Текст книги "Там, где наши сердца"

Автор книги: Александр Закладной

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 15 страниц)

– Н-нет? – воскликнул он, замахав руками. – Это ведь с-самое главное. Это заключительная и самая главная часть с-сегодняшнего п-праздника. «Прассад» – это пища, которую мы пре-предлагаем Господу Кришне, священная пища…

Я уныло взглянул на Дениса.

Чуть погодя, когда жутко расстроенный кришнаит повел нас куда-то вниз, он украдкой шепнул мне:

– Кто меня за язык дернул?

– Вот, – сказал кришнаит, заведя нас в небольшую, но довольно мрачную комнатушку. – Там, на-наверху, уже закончили вкушать «прассад», поэтому вы можете это с-сделать здесь. Зд-здесь живут «преданные».

В комнатушке находилось несколько двухъярусных деревянных лежаков. На некоторых из них лежали кришнаиты, которые перебирали пальцами четки и вполголоса повторяли мантру «Харе Кришна», отчего в комнате стоял глухой гул.

Заикающийся кришнаит поднял одного из своих коллег с лежака и что-то зашептал ему, показывая на нас.

Я тоном знатока сказал Денису:

– Это келья монахов-отшельников.

Шольц кивнул и, мучаемый страшными подозрениями, спросил у меня:

– Слушай, а «прассад»-то этот как выглядит? Надеюсь, что-то съедобное?

Я был осведомлен в этом вопросе не больше него, но все же произнес:

– Я читал где-то, что у индусов любимая пища – обжаренные кишки овец и коз, приготовленные особым образом. Наверное, это и есть «прассад».

Лицо Шольца приобрело ярко-зеленый оттенок.

– Да шучу, шучу, – рассмеялся я. – Черт его знает, что это за «прассад». Принесут – узнаем. Может быть, мы съедим его, сразу просветимся и останемся тут жить, в этой каморке…

– Я здесь ничего есть не буду, – твердо сказал Денис, встряхнув головой.

Через пару минут перед нами возник голубоглазый и розовощекий кришнаит с двумя пластмассовыми тарелками. К огромному нашему облегчению, таинственный «прассад» оказался обычным рисом.

Шольц, просияв, повернулся ко мне, а румяный кришнаит, коварно воспользовавшись этим, бросил в наши тарелки два коричневых комка отвратительного вида.

– Ешьте, – сказал заикающийся кришнаит и дал одноразовые пластмассовые вилки.

Я кашлянул и взглянул на Дениса – он чуть не плакал от бессилия. Все без исключения кришнаиты прекратили читать молитвы и уставились на нас. Чувствуя себя приговоренным к смертной казни, Шольц зачерпнул немного риса с той части тарелки, где не было коричневого комка, и зажмурился. Я же вовсю жевал «прассад» и весело подмигивал ему левым глазом. Чуть-чуть выждав, чтобы убедиться, что меня не поразила никакая смертельная болезнь, Шольц вздохнул и с содроганием проглотил немножко. Кришнаиты снова потеряли интерес к происходящему, углубившись в молитвы.

Заметив, что за мной никто не наблюдает, я незаметно вытащил коричневый комок из своей тарелки и сжал в руке. Затем сделал шаг в сторону и резким движением бросил его в темный угол каморки. Тот, издав громое «чмяк», шмякнулся о стенку и растекся по ней бурым пятном.

На мое счастье, никто ничего не заметил. Закрыв спиной заметное даже в полумраке пятно на стене, я со знанием дела сказал Денису, показав пальцем на коричневые комки в его тарелке:

– Попробуй эту штуку. В самом деле очень вкусная.

Шольц настороженно взглянул на меня, но моя тарелка и впрямь была почти пуста. Подозрительные комки отсутствовали.

– Ты что, съел это? – тоскливо спросил он.

– А ты как думаешь? – с упреком бросил я. – Ешь давай.

Денис с содроганием поднес их ко рту.

– Да, – сказал он через некоторое время. – В самом деле довольно вкусно.

– Серьезно? – не сдержавшись, спросил я.

Готовый уже положить в рот еще один кусочек, Шольц запнулся и спросил с подозрением:

– А в чем дело?

– Ничего-ничего, – спохватился я. – Так, к слову сказал.

