Текст книги "Отыгрыш (СИ)"

Автор книги: Александр Воронков

Соавторы: Андрей Милешкин,Елена Яворская
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц)

Глава 7

29 сентября 1941 года, Орёл

Домчались минут за десять. За столь короткое время нереально придумать дельное объяснение, с чего это целый старший майор госбезопасности прибыл для инспектирования в откровенно непрезентабельном виде и без каких бы то ни было подтверждающих полномочия документов, как гоголевский ревизор – инкогнито. Угу, и тоже самозванец. Да тут хоть день думай, хоть целую неделю – фиг до чего путного додумаешься. Кроме сакраментального: наглость – второе счастье. Конечно, он, Годунов, актер не Бог весть какой, да и лгущий без зазрения совести ловкач – не его амплуа, однако ж делать нечего, придется лицедействовать. Да и начальственный гнев, если рассудить, не в таком уж дальнем родстве с растерянностью. Орёл и решка одной монеты… и нужно сыграть так, чтобы монета легла орлом.

Орлом.

Областной военкомат располагался в двухэтажном особнячке явно дореволюционной постройки.

Надежды оправдались (вот бы и дальше так везло, тьфу-тьфу-тьфу, чтоб не сглазить!): дверь была не только не заперта, но и открыта настежь, и даже заботливо подперта камушком.

Годунов, изобразив на лице невозмутимость, вошел, огляделся по сторонам. Из ниши слева дисциплинированно выступил красноармеец:

– Вы к кому, товарищ?

– Военком на месте? – Годунов показал удостоверение.

– Так точно, товарищ старший майор! – даже предписанный уставом ответ не смог скрыть удивление дежурного.

– Проводите.

– Фомин, сопроводи…

"А что вы хотите, ребята? Не одному же мне пребывать в растерянности?.. Однако ж не думаю, что в ней, родимой, вместе веселее".

Полсотни шагов по полутемным лестницам и коридорам – и ярко высвеченный дверной проем.

Годунов интуитивно понял, что его уже ждут. Наверняка дежурный позвонил. Событие-то из ряда вон: целый генерал, по армейским меркам, неизвестно зачем и откуда появившийся…

Высокий майор-летчик с повязкой, закрывающей левый глаз, со светлыми волосами, зачесанными ото лба назад, энергично поднялся навстречу:

– Здравия желаю, товарищ старший майор. Военный комиссар города Орёл майор Одинцов. Разрешите ваши документы.

"Во как!" – уважительно подумал Годунов, мигом корректируя свое отношение к здешней осмотрительности. Не полагается военком на дежурного и русский авось, сам удостовериться желает. На фоне бегства командующего округом и бардака, который даже с большой натяжкой нельзя было назвать эвакуацией, военкомат вдруг представился райским островком порядка и деловитости. Такие вещи Годунов за годы службы научился улавливать мгновенно. И это сразу расположило его к майору.

– Товарищ старший майор! На текущий момент силы гарнизона…

Это, конечно, очень важно. Без всякой натяжки – жизненно важно. Однако начальственный гнев изображать все ж таки придется. Во избежание последующих вопросов. Одинцов-то, по всему видать, не из раздолбаев.

– Вас ничего не удивляет, товарищ майор? – жестко прервал Годунов и военкома, и собственные несвоевременные мысли. – Например, то, что я прибыл без предупреждения? – выдержал коротенькую, в один вздох, но очень весомую паузу. – Или мой, с позволения сказать, внешний вид?

– Прошу прощения… – сухо начал Одинцов.

– Есть за что. Что вы там о силах гарнизона? Начштаба округа уверенно рапортует командующему Брянским фронтом, что у вас тут артиллерии – хоть генеральное сражение давай, а на деле? А дело, по всему видать, швах. Железнодорожный-то узел зенитки надежно прикрывают, нет? Про авиацию даже не спрашиваю. Тут без бодрых рапортов обошлось. А вот лично у меня не обошлось, как видите. В двух километрах от города под бомбежку угодил, – Годунов перевел дух. – Так что ничего, кроме удостоверения, предъявить в подтверждение своих полномочий не могу. Придется вам пока поверить мне на слово…

Угу, то-то и оно, что поверить. То-то и оно, что пока. Пока не найдется кто-нибудь, чьих полномочий хватит, чтобы связаться со Ставкой, но…

"Дуракам везет", – помнится, любила повторять бабушка.

