Текст книги "Логофет Василевса (СИ)"

Автор книги: Александр Сапаров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 15 страниц)

–Да ну их,– подумал он про себя,– с такими свяжись, зарежут, не моргнув. Очень хороший материал. Надо будет завтра же сообщить святому, чтобы эту парочку проверили без очереди.

Вскоре караван сарай задремал, вокруг царила тишина, прерываемая верблюдами, которые жевали жвачку, и редким ржанием лошадей. Со стен крепости доносилась перекличка часовых.

Около полуночи гости караван сарая были разбужены диким воплем, когда, полусонные, они выскочили на улицу, то при тусклом свете фонаря, который вынес хозяин, увидели, как очнувшийся дервиш громко произносит слова ночной молитвы Иши.

Проклиная про себя набожного суфия, все приступили к этой же молитве. После нее все поторопились зайти вовнутрь и заснуть, улегшись на блохастые подстилки. Вот только двух парней, в караван-сарае уже не было. Они, убедившись, что все спят, лихорадочно распаковывали тюк, который был у них с собой. Дервиш, тем временем быстро раздевался, взяв чистую тряпицу, которую ему кинули парни, обтирал свое тело, использую воду, которую он вечером достал из колодца. Парни извлекли из тюка, черную одежду, мягкую кожаную обувь и небольшую заплечную сумку, перевязи с метательными ножами и сюрикенами. Когда дервиш тихо подал им знак, они подскочили к нему и начали помогать надеть всю эту сбрую на себя. Спустя пять минут рядом с парнями возвышалась черная фигура, ее голова была также закрыта черным колпаком, лишь из небольшой прорези неясно поблескивали глаза. А еще через пару минут она исчезла во тьме. Парни аккуратно придали оставшемуся хламу вид спящего человека и бесшумно зашли в караван сарай.

Я неслышно бежал по каменистой дороге, было жутко темно, но все же зрение уже немного адаптировалось, и кое-что было видно. Постепенно передо мной вырастали стены Аламута. Я притормозил , начал тихо подкрадываться к ним. Метрах в пятидесяти улегся и приступил к наблюдению. Вскоре на фоне стены углядел неподвижное темное пятно и начал медленно двигаться к нему. Оно казалось обманом зрения, просто, камнем, но я знал, что это не так. И вот все-таки это пятно шевельнулось, на миг, я увидел даже лицо также, как и мое зачерненное углем. Я взял в руки черный сюрикен, сосредоточился, промахнуться было нельзя. Взмах, шелест воздуха и темная тень сползает по стене.

Подскочив к трупу, я выдернул у него из глазницы сюрикен, обтер об одежду трупа и сунул на место. Как могу, поправляю тело и придаю ему вид спящего. Из сумки достаю крюк с веревкой, взмах и крюк на стене. В миг взлетаю по веревке наверх. После похудания почти на десять килограмм, чувствую себя пушинкой. Сматываю веревку, укладываю в сумку и спрыгиваю в темноту. Почти сразу слышу над головой шаги, по стене прошел очередной часовой. Постояв, и в очередной раз, воскресив в памяти чертеж крепости, двинулся в сторону покоев ибн Саббаха.

Хасан ибн Саббах проснулся раньше, чем обычно, от какой-то суеты, за дверями. Он встал , накинул халат и хотел выйти из спальни, но тут его внимание привлек необычный предмет. Рядом с его подушкой был воткнут кинжал, прибивший к полу небольшую записку. Ибн Саббах вновь уселся рядом с кинжалом , внимательно рассмотрел рукоятку, погладил ее кончиками пальцев, и затем резко выдернул его из подстилки.

Взяв в руки записку, он обнаружил, что она написана по-арабски:

Достопочтенный Хасан ибн Саббах, надеюсь, ты понимаешь, что в следующий раз такой же кинжал будет, воткнут не в пол.

Я не знаю, зачем ты попытался похитить мою дочь. В этот раз, учитывая, что мы с тобой оба являемся врагами сельджуков, я оставляю тебе жизнь. Ведь враг моего врага – мой друг. Надеюсь, что в дальнейшем мы останемся если не друзьями, то хотя бы союзниками.