Когда «прассад» был съеден, с окружающими нас кришнаитами вдруг произошла разительная перемена. Они закончили свои молитвы и начали забрасывать меня и Шольца вопросами, как будто увидели нас только теперь, после «просветления», вызванного тем, что почти весь священный «прассад» осел в наших желудках.

Правда, совсем скоро оказалось, что кришнаиты в большинстве своем – неплохие ребята, и мы быстро нашли с ними общий язык. Один из «преданных» – маленький веснушчатый Артур – долго рассказывал Шольцу, какую бестолковую жизнь он вел до того, как узнал про Кришну. Слушая рассказ Артура о том, как он пил водку, курил коноплю, а потом полюбил Кришну и духовно просветился, Денис сочувственно кивал головой.

Один из наших новых знакомых уступил мне свое место, видя, как я мучаюсь, сидя на ковре на корточках.

Присев на лежак и прислонившись спиной к холодной стене, я глубоко вздохнул. Только теперь мне здесь понравилось. Понравился этот полумрак, терпкий запах благовоний, тихие разговоры, которые вели с Денисом эти наголо остриженные ребята, и чувство того, будто ты приобщаешься к какому-то таинству.

Закрыв глаза, я слушал, как, кришнаиты, нисколько не жалея своего времени, отвечали Шольцу на все его многочисленные вопросы.

– …Да-да, и Брахма тоже. Он ведь родился из пупка Габходакашайи Вишну, который всего лишь частичное проявление Маха-Вишну, который, в свою очередь, является частичным проявлением Самого Господа Кришны. В порах кожи Маха-Вишну находится множество бесконечных вселенных. Когда он делает выдох – эти вселенные рождаются, когда он делает вдох – все они гибнут. Брахма живет лишь в течение одного выдоха Маха-Вишну, а одни час жизни Брахмы по нашим, земным, меркам составляет триста шестьдесят миллионов лет. И все же целая жизнь Брахмы укладывается в один только выдох Маха-Вишну, представляешь?

– Представляю, – тихо отвечал Денис.

Полудрема слетела с меня. Теперь я попытался понять смысл ведущихся вокруг разговоров и очень скоро осознал, что это выше моего разумения. То, что казалось таким веселым несколько минут назад, теперь вгоняло меня в тоску.

– …Об этом тоже рассказывается в «Бхагават-гите», – выхватило из гула голосов мое ухо. – Господь Чайтанйа объяснял этот стих Сарвабхуме Бхаттачарйа, но Санатана Кавираджа Госвами, автор «Чайтанйа-чаритамриты», попросил объяснить его еще раз, теперь уже для него.

– Для него, – завороженно повторил Денис, кивая головой, как китайский болванчик.

Меня начало немного тревожить усердие Шольца в получении знаний, но я решил пока ни во что не вмешиваться.

– …Нет, они тоже были удивлены, когда Он принял саннйасу от Кешави Бхарати, ведь тот принадлежал к школе майавади в Бенаресе. Все майавади не могли понять, почему он занимался пением и плясками, а не читал Веданту. Поэтому недалекие философы говорили, что Шри Чайтанйа не истинный саннйаса…

Я почувствовал, что у меня ум заходит за разум.

– Да, разумеется, и Христос тоже, – проникновенно говорил кто-то. – Он ведь был посланником Господа Кришны. Иисус проповедовал истинную бхакти– любовь к Богу…

– А все же как-то не верится в то, что Кришне нужен этот «прассад», – упрямо сказал Шольц, тряхнув головой. Я, услышав это, украдкой посмотрел на стенку, по которой расплывалось пятно, и постарался сесть так, чтобы закрыть его своим телом.

– Так говорят имперсоналисты! – в ужасе вскричал один из кришнаитов, закатив глаза.

– Имперсоналисты, – скорбно повторил другой.

– О да! – воскликнул третий, вцепившись рукой в колено Дениса. – Те, что будут вечно пребывать в гуне невежества!!! Посмотри на животных вокруг – на собак, на кошек, на птиц – вот что сталось с имперсоналистами и так называемыми «учеными» в их последующем воплощении! Они деградировали в животные формы жизни…

Я понял, что если услышу еще что-то, то совсем свихнусь. И словно желая добить меня, кришнаит по имени Артур начал рассказывать мне путаную историю про трансцендентные игры Кришны с какими-то пастушками на лужайке. Слушать про легкомысленных пастушек было превыше моих сил, и я, вскочив с лежака, почти волоком вытащил упирающегося Дениса.

