Текст книги "Когда наша не попадала"
Автор книги: Александр Кулькин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
– А как же! – слегка обиделся Ивашка, – В честном споре и других посмотришь, и себя можно показать.
– Ну знамо дело, – улыбнулся Геллер, – Девушки-то внимательно глядят. Да и синяки лучше всего поцелуями сводятся.
Не поднимая глаз от особо растрепанного вервья, Ивашка почувствовал, как на ланитах выступает предательский румянец. Но дядько только усмехнулся, и раздумчиво сказал:
– Долго я думал, почему у нашего народа силы много. И понял! В хлебе нашем причина, да в печах, что научили нас боги делать. Походили мы по морю-акияну богато, посмотрели… Нетушки у других народов хлебушка нашего ржаного, и печей-матушек тоже нет. Вон нурги, костры в домах жгут, галлы понапридумывали каминов каких-то. Другие тоже изгаляются как могут. А вместо хлеба чего только не используют? Лепешки из чего только не пекут? А поставить тесто, погодить, да потом в печь её, истопленную по правде… Эх, ляпота.
– Так что же, не наши совсем глупые?
– Нет, сынок. Есть конечно, глупые люди, но народов таких не бывает. Просто, у иных земля не такая, или жарко слишком. А то и терпения не хватает, или ещё чего. Ведь есть у нас, и ещё одна тайна. Любого примем к себе как родного. Будь человеком, уважай и соблюдай наши обычаи, и станешь нашим, если не по крови, так по духу. Вот поверь моему слову, ежели всегда обычай этот соблюдать, то велика и сильна будет держава. Потому что сила наша в правде. Всё, на сегодня хватить, пойдём Лисовину подмогнём. Обед-то приготовить надо.
Ночь прошла тихо и безмятежно. Со спущенным парусом ладья дрейфовала недалеко от берега, но кроме криков зверей ничего не беспокоило покой команды. Да и Рысь со товарищи зорко следил.
Зато утром было всё торжественно. Вышедший на палубу Спесь Федорович, был немногословен и величав. На красном парусе радостно улыбалось солнце золотое, и небесное светило смягчило свой жар, завидев такой почёт. Лучшие одежды одели ватажники, и оставили на борту даже ножи. Не к врагам идём, нечо железом бряцать. Журчала вода, охотно освобождая дорогу крепкому брусу ладьи, твёрдо держал правило сусанин. А на берегу, на песчаном пляже, дерзко раздвинувшим стену деревьев, начал собираться народ. Хоть и поблескивали, опасливо, наконечники копий, но не в первых рядах, слава богам. Ладья аккуратно приткнулась к брегу, и первым на чужой песок степенно спрыгнул атаман. Безошибочно выбрав старшего, Спесь поклонился ему (поклон спину не ломит, а уважить человека надо), и попросил:
– Позволь отдохнуть на берегу вашем, вождь. Клянемся обид не творить, людей не обижать.
Вождь, оглянулся на копейщиков, переглянулся с украшенным ожерельем стариком, и на понятном всем языке, ответствовал:
– Отдыхайте. А я пока весточку ампиратору пошлю.
Сказать что Кудаглядов был удивлён, это не сказать ничего. С трудом справившись с челюстью, норовившей упасть ниже колен, Спесь оглянулся на потрясенную команду, и с трудом молвил:
– Дык… это… Какому ампиратору?
По наконечникам копий пробежал солнечный зайчик, но лица воинов не дрогнули. Зато шаман рассердился, и долго кричал что-то на незнакомом языке, потом успокоился, и тщательно подбирая слова, ответил:
– Дык! Нельзя! Имя ампиратора священный! О забор язык чеши!
Услышав явно знакомую фразу, Спесь сначала расхохотался, потом окликнул Геллера:
– Володимир, достань-ка бочонок, да иди сюда. Говорил же я, что пропажа наша найдётся!
Но пришлось идти в хижину вождя, дескать, не подобает большакам на берегу договариваться. Впрочем хижина была вполне большим домом со многими домочадцами, только сделана была в основном из бревнышек и листьев, и стояла на столбах, как на курьих ногах. Позванный с атаманом волхв, коротко фыркнул, и прошептал сравнение Геллеру. Тот отвесил легкого подзатыльника, и понизив голос, пророкотал:
– Зим здесь наших не бывает, а что на столбах, так тож у местных причины есть. Чай не дворец, чтобы выпендриваться.
Усевшись на новенькие циновки, вожди повели степенный разговор, но неугомонный Ивашка сразу влез с вопросом.
– А почему вождь так хорошо наш язык знает?
