Текст книги "Искатель. 2013. Выпуск №8"

Автор книги: Александр Юдин

Соавторы: Анатолий Галкин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 14 страниц)

– Я думал об этом! Узнали они, конечно, много. Но использовать все это невозможно. Второго такого Шама я не допущу. И они это поймут и побоятся соваться. А прямого компромата на меня почти нет: не убивал, не воровал, налоги платил, наркотиками не торговал. Везде я чист, кроме одного. Ты жену мою, Катерину, знаешь?

– У тебя дома пару раз видел, но мельком.

– Я тебе о ней рассказывал?

– То, что она ревнивая, очень хорошо помню. Ты живописно рассказывал про лапшу на ушах.

– Ну а меня ты знаешь? Вон, даже здесь в соседней комнате топчан. Ты думаешь, гречанки меня только массируют? Кстати, среди них есть большие профессионалки. Могу устроить.

– Не надо!

– Твое дело! Одним словом, Игорь, если у Шама есть записи моих переговоров за два месяца, то мне хоть стреляйся. Лапша – это ягодки. Тут минимум пять женщин. И с каждой из них я про всякое такое говорил открытым текстом. А теперь у этих бандитов наверняка и адреса моих девиц, и фотографии.

– Лучше бы на тебя серьезная компра была.

Последние дни Панин находился в постоянном радостном возбуждении.

Как только Федор Лобачев позвонил ему из Твери и сообщил, что встретил Липкина и везет артиста в Москву, что спектакль проведен удачно и платежка у него в руках, Панин буквально не мог найти себе места. Он несколько раз в день выбегал из офиса, бесцельно слонялся по центру Москвы, покупал совершенно ненужные мелочи, спускался в метро; выходил на следующей станции и бродил по арбатским или сретенским переулкам. В голове у него крутилась мелодия из «Неуловимых» – «…и снова копыта, как сердце, стучат».

Панин не мог освободиться от этой назойливой фразы. Он повторял ее сотни раз. Она мешала думать, планировать, просчитывать варианты. Это была самозащита мозга. Он жил в напряжении больше года. И сейчас – победа!

Первая маленькая победа. Володя Панин действительно думал, что это первая победа. Операцию с Уколовым, умиравшим в лесу, Федор Лобачев провел сам с помощником по кличке «Слесарь».

Владимир Викторович был чистюля. Он не согласился бы на проект с возможным смертоубийством клиента.

Конечно, для Панина это был небольшой успех. Что такое триста тысяч? Ему надо в десять, в двадцать раз больше. И тогда надо будет бежать из этой мерзкой страны, где процветают дураки и дороги в колдобинах. Надо бежать из страны, где не ценят твой ум, талант, где могут уволить на взлете карьеры.

Уже в сорок пять лет Панин был на генеральской должности. Еще полгода, год, и наступила бы принципиально новая ступень в жизни. Но случилось, что Панин поддержал не тех людей. Он не был мастером кабинетных игр. Он поторопился и за это поплатился. Его с треском уволили на почетную пенсию, но без надежд и перспектив.

Уже почти четыре года ничто не могло унять его злости. Злости на тех и на этих, на страну, на ее законы, на ее дома, дороги, погоду. Уже почти четыре года он с женой и соратником Лобачевым пробивались к цели. Они хотели жить в Лондоне. Пусть не очень богато, но богато.

Панин не мог назвать Лобачева другом – у него никогда не было друзей! Это был единомышленник, компаньон, преданный соучастник в большом деле. Преданный потому, что цель у них одна и средства ее достижения общие, а любое предательство никому не выгодно. И никогда не будет выгодно. Сейчас они повязаны крепко.

Идея, как добыть деньги, возникла у всех, можно сказать, троих одновременно. Да и идея-то была проста – это более масштабный вариант «Золотого теленка». Находим десяток Корейко, которых сейчас и искать нечего. Бери телефонные справочники – и вперед. Потом обкладываем миллионеров со всех сторон спецтехникой, покупаем среди их окружения агентов или просто свидетелей.

А у каждого из очень богатых граждан есть своя «мумия в сундуке»…

Это выражение было личной гордостью Панина, его творческой находкой. Он часто употреблял его и говорил, что это вольный перевод английской фразы «скелет в шкафу».