Алексей Комнин.

Хасан ибн Саббах, в последние годы, чувствовал себя очень спокойно, Выверенная система подготовки смертников, работала, как часы, Он забыл, что такое слово нет. Восточные султаны и западные короли, графы и герцоги трепетали, только узнав, что они чем-то провинились перед ним. И вот сейчас, вся сложившаяся картина мироздания, как будто обрушилась ему на голову.

Он, кряхтя, поднялся и, спрятав кинжал, подошел к дверям. Открыв их, он обнаружил, что на него виновато смотрит начальник его охраны, а два телохранителя стоявшие у дверей,

только, что о чем-то удивленно переговаривались.

–Что случилось Фархад?– спокойно спросил он.

Начальник охраны замялся, потом, собравшись с духом, выпалил:

–Повелитель, у нас погиб Муса. Он ночью стоял во внешней охране стен. Когда пришли его менять, он был уже холодный.

–Отчего он погиб.

– Повелитель мы не знаем, очень, похоже, что его убили ножом, но рана все равно какая-то не такая. Притом следов схватки нет вообще.

–Фархад, насколько я знаю, Муса прошел высшую ступень посвящения.

–Да учитель, у вас очень хорошая память, вы помните всех ваших учеников.

–Как же так получается, что нашего федая, прошедшего все ступени мастерства просто убили ножом?

–Мы не знаем учитель. Сейчас все свободные от службы воины обыскивают окрестности.

Хасан, замолчал, обдумывая сказанное.

–Что еще обнаружили,– подумав, сказал он.

–Учитель еще обнаружено, что куст роз расположенный у стены, сломан, как будто кто-то спрыгнул оттуда. Но как можно спрыгнуть с такой высоты? Даже наши подготовленные воины сломают себе ноги.

У Хасана прошел холодок по коже.

–Какой же шайтан или див, пробрался к нему, кого послал к нему коварный владыка ромеев? И главное зачем? Он не знал, ни про какую похищенную дочь Базилевса.

–Фархад, продолжайте обыскивать окрестности, убийца не мог далеко уйти, и еще, мне нужны сведения из Кустантыныя, когда они появятся немедленно сообщи мне.

–Да повелитель, слушаю и повинуюсь, – с этим словами начальник охраны удалился.

С утра в караван-сарае царила суета, все собирались в дорогу. Кое-кто торопливо глотал еду, запивая вчерашние лепешки кислым козьим молоком. Дервиш, всю ночь спавший холодной ночью на тонкой кошме, без покрывала, уже усердно молился, не обращая внимания на окружающее. Неожиданно к этой толпе собиравшихся в дорогу людей подъехали десяток конных воинов. Один из них спешился и подбежал к хозяину и что-то зашептал ему на ухо. В ответ тот отрицательно качнул головой. Когда они прошли на хозяйскую половину, хозяин закричал еще громче:

–Фархад, ты, что совсем с ума сошел, Иблис тебя возьми. Ты не веришь мне, своему товарищу. Но если ты не веришь моим словам, мы больше не друзья.

Я еще не сошел с ума, ты же знаешь, я остановился в шаге от последней ступени посвящения.

И могу сказать тебе совершенно точно, здесь не было человека, который бы мог справиться с Мусой. Ну, вот тут ночевали два парнишки, похоже, их кто-то из наших уже натаскивал, но, во-первых, они всю ночь были здесь, я сам тому свидетель, а во-вторых, им еще учиться и учиться, чтобы достичь мастерства необходимого для убийства посвященного. Для того, чтобы определить это, не надо быть очень умным. Я бы посоветовал тебе поспешить на перевал, если убийца уже прошел, вы его никогда не найдете.

Фархад слушал слова своего приятеля с кривой усмешкой.

–Ты Джалиль, тоже умерь свой пыл, меня совсем за глупца держишь. Ишаком то паршивым меня не считай. Первым делом на перевал отряд выслан о двуконь, они уже там должны быть.