На этот раз прилетело от Спеся, но вопрос атаман подтвердил.
Вождь тяжело вздохнул, грустно посмотрел на шамана, но ответил.
– Когда ампиратор стал на циновку, он сказал коротко: «Хочу чтобы меня все понимали! У вас слов много и все разные. Поэтому учите мой язык!» Вот и пришлось на старости лет… ну чистый империалист!
– И вообще он не старый! – вспыхнула девушка, которая подавала снеданье. Потом зарделась, схватилась за щеки и умчалась из хижины.
– Дочь? – вежливо спросил Спесь.
– Жена. – опять тяжело вздохнул вождь, – Младшая…
Потом повернулся к дебелой тётке, и что-то проворчал на своём языке, потом перевёл на понятный:
– Послал за военным вождём, он у нас походами распоряжается. А вам надо к ампиратару, я так понял?
– Надо конечно, – обрадовался Геллер, – Он у меня тогда онучи выпросил, самые лучшие, и не вернул.
Спесь Федорович поперхнулся пивом, и закашлялся. Получив, по-братски, между лопаток, придержал вылетевшие было глаза, и немного пошевелив губами, всё-таки изрёк:
– И сколько нам до ампиратора добираться?
На вопрос ответил уже молодой абсолютно чёрный парень, незаметно подсевший к компании:
– А это смотря на чём! Ежели на птичках, то быстро.
– На каких-таких птичках? Почему не знаю? – нахмурился вождь.
– Не успел доложить! – вытянулся во весь рост парень, – Прости великий вождь, надо было самому испытать!
– Сядь, военный вождь Вбану. Расскажи лучше об этих птичках, да и гостям нашим подробней объясни всё, язык их ты лучше всех нас знаешь.
– Слушаюсь! Птички, – тут Вбану растерянно посмотрел на окружающих, – Не знаю как это по вашему, прынц-то их «Харлеями» называет. И ржёт при этом как гиппопотам во время… хм…
Старый шаман сердито запыхтел, потом не выдержал, и неожиданно для тщедушного тельца, рявкнул басом:
– Не суетись, как мартышка под гиббоном! Рассказывай по порядку, начни с великого похода.
Шумно отхлебнув из поданной Геллером кружки, Вбану открыл рот, и долго молчал, выпучив глаза. Кудаглядов успел прикрикнуть на ватажника, и по спине арапа хлопать не стали. Отдышавшись, парень аккуратно поставил кружку, ещё раз глубоко вздохнул и начал свой рассказ.
– Когда племена с левой от восхода светила руки начали жаловаться на то, что серые запрещают им делать «кус-кус», ампиратор приказал собрать великое войско! Нас было очень много, и мы были как великая река весной. Неудержимым потоком выплескнулось наше войско из джунглей, и увидело врага. Их было немного, но впереди стояли сверкающие воины, а по бокам замерли огромные слоны, тоже укрытые доспехами. Отважно вышел вперёд наш великий вождь и громко сказал те слова, которым он нас не учил. Мы поняли что победим, но не все вернутся к очагам. И тут произошло странное. Выехавший вперёд на птице большой человек ответил теми же словами. И сказал ещё много непонятного, но радостным тоном. Наши вожди обнялись и долго разговаривали. Потом ампиратар Дык объявил что прынц, в какую-то доску, наш, и что будем дружить. А с казусами белли сами разберемся. Не знаю, кого он имел в виду, только «кус-кусов» больше нет. Мы с ними на обратном пути, того… разобрались. А казусов ампиратор искать запретил, объявив, что их больше нет. Испугались наверное. Так вот. Теперь у нас в империи эти «харлеи», полученные в подарок, в почте работать будут. Прынц энтот, такой хохотун, он наездников ещё «емэйлами» обзывал, но ампиратору то слово не глянулось. Так что «харлеи» для гонцов, и почётных гостей.
– И как, они? – поинтересовался Спесь.
– О-о-о!! – закатил глаза Вбану, – Как с места шугаются, так потом за собственной головой приходится возвращаться.
Геллер нахмурился, и веско сказал:
– Не пойдёт! Ампиратору Дыку мы без голов не нужны.
– Правильно! – согласился ехидный шаман, – А то прикажет отрубить, а уже нечего.
Володимир побагровел, но вождь и атаман прикрикнули на своих помощников, и те расселись по разным углам. Вскоре Ивашка заскучал, пиво он не пил, разговоры велись скучные, да и младшая жена слишком часто подкладывала кусочки, прижимаясь к его спине. Но Спесь Федорович не зря занимал свой пост, он-то всё видел. Так что облегченно вздохнув, волхв вышел на улицу. Вслед за ним выскочил и Вбану. Переглянувшись, парни рассмеялись, и военный вождь предложил посмотреть на таинственных птичек.