Немного позже, когда мы вышли из храма и увидели прямо над головой прекрасную полную луну, я недовольно сказал ему:

– Сам ведь мне говорил – мы христиане, мы христиане… Они тебя чуть в свою веру не обратили.

– А, – беспечно махнул рукой Шольц. – Не получилось бы у них. Но все-таки Кришна мне понравился! Представляешь, на Вайкунтхе, ну, там, где он живет, он выглядит немного по-другому…

Не слушая его, я остановил проезжавшую мимо машину. Сойдясь на разумной цене, мы сели в нее, и лишь там я понял, как хочу спать. Я закрывал глаза, но как ни старался представить что-то другое, видел только четырехрукие статуи, лысые головы и бесконечные пляски.

– Так и с ума сойти можно, – пробурчал я и толкнул Дениса. – Слышь, может, когда-нибудь еще раз туда поедем?

– Посмотрим, – зевнув, произнес Шольц.

Я снова закрыл глаза.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
26 июля 1999 года, понедельник
РАССКАЗЫВАЕТ ДЕНИС АКСЕНОВ (ШОЛЬЦ)

Я все-таки очень странный человек. Две недели назад я впервые переспал с девушкой и, наверное, должен радоваться, ведь мне так этого хотелось, но на душе мерзко и тоскливо. Сколько раз я уже жалел, что пошел с Андреем! Все получилось совершенно не так, как мне мечталось. Вместо романтической обстановки – старый грязный парк, вместо любимой девушки – вообще непонятно кто. Какой же я дурак! Прошло уже столько дней, а я все думаю об этом и никак не могу успокоиться.

– Денис! – позвала меня из комнаты тетка. – Включи телевизор, сейчас новости начнутся, хочу посмотреть.

Я включил. Шла какая-то передача, но я даже не пытался понять, о чем речь, пока кто-то не произнес слово «Чечня» и я не заинтересовался. На экране молодой парень, лет на пять старше меня, отвечал на вопросы пожилой журналистки. О чем она спросила в последний раз, я не расслышал. Парень помолчал, а затем, делая большие паузы между словами, произнес:

– Может, и так. Как же иначе? Первая неделя мне на всю жизнь запомнилась. Я только познакомился с парнем, моим земляком из Волгограда. Мы шли по ущелью, он шел за мной и попросил сигарету. Я полез за пачкой, не сразу ее нашел, а потом не оборачиваясь протянул ему. Он почему-то не брал. Я обернулся, а он уже мертвый, с простреленной головой…

По моему телу пробежала дрожь. Этот парень был для меня настоящим русским мужиком, героем.

– Вы награждены двумя медалями «За отвагу». За что вы их получили?

– Я не хочу об этом говорить…

Камера соскользнула вниз, и я увидел, что у этого парня нет левой ноги.

– Сколько вам было лет, когда вы потеряли ногу?

– Двадцать.

Я сжал кулаки. Где-то в спине появилось странное чувство, похожее на то, которое я испытывал с Тэлой, но гораздо-гораздо сильнее. Я завидовал ему – он точно может сказать про себя, что мужчина, а я не могу. Мне даже хочется попасть на войну, испытать страх, дружбу, измены. Только на войне рождаются настоящие мужчины. Хотя, наверное, у меня просто не в порядке с головой.

Передача кончилась, и начались новости. Мне захотелось прогуляться, одному, – даже с Андреем не было желания сегодня видеться.

Моросил мелкий дождичек, но я, надвинув кепку на глаза, решил пройтись к морю. Тучи неподвижно висели над крышами домов, и я с опаской посмотрел на них. Мокнуть под дождем у меня не было никакого желания.

И мои опасения оправдались – не пройдя и полдороги, я попал под холодный ливень и сломя голову бросился к полуразрушенной беседке, которая виднелась вдали.

