моего слабого, заторможенного, безвольного тела с тонущим в вязких водах апатии разумом.

Как-то на автомате подхватила клатч, о верхней одежде не вспомнила. В машину он меня фактически зашвырнул. Больно ударилась боком о консоль между передними сидениями. Это слегка отрезвило, но хватило этого всего на пару мгновений и когда он сел за руль я уже снова утонула в своей трясине.

Не знала, сколько ехали, знать не хотелось. Я вообще плохо понимала происходящее. Все казалось каким-то дурным сном. Кажется, останавливались у аптеки и еще где-то. Потом парковка, подъезд, лифт и его квартира. Вот когда переступила порог и привалилась плечом к стене, начала слабо осознавать, что что-то явно идет не так.

Доосзнать мне не дали. Он протащил меня в свою спальню, толкнул на кровать и запихнул что-то в рот. Сопротивлялась вяло и недолго. Проглотила с трудом, с болью, потому что оцарапало пищевод и безвольно рухнула на спину. Несколько минут, может часов и в голове прояснилось.

Я. В. Его. Квартире.

Приподнялась на локтях тяжело, не понимая, что за нахер. Он сидел в кресле напротив кровати, в расстегнутой рубашке, подперев голову пальцами с зажатым бокалом.

– О, взгляд не стеклянный. Этап второй. – Фактически прошипел, зло отставляя бокал на подлокотник и рывком вставая. На ходу извлек из кармана брюк блистер и выдавил пару таблеток.

Я, вообще ничего не понимая, попыталась отодвинуться. Вклинил колено между моих ног, уперевшись им в край постели, грубым движением правой руки в гипсе толкнул меня на спину и всем весом с использованием локтя, прижал меня к матрацу, а левой рукой попытался впихнуть мне в рот таблетки. Но я с перепугу стискивала зубы, ощущая тяжесть его тела на себе, тяжесть его злости, расходящейся от него волнами. Таблетка крошилась о зубы, горечь в слюне и я рефлекторно стискивала челюсти еще сильнее.

– Ты, может, вены еще себе порежешь, скудоумная? Ножик тебе принести? Дура, блять. Ебанутая на всю голову! Жри, сука такая! – резким движением, окончательно раскрошив таблетки и стиснул ладонью мне рот, чтобы не смела выплюнуть. – Ебанутая, блядь… угораздило меня…

Глотала, глядя в его лицо, почти не чувствуя отвратительной горечи, но хорошо чувствуя полное смятение. Как только понял, что выплевывать мне нечего, отстранился и ушел обратно, чтобы снова рухнуть в кресло и замораживающе посмотреть оттуда на меня, подобравшуюся на постели и напряженно глядящую на него.

– И зачем ты приехал? – мой голос тихий, какой-то глухой и незнакомый. Прекрасно отражающий все то, что было внутри.

– Братик твой обеспокоился, что трубку не берешь и мне набрал. – Ответил резко, с тенью презрения.

– Кир… в курсе? – не скрывая испуга, резко спросила я, почувствовав, как ошиблось сердце.

– Про то, что ты, ебанутая, обдолбалась с горя? Нет, разумеется. Он вообще не в курсе, что у нас все по пизде пошло, как оказалось. Не стал его радовать. Сказал, что дрыхнешь рядом без задних ног. Телефон пробил, в этот блядюшник приехал, и вот она, богиня торчков. Сука, даже не узнала сначала. Вообще ебанулась… – опрокинул в себя бокал, потянулся к бутылке, оставленной возле кресла, взял левой рукой и пригубил, не отпуская меня злым прищуренным взглядом. – Вот что у тебя там в твоей идиотской башке творится, ты мне скажи. Вот что там происходит, а? Ты нахуя на дно падаешь? Я, блять, в жизни бы не подумал, что ты из числа тупорых дур, размазывающих сопли и хуяривших в сторону откровенного пиздеца, ибо мужик же бросил! Ты реально, что ли? Вот что, блядь, у тебя в башке, сука ты такая? Ну, разбежались, да. Да, блять, разбежались и что теперь? Ты ебанутая совсем, да? – он с такой силой бахнул бутылкой о деревянную часть подлокотника, что мне показалось, что она расколется.

