355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Александр Кулькин » Когда наша не попадала » Текст книги (страница 1)
Когда наша не попадала
  • Текст добавлен: 7 октября 2016, 14:53

Текст книги "Когда наша не попадала"


Автор книги: Александр Кулькин



сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 11 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Александр Кулькин
КОГДА НАША НЕ ПОПАДАЛА

Часть первая
Куда наша попадала

Академик (имя и фамилия удалены по соображениям безопасности) невольно поморщился, слушая стартовый отсчет. И чего он послушался этих вояк, которые притащили команду с космодрома? Как же… «Соображения национальной безопасности. Исторический шаг»… Слушай теперь эту белиберду:

– Сто двадцать, сто девятнадцать, сто восемнадцать. Отошла кабель-мачта…

От капсулы действительно отошла девушка в белом комбинезоне, и потащила в угол жгуты проводков. «Странное у неё имя» – удивился академик, но тут же забыл об этом.

– Сто семнадцать, сто шестнадцать… Продувка, ой, не то… Промывка? Чего? А-а-а, нали… – микрофон отчетливо щелкнул и в зале воцарилась тишина. Впрочем ненадолго, кто-то включил метроном, и вздохнувший с облегчением академик погрузился в свои гениальные думы. Давным-давно он высказал гениальную мысль о возможности путешествия во времени. Мысль была особенно гениальной, так как для страны пришло время платить по кредитам. Платить было неохота, и возможность полностью поменять историю пришлась ко двору. Были взяты очередные кредиты, причём банкиры были поражены ехидными улыбочками высоких договаривающих сторон с легкостью соглашающихся на грабительские проценты. Тогда же из студентов-историков были отобраны Испытатель и его дублеры. И вот десять лет позади, сегодня решающий момент.

Динамик вновь ожил:

– Пять, четыре, три, два, один! Пошла, э-э-э, пошёл родимый, кхе-кхе. Да дайте же огур…

Воцарилось тишина, но академик проморгавшись от яркой вспышки, не скрывая слёз, все смотрел и смотрел на опустевшую капсулу. В голове была только одна мысль, «Когда же, когда волна изменений дойдёт до них?»

По плечу деликатно похлопали. Академик обернулся и с недоумением посмотрел на троих людей в незнакомой форме.

– Вы арестованы. Вот международный ордер на ваш арест. Прошу не оказывать сопротивления, и проследовать за нами.

– Кто вы? У меня, в конце-то концов защита моего правительства. И вообще, в чём меня обвиняют?

– Вы обвиняетесь в преступном хищении кредитов МВФ на общую сумму в сто миллиардов долларов. Согласие вашего правительства получено, вот подпись на ордере. А мы являемся международными аудитполицейскими МВФ. Вы можете хранить молчание, любое ваше слово может быть использовано против вас. И не оглядывайтесь, по уточненным данным, любое вмешательство в прошлое образует параллельную реальность.

Воспитанник волхва Ивашка грустно смотрел на большой мухомор, и размышлял, срезать его или просто пнуть ногой. Срезать не хотелось, надо же было при этом читать гимны из священной книги, и не просто читать, а с выражениями, и соответственными позами. Позы были охальными, и честное слово, Ивашка сильно подозревал, что эти позы нарисовал второй ученик волхва, широко известный в девичих светёлках Кыд. А потом ещё и нож надо мыть в воде ключевой, чистой и безгрешной. И спрашивается, зачем пресветлому волхву мухоморы? Он же ими брезгует, и всегда именует – «заморская зараза». После того как он перед волхованием пробовал курить те листья, что привёз в подарок ушкуйник Спесь, то стал очень настороженно относиться ко всему иноземному. Листья-то ему понравились, но вот предки явились явно не местные, и стали требовать строительства чего-то несуразного, и приношения человеческих жертв. Ужно на что князь незлобив, да и тот хотел было пришибить волхва, за несуразные требования. Людишек в княжестве и так мало, а тут строй какую-то «пирамиду», да потом последних смердов режь… Глупость какая-то. Спесю крепко дали по шапке, и велели по пьяни новые земли больше не открывать. А то в следующий раз вообще какую-нибудь заразу привезёт, вроде того зверя, прыгающего на задних лапах, и отмахивающегося хвостом. Как его Спесь называл? Кенга какая-то. Шибко ловко та кенга прыгала… До ближайшего болота. А там… Бульк и всё. Нет, прав княже. Нечего нам в энтих иностранщинах делать, народу ещё маловато. Вот станем на ноги, и тогда выберемся из лесов и крепко-накрепко объясним всем оставшимся, чтобы к нам не лезли! И людишек своих в жертву приносить не будем, Ярило-то и так взойдёт. Интересно же ему, что нового на свете, чай живой…