Местами ее крыша прохудилась, мне за шиворот падали капли, но по сравнению с тем, что творилось снаружи, в беседке было комфортно. Вдали показалась высокая девушка, почти скрытая завесой дождя. Я задумался о чем-то и очнулся только тогда, когда эта девушка тоже забежала в спасительную беседку. У нее был чуть вздернутый носик, но это лишь подчеркивало ее красоту. Впрочем, Андрею или Максиму она скорее всего не понравилась бы.

И чем больше я смотрел на нее, тем больше хотел познакомиться. Дождь все лил, и сейчас я уже радовался ему, не хотел, чтобы он кончался, ведь тогда эта девушка уйдет.

– Брр! – набравшись смелости, сказал я. – Ну и дождь.

Девушка, смотревшая в мою сторону, рассеянно кивнула. Я воодушевленно продолжил:

– И так быстро, да? Маленький такой дождичек был, я даже зонтик не взял. Ты тоже не взяла?

Девушка, повернувшись ко мне, знаками показала, что глухонемая. А затем снова равнодушно продолжила смотреть на раскисшую от грязи дорогу.

Мне стало очень неловко и стыдно. Первым желанием было сразу уйти, но начался град, и я просто отошел в глубину беседки. Таких людей мне всегда жалко, а тем более девушек. Я погрустнел.

Но тут девушка начала рыться в своем рюкзаке и, найдя небольшую книжку, протянула ее мне.

– Что это? – спросил я и тут же догадался, что это бесплатная красочная Библия. Такие часто раздают на улицах, пытаясь обратить в свою веру. И я ответил, как отвечал всегда: – Извини, но я не верю в бога.

Она покачала головой, но книжку протягивала по-прежнему. Не захотев ее обижать, я, вздохнув, принял Библию.

Девушка улыбнулась. Мокрая прядь волос упала ей на глаза, и она как-то очень женственно отбросила их назад. Не знаю, почему, но этим она расположила меня к себе.

Я раскрыл книгу и увидел вложенный между страницами листок с печатным текстом: «Общество Христа ждет вас по четным дням возле кинотеатра „Золотой Дюк“, в 18:00»

– И ты будешь? – не подумав, ляпнул я, забыв, что она немая.

Но девушка кивнула, и я догадался, что она умеет читать по губам. Во рту у нее появилась сигарета, но спичек, видимо, не было, потому что она жестами попросила у меня огня. Я сокрушенно покрутил головой и впервые пожалел, что не курю.

Дождь внезапно закончился. Девушка и вышла из-под навеса. Я проводил ее взглядом, но она ни разу не оглянулась. Дорога стала непроходимой из-за грязи, и на море мне идти расхотелось. Высоко поднимая ноги, чтобы не запачкаться, я побрел обратно, смутно надеясь догнать эту девушку. Но ее уже не было видно.

Небо очистилось. Люди хлюпали по лужам, у всех были грязные ботинки и брюки, и у меня, как я ни старался, тоже. Зато на площади Конституции происходило что-то интересное. Там играла музыка и ярко горели знакомые оранжевые одежды. Не поленившись подойти поближе, хотя мне было совсем не по пути, я понял, что не ошибся – возле строящегося «Макдоналдса» танцевали кришнаиты. Я повертел головой, стараясь увидеть кого-нибудь из моих знакомых, но так никого не увидел. Зато заметив меня, но не прекращая плясать, подняли вверх руки два человека, и я понял, что они вспомнили наш с Андреем приход. Мне стало очень приятно.

Вокруг них столпились люди, глупо хихикая и отпуская недалекие шуточки. Я не люблю таких праздных зевак. Девушка в сари – по-моему, ее я тоже видел в храме – раздавала прохожим «прассад» в одноразовой тарелке. Кто-то брал, кто-то нет. Впрочем, ели многие. А я почему-то не захотел и уже совсем собирался уходить, но тут, расталкивая людей огромным пузом, к кришнаитам подошел огромный и пьяный рыжебородый мужик неопределенного возраста.

– Ага, – рявкнул он. – Все Кришна-прассад раздаете?

Я очень удивился. Странно, что он знает о прассаде. Как-то не вязался его облик с почитанием Кришны, хотя… Там, в их храме, и не такие люди попадались.

Подойдя к одному из ребят, который в это время уже закончил петь, мужчина громко спросил:

– Дайте мне побольше вашего кришнаитского яда. Тещу пора угостить, чтобы сдохла поскорее.

