Текст книги "Когда наша не попадала"

Автор книги: Александр Кулькин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Но вместе с принцем погибла и тайна местонахождения медной лампы. Великий падишах желает, чтобы будущий муж прекрасной пэри нашёл эту лампу, и тем самым принёс в город благосостояние и богатство. Тем, кто решится на поиски будет оказана любая возможная помощь в течении месяца. От имени падишаха, да славится в веках имя его, желаю вам удачи!

Тишина сменила неторопливо текущую речь, но тут все обратили внимание на прекратившийся стук дождя, и стали нетерпеливо выбираться из духоты на свежий воздух. Но как бы ни торопились люди, все говорили слова благодарности уважаемому рассказчику. Дороги не было. Вместо неё весело журчал большой ручей, и даже Геллер почувствовал себя неуютно, представив, что творится возле реки. А посредине ручья лежала огромная свинья и удовлетворенно похрюкивала, пуская пузыри.

– Сал-л-ло!!! – громкий страстный шёпот за спиной, заставил Ивашку вздрогнуть. Непейвода, встопорщив усы, вытягивал шашку из ножен. С двух сторон на него кинулись Ибн-Комод и Спесь, схватили и повисли на плечах.

– Не совершайте ошибку, почтеннейший потрясатель стен здравого смысла. Это не животное оскорбительное для истинного правоверного, а балующийся джинн. Любит он, грешным делом, пошутить над людьми, и очень любит воду.

Пока араб заговаривал зубы, Спесь командовал:

– Чашу! Горилку! Цыбулю! Нож! Нет, нож не надо! Ещё чашу! Пей!! Ну что, полегчало?

– Фу-у-ух!! Отпустило, низкий поклон вам, уважаемый, не дали беду совершить. И тебе поклон, атаман. Вот за что я тебя люблю, так за то, что душу человека понять завсегда можешь. Всё, отпускайте. Не, ну кажи якая тварина, так над чоловиком насмихатися. Одним словом, ворог людський.

Успокоив лихого людину, караванщик подошел к ручью, и что-то стал доказывать зверюге. Свинья поначалу и ухом не вела, но всё-таки видно проняло несуществующую душу джинна, и хрюшка исчезла во внезапно появившемся облаке. Когда же облако рассеялось в воде лежал знакомый слон. Всё-таки чувство вины было знакомо нежити, так как опустив хобот в воду, он со значением покосился на Ибн-Комода. Что-то бормоча себе под нос, тот отправился к шатру принцессы, стараясь идти быстро, но степенно. Джунгли оживали после буйства стихии, подала голос какая-то отчаянная птаха, и после краткой паузы, её с одобрением поддержал целый хор. Из сумрака деревьев вылетел гнилой желтый плод, и с чмоканьем размазался по серой морщинистой шкуре. Но фонтан воды из хобота метко угодил в цель, и возмущенный вопль обрадовал джинна. Именно этот момент выбрал Ишоко чтобы выглянуть из-за тучи, и яркая радуга засверкала на фонтане, вознаграждая стрелка, и радуя души людей. Второй фонтан слон вылил на себя, и удовлетворенный, вылез из ручья. Тем временем, возле шатра разгорался скандал. Принцесса, измученная дорогой, ожиданием, страхом за первую свою дипломатическую миссию, требовала немедленно пуститься в путь, пользуясь могуществом джинна. Все попытки возразить, отметались с ходу, на возражения только поднимался голос, и девичьи капризы стремительно перерастали в деспотичную истерику. Алладин стоял рядом, то краснея, то бледнея, и молчал. Пришлось вмешаться Спесю Федоровичу. Как истинный дипломат, тот некоторое время помолчал, но потом негромко сказал:

– Цыть!

Пока принцесса ртом хватала воздух, не в силах снести такое хамство, Кудаглядов подозвал к компании Вбану, и предложил тому прочитать лекцию о зверях джунглей, и их пищевых пристрастиях. Вот тут и пригодился Алладин. Оказывается у него очень широкие плечи, и за них так удобно прятаться, а прижавшись к его спине, можно почувствовать себя в безопасности. Зная, что он не предаст, защитит и спасёт, можно сделать вид, что уступаешь только из-за почтения к возрасту собеседников. И можно подождать, даже до завтра.

