Текст книги "Быт русского народа. Народность. Жилища. Домоводство. Наряд. Образ жизни. Музыка. Часть I"

Автор книги: Александр Терещенко

 
   А и горе, горе, гореваньице!
   А и в горе жить, не кручинну быть;
   Нагому быть, не стыдитися;
   А и денег нету перед деньгами,
   Появилась гривна перед злыми днями.
   Не бывать плешатому – кудрявому;
   Не бывать гулящему – богатому;
   Не отростить дерева суховерхого,
   Не откормить коня сухопарого,
   Не утешити дитя без матери,
   Не скроить атласу без мастера.
   А горе, горе, гореваньице!
   А и лыком горе подпоясалось,
   Мочалами ноги изопутаны.
   А я от горя в темны леса,
   А горе прежде век зашел;
   А я от горя в почетный пир,
   А горе зашел, впереди сидит;
   А я от горя на царев кабак,
   А горе встречает, уж пиво тащит.
   Как я наг-то стал, насмеялся он.
 

Изведение брата напоем лютых кореньев.

 
   Кабы по горам, горам, по высоким горам,
   Кабы по долам, долам, по широким долам,
   А и по край было моря синего,
   И по тем и по хорошим зеленым лугам.
   Тут ходила, гуляла душа красна девица,
   А копала она коренья, зелье лютое.
   Она мыла те кореньица в синем море,
   А сушила те кореньица в муравленой печи,
   Растирала те коренья в серебряном кубце,
   Разводила те кореньица меды сладкими,
   Рассычала коренья белым сахаром
   И хотела извести своего недруга;
   Невзначае извела своего друга милого,
   Она по роду братца родимого.
   И расплачется девица над молодцем,
   Она плачет, девица, причитаючи:
   За<на>прасно головушка погибнула!
 

Об удалых с усами молодцах:

 
   Ах! доселева усов и слыхом не слыхать;
   А слыхом их не слыхать, и видом не видать;
   А нонеча усы проявились на Руси,
   А в новом усольи у Страганова.
   Они щепетно по городу похаживают.
   Собиралися усы на царев кабак,
   А садил и ся молодцы во единый круг.
   Большой усище и всем атаман:
   Сам говорит, сам усом шевелит.
   А братцы усы, удалые молодцы!
   А и лето проходит, зима наступает,
   А и надо чем усам голову кормить!
   На полатях спать и нам сытым быть.
   Ах, нутеж ко, усы, за свои промыслы!
   А мечитеся по кузницам,
   А накуйте ножей по три четверти,
   Да и сделайте бердыши
   И рогатины и готовьтесь все.
 

Докончим выписку из старинных песен забавной сказкой о дурне. Это характеристика, достойная внимания:

 
   А жил был дурень,
   А жил был бабин,
   Вздумал он, дурень,
   На Русь гуляти,
   Людей видати,
   Себя казати.
   Отшедши дурень
   Версту-другу,
   Нашел он, дурень,
   Две избы пусты,
   В третьей людей нет.
   Взглянет в подполье,
   В подполье черти
   Востроголовы;
   Глаза, что часы,
   Усы, что вилы;
   Руки, что грабли:
   В карты играют,
   Костью бросают,
   Деньги считают,
   Груды переводят!
   Он им молвил:
   «Бог вам в помочь,
   Добрым людям».
   А черти не любят!
   Схватили дурня,
   Зачили бити,
   Зачили давити.
   Едва его, дурня,
   Жива отпустили.
   Пришедши дурень
   Домой-то плачет,
   Голосом воет. —
   А мать бранити,
   Жена пеняти,
   Сестра-то так же.
   «Ты, глупый дурень,
   Неразумный бабин!
   То же бы ты слово
   Не так же бы молвил:
   Будь враг проклят
   Именем Господним
   Во веки веков, аминь!
   Черти б убежали,
   Тебе бы, дурню,
   Деньги достались,
   Вместо кладу». —
   Добро ты, баба,
   Баба бабариха,
   Мать Лукерья.
   Сестра Чернава. —
   Потом я, дурень,
   Таков не буду.
 

* * *

 
   Пошел он, дурень,
   На Русь гуляти,
   Людей видати,
   Себя казати.
   Увидел дурень
   Четырех братьев,
   Ячмень молотят,
   Он им молвил:
   «Будь враг проклят,
   Именем Господним».
   Бросилися к дурню
   Четыре брата,
   Стали его бити,
   Стали его колотити;
   Едва его, дурня,
   Жива отпустили.
   Пришедши дурень
   Домой-то плачет,
   Голосом воет, —
   А мать бранити,
   Жена пеняти,
   Сестра-то так же.
   «А, глупый дурень,
   Неразумный бабин!
   То же бы ты слово,
   Не так же бы молвил;
   Ты бы молвил
   Четырем братам,
   Крестьянским детям:
   «Дай вам Боже!
   По сту на день,
   По тысяче на неделю».
   Добро ты, баба,
   Баба бабариха,
   Мать Лукерья,
   Сестра Чернава.
   Потом я, дурень,
   Таков не буду.
 