Лисовский смотрел на меня со злостью и презрением. Совершенно незаслуженным. И меня вдруг прорвало:

– Ты мне чего тут мораль читаешь, скотина? Тебе какое дело теперь до меня? Я же тебя, урода, предала! – рассмеялась как-то протяжно, хрипло, запоздало отмечая, как немного потряхивает тело, что было странно, ибо внутри кроме тяжести не было ничего. – На отца же работаю, который меня под тебя подкладывал! Чего притащился-то?!

– Истерить надумала? Не прокатит.

Я резко села на постели, злобно глядя на него.

– А к чему истерики-то, Лисовский? – Встала почему-то с трудом и огляделась в поисках своего клатча. – Меня еще с кокса видно плющит, ты уж прости, сейчас избавлю твое величество от этого зрелища.

– Жопу посадила на место, блядь. Отсюда ты не уйдешь. Дверь закрыта, где ключи не скажу. Хочешь выйти – можешь махнуть с тринадцатого этажа, к суициду же склонна, ебанутая.

Резануло очень сильно. Подстегнуло. Трясина распалась и на свет появилась такая непередаваемая ненависть, что меня мелко затрясло.

– Ты охуел совсем? Это я ебанутая? Ты не разобрался, ты мне свое безумие как факт двинул, что я тебя предала. Как факт. А потом повез в бордель, чтобы морально изнасиловать. Это я ебанутая, да? А ты кто тогда после этого? Наказал, да, молодец. Только выхватила я вообще ни за что. – С ненавистью прошипела я, одеревенев от бурлящего внутри негодования. – Еще и виноватой оставил. Стоял на акте, блять, морду воротил, всем видом показывал, что тебе похуй на меня. Так чего притащился-то? М? Ты же даже сейчас мне не веришь, сука, я по глазам это вижу. Что ж ты примчался  тогда и веселье мое обрубил?

– Ты бы не примчалась?

– Нет.

– Уверена?

– Абсолютно. У меня уже ничего не осталось, спасибо тебе большое за это! Я не буду участвовать в твоем безумии, когда ты в себе разобраться не можешь, и людям головы рубишь, потому что есть только твоя точка зрения и…

– Заткнись. – Оборвал так холодно и грубо, что я действительно осеклась. – Ничего не осталось, говоришь? В себе я не разобрался? Да я и в себе и в тебе разобрался. Только у меня карты не сходятся никак, что мое чудо на краткий миг утратило внимательность и именно в такой момент. Плюсом то, что папочка только от тебя мог узнать про те совещания. Вот странное дело, да? И с чего бы это я тебе двигаю тему как факт? Да еще и распсиховался, повода-то не было. Наверное, мнительный сильно.

– Я… я уже все сказала. Хватит. В себе разберись, скот. Если не веришь мне, то и не надо в мою жизнь вмешиваться!

– О, как мы заговорили. – Он ногой притянул к креслу журнальный столик. – Не доходит? Связь между отсутствием веры и моим вмешательством? Сейчас все объясню.

Достал из кармана пакетик. Бросил на стеклянную поверхность. И я похолодела, когда поняла, что это. Содержимое белое, рассыпчатое, знакомое.

– Не примчалась бы, говоришь? – Банкнота в его пальцах сворачивается в трубочку, следом из портмоне извлекается пластиковая карта. – И не осталось у тебя ничего? Тогда сейчас будешь сидеть и смотреть, как я поймаю приход. Может, поймешь, какое мне дело до тебя. И что я чувствовал, когда тебя видел в таком состоянии.

– Лисовский, ты дурак? – похолодев, сипло спросила я.

– Не-а, не совсем. – Распределяет порошок карточкой, не поднимая на меня глаз. – Вот ты совсем, а я нет.

– Ром…

– Что? Я тоже хочу повеселиться, а то ходил, грузился два дня. Спал хуево, бухал нехуево, а что-то никак не отпускало. Оказалось, не тот способ выбрал, да, скудоумная?

