Текст книги "Жить в России"
Автор книги: Александр Заборов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
Страна, которая колонизируется
Зри в корень!
Козьма Прутков
Как это всегда бывает в России, есть и другая сторона вопроса: существуют основополагающие вещи, которые может осуществить только государство. Мы смеемся, когда слышим, что россияне самый северный народ в мире, но ведь это действительно так. Только государство может придать экономический смысл нашей территории. И только государство делает жизнь русского человека осмысленной.
Основой для создания государства обычно является земледелие. Истоки европейской экономики хорошо можно прочувствовать, вдыхая запах навоза в европейских городах по весне: все ближайшие поля хорошо удобрены и интенсивно используются. Главная проблема российского земледелия состояла и состоит не столько в бедности почв, сколько в коротком продуктивном периоде.
Август Гакстгаузен, прусский знаток сельского хозяйства, в 1840-х гг. сравнил доход, приносимый двумя гипотетическими хозяйствами, одно из которых находится на Рейне у Майнца, а другое – в Верхнем Поволжье поблизости от Ярославля. Согласно его выкладкам, на немецкой ферме такого размера должно быть постоянно занято 8 крестьян и 6 крестьянок; кроме того, требуется 1500 человеко-дней сезонного наемного труда и 4 упряжки лошадей. Ферма будет приносить 5000 талеров чистой прибыли ежегодно.
В Ярославле только потому, что более короткий период полевых работ требует большей концентрации рабочей силы, понадобится 14 крестьян и 10 крестьянок, 2100 человеко-дней наемного труда и 7 упряжек. Соответствующие расходы снизят чистую прибыль почти вдвое, до 2600 талеров. Это при предположении, что земля в обоих случаях равноценна, и без учета дороговизны транспорта из-за больших расстояний и плохих дорог.
Вывод автора: поместье в России могло стать доходным лишь при двух условиях: при использовании на сельскохозяйственных работах труда крепостных (что освободит помещика от расходов по содержанию крестьян и скота) или сочетании земледелия с мануфактурой (что поможет занять крестьян, сидящих без дела в зимние месяцы).
Другая сложность – это отсутствие рынков сбыта, а значит, и стимулов для развития. В итоге земледелие хотя и могло прокормить хлебороба, но не могло произвести существенных излишков.
Идеей, созданного в IX в. варягами государства, стал «путь из варяг в греки», ведущий вниз по Днепру к Черному морю и Царьграду. Пути, соединявшие Северную Европу с Ближним Востоком, приобрели в это время особую важность, поскольку мусульманские завоевания в VIII в. закрыли Средиземноморье для христианской торговли. Именно благодаря государству появились в России настоящие города-крепости. Около 882 г. князь Олег (Helgi) собрал под своим началом весь греко-варяжский путь с конечными пунктами Новгород (Holmgard) и Киев (Konugard). Первое русское государство больше всего походило на торговое предприятие, созданное для получения прибыли, но вынужденное выполнять и функции государственной власти. Такую же роль выполняла в XVII–XVIII веках Ост-Индская компания, получившая монополию на торговлю в Индии и имевшая правительственные и военные функции. Великий князь был в первую очередь купцом, и княжество его являлось коммерческим предприятием, составленным из слабо связанных между собой городов, гарнизоны которых собирали дань и поддерживали общественный порядок.
Торговый путь потерял экономический смысл после четвертого крестового похода в 1204 г.: Восточное Средиземноморье открылось для христианского судоходства. Поэтому Московия вынуждена была пойти по другому пути. Выход был найден в распашке все новых и новых земель, то есть в экстенсивном, а не интенсивном хозяйстве: распахивать новые земли было легче и дешевле, чем улучшать старые. Эта потребность в новых землях, вместо полей, истощенных непомерной вспашкой и скудным уходом, постоянно гнала русских вперед.
Ричард Пайпс: До тех пор пока внешние пределы страны можно было раздвигать до бесконечности, русский крестьянин оставлял позади себя истощенную почву и рвался все дальше и дальше в поисках земель, которых не касалась еще человеческая рука.