Подошло время обеда, и на стоянке вкусно запахло. Каша с мясом, свежие фрукты, что ещё можно надо желать путнику?

– Хлеба… – грустно ответил Геллер, пряча облизанную ложку за кушак.

– Не балуй, – ответил атаман, задумчиво стругая длинный желтый фрукт в чашку с кашей, – Вот выйдем в акиян, вспомнишь свежее мясцо, и сладкие плоды.

– Дык, это я так… По привычке. – смутился Володимир, подумал, и вновь достал ложку.

– Дядько, – влез с вопросом Ивашка, – А что это за мясо было?

– Какая разница. Главное что съедобное. – Отмахнулся дядька, накладывая себе кашу с горкой. Горка была солидная. – Ешь давай, атаман прав, нескоро мы ещё свежаниной побалуемся.

К шатру подошёл купец. Спесь Федорович поднялся с земли, и пригласил уважаемого гостя на разостланный ковёр. Ковёр волхв выпросил у Алладина, надо же уважить человека.

– Ждём вас, и жаждём продолжения бывальщины.

Собравшиеся мореходы поддержали атамана, и после обязательных отнекиваний, караванщик продолжил свой рассказ, о жизни и смерти, о любви и предательстве, в общем, о том, что нас окружает.

– Не все, далеко не все, кинулись искать песчинку в бархане. Очень многие отказались и разъехались по домам. Но никому не было причинено обиды, и даже гордые дети предгорий, не могли найти урон для своей тщательно сберегаемой чести. Но всё-таки были и мечтатели, по иному трудно их назвать. Они разъехались по пустыне, и это всё об них. Речь пойдёт о простом жителе славного и великого города Багдада, молодом парне по имени… Впрочем, что нам до его имени? По разному его звали, назовём и мы его по своему. Козир, пусть будет так. Рыбка хоть и мала, но врагов у неё мало. Итак, Козир как обычно пребывал на базаре, жадно ища хоть какую-нибудь работу. И в этот момент запели трубы, и услышал весь Базар, что ищет Великий Визирь, юношу крепкого тела, храброго, и не безобразного. Готов Магрибец поручить ему службу трудную, и сулил награду великую. Вместе со всеми вышел и Козир, терять ему было нечего, а работы он не боялся. Повезло ему, или нет, в тот час сказать было трудно, но выбрали стражники и его. Всех, немногим больше двух десятков привели в сад, что примыкал к дворцу Великого Визиря, и попросили обождать. И хоть непривычно и смешно было видеть, подумать только, вежливых, стражников, никто даже не улыбнулся. Слишком все были взволнованы, так что напрасно стояли на столах кувшины с прохладным щербетом и блюда с яствами. Почти напрасно, потому что Козир здраво рассудил, что быть может всякое, а наесться про запас не помешает. Немного времени прошло, как стали приглашать юношей по одному во дворец. Назад в сад никто не возвращался, и оставшийся народ потихоньку начал тревожиться. Опять-таки кроме нашего героя. «Чему быть, того не миновать. А чему не бывать, того и не надо бояться» – спокойно ответил он на вопросы, и продолжил своё увлекательное занятие. Подошла и его очередь, и юноша спокойно проследовал навстречу судьбе. Конечно, спокоен он был только внешне. От острого взгляда не ускользнуло то, что шёл он последним, и то, что эбеновые стражники держали в руках секиры со сверкающими лезвиями. «Никогда не надо платить только у друзей, а где их взять?» С такими мыслями он и вошёл в комнату, освещенную только пламенем жаровни. Не сразу Козир заметил хозяина, но увидев высокого человека в богато расшитом халате, стал осторожно его рассматривать. Хоть и немало было лет Магрибцу, но черна была его борода, и чёрные же кудри спускались на плечи. О, Магриб! Край, где песчаное море сталкивается с морем воды. Край, где люди разных народов живут, любят и воюют под сверкающим мечом солнца. Край, от слова «крайность». Выходят оттуда либо люди высочайшей добродетели, либо мерзкие чёрные колдуны. А вот кем был хозяин, было ещё неясно.