Хозяин караван-сарая уже спокойнее сказал:

–Ну, вот так бы сразу и говорил. Но учти, если убийца был конным – это все бесполезно.

Фархад тяжело вздохнул:

–Да знаю я, посидим там сутки, если никого не будет, придется возвращаться. Ты знаешь, все как-то странно, повелитель совсем не гневался, и мне показалось, что он был совсем не удивлен моим сообщением.

Джалиль нахмурился:

–Фархад, не наше дело обсуждать повелителя и учителя, он говорит – мы повинуемся.

–Конечно, конечно, – торопливо подтвердил Фархад и, распрощавшись, вышел из караван-сарая, вскочил на коня, и отряд понесся по дороге, вздымая клубы пыли.

Я лежал в своем доме, в Константинополе и наслаждался, впервые за три месяца, можно было расслабиться, и лежать, бессмысленно глядя в потолок. Вчера провел в термах почти целый день. Пожилой банщик, отмывавший меня, наверно чертовски устал, оттирая мои мозоли на пятках. Но зато, когда я вышел из термы, и спускался по мраморным ступеням – это был такой кайф, что просто не описать словами.

–Наконец то я чистый!– звучала мысль в моей голове, – три месяца не мыться, не стричь ногти и бороду, это было что-то. А мои бедные ноги. Как только они выдержали такое издевательство.

Когда больше трех месяцев назад я вышел от Василевса, моя голова уже лихорадочно вычисляла самый логичный вариант действий. И конечно я решил действовать, так же, как мои будущие противники. Если они, считают для себя возможным притворяться христианами, то мне еще легче заделаться ревностным мусульманином. А лучше всего дервишем, притом одним из самых повернутых сект. Я набрал кучу литературы по этому поводу в библиотеке Комнина, и в этот же день мы уехали в пронию. Там моим первым действием было снять обувь, и ходить только босиком. Господи! Как это было больно! Но к моему удивлению, кожа на ступнях быстро огрубела, и к моменту нашего отправления я ходил по обычной почве без труда. Когда пришло время ступить на палубу дромона, на меня уже оглядывались на улице, потому что вид был жутковатый, даже для привыкших ко всему жителей Константинополя. На дромоне, для нас выделили клетушку, в которой мы сидели большую часть времени. Капитан судна знал о нас только то, что ему надо высадить нас незаметно на берегу будущей Сирии, и больше ничего.

Путешествие было спокойным, немногочисленные любители попробовать нас на слабо, прыскали по сторонам, как мухи, когда видели на носу дромона огромный бронзовый сифон, который многозначительно поворачивался в сторону любопытных кораблей, никому не хотелось знакомиться с греческим огнем. Вот только запомнился громкий звон била по большому бронзовому диску, в который отбивался ритм гребли. Но все же, наконец, настал момент, когда ко мне в каюту зашел капитан и, морща нос, сообщил, что рейс закончен и нам можно выметаться с корабля.

Мы сели в лодку и матросы в момент высадили нас на тихий песчаный берег. Началось месячное путешествие по великому шелковому пути. Разве я, когда когда-нибудь думал, что буду идти пешком сотни километров, босиком, в драной одежде, вознося молитвы аллаху. Мы сразу в ближайшем поселении реквизировали себе пару верблюдов, а в скором времени Ильяс и Тирах пристроились охранниками к каравану персидского купца, с которым можно было добраться почти до нужного нам места, вначале это было что-то вроде испытательного срока, но по мере того, как мы уходили от того места, где караван с нами встретился, купец становился все щедрее. Видимо вначале он сомневался не подосланы ли эти воины, местными разбойниками. Но если парням, можно было вести себя, как обычным людям, то мне приходилось тащиться вслед за караваном, устраивать спектакли с верчением, пеной изо рта и падениями без чувств, вести религиозные диспуты с собратьями по ремеслу, хорошо хоть, что большинство дервишей были малообразованны и наши диспуты заканчивались довольно быстро. Но иногда находился какой-нибудь знаток и толкователь корана, для которого моих знаний, сформированных в конце двадцатого века, не хватало. Но тогда все решала простая физическая сила, и под довольное ржание охраны, я доказывал своему оппоненту, что он не прав, подняв его за ноги, и тряся, как грушу. Но эти диспуты даром для меня прошли, пока мы добирались до цели, я узнал очень много нового, и смог значительно укрепить свою легенду.

