Текст книги "Тамерлан. Эпоха. Личность. Деяния"

Автор книги: Александр Якубовский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 39 (всего у книги 44 страниц)

Интересны выдержки из его письма к Тамерлану, «…ты и того не можешь понять, что грузины притесненного и обездоленного человека врагу не сдадут… сколько ты зла совершил и еще не насытился нашей кровью… Ты же много раз видел и твои войска на себе испытали силу, умение и удаль грузинских воинов, хотя несопоставимое численное превосходство твоих изуверов против нас всегда было решающим фактором, однако без больших потерь и ты не уходил от нас».

Георгий в корне перестроил стратегические и тактические планы войны с Тамерланом. Учитывая его варварские методы всеобщего насилия и уничтожения всей сферы обитания людей, Георгий, в первую очередь, дабы сохранить главное в жизнедеятельности государства, укрывает мирных жителей в горах, лесах, самых труднодоступных местах,используя естественные пещеры и создавая искусственные сооружения целых скальных городов и поселений по типу и принципу Вардзии.

В военном отношении было общеизвестно, что Тамерлан брал числом, давил массой диких воинов, основой дисциплины которых была смерть по любому поводу. Противопоставлять все малочисленные войска Грузии, чтобы они были раздавлены массой, пусть в пять раз превосходящими потерями, но раздавлены все, – было недопустимо. Для выживания народа армию нужно было сохранить и готовить не к одноразовым, а многократным, если не к бесконечным длительным действиям, используя выгодные для обороны горные условия, систему крепостей по всей стране, и непрерывными контратаками и контрударами изматывать и обескровливать врага.

Тамерлану противопоставлялась стратегия горной войны, а для выигрыша времени по укрытию населения давалась демонстративная полевая война, заставляющая противника создать лагерь и разворачивать все силы.

Военные действия начались мощным передовым эшелоном, обычно выделяемым Тамерланом. Он был наголову разбит, и Тамерлан, как всегда, готовился сам повести главные силы для разгрома грузинских войск. Однако, вместо того, чтобы развить достигнутый успех, грузинские войска буквально растворились по заранее определенным направлениям и местам, и боевые действия из полевых условий внезапно для врага переросли в длительную горную войну по всему Арагвскому ущелью и многочисленным горным массивам, где, наряду с войсками, в скальных пещерах и искусственных выемках скрывалось и население. С огромными потерями как на поле боя, так и в горах Тамерлан не считался, но достигнуть победных результатов, выбить войска и людей из горных ущелий любыми способами, и особенно сломить боевой дух народа, он не смог. В горной войне в еще большей, степени раскрылись преимущества грузинских воинов – выносливых, сильных и неутомимых в маневре по горным нехоженным тропам, скалам, вершинам, откуда внезапно они обрушивали на врага удары и днем, и ночью, в любых погодных условиях.

Однако враг приспособился к войне в скальных пещерах. Орды Тамерлана сплетали большие корзины и разными способами спускали их ко входам в пещеры, после чего начинали бой сперва обычными стрелами, а затем зажженными, стараясь поджечь внутренние части пещер и выжечь оттуда обороняющихся/

Татары несли большие потери, ибо грузинские воины рубили веревки, опрокидывали корзины, сбрасывали на них огромные камни. Поэтому враг старался нападать на пещерыс мирными жителями – здесь они были подстать своему повелителю, который теперь уже хотел стереть с лица земли Картли, а главное, захватить вездесущего, но неуловимого царя Георгия.

В этом кровавом погроме Тамерлана встречается много героических боев и сражений, проводимых грузинскими войсками. Так, например, в Ксанском ущелье вражеские орды были встречены у Бехшвской крепости организованным ударом целых туч стрел, а затем рукопашной схваткой под командованием Виршела Эристави. В узком ущелье, в рубке один на один, грузинские воины, запросто одолевая врага, перерубили передовые эшелоны с такой яростью и быстротой, что остальные силы обратились в бегство.

В течение семи дней героически дралась и Дзамийская крепость. Характерен и завершающий бой царя Георгия, которого, наконец, настигли татары на пути в Западную Грузию. Однако вместо бегства маленький отряд во главе с Георгием повернулся и дал такой бой, что к Тамерлану вернулись лишь жалкие остатки преследуемых.

