Текст книги "Ищейки: Часть первая (СИ)"
Автор книги: Александра Кессель
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)
– Когда приезжал? – Рейке прервал истерический поток слов, вскинулся, как охотничий пес.
– Два дня назад...Или три... Вернее, накануне дня Крысы, вечером.
– Именно приезжал?
Боро замялся, не понимая смысла вопроса.
– Я к тому, что у вас в ваших трущобах тачка садовая не пролезет, что значит – приезжал?
– А! Так он мне сам сказал, что оставил наемную коляску у гостиницы «Северные ворота» и очень спешит, потому что ему еще надо успеть съездить в Мимири...
Эрех тоже встрепенулся и сделал стойку. Мимири называлась деревушка в двух милях от заброшенной королевской резиденции, места, где он нашел тело.
– А зачем магистратову сынку на ночь глядя переться в деревню? – вкрадчиво уточнил сыщик.
– Я не знаю. Пес их разберет, богатых ублюдков, – с неожиданным презрением отозвался владелец чумного домика, торговец дурью. – Но он часто туда ездил в последний месяц. Он и у меня-то не реже раза в два дня бывал и почти все время потом ехал в Мимири...
Рейке вдруг оглянулся на Эреха и подмигнул ему. Эрех почувствовал, что, помимо собственной воли, расплывается в улыбке.
Наконец-то они напали на след.
Глава 4. Еще один труп
Йон сидел на бревне и смотрел как расцветает утро. Колокола Речной башни отбивали час Голубя, в десяти шагах, шумно сопя, пытался выпутаться из веревок вымоченный в колодце Боро Кутираи. Как раз его персона и занимала мысли сыщика – тот старательно решал, что с ним делать.
Идея пойти и сдать в магистрат отпала сразу, мешал труп Ойзо, лежащий под стеной ледников в Синем квартале. Вариант с прибить и прикопать – или утопить в том же колодце – не устраивал по причине наличия наследников и родичей, который обязательно придут предъявлять претензии за невинно павшего торговца чумой. Мелкий мог пострадать, за себя-то Йон совершенно не беспокоился. Хотя... а если они к нему в дом влезут и все накопленные деньги сопрут?!
Он решительно вскочил и направился к лаэсту, тот как раз закончил выпутываться из веревок, и даже довольно бодро, для человека, у которого все тело должно было основательно онеметь, встал на четвереньки.
– Что тебе? – тявкнул Кутираи, резво отползая в сторону.
– Поговорить хочу, – довольно миролюбиво ответил Йон, хотя кулаки у него так и чесались.
– Что, забеспокоился?! – сообразила эта сволочь. – Понял, куда влез? То-то же!
– А куда я влез? – разговор сворачивал в какую-то странную сторону, но было интересно. Ему давно никто по-настоящему не угрожал, последние полгода были одни неверные супруги, а у них храбрости не хватало, да и возможностей тоже.
– Да ты... Да ты что, ничего не знаешь? Да ты знаешь, кто я?!
– Понятия не имею, – Йон вдруг заулыбался, а Кутираи вскочил таки на ноги и отбежал еще на пару шагов. – Но ты же мне расскажешь? Ты же у нас птица певчая, э?
Кутираи намек понял и заметался.
– Угрожаешь мне, сволочь?
– Да какие могут быть угрозы, тем более такому человеку как ты! Просто напоминаю.
– Тыы-ыы...Ты! – торговец побагровел.
Кажется, он решил, что раз его всего лишь макали, а не жгли, не били и на части не резали, то можно и права начинать качать. Йон мысленно оскалился. Идиот не понимал, что дело было отнюдь не в слабохарактерности Рейке, дело было в двадцатилетнем астийском пацане, которому рано познавать, как на самом деле выглядит дно человеческой души.
– Ну, я. И что?
– Да я тебя раздавлю... сукин сын! – Боро Кутираи уже начинал кричать и брызгать слюной, правда пятиться при этом не переставал. – Всех вас найду! Ты знаешь, какие у меня связи?! И сколько людей? Да ты землю жрать будешь, кишками своими подавишься! И выродок этот белобрысый – тоже! Собакам скормлю! Все отберу, все отдашь, все, что у тебя есть!