Вот и появилась возможность проверить. А кто он, Саня Годунов, если не дурак? Самая логичная мысль: надо-де отсидеться, осмотреться и озадачиться собственной судьбой, у него, конечно, возникала… Точнее, не возникала. Пряталась серой мышкой в самом темном уголке сознания – и не возникала.

Нормальный человек, не преувеличивающий роль личности в истории и не преуменьшающий значимости собственной жизни, а главное, знающий, чем все кончится по большому счету, то есть осведомленный не только насчет мая и сентября сорок пятого, но и насчет августа девяносто первого, октября девяносто третьего и многих других, куда менее запоминающихся, месяцев медленного, но неуклонного скольжения вниз… что сделал бы такой нормальный? Сжёг бы удостоверение, благо, спички – вот они, в боковом кармане, вместе с ещё не початой, но уже основательно измятой пачкой папирос "Дюбек" составляют все его личное имущество, – и… а вот тут возможны, так сказать, варианты, как не быть принятым за дезертира или шпиона и сохранить на плечах голову. Возможно, даже повлиять на что-то попытаться, все ж таки послезнание – не совсем бесполезная штука. Наиболее запомнившиеся из альтисторических романов предлагали для достижения этих целей самые разнообразные модели поведения. Некоторые вероятности даже казались осуществимыми. Только вот незадача: жизнь у него была одна, что не давало никакого простора для эксперимента. Ну, допустим, удалось с первого раза выбрать нужное направление действий. Отлично. Но для осуществления задуманного нужно время. Опять же допустим, что незначительное. По меркам мирного времени, угу. У войны свои сроки. И в эти немногие месяцы уместится и падение Орла, и оборона Тулы, и, вполне вероятно, Московская битва. И с каждым днем будет обесцениваться твое, Годунов, послезнание.

И вообще, слишком много допущений! Слишком много, чтобы думать об этом всерьез…Вот только совсем не думать или думать не всерьез, наверное, не получится…А все ж таки присказка про белку в колесе известна давно. Вот и изволь, Александр Василич, пищать да бежать. И не просто так, а с толком, создавая не панику, но поступательное движение.

Вломиться со всего маху в прошлое, имея в кармане эдакое удостоверение, – и отсидеться? Преотличная во всех отношениях идея – отсидеться в подводной лодке, по которой хреначат глубинными бомбами!

…А ежели душой не кривить, ты ведь сразу определился: не настолько ты нормальный – правы, ох, правы оказались школьные коллеги! – чтобы стоять в стороне от того, что свершается здесь и сейчас, выгадывая какие-то будущие шансы. Завтрашний шанс – он то ли будет, то ли нет. Особенно с учетом военного времени и отсутствие каких бы то ни было документов, кроме пресловутого удостоверения.

Значит, в полном соответствии с традициями альтисторического жанра, будем считать сей документ прямым указанием на то, что нужно действовать. Действовать – и до времени загнать в тот самый чуланчик памяти да под крепкий замок мысль о созвучии твое раскроется не сегодня и, дай Бог, не завтра… У войны свои сроки. А потому – наглеть так наглеть. Причем быстро. Громов и молний довольно, пора переходить к конструктивному диалогу.

– Э-э-э… товарищ Одинцов… позвольте узнать имя-отчество?..

– Игорь Григорьевич.

– …Игорь Григорьевич, как вы наверняка уже поняли, я уполномочен проинспектировать готовность города к обороне. Однако ж тут впору вести речь не об инспектировании, а об организации обороны города с нуля. Итак, какие воинские подразделения доступны сейчас и какие мы можем подготовить в течение одного-двух дней?

К счастью, Одинцов не завис на вопросе о подтверждении полномочий, включился в работу сразу:

– Самое боеспособное подразделение – это сто сорок шестой отдельный конвойный батальон НКВД. Еще есть семьсот человек ополченцев, отряд сформирован при Управлении НКВД.

"Ага, что и требовалось доказать!" – невесело хмыкнул про себя Годунов.