В толпе засмеялись. Кришнаиты, наоборот, помрачнели.

– Прассад – это не яд, это священная пища, которую… – сиплым голосом сказал толстый кришнаит в очках, но мужчина прервал его:

– Ну да, ну да. А то я не знаю. Вы мне лучше вот что расскажите – про дозы, как дозу рассчитать, чтобы наверняка было? Недавно маленьких котяток соседи принесли в коммуналку. Котятки гадили, гадили везде… А я как раз ваших на улице встретил – взял прассад, положил им вечером на тарелочку, а утром смотрю – котята уже дохлые валяются… Или вот собачка… Такой добренький пудель у племянника жил – чавкал, правда, громко. Так доставал нас, так просил Кришна-прассада… Ну выпросил… Сдох, бедняжка…

Кришнаиты помрачнели еще больше, но мужчина, не давая вставить им ни одного слова, продолжал:

– Или бабка старая приехала к соседям. В первый же вечер угостили ее вкусным тортиком, кришнаитским. И на следующий день сердце не выдержало… А вы говорите… Кришна-прассад мощная штука. Ешьте и не бойтесь. Всем от Кришна-прассада лучше стало. Вот оно как.

Некоторые люди побросали тарелки с прассадом на землю и стали отплевываться. Видя, что все их усилия рассыпаются в прах, кришнаиты пошли в атаку.

– От святого прассада никому не может быть плохо. Это истина. Но если гипотетически – только гипотетически – представить, что подобное действительно имело место, что ж, значит, души, влачившие жалкое существование в образе животных, вкусив прассад, освободились и попали наверняка на Кришнолоку, высшую райскую планету.

– А какие есть документальные свидетельства, что они туда попали? А не стали опять котятами и пуделем? А? – вопрошал мужчина. – Я-то знаю все – я, между прочим, кандидатскую по индуизму защитил…

Теперь все стало понятно. А мне-то было интересно, почему он так подкован в этом вопросе…

– Представьте себе, есть документальное подтверждение, – хмуро сказал толстый кришнаит, видимо, взявший на себя главенство. – И это свидетельство Шримад Бхагаватам. Если вы помните, в детстве Кришна собственноручно убил несколько демонов, и все они получили освобождение. А прассад – так как к нему прикоснулся Кришна, можно сказать, неотличим от него самого. А эти маленькие существа, по моему мнению, намного лучше демонов, которые старались убить Кришну. Так кому же, как не им, получить освобождение? Именно это и произошло. От обычной еды животные не умирают. Мыши даже мыло едят, и ничего. От старости котятам тоже как-то рановато было умирать. Но не забывайте, что при освобождении от земного бытия в духовный мир уходит только душа, материальное тело остается здесь, что было нам явлено. И вы, если не лукавите, увидели только лишь смерть материального тела, но не духовного…

– Вы говорите не по делу. Чушь какую-то говорите, – встряла в спор невысокая сухая женщина, похожая на учительницу. – От этих котят, от конкретно этих, было подтверждение, что они попали… куда вы там говорите? Да, на Кришналоку?

– Если вы спрашиваете о телеграмме, написанной Ганешей и подписанной Кришной, что котята прибыли на Кришнолоку без опоздания и сейчас участвуют в играх Господа в роли его преданных, то у меня такой телеграммы нет. Ведь чудо видит только тот, кто готов его увидеть. Что касается меня, то мне ясно, что эти котята раньше были преданными Господа в человеческом обличье, но из-за какого-то оскорбления в последующей жизни были рождены котятами. Но по милости Кришны вкусили прассад и были в тот же миг освобождены. Пусть для вас это покажется невероятной историей, но для меня более невозможным является то, что котята попробовали прассад, который приготовил с любовью преданный, и умерли от него словно от яда. Вот это, по-моему, и есть выдумка…

Я ждал дальнейших споров, но их почему-то не было. Мужик ушел, что-то буркнув на прощание, и кришнаиты тоже стали собираться. Догадавшись, что ничего интересного уже не произойдет, я направился в сторону дома, но около своего подъезда остановился.