Вот этого ему произносить не следовало.
Мир вдруг стал кристально чистым, очертания окружающих предметов приобрели небывалую четкость. В голове зазвенело. Раньше после этого глаза застилала кровавая пелена, а тело приобретало удивительную легкость, но то было раньше. Теперь Йон, под аккомпанемент непрекращающегося звона, в три быстрых шага преодолел разделяющее его и торговца расстояние, и засадил тому с размаху ногой в живот.
Кутираи выпучил глаза, придушенно крякнул и мешком рухнул на землю, прямо мордой в пыль и песок.
Не останавливаясь, Йон нанес еще несколько ударов, ногами, от всей души, привычно – в живот, по почкам, в копчик. Главное в голову не бить, чтоб не сдох, сволочь. Потому что убивать его, действительно, будет немного накладно, лаэсты живут кланами, где один, там, через полгода – табор. Добавил еще один, профилактический, потом дождался, пока Боро выблюет все содержимое желудка – и обильный ужин, и колодезную тину. После чего брезгливо перевернул его навзничь носком туфли. И сунул под нос ствол верного Миротворца, заботливо прихваченного с собой на самый крайний случай. Пусть и не каждая тварь заслуживает его пули.
На мгновенно побледневшего Боро Кутираи из черной глубины дула задумчиво поглядела магически заряженная смерть.
– Ты что-то сказал? – мягко уточнил Йон, чувствуя, как звон в голове утихает, а к зрению возвращается привычная близорукость на левый глаз. Ярость засыпала. – Что-то там насчет кишок и земли, э?
Миротворец уперся в подбородок, заставляя перепуганного насмерть человека затылком впечататься в землю, прямо в наблеванную лужу. Йон поймал взглядом перепуганный взгляд собеседника, полюбовался на свое отражение в расширившихся от ужаса зрачках.
– Слушай меня сюда. Ты же хочешь жить? Вставать утром, бить свою мерзкую жену, орать на своих уродливых детей? Пересчитывать выручку и прятать трупы сторчавшихся? Взятки там платить в магистрат и окружную комендатуру? Хочешь? Так вот сейчас ты встанешь, утрешься и галопом побежишь к себе домой. Там соберешь манатки, сунешь подмышку всю свою кодлу и быстро исчезнешь из моего города. Так быстро, чтобы завтра, когда я зайду проверить, в доме было пусто и свежо. Потому что иначе... ты же понял, кто я, э? Пояснять не надо?
Боро Кутираи, белый уже до прозрачного, закивал головой. Так закивал, что она только чудом удержалась на шее. Он все понял. В том числе, что ценность жизни отдельного человека – вещь строго субъективная, а револьвер эту ценность существенно снижает.
– Чеши отсюда, – сплюнул Йон, встал и отошел подальше, где не так воняло.
Кутираи вскочил на четвереньки и рванул вперед, только пыль полетела.
Рейке лишь усмехнулся, его злость утихла окончательно. Любовно протер Миротворца, полюбовался тонкой вязью гравировки на барабане, резьбой на костяных щечках рукояти. Верный друг, единственный оставшийся из той жизни. Ну, кроме Катрионы, которая ему Миротворца и сохранила. На следующий день после того, как к нему вновь, милостью Судьбы, вернулось человеческое, принесла в шкатулке и отказалась рассказывать, каким чудом ей удалось. В глазах Йона это был подвиг, заслуживающий вечной признательности.
Оставалось только решить, что делать дальше. С одной стороны хотелось взять коляску и поехать в Мимири, чтобы точно узнать, чего же забыл сын столичного магистрата в деревушке на двести домов. С другой, последний раз он спал больше суток назад и совсем недолго. Костюм вот помял, от сорочка несет не понять чем, туфли в грязи и пыли. Да еще и наемная коляска будет стоить денег, а вечером можно за полляна уговорить возвращающихся с рынка торговцев подбросить его до места. И дока прихватить, для компании.
Заодно, может, выяснится, по какой причине двадцатилетний госпитальный целитель, внешне и характером сильно смахивающий на колокольчик, набрел на труп посреди леса, еще и ночью. И что той же ночью он делал в Товайхо, такой же деревушке, как и Мимири. Соседней деревушке. Этот вопрос, столь тщательно оберегаемый но-Тьеном, Йона крайне интересовал. Вряд ли там что-то криминальное, но у этого мальчишки столько сюрпризов...