И это почему-то возымело гораздо больший эффект чем все его предыдущие слова. Меня будто пробило. Пробило его злостью. Пробило до правды, тихим шелестом слетевшей с онемевших губ:

– Я… с мамой виделась… Поговорили, что называется, по душам. Сидела рядом с ней, сгорала, а она рассказывала, как со своими сыновьями в Таиланд полетела и ей там не понравилось. Меня выворачивало. Она про лежаки говорила. Я сидела, подыхала, потому что я не предавала, тварь ты. А она мне про отель. Потом удивилась, что я закурила. Это единственное, что ее удивило.– Внутри разлилась тяжесть, знакомая, тянущая снова в путы апатии. Села на постель и откинулась на спинку кровати, глядя на него отрешенно и спокойно. – Но мама была чуть милосерднее тебя, она не стала меня морально убивать. Сказала, что лучше быть сытым, хоть и предав себя и свою семью. Вам бы встретиться, вы друг другу понравитесь, потому что оба твари, хоть и чирикаете кардинально разное. Но итог один – твари вы оба. Мне сдохнуть сначала хотелось. А потом… все что угодно, лишь бы отпустило хоть немного. Хотя бы чуть-чуть. Но ты и здесь все оборвал.

Он застыл, напряженно глядя на меня. И от этого почему-то мелко затрясло. Хотя эмоций не было.

– Лисовский, ты и правда мразь. Правда. Кир был прав… – прошептала я, закрывая глаза, но, почему-то улыбаясь. – Я не предавала тебя. Я бы никогда тебя, суку, не предала… Ты меня за свою спину, а сам под нож… ты мне руку протянул, вытащил, объяснял и учил… и все время за твоей спиной. Смотреть на меня криво никому не даешь, сам обзываешься все время, издеваешься, скотина, но никому даже тени подобного не позволяешь и действительно уверен, что я бы предала?.. Ненавижу тебя… Как и мать. Ненавижу вас обоих… Ненавижу просто…

Рассмеялась. Свободно. Горько. Отчаянно. Прикрыла рот и глаза ладонями, пытаясь остановиться, спрятать слом. Последний порог. Последний рубеж. Который я снова не смогла преодолеть.

Не поняла, как оказался рядом. Упал на край и резко дернул на себя. Начала сопротивляться, пытаясь отстранить ненавистное тело – только сильнее в себя вжимал. Молчал. Не реагировал на мои просто страшные и ублюдские слова. Сжимал до боли, отметал всякое сопротивление и… я сломалась. Не хотела реветь, внутри какой-то блок, но уже все… уже не могла. Пыталась удержаться, но не получилось…

Прорвалось. Зарыдала. Жалко. Позорно. Хрипло. Задушено.

Позволяя придвинуть себя к нему.

Я пыталась остановиться, пыталась унять собственную истерику, но все выплескивалось… Просто как прорыв плотины. И не сразу осознание, что все. Все закончилось. Будто… не знаю… проснулась от долгого кошмара и поняла, что это всего лишь дурной сон. И я наконец-то проснулась. А он рядом.

О нет, когда мои всхлипы почти затихли, а я почти пришла в себя, он не извинился. Он сказал то, от чего я вообще помертвела:

– Выходи за меня.

– Ты… ты ебанулся, да? – я отстранилась, с неверием глядя в его лицо, думая, что ослышалась, но нет. Он был мрачен, но серьезен.

Я потрясенно смотрела на него, вообще перестав понимать происходящее.

– Я покину состав учредителей «Тримекса». Папочка хочет моей крови, однако я больше в этом не участвую, пусть наслаждается. Но тебя, скудоумную суку, не отпущу. Поняла меня, блядь? С твоими ублюдками я решу.

Прикрыл глаза, губы скривились. Рухнул на подушки и притянул уже окончательно переставшую понимать происходящее меня к себе.

Сердце стучало быстро, отдавалось эхом в ушах. Я лежала на его плече, и смотрела на тонкий неровный рубец на животе. Мысли волочились вяло, но в трясину больше не затягивало. В голове слабо пробивались воспоминания о Гонконге. Когда… все изменилось. Мир повернулся. Такой важный момент… Поймала себя на том, что скольжу ногтем по шраму. Почти сразу мою кисть сжали длинные пальцы, прерывая это движение. Сжали до грани боли. Лисовский медленно повел мою руку вверх к своему лицу, одновременно ослабляя нажим. И мне почему-то стало плохо, когда его губы поцеловали тыльную сторону моей ладони.