Так вот, эта «мумия», хоть малюсенькая, но непременно есть у каждого. Ну, у семерых из десяти точно есть, к бабке не ходи!

Далее аккуратно формируется досье с записями разговоров, с фотографиями, со свидетельскими показаниями. И все это продается хозяину «мумии». Цена договорная, в зависимости от возможностей жертвы, а также от размеров и количества «забальзамированных тел».

Через месяц родилась фирма «Янус».

Для ее будущих рядовых сотрудников это было «сверхсекретное подразделение службы контрразведки по борьбе с преступлениями в сфере экономики».

Соучредитель фирмы Лобачев за один день достал необходимое оборудование прикрытия: портреты и бюсты «железного Феликса», вымпелы, почетные грамоты ФСБ, папки личных дел, бланки, старые печати.

Затем в районе Чистых прудов был подобран и оформлен дешевый офис с отдельным выходом. Основное достоинство штаб-квартиры «Януса» – близость к десяткам зданий, где расположились конторы новых русских. Завербовали сотрудников телефонной станции. Установили первые жучки. И тогда поиск сундуков с запрятанными в них мумиями начал набирать обороты.

И первый успех сразу перекрыл все затраты. Но это только начало. Еще не вечер!

После часовой пробежки по городу Панин влетел в свой кабинет, напевая «И нет нам покоя, гори, но живи…».

За его столом сидел Лобачев с видом победителя.

– Есть, понимаешь, две новости: отличная и хреновая. С какой, Володя, начинать будем?

– Давай отличную. Со второй, видимо, дольше разбираться.

– Да уж, со второй помучаемся. На тебе отличную новость.

Лобачев театрально развернул лежавший на столе заранее открытый кейс.

– Получите триста тысяч зеленых. Через три банка прошли. Абсолютная гарантия. Две фирмы сгорели для страховки.

Лобачев вдруг запнулся, понимая, что деловой доклад сейчас неуместен. Он мешает Панину ликовать, торжествовать. Мешает восторгаться видом тридцати пачек, в каждой из которых было по сто маленьких зеленоватых листочков бумаги.

– Прекрасно, Федор Дмитриевич! Спасибо тебе, дорогой. В старые времена тебе бы награду надо. Давай я тебя в звании повышу. Или хочешь именные часы?

– Служу России!

– Да! Но не России мы с тобой служим! И не кому-нибудь еще. Мы сами себе служим. Нашим детям и внукам! Оттого и приятно. Ну, а теперь давай плохую новость. Выкладывай.

– Их даже две. Павленко все еще не появился. Видно, классная ему баба попалась. И засечь его мои ребята не успели… Его бы еще на той даче заснять. Но нет ни телефона, ни адреса. Маша какая-то.

– Павленко никуда не убежит, – резко заметил Панин и продолжил, положив руку на кейс с деньгами: – Через три дня его жена прилетает. Завтра он будет в офисе как миленький. Одной Машей меньше, одной больше. Без разницы! Сколько у нас по нему амурных эпизодов? Шесть-семь?

– С фотками – пять. И еще с тремя интимные беседы. Да и по этой Маше запись есть: ты, мол, меня прикрой, а я у Маши на даче буду. И это сойдет до кучи.

– Но есть еще что-то? Что? – сухо произнес Панин, придвигая к себе кейс.

– С Липкиным плохо, Володя.

– Заболел, что ли? – пытаясь изобразить в голосе заинтересованность, произнес Панин и еще на несколько сантиметров машинально придвинул деньги к себе.

– Здоров. Вернее, как обычно, в легком актерском подпитии.

– Деньги ты ему передал? Под расписку?

– Это я все сделал. Но Липкин поплыл. Артист – это непредсказуемая порода. Это сплошная душа, честь и совесть.

– Да ты конкретно перескажи.

– Ну, мало денег, говорит! Десять тысяч баксов ему за один спектакль мало! Если совесть продать, говорит, то за половину всей суммы.

– Половину?! Он что, с дуба рухнул? – взорвался Панин.

– А то, говорит, пойду я к Павленко и повинюсь. Он, мол, меня поил-кормил. Хороший мужик, он простит и еще денег подкинет. Для него ведь эта информация очень важна. Вы ведь его так просто не оставите в покое, сообразительный, гад.