Рейке широко зевнул, сунул Миротворца в наспинную кобуру и повернул в сторону дома.
– Ты слышал? Купец Сапана отказался от целителя на операции и настоял на применении морфина.
Эрех, только получившей от уличного торговца едой чашку горячей пшенной каши, замер. Он узнал голос Ито Панчаты, старшего целителя госпиталя.
– Да ты что!
– Что, правда что ли?
Госпиталь Чистого Сердца был богатым и мог позволить себе держать целых восемь целителей в штате. Трое из них сейчас стояли позади Эреха.
– С чего бы мне врать-то! Сам можешь сходить в сестринскую и спросить. Должен был ассистировать Мейре, но Сапана закатил дикий скандал и потребовал обезболивающего. Это уже третий случай за месяц.
– И что теперь будет?
– А его знает...
Эрех в разговор вступать не стал, сунул в рот полную ложку каши и отошел в сторону. Говорить было не о чем, и так понятно, а кудахтать впустую он не любил. К тому же еще и язык обжег.
Целители обходились госпиталям дорого, потому что приходилось платить Храму, что и составляло основной доход всего культа Наэмы. Та мелочь, которую в качестве зарплаты получал младший целитель Эрех но-Тьен была лишь десятой частью суммы ежемесячного платежа за него, выплачиваемого руководством Чистого Сердца в храмовую казну. Причем не каждый госпиталь мог позволить себе иметь штат целителей, в отдаленных местностях порой доходило до одного на уезд. Количество посвященных разнится, больше всего чтецов, посвященных Матери и Отца.
Вообще, странная зависимость, подумал Эрех, глотая кашу – чем больше даровано, тем меньше тех, кого Боги избирают в качестве носителей дара. В самом конце, редкие, как алмазы в борозде, стоят ищейки Горо Псоглавца: все, как один, на службе в Департаменте безопасности короны, посчитаны, переписаны и учтены. Целители болтаются где-то посередине, их достаточно, чтобы обеспечить нужды государства и общества, но недостаточно, чтобы Эрех мог сам определял, где и кого ему исцелять. В отличие от врачей, что могут проводить операции и назначать лечение, целители лечат силой дара – успокаивают, снимают боль, ускоряют заживление ран. И, самое главное, делают то, что никому не под силу – исцеляют умирающих, пусть и не все.
Ложка заскребла по дну опустевшей чашки.
Мечта о свободе от Храма Наэмы вновь напомнила о совей недостижимости. Никогда он не наберет достаточной суммы, чтобы выкупить себя. Разве что к старости.
– Эй, Тьен! – оклик выдернул его из задумчивости, на ступенях к главному входу махал рукой ассистент хирурга Бака. – Тебя мастер ищет!
Эрех швырнул чашку в чан с грязной посудой и понесся на зов.
Доктор Бак ждал его не в ординаторской, как можно было бы думать, а внизу, в маленькой анатомичке при госпитальном морге, куда обычно свозили на вскрытие особо важных покойников. Сейчас на столе лежало подготовленное для аутопсии тело, накрытое простыней. Чистой, машинально отметил Эрех, вытягиваясь перед доктором и военным. Тем самым, которого он видел, когда ездил в дом тула Ойзо.
По спине вдруг пробежал холодок, предчувствие неприятностей сжало сердце.
– Доброе утро, целитель Тьен, – поприветствовал его доктор.
Эрех склонился в поясном поклоне, стараясь, чтобы волнение на лице не вышло за пределы обычного для младшего целителя перед главным хирургом.
– Сегодня я вновь попрошу тебя оказать мне небольшую помощь, мальчик мой, – голос Бака звучал доверительно, ещё двое суток назад эта интонация заставила бы Эреха умереть на месте от счастья. Сейчас же, когда за спиной прятался разделанный труп покойного тула, ничего, кроме ужаса и паники, он не вызывал. – Поскольку ты человек, который умеет хранить секреты, я решил, что мы можем тебе довериться.