* * *

 
   Пошел же дурень,
   Пошел же бабин,
   На Русь гуляти,
   Себя казати.
   Увидел дурень
   Семь братов:
   Мать хоронят,
   Отца поминают;
   Все тут плачут,
   Голосом воют.
   Он им молвил:
   «Бог вам в помощь,
   Семь вас братьев,
   Мать хоронити.
   Дай Господь Бог вам
   По сту на день,
   По тысяче на неделю».
   Схватили его, дурня,
   Семь-то братов:
   Зачали его бити,
   По земле таскати,
   Валяти.
   Едва его, дурня,
   Жива отпустили.
   Идет-то дурень
   Домой-то, плачет,
   Голосом воет.
   Мать бранити,
   Жена пеняти,
   Сестра-то также.
   «А, глупый дурень,
   Неразумный бабин!
   То же бы ты слово
   Не так же бы молвил,
   Ты бы молвил: прости,
   Боже благослови!
   Дай Боже им
   Царство небесное,
   В земле упокой,
   Пресветлый рай всем.
   Тебя бы, дурня,
   Блинами накормили,
   Кутьей напитали».
   Добро ты, баба,
   Баба бабариха,
   Мать Лукерья,
   Сестра Чернава.
   Потом я, дурень,
   Таков не буду. —
 

* * *

 
   Пошел он, дурень,
   На Русь гуляти,
   Себя казати,
   Людей видати.
   Навстречу ему свадьба,
   Он им молвил: прости,
   Боже благослови!
   Дай вам Господь Бог
   Царство небесно,
   В земле упокой,
   Пресветлой рай всем!
   Поехали дружки,
   Наехали бояре,
   Стали дурня
   Плетьми стегати,
   По ушам хлестати.
   Пошел, заплакал,
   Идет да воет. —
   Мать его бранити,
   Жена пеняти,
   Сестра-то также.
   «Ты, глупый дурень,
   Пошел он, дурень,
   Неразумный бабин!
   То же бы слово
   Не так же бы молвил,
   Ты бы молвил:
   Дай Господь Бог
   Новобрачному князю
   Сужено поняти,
   Под злат венец стати,
   Закон Божий прияти,
   Любовно жити,
   Детей сводити»,
   Потом я дурень,
   Таков не буду. —
 

* * *

 
   Пошел он, дурень,
   На Русь гуляти,
   Людей видати,
   Себя казати.
   <На>встречу дурню
   Идет старец,
   Он ему молвил:
   «Дай Господь Бог
   Тебе же, старцу,
   Сужено поняти,
   Под злат венец стати,
   Любовно жити,
   Детей сводити».
   Бросился старец,
   Схватил его, дурня,
   Стал его бити,
   Костылем коверкать.
   И костыль изломал весь.
   Не жаль старцу дурака-то,
   Но жаль ему, старцу, костыля-то.
   Идет-то дурень
   Домой-то, плачет,
   Голосом воет,
   Матери расскажет.
   Мать его бранити.
   Жена журити.
   Сестра-то также.
   «Ты, глупый дурень,
   Неразумный бабин!
   Так бы ты слово,
   Не так же бы молвил,
   Ты бы молвил:
   Благослови меня, отче,
   Святой игумен!
   А сам бы мимо».
   Добро ты, баба,
   Баба бабариха,
   Мать Лукерья,
   Сестра Чернава.
   Потом я, дурень,
   Впредь таков не буду.
 

* * *

 
   Пошел наш дурень
   На Русь гуляти,
   В лесу ходити.
   Увидел дурень
   Медведя за сосной:
   Кочку роет,
   Корову коверкает.
   Он ему молвил:
   «Благослови меня, отче,
   Святой игумен!
   А от тебя дух, дурень».
   Схватил его медведь – ать!
   Зачал его драти,
   И всего ломати,
   И смертно коверкати,
   Едва его, дурня,
   Жива оставил.
   Пришедши дурень
   Домой-то плачет,
   Голосом воет.
   Матери расскажет.
   Мать его бранити,
   Жена пеняти,
   Сестра-то также.
   «Ты, глупый дурень,
   Неразумный бабин!
   То же бы слово,
   Не так же бы молвил.
   Ты бы заускал,
   Ты бы загайкал,
   Ты бы заулюкал».
   Добро ты, баба,
   Баба бабариха,
   Мать Лукерья,
   Сестра Чернава.
   Потом я, дурень,
   Таков не буду. —
 