– Стоп, Федор! Где моя Елизавета?

– У себя. Со сводками работает. Там по Айрапетову интересные завязки получаются.

– Зови ее срочно. Потом с Айрапетовым решим! Все потом. Зови Лизу. С артистом надо срочно решать.

– Как?

– Решительно!

После прилета в Москву Савенков работал как заведенный. Он обзванивал своих друзей, объяснял, назначал встречи, убеждал, уговаривал, соблазнял.

Через три дня у него уже была работающая команда из четырех человек. Он был уверен в каждом. Он видел всех их в сложных ситуациях и знал кого пять, кого десять лет.

Павленко, как и обещал, щедро финансировал все работы, но «в разумных пределах».

На пятый день команда уже завозила мебель в трехкомнатную квартиру на первом этаже обычного дома. Это недалеко от метро «Беляево». Помещение было выведено из жилого фонда, что позволяло спокойно разместить в квартире офис будущей фирмы.

После солидного задатка и двухчасовых уговоров хозяин квартиры разрешил заселение до оформления документов.

Все эти дни у Савенкова «скворчонком стучали в виске» мысли о необходимости и неизбежности разговора с бывшим компаньоном Борисом Татариновым.

То, что они не будут работать вместе в новой фирме, Игорь понял еще на Кипре. Но нужен был решительный разговор.

Их связывало очень многое. Невозможно просто позвонить и сказать: «Больше мы вместе не работаем, дальше выкарабкивайся сам».

В конце концов, надо забрать из офиса свои вещи, некоторые документы, книги.

Игорь не собирался передавать Борису, свои связи и перспективные проекты.

Свои связи они и есть свои! Никуда не денутся и в любой момент могут пригодиться. А проекты – их пока можно притормозить, заморозить и, если будет такая возможность и необходимость, возобновить в новой фирме.

Если будет время.

Первый звонок из нового офиса Савенков сделал Борису Татаринову. Они договорились на восемь вечера.

Лобачев в общении с Елизаветой, женой Панина, чувствовал себя неуютно. Он побаивался ее. Вернее, никак не мог найти верный тон в разговорах с ней.

Эта очаровательная сорокалетняя женщина обладала мужской логикой, строгим характером, расчетливостью, упорством и упрямством…

Она совершенно не реагировала на комплименты, игривые разговоры!

Вернее, реагировала – смотрела на тебя как на клоуна. Про себя Лобачев называл ее «синим чулком» или «классной дамой». Но эти ее особенности были заметны лишь при обычном, бытовом общении. В делах она была сотоварищ, партнер, совершенно равноправный компаньон.

Они расположились в кабинете и минуту помолчали. Начальника среди них не было. Так договорились – полное равноправие и единогласие в решениях. Но Панин был всегда как бы председательствующим. Он начал спокойно:

– Ты в курсе, Елизавета?

– Да, Федор Дмитриевич мне подробно рассказал.

– Итак, возможные варианты действий: доплатить Артисту в разумных пределах, нейтрализовать его физически или оставить все как есть, прекратив с ним контакты. Что он знает о нас? Федор, давай восстановим картину.

– Познакомил нас Геннадий, телефонист. Оба знают меня как Николая Николаевича. Правда, Геннадий видел меня без грима, а для Липкина я усы клеил, родинку, очки темные.

– Да, мы видели твой маскарад. Описать тебя трудно, но при встрече Артист может узнать.

– Возможно! Оба они в офисе не были, телефонов не знают, только мой подставной сотовый. Геннадий, правда, жучки ставил. А я его предупреждал, что зона приема не более ста метров.

– Это значит, Федя, что он наш офис может по трем точкам определить.

– Может.

Все объекты, которые прослушивались в «Янусе», располагались в круге со стометровым радиусом. А в центре круга вот этот кабинет.

Телефонист знал много точек. Он ставил жучки в конторах Елагиной, Дроздова, Павленко, Айрапетова и других.

Проставить всех на карте – и вот он, круг! А в центре фирма «Янус». Это неприятно, но поправимо.