Не получались, срывались все планы истребления этого малого народа, что бесило покорителя мира. Сугубо условным со стороны Грузии было мирное соглашение, достигнутое в 1400 году между Георгием и Тамерланом, по которому Грузия должна была платить дань и даже выставлять войска врагу из врагов.

В 1401 году Тамерлан снарядил на Грузию огромные силы, возглавляемые пятью военачальниками, и они, наконец, овладели крепостью Алинджи.

Навстречу войскам царь Георгий выслал послов с предложением мира и мирных условий, в которых предусматривалось обязательство Георгия посетить Тамерлана. Обрадованный наконец увидеть усмиренной самую непокорную страну, он велел изменить цель и направление движения войск. Однако при прохождении области Тао, ему оказали упорное сопротивление двести грузин-смельчаков, засевших в Тартумской крепости. Они отказывались платить дань и терпеть притеснения мусульман.

25тысяч татар брали крепость в течение 5 дней. Каждый грузин отдал жизнь за более чем десять жизней врагов.

В 1403 году под предлогом неявки царя Георгия и уклонения его от дани Тамерлан решил упредить сбор урожая в Грузия силами своих воинов, одновременно уничтожая всё, занимая крепости и истребляя вокруг них христианское население. Георгий смог организовать сбор части урожая и переселить население со всеми его пожитками опять в горы, пещеры, леса. Хотя Тамерлану удалось разорить и разграбить Картли, но стоило ему это больших потерь.

Особого внимания заслуживают бои за Битвисскую крепость между огромной армией, окружавшей ее, и 180 воинами, которые вместе с семьями находились в крепости под командованием Луарсаба Торели.

Героизм гарнизона сделал крепость неприступной врагу. Защищали ее и природные условия. Она как бы вырастала из днища двух глубочайших ущелий с вертикальными высочайшими скальными образованиями, имеющими всего одну узкую тропинку, с которой можно было снести всех одним большим камнем. Татарские военачальники, после всех попыток убедившись в полной неприступности крепости, попросили Тамерлана самого возглавить взятие крепости.

Тамерлан днем и ночью заставлял работать свои войска, возвел против входной тропы крепость с гарнизоном 3000 человек и сосредоточил там метательные средства, которые бросали большие камни. Но они не доставали до высочайшей крепости, разбиваясь о скалы, и вся затея оказалась напрасной, а шум и грохот от падающих с такой высоты камней в узкое ущелье был настолько сильным и потрясающим, что это навело ордынцев на мысль – измотать обороняющихся бессонницей. С другой стороны, имея в своей охотничьей армаде опытных скалолазов, Тамерлан поручил попробовать подняться на крепость с самой неприступной ее части, а затем поднять и специально сплетенную длиннуюлестницу.

Для пробы огромная масса воинов со всех скал и крепости вручную и при помощи приспособлений начали днем и ночью валить камни, и вдруг, в одну ночь, неожиданно все действия прекратились. В воцарившейся тишине гарнизон крепости уснул настолько крепко, что одному из четырех скалолазов удалось достичь вершины, войти в крепость и принести даже голову зарезанного козла в доказательство того, что в крепости все спали.

Торели эту хитрость разгадал, предупредил гарнизон о бдительности и, отбивая, как обычно, бесконечные попытки врага пробраться по тропе к крепости, после боя демонстративно показывал врагу, как они ели, пили и пели песни.

Тамерлан возобновил операцию с каменным градом с еще большим шумом и грохотом. Это продолжалось более 20 дней, а в ночь на 12 августа шум прекратился. Торели и гарнизон подумали, что Тамерлану надоело бесполезно шуметь. Сон одолел их и принес им погибель.

По знакомой скале поднялся скалолаз с лестницей, за ним последовало 50 подготовленных воинов, чтобы внезапным ударом открыть изнутри ворота крепости, к которым тоже без противодействия подошли главные силы. Столкновение было кровавым, но всё было предрешено. Самому Торели с частью воинов удалось уйти по той сплетенной лестнице, которая и погубила гарнизон.