Мы? Эрех распрямился и поймал выражение лица полноватого усатого военного. Недовольное выражение. Такое же было у стоявшего за его спиной молодого парня, тоже в форме. Адъютант, что ли?
– Мы – это я и полковник Делко, которого ты тут видишь, – доктор Бак проигнорировал полковничье недовольство. – Дело в том, что сегодня мне надо определить причину смерти одного человека, а для проведения аутопсии, как ты знаешь, нужен ассистент. И я взял на себя смелость попросить тебя занять это место.
Что? Быть ассистентом на вскрытии, причем единственным, а не просто стоять в толпе студентов?! Конечно, да!
– Почту за величайшую честь, – невероятным усилием удавив в себе желание подпрыгнуть от радости, ответил Эрех и снова поклонился.
– Тогда начнем? – Бак посторонился. – Халат и фартук можешь взять с вешалки.
Эрех кивнул, потом, спохватившись, подбежал к вешалке и стал натягивать на себя длинный белый балахон, призванный защитить одежду от всего на свете, а сверху – длинный же фартук из просмоленной ткани. Все это время полковник Делко наблюдал за ним со странным чувством недоверия и отвращения. Астинэ не любит, что ли?
Он подошел к столу и откинул простыню. На столе, вытянувшись, лежал мужчина лет пятидесяти или около того, судя по внешности, тилеец. Они все одинаковы по сложению – высокие, худые, с длинными конечностями и сухим рельефом мышц. Глаза у покойного были закрыты, но Эрех мог поспорить, что они того самого, национального, бледно-голубого цвета, почти белые. Как у мастера Рейке, например.
– Ну, полковник, что вы можете рассказать нам о покойном? – благодушно поинтересовался доктор Бак, внимательно осматривая тело. – А вы, молодой человек...
– Лейтенант Сола, мастер доктор! – адъютант подскочил, поклонился.
– Да-да, лейтенант, вы записывайте все, что мы будем говорить. Потом отдадите целителю Тьену, он ваши записи приведет в удобоваримый вид. Простите, что прервал вас, полковник...
– Ничего страшного, доктор. Перед вами тело судьи Исы Карре из Лаальского городского уезда, пятьдесят три года, не женат. Был не женат. Тело найдено вчера, в лесу...
Доктор Бак его перебил:
– А почему так поздно привезли?
– Так пока его нашли, пока сообщили нам, – полковник потер лицо. – Пока мы доехали, пока вернулись...Там только кажется, что расстояние небольшое, но со всеми с этими делами – уже и ночь прошла.
Доктор кивнул.
– Тогда понятно. Ну, что ж... Тело принадлежит мужчине, возраст около пятидесяти лет или старше, рост около пяти с половиной локтей роста в золотой системе мер, вес...
Эрех внимательно смотрел и слушал. Лейтенант скрипел металлическим пером по бумаге. Моргал полковник Делко.
– Эрех, убери простыню. Что мы тут видим... Судя по гибкости членов, умер в прошлую ночь, трупное окоченение уже практически не выражено, что, с учетом массы его тела, соответствует нормальному усредненному времени. То есть, могу сказать, что умер он около Черного часа или в течение еще пары часов, но не более.
– Середина ночи? – уточнил Делко.
– Да, середина ночи.
– Следов насилия на теле нет, за исключением трех ножевых порезов. Эрех, мальчик мой, подай мне линейку и скальпель. И посмотри сюда. Тебе должно быть любопытно – нехарактерные какие ранения, даже не предположу сразу, как их нанесли.
Эрех с поклоном передал требуемое, потом подошел, нагнулся над телом и онемел.
– Итак, у нас три разреза, по восходящей. Бедренная артерия, правая подмышечная впадина, левая сторона шеи, от дуги аорты. Зигзагообразное направление удара снизу вверх. Лезвие было очень острым, сейчас я замерю длину ран и тогда можно будет что-то предположить.
Эрех судорожно выдохнул сквозь сжатые зубы и приказал себе прекратить так пялиться на разрез в паху у мертвого судьи. Что он, спрашивается, там не видел? Как режет севрасский коготь?!
Ему внезапно стало очень страшно. Вспомнилась ночь, когда он шел из Товайхо через лес.