Домой идти расхотелось. Из окна на первом этаже гремела музыка. Хриплый голос Розенбаума или, может, Шуфутинского затянул: «Гоп-стоп, ты много на себя взяла. Теперь расплачиваться поздно, посмотри на звезды…»

Я поморщился. Блатные песни мне совсем не нравились. А вот Андрею и остальным почему-то наоборот – у них куча таких кассет и дисков. Да и сами всегда их напевают.

А ведь песня эта, в сущности, о чем? О том, как два бандита убивают девушку. Чем же она так нравится? Может быть, я не понимаю этого, потому что неодессит?

Вздохнув, я все же зашел в свой подъезд. А вслед мне неслась уже другая песня: «Даже злые урки ох боялись Мурки…»

Дома я лениво включил телевизор и достал купленные утром чипсы. На экране появилось лицо Сергея Бодрова. Шел «Брат», который я видел уже несколько раз и снова смотреть не хотел.

В дверь позвонили. Взглянув в глазок, я увидел Андрея и впустил его в квартиру.

– Что, тупикуешь? – спросил он, по-хозяйски плюхаясь на мой диван. – Телевизор смотришь? Что идет?

– «Брат».

– Да? – заинтересовался Андрей. – Никогда не видел. Рассказывают, что неплохой фильм. Давно начался?

– Только что, – сказал я. – Данила к брату едет.

И следующие полтора часа мы вместе смотрели «Брата». Мне было интересно смотреть на Андрея – судя по всему, этот фильм произвел на него сильное впечатление. Он даже перестал таскать со стола мои чипсы, а когда Данила Багров сказал одну из своих коронных фраз «Скоро вашей Америке кирдык», от избытка чувств начал хлопать себя по колену.

После окончания Андрей встал и сказал мне:

– Это лучший фильм, который я смотрел за последнее время. Обязательно куплю кассету.

И еще долго восторгался, пока я его не прервал:

– Чего зашел-то?

– Просто так. Видел сегодня Тэлу. Уехала она, к себе, в Киев.

– Она разве из Киева? – удивился я.

– Ну да, – сказал Андрей, почесав подбородок. – Официально она живет в Киеве, но на самом деле бывает там очень редко. То тут поживет, то там. У нее полстраны в знакомых. В Одессе, например, она жила у Бороды, а потом у Змея.

– Наверное, не просто живет? – горько спросил я. – Наверное, еще и спит?

– Ну, – вздохнул Андрей. – Скорее всего. Не делай кислую физиономию. Такой у них образ жизни, легкий. Хиппи, панки, дети улиц – что с них взять?

– А почему так?

Андрей усмехнулся:

– Откуда я знаю? Каждому свое. У них вот такие взгляды на жизнь, деформированные.

– И у тебя тоже, – вырвалось у меня. – Ну в отношении девушек, и не только.

Андрей раздраженно отмахнулся от меня. Некоторое время мы молчали, а затем он задумчиво произнес:

– Возможно, ты и прав, только разве я в этом виноват? Я просто гляжу по сторонам, делаю выводы, и меня все это бесит. Люди вокруг живут так тупо, словно это не люди, а стадо баранов. Меня с детства учили быть хорошим, правильным, честным. Я вырос, как говорится, в интеллигентной семье, отец – доктор наук, мама – учительница. Меня пичкали этим, и я видел весь мир в розовых очках. А потом, после смерти мамы, оказалось, что все совсем не так. Из домашнего мальчика я превратился в того, кем являюсь. Все моральные принципы я растерял и об этом совсем не жалею.

Я промолчал. За все время нашего знакомства Андрей впервые упомянул про свою мать. Мне хотелось расспросить его, узнать, от чего она умерла, но я не решился. По телевизору пошла реклама какого-то спектакля с участием московских актеров.

– Вот, – показал он на экран, – за свою жизнь я ни разу не был в театре. Сейчас это считается немодным и глупым, и молодежь туда вообще не ходит. Ну разве что забредет какой-нибудь затурканный и запуганный по жизни очкарик со своей точно такой же подругой и будут сидеть и восторгаться. А мне, честно говоря, очень хочется пойти в театр.

– Так сходи.

– С кем? В моем кругу общения нет таких людей, кому это интересно. А один я не пойду.

– Сходи с девушкой, – предложил я.

Андрей засмеялся.