* * *

 
   Пошел же дурень
   На Русь гуляти,
   Людей видати,
   Себя казати —
   Будет дурень
   В чистом поле,
   <На>встречу дурню
   Шишков полковник.
   Он заускал,
   Он загайкал,
   Он заулюкал.
   Наехали на дурня
   Солдаты,
   Набежали драгуны.
   Стали дурня бити,
   Стали колотити.
   Тут ему, дурню,
   Голову сломили,
   И под кокору
   Бросили;
   Тут ему, дурню,
   И смерть случилась [53]53
  «Древн. российск. стихотв., собр. Кирш. Даниловым», изд. 1818 г. Приведенные здесь в отрывках, как-то: завоевание Сибири, доспехи Михаила Казарянина и жалоба пленной девицы суть сочинение, а может быть, переделка самого Кирш. Данилова из древних песен на свой лад; см. с. 116, 117, 203, 204, 209, 210. Следующие же: «А и горе, горе, гореваньице! – Изведение брата напоем лютых кореньев. – Об удалых с усами молодцах. – Сказка о дурне», помещ. на с. 381, 303, 409, 390, 402, – едва ли сочинение Данилова.


[Закрыть].
 

Продолжать выписки о старинных народных произведениях было бы здесь излишним. Всяк, кто сколько-нибудь знаком с напечатанными уже песнями, тот согласится, что многие из них так трогательны и сильны излиянием сердца, что они не только восхищают простолюдина, но и знакомого с изящными творениями.

Недавно стали думать, чтобы писать в народном духе, и некоторые в том успевали. Должно желать, чтобы наша словесность, богатая языком и чудесными оборотами, стремилась преимущественно к своему собственному назначению. Не надобно заимствовать не свойственного нам: ни предметов, ни красок, ни оборотов для слова и мысли. У нас всего в избытке. Каких хотите народных предметов? – Загляните в отечественную историю – там несчетное число событий величественных и печальных, отрадных и убийственных, поучительных и злодейских. А где краски? Ваша родина, ваше дорогое отечество: дремучие леса и бездонные пропасти, воды и океаны, богатства южных и горячих стран, ужас природы от берегов Ледовитого моря до упоительной роскоши – предметов бесчисленное множество! Человек с пламенной душою, возвышенной мыслью, чистым сердцем, с жаром ко всему прекрасному, изящному и благородному найдет везде себе пищу – ему не надобно указывать. – Но можно ли найти для предметов и красок приличные обороты и мысли? – Не только приличные, но возвышенные и глубокие. Это зависит от выбора предмета, который часто сам воодушевляет, и от места, поражающего наши чувствования, потрясающие душу и вызывающие, так сказать, слова и мысли на простор беспредельных размышлений: тут они стаями явятся, налетят на вашу душу, на ваше благородное сердце, унижут его жемчужными словами и развернутся пред вами бриллиантовою струей, в ослепительном сиянии. Рой звонких выражений и плачевных отголосков отзовется в оледеневшей душе и соплетет с лучезарной светочью мыслей блестящие украшения. Поверьте, можно достигнуть украшений: надобно уметь чувствовать.

Я уклонился от предмета, но он так близок к нашему сердцу, что невольно увлекает.

Не все наши песни и сказки носят древность даже половины XVII века – потому что они забыты или истреблены временем. Большая часть существующих ныне суть первой половины XVIII века, а другие сочинены в конце XVIII века. – Многие уже переделаны местною потребностью и вкусом или вновь сочинены – народ их сам производит. Плясовые, свадебные и протяжные часто сокращаются, дополняются новыми или вновь составляются. Замечено, что по прошествии 25 лет самые любимые песни, которые певали прежде повсюду, оставляются: считают их уже старыми и заменяют новыми. Неграмотный народ имеет свою поэзию и своих стихотворцев – а мы их не уважаем и не хотим! – Богатый запас народности погиб уже и погибнет от небрежения нашего или, справедливее сказать, от наших мудрований, и <мы> погребаем безжалостно свои сокровища. Если бы дошли до нас все народные стихотворения, даже начала XVII в., то мы, вероятно, получили бы другое направление в области языкознания, но потеря невозвратная! По крайней мере не допустим теперь, будем собирать, изучать и дорожить своими памятниками. Время все истребляет, а люди как бы не думают об этом. – Пора уже нам оставить чужеземные восторги, восхищаться одним заморским и слепо думать, что мы не в состоянии создать собственного природного; что наш язык не заменит приторных выражений: comme c'est beau! quel jolie enfant! Vraiment, c'est un ange [54]54
  <Как это прекрасно! Какой милый ребенок! Действительно, настоящий ангел…>