«Ты наелся?» – в голосе Магрибца была слышна только добрая улыбка. «Низкий поклон, о, Великий, – поклонился юноша, – По твоей милости слуги накормили голодного». «Я рад, что ты так высоко оценил это деяние. Согласен ли ты оказать мне мелкую услугу?» «Ты можешь распоряжаться мною» – пожал плечами Козир. «Это хорошо. Умеешь ли ты читать?» «У учителя на базаре громкий голос, а глаза у меня зоркие. Целое лето я слушал и смотрел, так что прочитать что-нибудь смогу». «Это прекрасно. Пропусти его к столу»!

Кобра раскинувшая свой капюшон перед юношей, которую он считал бронзовой статуей, быстро скользнула в тёмный угол. Осознав, как близок он был к свиданию с разрушительницей собраний, Козир вздрогнул, но внешне остался беспристрастным. Подойдя к столу он увидел на нём медную, начищенную до блеска, лампу и пожелтевший свиток с написанным, летящим почерком, словом.

«Прочитай слово. Только вслух, пока, не произноси!! Прочитал?» «Да» «Сможешь повторить вслух»? «Конечно». «Прелестно. Теперь слушай, куда тебе надо съездить».

На конюшне Козиру предложили смоляно-чёрного жеребца, под богатым седлом, и как парень не отнекивался, но пришлось ехать на этом сыне иблиса. Фирман Великого визиря отворил городские ворота, и пустыня приняла искателя счастья в свои ласковые объятия. Посмотрев в бездонную чашу небес, опрокинутую над нашей землей, паренек быстро нашёл звезду, самую северную из семи звезд-фиников. Вы, северяне, называете её – Стожаром. Чёрный конь смирился под удилами и быстро нёс своего всадника к цели. Покачиваясь в седле Козир твердил про себя жуткое слово, стараясь не проговорить его вслух. Ибо предупредил его Магрибец, что после произношения слово теряет власть. Такова природа всего тайного, стоит только озвучить его, как спадает пелена, и люди изумленно восклицают: «Куда смотрели мои глаза!» Но проходит всё, кроме, конечно, времени, и миновали мгновения дороги. Воткнув в песок копьё, Козир накинул на него уздечку, и прихватив только пустой хурджин смело вступил в зияющую пасть пещеры. И ринулся на него демон Мара, всё же не зря предупреждал Великий Визирь об индийском происхождении вместилища тайны. Серебрились на солнце хрустальные струи водопада и юные нагие девы весело смеялись под струями живительной влаги. Завидев юношу, они призывно замахали руками, и райское наслаждение обещали их алые уста. Закрыл глаза Козир, ведь это обман, мара, но так же были видны дразнящие улыбки, и сверкающие капельки воды в пленительных ложбинках. Мужские губы должны были собирать эти капельки, но твёрд был парень и только считал вслух, стараясь заглушить звон воды и переливы чарующего смеха. «Уахид, итнин, талята…» [3]3
  Уахид, итнин, талята…» (арабский) один, два, три


[Закрыть]– звучало в душной тишине пещеры, и исчезли девы, только раскаленный солончак окружал человека. А впереди колыхалась стена пламени. Завидев Козира огонь рванулся ему навстречу, но не вздрогнул человек. «Всё это обман, этого нет, не может быть» – твердил он слыша как трещат, сгорая его волосы, ощущая как мучительно больно обгорающей коже. И отступился Мара, впереди была только Тьма.

Леденящая душу, выпивающая жизнь Тьма метнула к юноше свои щупальца, стремясь дорваться до жизни, до тепла. Но пришла пора, и отверзлись уста – «Ка-муф-ляж!»