Птички были как птички. Причём Спесь таких уже как-то привозил, разбежались. Потом волки до самой зимы с синяками ходили. Вспомнив про особую примету, Ивашка зашептал вождю на ухо, но тот не поверил.
– Да быть такого не может! Они же бегать бы не смогли с такими… как у слона… Ладно, потом спрошу у вашего атамана. Но всё равно, сомневаюсь. Пойдём лучше искупаемся в реке.
– Зачем в реке? – удивился волхв, – Море есть.
– Не-е-е, – вздохнул Вбану, – В море большие рыбы, людей совсем едят.
– Наши стирку устроили, никаких рыб там не будет! – авторитетно заметил юноша, и немного подумав, добавил, – По крайней мере, живых…
На берегу было шумно и весело. Гремел бас Гриця, командующего ватагой плотников, суетящихся вокруг вытащенной на берег ладьи. Визжали блестящие арапки, неохотно убегающие от загребущих рук мореходов. Ещё громче кричали дети, крутящиеся под ногами, и как всегда, оказывающиеся в самом неподходящем месте. Возле бурлящего котла стоял Лисовин, с сомнением обнюхивающий поданную ему рыбу. Дело кончилось тем, что рыбина очнулась, врезала хвостом по лицу повара и попыталась сбежать. Но последствия химической атаки от стираемых портянок толкнули её на фатальную ошибку. Прыгнула она прямиком в котёл. Когда парни подошли к Лисовину, тот чесал в затылке, и бормотал:
– Крупа? Есть. Мясо сушенное? Есть. Грибы сушенные? Тоже есть. Рыба свежая? И что это получается? Не иначе как кулеш. А-а-а, всё равно съедят! Что хлопцы, голодные?
– Нет, дядько. Нас уже покормили. Купаться-то где можно?
– Где хотите, – махнул рукой Лисовин, всматриваясь в кулешовороты, – Да кстати, парень. Вбану? Ну хоть и в баню, там наши мужики пошли в речке портки полоскать… Говорят там какие-то каркодилы водились, тебе они нужны?
Вбану стремительно убежал, успев только сказать, что для воинов эти «каркодилы» нужная вещь! И зубы, и шкура. Пожав плечами, Ивашка искупнулся в море, и решил понять язык этого народа. Как учил его волхв, он прилёг в тенёчке, расслабился, и весь обратился в слух. Проснулся он, когда уже начало темнеть. Ярило, или как его называли здесь, Ишоко, притомился за целый день, и поэтому гораздо быстрее, чем дома скатывался за горизонт. Темнота прыгнула из джунглей, но напоролась на яркий костёр и обиженно заскулив, улеглась неподалеку. Вбану вернулся гордый, как же, в одиночку двух каркодилов в селение приволок, и был он не один. Три стройных девушки восхищенно смотрели на военного вождя, победителя каркодилов, покорителя харлеев, и просто красивого парня. Но и волхв не ударил в песок лицом, и поприветствовал прибывших на их языке. «Шаман…» – восхищенно прошептали молодицы, и стали делить добычу. А потом была ночь, тёмная-тёмная, арапская одним словом.
Утром Ивашка чувствовал себя прекрасно, только вот почему-то ныл правый глаз, тот самый, в который когда-то Машка снежком угодила. Но некогда было печалиться, скоро уже в дорогу. Атаман решил обойтись без птичек и прочего зверья. Ноги даны человеку, чтобы ходить! У ладьи оставалась невеликая команда во главе с сусаниным, а остальные разбирали дорожные припасы. Лапти все одели самые новые, и в наплечные короба ещё про запас положили. Хоть и идти-то всего нечего, день да ночь, и ещё день, но запас лишним не бывает. Чтоб не было случайностей, в дорогу собрался и Вбана, с десятком своих ребят. Сборы были коротки, и по утреннему холодку тронулись в путь. Ивашка немного покряхтел, с непривычки, вернее с отвычки, под коробом, но получив указание, что своя ноша не тянет, успокоился и окунулся в привычный ритм дороги. Путь-то гладкий, деревья-великаны от Ишоко укрывают, ветер тоже не пускают, но терпимо пока. Лапоточки весело шагают по незнамой земле, чутко угадывая куда ступить, глаза по сторонам смотрят, язык с Вбану треплется, а голова… А голова думает, новому учится, старое не забывает.