Военные действия Тамерлан перенес на нетронутую на протяжении более полутора веков Западную Грузию. Более 700 деревень и до 100 крепостей, замков, церквей, монастырей было стерто с лица земли. Люди укрывались в горах, пещерах, лесах. Сопротивление воинов и населения всё нарастало, развернулась в полном смысле, включая и Восточную Грузию, пещерная война и мощное партизанское движение. Этому способствовали повсеместно существующие большие и малые карстовые пещеры, пропасти и неприступные скалы с потайными тропами. Среди них такие мощные пещерные образования, как Мигария, Када, Шакурани, Цивцкала, пропасть Апианча и многие другие.

Территория Грузии изобилует пещерами, часть из которых представляет собой древние искусственные сооружения в скалах, пропастях, колодцах и шахтах, которые тоже использовались грузинским народом и его армией во все времена.

Из пещер античного периода добрую службу сыграла Уплисцихе с жилыми комплексами античного периода, с залами и театром.

Вардзия с известным в мире 5-6-этажным пещерным городом.

Самсарский пещерный монастырь.

Пропасть на горе Арабика (Гудаутский район), глубина которой определяется 2400 м.

Анакопийская пропасть (Новый Афон), имеющая многоярусный комплекс с целой системой грандиозных горизонтальных залов длиной до 300 м, шириной-180 и высотой 75-80 м.

Втягивались в затяжные сражения огромные армии Тамерлана. В этой для него страшной стране становилось бесцельным продолжать бесконечные сражения, ибо они обескровливали его войска, а нужно было удерживать огромные завоевания. Поэтому ему всеми мерами хотелось достигнуть мира с Грузией, для чего он организовал провокационное письмо Георгию о том, что если тот не заключит мир, то он уничтожит армянский народ. Дружба и поддержка как основа государственности и самой жизни грузинского народа не допускали совершиться этому варварству, и царь Георгий пошел на мир, но не сам явился к Тамерлану, а послал подарки, чем тот удовлетворился и удалился из Грузии, не трогая Армению.

Через два года самый страшный истребитель народов, проклятый всеми, умер от горячки.

Грузия в ходе 17-летних нашествий Тамерлана была разорена, разрушена, сожжена настолько, что требовались века для восстановления прежней жизни разоренного хозяйства и ее культуры. Историки сопоставляли, что в Грузии было стерто с лица земли Тамерланом больше городов и сел, чем в огромной Индии, но Индию он покорил одним четырехмесячным нашествием, а Грузию так и не смог сломить и уничтожить за восемь кровавых вторжений в течение 17 лет. Какие только великие страны он не покорял, а тут христианскую горсточку не смог одолеть, и это его бесило. Поэтому он хотел истребить всё живое в Грузии, сжечь, вырвать с корнями все основы их жизни, сровнять страну с землей и оставить после себя невосстанавливаемые «пустоши» (партахи), «селища» (насоплари), «городища» (накалакари), «становища» (насахлари), что совершенно не похоже на войну и может быть определено как дикая форма огульного истребления людей.

Так, из звериных рук Чингисхана и Тамерлана возникло глобальное бедствие – страшнее большой войны, в корне искажающее в худшую и гнуснейшую сторону его смысл и содержание и порождающее самую презираемую людьми категорию военных преступников. Горькие слезы этих глобальных военных преступлений в наиболее страшном виде коснулись Грузии, а самым чудовищным военным преступником, орудовавшим здесь, был Тамерлан.

Однако победить грузинский народ, сломить его силу и волю в борьбе с татарским чудовищем, Тамерлан так и не смог. Он нес огромные потери и вынужден был осуществить восемь самых длительных по времени нашествий на Грузию, что срывало все его планы и притязания на мировое господство. Однако как бы ни были велики физические раны и разорения, духовная травма, нанесенная народу Тамерланом, была куда более глубокой и длительной.

Тамерлан ломал христианскую веру и калечил мораль людей с такой чудовищной свирепостью, что целые народы с ходу омусульманивались. С неподдающимися же грузинами что только он не творил! Вокруг взятых крепостей или населенных пунктов они истребляли всех христиан, и, конечно, на глазах потрошимые дети, старики и насилуемые женщины вынуждали часть людей принимать мусульманскую веру. Таким архиварварским путем образовывались в разных районах Грузии мусульманские поселения и целые области, которые затем становились очагами силового распространения своей веры и потенциальными очагами, поддерживающими с тыла очередные нашествия мусульман. Так духовное перерастало в военное явление, и в Грузии образовывалась не только внутренняя агитирующая и агентурная сеть мусульман, но и военная сила, их поддерживающая и расположенная в наиболее важных стратегических и тактических направлениях возможных действий.