Бессмысленное слово кануло в пещеру, и на краткий миг Козир ощутил прикосновение Бездны. Только не может быть ошибки в великом искусстве колдовства, потому что навеки умолкли ошибающиеся, и память о них рассыпалась прахом. Исчезла чернота, и оказалось, что человек ступает по ковру из золотых монет. Заколебался бедняк, он даже представить себе не мог, что золота бывает столько много. И среди злата лежал человеческий скелет с ножом в том месте, где было сердце. Что произошло в незапамятные времена, кто был этот несчастный, навсегда осталось тайной. Возможно, он сам принёс себя в жертву неназываемому, чтобы служить стражем сокровища. Или погиб как-то по-другому? Склонив голову перед останками, Козир прошёл мимо раскрытых сундуков со сверкающими камнями, мимо разбитых кувшинов с вытекающим жемчугом. На камне стояла скромная, среди всех богатств, медная лампа. Начищенная давным-давно неизвестным человеком, она сверкала по-прежнему, и парень, с неудовольствием, заметил своё причудливо выгнутое отражение. Обернув руку платком, Козир взял лампу, и положил её в хурджин. Затрещал, казавшийся незыблемым, свод пещеры, растворились в небытии несметные сокровища, и быстрее ветра, юноша побежал к выходу.

Всё так же ровно светили звёзды, ласковый ветерок гладил парня по голове, и только толчок воздуха выпихнувший Козира из-под рухнувшего камня, напомнил, что кончилась ещё одна сказка. Постояв у развалин, парень запоздало вздрогнул, и запрыгнул на коня. «Всё, теперь за наградой»! «Сча-а-ас…» – раздался издевательский голос, и юноша оказался сидящим на песке.

Перед ним стоял Магрибец, держа в руке острый ятаган. «Награда нашла героя» – продолжал язвить он, «Давай сюда хурджин, и я оставлю тебя живым». «Живым? Среди безводной пустыни?» «Или ты умрёшь сразу». На остром лезвии жалобно дрогнул луч звезды и рассыпался на мельчайшие лучики. «Или нет» – опустил ятаган мучитель, – «Слишком большая награда для такого простака. Ах как я мучился… Нельзя мне было взять эту лампу самому, именно на меня была заколдована ловушка. Но что не получилось тысячу лет назад, получилось сегодня! Там, где не справилась армия, помог один человечек! Отдай лампу, и ты будешь жить!! Будешь жить… скорпионом! Ха-ха-ха!!!» Кинув ятаган в ножны, чёрный колдун стал шептать заклинание, размахивая руками. Близился миг, когда жизнь человеческая прервётся, превратившись в существование ядовитого насекомого. Под руку Козиру что-то попалось, и в отчаянии юноша кинул это во врага. Благословенн будет зверь пустыни, неутомимо шагающий сквозь песчаное море и несущий между двумя своими людей и грузы. То, чем жители песком топят свои очаги, попало в лицо Магрибцу. Злой колдун поперхнулся от полузасохшей лепёшки и замолчал на полуслове. Тут же спохватившись, он попытался продолжить, но волшебство, как и женщина, не прощает отвлечения. Сверкнула вспышка и только пепел на песке на несколько мгновений заменил собой надгробную надпись. А затем ветерок разметал и эти следы, напоминавшие о коварном злодее. Ослепленный Козир с трудом проморгался, и задумался. Один враг погиб, а на востоке робко, но неумолимо, розовела заря.

– Вставало солнце, а Козир всё так же сидел на песке, и разочарованно крутил в руках лампу. У него не было даже масла, чтобы использовать её по назначению. Первый, ещё осторожный луч сверкнул на полировке, и юноша заметил крошечное пятнышко. Видно не успел безвестный хранитель закончить свою работу, или испачкали во время пути. Оторвав самый чистый клочок от своей одежды, Козир дохнул на медную поверхность и стал тереть.

– Вставало солнце, а Козир всё так же сидел на песке, и разочарованно крутил в руках лампу. У него не было даже масла, чтобы использовать её по назначению. Первый, ещё осторожный луч сверкнул на полировке, и юноша заметил крошечное пятнышко. Видно не успел безвестный хранитель закончить свою работу, или испачкали во время пути. Оторвав самый чистый клочок от своех одежд, Козир дохнул на медную поверхность и стал тереть.

– Ну наконец-то… – прозвучал заспанный голос, и из носика лампы, позевывая, вылез джинн.

Рассказчик снова набрал полную грудь воздуха, но шум голосов возле шатра усилился, и стало слышно, что ищут Ибн-Комода.