Федор Лобачев продолжал доклад:

– Ребята, я предупреждал Телефониста о конспирации неоднократно. Говорил, что его оплата от этого зависит напрямую. Он смекалистый парень! Да и знакомство у них с артистом Липкиным шапочное: две-три встречи в пивной. Нет, Геннадий не должен проболтаться.

– Не должен, но может, – остановила его Елизавета. – Ты-то сам лишнего ничего ему не говорил? Ты же с ним неделю репетировал.

– Нет, конечно! Спецподразделение ФСБ, майор Николай Николаевич, и все! Остальное только по Павленко и Шаму.

– А где вы с Артистом встречались?

– Встречались пять раз на его квартире. Однокомнатная развалюха на Плющихе. Легенду с ним отрабатывали, акцент под Шама, подпись. Договор штудировали. Записи разговоров Шама с Павленко изучали. Вопросы я ему задавал как бы к Шаму. Репетировали. Да вы слышали, как он переговоры проводил. Без сбоев практически. Талант! Но жадный оказался, стервец.

Ситуация подошла к моменту, когда Панину, как начальнику, надо было принимать решение.

– Предлагаю следующий вариант. Артиста пока убирать не будем. Дадим ему еще пять тысяч и скажем, что основная часть денег задерживается. Через недельку его просьба об увеличении гонорара будет рассмотрена и решена. Пусть актер пока живет. Будем тянуть время. А Телефониста надо строго предупредить о конспирации. Ты сделай все это, Федор.

Панина прервал телефонный звонок. Он молча выслушал, поблагодарил и положил трубку.

– Галаева позвонила. В 11.20 Павленко появился в своем офисе. Из его интересных звонков есть один. Он позвонил тому же другу, что и перед отъездом с благодарностью за знакомство с Машей. Восхищался ею, ну и всякие мелкие интимные подробности. Так что все спокойно! Одной проблемой меньше. Давайте планировать следующие шаги.

Борис Татаринов, бывший компаньон Савенкова, встретил Игоря в своей обычной манере, с добродушной, обезоруживающей улыбкой.

– Заждался я тебя, Игорь. Ты как-то быстро уехал. Я и не понял ничего.

– Так получилось.

– А у нас тут такие дела начались. Трое реальных заказчиков! И каждый готов сразу аванс выплатить.

Компаньон начал торопливо рассказывать о подробностях, называл фамилии, даты, суммы.

Игорь слушал невнимательно. Он вглядывался в глаза Татаринова и размышлял. В этой его торопливости, в напряженном прищуре глаз, в напускной веселости чувствовался какой-то второй план, какая-то задняя мысль.

О новом повороте в жизни Савенкова Борис не мог еще узнать. Очевидно, он просто готовил очередную ловушку.

В их взаимоотношениях это было уже много раз. Например, Татаринов печально сообщал о своем старом долге. Затем несколько дней ходил удрученный, убитый горем. Потом трагическим голосом сообщал: «Игорь, они ко мне пристали, как с ножом к горлу. Я готов застрелиться. Ты не знаешь, моей жене выплатят страховку, если я случайно попаду под электричку?»

Каждый день при расставании он просил: «Помоги моей семье, если со мной что-нибудь случится»…

Затем он вдруг приходил веселый, с жаром рассказывал, что нашел выход, что есть человек, готовый вложить деньги в их проект, или дать в долг, или заплатить аванс за немыслимо сложную работу. Игорь без особой настойчивости объяснял, что это опасно, сложно, что они не смогут выполнить эту работу и что эти их обязательства повиснут новым долгом.

В этой ситуации Савенков психологически не мог сказать решительное «нет!». Это бы означало, что он предает друга, толкает его к самоубийству и что он вообще последняя свинья.

Дальше Татаринов брал деньги, давая при этом любые обязательства и заверения, быстро закрывал свой долг и бежал искать нового «лоха». А Игорю ничего не оставалось, как выбираться из трясины, в которую он сам бы не влез ни за что.

Похоже, что и сейчас Борис готовит подобную комбинацию.

– Ты только вдумайся, Игорь. Они готовы завтра нам пятнадцать тысяч передать. И еще сорок пять после завершения.

– Всего лишь?