На ближайшем холме ослепительно вспыхнул огненный круг, с клубящейся темнотой внутри. Ивашка с сомнением покосился на мухомор, нет, он же его не ел. Так откуда видения? Из круга вывалился, оглашая окрестности исконно местными заклинаниями, какой-то человек. Это, что ещё за чудо? На предка вроде не похож, даже на иноземного. Ладно, ученик поудобней перехватил нож, и с опаской стал приближаться. Круг тем временем погас, и вываленец встал на ноги. Заметив Ивашку, он обрадовался, и пробормотав что-то вроде, «тип нордический, с явной примесью угоро-финского генотипа», громко произнёс:

– Возрадуйся отрок! Ибо воззрел ты на лико бога светлого, и кали ласка, будешь нарекаться лепшим пророком нового Учителя…

Ивашка деловито осмотрел пришельца и задумчиво протянул:

– Ну ты паря, попа-а-ал. За сманивание чужих учеников вира такая, что мало никому не покажется. Да и пророком я быть не хочу, Спесь гутарит, что их камнями побивают. А мне прошлой зимой Машка, коваля дочь, обычным снежком так зазвездила под глаз, что ясным днём Cтожары увидел.

Человек явно растерялся:

– А год какой на дворе?

– Смотря на чьём. У народа тридцать восьмой со дня князя нового, у волхва… – Ивашка пожал плечами, – Не помню точно, по какому календарю он сегодня со Спесем с утра напился. Так что сам у князя и спрашивай.

– Э-э-э… – стал менжеваться мужик, – Слушай, зачем нам сразу князь? Давай посидим, разберемся, покушаем. Дорога у меня дальняя была, проголодался я.

– Не балуй! – строго предупредил отрок, и отступил на пару шагов. – Прошлой весной волота нашего, купцы чужеземные тоже накормили. Так он потом с оглоблей два дня дружину по буеракам гонял. Князь потом ему ещё благодарность объявил, за учения, максимально приближенные к боевым.

– А с купцами что стало? – обалдело поинтересовался пришелец.

– Да кто же их сердешных знает. Они же совсем рядом были, когда волот их пилава откушал. Сильно потом пить хотел, и ругался сильно, когда дружинники хотели его от озера с любимыми раками князя отогнать. Ладно ты мне зубы не заговаривай, пошли к князю!

Во княжеском дворе, попаданец начал с интересом оглядываться, Ивашка же нетерпеливо высматривал своего дядьку, старшего над десятком воев. В большом дворе, стояла нормальная жизнь. Каждый занимался своим делом, но время от времени ровный шум голосов перекрывали причитания из отдельно стоящей избы, поднятой на бревнах:

 
Ни спрошу-то я, не спрошусь да
 Я цюжова цюженина, да
 Я цюжова цюженина, да
 Я ни свой хлиб-от кушала, да
 Я ни свой хлеб я кушала, да
 Ни тибя я ли слушала, да
 Не тибя я ли слушала, да
 Я и слушала тятеньки, да
 Я и слушала тятеньки, да
 При последнём-то времицьке, да…
 

Время от времени слова перекрывались высоким, уверенным голосом:

– Так Дуня, этот сундук сюда подвинь. И румяна подай, что от Шемириады привезли.

 
Да прошу я у тятеньки,
 Да у родимоей мамушки.
 Да у родимоей мамушки
 Да благословленья великого.
 Да благословленья великого,
 Да чиста сердца ретивого.
 Да чиста сердца ретивого,
 Да ваше-то благословленьице.
 Да ваше-то благословленьице
 Да очень мило и дорого.
 

Ивашку дёрнули за рукав, он обернулся:

– Что ещё?

Пришелец остекленевшими глазами уставился на теремок, и Ивашка проследив его взгляд, снисходительно объяснил:

– Не обращай внимания, традиция, однако. Бояны ведь издавна распевают: «Живёт моя зазноба в высоком терему…» А у нас чай не Европа какая-то, традиции чтим.