– Ох, совсем я заговорился. Особый почёт рассказчику – внимательные слушатели. Пора браться за дело, которое выбрал я сам, и которым наградил меня падишах, то есть, вести караван из людей и ослов. – проворчал купец, вставая и направляясь к выходу. Ивашка устремился вслед за ним.

– А дальше что?

– А дальше, мой юный друг, Козир вернулся в город и преподнес падишаху, да славится его имя в веках, давно разыскиваемую лампу. И вышла к нему принцесса, и встретились их глаза. Всё.

– Как всё?!

– Всё, кончилась эта сказка. Началась другая, но сказка та только для двоих, и называется она – любовь. И пока живут под небом мужчины и женщины, сказка эта будет продолжаться, потому что без неё нет жизни.

Выскочив наружу, парень недоуменно оглянулся: всё вроде бы оставалось по-прежнему. Не было ни дворцов, ни пустыни. Вздымались до неба оплетенные лианами деревья, журчал ручей на месте дороги, из полумрака джунглей доносилось дикое верещание. Какая же это сказка? Звонкий девичий смех, колокольчиком рассыпавшийся по поляне, привлёк внимание Ивашки. Юноша повернулся, и у него перехватило дыхание. Принцесса тискала какого странного гривастого котёнка, который недовольно порыкивая, пытался вырваться из бесцеремонных рук. Но сидела она на расшитом золотой нитью огромном ковре. И это чудо парило над землей, пусть невысоко, пока на уровне колена, однако оно летало! Приглядевшись: Ивашка удивился ещё раз, у Жасмин в руках был тот зверь, которого Вбану с почтением называл «Симба». И зверь этот явно был взрослым, только очень маленьким. Так что приходилось гордому царю и падишаху животного мира терпеть ласки взбаламошной девицы! Что и говорить, такова мужская доля. Спесь Федорович был догадлив, но краток, как и положено атаману.

– Джинн?

– Да, великий джинн оказал нам любезность и превратился в ковёр-самолет. Очень скоро мы предстанем пред ликом здешнего владыки и избавимся от тягот пути.

– А это? – Спесь кивнул на принцессу. Ибн-Комод понизил голос.

– Джинн мудр и знающ. Пусть лучше девочка играет со зверьком, чем на мужских нервах.

– Отлично! Всем срочно собираться и грузиться!

– Атаман… – жалобно протянул Лисовин, – А может лучше по старинке, ножками… Оно так надежней будет.

– Отставить панику! Прогресс движется вперёд, главное, вовремя с его пути убраться! Высоко лететь не будем, так что ничего страшного.

– Спесь Федорович, а что такое ковер-самолет? – поинтересовался волхв, помогая собирать вещи.

– Потом, всё потом. Нельзя заставлять женщину ждать, а то она может и дождаться…

Уже устроившись на ковре, и прогулявшись до его центра, где магией были созданы миниатюрные джунгли, Ивашка вернулся к своему вопросу. Кудаглядов вальяжно возлежал на густом ворсе, положив голову на мешок с мягкой рухлядью, и благосклонно отнесся к любопытству своего летописца.

– Ты вот, Ивашка, человек вроде грамошный. А вопросы не стыдишься задавать, за что тебе отдельная хвала. Не усохло твоё любопытство, аки лепёшка коровья на солнышке жарком. Но вот иногда как спросишь… Совсем как замкадыш какой. Неужто ни разу не слышал про чудовинку эдакую? Ковры-самолёты, вещь очень редкая, для обычного человека. А почему? Да потому что насквозь чародейная и впридачу живая. Ты же у нас волхв, не чужд знаний и способностей, иному человеку недоступных. А такой простой вещи не знаешь. Говороишь, не успел? Ну тогда слушай. В иных мирах кудесники их добывают а потом объезжают как степных лошадей. И поэтому слушаются они только волшебника. Для остальных же, с виду обычный ковёр, когда богатый, когда не очень. А вашей братии, сам знаешь, немного. Так что не в каждом княжестве ковёр такой может быть. У нас-то нет, потому что не хочет твой учитель с ними связываться. Говорит, всё равно либо об ёлку стукнешься, либо на злых духов, гиббонов, нарвёшься. Тогда вообще без порток останешься. Так что, Лисовин в общем-то прав, ножками оно надежней. Но коли явил нам свою милость дух Халява, грех от неё отказываться. Отдыхай паря, скоро мы самого Дыка убачим.