– Это не так мало! И почти ничего не надо делать. Я основные документы и визы за штуку получу. Конечно, надо будет на самом верху подписать, надо будет попасть в постановление правительства, но все это потом. А сейчас меня эти пятнадцать тысяч просто спасли бы.

– Опять долги?

– Да! Представляешь, Игорь, эта сволочь, ну, тот, у кого я деньги два года назад взял, требует их вернуть. И уже ребята какие-то от него приходили. Ну, просто головорезы! Я уже думал стреляться… Постой, Игорь, да ты меня совсем не слушаешь.

– Верно, не слушаю. Неинтересно мне это. Уже неинтересно.

– Не понял!

– Пора нам с тобой разбежаться в разные стороны. Я собираюсь в другой фирме работать.

– А как же я?

– Ты можешь здесь оставаться. Я вот только вещи сейчас заберу – и живи себе, командуй.

– Но я же не могу один. – Голос Татаринова стал звонким и дрожащим. – Ты прекрасно знаешь, что у меня долги. И в самый трудный для меня момент ты меня бросаешь. Это предательство! Я давно чувствовал, что ты собираешься бежать. Чистеньким хочешь быть?

– Это ты в самую точку попал! Хочу быть чистым, Борис. И многое мне не нравится. Не люблю я обманывать людей. В бизнесе, как в шахматах. Надо стараться переиграть соперника, можно хитрить, делать обманные ходы, скрывать свои планы. Но все это надо делать по правилам. А ты хочешь потихоньку фигуру с доски стащить, и в карман. Я в такие игры не играю!

– Значит, я, по-твоему, вор?!

– Вроде того. Внешние формы только другие.

– Они сами мне деньги давали.

– Давали. А ты их уговаривал, обещал огромные проценты. И всегда знал, что не сможешь вернуть. Должен был знать! А это обман, жульничество. Вот ты мне скажи, Борис: имея такие долги, как ты мог отправить дочку на три месяца в Америку, устроить ее в платный и дорогой университет, жене вещи дорогие покупать.

– Стой, Савенков! Этого ты не трогай! Это ты зря про жену.

– Сам знаю, что зря. Считай, что так, по глупости вырвалось. Давай разводиться цивилизованно.

Пока Игорь собирал вещи, они молчали. И только минут через пять, когда он взял сумки, огляделся в последний раз и направился к двери, Татаринов остановил его:

– А что это за твоя новая фирма? Ты в ней главный будешь?

– Да, я буду главный.

– И ты взять меня к себе не хочешь?

– Не хочу! Но мы будем общаться. Мы ведь просто разошлись, а не поссорились. Как устроюсь, дам телефон, адрес. Ты только постарайся здесь не провалиться совсем. Не подставляйся! Ну, все, привет!

– До встречи.

После ухода Савенкова Борис долго сидел неподвижно и смотрел в одну точку. Такогоюн не ожидал.

Мысли путались: «Он меня предал! Он, конечно, много для меня сделал, но и я ему помогал. Он дружбу предал, самое святое. Я-то выкарабкаюсь. Надо только мои долги на него перевести. Брал я, но от имени фирмы, а она совместная. Его подписи у меня есть и печати. Такие можно документы составить. Нехорошо это! Но это не подлость, а месть. Он первый начал, и теперь я на все имею право. А зачем он жену и дочь вспомнил? Это он зря, ой как зря! Это мое святое, и ты не трогай. Ты чистенький, а я вот такой. Но я мстить умею…»

– Ну, поворотись-ка, сынку! Давай, Игорь, показывай свои хоромы. Как ты успел-то за неделю?

Павленко был, как обычно, возбужден и громоподобен. Он, казалось, одновременно занимал все три комнаты этой простенькой квартиры на первом этаже в Беляево. Квартиры, мгновенно превращенной в офис будущей фирмы.

Хозяином здесь был он, Сергей Павленко. А Савенков числился генеральным директором фирмы.

– Разрешите доложить, господин Павленко, о проделанной работе, – шутливо произнес Савенков, изображая робость перед инспекторской проверкой руководства. – Документы на фирму в работе – готовность две недели.

– Ну и как же нас теперь называть?

– Аналитическое детективное агентство «Сова».

– Как?!

– «Сова».