[Закрыть]и т. п. – Оставим это доказывать прекрасному полу, и кто смеет спорить с ним? Кто будет столь невежлив, чтобы осмелился сказать: сударыня! вы ошибаетесь, вы судите ложно!!! Мужчины не одарены нежным свойством судить ложно и не все они так пристрастны, как римский император Карл V, который утверждал, что на испанском языке говорят с Богом, на французском с друзьями, на немецком с неприятелями, а на итальянском с женским полом. – Мы знаем, что наш язык сладкозвучен и чувствителен, громок и живописен, силен и богат. Иностранные писатели этого не знают – и какая надобность знать им? Они любят свое и ожидают только похвал от нас своему собственному – а мы? – Мы точно их хвалим, ничего не надеясь от них в нашу пользу, потому русским надобно внимание русских. – Какого хотите от нас внимания? Разве мы не читаем русских повестей, рассказов? И помилуйте, Бог знает что говорите! Требуете нашего внимания! А посмотрите, есть ли у нас язык? Где он? По каким примерам станем изучать его? – Говорят, что его надобно изучать в высшем обществе; говорят, что там он господствует во всей чистоте и правильности. – Подобные замечания мне делали часто. Что я мог отвечать? Молчал – и мое молчание всегда принимали за согласие с ними, что у нас нечему учиться, что наш язык употребляет mauvais gens! – чернь! простые люди!! – Внимание нужно к русскому языку потому, что он наш отечественный, а кто любит отечество, тот любит свой язык. – Повести и рассказы доставляют приятное чтение, читать же их без разбора, без знания языка то же самое, что ходить по золотоносным горам и не видеть золота. Надобно прежде изучать красоту и прелесть слова. – Язык не только существует, но он богатейший в мире после аравийского; образцы его оставили нам бессмертные наши писатели: светские и духовные; у них должны изучать, а не в высшем обществе, где часто говорят не по-русски, мешая природные слова с иностранными, даже там многие не оценивают его – это уже доказано [55]55
  Благоразумные французы сами осуждают пристрастие наше к их языку, line des qualitcs Ics plus remarquablcs de I'esprit des dames de la Russie, c'est leur facilite a apprcndre les langucs Strangers. II n'est aucun idiome modernc qui les prcsente des difficultes: ellcs parlent et ecrivent le franjois comme si elles etoient nees a Paris, tandis qu'elles peuvent a peine e'peler un livre russe. II n'est pas etonnant qu'elles negligent leur langue maternelle: on ne daigne gue'res la parler dans les cerclcs. La langue russe, ne s'emploie que pour les affaires d'elat, les plaidoyers, les procedures et les aetes religieux. <Одно из самых замечательных качеств русских дам – это их легкость в изучении иностранных языков. Для них никакой современный язык не представляет трудностей: они разговаривают и пишут на французском так, как если бы они родились в Париже, хотя в то же время они едва могут разобрать русскую книгу. Нет ничего странного в том, что они не знают родного, отечественного языка: разговаривать в их кругу на нем считается абсолютно неприличным. Русским языком пользуются только для официальных дел, жалоб, различных бюрократических процедур и в церковной службе>. – Breton. «La Russie», т. I, с. 30–31, изд. Пар. 1813 г. Должно отдать справедливую честь ученым русским и некоторым знаменитым государственным сановникам в том, что они дорожили споим отечественным языком и говорили на иностранном по одной необходимости, а именно: Румянцевы-Задунайские, Потемкины-Таврические, Суворовы-Рымникские – Италийские, Безбородкины, Панины, Разумовские и многие другие. Бессмертный творец оды «Бог» Г. Р. Державин всегда сердился, когда слышал говорящих не по-русски, особенно тех. которые давно поселились в России. Он требовал от всех, чтобы они везде употребляли свой язык, чтобы этим способом заставить иностранцев изучать наш язык. – Однажды пришел к нему сапожник с денежным счетом и стал изъясняться по-немецки. – Державин сказал с негодованием: долго ли ты будешь говорить со мною по-немецки? Более 20 лет, как живешь здесь! – Пришел к нам босой и полунагой, а теперь уже имеешь два каменных дома, с коих получаешь несколько тысяч в год доходу. Хотя бы из благодарности к счастливому для тебя Петербургу говорил по-русски.
  Весьма странно и даже обидно, что очень многие из наших соотечественников изъясняются на иностранном языке, оставляя свой в пренебрежении. Встретятся ли они с французом, немцем или англичанином – тотчас залепечут на их языке, хотя последние очень хорошо знают наш природный. Войдите в общество, где иностранцы разных племен, русский непременно станет изъясняться на их наречии. Посмотрите же на немцев, французов и англичан, они никогда ни с кем не заговорят, как только на своем языке, даже стараются заставить иноземцев выражаться на их природном. Вам случалось видеть, о, я думаю, весьма часто, что в одном и том же собрании все разговаривают сначала по-русски, но если появятся немцы или французы, то все изменяется: немцы пристают к немцам, французы к французам и т. д., составляют свой круг и говорят на своем языке, в посмеяние русским. Русские это терпят, слушают хладнокровно и отнюдь не заботятся заставить их говорить по-русски – а иноземцы торжествуют! Что это значит? Любовь иностранцев к своему собственному, ревностное стремление распространять повсюду свое отечественное. А мы, русские, в безмолвном благоговении пред говором иностранным учимся ему с горячностью неистощимой; потеем от всего усердия над тем даже, как чисто и правильно произносить, к унижению собственного нашего языка.