– А как она и петь успевает, и командовать сразу? Да ещё и голос меняет.

– Тю, диковинку нашёл. Да этих причиталок в каждой избе по три-четыре валика хранится. С тех пор как Эдька Сонов сын из Тмутараканского княжества свой агрегат привёз, «песнехран» называется, так только ленивый им не пользуется. Он всё пытался его как-то по иноземному назвать, «фонограф» что ли, только не прижилось. Ладно не дергайся, вона дядько идёт.

Подошедший дядько кивнул племяшу, и мельком глянув на прогрессора, коротко спросил:

– Ну?

– Дядько, вот к князю привёл. Чудной человек, из огненного круга вывалился. Учить всех собрался. Дозволь пройти.

– Не спеши. Кручина у князя. Привезли ему какие-то свитки из-за моря, ноты называются, что-то там ещё про дипломы говорилось. Так он видно музыкой занялся, кручинится над энтими нотами, мне сказал, чтобы я дружинника послал за Спесем.

– Ой-ой-ой. – запричитал ученик волхва. – Дядько, нескоро мы их увидим. Ты же им третьего добавил.

– Мда-а-а… – задумчиво почесал в затылке десятник, – Значитца треугольник получился, конструкция стойкая. А ежели ещё одного послать?

– Никак нельзя! Это же получится, что ты им ещё одну вершину добавишь. Только уже в пространстве. – Присев на корточки Ивашка быстро сконструировал макет из подобранных палочек и четырёх редек, отобранных из корзины пробегающего мимо кухонного мальчонки.

Грузно опустившись рядом, дядько некоторое время смотрел на получившеюся фигуру, потом задумчиво добавил ещё одну редьку в основание, и недовольно пробасил:

– Тут моего десятка пожалуй не хватит. Опять квадратура круга получится, все же упьются и в основание полягут.

Странный звук прервал конструктивную беседу, и собеседники подняли головы. Прибывший стоял с вытаращенными глазами, и беззвучно открывал и закрывал рот. Наконец-то ему удалось выдавить несколько слов:

– А геометрию Лобачевского не пробовали применить?

– Не знаю никакого Лобачевского, – насупился десятник, – А ежели ты о Лобастом татарине, так он ещё прошлой весной сам убедился, что параллельные прямые не только пересекаются, но и скрещиваются.

– Это ты про Марфушу, что ли? – расхохотался Ивашка, – Как она любила говорить: «Отстань, ты мне глубоко параллелен»? Сколько у них малых-то?

– Уже трое, да и опять она на сносях. Так что Лобастому не до геометрии, только успевай зарабатывать. Хороший сапожник из него получился. Ладненько, пошли к князю, небось он уже наигрался в музыку с дипломом.

В горницу к князю ввалились втроем. Хозяин сидел за дубовым столом, и вертел в руках какую-то раскрашенную верёвку с узелками. Завидев десятника, он встрепенулся:

– Ну что? Скоро ли Спесь придёт?

– Нет, княже, – смущенно потупился дядько, – С волхвом они, это… празднуют что-то. Может быть завтра с утречка попробую…

– А-а-а. Понятно, ну ладно, иди служивый. Да скажи там, чтобы валик сменили. С утра слушаю, уже наизусть выучил, скоро сам причитать буду. Так, а вы с чем на мою голову? Что за вести принесли? Впрочем, можете не говорить, ничего хорошего…

Ивашка не удержался, и всё-таки спросил князя о верёвке. Тот хмуро посмотрел, и отбросил её в сторону, как удавку.

– Тьфу на них. Вот с караваном передали, то ли бриты, то ли какие небриты. Скотты натуральные, побери их Велес. Говорят из-за моря прислали, вот и гадай теперь. То ли самому на ней повеситься, то ли Спеся повесить? Говорил же я ему, не лезь в устья, иди наверх по реке. И штукенцию энту от желтолицых подарил, чтобы планы составлял. Компаса называется, а всё равно читаешь его лоции и диву даешься. «На три лаптя правее светила, плыли долго, брага кончалась… Пристали к берегу, кого-то били, потом пили, хмельное дрянное, опять побили, поплыли дальше».

– Так княже, ходил он наверх, – с вежеством поправил владыку Ивашка, – Он же волхву рассказывал…

– Да помню я! – С досадой отмахнулся князь, – А ты хоть помнишь, что он рассказывал потом?