В целом монголо-татары при Чингисхане покорили 720 народностей, овладели землями нынешнего Китая, частью Индии, Кореей, всей Средней Азией, Южной Азией и почти всей нынешней Россией. Орды шли с семьями, захватывая жилища, припасы, голодных людей убивали или выдворяли на произвол судьбы.

Население завоеванных стран истреблялось, города и села сжигались и разрушались. Дикая, неслыханная жестокость, огульное истребление миллионов мирных жителей обрели небывалые масштабы. Под видом войны и под покровом полководческой деятельности, творились страшные военные преступления и вычленились еще тогда в истории не великие полководцы, доподлинные глобальные военные преступники – изуверы, подобные Чингисхану и Тамерлану.

Варварские методы устрашения с повальным истреблением населения должны были надломить дух грузинского народа и его армии к сопротивлению диким поработителям – и всё это сотворялось под маской неизбежных следствий войны, хотя доля погибших в подлинной вооруженной борьбе была ничтожной, сравнению со всеобщим истреблением мирных жителей, Именно таким путем – всеобщего истребления, устрашения народов, эти выродки рода людского рвались к непременному господству над всем миром. Массовое истребление мирных жителей дополнялось ужасными формами всеобщего устрашения, когда бандитствующие орды демонстрировали тысячи голов, нанизанных на пики, в том числе детей и женщин, в сочетании с разбросанными по кучам грудами тел. Вот почему монгольское нашествие являлось по существу катаклизмом слепых сил природы, а не событием, достойным людской истории.

Чего стоит пример одного Тамерлана – совершенно безграмотного воришки, начавшего с кражи козла и коровы, который уже возомнил себя владыкой мира, изрекая, что: «Человеческий род и того не стоит, чтобы иметь двух руководителей, им должен управлять только один, и то уродливый, подобно мне».

Однако стремление Тамерлана к мировому господству провалилось как в мировом масштабе, так и в отношении грузинского народа. Тамерлану не удалось сломить возвышенную духовную силу и волю Грузии к отчаянному военному сопротивлению.

Бартольд В. ЦАРСТВОВАНИЕ ТИМУРА[15]

Двенадцатилетнее правление эмира Казагана (он был убит в 1358 г. своим зятем), в отличие от всего последующего времени, обошлось без внутренних смут и без войн между чагатаями и моголами. Казаган вел жизнь предводителя кочевого народа, проводил зиму в Сали-Сарае на берегу Аму-Дарьи (ныне кишлак Сарай), лето около города Мунка (нынеБальджуан). Набеги на соседние страны, без которых кочевникам в Мавераннахре было бы тесно, совершалось в сторону Герата и Хорезма, притом с полным успехом.

После смерти Казагана власть перешла к его сыну Абдулле, который еще при жизни отца жил в Самарканде и теперь захотел перенести в этот город свое местопребывание; против него тогда восстали другие эмиры, и в этой борьбе он погиб. Последующие годы были для Мавераннахра временем почти беспрерывных смут и почти беспрерывной борьбы с могольскими ханами. Наиболее характерными событиями этого времени были: походы могольского хана Туклук-Тимура на Мавераннахр в 1360 и 1361 гг. и первое выступление Тимура, который с помощью хана сделался князем Шахрисябза и Карши; союз Тимура с Хусейном, внуком Казагана, и восстание против моголов; поражение Хусейна и Тимура в борьбе с моголами на Чирчике (1365 г.); в том же году народное движение в Самарканде, подавленное турецкими эмирами в 1366 г.; провозглашение ханом дервиша Кабулшаха, писавшего стихи, пользовавшиеся известностью еще в XV в.; низложение его и возведение на престол нового хана Адиль-Султана; намерение Хусейна построить для себя крепость в Балхе (1368 г.) и попытка Тимура отговорить его от этого, со ссылкой на пример его дяди Абдуллы; борьба между Хусейном и Тимуром, союз Тимура с противниками Хусейна как среди турецких эмиров, так в особенности среди мусульманского духовенства; взятие в плен и смерть Хусейна, уничтожение крепости в Балхе, перенесение столицы в Самарканд, сооружение там цитадели и городских стен (1370 г.).