Эх, дорога… Во все времена, да во всей земле великой, манишь ты человека к себе. Там вдали, или вблизи, но за поворотом обещаешь ты ему что-то новое и прекрасное. Неприятности человек сам себе находит.
За поворотом отряд влетел в чей-то караван. Та лесная дорожка коварно влилась в широкий тракт, скрыв свои намерения крутым поворотом и стеной леса. Гвалт поднялся до самых небес, но убедившись, что он там никому не интересен, быстро вернулся на землю. Кричали все, и особенно серые небольшие зверьки с длинными ушами. Волхв присмотрелся и подумал, что если бы на него столько нагрузили, то орал бы он ещё громче. Тем не менее вопли невысокого человека со странным головным убором, в виде длинного кушака намотанного в несколько слоев, легко перекрывали даже громогласное «Иии-ааа!!» Вбану кричал чуть тише, но сверкающие грани копейного навершия заставляли прислушиваться и к нему. Спесь Федорович очень громко молчал, неторопливо закатывая рукава. Трубный рёв легко поглотил все остальные звуки, и смолкнув оставил лишь звенящую тишину. Ивашка перевёл взгляд на огромного, тоже серого, слона, опускающего свой хобот, и с удивлением заметил, как тот лукаво подмигивает. На спине у животного стояла небольшая беседка, с поднятыми боковинами, а там восседала… Взгляд юноши несколько раз цепко обшарил хрупкую девичью фигурку, невольно задерживаясь на выдающихся достопримечательностях, с огорчением скользнул по черной густой сетке, скрывающей личико, и вновь вернулся на ослепительную белизну до упомрачения хрупкой талии. Удар в ухо вернул волхва на землю. Мотнув головой, Ивашка с удивлением воззрился на черноволосого парня, в необъятной ширины штанах, безрукавке на голое, мускулистое тело, и каких-то чувяках с загнутыми носами. Уклонившись от второго удара, волхв махнул в ответ, и понял, что драться придётся серьезно. Верток оказался защитничек. Прекрасное видение на слоновьей спине, что-то гневно закричала, серые зверьки её активно поддержали. Но парней это не остановило, драка – дело серьезное. Ивашка несколько раз пропустил хлёсткие удары, немного разозлился, и смог поймать машущего ногами и руками противника на противоходе. От тщательно отмеренной плюхи собеседник скрылся в кустах, даже не успев сказать «До свиданья». Тяжело вздохнув, волхв подобрал оброненные чувяки и полез в колючки, разыскивать пропажу.
– Алладин, – сказал незнакомец, в ответ на протянутую руку. Ивашка задумчиво почесал затылок, и немного смущаясь ответил.
– Да ладно тебе извиняться. Я тоже был неправ. Обувайся вот, землица дюже горячая.
– Зовут меня так – Алладин. – парень поднялся, потёр ухо, которое стремительно увеличивалось в размерах будучи уже ярко-красным, и пожал руку волхва, – Друг.
– Ивашка. Согласен, друг.
– Но! – Алладин поднял палец, – На принцессу Жасмин ты так больше не смотри. Обижусь. И джинн, то есть, слон обидится.
– Алладин, Жасмин, джинн… Морем сюда плыли?
– Конечно морем, Синбад-мореход довез.
Ивашка уже ничему не удивлялся, ну опять попаданцы из сказочной Аравии, давно известные во всех преданиях старины глубокой… Бывает и не такое, на море свои законы, лишь бы вовремя домой вернуться. Хотя до сих пор ватажка всегда вовремя возвращалась, в аккурат когда пиво дозревало.
– А с Синбадом познакомишь? Принцессе-то мне не по чину представляться.
– Его с нами нет, – вздохнул араб. – Дальше поплыл, ему султан Птицу Рух для своего дворца заказал.
– Да-а-а? Ну будем надеяться, что ваш моряк втолкует птичке направление полёта. А тигра принцесса с собой взяла?
– Тоже нет. Визит неофициальный, поэтому без телохранителей.
К этому времени парни уже выбрались на дорогу, где шум почти прекратился. Драка горячих ребят сильно разрядила обстановку, так что уже скоро караван тронулся в дальнейший путь. Под предлогом охраны, ватажка со своими арапами выбралась вперёд, и сейчас волхв рассказывал атаману о встреченных.
Выслушав, Спесь обернулся, и нашёл глазами хитрую физиономию слоновьего джинна. Убедившись, что Алладин оправдывается перед своей принцессой, и подмигнув слону, атаман веско изрёк:
– Драться боле ни-ни! Не по чину нам. Тем более, – обратился он к парню, – Нашей зимой они у нас скочурятся, оба. Южные звери, и джинн и принцесса, их хоть в печке держи, всё равно смерзнут.