За разговорами никто не заметил как джинн поднялся и полетел над джунглями. На ковре стояло безветрие, и только вопль ошарашенной птицы, до сих пор мирно сидящей на верхушке высокого дерева, помог обратить внимание на полёт.

– Хорошо-то как, – зевнул Спесь, и задремал. Остальные ватажники последовали его примеру, только Ивашке было всё интересно. Покосившись на принцессу, всё так же беззаботно забавляющуюся со зверёнком, парень встретил твёрдый взгляд Алладина. Мудрость приходит с опытом, и юноша ясно прочитал, что «дружба дружбой, но сюда не смотри». Вздохнув, поискал глазами Ибн-Комода, но тот был занят. Вместе со своими помощниками перебирал сундуки. Снова вздохнув, парень откинулся на спину и стал рассматривать небо. Безоблачная синева притягивала взгляд, растворяя в себе, заставляя забыть о мелких, по сравнению с бесконечной лазурью, человеческих проблемах и заботах. Неожиданно чёрная точка, что мелькала где-то на границе видимости, дрогнула, и стала увеличиваться в размерах. Огромный орёл пикировал на ковёр, уже наметив добычу. Ивашка вскочил, и хотел крикнуть, но горло перехватило, и он смог только показать рукой. Никто не успел среагировать, никто, кроме джинна. В самый последний миг, когда когти уже зависли над Жасмин, ковёр резко отпрыгнул в сторону, и орёл с громким треском скрылся в листве. Оглушительная птичья ругань приветствовала столь неожиданного гостя, но чем закончился этот неофициальный визит, парень уже не увидел. От толчка он потерял равновесие и рухнул на атамана. Спесь Федорович открыл один глаз, и недовольно проворчал:

– А вот телячьих нежностей не надо. Я не девка, могу и обидеться.

Впрочем, извинений он слушать не стал, и вновь заснул. Позавидовав такому нужному умению, юноша осторожно отошёл к краю, и стал смотреть вниз. Джинн заботливо приподнял краешек, чтобы образовать барьер, но внизу всё сливалось в одну зелено-бурую ленту, и рассмотреть что-либо было невозможно. Разочарованный Ивашка улёгся на бок и сам не заметил, как уснул.

Проснулся он от гама и беготни. Оказывается, они уже на месте и джинн опять стал слоном. Так что вставать пришлось с пожухлой травы. Кудаглядов уже командовал, собирая свою команду. Волхв огляделся и остолбенел, посреди большой поляны, ограниченной всё теми же джунглями стояла деревянная изба. Вернее, то, что местные плотники считали избой. Хотя, судя по размерам, хотели, наверное, построить терем. Но что бы они ни строили, а получилась хижина. Круглая, и с остроугольной крышей. Только вместо листьев на крышу пошли стволы деревьев.

– Дворец… – благовейно прошептал Вбану, оказавшийся рядом.

– Так, все готовы? – пробежал мимо Спесь Федорович, – Напоминаю, местных не бить, по крайней мере, сильно.

– Атаман, – с головы колонны подал голос Геллер, – Тут какой-то арап руками машет. Можно я его стукну? Не сильно…

– Цыть! Шо вы балуете, как ребёнки, чесно слово!

Оказывается, арапа бить было совсем невможно, он был главным по церемониям, и вышел специально, чтобы рассказать о порядках.

– Император наш, великий Дык, что силой затмевает льва, а мудростью – слона, человек скромный. Он очень не любит, когда перед ним бьются головой о пол.

– С чего это вдруг? – выразил всеобщее удивление Лисовин.

Арап помрачнел, но объяснил:

– Как сказал император, «Эти дубоголовые, потом было много непонятных слов, своими тыквами, разносят даже пол из железного дерева. Так что, будем скромны».