– С какой? Кому из них интересен театр? Им интересно, чтобы у тебя деньги были да мозгов поменьше. Им интересно пойти в ночной клуб, на дискотеку, трахнуться с первым встречным, а затем напиться и пролежать в собственной блевотине до утра!

– Что-то ты вообще уже ерунду говоришь, – сказал я. – Хороших девушек очень много.

Но Андрей не хотел слушать моих возражений. Мы затронули тему, на которую он мог говорить до бесконечности.

– Вот ты говоришь, что у меня якобы деформировано сознание, – говоря это, он топал ногой от возбуждения. – Если уж говорить правду, то я с тобой согласен. Мне видится все слишком черно. Сейчас я даже мысленно не могу себе представить, что есть школьницы, не потерявшие девственность в девятом классе, если не раньше. Знаю, вы подсмеиваетесь надо мной, когда я говорю, что хотел бы жить в Советском Союзе, но я сейчас объясню, почему. Мне хочется, чтобы вернули пионерию, комсомол – пусть без идеологии, но надо чем-то занять молодежь, понимаешь?

– Понимаю, – сказал я, решив соглашаться с ним. Когда он начинал так говорить, лучше было соглашаться, хотя Андрей напоминал мне сейчас пенсионеров, разглагольствующих по телевизору об упадке культуры.

– Мы живем в плохое время. Была бы моя воля – позакрывал все дискотеки, а на женщин одел паранджу, как в арабских странах. Деморализация – вот что сейчас происходит.

Тут мое терпение лопнуло. Андрей с умным видом рассуждал о том, о чем сам не имел ни малейшего представления.

– Разве ты сам не такой же, как все? – сердито спросил я. – В ночные клубы не ходишь, девушек не снимаешь, не пьешь, не куришь?

Андрей мрачно воззрился на меня. И я знал, что он сейчас скажет. Дело, мол, не в нем, и вообще, он такой же, как все, только потому, что не видит ничего другого. По-моему, это просто глупо.

Но Андрей так не сказал. Разозленный тем, что я не согласился с ним, он недобро бросил:

– А ты что же, считаешь себя другим? Лучше остальных?

Я разозлился. Неумение слушать доводы других – это его главный недостаток. Когда он начинает с кем-то спорить и не может доказать свою правоту, то переводит разговор на личности и обвиняет своего оппонента в совершенно другом. Ну вроде того, что «а ты как можешь об этом говорить, если вчера украл булку из магазина». Я, конечно, утрирую.

– Так считаешь или нет? – требовательно спросил он. – Не знаешь? А я тебе скажу. Считаешь. Тебе кажется, что ты высокоморальный человек. Только это неправда.

– Почему? – не выдержал я.

– Объясняю. Ты же просто не имел возможности проверить свои моральные качества. Ты ни с кем не спал? Так это не потому, что ты берег девственность, не желая разбрасываться на случайные связи, а потому, что не с кем было спать. А лишь только шлюшка Тэла поманила тебя пальцем – ты сразу согласился. Зная ее, между прочим, лишь два часа. И куда же подевалась вся твоя целомудренность? Отвечу. У тебя ее и не было никогда!

– Хватит! – выкрикнул я. Меня ужасно обидел его издевательский тон, к тому же он все-таки в чем-то был прав.

– Хватит, – угрюмо повторил Андрей. – Я иду домой. У меня дел много.

И ушел не попрощавшись.

Вечером, размышляя, чем заняться, я нашел в своем кармане приглашение, которое дала мне глухонемая девушка. «По четным дням, в 18:00, возле кинотеатра».

Сегодня как раз четное, двадцать шестое, а кинотеатр находится в ста метрах от меня. Хотелось снова увидеть ту девушку, но не хотелось слушать эти религиозные лекции. Как всегда в таких случаях, я достал монетку. Выпадет орел – не пойду, решка – схожу посмотрю. Выпала решка.

Возле кинотеатра собралось человек двадцать. Они столпились полукругом, слушая оратора, который говорил очень тихо, но уверенно – видно было, что он сам верит в то, что говорит. Я немного постоял в толпе, ища взглядом девушку, но ее не было.

– Если человек устал, он отдыхает, – говорил оратор. – Если человек голоден, он ест. А если человек голоден духовно? Лишен общения с Богом? Выход один – просто примите Его в своем сердце, и вы спасены! Там, где наши сердца…

Я вздрогнул, вспомнив песню Андрея.