– Ну, брат, фирма-то у нас общая, а ты только свою школьную кличку использовал. Нормальное имя для такой фирмы. «Сова» – птица мудрая. И эмблема будет смотреться. И на печать можно будет заделать такую фигуру. Глазастую и с ушами. Или это филин с ушами? Ну, дальше, дальше докладывай.

– Офис вот он, сам видишь. Временный, но нормально. Завтра подвезут принтеры, факсы и другую мелочевку. Завтра же Марфин поедет за компьютерами.

– А где люди?

– Через полчаса всех увидишь. Объявлен первый общий сбор». Всего пять человек. Всех знаю лично, всем доверяю. Но пока я их не посвящал в детали. Тебе решать, кого подключаем к твоему интимному делу.

– Нет уж, Сова, меня уволь. Кадры – это твое! Тебе работать, тебе и решения принимать. А познакомлюсь со всеми с удовольствием.

– И еще, Сергей, если ты даешь добро, я предложу конкретный план выхода на твоих телефонных бандитов. Обсудим со всеми.

– Отлично! Без плана мне крышка.

– И еще. Держи, Павленко, чистый сотовый телефон. Только я буду звонить по нему от имени Афанасия.

– Здорово придумал, чекист. Я все запомнил. Весь твой шпионский инструктаж.

– А ты что думал? Не в игрушки играем. Твои противники серьезные ребята. И в первую очередь в области связи.

Через двадцать минут все собрались в большой комнате. Председательствовал Савенков.

– Я так понимаю, что все согласны работать? Нет отказов? Тогда вперед и с песней. Я знаю вас всех, а вы не все друг с другом знакомы. Даю по минуте каждому для представления. По часовой стрелке. Давай, Илья!

– Я Ермолов Илья Николаевич, пограничник, полковник запаса, был начальником штаба отряда на границе с Грузией. Сейчас живу в Голицыно. Немножко воевал в Чечне, хорошо знаком с агентурной работой. Все, пожалуй.

– Так, все верно. Важное дополнение – есть замечательная жена, двое детей. Сын тоже пограничник. Одним словом, если Илья за день не скажет пару раз: «А вот когда я служил на границе…» – считайте, что он заболел. Теперь ты, Олег.

Савенков указал жестом на молодого симпатичного блондина. Тот встал и собрался рассказать о себе, но Игорь Михайлович жестом остановил его:

– Давай, Олег, я о тебе расскажу, а ты поправишь, если надо… Крылов Олег Васильевич, скоро тридцать лет. После Высшей школы семь лет работы в районном отделе. Отличается умом и сообразительностью. Активен до авантюризма. Любит и знает любую технику. Есть чувство юмора, артистичность. Контактен.

– Игорь Михайлович! – Крылов быстро встал и звонко заговорил, изображая смущение: – Вы из меня идеал какой-то делаете. У меня ведь и недостатки есть.

– Есть недостатки! Первый: перебивает руководство, второй: инициативен до неуправляемости, третий: исключительно разборчив в поисках жены, а посему до сих пор холост, но помощь друзей в этом деле готов принять. Готов?

– Готов. Но без гарантии дальнейшей свадьбы.

– Ну, с тобой все ясно. Теперь ты, Михаил.

– Марфин Михаил Викторович. Мне тридцать три года. В ФСБ служил вместе с учебой двенадцать лет. Программист, аналитик, разработчик специальных систем. Начали сокращать, и я ушел. Все вроде.

– Очевидно, что не все. Я только добавлю, что у Михаила огромные связи среди держателей баз данных. И он умница. Иногда такие версии выдает, что завидно. Теперь вы, Варвара Петровна.

– Моя фамилия Галактионова. Муж работал в разведке, но недавно погиб. Была с ним в двух командировках, Индия и Канада. Знакома с основами оперативной работы. Знаю компьютер, секретарскую работу.

– Молодец, Варвара. Готовый референт директора фирмы. А теперь, друзья, я представляю вам Павленко Сергея Сергеевича. Это мой школьный друг и практически владелец нашей фирмы. Но главное, он наш первый клиент. Приготовьте уши.

И Савенков начал последовательный пересказ истории с Шамом. Изредка он вставлял очевидные выводы или версии. Извинившись перед Павленко и заявив, что от детектива, как и от врача, у пациента не должно быть секретов, он выдал всю информацию и о ревнивой жене, и о реальных поводах для ревности в руках противника.