А чему радоваться? Если бы в городе были пресловутые пять полков, начал бы военком с двух батальонов чекистов, а?

– Есть с полтысячи ополченцев, по госпиталям выздоравливающие… тут данные надо уточнять, – с виноватым видом заключил Одинцов.

И, поколебавшись, добавил:

– С утра ещё два комендантских взвода было и три БА-10, но сегодня они из города вместе с командующим округом и начштаба отбыли в неизвестном направлении.

"Ну ладно, пусть будет – в неизвестном. История рассудит… жаль, история – не военный трибунал", – подумал Годунов. И задал самый главный, но, по всему видать, уже бессмысленный вопрос: – Вернемся вот к чему. Полковник Пекарев докладывал генерал-полковнику Ерёменко о четырёх противотанковых и одном гаубичном артиллерийских полках. Они существуют в каком-либо виде?

– Да, если шестнадцать сорокапяток и четыре ЗИС-2 можно так назвать. Но я сильно сомневаюсь, что немцев удастся в этом убедить. Что же до гаубичного полка, то это скорее передвижной музей. Наличествует двадцать четыре 122-миллиметровых гаубицы образца десятого года: понятия не имею, где вообще их откопали. Противотанковые орудия с расчётами, а вот антиквариат почти бесхозный – от силы восемь расчётов укомплектовать можно.

– Ладно, хоть что-то, – сказал Годунов. А про себя добавил: "Ну уж очень "что-то"!"

– Кроме того, на аэродроме имеется десять машин: семь У-2, пять из которых в полной исправности да три УТ-2. Только вот летать на них некому. Подробнее можно осведомиться у замначштаба подполковника Беляева. Что же до вооружения и боеприпасов, наиболее полной информацией располагает бригвоенинтендант Оболенский, он вообще в округе про всё имущество до последней портянки знает.

Годунов чувствовал себя сказочно-анекдотической старухой у разбитого корыта. Только вот не приходилось рассчитывать на появление не то что золотой рыбки, но даже какой-нибудь вяленой воблы.

– Поедемте-ка, товарищ майор, в штаб округа. Время поджимает, так что на месте разберемся, кто во что горазд. И вот ещё что. Мне бы одеться подобающим образом. Это возможно?

– Решим, товарищ старший майор, – подумав несколько мгновений, уверенно сказал Одинцов, позвонил какой-то Нине Федоровне, а потом отрапортовал: – Все в порядке. По дороге в военторг заедем. Прикажу подготовить машину.

"Заодно и перекусить бы… хотя б и по дороге", – с тоскливой безнадежностью намекнул желудок.

– Не надо машину. Я тут персональной разжился. От эскорта бывшего командующего округом отбилась.

Годунов поймал себя на мысли, что невольно выделил голосом хлёсткое словечко "бывшего". Хотя де-юре Тюрин ещё командующий. "Наглеть – так наглеть", – в очередной раз приободрил себя попаданец-самозванец.

За те полчаса, что высокое начальство отсутствовало, водитель успел привести себя в подобающий вид, даже растерянности во взгляде поубавилось, и теперь с полным основанием мог именоваться сержантом Дёминым. Ориентируясь без подсказки, он за считанные минуты доставил товарищей командиров в военторг.

А вот Нину Фёдоровну впору было называть Ниночкой, прехорошенькая такая девчоночка лет двадцати, разве что старушечий пучок на макушке немного портил впечатление. Чуточку суетясь и самую малость смущаясь (не каждый же день являются покупатели столь высокого ранга!), она подобрала форму и собственноручно привинтила к краповому сукну петлиц посеребрённые ромбы, лучащиеся рубиновой эмалью.

Форма сидела непривычно. Да и вообще, поглядевшись в зеркало, капитан третьего ранга Годунов почувствовал себя ряженым. "Мало чести в том, чтобы нацепить чужие погоны!"

– Спасибо, – сказал он Ниночке, которая с вопрошающим выражением лица маячила у него за спиной, и понял, что голос прозвучал резковато.

– Товарищ старший майор… – несмело начала она. – У меня вопрос… если можно.

– Слушаю, – без особого удовольствия отозвался Годунов: у него самого сейчас крутилось в голове слишком много вопросов.