Обратная дорога прошла для нас гораздо быстрее, потому, что я, как только это стало возможно, вновь из дервиша перевоплотился в простого смертного, и мы втроем устроили забег на верблюдах до Средиземного моря. Дорога нам теперь была знакома, на переходы старались прибиваться к большим караванам, несмотря на постоянные военные разборки в этих местах, караванные пути охраняли все, потому, как понимали, что будет, если купцы выберут другой путь. Конечно, от нападения это полностью не гарантировало, но все же было относительно безопасней, чем где-либо в другом месте. Прибыв на побережье, мы избавились от всего добра и первым же попутным кораблем отправились в Константинополь.

Вновь я сидел в кабинете у Василевса. После моего рассказа, который он слушал, затаив дыхание, конечно, появились вопросы. Их было много. И основным вопросом было то, каким образом, я могу доказать, что все, что я рассказал – правда.

–Василевс, я, к сожалению, не могу тебе рассказать, какая у Саббаха была мебель, какие ковры. Но я отдаю тебе одну вещь, если у тебя, когда-нибудь появится живой, пленный федаин, ты покажешь эту вещь ему, и посмотришь, как он на нее отреагирует.

И с этими словами, я протянул Василевсу причудливо вырезанные четки, в некоторых местах, протертые пальцами от частого употребления.

–Это четки Саббаха?– с дрожью в голосе, спросил Комнин.

В ответ я только кивнул головой.

Когда я выходил от Василевса, то краем глаза зацепил, тоненькую фигурку, спрятавшись за пологом штор, она наблюдала за мной. Мое сердце екнуло. На меня смотрела Варвара. Обнаружив, что ее заметили, она повернулась и скрылась в полутемном коридоре. По пути к выходу я шел и фантазировал, как я украду эту девушку, и мы будем жить долго и счастливо где-нибудь далеко, далеко.

–Приди в себя друг дорогой,– сказал я сам себе,– ни хрена ты ее не украдешь. Ты помнишь, что тебе далеко не столько лет, насколько ты выглядишь. А подпрыгиваешь как мальчишка, давай-ка рассуждать ближе к реальности. Ну а все же, почему бы мне не потребовать ее в жены, когда приедет Мономах, кому от этого будет хуже.

Но голос реальности говорил:

– А кто ты такой, ты будешь далеко не старший сын и впереди целая очередь желающих на такую женитьбу.

Но, тем не менее, я начал бояться за себя, потому, что в присутствии этой девушки мне натурально сносило голову, а ведь в первой жизни у меня такого и близко не было.

–А может потому, что просто не было такой девушки,– мелькнула холодная рассудочная мысль.

На выходе меня ожидал Великий логофет Василий.

–Костас, приветствую тебя, насколько я знаю, твое путешествие прошло удачно,– тихо произнес он.

– Господь меня хранил, – так же лицемерно вздохнул я в ответ.

–У меня срочное дело,– с озабоченным видом продолжил Василий, – у тебя больше всех опыта по федаинам. Сегодня мне эпарх Константинополя сообщил об интересном событии, в пригороде Константинополя нашли дом, в котором около пятнадцати убитых. Сейчас я еду туда, желательно, чтобы ты поехал со мной, посмотрим вдвоем, подумаем, что бы это могло быть.

Ехали мы не очень долго и вскоре остановились около деревянных ворот, у которых стояли двое охранников. Мы зашли вовнутрь. Это был с виду обычный дом, каких полно в предместьях Константинополя. Сейчас он был окружен стражей. Мы прошли во двор, здесь тоже на первый взгляд не было ничего особенного, но я сразу заметил специфические снаряды для тренировок, хотя для не знающего человека, они могли показаться просто беспорядочной кучей бревен досок и камней.

