Текст книги "Уроки Великой депрессии (СИ)"

Автор книги: Александр Шубин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 20 страниц)

Приложение
Предупреждение и преодоление

Святослав Забелин, Александр Шубин
Глобальный кризис начала XXI века

Западная цивилизация идет по стопам СССР

Прошло почти десять лет с тех пор, как был провозглашен «конец истории», но уже вполне очевидно, что история следующего столетия будет не менее бурной, чем история нынешнего. Модели и прогнозы известных футурологов Олвина Тоффлера, Пола Кеннеди и экспертов Римского клуба Донеллы и Денниса Медоузов и Йоргена Ренгерса, равно как здравый смысл, говорят об этом. Процессы бурного роста народонаселения планеты и промышленного производства, с одной стороны, и загрязнения окружающей среды, бедности и преступности – с другой, характерные для XX века, приближаются к критической грани.

Более того, события последних двух десятилетий показывают, что опубликованные предсказания нуждаются в существенной корректировке. С учетом наблюдаемого ускорения всех социально-экономических и политических процессов, в первую очередь процессов глобализации экономики и перетока реального влияния из структур государственной власти в руки руководства транснациональных корпораций, можно было предполагать, что в кризисную эпоху вошло бы децентрализованное и в значительной степени разгосударствленное человечество.

ЗИЯЮЩАЯ ВЫСОТА

Однако множится информация, которая подтверждает догадки, что предсказанные тенденции реализуются значительно быстрее, что меняет их характер и последствия. Все более очевидно, что показатели экономического развития в мире отражают не столько физический рост производства, сколько рост цены акций ведущих компаний. Другими словами, на вершине кривой экономического роста мы не окажемся (будущее время) в 2010–2020 гг., как предсказывала модель World3 Римского клуба, а уже оказались (настоящее время) в годах 1995-2000-м, и глобальный системный, в том числе социально-экономический, кризис, подобный системному кризису СССР, может разразиться буквально в любой день. Если лидеры ведущих стран мира проявят виртуозное искусство принятия максимально эффективных решений, возможных в сложившихся условиях, то вползание мировой экономики в системный кризис растянется на первое десятилетие века. Но удержать этот процесс уже нельзя. Политический, технологический, психологический, экологический фон кризиса в 2008 г. существенно отличается от фона, предвидимого после 2020 г., множеством параметров, в том числе:

– меньшей численностью населения планеты;

– меньшей степенью замены власти государств на власть транснациональных корпораций;

– меньшей разоруженностью государств;

– меньшей поврежденностью природных экосистем;

– меньшей развитостью электронной информационной инфраструктуры;

– меньшей нарушенностью национальных культур;

– меньшей организованностью альтернативных общественных движений.

Поэтому и последствия кризиса будут существенно другими, в том числе в еще большей степени подобными последствиям кризиса в СССР, который являлся первой развитой индустриальной страной, пережившей полномасштабный кризис пределов роста.

РАСПАД СССР – МОДЕЛЬ БУДУЩЕГО СОВРЕМЕННОЙ ЦИВИЛИЗАЦИИ

Судя по всему, человечеству повезло, поскольку Российская империя в лице СССР явила миру мягкий вариант того, что в начале XXI века и в гораздо более суровом виде неизбежно будет переживать все человечество. У мира есть шанс на зримом и конкретном примере изучить российские уроки. События, которые привели к крушению социально-политической и социально-экономической структур СССР, можно рассматривать как сложение нескольких кризисов пределов роста в относительно изолированной от мировой экономики системе, которой и была наша страна.