– Правда ведь, вы Орёл не сдадите?

– Сделаем все возможное, – уверенно ответил он.

Глава 8

29 сентября 1941 года, Орёл

«Сделаем все возможное…»

Немудреный ответ. Такие ответы дают врачи, когда прогноз совсем плох. И чиновники, когда попросту не хотят ничего делать.

А Ниночка, похоже, воодушевилась. Ну да ладно, надежда – подруга хорошая, случается, что и выручает. Как бы самому с надеждой задружиться, а? И не с малахольной какой-нибудь, а с такой, чтоб с первого взгляда доверие внушала и убежденность: все будет хорошо и ещё лучше! И чтоб имелись при ней хотя б минимальные резервы и некоторое количество боеприпасов… Только это уже получается портрет не надежды, а какой-то иной, более солидной, дамы. Сойтись с которой на короткой ноге вряд ли удастся. Твоей, Александр Василич, надежде, бледной, но решительной, впору, как в дурной киношке, бросаться с шанцевым инструментом и зверским выражением лица на танки. Хотя…

Подходил к концу "первый день попаданца". От усталости и обилия впечатлений вечевым колоколом гудела голова. Стоило бы передремнуть по дороге хоть четверть часа, авось в мозгах прояснилось бы. А сна – ни в одном глазу, наверное, по тем же самым причинам. Оставалось только в очередной раз позавидовать бесценному опыту товарища Штирлица.

Годунов вглядывался в темноту, пытаясь уловить приметы того Орла, который был ему знаком. Занятие, конечно, бесполезное, но сосредоточиться помогло. И очень вовремя – машина остановилась перед особняком, в стиле которого архитектор, наверняка умевший потрафить вкусам губернского дворянства, находчиво соединил помпезность и провинциальность.

Додавить последние рефлексии, и так уже вялые, как травленые тараканы, удалось аккурат в тот момент, когда со скрипом отворилась тяжелая дверь с кованой ручкой. За такой дверью должен был бы обнаружиться бодренький дворецкий, а не усталый дежурный, оживившийся только при взгляде на удостоверение.

А вот замначштаба округа подполковник Беляев, крепко сбитый кряжистый мужик лет тридцати пяти, удивления не выказал. Может, Одинцов его предупредил? Угу, ещё скажи – морально подготовил. Когда б успел? Если только перепоручил кому? Ну да ладно.

Интуитивно Годунов опасался таких вот ничему не удивляющихся… на языке крутилось "лиц при исполнении должностных обязанностей" с цепким взглядом чуть исподлобья (хотя, признаться, никогда не видел от них ничего плохого), и после обычных приветствий поспешил взять быка за рога, начальственным речитативом выдавая все то, что надумал по дороге:

– Товарищ подполковник, необходимо в кратчайшие сроки собрать командиров всех частей, дислоцированных в Орле, и всех начальников служб. И ещё… – Годунов вдохнул, готовясь с головой броситься в омут, – мне нужна ВЧ с генерал-полковником Ерёменко.

– Товарищ старший майор, ВЧ только в кабинете командующего округом, а он опечатан.

– Обстановка такова, что медлить нельзя. Вскрывайте кабинет, – приказал Годунов.

Его бабка любила повторять: "Снявши голову, по волосам не плачут". Маленький Санька сути не улавливал, воображая себе что-то вовсе несусветное. Потом, конечно, начал понимать. А вот воистину проникся только сейчас. И картинка получилась как раз-таки сюрреалистическая, с уклоном в хоррор.

Замначштаба, по-прежнему не проявляя (остается надеяться – попросту не демонстрируя) никаких эмоций, достал из монструозного, под стать моменту, сейфа ключ.

Сняв с аппарата ВЧ трубку, Годунов мысленно перекрестился – вот оно, первое серьезное вмешательство в историю… даст Бог – не последнее.

– Ерёменко у аппарата, – раздалось в трубке раньше, чем он успел морально подготовиться.

– Товарищ генерал-полковник, у аппарата старший майор госбезопасности Годунов. Я командирован в Орловский военный округ Ставкой Верховного Главнокомандования с целью инспектирования подготовки округа к обороне. Однако сегодня вечером командующий округом генерал-лейтенант Тюрин и начштаба округа полковник Пекарев покинули город и отбыли в северо-восточном направлении, – глубоко вдохнул. – В связи с отсутствием в округе централизованного руководства и в соответствии с полномочиями, данными мне Ставкой, я принимаю командование округом и Орловским оборонительным районом на себя.

Снова перевел дух. На том конце провода молчали. Хотелось верить, что к добру оно, это молчание. И надеяться, что командующий Брянским фронтом не сообщит в Ставку об этом разговоре, хотя бы до времени.

– Как я успел выяснить, сведения о составе и численности войск в округе, в частности о пяти артиллерийских полках, представленные вам полковником Пекаревым, не соответствуют действительности. И, самое главное, по сведениям, полученным из абсолютно достоверных источников… – ох, только бы Ерёменко не пришло в голову выяснять, что за источники такие! – …утром 30 сентября Вторая танковая группа противника нанесет удар на стыке 13-й армии и оперативной группы генерал-майора Ермакова. 24-й моторизованный корпус пойдет на Орёл, а 47-й моторизованный – в направлении Севск – Карачев – Брянск. У противника имеются подробные карты местности и нельзя исключать возможность использования им лесных дорог…

– Что в Орле? – резко спросил командующий.

– Насколько мне известно, сейчас в Орле всего около двух тысяч штыков. Мобилизационный резерв ещё предстоит оценить, но не думаю, что он велик. Если будет возможность, окажите помощь танками и поддержите авиацией, – бесцеремонное заявление, конечно, но вдруг что и обломится? – С нашими силами мы можем только героически погибнуть.

– Вот же Тюрин засранец, – оказывается, Ерёменко не просто молчал и думал, он ещё и проникнуться в полной мере успел. – Сбежал, сука, весь фронт с голой задницей оставил… – помолчал. – Будут тебе танки. Много не дам, но будут. Стрелковый полк дам, больше не могу…

Ерёменко прокашлялся, и в следующую пару минут Годунов узнал много нового, но малоценного в свете ситуации, требующей практических решений, о морально-психологическом облике командования округа и о перспективах развития взаимоотношений указанных лиц с рядом домашних животных и Хайнцем Гудерианом лично. Вряд ли что-то из услышанного допустимо было бы включить в мемуары. "Ты доживи ещё до мемуаров, – усмехнулся Годунов, чувствуя себя ну очень конкретным попаданцем. Комфронта не на пустом ведь месте реагирует столь экспрессивно. Попадись ему сейчас Тюрин, мог бы, наверное, и в рожу двинуть. В лучшем случае.

– С полком пришлю ещё десять тысяч бутылок с КС… Ты, Годунов держись, а то всему фронту труба. Держись.

"А что мне ещё остается, на подводной-то лодке? – мысленно повторил Годунов.

Положил трубку и обернулся к замначштаба.

– Товарищ подполковник, вы Потапова Николая Кузьмича знаете?

– Разумеется, товарищ старший майор, – спокойно отозвался Беляев. Настолько спокойно, как если бы ожидал этого вопроса.

Нет, ну не мысли же он, в конце концов, читает! Хотя, в свете нынешних событий, впору в любую мистику верить… а все равно как-то не верится. В судьбу – да. Ну, так он всегда верил, что судьба, как бы причудливо она ни маневрировала, – на его стороне. И сейчас не время и не место, чтобы эту веру терять.

Так что спокойствие и догадливость Беляева спишем на богатый жизненный опыт. Будем считать, в очередной раз повезло, замначштаба тоже дельный мужик.

Угу, бездельные сбежали, дельные остались… Только как вы, бывалые да дельные, умудрились так Гудериана порадовать, что отголоски этой радости даже в мемуарах слышны, а заодно и краеведам яблоко раздора подкинуть?

А цыплят всяко по осени считают. Неизвестно еще, каких успехов ты добьешься и куда тебя возникшие нежданно-негаданно прогрессорские амбиции заведут!

– Что скажете о нем?

– Плохого не скажу.

Сурово. Ну хоть так…

– Он у себя на заводе танкоремонтную мастерскую разворачивает. Помогите ему. Поищите в госпиталях среди выздоравливающих ремонтников, механиков-водителей… да вообще танкистов, трактористов и бывших рабочих МТС. Ну и информацию по выздоравливающим других воинских специальностей соберите. А госпиталя будем готовить к эвакуации. Подробнее обговорим на совещании. Майор Одинцов сейчас всех собирает, полагаю, к двадцати ноль-ноль управится.

В этот момент дверь кабинета распахнулась.

– Иван Трофимович, пойдемте, голубчик, почаевничаем на ночь глядя… – вошедший хотел добавить ещё что-то, но осекся, заметив Годунова. – Здравия желаю, товарищ комдив!

Вечерний гость подполковника Беляева, несмотря на форму бригвоенинтенданта, показался Годунову выходцем из XIX века – статный старик, словно сошедший с портрета эпохи дуэлей и балов. Годунову невольно захотелось расправить плечи – так ладно и красиво сидела форма на вошедшем.

– Бригвоенинтендант Оболенский, начальник снабжения Орловского военного округа.

"На ловца и зверь бежит", – всплыла в памяти ещё одна бабкина поговорка.

– Здравствуйте, товарищ Оболенский. Старший майор госбезопасности Годунов, с сего дня я отвечаю за оборону Орла, – м-да-а, как ни крути, нелегка она, доля попаданца! Только представляться за сегодняшний бесконечный день приходится в третий раз… или в четвертый? У-у-у!

– Значит, узнали в Ставке про наши безобразия, – старик нахмурился. – Уму непостижимо, фронт задыхается без крупнокалиберных пулеметов, а у нас тут на складе аж двести штук пулеметов Дегтярева-Шпагина образца тридцать восьмого года, новеньких, в заводской смазке. С августа месяца на фронт отправить не можем, Тюрин над ними, как царь Кощей над златом, чахнет…

"Совсем зачах ваш Тюрин", – чуть было не вырвалось у Годунова, однако же внутренний голос ехидно прокомментировал: "Он такой же наш, как и ваш!"

– Ну что ж, дождались, что не вы их на фронт, а фронт – к вам. Над чем там ещё чах бывший командующий? – на этот раз он осознанно выделил голосом слово "бывший".

– Вот что, товарищ комдив, пойдёмте-ка покушаем, что Бог послал, а там и побеседуем, – мягко проговорил Оболенский, но в его тоне Годунову почудился укор… или не укор? Ладно, нашел время погружаться в пучины психологии! Особенно если учесть, что предложение как нельзя кстати.

В кабинете Оболенского, весьма похожем на беляевский, уже был накрыт стол в центре которого возвышался гигантский самовар, начищенный до зеркального блеска. Бывалого вида старшина лет сорока с шикарными ("мулявинскими", как подумал Годунов) усами вносил последние штрихи в притягательный натюрморт.

– Афанасий Петрович, у нас сегодня, извольте убедиться, двое гостей, – непринужденно, как-то по-домашнему промолвил Оболенский.

Старшина, ни слова не говоря, ловким движением добыл из притулившегося в стороне шкафа ещё пару столовых приборов и отправил их на стол, после чего, обменявшись взглядами с хозяином кабинета, моментально исчез. Ох и непростой же у дедушки ординарец, да и сам он ох как непрост!

Годунов даже не уловил момента, когда старшина покинул помещение. Вроде, и отвлекся-то ненадолго, разглядывая ниспосланные голодающему богатства…

– Афанасий Петрович у нас потомственный пластун, товарищ комдив, – усмехнулся хозяин кабинета, с ходу истолковав удивленный взгляд гостя, – сам до сих пор удивляюсь, как это ловко у него получается, хотя я его уже лет, почитай, десять знаю. Да вы присаживайтесь, покушайте. Я так понимаю, у нас такие дела скоро завертятся, что покушать без спешки, по-человечески, райской мечтою покажется. Иван Трофимович, ну а вы-то что стоите, чай не в гостях, да и в ногах, как народ издавна приметил, правды нет.

– Вы правы, – грея ни с того ни с сего озябшие руки о чашку, признался Годунов. – Насчет дел наших правы. У нас с вами на все про все два, ну, может, три дня осталось, так что надо все взрывающиеся, горящее и стреляющее использовать, да по уму, – он задумался. – Вот взрывчатка, к примеру, есть на складах?

– Ну, такой, о которой сказать не стыдно было бы, килограммов сто наберется, – не моргнув глазом ответил Оболенский, – однако ж есть ещё мелинит, с царских времен остался, жуткая, между нами говоря, гадость, – взглянул на Годунова, потом на Беляева, будто ища сочувствия, – но гадости этой очень много, почитай двадцать тонн. Хотели мы ее строителям отдать, но они как черт от ладана шарахнулись, так вот и долежала…. На безрыбье, как говорится, и рак рыба…

– Вы даже не представляете, как это хорошо, что долежала, – немного воспрянул духом Годунов. Руки согрелись, даже к щекам кровь прилила. – Вот только годный он, мелинит ваш, или того…

– Еще как взрывается! – поспешил успокоить Оболенский. – Да вы кушайте, кушайте, печенье домашнее, супруга нынче побаловать решила, как чувствовала, что гости у меня будут. Так вот, я по весне приказал с каждой тонны пробу взять и испытания провести, и могу заверить – все двадцать тонн годны в дело.

– В снарядах тоже взрывчатка есть, – заметил Беляев.

– Иван Трофимович, дорогой мой человек, – интендант улыбнулся. – Я понимаю, что давно уже вышел из гимназических лет и латинские глаголы вряд ли сейчас дались бы мне без труда. Однако ж о том, что у нас в хозяйстве имеется, пока ещё крепко помню.

– Что за снаряды? – спросил Годунов.

– Реактивные, для самолетов. Ну, те, что РС-132. Завезли их с неделю тому назад, не много не мало – восемь тысяч. А толку-то с них? Самолетов все равно нет, на У-2 перкалевые не поставить, – Оболенский вздохнул. Так вздыхает радушный хозяин, на столе у которого вдруг не оказалось простого хлеба.

– Э-э нет, товарищ бригвоенинтендант! – Годунов покачал головой. – Я думаю, снаряды мы иначе используем. А вот скажите, нет ли в нашем распоряжении противотанковых ружей? – спросил он, и не рассчитывая на утвердительный ответ.

– Чего нет – того нет, – снова вздохнул Оболенский, – не дошли до нас ружья. Мы же до войны глубоким тылом считались. Благо, хоть орудия какие-никакие есть.

– Да уж, мне про эти орудия товарищ Одинцов рассказал, – иронично усмехнулся Годунов. – Особенно много хорошего – про гаубицы. Кабы не враг, к этому антиквариату пионеров на экскурсии впору было бы водить, рассказывать им про Империалистическую…

– Это вы товарищ, комдив, зря, – покачал головой интендант. – Игорь Григорьевич, не в обиду ему будет сказано, под стол пешком ходил, когда эти гаубицы германцев громили. А вы, товарищ комдив, наверняка помните…

"Артиллерист", – догадался Годунов.

А вслух сказал:

– Простите великодушно, не силен я в артиллерии…

А Оболенский, не на шутку увлекшись, продолжал:

– Но с гаубицами и правда беда, расчёты дай Бог к третьей части найдутся. Однако ж и с этой бедой сладить можно. Правда возраст у солдат великоват, но есть, есть у нас в Орле человек тридцать старых гаубичников.

– А ежели ещё и по госпиталям посмотреть выздоравливающих… – подхватил мысль Годунов и заключил: – Справимся.

И снова мысленно добавил, как заклинание: "Хочется верить, ох как хочется!"

– Особенно хочу порекомендовать вам отца Иоанна из Преображенской церкви, в миру Ивана Григорьевича Земского…

Так, вроде бы, на этот момент в Орле нет ни одной действующей церкви, припомнил Годунов. Нет, он, конечно, не специалист, но на недавнем семинаре Общества охраны памятников смутно знакомая по предыдущим семинарам дамочка об этом доклад читала.

– Мы с ним давние приятели, у наших матушек усадьбы в Пятницкой слободе забор в забор стояли, – между тем продолжал Оболенский с той интонацией, с коей и надлежит разговаривать за чаем… без учета обстоятельств, и Годунов не мог не подивиться самообладанию старого офицера. – Артиллерист он от Бога, за это я ручаюсь, и как раз-таки гаубичник. Сан-то он уже в двадцатые принял, после некоторых событий в частной, как говорится, жизни. Вы дурного-то не подумайте, он не из врагов идейных, ничего эдакого за ним не числится. Как церковь закрыли, его даже в облархив работать взяли, и был он на хорошем счету. А архив наш в здании Преображенской церкви располагается, видите, как чудно судьба-то распорядилась? Архив, конечно, уже эвакуировали, да не весь, не весь. Вот при том, что осталось, Иван Григорьевич и числится. Ну и, скрывать не буду, служит. Сан-то он не слагал, а время такое, что людям никакая опора не лишняя.

М-да-а, а здесь, по всему видать, край непуганых интендантов. Вот и верь после этого любителям порассуждать о безгласном тоталитаризме и тоталитарной безгласности!

– Я уверен, что в такое время он раздумывать не будет, да и отсиживаться ему резону нет – военная, как говорится, косточка, – резюмировал Оболенский, допил чай, аккуратно отодвинул чашечку с блюдечком – и принялся совершенно учительским тоном, с чувством, с толком и с расстановкой, перечислять, чем богаты окружные склады.

ДШК, мелинит, гаубицы… Люди… Кого ещё под ружье поставить-то можно? Округ, надо понимать, выметен подчистую: если память не изменяет, в июле сформировали двадцатую армию, а потом стрелковую дивизию, которая в привычной истории прославилась при обороне Тулы, и сколько-то там маршевых батальонов… не один десяток – точно. Так что правильно он сказал Ерёменко насчет мобилизационных резервов, правильно. Что мы вообще имеем на сегодняшний день, который давно уже вечер? Доподлинно известно о семи сотнях ополченцев, и не абы каких – батальон, шутка ли сказать, создавался при Управлении НКВД. Прибавим чекистов-конвойников. Ну и робко припомним про три сотни парней и девчонок из истребительных групп… А нужны-то артиллеристы… саперы… летчиков бы человек… хоть сколько-нибудь!..

Авторы многочисленных альтернативок, красочно живописующие преимущества послезнания… вас бы сюда, подсказали бы бедному краеведу-любителю, откуда спецов брать да по каким кустам рояли шукать! И заодно – на чем эту филармонию траспортировать. Память, память, ну хоть ты-то что-нибудь жизнеутверждающее подскажи!

В компьютерной стратежке удобно: вот они, все твои ресурсы, аккуратно расфасованы по квадратикам. А главное, если что-то пошло вкривь, и вкось, и поперек планов, всегда переиграть можно, угу. И не надо бодреньким тоном человека, радующегося тому, что покойник он пока только потенциальный, объявлять всем и каждому: дескать, справимся, прибыл Чип и Дейл в одном лице, сейчас всех спасет и выручит, ввалит врагам по самое Гитлер не горюй и в финале будет красиво попирать ногами поверженного Гудериана…

А причем тут, собственно говоря, компьютерная "стратегия"? Неужто тебя, Александр свет Василич, ни жизнь, ни служба системности мышления не научили? Вот и давай, систематизируй, если потонуть не хочешь.

Вздохнул. Дожевал печенье, почти не чувствуя вкуса. Снова вздохнул. Допил чай. Попросил у хозяина листок бумаги и карандаш – в последний раз он писал пером, да и то плакатным, в незабвенные курсантские времена, нефиг лишние подозрения провоцировать. Он и сам по себе – тот ещё рояль на человечьих ножках, целый, в переводе на нормальный общевойсковой язык, генерал-майор, свалившийся в прифронтовой город чуть ли не с неба. Остается надеяться, что врут старые фильмы и современные историки насчет повальной шпиономании. Ладно, определился ведь уже: сейчас это неактуально. Все равно обратный отсчет уже пошел, и от того момента, когда откроется, что оборону возглавил самозванец, его, Годунова, отделяют несколько дней, в самом лучшем случае – неделя. И дальнейшие прогнозы до известной степени зависят от результативности его действий. И вообще, кому судьба быть повешенным, тот не утонет. Так когда-то сказала бабка, входя, в самом что ни на есть буквальном смысле слова, в горящую избу, чтобы вынести оттуда кошку с новорожденными котятами.