– А у нас зимой тепло, – с надеждой заметил Вбану, внимательно слушающий.
– Хм-м-м… – протянул Спесь Фёдорович, потянулся было почесать затылок, стимулируя мыслительный процесс, но наткнулся на бобровую шапку, – Эт, шо за чудо?!! А я то думаю, чего это бошку так парит!
– Дык, послу, да ещё и с отчеством, положено бобра носить, – отвёл смеющийся взгляд в сторону Геллер.
– Какой к похмельному ляху, посол?!!! Меня князь куда послал? В Атлантиду, ни дна ей, ни покрышки!!! А к ампыратору ентому, мы за онучами твоими двигаем. Никакое это не посольство! Так… неофициальный, причём насквозь, визит. Мимо проходили, зашли, пива занесли, вместе и выпили. Всем ясно?!!
– Ясно, батька. – нестройным хором выразила согласие ватажка.
– И вообще… К ампиратору пущай принцессы ездят, а мы к Дыку в гости! А тебе, Вбана, лучше не мечтать о сей красотке. Такому цветочку и огород нужен соответствующий, не в обиду будет тебе сказано.
День тоже шёл, вслед за путниками, шел, шел и дошёл. Начало смеркаться, караван остановился на ночлег. Быстро и сноровисто поставили лёгкий шатер для принцессы, собрали дрова для костров, а Вбану со товарищами нарубили колючего кустарника. На удивленный взгляд Ивашки, вождь ответил коронной фразой Спеся:
– Случаи бывают разные.
Когда из черноты выглянули румяные щечки первых звёзд, костры уже горели, люди поели, и сейчас устраивались у огня, чтобы с пользой и весельем провести вечер. Волхв невольно посмотрел в сторону шатра, и вздохнул. Алладин устроился у входа, и явно собирался провести там всё время до утра. Жаль, парень собирался его расспросить. Вбану собственноручно приготовил горячий напиток из коры какого-то дерева, и после одобрения атамана, налил всем желающим. Прихлебывая кисловатый отвар, волхв аккуратно раскладывал в памяти все впечатления, писать не было ни желания, ни возможности. Спесь негромко обсуждал со старшими и вождём очередность караулов. Ночной мрак, особо сгустившийся у костра, качнулся и выпустил на свет караванщика. Погладив свою бороду двумя руками, он поклонился, и невысоким густым голосом спросил:
– О высокочтимые служители великого духа Авось, и ты воевода, чья кожа цвета ночи не может скрыть сияния белоснежной честности, позволите ли мне, скромному купцу, присоединиться к вашей беседе, полной похвальной бдительности, и благоухания прямоты.
Несколько минут стояла оглушительная тишина, казалось, даже ветки в костре перестали потрескивать ожидая ответа атамана.
– Конечно, присаживайтесь, глубокоуважаемый…
– Ибн-Комод, так зовусь я от Йемена до Бейрута.
– Теперь так будут звать тебя и гораздо севернее, Ибн-Комод, – торжественно провозгласил Спесь и сам подал купцу чашу с отваром.
– Много слышал я о далеких и непроходимых лесах, где водятся удивительные звери и живут удивительные люди, только встретиться никак не удавалось. Теперь мне повезло, и смею надееться, что вождь согласится наполнить кувшин моего любопытства чистейшей влагой своего рассказа.
На этот раз Спесь Федорович был настороже, тем более и Синбад вспомнился. Так что задержка на понимание была незаметной.
– Конечно, расскажу, о Родине всегда приятно вспомнить. Но с условием, что Ибн-Комод тоже откроет засовы своей памяти, и усладит наш слух какой-либо историей. Молодых у нас много, а им всегда полезно послушать о других странах и народах.
Отпив из чаши, караванщик посмотрел на огонь, и согласился:
– Молодым надо слушать про чужие страны, чтобы учиться понимать других.
Спесь Федорович приосанился, и повёл речь, не хуже какого-нибудь скальда. Ивашка тревожно обернулся, нет, показалось. Эйрика оставили около ладьи, Гриць попросил, сказал, чтобы дикие звери и люди не мешали. Но как воспевал отчизну Кудаглядов! До небес вздымались стройные деревья, и воздух из тех лесов можно было продавать на базарах, по золотому за вздох. Небо терялось, смотря в голубизну озер, и само путалось, где кончалась вода и начиналось оно. Звенели морозы и волки гонялись за путниками, чтобы сорвать с тех тулупы и валенки. Кружилась голова от женского пения, и мужи могучие, смело выходили на кромешный бой, ибо разные бывают соседи, иных только дубьем в чувство и приведёшь. Тяжело, невыносимо тяжело уходить из тех мест, но тем радостнее возвращаться. И лучшее место это на всей земле, потому что именно там находиться сердце этого мира. Где-то есть голова, где-то есть и желудок. А сердце и душа мира у нас!