Таким образом, прошло всего десять лет от первого выступления Тимура до подчинения ему всего Мавераннахра. Об обстоятельствах, содействовавших его возвышению, пока можно установить следующее. Официальная история сообщает точную дату рождения Тимура (вторник 25 шабана 736/9 апреля 1336 г., год мыши), имя его отца (эмир, или «нойон», Тарагай) и матери (Текина-хатун), но ничего не говорит о событиях его жизни до 1360 г.; автор составленной для Тимура турецкой стихотворной хроники утверждал, будто многие события, особенно относящиеся к началу его деятельности, не были внесены в хронику по желанию самого Тимура, так как они показались бы невероятными читателям. Из рассказов Клавихо и Ибн Арабшаха можно заключить, что молчание официальной хроники объясняется другими причинами; подобно Чингиз-хану, Тимур начал свою деятельность в качестве атамана шайки разбойников, вероятно, в смутные годы после смерти Казагана. В рассказах о правлении Казагана совершенно не упоминаются ни Тимур, ни отец его Тарагай, несмотря на то, что у Тарагая были связи со знатными эмирами как Мавераннахра, так и Моголистана и что этими связями впоследствии воспользовался Тимур.

Тарагай происходил из рода барласов, владевшего долиной Кашка-Дарьи, т.е. Кешем (Шахрисябзом) и Несефом (Карши); главой рода и князем Кеша был не Тарагай, а другой представитель рода, Хаджи. Автор первой редакции Зафар-намэ, Низам ад-дин Шами, называет Хаджи «братом» Тимура; но это выражение, по-видимому, надо понимать только в смысле принадлежности к одному роду; в таком же смысле названы «братьями» Тимура некоторые другие военачальники из барласов. По генеалогии, приведенной в Зафар-намэ Шереф ад-дина, общим предком Тимура и Хаджи был только Карачар, современник Чингиз-хана и Чагатая. Известно, что Карачару, названному у Рашид ад-дина только в качествеодного из военачальников при Чагатае, историки Тимура приписывают роль полновластного правителя чагатайского улуса; то же самое говорится о сыне и внуке Карачара, лицах, совершенно не упомянутых историками дотимуровской эпохи; о представителях двух следующих поколений, жизнь которых относилась к слишком недавнему прошлому, таких легенд, очевидно, нельзя было придумать, и потому отец и дед Тимура в официальной истории являются частными людьми; о том, когда и как власть в Кеше перешла к предкам Хаджи, ничего не говорится, нет также сведений о том, в каких отношениях находились барласы и их князья к жившим в долине Кашка-Дарьи чагатайским ханам – Кебеку, Тармаширину и Казану.

Тимур, по словам Ибн Арабшаха, родился в деревне Ходжа-Ильгар в окрестностях Кеша; из этого можно заключить, что Тарагай жил не в самом городе. О жизни Тарагая известно только, что он был благочестивым мусульманином, другом ученых и дервишей, в особенности шейха Шемс ад-дина Кулара (или Кулаля), как он назван в Зафар-намэ, или Шемс ад-дина у Ибн Арабшаха. Рассказывали, что Тимур однажды в молодости вошел к шейху, когда тот со своими дервишами предавался зикру, и терпеливо стоял до окончания обряда; шейх и дервиши были тронуты его благочестием и произнесли молитву за него; эту молитву Тимур впоследствии считал первой причиной своих успехов. По-видимому у Тарагая были также друзьясреди чагатайских и могольских вельмож, хотя намеки на это мы находим только в истории его сына; так, в рассказе о борьбе с моголами в 1364 г. говорится о дружбе, бывшей между отцом Тимура и отцом эмира Хамида. Отношения Тарагая и Тимура к прочим военачальникам, вероятно, были бы для нас яснее, если бы мы имели более подробные сведения о семье Тарагая и о первых женах Тимура. Источники ничего не говорят ни о происхождении матери Тимура, ни о происхождении другой жены Тарагая, Кадак-хатун, дожившей до 1389 г. У Тимура до 1360 г. было уже два сына, Джехангир, умерший в 1376 г. 20-ти лет от роду, и Омаршейх, убитый в январе 1394 г. при осаде курдской крепости; по Зафар-намэ, Омар-шейху было 40 лег, из чего можно было бы заключить, что он старше Джехангира, но почти во всех источниках старшим сыном Тимура назван Джехангир. О матери Омаршейха известий нет; о матери Джехангира известно только имя, упомянутое у Хондемира. Тарагай умер в 1360 г. и был похоронен в Кеше, в семейном мавзолее; впоследствии, в 775/1373-74 г., Тимур построил там же новый мавзолей около соборной мечети, рядом с гробницей шейха Шемс ад-дина, и перенес туда прах своего отца.