– Итак, выводы. Первый: мы начинаем вести дело «Телефонные бандиты», или «Телебан». Это я сам придумал. Второй вывод: через банковские проводки мы их не возьмем. Мы не Интерпол. И третий: искать жучки и устроить шум можно, но не нужно. Мы пока не знаем, кто и как слушает. Спугнем противника и все дело загубим. Однако начинать надо с телефонного узла. Олег – это за тобой. И работать аккуратно.

– Все понятно, Игорь Михайлович. Сделаю как в аптеке.

– Теперь последнее. Мы не можем ждать их следующего хода. Надо заставить этот «Телебан» играть по нашим правилам. Через три дня назначено проведение операции «Мышеловка».

– Игорь Михайлович, название операции тоже вы придумали?

– Да нет, Олег! Это Шекспир придумал в «Гамлете». Ты не читал, неуч? А теперь серьезно: записывайте задания.

Лобачев медленно, вальсирующей походкой буквально вплыл в кабинет Панина, держа над головой несколько «сводок перехвата».

– Танцуй, Владимир Викторович! Я такое тебе письмецо принес – будешь доволен. Сам будешь читать или мне пересказать?

– Рассказывай. Так быстрее будет.

– Верно. Для нас сейчас – «время – деньги». Так вот, уже три дня Павленко в Москве, и все тихо. Вчера проскочила его фраза: «Что-то Шам молчит, надо ему позвонить». То есть Павленко поверил в наш спектакль.

– Отлично, Федор.

– Теперь самое важное. Сегодня Пауку звонил некто Ковалев. Он должен получить от Павленко крупную сумму долларов.

Панин насторожился и привстал.

А Лобачев продолжал:

– Я уверен, что речь об очень крупной сумме. Не меньше миллиона.

– Очень хорошо. Но он передаст долг через ячейку банка, и все.

– Нет. Ты послушай, что Павленко говорит: «Ключи от квартиры у тебя есть? Завтра я буду на Якиманке в девять утра и оставлю кейс. Спрячу за трюмо, рядом с водяным матрацем. Он еще твоей Ирине понравился. Или Марине».

Панин совсем встал и, глупо улыбаясь, потирал руки.

А Лобачев демонстративно отложил документы и после небольшой паузы обратился к Панину. Его голос звучал победоносно и многозначительно:

– Ты все понял, Володя? И это богатство целый час будет лежать одно в пустой квартире. И где? За каким-то глупым трюмо!

Панин вышел из-за стола и начал быстро ходить по кабинету. Он уже точно знал, что не упустит этот куш. Деньги огромные. Это курочка по зернышку клюет, а мы возьмем сразу и много.

– Отлично получается! Мы же эту квартиру на Якиманке знаем! Паук ее два месяца назад засветил. Так, Федор?

– Так! И ключи от нее у нас есть. Спасибо Слесарю. И жучок Геннадий в нужное место встроил. Камера точно напротив кровати стоит. Вот смотри!

Лобачев торопливо стал раскладывать перед Паниным десятки фотографий.

– Да на что мне эта порнография?..

– Ты не на задницы смотри. Трюмо видишь? Все под контролем! Мы даже заходить предварительно не будем. Там сейчас стройка напротив. Мы за забором в автобусе встанем и будем смотреть.

– Так-то оно так. Но возможна засада.

– Теоретически она возможна.

– Да. Слишком все гладко, и все в нашу пользу. Интуиция мне говорит, что так не может быть, а где подвох – не пойму.

– А первые триста тысяч у тебя в сейфе лежат? И что тогда твоя интуиция говорила? То же самое! Так вот ты открой сейф, пощупай деньги. Они такие зелененькие, а на ощупь ой как хороши!

– Да приятные бумажки.

– Ты посмотри на них, Володя, и вот тогда скажи своей интуиции, что она полная дура.

– Зря ты так, Федор. Возможно, это излишняя осторожность, но жить-то хочется. Давай решать так: ни ты, ни я в квартиру входить не будем. Нужен еще кто-то. Тот, кто не может нас выдать. Геннадий уже не подходит.