–Вот, такие дела,– мелькнуло в голове,– исмаилиты устроили гнездо под боком у Василевса.

В доме, куда мы зашли, царил порядок, все вещи были на своих местах, но на первом этаже дома, где было нечто вроде казармы, лежали на войлочных подстилках двенадцать мертвецов. Их лица хранили спокойное выражение лица, как будто они видят приятные сны. В комнате стоял, какой то отдаленно знакомый, горьковатый запах. Я огляделся, да, действительно в углу комнаты оставался пепел, как будто здесь что-то сгорело.

–Интересно, похоже, траванули вас ребята,– мелькнула мысль. Местный префект, наверно, принявший меня за телохранителя логофета, недовольно смотрел, как я шарюсь по комнате. Потом он вкратце объяснил, что тревогу подняли торговцы, у которых жильцы этого дома покупали еду. Самый любопытный зашел в приоткрытую дверь и, обнаружив трупы, вызвал стражу. Префект также первым делом подумал об отравлении и поэтому решил передать дело в более высокие инстанции. И до их прибытия решил, на всякий случай, дальнейших действий не предпринимать. Поэтому наверху еще никто из стражи не был. Мы поднялись на второй этаж. Около широко распахнутых дверей лежали еще два трупа, но причина их смерти была совершенно ясна – раны от метательных ножей ни с чем не спутать.

В комнате за столом сидел, уткнувшись головой в стол, еще один труп. Когда я поднял его голову, то увидел выпученные глаза и распухший вылезший изо рта фиолетовый язык. На шее у мертвеца был туго затянутый, зеленый шелковый шнурок.

Под головой трупа лежал небольшой конверт с надписью. Василий буквально выхватил его из-под моей руки и впился глазами в текст. Прочитав его, он с плохо скрываемым сожалением покосился на меня и префекта. На конверте было написано несколько слов: “Василевсу Алексею Комнину в руки”. Было видно, что Василию до смерти хочется открыть конверт. Но на его несчастье рядом находятся два свидетеля, и если в конверте, что-то по настоящему важное, смерть, действительно, не заставит себя ждать.

Смотреть здесь было больше нечего, и мы уехали, оставив префекта организовывать вывозку и захоронение погибших.

В компании с великим Логофетом мы попали к Василевсу не в пример быстрее, чем это удавалось мне одному.

Даже без моего предупреждения, Комнин осторожно вскрывал конверт в перчатках, но там ничего не было кроме согнутого вдвое листка рисовой бумаги.

Василевс быстро прочитал написанное, и несколько минут сидел в размышлениях, а затем протянул листок нам.

Записка гласила: “Я согласен, пока сельджуки угрожают нам – мы союзники, виновные в похищении наказаны, заказчик-шах Масуд”.

Когда записку прочитал Василий, он понятливо посмотрел на Василевса.

–Масуд не утерпел, когда змее вырвали жало, она все также хочет укусить, – сказал он,– Ему мало убийства своего дяди, сначала ослепленного, а потом удушенного, он хотел еще и унизить Василевса, разбившего их войска.

Тут и до меня дошло, что все произошедшее – это следствие недавней победы Василевса. Когда я еще тренировал свою молодежь, он – пожилой и больной человек с подагрой и сердечными отеками вывел свою армию на бой с румийским султаном Маликом и разбил его войска при Филомелионе .

Воспользовавшись этим событием, племянник Малика -Масуд, давно жаждущий власти, захватил его в плен вначале ослепил, а затем приказал задушить. Но видимо ему настолько хотелось унизить Василевса, что он даже пошел на контакт со своими смертельными врагами исмаилитами, а те, польстившись на золото, подстроили похищение дочери Василевса. Скорее всего, если бы не моя поездка Хасан ибн Саббах никогда не узнал о самодеятельности своих подчиненных, но сегодняшнее зрелище наглядно говорило, как он решает вопросы неподчинения, или самодеятельности.