Дыхание сбилось, я прикрыла глаза, чувствуя, как он закладывает мою руку за свою шею. Мне нужно это сказать. Нужно. Но так… страшно.

– Ром, – неуверенно и тихо. – Это… наверное самый поганый период в моей жизни был. Эти дни и их итог. Я просто хочу… в общем, не выходи из «Тримекса». И… вот с этими свои словами… ну вот которые ты сказал…

– С предложением.

– Да. Вот с этим тоже… давай не сейчас. – Голос трусливо дрогнул и я замолкла, зажмуривая глаза и сцепляя зубы, с трудом успокоив странный вязкий и одновременно выбивающий из себя хаос, несмело продолжила. – Просто… пожалуйста, давай как будто вот этого всего не было. Пожалуйста.

– Статус-кво.

– Что?

Он приподнял мой подбородок пальцем, глядя в мои глаза потемневшим взглядом. Лицо непроницаемо, о чем он думает непонятно.

– Возврат к исходному. – Негромко произнес он. – Хочешь объявить статус-кво?

С трудом сглотнула и неуверенно кивнула. Тень пробежала по его лицу и у меня сердце на мгновение замерло, чтобы потом забиться еще быстрее. Разумеется, откажет. Меня и до этого всего посещали мысли, почему он терпит, почему не настаивает, почему не подводит меня к решающему – сказать об отношениях. Вертелись и нехорошие предположения, вроде Кирилловских, но не мог же он… не мог же просто из-за выгоды, из чувства мести. Тем более после всего… произошедшего. И сейчас, в затягивающуюся нехорошую паузу, я отчетливо чувствовала рычащий в нем протест. Нет, он снова был привычно холоден, никаких эмоций на лице, но такое просто чувствуешь. Это течет под его кожей, отдаленным эхом кипит в его глазах, а я сейчас настолько слабая, просто позорно слабая, что понимаю, если он будет настаивать – я не смогу сопротивляться. Снова начнется ад, только теперь с отцом.

Но Лисовский, едва заметно прищурившись, тихо выдохнул:

– Принято.

Не поверила. Переспросила, недоверчиво глядя в его потемневшие почти до черноты глаза. Подтвердил. Усмехнулся и насильно уложил мою недоуменную голову себе на плечо.

– Спи давай, скудоумная. Вставать через четыре часа. Завтра с утра встреча с заказчиками, сметы надо проверить, еще в банк заехать, опять с счетами нахуевертили, к тому же надо подготовить отчетность, и по векселям решить уже… Дохера всего. Спи. Ты и выспавшаяся со скрипом соображаешь, а так вообще… спи короче.

***

Он пробовал меня разбудить с утра. Чугунная голова жалостливо попросила еще пять минут и снова вырубилась. Очнулась я когда в окно уже во всю заглядывало послеобеденное солнце. Испуганно всхрапнув подскочила с пустой постели и подхватив свой телефон с неверием застонала – половина третьего. Лисовский отклонил мой звнок и почти сразу прислал смс «Все решил. От тебя все равно толку не было бы. Выла с утра: Кирилл, пять минуточек. «Кирилл» приедет через час. Пожрать приготовь». Следом еще одно смс: «Пожалуйста».

Вообще не знала, как мне себя вести. Не знала и все. Какой у меня выход в таких ситуациях? Правильно, быть рэзкой и дэрзкой. И я ею была, пока в замке его двери не провернулись ключи и зевающий Лисовский не ввалился за порог. Я как-то растеряла всю спесь под его ехидным взглядом, но упрямо смотрела прямо в серые глаза, в которых плескалась прохладная ирония, пока их обладатель разувался.

– Ну, привет что ли, богиня торчков. – Хохотнул он, сбрасывая полупальто на спинку соседнего кресла и оперевшись о край стола бедром, взял мой бокал с кофе, насмешливо глядя на мое насупившеся лицо. – Голова бо-бо?

– Нет. – Чувствуя себя ужасно глупо при попытке выглядеть как будто бы ничего не случилось, выдала я, отнимая у него свой бокал. – Что… с подрядчиками?

Насмешливо фыркнул, с удовольствием считывая абсолютную стушеванность за фальшиво бодрым голосом. Сука, опять сейчас издеваться начнет. Однако, это как будто успокоило, ведь это было привычно, как будто он действительно принял… статус-кво.