  Когда мы ознакомились, с иноземным духом в XVI в., тогда вошло в пословицу: «Славянскому языку не видать добра от немецкого». См.: «Дела польские», л. 320 на об. л., и Кар. «И. Г. Р.», т. X, с. 101, пр. 166, изд. 1824. – Предки наши под именем немцев разумели всех иностранцев. – Предание об истреблении нашего языка весьма нелепое; оно похоже на предсказание – завладение русскими Царьградом. По крайней мере завоевание восточной империею взято из того повода, что Олег повесил щит свой на константинопольских воротах в 906 г. – Но эту молву распространил польский летописец Стрийковский (см. его сочин. гл. III.).
  В X в. была найдена надпись, неизвестно кем написанная под истуканом Беллерофона, который стоял на таврской площади в Царьграде: «Русские недавно опустошали Константинополь», а не предсказание, что русские овладеют Константинополем. – In medio fori (Tami) alrio est statua equestris, quam quidam Iesu Nave, alii Bejlerophontis esse volunt. Allata vero fuit ex magna ArHiochia. Caeterum basia lapidca quadrilatera equestris illius statuae habet insculptas: histories russorem, qui novissimis diebus urbem vastaturi sunt., cujus rei impedimentum est perquam minimum illud signum, quod vinctum ae gcnuflexum illie positum visitur. Praetcrea quoque pes levus magni equi, quod in со inscriptum est, praesignigcat. Similiter est magna columna concava et Xcrolophus ultimus urbis casus expugnationes quae representant <«Посреди двора – статуя всадника, согласно одним – Иисуса Навина, другим – Беллерофонта. Она была привезена из великой Антиохии. На квадратном каменном основании сей статуи высечены слова: „История руссов, которые в новейшие дни грядут опустошать город“, а на задней стороне – едва различимое изображение виноградника и в нем <человека>, преклонившего колени. Кроме того, имеет значение левая нога большого коня, вписанная там. Подобным образом <значительны> большая полая колонна и последний ксеролофус <боец-гимназист> города, павший в сражении, там бывшем>. – Banduri Imper. orient., т. I, с. 16, в статье „Anonymi antiquitatum constantinop.“ lib. I, см. Nicetas Choniates, с 412 и 414; Codinas. „De origin. Constant“, с 24. Все они трое, жившие около 1100 г., свидетельствуют общее сведение о взятии русскими Царьграда, но никто из них не говорил о предсказании, что русские овладеют Константинополем. Le souvenirs de ces flottes arctiques, qui sembloient descendre du cercle polaire, e'pouvanta longtemps la cite impcriale <Воспоминания об этих арктических флотилиях, которые, казалось, опустились с Полярного круга, долго приводили в ужас имперский город>. Далее, когда русские опустошили предместие столицы при Игоре и Святославе, тогда разнесли молву, что они завладеют Царьградом, как обыкновенно происходит, когда угрожает опасность столице. Le vulgaire de tous les rangs assuroit et croyoit, que l'inscription d'une statue esquestre, qu'on voyoit dans la place du Taurus, anoncoit comment les Russes deviendroient un jour maitres de Constantinople <Простые люди самых разных слоев убеждали других и верили сами, что надпись на одной из конных статуй, которую видели на площади Таурус, возвещала, что однажды русские станут хозяевами Константинополя>. – Gibbon. Hist, de la decad. de 1'emp. rom. m. 15, гл. LX, та самая глава на английск. языке. Иные думают, что медная статуя Беллерофона, привезенная из Антиохии, изображала победителя баснословной Химеры, а другие Иисуса Навина. – Французы, овладев Царьградом в нач. XIII в., сплавили ее. – Но откуда взято предание об истреблении нашего языка или о завладении Царьградом? – Просто вымысел и, говоря словами Гиббона: an odd dilemma! <Древняя загадка>. – Было время, когда наши предки преследовали эллинское учение и знание. По переводе с греческого яз. на славянский некоторых священных книг греки мало-помалу усилились при дворе и, наконец, все высшие места по управлению церковью остались за ними. Почти все митрополиты высылались из Константинополя и не многие из русских, едва ли более четырех, были посвящены в митрополиты. От этого самого изучение греческих знаний было вводимо необходимостью; а влияние греков на все дела вооружало наших предков не только противу имени грек, но даже противу полезного знания: кляли эллинскую мудрость, называя ее хитрою, коварною, смешав знание с пронырливым и сребролюбивым духом. – Не щадили и тех, кои не из честолюбия, но из общественной пользы преследовали суеверие, злоупотребление, невежество церковнослужителей и исправляли церковные и богослужебные книги. Так безвинно погиб Максим Грек, живш. в XVI в., который более 30 л. томился в темнице. – Так патриарх Никон не избег нареканий от своих современников за исправление им церковных книг. Суеверы и невежи, приписывая это наущению эллинскому, произвели расколы. – Но когда страсть к греческим знаниям уменьшилась с распространением сведений Западной Европы, не ближе к концу XVIII в., тогда стали кричать на немцев и французов, и имя немца обратилось в бранное – новая крайность! Не должно переходить от крайности к крайностям. Что полезное, то полезное, а потому ни одно из полезных знаний не может вредить народности. Но унижать чужое, потому что оно хорошее, это значит унижать достоинство человека; унижать чужое, потому что оно чужое, это значит быть пристрастным к своему собственному и несправедливым к заслугам чужим. Нам не вредят иноземцы, а мы сами вредим себе: мы хватаемся за все чужое, не разбирая и не рассуждая, что хорошо или дурно. Не должны осуждать иноземного без основания, потому что придется все осуждать иноземное; а когда пересудим все, примемся осуждать свое и дойдем уже до того, что свой язык будем называть варварским, не европейским – а между тем не будем ли сами виновны?