Я же по настоящему начал восхищаться старцем горы. Пока мы возвращались в Константинополь, его федаи успели получить все сведения, наказать виновных и выяснить, для кого те устраивали похищение.

Василевс сидел в задумчивости.

–Я не вижу пока смысла в устранении Масуда,– наконец сказал он,– не исключено, что после него к власти придете, кто-то более решительный и умный. Пока трогать его не надо. Сделаем это, когда придет время.

До Киева, наконец, добралось лето. В открытые окна высокого княжеского терема задувал теплый ветерок, принося запах цветущих трав и деревьев.

В большом зале, где по традиции проходил прием послов, князей, решалось множество вопросов, сегодня было малолюдно. Высокий княжеский престол пустовал. Сам Владимир Всеволодович сидел за общим столом, где кроме него сидели, его сыновья Мстислав Ярополк и Георгий (Юрий Долгорукий). Кроме них за столом сидел воевода Ратибор, совсем недавно приплывший в Киев, ему надоела, как он сказал, дурная возня новгородских бояр, хотелось новых приключений, да и по семье соскучился.

На столе стояли меды и множество закусок, но никто пока не притрагивался к еде. Сыновья были озадачены требованием отца, приехать в Киев, особенно переживал Мстислав, у которого были проблемы с боярами, отец совсем недавно перевел его в Белгород, поближе к Киеву, и он еще не успел там стать своим, и ему совсем не к месту, была эта поездка.

Владимир Всеволодович встал из-за стола, и начал ходить за спинами сидящих, это было не солидно, но он ничего не мог с собой поделать, ему так гораздо легче думалось, кроме того, такая манера вести переговоры, расстраивала концентрацию собеседников, что во многих случаях было немаловажно.

–Дети мои, – наконец, начал он,– много я думал о земле нашей русской многострадальной, сами видите, тянут ее князья в разные стороны по кусочкам, Стараюсь я изо всех сил своих единство сохранить, чтобы не разметали нас орды половецкие. Вот и сейчас собрал я вас, чтобы несколько дел порешать.

Первое, Мстислав, ты старший наследник стола великого, с тобой все это решено уже давно. А вот сейчас обговорим мы порядню, что в случае ежели, не дай Господь, что с тобой приключится, стол великий Ярополку отойдет. А уж потом писцы мои все запишут и скреплю я все княжеской печатью.

–Владимир Всеволодович,– подал свой голос Ратибор,– а как же князь волынский Ярослав Святополчич, он ведь по старшинству на стол великий должен будет сесть.

Мономах усмехнулся:

–А мне насрать, что Ярослав Святополчич скажет, как мы решим, так и будет. Сыновья пораженно смотрели на отца. На их памяти сквернословил он крайне редко. Видимо действительно допекли их батюшку склоки и раздоры.

Он сел во главе стола и налил себе в кубок заморского вина, это послужило сигналом, и все дружно накинулись на еду. Вооружившись ножами, князья резали куски мяса, и кидали их в рот, запивая проглоченные медами и вином. Через полчаса, когда все слегка осоловели, Владимир встал снова.

–Дети мои,– сказал он торжественно, – еще хочу обрадовать вас радостью великой.

Братья оторвали головы от тарелок и внимательно смотрели на отца.

–Дошла до меня весть, что жив ваш брат Глеб Владимирович.

Раздался металлический звук – это Мстислав уронил нож на пол.

–Батюшка, – раздался успокаивающий голос Георгия,– ну подумай, какой Глеб, уж больше десяти лет прошли с той поры несчастливой, манит тебя, наверно, кто-то, выгоды своей ищет.

Ратибор, сидевший рядом с будущим Долгоруким, побагровел, но не сказал ни слова.

– Нет, Георгий, донесли мне это люди, которым верю я, которым от этого никакого прибытку нет. И в лицо они его в точности узнали. Да вот и сам Глеб, не очень верит, что сын мне, память он потерял. Ежели манили, так уверял бы, что так все и есть.

–Ну, и где же этот наш брат предполагаемый живет?– вновь раздался скептический голос Георгия.