– А что с ними? – прохладная усмешка и потянувшись, снова забирает мой бокал. – Ну, удивились малость, что не гендир пришла. Я объяснил, что Ксения Егоровна вчера кокаином обдолбалась, встать не смогла, они тебе пособолезновали, посоветовали больше так не усердствовать в середине рабочей недели.

Я неуверенно хмыкнула, глядя в прохладную иронию его глаз. Он прикусил нижнюю губу, сдерживая улыбку и негромко произнес:

– Голоден.

– Да, мясо потушила… – я поднялась со стула, собираясь направиться к плите. – Только хлеба нет, а ты меня тут вообще запер и поэтому вкушайте без…– перехватил за локоть и дернул на себя, заставляя заткнуться и смотреть в плавленое серебро глаз.

– А я не в том плане голоден. – Усмехнулся, пробегаясь по моей спине пальцами и пробуждая во мне эхо своего голода.

***

Поздним вечером Лисовский чистил зубы уже в моей ванной, пока я гарцевала мимо него, завороженно косясь на его обалденную задницу, затянутую в боксеры.

Он мне руку сломает, если я это сделаю. Определенно сломает. Но я не могу удержаться!

– А-а-ауф! Какой пэрсик в этом саду-у-у! – с деланным акцентом, восхищенно, неподельно восхищенно и с силой ударила ладонью по его ягодице.

– Сюка!.. – Лисовской сдавленно хрюкнул от неожиданности, подавился пастой и закашлялся, заплевав экран смартфона, в который до этого пялился.

Про садовника я добавить не успела, едва не поседев от его страшного взгляда. Просто страшного.

Быстро-быстро скользя бочком вдоль стены на выход я взглядом искренне умоляла его не делать всего того, что было написано у него на лбу.

– Это что за нахуй сейчас был? – через пару минут заявился он в спальню, сурово глядя на меня.

– Какой? – фальшиво бодро спросила я, наивно пытаясь проскочить мимо него в проем двери.

Естественно, не прокатило. Наказание последовало. Опять это гребанное «проси-о-я-не-расслышал». Три раза. На четвертый я сделала вид, что сейчас разрыдаюсь, Лисовский взбледнул и прекратил измываться.

Когда до него дошло, что это я схитрила, начал рыкать, что обидело.

– Да я вообще симулировала! – злобно выдохнула я, отстраняя его руку и поднимаясь с постели, чтобы направиться в душ.

– Ага-ага, я тоже. – Оскалился Лисовский, потянувшись и шарахнув гипсом мне по заднице.

– Да конечно! – разозлено выдала я, развернулась и обличительно тыкая пальцем себе на живот с неоспоримым доказательством того, что кончил он по настоящему, осведомилась, – а это тогда что?

– Это майонез. Ты там в оргазме билась и не заметила подмены. Постоянно так тебя наебываю.

– Сюка! – вроде и обидно, а вроде и смешно. Больше смешно конечно, ибо ржал Лисовский весьма заразительно.

Когда вышла из душа, застегивая бюстгальтер, раздался телефонный звонок моего мобильного. Такая мелодия у меня стояла только на папу. Я, всхрапнув, помчалась к клатчу, откуда так и не достала телефон, когда мы приехали ко мне. По закону подлости пальцы нашли его не сразу, я вывалила все содержимое на постель и ответила. Папа хотел сейчас ко мне заехать, я соврала, что помогаю с переездом подруге, напряженно глядя в непроницаемое лицо Лисовского, полулежащего на постели, заложив руки за голову и иронично приподнявшего бровь. Почувствовала, именно почувствовала, что ему неприятно, что его это задело, но внешне он ничем этого не выдал, заставив меня скривиться от болезненного укола совести. Но и по другому я тупо не могла.

Когда я отключила звонок и присела на край постели, не зная, как и с чего начать разговор, Лисовский уже заинтересованно вертел в пальцах визитку той девушки на Панамере. Его взгляд остановился на смазанных, но читаемых цифрах телефонного номера. Выражение его чуть прищуренных глаз мне не понравилось. Как и то, что он взял свой мобильный, поковырялся в телефонной книге и я, подавшись вперед, увидела на экране этот самый номер, с именем абонента «Ольга, Ажур». Он, усмехнувшись, поднял на меня взгляд:

– Откуда?