Рядом с ним кто-то остановился и он вздрогнул. Полковнику Делко надоело стоять у стены и он подошел поглядеть на рану. И резко помрачнел. Более того – на какой-то миг Эреху показалось, что лицо его было ошарашенным.
– Что с вами, полковник? – от доктора Бака, казалось бы занятого прикладыванием линейки к ранам, это тоже не ускользнуло.
– Что? Эээ... Да ничего, просто я узнал оружие. Это севрасский кинжал, доктор, знаете, такой, изогнутый, как кошачий коготь...
– Севрассэ?! То есть, вы хотите сказать, что его убил наемник? Судью? Да что же это творится! Ай-яй!
Эрех был целиком согласен с мастером хирургом. Действительно, что же это творится-то? Может, мастер Рейке знает? Он вдруг понял, что ему не хватает рядом зоркого взгляда сыщика и его умения делать выводы.
– Не знаю, мастер, не знаю, – сокрушенно покачал головой военный. – Давайте продолжим, заодно, может, вы мне что новое скажете.
– Разумеется! – доктор Бак взял скальпель и уверенным движением рассек кожу на груди.
Эреху это уже было не интересно. Вполуха слушая пояснения доктора, он внимательно оглядывал судейский труп. Да, те самые три разреза по восходящей, слева направо, налево, сделанные одной рукой. Можно, конечно, предположить, что убийца – правша, но мастер Рейке сказал, что кинжалы используются в паре и бить кот ими может что правой рукой, что левой, одинаково. Но предпочитает удар правой. Почему?
Кроме того, на лице и теле Исы Карре не было синяков и ссадин, его никто не бил, как тула Ойзо. Он еще раз обежал взглядом все тело, задерживаясь в тех местах, где обычно остаются травмы при драке. Ничего. Обычный цвет кожи двухдневного покойника на стадии раскоченения. Старый хирургический шрам от аппендицита. Эрех аккуратно, якобы проверяя инструмент, обошел стол и оглядел тело с другой стороны. Запястья и кисти рук чистые, ногти не поломаны, только правая сжата в кулак и...
Стоп. В кулак?
Он метнул быстрый взгляд на доктора. Тот закончил резать мягкие ткани и как раз освобождал от них грудную клетку. Скоро костные ножницы попросит, ребра перекусывать. А, значит, надо спешить. Благо окоченение действительно прошло.
Эрех для видимости посуетился у стола с инструментами, отложив все, что нужно для последующего выламывания грудины и, внимательно оглядев возможных свидетелей, склонился над телом с другой стороны. Разжал кулак.
На ладони, между указательным и большим пальцем чернел глубокий укус. Словно кто-то впился зубами в зажимающую рот руку. Эрех вспомнил объяснение сыщика о происхождении синяков на теле магистратского сынка и его передернуло. И тут? Что это, вообще, такое? Он аккуратно вернул пальцы в прежнее положение и вдруг заметил, как между ними что-то блеснуло.
– Костные ножницы мне, – распорядился доктор, откладывая скальпель. – И иди сюда. Будешь кожу оттягивать.
Эрех кивнул, показывая, что понял. И украдкой сунул в карман прядь волос, которую, судя по всему, судья вырвал у убийцы, прежде чем умереть. Длинную прядь тонких волос, по севрасский традиции выбеленных до белоснежного цвета.
Кажется, когда он будет переписывать документы об аутопсии для полковника Делко, надо будет сделать еще копию, более подробную. Для мастера Рейке.
– Я не понимаю, чем вы тут занимаетесь, – голос господина Бо звучал подобно шипению змеи. – Это просто возмутительно.
Полковник Делко тоскливым взглядом смотрел на отчет о вскрытии судьи Карре, который ему только что принес Правая рука. Когда он вернулся, в кабинете его уже ждали. Магистрат Ойзо – совсем не давешний старик на грани сердечного приступа, а молчаливый и неприступный владетель Альмейры – явился с вопросами. И главу городского отдела дознавателей из комендатуры прихватил. Эрл Ойзо был очень недоволен тем, что спустя двое суток после исчезновения его сына никаких следов еще не было найдено. Ну, и, само собой, версий о том, где искать, тоже не было.