[Закрыть]. Ни московское, ни новгородское, ни ярославское наречие, ни другое какое-либо не может сделаться повсюдным. Это только местное наречие, но самое лучшее, правильнейшее и чистейшее, существует между людьми, изучившими свой язык по определенным правилам, которые, однако, не могут быть постоянными, положительными: с просвещением народа язык изменяется – а отсюда следуют изменения и новые правила. Тот бедный язык, который стоит на одной ступени. Французский уже не двинется далее; только вносятся в него преобразованные слова вместо застарелых, а застарелые занимают место новых, так что в нем теперь произошла мена слов. – Если бы допустить, что в обществе заговорили бы в одно время на ста местных наречиях, проистекающих из одного общего, родного им языка, то вышло бы странное смешение – недалеко от вавилонского. – Каждый захотел бы отдать преимущество своему туземному выговору, произошли бы споры, а за спорами неуместные доказательства. Мы знаем на опыте, что в образованном обществе говорят наречием правильным и очищенным. Это доказывает, что эти люди изучали его свойство, силу и дух; что они знают, где надобно избегать несвойственных выражений, приличных одному какому-нибудь месту, городу или деревне; что они сами признают тот правильным язык, который освобожден от местных привычек. Смешно было бы, если бы кто стал изъясняться книжными словами. Были примеры, что многие из прекрасного пола говорили целыми статьями из какого-нибудь любимого ими романа или повести, написанной, правда, увлекательно, но это обнаруживает явное незнание языка, слепой вкус и тщеславное желание блеснуть чужими оборотами выражений, которые весьма кстати были сказаны писателями; но изуродованы легкомысленными подражателями [56]56
  Один именитый купец, любящий говорить высокопарно, всегда начинает свой разговор красноречиво, затвердив наперед тьму украшений, коих не понимает он силы; продолжает разговор с жаром пылкого и даровитого витии. Его слушают и не понимают. Наконец, после утомительного ораторства для него самого, он оканчивает свою речь тем, что у него продается лучший табак, или: ради того, чего иного, совокупного – совокупления, приятного приятства, для нашего дружественного кампанства – табак дешево продаю, и самый лучший-с, право-с, да-с.