Во-первых, это был кризис пределов роста цены, которую общество может заплатить за изъятие природных ресурсов, описанный еще в 1972 г. моделью World3 коллектива авторов, готовивших доклад «Пределы роста» для Римского клуба. Моделирование показало, что, когда месторождения начинают истощаться, «становится необходимым использование все возрастающих объемов капитала в ресурсных отраслях. Наконец, инвестирование становится настолько малым, что уже не может покрывать даже амортизацию капитала, и наступает кризис промышленной производственной базы», что и было характерно для советской экономики 80-х. На фоне роста стоимости добычи правительство СССР и средства, полученные от эксплуатации ресурсов, расходовало отнюдь не на модернизацию экономики, а иллюзия неисчерпаемости ресурсов обусловила невостребованность технических решений, способных повысить эффективность их добычи. Это привело к технологической хрупкости системы: пока ресурсы были в изобилии, обновление технологий шло медленно, преобладало экстенсивное развитие. Когда усилились трудности в получении ресурсов, средств на необходимое технологическое обновление уже не оказалось. Советский Союз в соответствии с моделью действительно пришел к перестройке с устаревшими технологиями и изношенными (в некоторых отраслях на 70-8%) основными производственными фондами. Несмотря на большую эффективность капиталистической экономики, чем экономика СССР, в настоящее время и мировое хозяйство приблизилось к кризису инвестиций. Спрос на сырьевые ресурсы, а вслед за ним и цены падают, реальные издержки на добычу тех же ресурсов растут, а следовательно, средств на дальнейшее развитие индустриальной экономики становится все меньше. Возможности экстенсивного развития западной цивилизации подходят к пределам исчерпания, а энергоэффективное обновление технологии не было осуществлено. Результат может быть тот же, что и в СССР.

Во-вторых, советскую экономику погубил кризис пределов роста денежной массы, кризис пределов роста скрытой инфляции в замкнутой финансовой системе. В 1992 г., когда денежный пузырь лопнул, страна оказалась в долгах, а каждый ее гражданин – без накопленных сбережений. Как показывает разразившийся в конце 1997 г. финансовый кризис в Тихоокеанском регионе, объем финансовых обязательств в мире значительно превышает реальные объемы производства. Это значит, что мировой финансовый рынок может лопнуть в любое время, равно как и наиболее устойчивые валютные системы.

В-третьих, это был кризис пределов роста загрязнения окружающей природной среды по отношению к возможностям человеческой популяции его переносить, выразившийся в катастрофическом снижении иммунного статуса популяции, усилении болезненности новорожденных, снижении продолжительности жизни, росте смертности и сокращении населения. Несмотря на локальные экологические успехи, связанные с вытеснением части вредных и опасных производств из развитых стран, мировая индустрия также усиливает свое разрушительное воздействие на человека и его среду обитания.

В-четвертых, это был кризис пределов роста сложности управляемой системы по отношению к управляющей системе, кризис бюрократического и менеджерского принципов управления, противостоящих самоуправлению и самоорганизации. Мировая социалистическая система давления представляла собой крайнее в XX веке выражение строго иерархической системы управления обществом в целом, системы управления, где окончательное решение в конце концов зависит от способности одного человека выбрать оптимальный вариант из имеющегося или предложенного на выбор множества. Когда речь идет об учете интересов или об управлении поведением ста или тысячи субъектов (людей, предприятий, батальонов), это еще возможно при условии, что принимающий решение умен и опытен, а его помощники, предлагая варианты, как минимум не ищут личной выгоды. Когда субъекты исчисляются миллионами и миллиардами, никакой мозг не способен принять объективно взвешенное решение. Он может его угадать, но чем сложнее ситуация, тем реже происходит угадывание.

Результат – все более полное отчуждение управленческой иерархии от объекта управления: живых людей и их среды обитания. Теряется обратная связь с низами, расширяются возможности для злоупотреблений. Монополизация и бюрократизация затрудняют реагирование системы на внешние вызовы. В итоге в поисках стабильности или во имя выживания слагающих ее элементов система управления начинает дробиться на более простые самоуправляемые подсистемы. Каждое неэффективное решение руководства создает угрозу катастрофического обострения внутренних противоречий системы и ее распада. Одним из результатов кризиса системы управления стал распад СССР на составлявшие его части: на бывшие республики, превратившиеся в суверенные страны, а также на ведомства, на базе которых стали формироваться промышленные корпорации, такие, как «Газпром», РАО «ЕС России» и т. п. Уже в начале перестройки объективно они были почти самостоятельными субъектами управления со своими интересами, которые и отстаивали в борьбе с другими аналогичными субъектами.