– А душа у нас широкая, – горделиво закончил Спесь, и подлил гостю отвара.
– Надо, ой, надо у вас побывать, – согласился Ибн-Комод, – Погостить, ну и поторговать конечно. Ведь именно у вас водятся страшные звери с восхитительно прекрасной шубкой, которая так нежно обвивает хрупкие плечики прелестниц.
– Почему страшные? – удивился Геллер, – Звери, как звери, мелкие только.
– Не знаю богатур, не знаю. Но только, до сих пор вспоминают в городе Бейрут, как привезли белобородые люди меха на продажу. И какой-то, негодяй, позорящий само звание купца, попытался обмануть их. Тогда они всем показали, как приходит этот пушистый зверёк, только они говорили, что он был полный. Город, конечно, отстроили, но память об этом осталась.
Отставив чашу, купец вновь погладил свою длинную бороду, прикрыл глаза и начал свой рассказ:
– Дошло до меня, о великий царь, что в городе Багдаде, где всё спокойно, жил очень мудрый падишах. В мудрости своей пронзил он ткань невежества острой иглой понимания, и узрел истину. А в саду того падишаха росла прекрасная роза, плод его последней любви, очаровательная принцесса Жасмин. Когда вошла она в возраст, то на благоухание её со всех сторон света прилетели пчёлы-женихи. Жужащим роем заполонили они парадный зал дворца, и только величие хозяина удерживало их жала в ножнах. Косые взгляды кидали они на соперников, и ладони их тискали эфесы ятаганов и мечей. Сильно тревожило это падишаха. Помнил он, конечно, сказку про хитроумного Улисса, который связал всех женихов нерушимой клятвой, но то ведь только сказка.
Ивашка открыл было рот, но получил толчок в бок и промолчал, недоуменно взглянув на Геллера. Тот приложил палец к губам.
– А надо сказать, что падишах давно уже сменил горячего скакуна молодости на степенного верблюда мудрости. И желал он не только прибавления в своём семействе, но и верного правителя своей державе. Но как найти его среди этих любителей сладкого? Принцесса была ему не помощница, томление терзало её грудь, и застилало глаза. Никак не могла она рассмотреть в этой толпе, того единственного, что заставит часто биться её сердечко. Понял отец, что нельзя предоставлять ей право выбора, потому что отвергнет она всех, и в выражениях стесняться не будет. Острый, ох острый язычок был у любимейшей дочки падишаха Багдадского. И хоть любил он свою дочурку, но страну свою любил тоже. Позвал падишах на совет визиря, и великого визиря тоже пригласил. Скрепив прореху в ткани понимания сверкающим швом разумения, великий падишах не смотрел на родовитость предков. Так что великий визирь был у него из Магриба, и знатностью только немножечко уступал самому повелителю, а просто визирь был из окрестностей Багдада, и отцом своим гордо называл простого водоноса. Обоих ценил повелитель, за умные советы и верность себе. Долго судили и рядили советчики. Не выходили они из покоя Совета три дня и три ночи. Уже скрежетали клинки в ножнах, готовые нести смерть, как наконец-то объявили женихам волю повелителя.
Ибн-Комод прервался и потянулся за чашей. Заворожено слушавшие ватажники, очнулись и стали переговариваться. Вбану посмотрел на небо, и что-то прошептал на ухо атаману. Купец перехватил его взгляд, улыбнулся, и извиняющимся тоном произнес:
– Пора уже прекращать дозволенные речи. Завтра опять в дорогу, надо отдохнуть. Будет отдых, тогда и закончу историю.
Попрощавшись, он ушёл к своему месту, а дружинники стали укладываться. Только Ивашка всё не мог никак успокоиться, и Геллеру пришлось отдуваться за всех.
– Дядько! Ну почему он Одиссея назвал сказкой? Ведь жив этот хитроумный грек, да и принцесса Жасмин, вона она, только руку протяни.
– Руку протягивать не надо, – зевнул Володимир, – А то оттяпают. А Одиссей действительно жив, и даже здоров, но он-то в море-акияне. А с какого Багдада этот Ибн-Комод, не ведомо. Да и принцесса может быть совсем другая. Восток, знамо, дело тонкое!
– А пошто он так об ней отозвался? Странного она желает… Это же девчонка!