[Закрыть].

МЕСТНЫЕ ОТЛИЧИЯ И НАКЛОННОСТИ РУССКИХ НЕ МЕШАЮТ НАРОДНОСТИ

Наше отечество, заключающееся в пределах трех частей света, на пространстве 350 000 кв. м., имеет народонаселение до 63 1/2 мил. На одном этом протяжении рассеяны многочисленные племена, не сходствующие между собой ни нравами, ни образованием: живут язычники, иноверцы, кочевые и полудикие; но число их довольно незначительное. Можно насчитать более 100 племен, совершенно чуждых одно другому; но все сохранили свой язык, веру и предания. Расселение племен можно подвести под 12 родов: 1. славянское, 2. германское, 3. латышское, 4. финское, 5. татарское, 6. кавказское, 7. монгольское, 8. манчьжурское, 9. самоедское, 10. племена американского происхождения, 11. жиды, 12. цыгане. Славянское, состоящее из русских, малороссиян, казаков: донских, черноморских, уральских, сибирских, гребенских и пр. и поляков простирается до 54 мил.; исповедующих же православную веру до 50 м. Германцев более 1 1/2 м., остальные 8 м. образуют все следующие за ними десять племен. Господствующий народ далеко превышает числом все другие, и нет никакой опасности от разноплеменности обитателей, тем более что самодержавие, вера и просвещение утверждают общественное направление ко всему благому. – Владычествующий народ, тесно связанный религиею, преданный своему отечеству, радующийся его благосостоянию, имеющий свое могущественное царство и гордящийся им, упрочивает безопасность нашу. Правители царств всегда смотрят далее своего века, а мудрый монарх бессмертен в делах своего народа. Россия, обязанная своей славою великодушному самодержавию, Россия, любя своих царей, как дети отца, умеет благотворить и своим врагам. Она любит их, как ближних, но еще более любит своих русских.

Несмотря на разнообразные наклонности и свойства природных жителей, у них общее народное: вера и благо отечества. – Разнообразие это происходит от местных привычек, а не от духа; оно никому из них не препятствует гордиться общностью и дружеством; оно, раскрывая друг пред другом превосходство в способностях, успехах разума и промышленности, соревнует их друг пред другом, одушевляет к постоянным предприятиям и напоминает каждому гражданину о почетном его назначении.

Пограничные обитатели севера и степей, отличающиеся особою телесной крепостью, занимаются звериною и рыбного ловлями и меновой торговлею: они смелые и отважные. Беспокоиваемые часто хищническими набегами, они беспрерывно борются с ними, оттого умом хитрые, изыскательные, воинственные; росту среднего, стану гибкого, цветом лица смуглые, волосы имеют черноватые. Внутренние обитатели северо-восточной части проницательные; все они с большими наклонностями к познаниям: переимчивы и изобретательны, деятельны и неутомимы. Торговля всеми вещами, приобретаемыми изнутри и вне поверхности земли, промышленность и фабричные произведения, проистекающие отсюда, расходятся по всей империи и вывозятся за границу. Выгоды, получаемые от деятельности и предприимчивости, распространяют изобилие и роскошь – изощряют ум и направляют его к полезному образованию. Внутренние обитатели, одаренные предприимчивостью, устремляются в отдаленные края, чтобы изыскивать средства к постоянному своему улучшению. Наделенные мужеством и самоотвержением, они жертвуют своими частными выгодами общественным; устраивают общеполезные заведения и расширяют область познаний. Более хладнокровные, чем горячие, они прежде рассчитывают, нежели решаются. – Гражданственность, услаждающаяся очарованиями преданий и народными рассказами о собственном величии, утверждает прочность обитателей внутренности России – потому-то здесь гораздо более, нежели где-либо, каждый дышит любовью к своей родине. Тут не поэзия, не жажда честолюбия – жить в потомстве, а наука любить отечество. – Жители юго-западной части, избалованные расточительной природою, более ленивы, но пламенны. Они роста высокого, гибкие телом, привлекательны собою и по большей части страстные поклонники неги. Белые лицом, с волосами черными и глазами огненными, они страстно любят умственные занятия. Нигде между русским народом не было такой высокой поэзии, как между малороссийскими казаками. Шел ли казак на войну, он одушевлял себя песнями и рассказами об удальстве своих витязей и атаманов. Жил ли он в мире, служил примером доброго и верного гражданина. То же чувство руководит им ныне: он любит Россию с жаром юноши – это им доказано. Излишне было бы приводить примеры, что из его казацкой страны вышли добродетельные святители, великие государственные мужья в политике и на поле брани и знаменитые ученые, которые все служили с такой же беспредельной ревностью, как и собственно русские. Между малороссиянами и русскими нет никакого различия: один дух и одно благородное желание управляет ими. Если мы видим различие нравов, то это не есть противодействие народности. Мы уже говорили, что народность основывается на общественном стремлении к единству, коего возглас есть: благо и слава народа, поэтому всякий из нас дорожит своей святой Русью, гордится своим именем, отвечает всегда радостно на призыв любимых нами монархов, коим наше отечество вручено самим Провидением. Каждый из нас хранит в сердце своем заветные слова наших предков, что мы должны жертвовать собою за веру, царя и отечество и помнить твердо: с нами Бог! Разумейте языцы и покоряйтеся, яко с нами Бог!