– Да, – неохотно согласился ученик волхва, – Опять пили, били, снова пили. Но судя по его синякам, и заплывшему глазу, народ там крепкий живёт.

– А толку-то. – продолжал жаловаться властитель, – После его путешествий мне вон списки шлют. И все ругательные. Куда бы его отослать лет этак на десять? Вот, ты – обратился он к попаданцу, – Человек новый, может посоветуешь что?

– А вы его в Антарктиду отошлите, пусть там флаг княжеский поставит. На будущее пригодится.

– Эт что такое? – удивились оба аборигена.

– Ну континент такой, земля. Она ещё льдом вся покрыта. – заспешил с объяснениями пришелец. – Там ещё зверюшки живут забавные. Пингвины называются, все черные, а пузо белое, плавают здорово.

Князь и Ивашка грустно переглянулись, и сожалеюче вздохнули:

– Лет пять назад, али более привозил Спесь такую зверюшку. Шибко ругался, обещал что туда больше ни ногой, ни веслом. Жалко зверя, летом от жары помер. Ну ладно, разберемся. У тебя-то что за забота мил-человек?

На глазах у Ивашки, выпаданец разом принял горделивую позу и стал вещать. К середине речи и князь, и ученик начали скучать. А к концу патетического выступления о славных победах, под руководством бога Прогресса, и верного архангела его, в светлом круге появившегося, откровенно зевали.

– Что-нибудь нового услышал? – спросил князь у Ивашки, когда «великий архангел» наконец-то смолк.

– Ничего реального. – Прикрыл ладонью зевок юноша, – Все отхожие ямы давно забетонированы, и зачем крепость из него строить? Дерево, не в пример лучше будет. Оно же живое. Дамасскую сталь коваль скует, если надо будет. Только возни с ней много. А по остальному… Рыбы в реках и озерах столько, что весной и Спесь на берегу сидит, по реке проплыть невозможно. Решай сам, княже. Только вот, как хромой Петс помер, ямы-то чистить некому…

Часть вторая. Где наша не попадала…

Спесь сидел на палубе и грустно чесал давно нестриженую голову. Ладья, созданная по особому проекту, ходко бежала по течению. Почти вся команда отсыпалась после тёплых, и временами горячих, проводов. Очередная «експедиция» началась успешно… То есть, никто ничего не помнил. Над раздольем реки зазвучала песня, и Федоров сын с надеждой поднял глаза. Но увы, оказывается это храпел привязанный, по традиции, к мачте скальд. Сонов Эдька всё пытался свой «песнехран» всучить, но на кой лях он нужен в море? Ни выпить, ни подраться с ним. То ли дело Эйрик, прибившийся к ватаге в одном из походов. Как запоет, особенно с похмелья, так даже раки из воды выскакивают на берег и драпают куда подальше. Интересно, а кто на руле? С трудом повернув голову, отчего в ней закружилась карусель, Спесь воззрился на корму. На руле был Гриць. Самый могучий и стойкий ватажник. Только сейчас он просто лежал на правиле, распугивая волны могучим храпом. Паническая мысля попыталась достучаться до сознания, но потом обиженно сплюнула, и навсегда исчезла из головы.

Неожиданно ладья остановилась, да так резко, что даже храп Гриця на секунду прервался. Спесь, Федоров сын с трудом поднялся и добрался до борта. Оказывается ладья на полном скаку уперлась в здоровенную белугу, вольготно развалившуюся на стрежне.

– Вот я тебя! – грозно крикнул (по крайней мере, попытался) Спесь, делая вид что тянется за острогой. – Тебе шо положено? По дну ползать, питаться, так сказать. А людишкам не мешать, и судовождению помех не творить! В уху пойдешь?

Белуга широко зевнула, потом лениво встала на хвост, и покрутила плавником у виска. После чего неслышно, но тем и обиднее, рассказала Спесю, что она думает о судовождении, лично о нём самом, и в общем о его ватажниках. Не дожидаясь ответной реакции, и сверкнув на солнце влажными боками, грациозно перевернулась и ушла на положенную ей глубину, послав на прощанье хвостом добрую бочку прохладной воды. Омовение бодряще подействовало на команду, некоторые даже открыли один глаз.

– Всем вставать!! – Свирепо зарычал капитан, – Дожились, в родной реке каждая таранка на смех поднимает! Общий сбор!!!

Все построились недружной шеренгой. Кормчего и скальда решили не будить – и так на виду. Спесь не торопясь прошелся вдоль колеблющегося строя, с надеждой вглядываясь в лица. Но все лица были как на подбор красные, и ничего не говорящие. Вернее говорили они понятно, но всё не то. Про рассол Спесь и сам думал, только где же его взять-то. Хотя… Стоп! А это кто? Атаман растерянно уставился на Ивашку:

– Ты чего тут делаешь?

– Дык… это… – как-то странно замялся ученик волхва.

– Нема Дыка, – грустно ответил Спесь, – Забыли мы его где-то у арапов, понимаешь. Небось давно уже ампиратором сделался. На лодью его теперь и пивом не заманишь. Так что ты не мямли, а говори коротко и по существу!

– Вот! – коротко ответил Ивашка, и по существу, сунув в руки атамана мятый свиток.

Полюбовавшись на княжескую печать, Спесь затосковал:

– Слышь, паря. А может, ты до меня не дошел, а? Ну загулял, дело молодое, пришёл, а мы уже, того… нема нас.

С громким хрустом заработали мозги у юного кудесника, и в конце-то концов, выдавили изо рта вопрос:

– Так я это… уже здесь. А князь – там.

Судя по круговому движению руки, Ивашка всё-таки решил проблему единого в нескольких лицах, и расселил князя везде и нигде.

– Так тут недалеко! – Фальшиво обрадовался Спесь. – Быстренько добежишь, и докладёшь, шо не успел. Я тебе даже аквавиты, на ход ноги, налью!

– Нет, батько! Не пойду!! Кругом водяницы, поляницы, дриады-триады, а я ещё молодой! Не вели казнить, вели миловать! – Ученик, впрочем уже бывший, с грохотом рухнул на доски палубы.

Атаман растрогался, его величали как владыку, отцом родным.

– Ну, вставай, вставай сынку. Заодно и прочтёшь нам, шо князь-надёжа писать изволил.

Расторопные молодцы бережно подняли грамотея, и для начала вручили ему ковшик. С тоской посмотрев на полуведерный малый ковшик, Ивашка зажмурился, но храбро выпил залпом содержимое.

– Так это вода!! – Потрясенный собственным открытием, волхв даже не стал открывать глаза.

– А то… – Гордо подбоченился атаман. – На лодье не пьём хмельного! Всё равно ничего нет. Ты давай, читай. Громко, и с выражением. Нет!! Выражений не надо.

Подождав пока Спесь сломает печать, Ивашка развернул свиток, и…

– Шас спою! – Любезно предупредил окружающих скальд.

Но не было на борту робких душ, и в уже открытый рот Эйрика влетел добрый кусок окорока.

– Читай, читай. Успеешь, – подбодрил юношу ватажник по прозвищу Геллер. Когда-то, на каком-то берегу, где жили странные люди, что-то лопотавшие не по-нашему, ему в трактире, насыпали сдачи, за честно отданную полушку. То ли талеры, то ли геллеры, кто их знает. Ни слова разобрать было нельзя, немцы, одним словом. Худого слова Володимир не сказал, кремень, а не человек! Молча разнес по бревнышку всю корчму, забрал полушку, ну и конечно всё остальное, и мирно ушёл. С тех пор и прозвали его Геллером.

– Дано сие поучение, верному слуге нашему, Спесю, сыну Федорову. – Хорошо поставленным голосом озвучил начало Ивашка. Оглядел притихшую ватагу, и продолжил:

– Повелеваю именоваться впредь Спесю – Федоровичем, и отзываться на фамилию Кудаглядов, поскольку плывет он, куда глаза глядят. И поскольку зарился он во все концы света Божего, то пусть плывёт неведомо куда, и откроет страну такую, Атлантиду! Когда же доплывёт он до земли сией, то в сношения с властями той земли, вступает будучи трезвым, поелику возможно чудо сие!

Волхв стал стремительно перекручивать свиток, но Спесь, уже Федорович, прикрикнул:

– Ты мне грамоту не крути, читай дальше!

– Батько, так ты же сам велел, без выражений. – Растерялся Ивашка.

– А-а-а, ну тогда, да.

– Вот! Княгиня приписала! «И пусть привезёт мне платье заморское, по моде самой распоследней. Размер он знает!»

Заинтригованные лица немедленно воззрились на атамана, но тот быстро отвернулся, и задумчиво уставился вдаль.

Великая река не имела даже названия, да и зачем ей оно, раскинулась перед его взором. Это пусть речушки разные, именами гордятся, Амазонка там, Нил какой-то. А это – Река! Широка так, что берегов по весне не видно, глубока так, что только белуги и водяные знают как. А не горда, любого приветит по заслугам. Своего, так и водицей напоит, что слаще во всем свете нет, и рыбкой угостит. А коль торопится человек, так и поможет быстро добраться, ноги по буеракам не ломая. А чужого… Ракам тоже нужно жить. И кормиться.

Подождав, пока лицо станет нормального бурячного цвета, атаман обернулся, и сказал короткую, но ёмкую речь:

– Команда ясна, и задачи понятны! И виден рубеж огне… Это не то! В общем, за работу, товарищи!

Все дружно выразили бурную радость, и повалились досыпать. А что волноваться-то, по своей Реке идём, вывезет матушка!

Сказать, что это понравилось Спесю, это погрешить против истины. От рёва оскорбленного в лучших чувствах атамана даже волны разгладились.

– Падъё-ё-ём!!!!

– Куда? – меланхолично поинтересовался, прожевавший, мясо, Эйрик.

– Что, куда? – медленно повернулся к нему Спесь Фелорович.

– Куда пойдём?

– Кто куда!!! А ты в… – замялся капитан, подбирая слово, – О! В трюм!

– А зачем? – уже отвязанный скальд, потянулся, сбрасывая с себя вервьё.

– Хочешь дальше? Послать могу, ибо я здесь первый, после князя, и слово моё – закон!

– Не надо дальше, я уже пошёл в трюм.

– Молодец! Вечером разрешу спеть, люблю, грешным делом, раками полакомиться. Так-с-с, а остальные… Всем заняться делом!

– Э-э-э, батько… А каким?

Спесь вновь начал злиться:

– Что я слышу?! Первый день на лодье что-ли? Сами найдёте! А то отправлю всех на клотик, компрессию искать!

Ивашка толкнул в бок Геллера:

– А что это, или кто? «Клотик», «Компрессия»…

– Не обращай внимания, – добродушно ответил богатырь, – Мы столько времени по миру гуляем, разных слов нахватались. Считай, что это как «бабай» для ребёнков.

Из под палубы донесся дикий вопль, и пролетающий мимо гусь камнем рухнул в воду.

– Редкая птица долетит до середины Реки, – задумчиво отреагировал Спесь, но потом возмутился, – Сейчас ещё не вечер, а он уже запел!! Оказать утопающему первую помощь! А этого певуна достать пред мои очи! Я ему веслом рот заткну!!

Гусю кинули пустую баклажку, захочет спастись, сообразит что с ней делать. А скальд уже вылазил из люка, почему-то спиной вперёд, поминутно поминая Локи, Тора, и прочих. За ним из темноты люка выползала какая-то штуковина, явно неживая. Запнувшись на выходе Эйрик шлепнулся на палубу, и не вставая, стремительно ретировался за враз сомкнувшийся строй. Попав на свет штуковина засверкала полированной бронзой, и оказалась в руках невысокого и худого мужика, в когда-то белом одеянии. Странная одежда была вышита по низу какими-то узорами, и притом оставляла одно плечо голым.

– Тю, я-то думал, – разочарованно протянул Спесь, – А этого знаю, грек какой-то. При дворе у князя видел. И что им дома не сидится, вечно хвастают, «в Греции всё есть», а сами по миру шландают.

Грек осторожно поставил свою штуковину на палубу, и гордо заявил:

– Моя есмь механикус гений! Моя не говорит вар-вар! Толмач нужен!

Атаман прищурился на Ивашку, и тот горячо стал отпираться:

– Не знаю я греческого! Это я ещё не успел выучить!!

– Да я не об этом, – Спесь успокаивался быстро, – Ты в грамоте посмотри, что про него написано.

Волхв быстро развернул свиток и погрузился в изучение:

– А-а-а, вот оно, наверное. Но, батька. Выражаться, ты же не велишь!

– И правильно, мал ещё! Тем более, что говорить матом, в походе только я могу. Ну-ка дайка сюда. И пальцем покажи, где написано.

Ивашка торопливо передал свиток атаману, и ткнул в нужную строчку.