– Эх, парень, женщины всегда женщины. Поверь мне, пройдут века, и наши приключения переврёт какой-нибудь косноязычный скальд, а они так и будут желать странного. Того, чего они сами понять не смогут. А мы, мужчины, будем доставать им звёзды с неба и половики с верёвок, рушить царства и рубить дрова. А они будут кривить губки, ждать от нас подвигов и уюта, и говорить «Я не этого хотела»…
– А почему говорить-то скальд должен? Может быть всё-таки боян?
– Нет, боянам врать и забывать нельзя. Они сразу в котов-мурлыков превращаются. Хотя… Ты знаешь, что-то в последнее время котов много развелось.
Утро радостным не было. По небу бродили чёрные тучи, хмуро косясь на землю. С земли на них так же хмуро посматривали люди. Даже шустролапый щенок-ветерок, весело гоняющийся за каждым листочком, и развевающий духоту, куда-то спрятался. На совет собрались все, и после долгого чесания в затылках, наконец-то спросили у местного жителя:
– Дождик будет?
– Дождя не будет! – веско заявил Вбану, и посмотрев на небо, добавил, – Будет сильный ливень. А так как дорога дальше идёт вдоль реки, нам лучше остаться на месте.
Геллер возмутился:
– Да что мы, растаем, что-ли? А мою рубаху Дык совсем заносит!
– Подожди, – удивился атаман, – Ты же говорил, что онучи давал.
– Не помню, – смутился богатырь, – Что давал, точно помню, а вот что именно…
– Нельзя идти, Шамбо сильно сердиться будет! – уверенно возразил арап.
– Это кто такой? – поинтересовался Спесь.
– Стрелы он кидает, огненные, с неба. Если в кого попадёт, то совсем мёртвый тот становится.
– У нас этим Перун занимается, – возразил Геллер, – Поэтому вашему Шамбо по нам нельзя блискавицами швыряться. Не по чину ему!
Разгорелся спор, в нём участвовали все, пока Спесю это не надоело:
– Послушали умных, давайте спросим у учёных. Ивашка, пойди сюда. Скажи нам, может ли моланка здесь в человека попасть?
– Конечно, может. – удивился вопросу волхв.
– Так мы же Перуновы! А здесь Шамбо стрелами небесными заведует!
– Коли в тебя угодит, тебе будет всё равно. Боги на небесах промеж собой потом разберутся, но легче нам от этого не будет.
– О! – поднял палец Спесь Федорович, – Значит ладим шатры, и пережидаем на месте. Надеюсь, что почтенный Ибн-Комод последует нашему примеру?
– Конечно, – араб был спокоен, только четки перебирал немного нервозно, – Пойду попрошу джинна помочь нам.
Когда пронесся первый порыв злого ветра, всё было уже готово. Глубоко в землю были вбиты колы, и бывалые морепроходцы уже завязали узлы предусмотрительно прихваченных морских канатов. Джинн из слона превратился в большой серый шатёр, который накрыл почти весь караван. Принцесса была в гневе, но караванщик был спокоен, он делал своё дело, и никто ему не был указом. Так что всё досталось Алладину. И гневные слова, и несколько пощечин. Покрутив головой, Ивашка сочувственно вздохнул, и скрылся в своём шатре. Вовремя. С неба опустилось море. Струи воды ветер закручивал в жгуты, и они с яростью молотили в натянутую ткань. Часто блискал ослепительный свет и почти сразу всё тряслось от оглушительного хохота арапского божка. Но уютно горел костёрчик, горячий отвар бодрил душу, и неторопливо, прерываясь только на гром, рассказывалась быличка.
– Визирь поведал о событиях давних, героических, и поэтому ужасных. Очень давно подступили к городу свирепые враги. Обложив град со всех сторон, стали они рваться в него. Глыбы камня, пущенные машинами, разрушали дома горожан и убивали людей. По ночам не было темноты от тысяч огненных стрел, и воющие волны захватчиков бились о крепкие стены. Стойко сражались все. И бедный и богатый стояли на стенах, там где падали мужчины, вставали женщины и дети. Падишах не сходил с коня, во главе своей гвардии всегда успевая на самый трудный участок. Город держался, и тогда вражеский чародей призвал гулей и ифритов. Поэтому вызвал падишах к себе наследника, и велел ему вырваться из города и увезти, спрятать величайшее достояние, простую медную лампу. Тайна была в этой лампе, тайна и благосостояние города. Только потому, что раб лампы, могучий джинн, возвёл стены города, поднял воду из-под земного плена, посадил сады, и возник город среди песков.