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Любовь к собственному счастию рождает любовь к своему отечеству; благородное честолюбие каждого, народную гордость. – Народная гордость не может существовать без сознания собственного достоинства; слава народа не может проявляться без любви к отечеству. Напрасно некоторые говорят, что любовь к отечеству можно внушить умствованиями. Кто не гордится народностью, тот не может питать любви ни к чему родному. Кто не знает, что народность есть истинная любовь, основа к благоденствию царства, тот только может быть всемирным гражданином. Божественный свет религии скрепляет все общественные связи, а народность утверждает в любви к своему отечеству. Религия есть тайный союз человека с Богом; внутреннее, неизглаголанное чувство с Небом: она выше всего земного, выше всех мудрых законов; но народность есть душа отечества, врожденное чувство ее жизни, невидимая связь соотечественников, сближение ее с одними чувствами, с одними мыслями, и она везде действует на земле с самоотвержением, как действовала прежде, – следовательно: народность есть выражение любви к отечеству. – Но каким образом можно приобрести народность? Странный вопрос! Как будто бы народное чувство можно купить как сребролюбивое сердце. Но тот, который продает себя, продает себя всем безотчетно. – Как же мы можем понять народность и где можем ее изучать? Вопрос весьма важный, но ответ написан в сердце каждого русского: в воспитании народном [57]57
  Нигде общественные узы не были столь крепкие, как между евреями. У них изливалось народное чувство и воспитание из своего общественного духа. В Индии, Египте, Вавилоне, Сирии, Мидии, малоазийской Греции и Финикии утверждалось образование государственными постановлениями, основанными на свойствах своего народа. В Персии само воспитание было общественным занятием. Там дети с младешества своего принадлежали государству. В Греции и Риме образование детей по своим законам и своим обычаям обратилось в народную гордость. Младенцы с материнским молоком всасывали там нежную любовь к отечеству, как к очаровательному образу, воспламенявшему и сердце, и ум. От этого явились там, исполненные любви образцовой: Мильциады, Фемистоклы, Аристиды, Кимоны, Периклы, Бруты, Сцеволы, Цинцинаты, Камилы, Регулы, Маркелы, Сципионы, Фабриции, Фабии, Катоны, Эмилии, Гракхи, Помпеи, Цезари, Августы, Меценаты, Германники, Веспасианы, Трояны, Марки Аврелии, Антонины, Стиликоны, Велизарии и многие другие бессмертные мужи. – В Спарте, где все было напитано духом народным, смотрели на иноземцев с недоверчивостью и не допускали их к важным должностям. – То же самое было в Карфагене и почти во всей европейской Греции. – Германские племена и франки дали новое направление воспитанию. Соединив религию с семейным воспитанием они укрепляли его на народной преданности своим нравам, обычаям и своей стране. – По основании новых европейских монархий это направление упрочено потребностью общественного образования и соединено крепко с духом народной гордости.


[Закрыть].

Иноземец никогда не воспламенит сердца нашего к отечеству нашему – потому что он чужд его. Не согреет наших чувств трогательными примерами из нашей истории, потому что не знает их или увлекается пристрастием. Он всегда уверен в достоинствах своего народа и всегда склонен к мысли о превосходстве своих соотчичей. Он будет указывать на разительные примеры только из своей истории – как будто бы у нас их нет! Как будто бы мы скудны ими! Нам надобно знать свои примеры и любить в них свое возвышенное, свое родное. Как несовместны в природе две любви, так никто не может любить двух отечеств, а потому напрасно увлекаться безотчетным благоговением к одному иноземному. Не поймем народного духа, когда не станем изучать его. Прилепляясь к чужому, мы не сроднимся с ним и не оценим своего. Мы должны заставить наших клеветников уважать нас – преданностью своею к самодержавию и православию, к своему величию и отечеству. Кто думает дурно о своем отечестве, тот не достоин жить в нем. Если злословы наши стараются видеть у нас все дурное, то могут ли они сказать когда-либо хорошее? Если осуждают нас, то единственно из ненависти к нашей силе. – Кто может противоречить истине? – О! Если найдутся люди, то да поклянутся гробами своих родных, чтобы обличить нас. – Нет! Не найдется дерзновенного… и если… нет! нет! – Творец милосердный! Не допусти их до заблуждения. – Русский любит свою землю, свое солнце. Земля – его мать, солнце его мир ненаглядный: оно согрело его помыслы благородные, озарило величием, пленило сердце славой и той землею, где все мы родились, живем и ляжем подле наших отцов – умрем с ними, любя свою родину, свою землю.

Следуя правилу государственной науки – ограждать свою безопасность и укреплять народное чувство, мы должны стремиться к образованию, свойственному духу спасительного самодержавия. Своими победами мы устранили препятствия, заграждавшие <путь к> успехам образования: теперь мы должны усваивать одно доброе и полезное. Мы живем в России и должны жить для нее. Мечтая о гениальности чужих умов – как будто бы у нас их нет и не было! – не вознесемся чужим умом и не будем счастливы ложным, чужим счастием. Россия – счастье наше.