– Это да, узнаю братишку, скромный он, даже очень, – удовлетворенно подтвердил Геллер.

– Ну так вот, – продолжил арап, – Когда войдёте в зал, сразу на колени, и так до самой императорской табуретки.

– Чего-о-о?! – поперхнулся Володимир, и стал неторопливо засучивать рукава, – Я ему сейчас…

– Тихо! – прикрикнул атаман, подумал, и спросил, – А с нарушителями правил у вас что делают?

От страха распорядитель даже посерел, оглянувшись по сторонам, понизил голос, и жалобно поинтересовался:

– А нарушать, обязательно?

– А то… – под общее согласие подтвердил Непейвода, – Иначе Дык нас не узнает.

– В угол ставит, – с отчаянием в голосе, ответил уже светло-серый арап.

Все, как по команде, повернулись и внимательно посмотрели на дворец.

– В какой?

– В пятый, – умирающим голосом прошептал несчастный, и упал.

Прикоснувшись к его руке, атаман успокоил.

– Жив, только сомлел. Ну что, братия, пойдём на ампиратора посмотрим? Заодно и подготовим парнишу к неофициальному визиту принцессы. Своих в беде не бросаем!

Бережно прислонив распорядителя к стене, в тени, шумной гурьбой ввалились во дворец. И сразу уткнулись в скрещённые копья стражи. Вперёд вышел Геллер, как лицо, кровно заинтересованное.

– Мы к Дыку, отворяй!

– Моя – твоя не понимай, – холодно отрезал правый стражник, но получив в ухо, стал орать на понятном языке. Набежавшую толпу метелили долго и со вкусом, стараясь, впрочем, особых увечий не причинять. Трещали, раскалываясь, копья, летели прочь ассегаи и прочие ятаганы, иногда завязанные кокетливым бантиком. Заодно проверили и легендарную крепость голов. Арап был прав, двери раскололись сразу, от одного стражника. На бодрые возгласы, и панические вопли подбежала ещё ватага. Эти были настроены недружелюбно, и мореходы стали злиться. Особенно расстраивался Володимир, ну сколько же можно… Тут к другу рвёшься, не жалея сил, а эти остриями в тебя тычут. Могут ведь и попасть, и новую рубаху порвать. За всей этой замятней, Ивашка наблюдал из тёмного угла, куда его затолкали по приказу атамана. Более того ещё и Вбану его заслонил собою. Неожиданно в расколотой двери возникла смутно знакомая фигура и мрачно спросила:

– Давно угол не искали? Будете так шуметь, заставлю Великую теорему сначала сформулировать, а потом и доказать. По-о-опаданцы…

– Дык, это ты, брось. Грозиться-то. Пиво будешь?

– Атаман!!! Братишки!!! – сметая всех на своём пути, император бросился к друзьям.

Прошли минуты дружеских хлопков по плечам и нечленораздельных воплей, потом Дык вспомнил, что он всё-таки не «погулять вышел», а владыка и глава, и пригласил ватажников в зал.

Рассевшись на полу, впрочем, гладко оструганном, и откупорив заветный бочонок приступили к обсуждению дел насущных. Спесь представил императору официального летописца, коротко охарактеризовал Вбану – «наш», и стал извиняться.

– Не надо, атаман, – прервал его император, – Я сам виноват, но она была… такая лапочка! Хотя почему, была. Она и есть лапочка, моя главная жена.

– То есть, как, главная? – настолько удивился Спесь Федорович, что даже пива не отхлебнул.

Дык вильнул взглядом, и жалобно произнёс:

– Дык, нельзя по иному, традиция, однако…

– И сколько их у тебя, традиционных?

– Много, – пригорюнился император, и радостно воскликнул, – А давай, я их вам подарю! Будете у меня наместниками в царствах, и у каждого по… – он поднял глаза к потолку, и зашевелил губами, – и у каждого по многу жён!

– Ты мне это, прекрати! – строго приказал Спесь Федорович, – У нас княжий наказ! Ты лучше расскажи, как до такой жизни докатился?