Вкратце обрисовала аварию. Лисовской почему-то тихо рассмеялся и просительно поднял руку, предвещая мои попытки его расспросить и кому-то послав вызов.

– Привет, Сан Михалыч, как жизнь?.. Угум, да коне-е-ечно. – Негромко рассмеялся, – охотно верится. Тебя с прослушки, что ли, не сняли еще?.. А чего ноешь тогда? Да бог с тобой, нормально все. Ты в курсе, что сын у тебя болеет? Ольга его в больницу везла, вся на нервах была и в мою девушку врезалась, они познакомились, быстро ситуацию разрулили, сейчас только узнал… – Переводит на меня взгляд и явно дублирует заданный по телефону вопрос, – когда это было?

– Вчера.

– Говорит вчера. Приедешь?.. Буду рад увидеться. Не за что, если что, набирай.

– Это чего такое было? – настороженно поинтересовалась я, забирая у него визитку и задумчиво рассматривая номер телефона.

– Сложные отношения. Он ее любя опрокинул, она ему фак показала и ушла. Он ей мир под ноги, она не прощает. Вот и живут на два города, дебилы, блять, ребенка только калечат своими амбициями. – Я невольно прикусила губу, Лисовский мгновенно перекинул через мое колено свою ногу. – Видишь, она ему про сына ничего не сказала, гордая же, сама же. Он сейчас сорвется, приедет, все по высшему разряду организует, опять фак получит, опять домогаться будет, дескать батя же. Снова разосрутся в пух и прах и он к себе свалит. Идиоты они короче. Все письками в принципиальности меряются, нахуй детей было заводить, если между собой разобраться не могут, непонятно. – Потянулся, толкнул меня на постель и навис сверху. – Поняла идею? Забеременеешь – хуй ты меня когда-нибудь выгонишь, что бы там у нас не произошло. Наши проблемы это только наши, дети из-за этого страдать не должны. Я пристрелюсь, если из-за нас… твоя история повторится.

– Да я… как бы… Как бы я сама до этого дошла, Ром. Процесс то видела, про итоги вон тебе в Гонконге в жилетку плакалась и... – Нервно выдохнула, он чуть спустился вниз, и положил подбородок мне на живот, успокаивающе глядя в глаза. – И чего вот они, постоянно так, да?

– Хуй знает, не вникаю. – Ромка зевнул, задумчиво глядя на мою грудь и пробегаясь пальцами по краю бюстгальтера. – Зорина по бизнесу знаю, нормальный мужик вроде. Просил с «Ажуром» помочь. Ольга тоже с виду адекватная, но оба ведут себя как долбоебы. Думается мне, сына подрастет и даст им обоим просраться. Учитывая их поведение, наследие характера у него интересное будет, так что подарит он родимым еще огня. Да и поделом. За все платить надо, в том числе и за ебанутое отношение между собой при наличии детей. Да, чудо?

– Подъеб?

– Скудоумная. Я о наших… «деталях». Великий поклон родителям которые между собой разобраться не могли. – Недовольно закатил глаза, прицокнув языком. – Трактат ей тут развел на тему, что как бы у нас не сложилось, дети страдать не должны, а она мне такая «подъеб?». Заебись.

– Ну скодоумная же. – Хохотнула я, толкая его на спину и наваливаясь сверху, скользнув губами по его скуле. – Да поняла я, поняла. Нашел кому расписывать. Вообще рано ты о детях.

Поднялась и пошла к зеркалу. В голове быстро складывался план того, как проверить момент, заставивший мое сердце ошибиться.

– Хочу пластику, – придирчиво оглядывая свою грудь в зеркало шкафа купе, задумчиво резюмировала я.

– Меня все устраивает, – отозвался с постели Лисовской, с удовольствием наблюдая мои манипуляции с формами. – Зачем тебе еще размер?

– Нет, размер не надо… форму надо. Вот смотри, вот так в кучку собрать, – я показала как именно, – так же определенно лучше. Вот, смотри. Или нет, здесь чуть-чуть приподнять… Да, вот так идеально.