Важно отметить, что политико-управленческий распад сопровождается усилением роли средств массовой информации и информационных технологий в управлении децентрализующимся социальным пространством. В современном мире управляющие центры транснациональных корпораций при несколько большей гибкости, чем коммунистическое руководство, значительно сильнее отчуждены от объектов управления, разбросанных по всему миру, и их среды существования. Доминирующие в мире управленческие системы чужды самоуправлению, сильно бюрократизированы и чрезвычайно монополизированы, что определяет крайнюю хрупкость мировой экономики.

Одним из результатов кризиса системы управления в СССР и России стало резкое сокращение числа функций, осуществляемых государственной властью, в виде ее самоосвобождения от большинства дотоле обычных функций социального обеспечения населения (образование, здравоохранение и др.), а также от функций обеспечения законности и правопорядка. Тенденции в направлении отказа от социального государства налицо и в нынешнем «первом мире».

Различные составляющие многостороннего кризиса, вызвавшего бурные социальные потрясения в СССР, спровоцировали острый социально-психологический кризис ожиданий. Население ждало улучшения положения, дальнейших успехов в развитии своей социальной системы и могущественной страны, преодоления «отдельных временных недостатков». Социально-экономический кризис вызвал острое недовольство и всплеск массового гражданского протеста, а развал сверхдержавы – всеобщий шок и рост экстремизма. Страна была на пороге гражданской войны, а на периферии империи и на короткий момент даже в Москве гражданская война стала фактом. Сбой в социально-экономическом развитии индустриально-развитых стран Запада и их внешнеполитические неудачи неизбежно вызовут подобный кризис. Учитывая, что американцы или итальянцы не обладают традиционным для россиян долготерпеньем, этот кризис может вызвать настоящую революцию на Западе.

Все причины этих кризисов, приведших к катастрофе системы СССР, действовали и продолжают действовать в глобальной системе; органической частью которой стали осколки социалистического лагеря. И скорее рано, чем поздно, эти кризисы обрушатся на мировое сообщество столь же «неожиданно», как на СССР.

Предлагая рассматривать СССР как модель кризиса пределов роста, мы не забываем об особенностях и отличиях функционирования западной модели индустриальной системы. Несмотря на хрупкость этой системы, ее отчуждение как от природы, так и от человека как личности, она могла динамично развиваться (обеспечивать экономический рост) либо за счет постоянного притока ресурсов, либо за счет роста эффективности их использования. Рост эффективности, как правило, запаздывает по отношению к потребностям системы, тем более что материальная эффективность часто обеспечивается за счет большей эксплуатации человеческих ресурсов, что снижает совокупную эффективность.

Однако, обладая значительной гибкостью, западные модели индустриального общества могли преодолевать пределы в одних сферах за счет других и, столкнувшись с локальными пределами роста, продуцировать возникновение альтернативных индустриализму отношений. Так, в 60-е гг. XX века Запад столкнулся с серьезным кризисом индустриального общества, детонатором которого было как раз сопротивление человеческого материала. Западная элита пошла на некоторые уступки обществу, немного снизив масштабы авторитаризма и отчуждения между людьми в социуме. Снижение отчуждения привело к тому, что в обществе более заметную роль стали играть альтернативные индустриализму отношения, основанные на самоуправлении, на самоорганизации творчества и труда. Это повысило порог прочности индустриальной системы и позволило эффективно преодолеть сырьевой кризис 1973–1975 гг., также прибегнув к нехарактерным для индустриализма (постиндустриальным) возможностям роста эффективности, например, децентрализации энергоснабжения для перехода к «даровым» видам энергетики. Можно сказать, что Запад преодолел системный кризис индустриального общества по частям. В то же время относительно безболезненное преодоление кризиса индустриального общества на Западе привело к тому, что эта форма индустриализма (государственно-монополистический капитализм), интегрировав постиндустриальные формы и отношения, не претерпела качественных изменений. В результате логика индустриального общества продолжает доминировать, что после установления гегемонии Запада в мире может привести на этот раз к глобальному кризису.