– Мне бы хотелось узнать, полковник, что вы уже предприняли, чтобы разрешить возникшую ситуацию, – глава Бо был раздражен, но говорил ровно, голоса не повышая.
Он всегда говорил ровно, с одинаковой монотонной интонацией: что с задержанными кровавыми убийцами, что с рыдающими родственниками жертв. Его нельзя было вывести из себя, подкупить, на него невозможно было надавить и запугать. Последнее раздражало Теона Делко неимоверно. Потому что именно за этим привел с собой Бо разгневанный магистр Ойзо.
– Мне кажется полковник, – Бо продолжал говорить, не давая и слово вставить, – что вы немного неверно понимаете уникальность переданного дела. Естественно, будучи единственными, кому подведомственно расследовать преступление против государственной власти, вы считаете, что освобождены от контроля и надзора...
Даже фразы он строит, словно протокол пишет. Лишенная эмоций, сложная канцелярская речь. Делко стоял, склонив голову и тупо смотрел на титульный лист отчета об аутопсии. И думал, что надо будет сходить в чей-нибудь храм и зажечь там благовоний подороже. За то, что история с судьей Карре сразу попала сюда, в этот кабинет, а не промелькнула крылом мимо вездесущего взора главы Бо. За то, что судья ушел в отпуск за три дня до смерти и собирался отбыть на воды. За то, что нашедший труп бродяга будет молчать.
Но только не за тело этого самого судьи, голое, окровавленное тело, лежащее посреди дороги на Товайхо. От этого хотелось не в храм, хотелось заорать и шарахнуть об стену чем-нибудь тяжелым. Стулом вон, что ли.
– Мне нужно, чтобы вы уяснили, полковник, – а глава Бо все не унимался. – С сегодняшнего дня я лично буду наблюдать за ходом расследования. Все отчеты, планы, версии и предположения вы будете отправлять мне. И не надо думать, что ваши армейские погоны способны меня остановить или как-то прикрыть ваш зад. Не способны. Единственное, что я не могу – это забрать у вас дело без соизволения Его Величества. Но будьте уверены, если через сутки я не увижу прогресса в ваших действиях, я лично схожу во дворец. Вы меня поняли? Полковник?
– Так точно, глава Бо! – в последний момент Делко сцепил зубы и щелкнул каблуками.
Срываться на главу Бо было ни в коем случае нельзя. Потому что он и вправду сходит. Фелис Бо был ищейкой, псом трона на королевском поводке, а единственной силой, способной остановить пса является только сила королевской длани. Или божественная воля Псоглавца. И потому Теону Делко очень не хотелось разногласий. Так не хотелось, что на гордость можно было и наплевать.
– Я нижайше прошу прощения за возникшую заминку в этом деле, – он низко поклонился, практически коснувшись лбом лежащего посреди стола отчета. – Я заверяю вас, магистр Ойзо, и вас, глава Бо, что эта задержка более не продлится. Я и мой отдел предпринимаем все возможные меры по поиску вашего сына. Еще раз приношу вам мои глубочайшие соболезнования в связи с несчастьем.
Чтоб твоего ублюдка щуки в пруду драли.
– Спасибо, Теон, – проскрипел магистрат и это были его первые слова за все время, что он тут провел. – Но я бы хотел вот что вам сказать... если мой сын не будет найден, я сам схожу к королю.
И, пока Теон Делко хватал ртом воздух, развернулся и вышел. За ним ядовитой змеей скользнул прочь Фелис Бо.
Полковник мысленно досчитал до ста, потом схватил со стола тяжелый пресс для бумаги и с протяжным удовольствием шарахнул им в стену. Следом полетели новая чернильница и новый стакан для воды.
– Проклятые твари! – зарычал он, примериваясь, чем бы еще выразить свое недовольство.
Дверь приоткрылась, внутрь просочились Правая и Левая, а вслед за ними штабс-капитан Баккари, посланный с проверкой в дом судьи. Обогнул замерших лейтенантов и склонился в глубоком поклоне.
– Ну, что там? – устало спросил Делко, опускаясь на стул.