– Подожди, уважаемый. – пробасил Лисовин, – А почему падишах не приказал джинну разметать захватчиков?
– Нельзя. Нельзя, чтобы существо иного мира причинило вред человеку. Великий чародей, да славится имя его, достопочтенный Соломон, ввёл этот закон для всех джиннов, и никто не может нарушить его! Даже ифриты могли бы только разрушить стены, но не убить человека. Для этого у врага были простые воины. И юный принц вместе с десятком друзей смог покинуть город. А падишах поднялся на стену и устало посмотрел на вражеский лагерь. Близилось утро, и близился последний штурм. «Великий падишах» – поклонился ему могучий человек в кожаном фартуке, – «Я кузнец, и хочу сказать, что кончилось у нас железо. Не из чего делать нам наконечники для стрел и копий». «Будем крепче держать в руках сабли» – грустно улыбнулся повелитель. «Позволь спросить, о всемогущий», – вновь поклонился кузнец. «Оставь славословия, на стене мы все равны. Спрашивай». «Ты знаешь их язык. Скажи, что они кричат, когда идут на приступ?» Падишах усмехнулся, он удивлялся этому с самого начала. «Золото. Они все кричат «Золото!»». Воин обернулся и посмотрел на сверкающую в свете пожаров крышу дворца, потом посмотрел на кузнечный молот в своей руке. Пожал плечами, а повелитель напряженно задумался, потом хлопнул кузнеца по плечу и восторженно воскликнул «Мы дадим им золото! Слушай меня…»
До утра горели в кузнях огни, но пришла пора и медленно солнце стало взбираться в небесную крутизну. Сегодня оно не спешило, противно было смотреть на то, как люди убивают друг друга. Взревели хриплые рога, и увязая в песке, отшвыривая трупы и обломки осадных машин, первыми побрели ифриты. Сзади их подпирали закованные в тяжелую броню личные слуги злобного мага, ну и уже потом катилось основное войско. А надсмотрщиками у них были гули-трупоеды. Мерзко рокотали огромные барабаны, заставляя нечисть держаться в строю, и угнетающе их бой давил на защитников, «падё-ё-ёт, падё-ё-ёт». Но неожиданно в воздух взвился первый пронзительный звук зурны, его подхватил звонкий перестук барабана и полилась тягучая, пронзительно сладострастная мелодия. Под эту мелодию танцуют дразняще желанные девы, заставляя прерываться дыхание у юнцов, и молодеть стариков. Эта музыка заставляет краснеть юных дев, и маняще улыбаться женщин. Не найти человека, который никогда бы не слышал, или не мечтал услышать эту мелодию жизни и торжествующей любви. Музыканты плакали, но играли, музыканты погибали, но залитые кровью инструменты хватали другие, и музыка звучала! И люди на стенах танцевали, танцевали с саблями в руках, танцевали рубя головы, рвавщимся на стены захватчикам. Танцевали скидывая глыбы камня на проклятых ифритов, и выливая чаны кипятка на орущих «золото-о-о!» мерзавцев. Танец жизни танцевали люди, но смерть забирала танцоров. И махнул платком падишах – «Дайте им золото». И встали лучшие лучники в полный рост, и тускло желтели наконечники их стрел. И дикий визг горящей нечисти был им наградой, после первого залпа. Не в силах перенести создания иблиса чистое золото, и хотя нет жизни у нежити, но смерть есть. Отшатнулся копейщик от жара горящего ифрита, но нагнулся за наконечником стрелы. Несколько минут смотрел, не в силах поверить, потом отбросил копьё, и помчался собирать стрелы. Стрелы лились рекой, со стен летели и копья с такими же тусклыми наконечниками. Редко они убивали кого-либо, золото мягкий металл, но кровь лилась рекою. Давно пропали затоптанные командиры, в ярости метался на холме маг-преступник, а над кровавой битвой, где все против всех, метался истерический крик «Зо-о-олото». И именно в этот момент вернулся к стенам города наследник падишаха. Не мог он выполнить строгий приказ отца, не могли он и его друзья, просто бежать со своей Родины. Падишах мог бы гордиться таким наследником. Окинув взглядом поле битвы, ставшее полем раздора, принц принял единственно верное решение. Они ударили в копья по шатру предводителя, именно туда, где оставались последние, кто мог навести порядок. Никого не осталось в живых на том холме, и до сих пор, юные девушки носят туда воду, чтобы поливать выросший на голом песке розовый куст с одиннадцатью цветками. Одной розовой и остальными – белыми. Их было одиннадцать юношей, чьи щеки так и не узнали прикосновения девичьих губ.