– …станут алтарем Господа Бога…

Эти разглагольствования навевали на меня тоску, и я уже собрался уходить, но вдруг случайно встретился глазами с той девушкой, ради которой, собственно, и пришел.

Не знаю, наверное, выражение моего лица рассказало ей об этом лучше всяких слов; во всяком случае, она сама подошла ко мне.

– Привет, – выдавил я, очень смущаясь оттого, что не знаю, как и о чем с ней говорить.

Она улыбнулась и, кивнув головой, прикрыла глаза. Тут и без слов стало понятно, что девушка рада меня видеть.

Я мял в кармане только что купленную пачку сигарет и лихорадочно вспоминал все то, о чем мне говорил Андрей. «Главное при знакомстве – произвести приятное впечатление. А для этого обязательно говори девушке комплименты, любые, но старайся, чтобы они звучали искренне, чтобы девушка поверила тебе. Только не переусердствуй – можешь создать совсем противоположное впечатление».

Но как воспользоваться этим советом при общении с глухонемой девушкой? И все-таки я, жутко стесняясь, произнес:

– Я вообще-то пришел сюда специально ради тебя…

Она вновь взглянула мне в глаза. Теперь на ее лице появилось новое, насмешливо-недоверчивое выражение.

Придумывая, что сказать дальше, я достал из кармана пачку сигарет и протянул ей.

– Вот, бери.

Девушка взяла одну сигарету.

– Нет-нет, все бери, всю пачку! Это я для тебя купил.

Она пожала плечами, а я испугался. Мне показалось, что я что-то совсем не так делаю.

Около меня появился какой-то парень, который кивком поздоровался со мной и на мгновение приобнял мою собеседницу.

– Привет, – сказал он мне. – Тебя привела Аня?

Наконец-то я узнал ее имя! Аня. Ей, кстати, оно очень шло.

– Ты хочешь узнать больше про Бога?

– Ну да, – солгал я, подумав, что на самом деле хочу больше узнать про девушку Аню.

– Меня зовут Руслан. Давай так сделаем. Лекция скоро закончится, тогда и пообщаемся. Постой пока с Аней, послушай.

Он отошел, и мне тоже захотелось уйти.

– Аня, – сказал я. – Ты не хочешь пойти со мной в кафе?

Аня отрицательно замотала головой.

– Мы ненадолго, пожалуйста, вот сюда, через дорогу, когда лекция закончится, мы вернемся, ну пожалуйста…

Видимо, моя откровенная мольба как-то подействовала на нее, и она кивнула.

– Кута пайтем? – внезапно спросила Аня.

Я чуть не поперхнулся – оказывается, она умела разговаривать! Обрадовавшись, я не сразу понял, что Аня сказала, но потом догадался: «Куда пойдем?»

– Да вот туда, – засуетился я. – Или туда… Там можно кофе попить или чай. А еще там пирожные всякие. Ты же, наверное, любишь пирожные?

Аня рассмеялась, и мне захотелось петь.

Переходя через дорогу, я осторожно взял ее под локоть, придерживая, чтобы она не попала под машину, и в это самое мгновение отчетливо и ясно осознал, что впервые в жизни влюбился. Влюбился в совершенно незнакомую мне глухую девушку, родней которой теперь у меня никого не было.

Зайдя в кафе, я, желая произвести приятное впечатление, отодвинул для нее стул и сам сел вторым.

– Что ты будешь? – спросил я, когда официантка принесла меню. Аня пожала плечами, и я заказал два кофе и несколько пирожных.

Пару минут мы молчали. Меня бросало то в жар, то в холод, и я совершенно не представлял, что делать дальше, уже кляня себя за эту идею с кафе.

– Разкажи то нибуд, – попросила вдруг Аня.

– А что рассказать? Я и не знал, что ты… это… умеешь разговаривать…

Аня погрустнела, и я понял, что сморозил глупость. Пытаясь загладить свой проступок, я сказал, что у нее очень здорово получается. Тут мне, по правде говоря, пришлось немного приврать – говорила она не очень хорошо, и я не всегда сразу понимал ее, но довольно скоро привык и перестал обращать на это внимание.