– Ничего, мой полковник, – развел руками Баккари. Руки у него были короткие, так что выглядел жест потешно. – Он уехал два дня назад, практически в Черный час. Взял наемную коляску у Северных ворот, лошадь вернулась утром. Одна. Дежурный из патруля у ворот его вспомнил, он был последним, кто покидал столицу.
– В ту ночь, когда был сильный дождь? – уточнил Делко.
– В ту самую, мой полковник.
– И какого его туда понесло, сукина сына, он, естественно, никому не удосужился рассказать, – это был не вопрос, это была констатация факта.
– Нет, мой полковник. Однако его управляющий вспомнил, что весь день, накануне, он был очень раздражен и все время срывался на окружающих. Вы не находите такое поведение странным? Особенно для человека, который собирался уехать отдыхать?
Полковник пожевал губами, еще раз долгим взглядом посмотрел на так и не прочитанный отчет. Навалилось все сразу, будто проклял кто.
– Я не знаю, Вадэ, – устало ответил он. – Ни малейшего представления. Я, знаешь ли, мало общаюсь с судейскими... да и не до него мне сейчас.
Штабс-капитан понятливо склонился в поклоне. Правая и Левая, стоявшие у стены, привычно переминались с ноги на ногу.
– Ты же слышал, я так понимаю? – Делко кивнул в сторону двери, намекая на разговор, вернее, монолог главы Бо в присутствии магистрата. – Если мы до завтра не найдем этого ублюдка...
– Я думаю, мы его не найдем, мой полковник, – Баккари не разогнулся, продолжал, глядя в пол и сияя проплешиной на макушке. – Если мне будет позволено предположить, тело тула Ойзо уже давно лежит где-нибудь на дне Красного озера. Иначе он бы уже всплыл. И, раз у нас совершенно нет выхода, можно прорубить его самим.
Делко оторвался о созерцания столешницы и заинтересованно поднял голову.
Вадэ Баккари был очень плохим воякой, его ценность была в другом. Он умел решать проблемы.
– Эй, наседка, проснись, – Эреха толкнули в бок и он, завалившись, стукнулся головой о косяк двери.
Зато проснулся, вскинулся и удивленно заморгал, пытаясь сообразить, где он. Увидел стоящего над ним Йона с плетеной корзинкой в руках и сообразил. Он принес отчет, а дома никого не оказалось. А потом он присел на порог, подождать. И уснул.
– У меня для вас новости, – укоризненно сказал он, – я пришел, а вас нет. Вы куда-то ходили?
– Ходил, – кивнул Рейке ив ставил ключ в замок. – В бордель.
Эрех почувствовал, как жаркая волна опалила щеки.
– З-зачем?
– За триппером, – Йон осклабился. – Зачем еще, по-твоему, сыщик может ходить в бордель, э? Ну, и по дороге еды прихватил. А то с таким работодателем, как ты, я, того и гляди, протяну ноги от голода. Чего расселся? Заходи давай, есть будем.
Эрех спохватился и, разувшись, зашел в дом. Не удержавшись, огляделся с любопытством.
Он по-всякому представлял себе обиталище сыщика, поэтому реальность оказалась разочаровывающей. Скудно обставленная комната и хирургическая чистота вокруг, ни пылинки. Даже полы сияют, словно их натерли. Кухни и гостиной нет, лишь две двери, одна, видимо, в туалетную комнату, а вторая – в кладовую.
– Итак, какие у тебя новости? – Рейке плюхнул на стол корзинку, типичную двухъярусную тростниковую плетенку, в которой продавцы готовой еды продавали сразу несколько блюд. Четверть ляна за обед и ужин на одного.
Эрех пощупал за пазухой копию отчета.
– Сначала давайте вы. Или меняться. А то мне же тоже интересно, – пискнул он.
– Э-э, надо же, интересно ему, – покачал головой сыщик. – Кстати, док, а чего ты мне про свой возраст наврал-то? У тебя же еще голос ломается.
– Он не ломается, – мрачно, зато уже баритоном, буркнул Эрех. – Просто я так говорю, когда волнуюсь. Очень невежливо над этим смеяться.
– А я и не смеюсь, – ответил Рейке и заржал.
Эрех надулся.