Лисовской фыркнул и снова закатил глаза, похлопав по постели рядом с собой. Я лукаво улыбнулась его отражению, и начала скользить пальцами по груди уже совсем по другому. Ромка усмехнулся, следя за моими руками.

– Слушай, – остановившись на крае кружевных трусиков, деланно задумалась я, – мне нужен отпуск. Сгоняю в Германию на операцию. Когда у тебя там будет возможность и «Тримекс» и «Легроим» контролировать? Мне бы недельки две…

Лисовский убито простонал.

– Не трогай грудь. Ну, в смысле трогай, только не… Блядь, когда родишь, тогда что хочешь с собой делай. – Выдал он, уже требовательно ударив рядом по постели с собой и сверкая металлом во взгляде. – Хоть третью пришивай.

– Когда родишь… – буркнула я, неохотно подходя к кровати, чтобы совсем неэротично бухнуться на живот, и скрестив руки положить на них подбородок, с грустью глядя в сторону, – когда это еще будет – то. А красивую грудь я сейчас хочу. И вообще, не имланты же вставлять… Хотя, чего я с тобой тут советуюсь. Тоже мне… выработалась привычка. – Прикрыла глаза, прикидывая варианты. – Или нет. Найду себе мужика, – пропустила мимо ушей его ледяное «ты не охренела ли, скудоумная?» – замуж за него выйду, рожу, потом опять что ли обвиснет? Нет, ты прав, сначала надо родить, но я же сейчас не хочу… засада какая-то.

Лисовской надменно фыркнул и, запустив мне пальцы в волосы, потянул вверх, вынуждая мое недовольно шикнувшее лицо посмотреть ему в глаза, цвета предгрозового неба.

– Кого ты там себе найдешь? – очень вкрадчиво уточнил он.

– Да ладно прекрати ты убийственные взгляды тут метать, – фыркнула я, но он довольно ощутимо дернул меня за волосы, – ай! Лисовский, ты вообще что ли? Что я такого сказала-то?

Ромкин нажим в моих волосах усилился, запуская в меня панику. Лед в глазах подернулся поволокой иронии. И я, внутри себя разочарованно взвыла, так и не дождавшись тех самых слов. Хотя, в принципе, и такая реакция весьма себе приятна.

– Какой интере-е-е-есный маневр, чудо ты мое. – Насмешливо дернул уголком губ. – Столько лет дуру изображала, что выходит у тебя очень качественно, все время об этом забываю. Пф.

Я насторожено следила за ним, поднявшимся с постели и потягивающимся на ходу, идущему к повешенному на спинку стула полупальто.

Он протянул было руку к карману, но остановился. Улыбнулся и подхватил полупальто, чтобы вернувшись бросить его мне.

– Правый карман.

Я озадаченно смотрела на него, лежащего рядом со мной на спине, заложив руки за голову, и в ожидании приподнявшего бровь. Я протянула руку в карман и застыла, когда подушечками пальцев почувствовала бархат. В абсолютном шоке посмотрела на Лисовского так и лежавшего рядом. Он прыснул с удовольствием оглядывая мое перекошенное лицо.

– Я думал романтично все сделать, но забыл, с кем вообще связался. – Фыркнул и выудил черный квадратный футляр. – Мне говорить эту избитую фразу?

– Нет!

– Не говорить?

– Нет! Ты чего?! Лисовский! Нет! Мы же вчера договорились!

– Что ты так паникуешь? – как-то слишком уж по издевательски улыбнулся он, поднимая крышку и… су-у-ука. Серьги, блять. В коробке были серьги.

Облегчение и разочарование вообще свели мой мир с ума и я очумело переводила взгляд с него и обратно. Нет, они конечно красивые, и слава богу, что это серьги… но… а вот, собственно, почему серьги?.. Господи, о чем я думаю вообще… Мне на словах бы подтверждения хватило, для того и завела тему… И тут вот серьги…

– Что с твоим лицом, чудо? – он из последних сил сдерживался, чтобы не заржать. – Не пойму, ты не рада, что ли? Не нравятся?

– Оч… очень нравятся. – Срывающимся голосом произнесла я глядя в его смеющиеся глаза с собачьей преданностью. – Ага… красивые. Э-э-э… спасибо большое.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю