Текст книги "Искатель. 2013. Выпуск №8"

Автор книги: Александр Юдин

Соавторы: Анатолий Галкин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)

– Да, так.

– Затем вы убили ее. И после этого изнасиловали. Так или наоборот?

– Я не помню, как это было.

– Это не оправдание. Улики-то у нас налицо. А при такой картине преступления вам «вышка» светит. Однозначно! Хорошо, что мы успели, пока вы улики не уничтожили. Хозяйка нас предупредила.

– Кто?

– Хозяйка дачи, некто Елагина. Приходит она, понимаешь, к себе, а тут такая картинка маслом.

– Елагина моя знакомая. Я как раз ехал к ней!

– Нехорошо у нас получается, – покачал головой майор и иронически улыбнулся. – Ехали вы в гости к одной, а убили другую. Это вы скажете на суде в качестве своего оправдания. Мод, ошибочка получилась, не ту я убил. «Хотел слопать кока, а съел Кука».

– Что мне может помочь, гражданин майор? – Корноухов машинально вспомнил, что в старых фильмах в такой ситуации следователя надо называли «гражданин».

– А помочь вам может только раскаяние и чистосердечное признание. Пока я не начал официальный протокол писать, на-пишите-ка вы мне явку с повинной. Мол, я, такой-то, сознаюсь, что убил гражданку при таких-то обстоятельствах. Кстати, вы кем до этого работали?

– Там в кейсе документы.

Корноухову показалось, что майора ни капельки не испугало его служебное удостоверение, а даже обрадовало:

– Вот так номер. Ожидается процесс века? Я так понимаю, уважаемый Борис Петрович, что эту должность вы занимали до сегодняшнего вечера. Здесь вам не мелочевка какая-нибудь. Тут у нас убийство при очень отягчающих обстоятельствах. И с особой жестокостью. А закон у нас един для всех. Писать признание будете?

– Буду.

– Вот и отлично. Я пока с Елагиной побеседую – она здесь в машине дожидается. Сержант, – неожиданно звонко крикнул вдруг майор. – Сержант, ты постереги подозреваемого, пока он признание пишет. Сними наручники, но на мушке его держи.

Майор вернулся через полчаса, когда Корноухое завершил повесть своего преступления. В конце были фразы об искреннем раскаянии.

Он не стал писать, что потерял сознание. Это получалось очень неубедительно. Борис написал: «Потерял контроль над собой в результате резкого душевного волнения и эмоционального возбуждения».

Красиво и похоже на правду.

Майор внимательно прочитал бумаги.

– Честно описали. Вижу, что вы осознали свой проступок. Я тут с Елагиной поговорил. Не хочет она, понимаешь, огласки. Предлагает мне замять дело.

– Не понял? – Борис Петрович попытался сосредоточиться. Он почувствовал, что сейчас майор скажет что-то важное. – Я тоже хотел бы все замять.

– С вами все понятно. Это диалектика! Верхи хотят, а низы не могут. У низов обнищание ниже плинтуса.

– Вы хотите взятку? Вам нужны деньги?

– Деньги – это бумажки. Елагина готова взять на себя большой риск и немалые затраты. Но ей нужно ваше согласие, ваши гарантии и ваша благодарность.

– Я согласен. Я на все согласен, чтоб замять этот эпизод. – Голос Корноухова прозвучал довольно бодро и даже радостно.

– Ну, тогда пишите дальше. Вот здесь. Хорошо, что вы дату и подпись не поставили. Диктую: «После совершенного мною зверского убийства я уничтожил все улики, выбросил нож в колодец, а труп завернул в желтое покрывало, вынес в сад и закопал под старой вишней около сарая».

Борис Петрович старательно написал эту чушь.

– Сержант! – неожиданно громко крикнул майор. – Ты вот что, Василий. Заверни труп в желтое покрывало. В то, что на полу валяется. Затем возьми в сарае лопатку и выкопай ямку поглубже, около вишни. Типа могилки. Так надо, Вася!

Майор вздохнул, походил по комнате и предложил:

– Диктую далее: «Во время закапывания трупа мой бумажник упал в яму. Но я, будучи уверенным в своей безнаказанности, даже не стал его доставать. Я разровнял площадку под вишней, вымыл комнату от следов крови и уехал с дачи до приезда Елагиной».

– Это все?

– Все. Распишитесь, а дату пока ставить не надо. У вас бумажник-то есть?

– Там, в кейсе.

– Да, я видел. У вас там пачка долларов была. Я взял ее на благотворительные цели. Визитные карточки? Это хорошо. Что тут?

– Пропуск в кремлевскую поликлинику.

– Пусть остается в бумажнике. Вы себе новый получите, а это лишняя улика. Пойдемте, Борис Петрович, труп тащить…

Через полчаса они осторожно опустили в подготовленную яму Елизавету Панину, завернутую в покрывало.

Лобачев бросил сверху «трупа» бумажник и горсть земли. Жестом он предложил Корноухову сделать то же самое.

Борис Петрович не имел сил противиться этому настойчивому майору. Да и как возражать своему спасителю?

Но если смотреть со стороны, ситуация напоминали какой-то фарс и трагикомедию. Обычная сцена из фильма ужасов.

Корноухов подошел к куче земли, взял горсть и со скорбным видом бросил на тело, которое еще недавно было таким живым, таким соблазнительным.

Майор полностью владел обстановкой и выглядел оживленным.

– Давай, сержант, завершай, закапывай беднягу. Потом все выровняй, травки прибрось. А я Петровича до автобуса провожу.

– А как же улики, товарищ майор? – угрожающе произнес сержант. – Фотографии, отпечатки, протокол осмотра места… Я без приказа не могу уничтожить.

– Правильно, сержант. Нельзя без приказа. Придется вам, Борис Петрович, такую бумажку написать. Распоряжение: передать вам лично все материалы предварительного расследования по факту убийства на даче Елагиной. Материалы, конечно, у меня останутся. Но вы изготовьте расписку, что, мол, все получили, нам с сержантом тоже свой зад прикрыть надо. Бланки заместителя прокурора у вас есть?

– Да, в кейсе лежат. Они уже с печатями.

– Вот идите, Борис Петрович, и на официальном бланке все быстренько. Да идите же скорей.

Когда Корноухов пошел на дачу, Лобачев медленно опустился а перевернутый бак и устало обратился к сержанту:

– Мы с ним через пять минут к автобусу пойдем. Ты, Караваев, сразу же Елизавету вытаскивай. Развяжи, чаем напои, баньку подготовь. Досталось ей сегодня. Да и я как-то обмяк. Даже встать не могу.

Валентиновка оказалась огромным старым дачным поселком.

Липкин уже два часа методично обследовал улицу за улицей, и еще в электричке понял, что в таких поисках нужна системность. Артист захватил большой блокнот и отмечал названия улиц, номера домов, которые осмотрел.

Этот металлический петух должен быть виден с дороги. Примета яркая. И наверное, многие жители знают этот дом, но спрашивать он боялся.

Он еще не знал, что будет делать, когда найдет его. Но прежде всего, у него будет адрес. Это уже плюс.

Хорошо бы узнать фамилию хозяина. Информация на шефа – его второй плюс.

А еще лучше захватить бы этого шефа, связать и спокойно позвонить Варваре: «Я тут их главного преступника лично взял», прямо с дачи можно позвонить. Там ведь есть телефоны, сам Геннадий ставил.

Нужный дом показался неожиданно. Сразу за поворотом Аркадий увидел глухой высокий забор, над которым лишь торчала верхушка крыши с довольно большим петухом.

Липкин попытался спокойно обойти дом, но это ему не удалось. Участок был крайним. Только с одной стороны у него были соседи – старый дом с закрытыми ставнями. С двух сторон участок окружал болотистый пустырь, заросший густым кустарником.

А в задней части дома пустырь переходил в небольшой овражек.

Аркадий записал адрес и решил попробовать осмотреть участок с соседней улицы.

Это была удача!

Со стороны оврага хозяева не стали делать новый глухой забор. Там осталась, возможно еще довоенная, ограда из гнилого штакетника.

Аркадий издалека увидел даже несколько дырок в этом забора А на склоне оврага росли какие-то необычные цветы. Это хороший предлог для перехода через болотистое препятствие.

Еще раньше, проходя мимо забора, Аркадий постучал по нем палкой. Никто не гавкнул – а значит, собаки внутри не было.

Пробравшись на склон оврага, он неторопливо собирал цветы и осматривал окна дома. Похоже, ой пустой. Все закрыто наглухо, а на участке нет никаких признаков присутствия человека.

Возле самой большой дыры в заборе Аркадий наклонился за очередным цветком и одним прыжком оказался на участке.

Он не побежал, а пополз среди высокой травы, не выпуская и рук букета.

В цокольной части дома он увидел открытое маленькое окно в полуподвал. Может быть, через него ему удастся проникнуть в дом.

Нет, здесь крупная решетка, вроде тюремной. Он заглянул в окно, и вдруг перед ним появилось усталое, испуганное женское лицо.

– Вы кто?

– Я Аркадий.

– Вы из охраны?

– Нет. Я цветы собирал.

– Для кого?

– Для вас. – И Липкин начал аккуратно пропихивать буке через прутья решетки.

– Спасибо, Аркадий. Но вы правда здесь случайно?

– Абсолютно случайно!

– А меня бандиты украли и держат здесь в подвале. Сообщит кому-нибудь.

– Зачем сообщать? Я сам вас спасу! Как вас открыть?

– Справа есть дверь в подвал. Вон она, за ромашками.

– Вижу.

– Она открыта. Но наверху один охранник. Он не страшный. Пожилой, и без очков ничего не видит. У него сильные такие очки.

– А хозяин?

– Хозяин – это Панин Владимир Викторович. Его сегодня нет. Его уже три дня не было. Я потом все расскажу. Откройте меня, Аркадий, и вместе убежим.

– Хорошо, ждите. Я пополз к двери.

Она совсем забыла, что это было время обеда. В коридоре послышались шаги. Заскрипел засов.

Раиса Павловна схватила с кровати свою сумочку и быстро подошла к двери.

На пороге появился Слесарь – сегодня была его очередь охранять Галаеву.

Он поставил на стол тяжелую сковородку и банку воды.

– Поешь. Макароны с мясом. Может, в последний раз кушаешь.

– Как это «в последний раз»?

– А ты что думаешь, что тебя после всего этого в живых оставят?

– Но ведь это убийство. Смертный грех.

– Не убийство это, а ликвидация лишних свидетелей. Мне такое не в первый раз. Вон был у нас телефонист Гена. Так недавно его пришлось убрать. Знал он очень много.

– И это вы его убрали?

– Любопытная ты. Это тебя и погубило. Постой! А откуда у тебя цветы?

– У меня сегодня день рождения.

– Принес кто, я спрашиваю?

– Птички.

Слесарь почти сразу все понял!

Он метнулся к двери и рывком открыл ее. На пороге стоял растерянный Аркадий.

Несколько секунд они неподвижно смотрели друг на друга, оценивая силы противника.

Галаева заметила, что Слесарь, который стоял к ней спиной, раздвинул руки и чуть присел. Он готовился к прыжку.

Она взглянула на стол, и за одну секунду в ее голове пронеслась странная мысль: «Эта сковорода старая и тяжелая. Не китайская жестянка. Раньше у нас в стране металл не экономили».

Схватив двумя руками сковородку, Раиса Павловна резким движением подняла ее и с силой ударила Слесаря по голове, вывалив на себя весь свой обед.

Охранник крякнул и мгновенно осел на пол.

Галаева привычным движением смахнула со лба макароны и улыбнулась Аркадию.

Вид у нее был столь оригинальный, что даже в такой ситуации Липкин начал нервно хохотать, указывая на нее пальцем.

– Аркадий, прекратите дурить. Вязать этого надо. Вдруг очухается!

– Как вязать?

– Крепко! Ручки, ножки и кляп в рот: Давайте простыни порвем.

– Зовут-то вас как?

– Раиса Павловна. Я, правда, несколько постарше вас, но вы мой спаситель, и я для вас просто Рая.

– Вы, Раиса, такая красивая.

– Очень красивая. Помогите мне, Аркаша, эти макароны из волос вытащить.

Варвара рано утром несколько раз звонила Липкину, но телефон молчал.

Ей надо было обязательно закончить вчерашний разговор. Актер начал вспоминать интересные вещи. Она чувствовала, что удалось установить контакт. Нормальный, дружеский контакт без скованности, без страха.

За ночь Аркадий мог еще что-нибудь вспомнить. А если нет, то она поможет ему вспомнить.

Варя еще раз набрала номер.

Он не мог никуда уйти. Не должен был уйти. Она предупредила его, что будет утром звонить. Может быть, просто с телефоном что-нибудь случилось?

Варвара не стала завтракать и выскочила на улицу.

Через сорок минут она стояла перед обшарпанной дверью и настойчиво звонила.

Вскоре из квартиры напротив выглянула старушка и быстро закрыла дверь.

Дальше стоять на площадке было глупо. Варя еще минут десять походила около подъезда и поехала в Беляево.

Придется докладывать Савенкову об очередном проколе.

Дверь ей открыл сам Игорь Михайлович и сразу потащил на кухню.

– Заждались мы тебя, Варвара, – гремя посудой, суетливо приговаривал Савенков. – Мы тут с Олегом без тебя чаи гоняем.

– У меня известия неприятные, – робко начала Варя.

– Да и у нас не самые радостные, – торопливо парировал Савенков. – Впрочем, есть и кое-что обнадеживающее. А знаешь, Варя, я твою неприятность знаю. У тебя артист Липкин исчез.

– Точно, – удивленно кивнула Варвара. – Я уже и на квартире была.

– А у нас, понимаешь, такая петрушка приключилась: Рогов звонит и требует привезти ему Липкина. Мы – тоже звонить, а он, как ты определила, скрылся.

– Пока не ясно, – осторожно попыталась смягчить обстановку Варя. – Всего-то двенадцать часов.

– Правильно, не ясно. Он же актер. Взял и пошел на детском утреннике играть, – хмуро заметил Олег. – Ему же Илья приказал безвылазно сидеть, продукты ему специально носили.

– А Рогову-то он зачем вдруг понадобился? – с очевидным интересом перебила Олега Варвара. – Он ведь по делу телефониста не проходил, а Рогов и так все знает.

– Не проходил, да вдруг прошел. Да еще как прошел! Доброжелатель позвонил в полицию и сообщил, что в день убийства Ладшш забегал вечером в театр и что-то спрятал под сценой. А раньше этот доброжелатель видел его вместе с телефонистом. А тут Актер неделю в театре не появляется – вот он и позвонил, проявил бдительность.

– Ну а под сценой нашли что-нибудь? – нетерпеливо поинтересовалась Варя.

– Понятное дело, что нашли! Гаечный ключ со следами крови. Завернут он в халат Липкина. Это прямая улика. Правда, без отпечатков.

– Этого не могло быть, – неторопливо начала вспоминать Варя. – Мы просчитывали тогда эту версию. Убийство было в восемнадцать сорок, а Илья его нашел в Малаховке через час двадцать.

– Я час назад с Ильей разговаривал, – живо вставил Олег. – Он тоже считает, что Актер не мог. По времени не стыкуется. Илья вспомнил, что Липкин чай пил, когда он нагрянул. А чайник на плите уже не горячий был. Надо же было вскипятить и остудить. Минимум минут двадцать – двадцать пять долой.

– Так, – подхватил Савенков. – До театра ему надо было добраться – а это центр. Здесь хоть бегом, хоть на метро, хоть на такси – двадцать минут. В театр зайти, под сценой покопаться – ну, еще пять минут. Значит, ему остается полчаса, чтобы до Малаховки добраться. Можно?

– Куда там! – горячо откликнулся Олег. – Только электричка тридцать пять минут идет. А до вокзала? А до дачи минут десять идти? А в расписание попасть? Нет, не меньше часа надо. На машине по свободной трассе можно минут за сорок доехать. Но время-то для дачного шоссе пиковое – около семи тридцати вечера. Нет, не стыкуется. Даже если чайник отбросить, то все равно не хватает.

– А Рогов-то это понимает? – тревожно спросила Варвара.

– Все он, Варя, понимает, – очень серьезно ответил Савенков. – Но идет официальное расследование, найдено орудие убийства, якобы спрятанное Липкиным в театре, в его халате. Найти нам надо Липкина во что бы то ни стало. Иначе мы очень бледно выглядим. Вроде как неделю убийцу скрывали.

– Будем искать, Игорь Михайлович. Но вы сказали, что есть какие-то хорошие новости, – робко напомнила Варвара.

– Есть, Варюха, есть! – оживился Савенков. – Первая – это продолжение предыдущей плохой новости. Рогов успел опросить всех в театре. Так вот, Липкина в тот день никто не видел. Даже вспомнили, как Илья приходил и о нем расспрашивал. А Актера никто не видел. Но не это главное. Одна старушка – она гардероб к спектаклю готовила – вспомнила, что около восьми вечера водопроводчик приходил. И резво так за кулисы: воду, говорит, отключить надо, а то соседей заливает. Пять минут повозился и ушел. Порядок, говорит, починил. Так вот, мы с Роговым прошлись по внешним данным этого «водопроводчика» и нашего «слесаря» с Якиманки. Помнишь, он еще ключи к квартире Павленко подбирал. Сходится! Похоже, один и тот же тип.

– А вторая новость?

– Вторая еще интересней. Помнишь, Илья с этим строителем, с Дроздовым, спектакль у него в офисе устроили, ловушку. Клюнуло! Сегодня Дроздову позвонил молодой парень. Угрожал немного, а потом согласился на сто тысяч наличными. Так что сегодня будем брать. Тот обещал сегодня в восемь звонить, назначить место встречи и сообщить другие условия. Я вам, говорит, расписку принесу, что больше трогать не будем. Шутник! Сейчас Илья этим занимается: Дроздова страхует и с Роговым координирует.

Телефонный звонок прервал несколько сумбурное сообщение Савенкова. Трубку решительно взяла Варвара, предварительно нажав кнопку громкой связи:

– Добрый день. Слушаю вас. – Ее голос звучал спокойно и приветливо.

– Это Варвара?

– Да.

– Привет. Это Аркадий. Я тут ночью вспомнил кое-что, но не стал домой вам звонить – не стал будить. Сам решил разведать. – В голосе Липкина чувствовались победные нотки.

– Это ты зря, Аркадий. Опасно тебе одному выходить. – Варя произнесла это с легким укором и заботой. – Я тут все утро волновалась.

– Порядочек! Я сам все сделал. Мы на даче у их шефа. Я тут дамочку одну освободил. Они ее убить хотели. Так она все про шефа знает. Панин его фамилия, зовут Владимир Викторович.

– Аркадий, где ты? Адрес диктуй! – чуть не закричала Варвара. – Мы срочно к вам едем!

– Да, хорошо бы поскорее. Мы тут одного скрутили, а вдруг еще другие понаедут, – с торжествующей усмешкой произнес Аркадий.

– Кого скрутили?

– Охранника.

Савенков привлек внимание Варвары, показал на свое лицо и сделал рукой круг. Она мгновенно поняла:

– Как он выглядит? Опиши его, Аркадий.

– Здоровый мужик. Лет сорока пяти. Залысины. Очки у него большие с толстенными стеклами.

– Адрес, Аркадий! Диктуй срочно.

– Записывай, Варвара! Валентиновка – это по Ярославке. Улочка Сиреневая, дом 15. На доме флюгер с железным петухом.

– Ждите нас. Максимум через час мы будем. И осторожно, Аркадий.

– Не боись, Варвара! Мы в случае чего в овраге спрячемся. Я тут все ходы-выходы разведал. До встречи.

Варя положила трубку и задумчиво произнесла:

– Спасенная дамочка, это видимо, та, что звонила Рогову, а потом исчезла. Охранник – это Слесарь. Умница Аркадий! Хоть и дурак.

– По коням, Варя. Некогда рассуждать, – поторопил ее Савенков. – Все обсудим в машине! И с Роговым попытаемся связаться.

Они быстро закрыли офис и стали спускаться. У подъезда стояла их «Волга», за рулем в напряженной позе сидел Олег.

Они уже подъезжали к Валентиновке, когда заверещал сотовый телефон.

– Это я, Марфин. Я здесь в офисе, и никого нет. А у меня, Игорь Михайлович, срочное сообщение.

– Говори, Миша, но коротко.

– Я только что свою программу прогнал. Помните, я обещал их поискать. Двоих нашел. Фирма «Филин» и фирма «Янус», Панин Владимир…

– Как ты сказал?! Повтори последнего.

– Панин Владимир Викторович.

– Ты молодец, Марфин! Ты не представляешь, как это здорово. Вычислил!.. Раньше бы. Мы сами о нем час назад узнали. – Савенков вдруг осекся и перешел с восторженного тона на суровый, начальственный. – Хорошо-то, хорошо. Но нам с тобой по выговору. За болтливость в эфире. Но это так, без занесения в личное дело.

Игорь закрыл телефон и обратился к Олегу и Варваре:

– Представьте, Марфин вычислил преступника. Расскажу Павленко и Дибичу – не поверят. Нет, поверят! Куда они денутся? Работает, значит, наша система. Мы их всех вычислим. Компьютер – это вам не фунт изюма.

Рано утром Панин и Лобачев отвезли Елизавету в Шереметьево.

Ей нельзя было оставаться в Москве. Вчера вечером она была «убита» Корноуховым, и случайная встреча с ним могла все испортить.

И ей незачем было оставаться в Москве: квартира, дача и офис были пусты. Саша Караваев получил от Панина доверенность и завтра займется их продажей.

А сегодня надо решить все вопросы с Дроздовым. Это тоже забота Караваева.

Всю дорогу Елизавета без умолку щебетала. Она вспоминала отдельные эпизоды вчерашнего вечера.

Особенно ей понравился момент, когда она чуть было не чихнула, лежа в могиле.

Умора! Три мужика стоят на краю ямы, бросают в нее горсти земли, а она стискивает зубы и пытается потереть переносицу о складки своего савана.

А если бы она не сдержалась, то был бы полный провал. Хотя заместитель прокурора и дурак, но догадался бы, что его подставляют. Труп чихать не может!

«Да, – подумал Лобачев, – это была бы не просто умора, а миллион убытку. Странная женщина Елизавета. Раньше она всегда была суровым синим чулком, а сейчас раскрывается, становится добрее и женственней. В такую даже влюбиться можно».

Он первый раз видел ее в таком возбужденном состоянии. Она вообще изменилась за последние дни.

Особенно за вчерашний день.

Лобачев не ожидал от нее такого таланта, такого азарта в этой игре с Корноуховым.

И такой покорности ему, Федору Лобачеву.

Вчера, когда Федор Дмитриевич проводил Сашу Караваева и отвел измученную и озябшую Елизавету в баньку, он устало опустился на стоявшую рядом колоду для рубки дров.

От неожиданности он вздрогнул, когда через пять минут скрипнула и приоткрылась дверь бани.

Елизавета мягко и неожиданно робко попросила помочь ей. Дело в том, что она очень перенервничала и даже мочалка в руках не держится.

Лобачев тем более не стал стесняться. Он вошел в предбанник, шустро сбросил форму майора полиции и взял у Лизы мочалку.

И было это всего десять часов назад.

Лобачев мельком взглянул на Панина. Тот был в приподнятом настроении и напевал какую-то бравурную, торжественную мелодию.

«Классика! Кажется, это называется «Ода к радости», – подумал Лобачев. – Какая уж тут мужику радость? Он, конечно, тюфяк, но с гонором и самомнением. Такие, как он, никогда не догадываются, что происходит с его женой. Он и представить себе не может, что его супруга способна ему изменить.

Панин – лопух! Он до сих пор считает себя в нашей группе главным. Ну и пусть считает. Я один тоже ничего не смог бы сделать. Но теперь ясно, что в ближайшее время наши отношения осложнятся, запутаются и обострятся. Это совершенно ни к чему в момент дележки крупных денег.

Но какова Елизавета! Она была просто великолепна. И в начале игры, и в могиле, и в бане. Просто не ожидал от нее такого…»

В Шереметьеве, в последний момент перед уходом в зону спец-контроля, Елизавета расцеловала обоих мужчин и вдруг потребовала от Лобачева вернуть ей негатив той пленки, что снимал вчера Караваев:

– Я стесняюсь, Федор. Твой сержант очень долго снимал, когда я лежала. Я почувствовала, что он делал крупные планы. А я была в таком оригинальном виде. Ну, ты, Федя, помнишь. Так что пусть негативы отдаст обязательно. А то мне неловко.

Елизавета улетела.

На обратном пути они долго молчали, завидуя и строя свои планы на будущее. Им очень хотелось так же вот улететь, но осталось несколько важных дел. Их можно завершить за два, ну, три дня. И тогда в путь.

Как там у Лермонтова?

 
«Прощай, немытая Россия.
Страна рабов, страна господ.
И вы, мундиры голубые,
И ты, им преданный народ».
 

– Сейчас едем к тебе, – начал Лобачев сухим, деловым тоном. – Ты заверши все в квартире и забрось чемоданы в офис. Завтра Караваев первых покупателей привезет.

– Пусть подороже продает.

– Конечно, Володя. Мы сейчас у него возьмем все протоколы, фотографии, нож с отпечатками пальцев прокурора. И с этим товаром поедем к Елагиной. Она сегодня же должна деньги на наш счет перевести.

– Но она точно это сделает?

– А куда она, Володя, денется! Я ей пригрожу, что мы можем перед этим Борисом Петровичем открыться. И тогда она получит вместо покорного слуги крепкого злого врага.

– Да уж, Федя. Ты ее крепко припугни. Пусть как можно больше денег пересылает.

– Понял тебя, Панин. Как говорят, «Любезная дама, спасибо за подсказку», – весело, с лучезарной улыбкой откликнулся Лобачев.

В этот же момент Федор с неожиданной злостью подумал: «Индюк ты, Вова. Неужели серьезно думаешь, что лучше меня знаешь, как разговаривать с Елагиной. Или я не понимаю, что иметь больше денег – это лучше, чем иметь их меньше. Впрочем, сегодня это тебе прощается. Сегодня у тебя в головке должен быть полный сумбур. Рога пробиваются и думать мешают».

– Ты, конечно, прав, Володя. Я очень серьезно продумаю разговор с Елагиной, – примиренчески, как бы извиняясь за свою неуместную шутку, произнес Лобачев. – Елагина – тертый калач. С ней очень осторожно надо. Но ведь все козыри у нас в руках.

– Приятно, когда мы сильнее самой Елагиной.

– Да, приятно. А после Елагиной я поеду на твою дачу. Здесь надо действовать быстро. Надо наверняка с этой Галаевой решить. Пусть выбирает: или деньги и молчание, или несчастный случай.

– Да, Федор. С ней надо жестко. Но не совсем.

– Хорошо. А после этого надо будет Слесаря отпустить с миром. Он много для нас сделал.

– Да. Он хотел на родину поехать. Это где-то под Одессой.

Лобачев ожидал, что разговор с Елагиной будет сложным, но он ошибся. Удивительная женщина! Миллионный вопрос она решила за пять минут.

Быстро просмотрев фотографии и документы, написанные Корноуховым, она только уточнила «место захоронения» и сразу отдала необходимые распоряжения главному бухгалтеру. После этого неожиданно заботливо обратилась к Лобачеву:

– Все в порядке, Николай Николаевич. Можете не беспокоиться. Завтра в одиннадцать звоните в Будапешт. Деньги уже будут на вашем счету.

Елагина хитровато улыбнулась и продолжила:

– Есть у меня уверенность, Николай, что вы не Николай. И еще, есть такое чувство, что наш новый общий друг может понадобиться вам несколько раньше, чем мне.

– Я так не думаю.

– Но если что, то обращайтесь. Мы с Корноуховым всегда готовы вам услужить. Не пропадайте, Коля. У меня, кстати, есть еще пара главных героев для ваших спектаклей. Только уж теперь не у меня на даче. Вы мне весь участок так перепашете.

– Мы придумаем что-то другое.

– Вы ко мне через две недельки появитесь, и о дальнейших планах поговорим. Всего вам доброго, Николай!

Лобачев не мог не радоваться ходу событий. И только где-то в глубине затаилась холодная, жестокая и ехидная мысль. Примерно так: если подряд несколько дел проведено очень успешно, то значит, впереди ждет очень крупная неприятность.

Лобачев твердо знал это правило. В народе оно называлось «закон подлости».

Но из любых правил есть исключение. А он любил работать не по правилам, а лихо проскакивать, используя исключения из правил.

Осталось только с Галаевой вопрос решить, и можно хвататься за чемоданы.

С этой дамочкой тактика разговора проста. Или – или!

Лобачев осторожно свернул с основного шоссе и начал медленно пробираться по улочкам Валентиновки.

По тем самым улочкам, по которым час назад проехала светлая «Волга» Савенкова.

Борис Петрович вернулся домой около часа ночи. Он предстал перед женой в жалком и одновременно очень комичном виде: взъерошенный, в чужом спортивном костюме и с дорогим черным кейсом в руках.

Он быстро рассказал жене довольно правдоподобную историю о том, как он присутствовал на очень важном следственном эксперименте в подмосковном лесу. О том, как, пытаясь задержать подследственного, соскользнул в болото.

Этот рассказ объяснял все – и его нервозность, и усталость, и испачканные в земле руки.

Корноухов отказался от ужина и бросился спать, подсознательно надеясь, что завтра утром все встанет на свои места. В шкафу его будет ждать вчерашний костюм и любимый галстук, а тот сон со зверским убийством на даче забудется. Как это и положено кошмарному сну.

Видно, эта мысль не оставляла его всю ночь, потому что утром он быстро бросился к шкафу, но сразу остановился, увидев на стуле смятый спортивный костюм, который вчера дал ему майор.

Значит, его вещи со следами крови остались там, на даче, или перекочевали в другое, более надежное, место. И они будут долго лежать там как возможные вещественные доказательства.

Именно так!

Борис Петрович вдруг вспомнил, как майор, повертев в руках его маленькую записную книжку, обмакнул ее в лужицу крови и запихнул в карман его брюк. Теперь понятно зачем. Все должно быть скреплено: брюки, ее кровь, его блокнот и все остальное.

Да при чем здесь, в конце концов, брюки! Он вчера собственноручно такие признания написал, что ни один адвокат не поможет. Легче утопиться!

А бумажник в могиле, а фотографии, а отпечатки, а водитель, который его привез, а таксист, который домой отвозил. Не зря майор вчера номер машины записал.

Да, доказательств на десять убийств хватит. А тут еще эта гнусная фраза: «с особой жестокостью и цинизмом».

Крепко они его заарканили!

А может быть, Елагина просто спасает его, помня старую любовь и дружбу? Она могла этим ментам такую сумму предложить, что никто не устоит. Вот они и расстарались.

Молодец, Елагина! Корноухов неожиданно понял, что она единственная, кого он наверняка знает во всей этой истории.

Елизавета была ее подругой, но он даже фамилию ее не спросил. А полицейские откуда? Кто они, местные, областные или их направил МУР?

Странно, но он даже удостоверения у них не спросил. Непростительная оплошность для его должности.

Но что теперь после убийства кулаками махать. Надо ехать к Елагиной и каяться. Ее-то он знает близко, и даже очень близко. После всего, что между ними было, она не может его предать.

Они договорились встретиться в три часа дня в ресторане на Лубянке, примерно напротив центрального клуба ФСБ.

Очень удачное место. Оно настраивало на серьезный разговор.

Елагина говорила шепотом, вкрадчивым, гипнотизирующим голосом:

– Да, дорогой, влипла я с тобой. Ой как влипла. Я теперь все детали убийства знаю. Ты хоть понимаешь, что под «вышку» попал?

– Я, Женя, не помню ничего. Провал какой-то в голове.

– Ты, Боря, юрист?

– Юрист.

– Ты себе можешь представить, как ты на суде будешь объяснять факты? Как в твоей руке нож появился? Скажешь: помню, как он у нее в руке был, а как я ножом в дамочку тыкал – не помню. Ты бы сам такому поверил? Ты, кстати, и другим местом в псе тыкал. Там следы остались.

– Все понимаю, Евгения. – Корноухов даже не пытался вывернуться. – Все против меня. Спасибо тебе, Женя.

– Спасибо! – с сарказмом передразнила его Елагина. – Ты так говоришь, как будто я тебе галстук подарила. Я жизнь тебе подарила. А весь риск на себя взяла. Труп-то на моей даче зарыт. И кровь на моих вещах. Ее как ни вытирай, но твои ребята где-нибудь в щелях найдут. Найдут?

– Найдут.

– Хорошо хоть то, что эта Елизавета не москвичка. Случайно ко мне заехала. У меня ее искать не будут.

– Отлично.

– Рано радуешься. Вот тебе копии твоих признаний, и вот тебе фотки. Нет, ты смотри, смотри. Такая яркая женщина была, и что ты с ней сделал. Копии даю насовсем, но лучше уничтожь, от греха. А подлинники у меня будут.

– А дальше как? – робко пролепетал Корноухов.