– А если Артист? Нет, точно, Володя! Если все получится, то мы ему хорошо заплатим. А провалится, то пусть сидит. Он не сможет нас выдать.

– Федор, ты прав! Кто не рискует, тот не живет в Лондоне. Звони Артисту, договаривайся о встрече. Только на нейтральной земле и с полным гримом.

– Да, если что, то мой фоторобот сыщикам ничего не даст.

Отрабатывая свою часть плана, Павленко ровно в девять подъехал к дому на Якиманке, быстро поднялся на третий этаж, прошел в квартиру, уложил за трюмо кейс, в котором вместо миллиона находились ровно сто больших упаковок импортного аспирина. Затем он с мечтательной улыбкой потрепал водяной матрац на кровати и умчался в сторону Внукова.

Савенков с ребятами уже полтора часа общался с очаровательной старушкой из квартиры напротив.

Мария Васильевна, уверенная, что помогает знаменитому МУРу, шепотом высказывала восхищение победителям «черной кошки».

– Жеглов – он прав. Вот не подбросил бы он кошелек Кирпичу, то и никого бы они не словили. И Шарапов по правилам ничего бы не сделал. И «черная кошка» еще бы детей и стариков поубивала. Нет, с бандюгами должна быть игра без правил. А мы сегодня не карманников задерживать будем?

– Нет, Мария Васильевна, – улыбнулся Савенков, – карманники для нас мелковаты.

– Ну, а стрельбы не ожидается? – озабоченно, но без страха осведомилась старушка.

– Мы их аккуратно возьмем. Тихо всех повяжем. У нас есть опыт.

– Да, я вижу, вы, ребята, в возрасте. Это молодые могут без башни работать. Ура! Вперед! А их потом хлоп гранатой, и разбирайся.

– Верно. У нас башню пока не снесло.

– А они дверь мне могут попортить?

– Это не бандиты, Мария Васильевна, – успокоил ее Игорь Михайлович, – они жулики. Конечно, крупные жулики, но не террористы.

– Я их главного-то часто видела, но все со спины. Толстый такой, огромный. И все с разными девицами приходил. А в марте, помню, так сразу с двумя дамочками. И обе в шубах мохнатых. Это он женщин, чтоли, облапошивает?

– И их тоже, – рассмеялся Савенков, понимая, что Мария Васильевна говорит о Павленко. – Активный он очень по женской части.

– Активный! И богатый, наверное?

– Очень богатый, – подтвердил Игорь Михайлович, стараясь быть серьезным. – Наворовал, гад.

– Вот он богатый, а скупой, – вдруг вспомнила старушка. – Замок себе хороший не мог поставить. Месяц назад замок у него сломался. Я с мусором выхожу, а слесарь у двери возится. Я спрашиваю: «Что, мол, вы тут?» А он говорит: «Хозяин позвонил, замок у него паршивый, барахлит». Я про оплату спросила, а он говорит: «Две сотни обещал, скуповат хозяин». Вот я и думаю, что богатые – они всегда скупые, злые и бездушные.

– А знакомый слесарь приходил, Марья Васильевна?

– Нет. Не наш. Я своих всех знаю. Этот такой лысоватый, в очках и нос с горбинкой. Не грузин, а так, нос вроде ударенный. И не на слесаря, а на инженера он похож. Я еще подумала, что время такое. Кризис из Америки до нас добрался. Сейчас много инженеров в слесаря подалось.

– Так он на инженера похож?

– Да. И стекла у него в очках толстые. Читал, значит, много. И глаза в этих стеклах большие и умные. А у слесарей всегда пустые и пьяные.

В этот момент дежуривший у дверного глазка Олег взмахнул рукой и затем поднял указательный палец. Один! Одновременно из кухни подошел Илья и, сняв наушники, прошептал:

– Варвара передает: «Один – ноль».

Это значит, что в подъезд вошел один человек и на улице больше никого из его команды не обнаружено. Савенков взглянул на часы. Через тридцать секунд они выйдут на площадку, через сорок – будут в квартире Павленко.

Жаль, что времени нет спросить у Сергея, вызывал ли он слесаря. А если это был слесарь от бандитов? А если он в квартире наставил жучков?