Между 1360 и 1370 гг. нет никаких известий о сношениях Тимура с шейхами и другими представителями ислама. В это десятилетие, положившее начало его будущему могуществу, Тимур занимался исключительно военным делом, к которому приучил себя еще с десятилетнего возраста войной и охотой, принимал участие в борьбе между чагатаями и моголами, причем переходил то на одну, то на другую сторону, старался укрепить родственными связями союз с теми, кто был ему необходим, собирал вокруг себя приверженцев, преимущественно из барласов, которые потом верно служили ему до конца его жизни, но не терял бодрости и при неудачах, даже когда ему приходилось оставаться в полном одиночестве. Особенно тяжелы были для Тимура события, происходившие около 1362 г. Тимур и внук Казагана Хусейн были взяты в плен туркменами на Мургабе и 62 дня провели в заключении в селении Махан; наконец, местный правитель Али-бек отпустил их, но не снабдил их нужным для путешествия; в этой беде им пришел на помощь Мубарек-шах, один из «богатых туркмен Махана», предводитель племени санджари; за эту услугу потомки Мубарек-шаха еще при преемниках Тимура пользовались уважением. На Аму-Дарье Тимуру оказала помощь его старшая сестра Кутлуг-Туркан-ага, прибывшая к нему из окрестностей Бухары; потом Тимур 48 дней скрывался у сестры в Самарканде. После этого Тимур и Хусейн во главе отряда в 1000 человек очутились в Сеистане, куда их призвал местный владетель против своего врага. Здесь Тимуру были нанесены стрелами раны, от которых он страдал потом всю жизнь; на правой руке были перерезаны некоторые жилы (по Клавихо, Тимур, кроме того, лишился двух пальцев), так что рука засохла; правая нога осталась хромой (отсюда прозвание Тимур-«хромец»: ленг по-персидски, аксак по-турецки). К тому же событию относится известный анекдот о Тимуре и муравье. Много лет спустя, в 1383 г., Тимур в Сеистане встретил того предводителя, которым некогда был ранен, и велел расстрелять его из луков.

Несмотря на все злоключения, Тимуру и Хусейну в конце концов удалось победить своих внешних и внутренних врагов и захватить власть в Мавераннахре; внук Казаган сделался главным эмиром, Тимур – его правой рукой. Союз между ними с самого начала был укреплен браком; уже в рассказе о столкновении с туркменами на Мургабе упоминается, в качестве жены Тимура, сестра Хусейна Улджай Туркан-ага. Родственные отношения, однако, не предотвратили столкновения между эмирами. В 1366 г., после усмирения самаркандского движения, Хусейн наложил пеню на друзей Тимура; чтобы помочь своим друзьям, Тимур отдал всё, что мог, в том числе и серьги своей жены; Хусейн узнал украшение, но не возвратил его; вскоре после этого Улджай Туркан-ага умерла, и с ее смертью окончательно порвалась связь между прежними товарищами.