Пока процесс колонизации ограничивался лесной территорией, русский человек мог идти стихийно и без военного прикрытия. Однако желанные земли лежали в степях, в руках у кочевых тюркских и монгольских племен. Коренной поворот в истории российской колонизации произошел в царствование Ивана Грозного с покорением Казанского и Астраханского ханств. Русские поселенцы устремились в сторону Средней Волги, изгоняя с лучших земель коренное тюркское население. Именно усилиями государства в конце XVIII в. благодаря своей лучшей политической и военной организации Россия окончательно взяла верх над Степью. Таким образом, государство в своей главной ипостаси как военная организация являлось основным элементом проведения жизненно важной для благополучия России колонизации.
Колонизация – основополагающая черта российской жизни, поэтому Ключевский видел в ней самую суть бытия страны: «История России – есть история страны, которая колонизуется».
Ричард Пайпс: Основная причина той цепкости, с которой русским всегда удавалось удерживать завоеванные территории, заключалась в том, что политическое освоение всегда сопровождалось колонизацией. То есть русские активно переселялись и перемешивались с местным населением.
Сверхзадача: о чем договорились власть и общество
Если хочешь быть красивым,
вступи в гусары.
Козьма Прутков
Слияние двух неподдающихся корректировке начал: жестокости государства и невозможности без него обойтись – и породило особый русский тип политической культуры. Сформулируем его основные черты.
Русская культура основана на принятии того факта, что государство важнее человека, более того, государство жестоко к человеку. Государство всегда право, а значит, всегда правы и руководитель государства, и те, кто говорят от имени государства. У нас в стране под именем «правоохранительной» действует «государствоохранительная» система. Наши суды выносят 98% обвинительных приговоров – прокуроры (государство) всегда правы. Главное в работе ГАИ – обеспечить проезд начальства: посмотрите на количество инспекторов на улицах во время ежедневного проезда губернатора на работу и домой. Российский человек беззащитен перед государством. Государство безразлично к судьбе отдельного человека, оно легко жертвует им, ничем ему не обязано и ему не подотчетно. Атрибуты российской власти – тайна, непрозрачность решений, закрытость.
Но лишения, которые испытывает народ, существуют ради великой цели. Ведь жизненно необходимая экспансия должна обеспечиваться идеологически и политически. Россия взяла на себя святой и тяжелый труд указывать пути другим народам и противостоять внешней неправде. Великое государство формирует сверхзадачу: нести в мир свет истинной веры (или единственно верного учения). Россиянин обязательно должен знать, что выполняет особую почетную миссию.
Русский человек не анализирует качество сверхзадачи, ему достаточно просто знать, что она существует, и что все силы государства брошены на ее реализацию. Он самозабвенно выполняет свою, понятную ему часть этой задачи.
Мечта в ее первозданном кристальном виде описана у Олега Куваева в повести «Территория»: «День сегодняшний есть следствие дня вчерашнего, и причина грядущего дня создается сегодня. Так почему же вас не было на тех тракторных санях и не ваше лицо обжигал морозный ветер, читатель? Где были вы, чем занимались вы все эти годы? Довольны ли вы собой? <…> ...Если была бы в мире сила, которая вернула бы всех, связанных с золотом Территории, погибших в маршрутах, сгинувших в „сучьих кутках”, затерявшихся на материке, ушедших в благополучный стандарт „жизни как все”, – все они повторили бы эти годы».
Обязательным элементом является демонстрация крутости. Слышен крик души: «Мы не такие как все!» Это жизни, отданные за государство, с безоглядной верой в то, что именно на Государство можно возложить ответственность за качество Мечты. Это сладостная гибель за Идею.
Михаил Делягин: Особенность русской культуры – органическая неспособность ее носителя существовать без «сверхзадачи», без некоей цели, возвышающейся далеко над его повседневным существованием и придающей этому существованию философский смысл.