–А живет он в Царьграде, и в почете у Басилевса Алексея.

–Точно, манят тебя батюшка,– дружно закричали все три брата,– Басилевс и манит.

Владимир улыбнулся:

–Вот, как в воду глядел, знал, что вы так скажете, но дело, как раз в том, что не знает Базилевс про него ничего. Решил я сыны мои, что иду я вскоре в Царьград. Хочу я на Глеба посмотреть, самолично убедиться сын это мой или нет. И с Базилевсом замирюсь. Негоже двух державам христианским между собой враждовать.

Посему, пока меня не будет, оставляю я за себя на Киеве воеводу Ратибора, а вы все смотрите, чтобы никакого раздора между вами в мое отсутствие не было. А ты Гюрги особо смотри, знаю я тебя, чтобы с братьями не ссорился. Мне что, опять, как в детстве веник перед вами ломать? Братья молчали, пристыжено опустив голову. Владимир мысленно вздохнул:

–Хорошо хоть его дети и ревниво относятся к успехам друг друга, но пока не режут друг друга. А он еще одного собирается привезти? Нет, надо точно перед отплытием митрополита посетить, поговорить, в грехах покаяться и причаститься. Да скорее всего Никифор с ним напросится в поход, уже десять лет, как на родине не бывал.

Вслух он, конечно, ничего не сказал. Молодые князья молчали, они хорошо знали, когда можно спорить с отцом, а когда нет.

Но потихоньку все вновь разговорились, и теперь захмелевшие князья обсуждали, какой может быть их, еще не вполне признанный младший брат, про которого они больше десяти лет вспоминали только в церкви, когда ставили свечку за пропавшего в неизвестности мальчишку. Но все сходились во мнении, что Басилевс дурака к себе не приблизит, а значит ума у этого Константина, как он сам себя называл, вполне хватает.

Я занимался будничными делами, работы у меня хватало. После то, как Басилевс, понял, что моя служба достаточно эффективна, поручения следовали одно, за одним. Сам я уже почти не принимал участие в разрабатываемых операциях, да в этом уже не было нужды, мои воспитанники первого призыва быстро набирали опыт. Единственное, что я пока оставался мозговым центром всех разработок, из моих парней аналитики были слабоваты.

Обещанная награда Комнина, оказалась званием стратилата, но что мне было с этого звания. Все равно для всех окружающих я оставался просто обычным прониаром, которых в империи пруд пруди. Знали об этом только несколько чиновников, отвечавшие за выдачу жалования, которое, надо сказать стало очень даже неплохое.

В первой жизни такой зарплаты у меня не было.

Но вот в один прекрасный день в нашем доме появился запыленный гонец. Переданное мне послание гласило, что надо срочно явиться к великому логофету. Пришлось срочно собираться и ехать, думая, что случилось на этот раз.

На следующий день я входил в покои логофета Василия.

Я зашел к нему, как обычно, с низким поклоном и стоял у дверей, пока его секретарь не вышел из кабинета. Высокомерное выражение лица у Василия сразу исчезло, и он предложил мне присесть.

–Константин, хочу сообщить тебе, что в Константинополь вскоре прибудет великое посольство Руси, его глава сам великий князь Владимир Мономах. Надо сказать, что это решение князя было для нас неожиданным, еще весной, как нам сообщали наши источники, готовились полки для похода на Дунай. И вот такой неожиданный поступок. Базилевс озабочен, мы не понимаем, что послужило причиной такого изменения. Надеемся, что ты сможешь узнать эти причины, раньше, чем Василевс примет князя

В июле 6625 года от сотворения мира появились в Босфоре сотни лодий русов. Тысячи зевак высыпали на берег Золотого рога смотреть, как медленно опускается натянутая цепь и лодии заходят в залив. На лодиях сверкало оружие доспехи, развевались багряные плащи. Такого зрелища давно не видели ромеи, с тех пор, как князь Олег пришел на двух тысячах лодий, разграбил все предместья Константинополя и увел свои войска только после того, как получил огромный выкуп. По легенде, он еще прибил свой щит к воротам Царьграда, но такое событие в хрониках империи не было записано, хотя, может, самолюбивые ромеи просто не отметили такой факт.