Между 1366 и 1370 гг. Тимур то находился в войне с Хусейном и сближался с его врагами, то примирялся с ним и по его поручению сражался со своими прежними союзниками. Особенно характерны отношения между Тимуром и эмиром Кайхусрау, владетелем области Хутталян (между Вахшем и Пянджем). Хусейн еще в 1360 г. казнил его брата Кайкубада; во время войны с моголами в 1361 г. Кайхусрау перешел на сторону хана и сделался его «зятем», женившись на его двоюродной племяннице Тюмень-Кутлуг; когда Кайхусрау в 1366 г. вернулся в Ташкент, Тимур находился в ссоре с Хусейном, сблизился с Кайхусрау и посватал за своего сына Джихангира Ракийе-ханике, дочь Кайхусрау и Тюмень-Кутлуг. В 1369 г. Тимур в качестве верноподанного эмира Хусейна усмирял восстание Кайхусрау и заставил его бежать на Алай; в 1370 г. Кайхусрау присоединился к Тимуру, восставшему против Хусейна, и после взятия Хусейна в плен получил возможность применить к нему признанный Кораном закон кровомщения (кисас); в 1372 г., во время войны с хорезмийцами, Кайхусрау был обвинен в измене и предан казни, на основании ярлыка, изданного подставным ханом Суюргатмышем; приговор был выполнен, на основании кисаса, нукерами Хусейна.

В 1370 г., в разгар борьбы с Хусейном, Тимур приобрел нового духовного покровителя, сейида Береке; о его происхождении приводятся разноречивые известия. Сейид остался в государстве Тимура и получил в удел город Андхой, остававшийся и в XV в. во власти его потомков. По словам Шереф ад-дина, сейид после этого всегда сопровождал Тимура; после смерти они были похоронены в одном мавзолее, причем лицо Тимура было обращено в сторону сейида.

Немногим больше известно об отношении Тимура к другим представителям духовенства. В рассказе о вступлении Тимура на престол в 1370 г. вместе с сейидом Береке названы термезские сейиды, или худаванд-заде, братья Абу-л-Маали и Али-Акбар. Подобно Береке, эти сейиды оставались, по крайней мере по внешности, влиятельными лицами в государстве Тимура до конца его царствования, с той разницей, что в их жизни была минута, когда они изменяли своему новому государю. В 1371 г. в заговоре против Тимура вместе с несколькими эмирами приняли участие также некоторые представители духовенства, именно шейх Абу-л-лейс самаркандский и сейид Абу-л-Маали термезский. Тимур отнесся к заговорщикам очень снисходительно; шейх был отпущен в Мекку, сейид изгнан из государства, но, очевидно, скоро прощен, так как уже в 1372 г. принимал участие в походе на Хорезм. После этого термезские сейиды оставались верными приверженцами Тимура, и в 1404 г., на обратном пути из своего последнего похода на запад, Тимур останавливался в Термезе в доме худаванд-заде Ала ал-мулька.

Кроме Термеза, влиятельные представители духовенства были, конечно, и в других городах Мавераннахра, из которых для Тимура имели особенное значение его родной Кеши его столица Самарканд. В рассказе о прибытии к Тимуру в Карабаг зимой 1403/04 г. представителей духовенства после сейида Береке и термезских худаванд-заде отдельно названы только самаркандские шейх ал-исламы ходжа Абд ал-Эввель и его двоюродный племянник ходжа Исам ад-дин, кешский ходжа Афзаль и сыновья кешского шейх-ислама Абд ал-Хамид и Абд ар-Рахман; говорится о присутствии бухарских шейхов, но при этом не называется ни одно отдельное имя. Несмотря на то, что современником Тимура был знаменитый Беха ад-дин, основатель ордена накшбендиев, источники вообще ничего не говорят о каких-либо связях между двором Тимура и шейхами Бухары. Самаркандский шейх ал-ислам Абд ал-Мелик (двоюродный брат и предшественник Абд ал-Эввеля) упоминается и в рассказе о событиях 1383 г., когда он вместе с другими представителями религии старался утешить Тимура, слишком предававшегося горю после смерти своей сестры Кутлуг-Туркан-ага.