Том Парфитт: Мне кажется, русские обязательно хотят в кого-то или во что-то верить. Они одержимы грандиозными проектами и не склонны к ежедневному и кропотливому труду. Они грезят о подвигах, хотят с ходу вырастить самую большую в мире свинью или построить самую мощную ракету.
После краха коммунистической идеи, после мучительного двадцатилетнего периода поиска родилось новое понимание нашей исключительности.
Иван Охлобыстин: Момент живой ответственности за судьбы мира – это делает нас русскими. У каждой нации есть своя национальная идея – ее не может не быть, это нормально. Она, как правило, одна и та же. В своем болезненном пике – это мировое господство. Даже поляки прошли через этот противоречивый и странный для этой скандальной нации момент. Только у одной нации эта идея кардинально противоположна – это наша нация. Эта идея примерно звучит так: «Не допустить реализации ни одной другой великой национальной идеи». Мы в некотором смысле сдерживающее звено на этой земле. В нас погиб Наполеон, в нас погиб Гитлер, в нас погибли какие-то философские течения идеалистические, были превращены в толстовство, еще во что-то.
При скудности ресурсов величие нашего государства может достигаться только за счет нищеты граждан. Собственно оно и держится на способности населения страны терпеть лишения во имя великой цели. Эффективность государства оценивается именно по его способности продвигать правду вовне. Поражение в русско-японской войне породило череду революций, за победу во Второй мировой войне народ простил все понесенные жертвы.
Государство придает смысл жизни и тем своим подданным, которые посвятили свои жизни борьбе с ним.
Irmyx: Те, кто умеют придать жизни окружающим их людей смысл, становятся великими. Сталин это умел. Смысл был у всех: у кого-то выжить, у кого-то отомстить, у кого-то бороться за дело революции. Так хорошо, как у него, больше ни у кого не получилось.
Олег: У нас, в СССР, раньше все праздники были с большой буквы. PR-машина Советского Союза как-то влила раз и навсегда, что все, что делалось в период СССР, было Великим Мирового масштаба: Великая Революция, Великая Отечественная, Великая стройка века, Космос. Иногда думаешь, ну их к лешему, эти праздники, только работать мешают, но как-то без ожидания и ощущения сопричастности с чем-то Великим тоскливо становится.
Из того факта, что государство и страна представляют собой в России неразрывное целое, следует, что бороться с государством – значит бороться с Россией. Победа над государством тождественна победе над страной. Так уже было в 1917 и 1991 годах, победа над государством обернулась Смутой и Распадом. Это и есть главная проблема оппозиции в России: для нее не существует политического пространства. Невозможно выделить отдельную проблему, оппозиция мгновенно втягивается в борьбу со всей системой, и неизбежно происходит маргинализация ее членов. Признаком того, что вы боретесь именно с государством, является тот факт, что вы выступаете против всех его структур одновременно, и борьба происходит под лозунгом «Нам опять крупно не повезло с начальством».
Вотчина
Царь Петр любил порядок
<…>
Он молвил: «Мне вас жалко
Вы сгинете вконец;
Но у меня есть палка,
И я вам всем отец!..»
Алексей К. Толстой
Одной из определяющих особенностей страны является вотчинный характер нашего государства, при котором политическая власть является продолжением права собственности.
Термином «вотчина» в средневековой России обозначалась собственность. Корень его «от» тот же, что и в слове «отец». Вотчина – собственность и полномочия, унаследованные от отца: «оставленное мне отцом» значило «неоспоримо мое». Между разными видами собственности не проводили никакого различия: вотчиной было и поместье, и рабы, и ценности, и права на рыболовство и разработку недр, и даже предки, или родословная. Вотчиной была и политическая власть, к которой относились как к товару.
Вспомним, что в древней Руси политическая власть означала право налагать дань, которым обладала группа иноземных завоевателей, то есть она являлась в первую очередь экономической привилегией.
Нам сегодня более привычно слово патернализм – «отеческий», означающее то же самое: порядок при котором царь правит государством таким же образом, как отец управляет своим семейством. В таких случаях государство – это просто гигантское княжеское поместье. В Московском государстве не существовало «государственного имущества», были только земли великого князя. Эти земли делились на черные и дворцовые, и те и другие одинаково принадлежали государю и даже повинностями не всегда различались. Черные земли могли быть приписаны к дворцу, а дворцовые отписаны в черные. И те и другие могли быть розданы в поместья и вотчины, могли быть назначены сыновьям, княгиням, дочерям, монастырям.
Все дело в отсутствии взаимных обязательств между князем и его людьми. Князь был абсолютным повелителем в личном поместье, он распоряжался всем и вся, будучи господином, хозяином, полным собственником всех людей и вещей. Стремясь распространить свою личную власть за пределы этих владений, князья при этом не пытались договариваться ни с соседними князьями, ни с вольными людьми. В России не существовало вассалитета, русский землевладельческий класс – бояре – не были обязаны служить какому-либо конкретному князю. В отношениях между князем и боярином не было и следа взаимных обязательств и соответственно какого-либо намека на юридические и нравственные «права» подданных. Ситуацию балансировало «право перехода»: у недовольного боярина был единственный выход – переметнуться к другому господину. Когда же Москва покорила всю Русь и больше не осталось независимых удельных князей, под чью власть можно было бы перебраться, бояре обнаружили, что оказались вообще без всяких прав. Тогда им пришлось взвалить на себя весьма тяжелые служебные обязательства, не получая ничего взамен.
При вотчинном строе не может быть четкого разграничения между государством и обществом, поскольку такое разграничение предполагает наличие не только у государя, но и у других лиц права осуществлять контроль над вещами и над людьми. В вотчинном государстве нет ни официальных ограничений политической власти владыки, ни права закона, ни личных свобод.
В средневековой Европе победили другие процессы, там произошло разделение власти на две части: на суверенитет и на собственность. Так, во Франции обычай требовал, чтобы король относился к имуществу короны как к неприкосновенному фонду, от него требовалась клятва, что он не отторгнет ни малейшей части доставшегося ему при вступлении на трон королевского поместья. В XVI в. было дополнительно принято, что завоеванные королем территории остаются в его распоряжении всего на десять лет, а потом включаются в поместье короны. Испанский правовед XV в. четко и кратко сформулировал: «Королю вверено лишь управление делами королевства, а не господство над вещами, ибо имущество и права Государства имеют публичный характер и не могут являться ничьей вотчиной».
Наличие или отсутствие взаимных обязательств существенно влияет на отношение к праву. Суды возникли в Западной Европе как средство разрешения тяжб между правителем и вассалом, а впоследствии стали постоянным элементом общественной жизни. Отсюда же и происхождение конституций, которые, по сути, являются обобщенной формой феодального договора.
Ричард Пайпс: Помимо своей юридической стороны, феодальный договор имел и нравственный аспект: в дополнение к своим конкретным обязательствам правитель и вассал обещали проявлять по отношению друг к другу добрую волю. Хотя эта добрая воля представляет собой весьма расплывчатую категорию, она явилась важным источником западного понятия гражданственности. Страны, в которых вассалитет либо отсутствовал, либо означал лишь односторонние обязательства слабых по отношению к сильным, с великим трудом пытаются вселить в своих чиновников и население то чувство общего блага, в котором западные государства всегда черпали немалую долю своей внутренней силы.
Основополагающие черты российской политической жизни проистекают из отождествления суверенитета и собственности, в нашем Отечестве на протяжении всей истории не собственность рождала власть, а наоборот – власть порождала и делила собственность. Сегодня это правило прикрыто множеством словесных и организационных завес. Поэтому для практического использования его можно сформулировать яснее: в России всегда побеждают те, кто перераспределяет, а не те, кто производит. Или еще проще: те, кто с ложкой, сильнее, чем те – кто с сошкой. Это хорошо известно всем действующим лицам, но периодически память освежается, самый яркий пример – судьба ЮКОСа и его главы Михаила Ходорковского. Отсюда и правило: «трудом праведным не наживешь палат каменных». Хотите преуспеть – нужно попасть в число тех, кто распределяет. Имеется в виду – распределяет с использованием власти, силового ресурса.
Александр Прохоров. Кто на своих хрупких, как правило, женских плечах вытащил из пропасти нарождающийся российский рынок? «Челноки» и мелкие торговцы, которые, по сути дела, спасли экономику от коллапса, обеспечив товарное предложение и поддержав ликвидность рубля в период, когда все рушилось и деньги переставали быть деньгами. Они спасли положение, и они же, как безвестные солдаты в окопах, были забыты своим народом. Их хозяйственный подвиг никто не запомнил и не оценил по достоинству. Вряд ли когда-нибудь появится памятник «челноку» – спасителю Отечества (разве что турки поставят). …Кто их сейчас помнит, этих мешочников? А комиссаров помнят. И «новых русских» запомнят. Потому что люди знают: ключевой класс не тот, кто создает, а тот, кто мобилизует, распределяет и перераспределяет.
Унитарно-кластерное устройство государства
Когда и какой бюрократ не был убежден,
что Россия есть пирог, к которому можно
свободно подходить и закусывать?
М. Е. Салтыков-Щедрин
Государственное устройство России – это непревзойденная смесь предельно унитарного государства и местной вольницы. Безусловное подчинение провинциальных территорий центру сочетается с высокой автономностью местной жизни и всевластием местного начальства. Эти особенности можно проследить и в нашей истории.
Когда Москва завоевывала и присоединяла к себе другие княжества, то двор побежденного князя переносился в Москву и становился там территориальным ведомством – приказом для управления завоёванной территорией. Каждый из этих приказов представлял собою отдельное правительство, имеющее всю полноту власти на территории, будь то Рязань, Новгород, Казанское царство или Сибирь. В главных городах покоренных земель московский князь открывал свои отделения. Такая система управления и создала унитарное государство без малейшего намека на политическое самосознание территорий.
П. Н. Милюков: При самом начале развития наших учреждений мы наталкиваемся на огромную разницу с Западом. Там каждая область была плотным замкнутым целым, связанным особыми правами. Наша история не выработала никаких прочных местных связей, никакой местной организации. Немедленно по присоединении к Москве присоединенные области распадались на атомы, из которых правительство могло лепить какие угодно тела. Но на первый раз оно ограничилось тем, что каждый такой атом разъединило от соседних и привязало административными нитями к центру.
Закрепленный в действующей конституции принцип: Россия является договорной федерацией, а области являются субъектами федерации, государствами – находится в вопиющем противоречии с исторической практикой, а значит, и с реальным положением дел. С такой конституцией наивно рассчитывать на построение устойчивого правового государства.
Отсутствие политического самосознания не мешает территориями демонстрировать высокую степень автономии. Просто она, как все у нас, имеет необычную для европейцев форму, но вполне дает простор для народного творчества. Территории являются наследниками и другой нашей традиции – удельных княжеств.
Удельное княжество (удел) (от «дел», «делить» – часть) – территория на Руси в XII–XVI вв., образовавшаяся в результате дробления крупных княжеств, возникших на месте древнерусского государства. Формально удельные княжества находились под властью великого князя, но имели свою монету, учреждения, власть, то есть являлись практически независимыми государствами.
Юрий Афанасьев: До XV в. никакой собственно России не было, а были несколько десятков разрозненных, изолированных, локальных, главным образом сельских, деревенских миров. Становление России как большого общества, одной страны и единого государства произошло не путем преодоления докультурного – можно сказать, досовременного еще – состояния локальных миров, а, наоборот, путем превращения их догосударственной еще культуры во всеобщую норму.
Локальные миры превратились в кластеры. Такими кластерами сегодня являются не только административно-территориальные единицы, но и производственные предприятия, особенно сложные производственные комплексы военной и добывающей промышленности. Да, директор предприятия назначается Москвой, он обязан выполнить поставленные перед ним задачи, но что касается внутреннего устройства предприятия, он автономен и живет по собственным законам. Особенностью такого типа культуры является то, что отношения между людьми устанавливаются в прямом общении. Люди прекрасно обходятся без универсальных абстракций типа «закон», «государство», «право», «мораль» «стоимость», «рынок». В стране в целом и в большинстве российских организаций власть построена по принципу виноградной грозди – сверху вниз и кластерами. Сами же кластеры являются в значительной мере самостоятельными.
Александр Прохоров. Иначе говоря, русское государство с самого начала сказало подданным: «Я мобилизую и перераспределяю ресурсы, я, при необходимости, осуществляю ключевые функции управления, какие мне заблагорассудится. Но я не имею возможности вмешиваться в вашу повседневную жизнь, в ваш трудовой процесс, мораль, обычаи и во все прочее. Признавайте меня как верховного владыку, выполняйте основные правила или делайте вид, что выполняете, а в остальном живите, как раньше жили. Дань давай, а остальное меня не волнует».
Кластеры отданы в распоряжение руководителя, название которого могут меняться в широком диапазоне. Он полностью подчинен политически (то есть не только не претендует на власть, но и всячески способствует сохранению действующей власти), но свободен административно. Политическое руководство ставит задачу и контролирует сроки и полноту ее выполнения. Кластеры, используя свой собственный механизм регулирования, должны выполнять задачу, поставленную сверху. Причем способ выполнения этой задачи может в корне противоречить всей идеологии государства. Фактически глава кластера бесконтролен и пользуется неограниченными полномочиями при условии, что он выполняет два основных условия: нет громких волнений и жалоб, и люди голосуют правильно. Если это предприятие, то голосование заменяется соответственно на выполненный производственный или финансовый план.
Но зато начальник ни кого внутрь своей вотчины не допускает, следя правда за соблюдением приличий: бумаги для проверяющих должны быть оформлены правильно. Изнутри руководитель практически неуязвим.
Для того чтобы поменять руководителя Российского футбольного союза понадобились, личные усилия президента России. Замена многолетнего председателя федерации бадминтона произошла только после создания новой Национальной федерации и лишения конкурента аккредитации.
Сама мысль, что кто-то внешний может указывать, что можно, а что нет, для нас является невыносимой. Никакой внешней морали – поэтому наши люди так болезненно воспринимают акции НАТО в арабских странах: ведь это нарушение самых основ мироустройства! Зато государство стремится переложить социальные проблемы персонала на плечи предприятий. В спокойные периоды развития страны кластеры постепенно размываются, а творчество народа направлено на обман государства. В тяжелые же дни, дни испытаний именно автономность кластеров обеспечивает выживаемость населения, а инициатива людей направлена на выполнение поставленной задачи и поиски способов выживания.
Кластерный способ организации власти весьма способствовал быстрому расширению территории страны. Завоевание новых земель встречало значительно меньшее сопротивление местного населения, и меньше сил тратилось на обустройство новых территорий – ведь жизнь завоеванных народов менялась не столь резко. Обратной стороной такого устройства является неустойчивость страны к распаду, невозможность построить реальные федеративные отношения. Ослабление центральной власти в конце 80-х – начале 90-х прошлого века мгновенно привело к отделению союзных республик и «параду суверенитетов» внутри РСФСР. Обычным явлением стало запрещение доступности «своей» территории для «чужих» предпринимателей и «чужих» товаров, учреждение дипломатических представительств областей и краев за рубежом, прямые финансовые и экономические соглашения и натуральные обмены с зарубежными странами. Все это не имело никакого отношения ни к суверенному федерализму, ни к ответственной экономической и финансовой самостоятельности. Это были попытки замкнуться в своих локальных мирах.