– Ладно, извини, мелкий, – махнул рукой сыщик, вытащил из кармана и бросил на стол пухлую пачку писем, перевязанную шелковой ленточкой. – Я тут ходил узнавать, откуда у нашего покойника – ой, прости, у твоего покойника – в доме была разнообразная любовная переписка. Ну, помнишь, подозрение на шантаж? Так вот, и вправду – шантаж. Почитать хочешь?
– Шантаж? Подождите, то есть сын магистрата... – Эрех не закончил фразы, подавившись ее окончанием и самим смыслом.
– Банальный и убогий шантажист, да, – Рейке кивнул, подтверждая. – Сам удивляюсь. Отличная нынче молодежь пошла, просто дети своих отцов. Наш мальчик – вернее, магистратов мальчик, – занимался очень интересным делом. Он с приятелем обрабатывал богатых замужних дамочек. Приятель подкатывал к дамам с романтическими устремлениями, стихи, цветы, ручки целовать, потом дамочку вывозил куда-нибудь на природу, в кусты погуще, и там, так сказать, снимал замок с брачной клятвы. После чего приятель исчезал, а будущий кошелечек получала картинки с интересными ракурсами и копии своих романтических писулек. И начинала платить. Сам понимаешь, что в наше время бывает за супружескую измену. Не вторая эпоха, конечно, но тоже дорого обходится, причем в самом что ни на есть материальном смысле. Можешь поглядеть письма-то. Эти дурочки не просто мужьям изменяли, они умудрялись подробности своих переживаний на бумаге излагать.
Эрех потянулся за письмами, взял пачку в руки, повертел и положил обратно. Ощущение было мерзкое.
– К счастью, нет такой мужской тайны, которую не способна выведать хорошая девочка в приличном борделе. Эти клиенты треплются как белье на ветру. Потому и я теперь знаю. А у тебя что?
Эрех еще раз поглядел на письма, потом вытащил отчет и положил его на стол.
– Вот. Я сегодня во вскрытии участвовал, – пояснил он. – Сделал для вас копию, с уточнениями. Посмотрите сами.
Рейке углубился в чтение, а Эрех, не желая даже стоять рядом с гадостью, отошел в сторону, рассматривая комнату. Жилье одинокого человека. Чисто, аккуратно, пусто. Над письменным столом прикреплена умело выписанная акварель – маленький каменный домик на зеленом холме, в окружении цветущих деревьев, за домиком море сливается по цвету с небом. Явный пейзаж юга, ближе к Алессо. Единственное украшение этого жилища. Рядом со столом домашний алтарь, на котором нет ни одного изображения богов. Только картинка в рамке.
Эрех подошел поближе и оторопел.
С черно-белого изображения на него смотрели Йон Рейке, молодой, много моложе себя теперешнего, в хорошем костюме, и дама, которую он держал за руку. Белокурые волосы ее казались особенно светлыми, темнела сложная вышивка на национальном свадебном наряде. Будучи астинэ, Эрех был обязан уметь определять род по таким признакам как орнамент и прическа. Кто-то из Фоссов, кажется, деталей не разглядеть, но похоже. Юные, счастливые. Невеста смотрит прямо и красивое лицо будто светится, а Йон Рейке держит в своих ладонях ее руки. И тоже улыбается. Не насмешливо, не собачьим оскалом, а такой же мягкой улыбкой, полной радости.
Перед портретом стояла курильница и лежали два супружеских браслета, один в другом, перевязанные белой траурной ленточкой. Меньший потемнел в плетениях тонкой вязи. Эрех знал, что оставляет эти следы. Запекшаяся кровь.
– Значит, три разреза зигзагом по восходящей? – раздался задумчивый голос и он вздрогнул, обернулся.
Йон Рейке, держал в руках отчет и смотрел на Эреха, прямо и внимательно. На лице его не было злости, но задавать вопросы целитель не решился. Мешало ощущение, что сейчас он увидел что-то настолько сокровенное, что даже намек это причинит сидящему у стола человеку сильную боль.
– Совершенно идентичные тем, на теле тула Ойзо, – печально вздохнул Эрех, подошел к столу. – Слева, направо, налево. Одним движением. Сделаны правшой или тем, кто владеет правой рукой так же, как левой.