Советский Союз, в силу того, что он представлял собой крайнюю форму индустриального общества, где перечисленные выше черты были максимизированы, а сама система отличалась негибкостью, первым в истории столкнулся с синхронизированным пределом эксплуатации как человеческих, так и природных ресурсов и пережил всеобъемлющий кризис индустриального общества.

ВСЕОБЩАЯ КАТАСТРОФА

Исходя из сказанного, можно прогнозировать несколько наиболее очевидных проявлений глобального кризиса.

При любом варианте развития событий представляется неизбежной глубокая демобилизация индустриальной экономики. Если кризис случится в ближайшее время, следует ожидать стремительного восстановления и укрепления всех межгосударственных границ и барьеров, усиления контроля властных структур над подотчетными территориями, т. е. обратного распада мира на множество замкнутых государственных экономических систем с разной степенью самообеспечения и политического плюрализма. По мере дополнения директивного управления информационным сформируются влиятельные региональные общности и надгосударственные элиты, символизирующие новые общности, например, Евросоюз, Североамериканский, Латиноамериканский, Евразийский (на территории части бывшего СССР) союзы, позднее – Индийский, Арабский и Китайский союзы. Это может привести к кардинальному изменению политической карты мира за счет «самосборки» сообществ снизу.

При любом варианте развития кризиса на примере СССР нетрудно предсказать исчезновение мирового рынка и экономическую катастрофу большинства производств (а значит, и государств), ориентированных на экспорт, а также производств, образованных предприятиями, разбросанными по разным странам.

Если кризис произойдет в ближайшее время, достаточно очевидным представляется резкое падение влияния всех международных органов, начиная с ООН и кончая Всемирным банком, а также снижение роли международного права, валютно-финансовых институтов и др. Напротив, отдаленный во времени кризис мог бы вызвать к жизни идею мирового правительства и/или парламента как спасительную для уже единого человечества. В этих условиях важно не допустить распада информационной инфраструктуры мира.

Оправдываясь кризисной ситуацией, государственная власть большинства стран ускорит начавшееся уже освобождение от всех обязательств по социальной защите граждан, содержанию образования, науки и здравоохранения, которые были ей приданы в последние сто лет, сосредоточившись на усилении и совершенствовании силовых и полицейских структур, в том числе структур насилия над собственным населением. В случае поражения сил социального сопротивления этому процессу это приведет не только к установлению в большинстве государств авторитарных режимов, но и к фактической потере достижений науки последних столетий, а скорее всего к отрицанию самой науки как основы организации жизни и управления обществом и замене ее в массовом сознании системой постмодернистских мифов. Однако существует шанс оказать эффективное сопротивление этим процессам на локальном уровне, опираясь на возможности общественных структур взять на себя часть государственных функций.

Неравенство возможностей быстрой организации самодостаточной экономики должно вызвать всплеск вооруженных международных конфликтов за новый передел мира, способных спровоцировать масштабные экологическое катастрофы.

Маловероятное мирное развитие событий сулит отравление биосферы не радиоактивными и химическими веществами, а простым углекислым газом, поскольку технологический откат не изменит тенденций использования углеводородного топлива, запасы которого еще далеки от исчерпания, что будет означать эскалацию процессов антропогенного изменения климата, которое может быть предотвращено упадком глобального производства бумаги и связанной с ним торговли лесом.

Хотелось бы, конечно, чтобы развитые страны, от поведения которых в значительной степени зависят сроки и масштаб кризисов, примерили этот сценарий на себя. И, если они такого себе не желают, сделали бы выводы. Но это маловероятно.