Не совсем обычная встреча была оказана Тимуру представителями духовенства в Хорасане в 1381 г. Еще в Андхуде юродивый Баба-Сенгу, считавшийся святым, бросил перед Тимуром кусок мяса от груди животного; Тимур объявил, что считает это благоприятным предзнаменованием и что бог, очевидно, предает в его руки Хорасан, «грудь земной поверхности». На Герируде, в местности к югу от нынешнего Кухсана, в селении Тайабад жил подвижник Зейн ад-дин Абу Бекр Тайабади; Тимур, прибыв туда, велел передать подвижнику, что хочет его видеть; подвижник объявил, что у него до Тимура дела нет; если у Тимура есть дело до него, пусть придет сам. Встреча произошла; Тимур потом сам рассказывал историку Хафиз-и Абру, что во всех других случаях он при свидании с отшельниками замечал в них признаки страха, только при свидании с Тайабади страх испытывал не отшельник, а сам Тимур. Ибн Арабшах, посвящающий этому свиданию особую главу, рассказывает, что шейх положил руки на спину Тимура, преклонившего перед ним колени; Тимуру, как он потом рассказывал, показалось, что небо упало на землю и что он придавлен между ними. Выслушав наставления шейха, Тимур спросил, зачем он не наставлял таким же образом своего государя, гератского князя, предававшегося запрещенным удовольствиям. Шейх ответил; «Мы ему говорили, он не послушался; бог послал васна него; теперь мы говорим вам; если вы не послушаетесь, бог пошлет другого на вас». Трудно сказать, насколько этот разговор был разукрашен самим Тимуром и писавшими с его слов историками; во всяком случае в дальнейших поступках Тимура нельзя отметить никаких следов влияния шейха, завоевание Хорасана было совершено с обычной жестокостью, и уже при взятии приступом соседнего Бушенга были истреблены все его защитники. По словам Ибн Арабшаха, Тимур считал шейха Зейн ад-дина одним их трех духовных покровителей, которым он был обязан своими успехами (двое других были Шемс ад-дин Кулар и сейид Береке); но в истории Тимура шейх после 1381 г. больше не упоминается, хотя он прожил еще восемь лет.

Историки, писавшие при Шахрухе, когда шариат получил преобладание перед законами Чингиз-хана, естественно, были склонны преувеличивать благочестие Тимура и его ревность к вере. Несомненно, что Тимур был покровителем улемов, беседовал с ними, как равный с равными, и относился с особенным уважением к потомкам пророка; кроме потомков самого Тимура, сейиды были в его государстве, может быть, единственными людьми, жизнь которых считалась неприкосновенной. Хафиз-и Абру, кроме того, сообщает, что Тимур заботился об укреплении веры и шариата, что в его время «никто не смел заниматься философией и логикой», что он никогда не вмешивался в денежные дела вакфов. Слова об отношении к философии, вероятно, преувеличены; сам Хафиз-и Абру дальше говорит, что Тимур покровительствовал и философам. Из светских наук Тимур лучше всего знал историю; слова Хафиз-и Абру о его познаниях в истории турок, арабов и персов вполне подтверждаются тем впечатлением, которое, по словам Ибн Арабшаха, вынес изсвоей беседы с Тимуром историк Ибн Халдун. Тимур, однако, имел также некоторые познания в медицине и астрономии; среди ученых, приведенных им в Самарканд, были также представители этих наук, как Хусам ад-дин Ибрахим-шах германский, «мессия и Гиппократ своего времени», мауляна Ахмед, врач и астроном, говоривший Ибн Арабшаху в 808/1405-06 г., что произвел астрологические вычисления за 200 лет. Есть, впрочем, известие, что Тимур не признавал астрологии и предпочитал гадать по Корану. Ревность к вере будто бы побудила Тимура закрыть увеселительные места в Багдаде, Тебризе, Султании, Ширазе, Кермане и Хорезме (старом Ургенче), несмотря на доход, который они приносили казне (об увеселительных местах Самарканда и более близких Тимуру городов ничего не говорится). Чаще, однако, для Тимура религия была орудием для достижения политических целей, чем причиной, определявшей его поступки. Тот же Тимур, который в Сирии выступил защитником Али и его потомков, вследствие чего сирийцы считали его ревностным шиитом, в Хорасане восстановил суннитское правоверие, в Мазандеране наказывал шиитских дервишей за оскорбление памяти спутников пророка. Вполне естественно, что мусульманские богословы в беседах с таким государем всегда опасались западни. Очень характерна сцена, происходившая в 1403 г. на Куре и рассказанная Низам ад-дином. Тимур спросил своих улемов, почему они не следуют примеру прежних представителей ислама, наставлявших своих султанов, и не дают ему никаких наставлений. Они ответили, что государь своими поступками сам дает всем пример и не нуждается в наставлениях таких людей, как они; только когда они убедились, что «это слово говорится искренне», они осмелились доложить о некоторых злоупотреблениях, имевших место в той или иной области.