– Астробл… – Спесь неосторожно прочитал вслух начало, но тут же замолчал. Потом дочитав абзац, покрутил головой: – Говорил я князюшке, что энти навуки до добра никого не доводили. Такие словеса о хорошем не пишут!

– А с механикусом что делать будем? Как бы нам понять, что за механика у него, может что-нибудь полезное.

– Эх, молодежь… Смотри и учись! Методика быстрого обучения языкам по методу Атамана.

Спесь Федорович, повернулся к команде, и величественно произнёс:

– Человек сей князем посланный, причём далеко. Так что, относиться к нему с почтением, и словес его странных не слышать. А то попутаем всё, по скудоумию нашемскому, обида будет.

Геллер почесал в затылке, и негромко спросил:

– Значится, и не кормить его?

– Цыть! – сделал грозный вид капитан, – А как ты поймёшь, что он хочет? Вот заговорит по человечески, тогда и накормим.

Отвернувшись, чтобы спрятать улыбку, юный волхв проводил взглядом бодро плывущего к берегу гуся. Одним крылом тот обнял баклажку, вторым грёб, и при этом ещё отбивался лапами от наглоё рыбной мелочи. За его спиной фальцетом взревел грек:

– Моя всё понимай!! Моя кушать хочет, моя пить хочет! У моя голова жутко болит!

– Вот и хорошо. Без толмача обошлись. Всё тебе будет, только расскажи про свою хреновину, и названия её вслух не произноси!

Грек нагнулся, и с кряхтением приподнял сверкающую штуковину:

– Это величие духа и гениальности моей. Это машина сама находит то место в море, где корабль сей в данный миг находится! Звезды указывают путь по гладкому морю, и даже средь бела дня можно глянуть и сказать, сколько куда плыть осталось.

Ватажники разочарованно переглянулись, и рыжий, как огонь, Лисовин озвучил всеобщее мнение:

– А зачем?

– Как, зачем? – растерялся механикус.

– Зачем нам знать, сколько ещё плыть осталось? Всё равно, куда не плыви, обязательно в берег уткнёшься. И обязательно ночью, и опять драться надо…

– Так это же… Надо знать! Всегда надо знать!

– Во многом знании, много печали. А умножающие знания умножают… хм. А кто это нам наперерез гребёт? Механикус, спроси-ка у своей, ни в порядочном обществе будет сказано, машинерии.

– Моя не пифий!! Механикус не гадать, механикус – знать!

– Атаман, да ну эту железяку, – рассудительно ответил Геллер, отодвигаясь от брызжущего слюной грека, – Даже гусю понятно, вон как загребать начал, что это отморозки плывут.

– Рановато вроде, – задумчиво протянул Спесь, – Они же только по осени в тёплые края собираются… А где наш скальд? Пусть посмотрит, можа дружков увидит.

– Дядя, – потянул за рукав Володимира Ивашка, – А «отморозки» кто?

– Да нурги это, они про себя хвастают, что де, «викинги», а на самом-то деле истинные отморозки. У себя в нурвегии совсем мозги отморозили зимой, потому что печки ложить не умеют.

– Так вооружаться надо! – Растерялся волхв, – Они же чуть что, за топоры хватаются.

– Не мельтеши, – добродушно проворчал Геллер, – Всегда сначала они за баклажку с хмельным хватаются, а потом поют. И так поют, что ты первый за топор схватишься… А вообще, чего нам бояться, мы-то дома! Пускай недобрые гости боятся!

На носу, который Спесь упорно называл баком, спорили атаман и скальд:

– Да ни, батько, у того парус новый был, и рожа его на нём нарисована, а у этого совсем драный, и цвет непонятный…

– Ты лучше смотри, что у них за харя вырезана?

Эйрик прислонил ладонь козырьком ко лбу, и стал напряженно всматриваться.

– А-а-а, затопчи его Слейпнир! Это же – Норденскьельд! Совсем безбашенный.

– Что, драться будем? – заинтересовался Лисовин.

– Цыть! – грозно прикрикнул Спесь, и подумав, спросил, – А может мы ему княжескую грамотку покажем? Что некогда нам пыль выбивать из их голов?

– Ата-а-аман, – укоризненно протянул Эйрик, – Зачем Норденскьельду твоя грамотка. Он же читать не умеет! И вообще, зачем драться? Я ему спою…

– Не будь таким жестоким, Эйрик! – Вмешался Геллер, – Давайте их просто убьём.