В случае кризиса целостность всей социально-экономической конструкции может быть нарушена, индустриальные и постиндустриалъные формы общества будут выходить из кризиса совершенно по-разному (это подтверждает и опыт СССР). Если страны Запада в некоторых отношениях (но не в отношении кризиса пределов роста) обгоняют СССР, то мир в целом отстает от него, так как большинство населения планеты еще только переходит к индустриальному обществу. Это неизбежно приведет к серьезным диспропорциям и конфликтам, в которых вырвавшиеся вперед страны реально занимают гораздо более слабые позиции, чем в СССР. Это создает угрозу эффекта Римской империи, когда ослабленная метрополия мира может и не устоять под напором извне. Россия в этом случае может сыграть роль крепкого тыла Европы, только если успеет оправиться от нынешних болезней.

Таким образом, человечество стоит перед лицом многопланового кризиса, включающего:

– кризис роста позднеиндустриального общества, отчасти повторяющий кризис индустриального общества СССР;

– социально-демографический кризис «третьего мира», чреватый конфронтацией между цивилизациями;

– коллапс глобальной экономики, связанный с усилением глобального экологического кризиса.

При этом доминирующие ныне государства обладают меньшим запасом прочности, чем постсоветские страны, поскольку дальше ушли по пути общества потребления, оторванного от ресурсной базы. В то же время современный мировой порядок также обладает меньшей прочностью, так как доля населения, живущего в развитом индустриальном обществе, в этой системе значительно ниже, чем была в СССР. Поэтому разрушительные военно-политические катаклизмы могут не ограничиться периферией системы.

ЧЕРЕЗ ТЕРНИИ – К ЗВЕЗДАМ

Цивилизация будущего, отрицающая современное индустриальное общество, должна нести в себе нечто, качественно отличающее ее как от индустриального общества, так и от традиционного при возможном частичном сходстве с обоими. Иначе кризис человечества станет перманентным и сможет завершиться только после физического вымирания духовной и интеллектуальной элиты. Чтобы обнаружить это новое качество, для начала необходимо обратиться к теории постиндустриального информационного общества. Теоретик информационного общества Олвин Тоффлер справедливо писал, что ближайший исторический рубеж «так же глубок, как и первая волна изменений, запущенная десять тысяч лет назад изобретением сельского хозяйства… Вторая волна изменений была вызвана индустриальной революцией. Мы – дети следующей трансформации, третьей волны», Тоффлер перечисляет такие черты новой формации, как демассивизация и деиерархиэация цивилизации, деконцентрация производства и населения, резкий рост информационного обмена, сближение производства и потребления, полицентричные, самоуправленческие политические системы, экологическая реконструкция экономики и вынос опасных производств за пределы Земли, индивидуализация личности при сохранении солидарных отношений между людьми, которым в информационную эпоху почти «нечего делить», космополитизация и др.

Эта концепция, во многом базирующаяся на антиавторитарной социалистической традиции от анархизма до новой левой идеологии, не вполне соответствует тем тенденциям общественного развития, которые можно наблюдать в мире конца XX века, например росту этнического самосознания как частного случая корпоративности, отмирающей, по мнению Тоффлера, вместе с нациями. Картина, нарисованная Тоффлером, не столько утопия (поскольку за каждым положением его работ – примеры реальных ростков сегодняшней жизни), сколько модель зрелого информационного общества, идеала, соответствующего мечте о коммунизме, анархии, а может быть, и царстве Божием на Земле в современной интерпретации.

По мнению Тоффлера, переход непосредственно к этому обществу («третья волна») начался и бурно протекает. Это верно, но только отчасти. Развитие общества нелинейно, и мир движется к пику новой формации через эпоху, которая может так же отличаться от развитой формы, как Европа XVI века от Европы XX века. Характерной чертой концепций постиндустриального общества является миф о том, что новые информационные технологии сами решат стоящие перед человечеством проблемы. Основа этой надежды – вера в детерминированность социальных форм технологией и экономикой. Увы, мировая история плохо соответствует такой доктрине. Общественное устройство может не только тормозить развитие технологий, но и приспосабливать принципиально новые технологии для нужд самосохранения системы, подавления ростков новых отношений, военного господства и т. д. Это происходит и сегодня.

Новые информационные технологии создают предпосылки для качественного изменения общества и выхода из тяжелого кризиса, в котором оказалось человечество. Но предпосылки, потенция – еще не реальность. Хотя современный уровень развития науки и техники позволяет добиться приемлемого уровня жизни при значительном снижении затрат ресурсов, внедрение таких технологий идет крайне медленно, поскольку социальная и экономическая система не стимулирует их. Она равнодушна, если не враждебна к таким технологиям, поскольку ориентирована на потребление дешевых ресурсов, концентрацию населения и производства. Как показывает модель СССР (с указанными поправками), когда экономические условия изменятся, внедрение новых энергоэффективных технологий будет гораздо более хлопотным делом, чем сейчас. Более того, развитие информационного сектора в позднеиндустриальном обществе показывает, что существующие социальные институты пытаются как можно прочнее привязать информационные сектора к структуре современного общества, в результате чего возникает монстр информационной индустрии – машина виртуального манипулирования массовым сознанием, управляемая из единого центра, хотя в соответствии с предсказаниями Тоффлера информационные технологии уже сами по себе ведут к децентрализации власти.

Все это позволяет сделать вывод: информационные технологии нового поколения сами но себе не гарантируют выход из кризиса современной цивилизации. Они создают лишь поле, в котором может произойти преодоление кризиса. Золотые плоды информационного общества вызрели на уродливом дереве индустриальной цивилизации и могут быть сорваны человечеством, а могут и сгнить вместе с деревом. Суть конструктивной трансформации общества – в преодолении качественных характеристик как традиционной, так и индустриальной систем. Традиционное общество ориентировано на воспроизводство существующих форм жизни. Индустриальное общество делает качественный шаг от этого – оно основано на массовом копировании результатов творчества элиты. Создавая небывалые прежде возможности для творчества элиты, индустриализм превращает остальное человечество и природу в инструмент проведения замыслов немногих «творцов», которые поглощены инерцией машины, основанной на копировании, штамповке созданных ранее шаблонов. Мир идет по пути их совершенствования и навязывания новых видов старых шаблонов населению. Инерция этой машины слишком велика, чтобы ее можно было остановить. Но она вот-вот разрушится под собственной тяжестью. Выход может быть найден в отказе от принципа массового воспроизводства по шаблону. «Золотые плоды» индустриального общества – информационные технологии, культура гражданского общества и самоуправления, опыт ненасильственного разрешения конфликтов и т. д. – могут быть использованы теми, кто готов переступить через главный принцип индустриализма – управление со стороны элиты узкоспециализированными тружениками. Крушение индустриальной цивилизации легче всего переживут те, кто меньше в ней нуждается, кто готов в сообществе с себе подобными стать собственной элитой, взять на себя роль творца, творить свой малый мир в сообществе с другими мирами. Этого нельзя делать в одиночестве – творческий человек не может обойтись без общения, да и наследие специализации не позволит «выплыть в одиночку». «Ноевы ковчеги» новой цивилизации – альтернативные сообщества – должны взять на борт современного человечества «каждой твари по паре». Им необходимо держать тесную связь между собой, предупреждая о социальных бурях, поддерживая тонущих и тем самым повышая свой шанс достичь Арарата. Строительство сообществ, альтернативных современной «глобальной цивилизации», уже идет, хотя и недостаточно быстро. Необходимо объединение усилий тех, кто готов быть социальным творцом, изменяя свой образ жизни. На этом пути важно удержаться от экстремистской страсти к разрушению. Не нужно ломать символы старого – они уйдут сами. Отказываясь от сковывающих формальных связей, следует дорожить человеческими отношениями, основанными на любви и дружбе. Здесь необходимо руководствоваться принципом «не навреди». Больше человеческого тепла и равноправных связей (пусть и электронных), больше размышлений в общении с друзьями, больше самостоятельности в обеспечении, больше внимания детям и природе. И тогда человечество выйдет из кризиса не одичавшим до уровня средневековья, а способным к дальнейшему развитию духа.

КОНФЛИКТ XXI ВЕКА

Кроме ковчегов, в бурном море будущего века будет плавать немало обломков, плотов с несчастными, пиратских бригов и роскошных яхт. По нашему опыту, существует немало сил, для которых предсказываемое развитие событий по кризисному сценарию объективно приемлемо и даже благоприятно. Это почти все структуры организованной преступности. Это производители низкотехнологичного оружия поля боя, спрос на которое будет расти. Это любые организованные структуры и группировки, ориентированные на установление авторитарного контроля над населением. Это экстремистские организации и движения, мечтающие о дестабилизации нынешнего мирового порядка ради силового установления нового, основанного на какой-либо ясно очерченной тотальной идее: религиозной, социальной, расово-национальной. Это информационные магнаты, использующие мощные СМИ для управления распадающимся социальным пространством. Им может противостоять гражданское общество, опирающееся на ту часть среднего класса, которая готова выйти из подчинения крупного капитала и мафиозных систем. Это слой людей, которые готовы руководить собой, чье главное достояние не капитал и рабочая сила, а знания и квалификация. Они компетентнее управленцев, сами творят полезный продукт, в значительной степени информационный: новые технологии, услуги, впечатления, идеи. Уже сегодня эта сфера производства опережает по стоимости промышленное производство. Такой средний слой заинтересован в самоуправлении и сильном гражданском обществе. Ядром этого гражданского общества может стать сеть поселений и объединений социальных творцов. Сегодня гражданские организации слабы, зависимы и пронизаны иллюзиями. Но кризис, разрушающий современный мир, будет действовать на них благотворно: лишнее в системе «третьего сектора» без грантов и государственной помощи просто отомрет, иллюзии будут опровергнуты суровой реальностью, общественная потребность в гражданских организациях вырастет. У них есть путевка в будущее, потому что им не хватает денег на билет на «Титаник». И если мы сегодня будем активны и творчески деятельны, то, может быть, после первых трагических десятилетий века его продолжение будет вписано в историю как благодатный период возрождения.

Этот период, который будет характеризоваться бурной деиндустриализацией, сопровождающейся стремительным развитием технологий, массовым освоением электроники и новых типов коммуникаций, ростом информационного сектора, укреплением социальных гарантий со стороны общественных, а не государственных институтов, преодолением экологического кризиса в результате подстраивания под среду, исходом населения из городов в поселения, состоящие из коттеджей, насыщенных аппаратурой, позволяющие вести не менее яркую, но более осмысленную, чем сейчас, жизнь. Информационная глобализация, которая может прийти на смену нынешней хозяйственной, позволит наконец согласовывать интересы различных регионов и культур, сближать лучшее в них, преодолевая агрессию и деспотизм. Власть партийных и государственных бюрократий будет вытеснена самоуправлением и реальной демократией, благо технологии позволят без особых проблем и отчужденного представительства выявлять мнение различных групп населения и их удельный вес. Человечество, не утеряв своей полифоничности, сможет перейти к решению проблем, стоящих перед землянами как целым.

Эта картина кажется утопией. Но, во-первых, это лишь оптимум, который возможен культурно и технологически только при условии успешного исхода драматических событий начала века. Во-вторых, современное западное общество казалось бы утопическим раем жителям средневековой Европы, вечно голодной и скованной железным обручем инквизиции, а бедствия середины XX века – непостижимым адом. Общество человека творческого имеет шанс решить проблемы современного человечества, но это значит и приобрести свои проблемы, нам еще плохо понятные. Модель зрелого творческого (информационного) общества, вероятно, будет основана на свободных ассоциациях производителей информации; регулируемых неким подобием центра, авторитет которого будет опираться прежде всего на превосходство знания. Вероятно, стратификация этого общества будет определяться уже не столько социальными признаками, сколько психологическими. Соответственно и динамика сил будет далека от привычной нам социальной логики. Это будет динамичная борьба сил добра и зла в информационном пространстве, так же смутно осознаваемая нами, как и автором Апокалипсиса. Страшно делать шаг навстречу этому миру. Но необходимо решиться на это ради того, чтобы мы, наши дети и внуки решали свои проблемы, а не проблемы наших дедов.