Визит княгини Ольги никто особо не запомнил, пожилая княгиня, была вынуждена терпеть унижения, ради своего сына Святослава, ее продержали почти два месяца, заставив ожидать аудиенции, и принимали как обычного посла, а не как властительницу мощной северной державы.

Сейчас же положение было иное. К Василевсу приехал князь, объединивший большую часть русских земель, за ним была мощная сила.

Поэтому переполох во дворце стоял изрядный. Но в тысячелетнем городе привыкли к визитам знатных гостей, и менять церемониал ради них никто не собирался. Все должно было идти своим чередом.

Лодии медленно шли вслед за судном, которое показывало им место для высадки.

Вскоре тысяча бояр, воинов, купцов, прибывших с князем, расположились на пустыре у Русского подворья близ монастыря святого Маманта, там быстро поднялись походные шатры, и загорелись костры собравшийся около них народ, дожидался еды, раздавались шутки и смех, все были довольны, что находятся на твердой земле. На подворье прошел только Владимир Мономах со своими ближниками, потому, как места там было маловато. Митрополит Никифор, прибывший с ним, сразу отправился к своим давно не виденным друзьям, разузнать местные новости и то, что нельзя было доверить письмам и послам.

Чиновники, которые приехали опросить и составить списки прибывших сообщили, что прием князя состоится уже через три дня, более точное время будет сообщено дополнительно.

Владимир, сидел за столом в окружении своих бояр, и со скучающим выражением на лице слушал их разговоры, Разговоры были известные, как богаты ромеи, как много у них золота, и было бы неплохо заставить их поделиться. Такие разговоры он слушал много лет, ничего нового в них не было. Он, оставил сплетничающих, прошел в, выделенные ему, лучшие покои подворья, и велел позвать к себе купца Репу.

Через час купец уже стоял перед ним, склонившись в глубоком поклоне.

–Репа, перестань дурака валять, знаешь меня двадцать лет, садись за стол, поговорим.

Вот я все прикидывал, как мне бы до приема у Базилевса Глеба увидеть, очень хочется, просто терпежу нет, ведь с весны в сомнениях хожу, боюсь, что поманили вы меня с Ратибором.

–Княже, Владимир Всеволодович, так я быстро одна нога здесь другая там, сгоняю до него, надо только обговорить, как встретиться. Лучше, если ромеи пока ничего не узнают. А что касается сомнений, у меня глаз верный, истинный Глеб это.

–Ну, ладно, ладно, ты с ним переговори, ведь не в лесу живет, слышал, небось, что я приехал. Вот пусть ко мне придет, погляжу, ежели, не признаю за сына, скажи, за беспокойство получит достойно, не обижу.

Купец ушел, а князь долго сидел в задумчивости, потом вызвал ближайших советников и воевод, и долго обсуждал с ними дальнейшие действия.

Вечером на новом месте он долго не мог уснуть, мешали мысли, постоянно лезущие в голову. Но все же сон пришел.

Посреди ночи Владимир неожиданно проснулся. В его спальне, на первый взгляд никого не было, на столе успокаивающе горел тусклый огонек светильника. Но все равно его не оставляло ощущение, что в комнате кто-то есть. Он сел в кровати, и увидел черную фигуру сидящую на лавке около него.

Он хотел закричать, думая, что сейчас его будут убивать, но человек сидевший за столом, приложил палец к губам, а вторую пустую руку, успокаивающе, показал князю.

Владимир облегченно вздохнул, хотя сердце продолжали судорожно биться в груди. Сидевший за столом поднял руки к голове и снял маску и черный капюшон. На Владимира в полутьме спальни смотрели глаза Глеба.

–Сынок, Глебушка!– ахнул князь,– а я ведь не верил, до сегодняшнего мига не верил! Думал, обманываются все, ведь в посольство это только из-за тебя решил идти.

За дверью, услыхав голос князя, завозилась стража:

–Княже, что случилось?