– Пришлось, – тяжело вздохнул Дык. – Как понял, что остался, стал обживаться. А здесь непотребство сплошное! Племён много, все небольшие, но гордые… А зверья много, в реках – жуть, в джунглях – ужас! Детей стало жалко, и пошёл я людей убеждать, что гуртом и батьку бить сподручней. Где добрым словом, а где и руку прикладывать пришлось. Собрал наконец-то всех, а кому главным быть? Вот так и получил, ярмо на шею. А там и женщин пришлось получить, по одной из каждого племени. Знаете пане-братки, лучше у меня ещё одна заноза появится, чем людей воевать придётся. Одно спасает, лебёдушка моя чёрная, Кетура. Без её терпения, давно бы всё бросил бегемоту под хвост. Братия, а может, возьмёте нас с собой?

Кудаглядов поставил на пол пустой бокал, и жёстко ответил:

– А заместо себя кого оставишь?

Дык отвёл взгляд в сторону и промолчал.

– Вот то-то и оно! Поздно. Вот появится у тебя наследник, воспитаешь, обучишь, тогда милости просим. А раз взвалил на себя ношу сию, тяни и не хнычь! Взялся за гуж, не говори, что не дюж!

– Знаю, батько. И не плачу я, прости уж за слабину невольную. Сколько годов-то родных рож не видел. Куда путь-то держите? Или тайна сия есть?

– Никакой тайны! Ивашка, зачти-ка указ княжеский, можешь со всеми словесами, чай не в акияне мы.

Достав уже помятый свиток, парень громко, и с выражениями, зачитал. В особо удачных местах, император восхищенно крутил головой и бормотал себе под нос, запоминал, наверное.

– Мда-а-а, теперь я вижу. Что служба у вас, а у меня так, службишка. Что, батько, как обычно? Пойди туда, не знаю куда, и принеси мне то-то и то-то? А слушай, а кто ещё с вами был?

Услышав про принцессу, джинна и караван, Дык только охнул, и пятерня, привычно устремилась к затылку.

– Тут с одним еле-еле разобрался, а ещё лезут. Что им, мёдом тут намазано?

– Да что ты беспокоишься, – спокойно ответил Геллер, отрывая хвост у сушеной рыбешки, – Где, и главное, когда, тот Багдад. Их же Синбад вёз. Так что, примёшь дары, отдаришься в ответ, пообещаешь мир, дружбу, да и спи себе спокойно. Караванщик у них, Ибн-Комод, хитрован ещё тот, но мужик стоящий. Так что братка, не волнуйся, главное, чтобы твоя Кетура принцессу не увидела.

– Этого я не боюсь! – гордо заявил Дык, – Она – императрица.

С ним никто спорить не стал, только переглянулись, и стали наперебой рассказывать земляку о родных местах и милых новостях. Потом принесли ещё пива, местного, конечно, и ударились в воспоминания о походах. Воспоминания затянулись, пива было много, и только явление императрицы привело к окончанию дипломатического приёма.

Утром летописец понял мудрость богов создавших рассол. К сожалению местные боги до этого не додумались. Вернее, они явно что-то слышали, и даже попытались создать огурец. Но на их произведение можно было ходить только с оружием, не зря же местные называли овощ – бешеным. Страшно было даже подумать, какой рассол вышел бы из этого огурца. Думать было не только страшно, но и больно. Прощание получилось скомканным, не зря же говорится, «долгие проводы – долгие слёзы». И долг не мог ждать, императорский и моряцкий. Молча обнявшись на прощанье, ватажники отправились в обратную дорогу, немного посторонившись, чтобы пропустить пышный благоухающий, и звенящий музыкой, кортеж принцессы Жасмин. Помахав Алладину на прощанье, и оставшись без ответа, потому что тот не сводил глаз со своей мечты, Ивашка побежал догонять своих. Дорога, она самая требовательная из женского рода, она никогда не может ждать.

Вот и берег, родная ладья, качающаяся на волнах. Мужские объятия, женские слёзы, впереди Океан! Впереди ветер, волны, новые земли и новые друзья. А враги… Враги старые – лень, безделье, скука, и пусть они остаются на берегах, на покинутых и забытых берегах великого моря под названием Жизнь.