– Посмотрим, посмотрим, – атаман впал в меланхолию, и поэтому был благодушен, – Пусть хоть до нас доплывут.

Драккар, с вырезанным на форштевне, явно похмельным мастером, ликом страдающего зубной болью мужика с косичками, нацелился было в середину борта, но после громко прозвучавшего Спесевого «Хмм», стал табанить веслами. Над мятыми и побитыми щитами показалась такая рожа, что оглянувшийся было гусь стал поднимать буруны, стремясь быстрей выбраться на берег. На голове личности был шлем только с одним рогом, когда-то заплетенные в косички усы и шевелюра напоминали измочаленные веревки, но апломба было ему не занимать:

– Выкуп давай! – заорал он, да так грозно, что один щит оторвался и булькнул в воду. Из-за спины грозильщика раздался чей-то горестный вопль.

– Сегодня не подаю, лень, – миролюбиво ответил Спесь, – Куда бредёте, калики?

Свирепый разбойник растерянно оглянулся, почесал в затылке, и с надеждой поинтересовался:

– А может, всё-таки откупитесь, а?

Спесь был очень спокоен, и поэтому отвечал вежливо:

– А вот огородный овощ с острым вкусом, вам по всей морде лица! И повторяю, для нургов специально, куда прёте?!

– И овощ давай!! И мы не прём, а в поход идём за златом, жемчугами и рабами!! – обрадовался знакомым словам викинг. Из-за его спины прозвучал одобрительный рёв, и чей-то писклявый голос: «И побольше, побольше-е-е!!»

Теперь голову почесал Спесь, потом предложил:

– Вона коса хорошая, давай на бережку погутарим. У нас товар, у вас купец. Сговоримся.

Оба кораблика хутко побежали к берегу, причём драккар явно отставал. На лодье, атаман давал наставления:

– Сильно не бить, а то дружинники опять обидятся, что им никого не досталось. Эйрику молчать, а то лешие ругаться будут. В прошлый раз полгода глухих степняков по лесу искали, совсем замучились. Механикусу свою шкандыбалку поставить на самое видное место, а не то кормить не буду!

– Дядько, – Ивашка по вновь обретенной привычке обратился к Геллеру, – А что, мы сегодня уже не поплывём боле?

– Так рассуди сам, отрок. Почитай цельный день плывём, совсем устали. Да ты не переживай, – добродушно хлопнул юношу по спине Геллер, – Вот в акиян выйдём, там и наплаваешься до одури.

Киль из мореного дуба врезался в прибрежный песок и ладья прервала свой бег. Кормчего уважительно сняли с правила, и бережно отнесли на берег, уложив в тенёчек. Ватажники бодро попрыгали в воду, и с шутками-прибаутками стали вытаскивать на бережок котлы и казаны. Предстояло веселье, плотный обед, и дружеская драка. Только скальд был очень зол, и общался со всеми сердитым мычанием. Рот его был плотно завязан. Рядышком наконец-то приткнулся драккар, и оттуда так пахнуло… Очумелая щука, величиной с хорошее полешко выскочила из воды, и зажимая рот плавником, промчалась по берегу мимо Ивашки. Потом оттолкнулась хвостом и нырнула в прохладную свежесть воды. Проводив рыбку завистливым взглядом, волхв с трудом вздохнул, и ринулся в ближний лесок за дровами. Выбравшиеся на берег нурги стали было вытягивать свой кораблик, но будучи разлаянные Спесем, на удивление быстро всё поняли, и полезли снова в реку, ниже по течению. Несмотря на воинственные крики мылись они хорошо и долго. На берегу стоял Лисовин, задумчиво покручивая в руках мачту от ихнего плавсредства. Иногда пробегающий мимо Эйрик строил страшные рожи, и хулительно мычал что-то злое. Наконец-то Лисовин удовлетворенный тем, что вода стала просто светло-серой, разрешил дрожащим нургам вылезти на песочек, и даже милостливо позволил выкатить с драккара бочку. Но отобрал её сразу. Наконец-то все расселись у костра и получили по миске каши. Долго ещё подходили к котлу северяне за добавкой, пока наконец-то не успокоились. В бочке было пиво, вернее они так его называли. Ивашка хлебнул разок, после чего долго отплевывался за кустами под добродушный смешок Геллера.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю