Текст книги "Отыгрыш (СИ)"

Автор книги: Александр Воронков

Соавторы: Андрей Милешкин,Елена Яворская
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц)

Глава 5

Осень 2011 года, Орёл

Лариса Михайловна Сизова, заместитель директора по воспитательной работе, долго и внимательно изучала записи в своем гроссбухе, подсчитывая трофеи после инспекционного набега, наконец, сняла очки и, внушительно похлопывая ими по тетрадке, проговорила:

– Я уважаю ваши, Александр Васильевич, убеждения, однако же с точки зрения методики вы поступаете не совсем верно. Я учитываю отсутствие у вас педагогического образования и… э-э-э… принципиально иной профилирующий опыт. Тем не менее, вы должны учитывать, что работаете со школьниками. Им нужно давать готовую концепцию. Никаких гипотез! Никаких допущений!

– А как же тогда их логически мыслить-то учить? – с абсолютно искренним недоумением спросил Годунов.

– В рамках концепции, все в рамках концепции. Я, между прочим, историк, и, смею полагать, представление о причинно-следственных связях детям на своих уроках даю.

– Лариса Михайловна, возможно, я неправ, – увещевательно начал Годунов, – но что плохого в том, что на факультативных – подчеркиваю, факультативных! – занятиях мы пробуем моделировать исторические события, исходя из потенциальных возможностей, которые не были реализованы в реальности, но вполне могли бы…

– Если бы да кабы… – преувеличенно вздохнула "Между Прочим Историк". – История, Александр Васильевич, не терпит сослагательного наклонения!

Эту отшлифованную до блеска постоянным использованием истину Годунов в предыдущий раз слышал с месяц тому назад на очередном шабаше краеведов, куда, как повелось, проник под видом восторженного слушателя – человеку "с улицы" приобщиться к этой весьма специфической касте ох как непросто!

Речь опять и снова шла о событиях 3 октября 1941 года. Снова и опять сошлись в поединке брутальный Ревцов и напористый Овсянников. Ревцов был из чиновников от культуры, попутно профессорствовал в пединституте, неизменно возглавлял комиссии под лозунгом "поспорят, пошумят и разойдутся" и т. д. Короче, был авторитетом в законе. Овсянников статью и стилем – Ленин на броневике. Народный трибун и руководитель весьма результативного поискового отряда. Ревцов плевался умными словечками, Овсянников резал правду-матку… На невидимом табло незримо, но осязаемо высвечивались два нуля.

Александр Васильевич давно сделал для себя вывод: спор увлеченных людей – это всегда, как говаривал один его сослуживец, с открытым забралом на амбразуру. Красиво и бессмысленно. Уж сколько раз он обещал себе не ходить на краеведческие мероприятия…

Но сегодня, именно сегодня повод поприсутствовать наличествовал. Если наставления непосредственного начальства продлятся не более четверти часа, он успевает минута в минуту.

– Можно считать, что мы с вами договорились? – "замша" улыбнулась, демонстрируя покровительственное дружелюбие, и подвела итог. – Будьте добры, Александр Васильевич, в течение недели-другой доработайте план факультативных занятий и принесите на утверждение.

Все, теперь точно успеваем!

Годунов поймал себя на мысли, что радуется, как школяр при известии, что последнего урока не будет. Да, наверное, правы коллеги, когда посмеиваются над ним: его увлеченность становится манией какой-то. А если бы иначе, то разве это была бы увлеченность?

Не далее как два дня назад сунулся он сдуру, как папуас в прорубь, в местный архив, имея на руках не какой-нибудь солидный запрос, а всего лишь письмишко, выпрошенное все у той же Ларисы Михайловны, – конечно, с печатью и подписью… но они, как выяснилось буквально с порога, необходимого веса листу бумаги офсетной формата А4 не придали. Бабулька вахтерской внешности, зыркнув поверх раннеперестроечного аналога ресепшн, невнятно пробухтела:

– Ушестоййдить…

С усилием расшифровав замысловатое послание, Годунов сообразил, что посылают в шестой кабинет. И едва не сплюнул. Суеверный, как многие моряки, он считал шестерку персональным кодом неудачи.

"Ушестом" за цифровым устройством типа ноутбук сидела аналоговая дамочка типа чиновник и щелкала мышкой в ритме похоронного марша. Недоброе предчувствие обрело плоть. И дар речи:

– Вам чего?

Иллюзия общения с продавщицей гастронома была столь велика, что Александр Васильевич едва не ляпнул: "Два кило бананов, пожалуйста". Да кабы и ляпнул, ничего не изменилось бы, потому как нуль на что ни умножай, все равно – дырка от бублика. Пока он пространно объяснял, что всерьез интересуется событиями октября сорок первого года на Орловщине и просит допустить его к соответствующим периоду архивным документам, дамочка смотрела на него так, как если бы он посягнул на ее кошелек или – свят-свят-свят! – честь.

– Насколько я понимаю, даже те документы, которые хранились в партийном архиве под грифом "секретно", давно рассекречены… – попытался атаковать Годунов.

– А вам-то оно зачем? – с ходу контратаковала дамочка.

– То есть?.. – Александр Васильевич, подавив вздох, мысленно констатировал, что тактика чиновников всегда вынуждает обороняться.

– Ну, то есть, зачем вам эти материалы? Вы историк? Вы пишете диссертацию?

– Нет, я бывший подводник, давно интересуюсь…

– Значит, вы не специалист? – продолжала развивать наступление чиновница. Александр Васильевич без труда уловил обычный подтекст: "Делать тебе на пенсии нечего, вот и ходишь, людям мозги паришь".

– Я много лет занимаюсь вопросом… – Годунов понимал, что эти слова можно приравнять к капитуляции.

– Сходили бы в библиотеку, там в краеведческом отделе вам подобрали бы что-нибудь.

– Все, что когда-либо было напечатано, я, полагаю, уже читал, – ну, блин, детский лепет, полный кретинизм… а что ещё скажешь? чтоб и убедительно, и без мата? – И потом, любая книга в той или иной степени тенденциозна, а первоисточник…

– Вы понимаете, что это архивные документы, и если мы будем выдавать их всякому желающему, они в труху превратятся.

Ух ты, оказывается, дамочка способна не только на нажим, но и на патетику!

– И многие… гм… спрашивают? – Годунов усмехнулся. Терять ему было уже нечего.

– Многие, немногие… Вот вы же пришли! – чиновница снизила пафос до отметки "прохладно". – Короче, вот вам два сборника, посидите, почитайте. Думаю, интересующемуся будет в самый раз.

Два пыльно-серых "кирпича" были изданы то ли при царе Горохе, то ли при генсеке Кукурузнике – смотреть на дату выхода Годунову не хотелось до тошноты – и являли собой шедевр номенклатурно-пофигистской историографии. Кашица из документов, которые и в виде нарезки-то перестали быть деликатесом лет эдак тридцать назад. Вспомнилась игривая фраза из допотопной рекламы: "А что это у нас Александр Василич ничего не ест?.."

Годунов тожественно возложил "кирпичи" на чиновничий стол и ушел по-английски.

Поостыв, обмозговал. И нашел единственный возможный вариант прорваться-таки в архив. И вариант этот он собирался реализовать именно сегодня: надо было заручиться поддержкой тяжелой артиллерии в лице Овсянникова.

С Овсянниковым он был в некоторой степени знаком. В некоторой – это значит, маститый знал своего собрата-непрофессионала в лицо, но имени, как выяснилось, припомнить так и не смог, хотя честно пытался. А помочь согласился – о, счастье! – без лишних вопросов. Кому-то позвонил, поговорил минуты полторы и с интонацией "а в чем проблема-то?" сообщил Годунову:

– Завтра после обеда подходите. Спросите Наталью Сергеевну. Дальше она подскажет.

Обрадоваться бы – но Александр Васильевич с какой-то усталой отстраненностью подумал: чтобы заполучить золотой ключик от заветной дверцы, надо превратиться в Буратино… однако же кому-то суждено по жизни оставаться поленом…

…что не так уж и плохо, если тебя со всеми предосторожностями – не кантовать, не бросать, при пожаре первым выносить – перемещают из кабинета в кабинет, покуда ты вдруг не оказываешься в уютном уголке, за столом, на котором празднично белеют и солидно желтеют вожделенные "материалы"…

…У него не было никаких предчувствий – ни хороших, ни плохих, ни отчетливых, ни смутных. Он провел пять уроков, отменил занятие у юнг, чтобы успеть вовремя. По дороге перехватил пару сосисок в тесте. Ехал в маршрутке и думал об отвлеченном: а не завести ли собаку? Или лучше кошку? Кошку выгуливать не надо. А рыбкам и вовсе достаточно время от времени сыпать сухой корм и чистить аквариум. Рыбки – это вариант на случай, если он вообще обленится. Собака, хотя бы, будет его выгуливать два раза в день… Остановился на варианте "кошка". "Если что – и без хозяина не пропадет".

Откуда всплыла эта мысль? А шут ее знает. Как всплыла, так и канула, и нечего всякую дурную мыслишку возводить в ранг предчувствия!

Правда, была ещё одна мыслишка. Прошла вскользь, по касательной к сознанию, когда за окном маршрутки без всякой торжественности разгуляйно-разлюляйно промчал свадебный кортеж, и Годунов припомнил слышанное в новостях: а сегодня-то счастливый день 11.11.11. "Что в сумме дает шестерку", – параноидально вякнуло подсознание.

Если не считать первое и второе предчувствиями, то предчувствий у Александра Васильевича не было.

Вот предвкушение было, да. С этим самым предвкушением он, поколебавшись, с чего же начать, придвинул к себе на удивление новую папку неизменного канцелярского образца…

…ожидая увидеть что угодно, только не себя.

При двух ромбах в петлицах.

На черно-белой фотографии.

Не успевшей не то что пожелтеть – даже поистереться.

А фотография – на развороте удостоверения личности.

А на соседней страничке каллиграфически начертаны ФИО… ясно чьи.

Первая мысль – "что за…" – была мгновенно вытеснена другой – "ну как в кино, блин!"

Третья мысль, наверняка ещё более внятная, уже не успела. Потому как Годунов взял удостоверение в руки.

Глава 6

Осень 1941 года, Орёл

Все-таки шестерка подложила свинью. Иррационально, но факт.

Как в кино. Технология 6D. Полное погружение.

За полторы минуты Годунова три раза толкнули, два раза обматерили и наконец приспособили для переноски какого-то ящика – тяжелый, подлюка!

Вокруг – форменное столпотворение. Точнее, бесформенное – подавляющее большинство участников непонятного пока события, равно как и сам Годунов, в штатском, и только немногие – в полувоенном, с первого взгляда не разберешь, то ли это у них пиджаки такого покроя, то ли френчи без знаков различия. То есть это "полу-" – образца тридцатых годов…

Еще полутора минут хватило, чтобы сообразить: движение имеет четкую направленность от заводских корпусов – к забору, где уже высятся штабеля из ящиков больших и малых.

А ещё через мгновение он понял, что всегда знал наверняка о существовании параллельных реальностей и о возможности путешествий во времени.

"Хорошо, что кошку я так и не успел завести…"

– …Как это – машин не будет?!

С такой интонацией (и соответствующими ей децибелами) в фильмах про войну связисты пытаются докричаться до кого-то на другом конце провода. А провод, по законам жанра, оборван…

Окна конторы раскрыты настежь. В одном мельтешит девчонка, бестолково таскает с места на место какие-то папки. В другом монументально застыл с телефонной трубкой в руке седовласый мужик – хоть и седой, но все ж ещё мужик, не дед.

– Оборудование я, по-твоему, на своем горбу попру? С июля с эвакуацией все тянули – дотянули, мать вашу за ногу!..

До Годунова как-то резко дошло, что на дворе явно не ноябрь, а веселенький такой сентябрь в золоте и лазури. Бабье лето, теплынь.

Остается выяснить одно (и только? Ха!) – добавилось ли к смещению во времени смещение в пространстве.

Шестое чувство подсказало – если такая рокировка и имеет место, то счет идет на какие-нибудь десятки метров. В пределах Орла.

Рефлекторно сунул руку в карман пыльного пиджачишки. Не того, который был на нем несколько минут назад. Одежка явно соответствовала времени, хотя и не ощущалось как-то, что она с чужого плеча. И удостоверение на месте… как если бы сам положил. А может, и сам?.. "Ладно, теорию оставим для более спокойного момента", – решил Годунов, наконец-то сгружая ящик.

Сейчас время практических действий. Если события развиваются так, как им положено развиваться, то прежний командующий округом, генерал-лейтенант Ремизов, сейчас командует 13-й армией… нет, наверное, уже войсками Северо-Кавказского округа и буквально со дня на день возглавит 56-ю армию, ту самую, которой предстоит освобождать Ростов-на-Дону. Да и его преемник Курочкин наверняка уже на Северо-Западном фронте. Значит, в Орле – Тюрин… Теоретически. А практически… хрен знает, где он в это время обретается и чем занят!

Тоже вот – показательно. Ведь не вывезут же это оборудование, точняк не вывезут, порадуют дяденьку Гудериана. Хотя ему тут и так не кисло было… будет.

А архивы-то, небось, уже… Впрочем, это в спокойные времена архивы – бумажконакопители. В данных же обстоятельствах за иной бумажкой – жизнь. И не одна.

"Ты хотел знать? Пожалуйста. Старший майор госбезопасности – не хрен с бугра. Вот и действуй!"

Годунов огляделся. Как именно он материализовался посреди заводского двора – об этом лучше не думать, все равно ничего не надумаешь, если верить куче попаданческих романов… а теперь ещё и собственной интуиции. А вот почему его неведомо откуда взявшейся персоной никто не заинтересовался – это понятно. В нормальном рабочем коллективе большая часть работников друг друга знает, и чужака заметили бы мгновенно. Но, по всему видать, коллектива-то и нет. Есть люди, которых свела вместе печальная необходимость. То, что называется "случайные". Крепких мужиков-работяг всего-то с полдюжины. Дюжина неубедительно бодрящихся дедов – явно из кадровых, а то и из потомственных рабочих; месяц назад эти деды наверняка были персональными пенсионерами, и по первому же зову явились на родной завод. Несколько женщин, в лица которых не надо долго вглядываться, чтобы сообразить – беженки. Ну и парнишки-подростки. Которые порасторопней – наверняка из фэзэушников. Прочие – вероятно, тоже беженцы.

Интересно, а он, Годунов, в своем старомодном… точнее, аутентичном – во, какие слова на почве стресса в голову приходят! – пиджаке, пропыленном так, как если бы в нем полсотни верст отшагали, с кем идентифицируется? Почему-то не возникало сомнений: остановись он сейчас, задумайся, замешкайся – и ненужное внимание к его персоне гарантировано. Почему-то всплыл – вперемешку с достаточно здравыми мыслями – допотопный анекдот: "Что-то отличало Штирлица от жителей Германии: то ли мужественное лицо, то ли волевой профиль, то ли парашют, волочившийся за ним".

Как ни крути, выходит, что лучше всего самому объявиться. Хотя бы и потому, что он ни разу не Штирлиц и о способах сбора информации может только догадываться… да и попытка приведет, девяносто девять из ста, к изобличению его как шпиона. А вот если зайти в контору и побеседовать… Только без шума и прочих спецэффектов. Заходим уверенно, как подобает лицу, облеченному властью, и – спокойно, Маша, я Дубровский.

Быстрым шагом подошел к распахнутой настежь двери, сориентировался, повернул налево и предсказуемо уперся в массивную крашеную дверь с лаконичной надписью "Директор". Единожды стукнул и, не дожидаясь ответа, вошел.

Коротко взглянул на седовласого, боковым зрением пытаясь выцепить календарь или подшивку газет: сообразить, какое нынче число – наипервейшее дело. М-да, это в книжках-киношках подсказки щедро развешаны-разбросаны заботящимися о своих героях авторами так, чтобы героический попаданец долго неизвестностью не терзался…

Но то ли он, Годунов, представлялся неведомой силе, перебросившей его сюда, недостаточно героическим, то ли логика его пребывания в прошлом предполагала квест высокого уровня сложности… Одним словом, ни тебе отрывного календаря, ни подшивки "Правды" поверх стопок бумаг, ни рояля в кустах… да и откуда бы взяться кустам в помещении? Чахлая герань в горшке на подоконнике – вот и вся растительность. В ней даже свистулька не поместится, не то что рояль.

Под недоуменно-настороженным взглядом седовласого вытащил из внутреннего кармана удостоверение.

– Здравия желаю. Старший майор государственной безопасности Годунов Александр Васильевич.

Выдержал паузу, давая возможность седовласому изумиться. Ну и представиться, само собой.

– Потапов Николай Кузьмич, исполняющий обязанности директора, – если И.О. и удивился, то удивление это было какое-то вялое и невыразительное. Наверное, подумал Годунов, последние несколько дней разнообразное начальство тут косяками ходит. Но ни станки, ни люди так до сих пор и не вывезены. То есть наивысшим начальством дядька признал бы сейчас того, по чьей воле появились бы грузовики у заводских ворот.

– Надо понимать, если вас… гм… прислали, значит, эвакуация все ж таки будет? Или… – Потапов вопросительно приподнял бровь.

Молодец мужик, сразу берет с места в карьер, и вперед, как говорится, – к новым горизонтам.

– А давайте-ка мы с вами прогуляемся по аллейке да и обсудим все наши "или", – осторожно ответил Годунов. Если повезет, удастся разжиться самой необходимой информацией.

Осеннее солнце дарило последнее тепло пока ещё свободному городу. По правую сторону от проходной виднелась просвечиваемая насквозь аллейка. Точнее, припомнилась Годунову статейка из недавно читаной краеведческой книжки с картинками, то ли Трубников бульвар, то ли бульвар Трубникова, появившийся ещё в дореволюционные времена и каким-то чудом уцелевший до начала двадцать первого столетия. Значит, шестое чувство не обмануло – судьба избрала для высадки попаданца завод "Текмаш", родной для старшего брата одного из дедов. Интересно, а реально ли пересечься с двоюродным дедом? Впрочем, его сейчас все равно в городе нет, он в первые недели войны ушел добровольцем на фронт вместе другими заводчанами…

Ёшкин кот, нашел когда над курьезами попаданчества голову ломать! Тут, по всему видать, такое начинается, что можно вообще без головы остаться, в самом прямом и некрасивом смысле.

Кузьмич хранил выжидательное молчание недолго – видать, вконец задолбала мужика неопределенность:

– Товарищ старший майор, ну так едем мы или что? Уже определиться бы, как дальше-то, с июля месяца людей мурыжим, а тут хотя бы знали наверняка. И станки – их же, на крайний случай, закопать можно где-нибудь поблизости, ну хоть в Медведевском лесу, а место приметить. Но, опять же, машины нужны, машины! И ходил я, и названивал – все впустую. Нету, говорят, машин – и точка. А как же нету, если…

Годунов в задумчивости пнул носком ботинка камушек, поднял голову – и оторопел. Им навстречу по Московскому шоссе, пыля, двигалась колонна. Толком пока не разглядеть, но в очертаниях машин без труда угадывались танковые башни. "Все, звиздец", – холодея, подумал Годунов.

Сердце ахнуло в пятки и тотчас же поползло в обратном направлении, занимая положенное по закону природы место: во главе колонны нагло катили три броневика с пришлепнутыми сверху танковыми башнями; в том, что это советские бронемашины, Годунов был уверен на все сто. Да и Кузьмич отреагировал на колонну, которая к этому времени поравнялась с ними, умеренно нецензурно – так реагируют не на врага, а на опостылевшее хлеще тещи начальство. Вслед за броневиками промчались пара легковушек, полуторка со счетверенными "максимами" в кузове, а следом – ещё две полуторки с бойцами.

– Тюрин из города подался… – не сдержался Кузьмич – и закашлялся то ли от поднятой колонной пыли, то ли поперхнувшись окончанием фразы.

"Ну вот ты и влип, Александр Васильевич. Старше тебя теперь в городе никого нет", – мысли понеслись с ходу в карьер. Значит, только что командующий округом бросил город, который ещё со времен Ивана Грозного прикрывал Москву. Эк путешествует – прям как чиновники периода расцвета дикой демократии: спешно и с охраной. Вот же ж сука – дали бы волю этому туристу, он бы и за Урал драпанул. В условиях же так называемого "тоталитаризма" беглый командующий сыскался всего лишь в Тамбове. И, похоже, отделался легким испугом: отсидев с полгода, принялся странствовать с должности на должность. В несколько странной последовательности: заместитель командующего армией – командующий армией – заместитель командующего – командующий… Героическими деяниями не прославился, героической кончины не удостоился. С точки зрения общечеловеков, которые записывают в репрессированные даже мешочников и мелких несунов, вполне может считаться "пострадавшим от сталинского произвола", как-никак полгода отмотал…

Да черт с ним, в конце концов, с Тюриным! Крыса с корабля – капитану легче.

Потапов помалкивает, но смотрит выжидательно. Ясно ему, что дело темное. И вопросов у него наверняка не меряно. С чего вдруг старший майор госбезопасности появился на территории вверенного ему предприятия? К добру оно или к худу? Согласован спешный отъезд Тюрина с командованием или этот вот чекист тоже озадачен увиденным?

Еще как озадачен! Ежу понятно: надо что-то делать, срочно!..

"…я не знаю, что, но у меня есть план", – иронически подсказала память.

К счастью, подсказала и ещё кое-что, многократно прокрученное в голове во время ночных бдений у компа.

– Вот что, Николай Кузьмич, танки ремонтировать сможете? – немного помедлив, спросил у мигом насторожившегося исполняющего обязанности.

– Так нету их, танков, товарищ старший майор. Все, даже учебные, ещё в июле с бору по сосенке собрали – и на фронт. А тут ещё командующий – сами видели – последние броневики забрал.

– Будут танки, Николай Кузьмич. Нам бы только день простоять и ночь продержаться.

– Ну, третий цех запустим, плевое дело, часть наших станков распаковать и кое-какие у медведевцев забрать. Вот и ремонтный цех. С людьми, правда, похуже будет, кадровых-то немного осталось. Ну да ладно, старичков по городу соберем, молодежь поднатаскаем.

– Вот и ладушки, разбирайте ящики, готовьте цех, а что не сгодится – попробуем эвакуировать завтра к вечеру, – заключил Годунов на обратном пути к конторе и снова подумал: "Дельный мужик". И добавил про себя: "Знать бы еще, какого числа это "завтра"…"

И в этот момент, как в приключенческой киношке для подростков и вечно незрелых разумом обывателей, на столбе ожил репродуктор:

"В течение 29 сентября наши войска вели упорные бои с противником на всём фронте.

По уточнённым данным, за 26 сентября уничтожено не 98 немецких самолётов, а 113 самолётов.

За 27 сентября уничтожено 150 немецких самолётов, из них сбито в воздушных боях 37 самолётов и уничтожено на аэродромах 113 самолётов. Наши потери – 28 самолётов.

В семидневном бою на Северо-Западном направлении фронта танковая часть полковника Погодина нанесла тяжёлый удар немецким войскам. Противник потерял убитыми и ранеными 1.500 солдат и офицеров. Наши танкисты уничтожили 12 вражеских танков, 2 дальнобойных орудия, две артиллерийские и 9 миномётных батарей, 36 противотанковых орудий. Подбиты и выведены из строя 14 средних и мелких танков противника, 8 танкеток, 3 противотанковых орудия и 3 миномётных батареи…"

…Двадцать девятое! Значит, завтра начнется Орловско-Брянская оборонительная! В сводке о неудачах – ни полслова. Оно понятно, чисто психологически. Но уже завтра – Годунов помнил это совершенно точно – немцы прорвут оборону 13-й и 50-й армий и их подвижные соединения рванут что есть сил на Тулу. А послезавтра вечером Сталин поручит генерал-майору Лелюшенко принять командование 1-м особым гвардейским стрелковым корпусом. Корпусом, находящимся на этапе формирования. И даст на все про все три дня, а к ночи с первого на второе этот срок ужмется до одного дня…

У него, Годунова, тоже один день, чтобы начать предпринимать хоть какие-то действия. Теоретически все казалось пусть не простым, но ясным, как божий день. По факту же на дворе вечер 29 сентября 1941 года и полная… гм… неясность. Это в компьютерной игрушке твои полномочия четко прописаны и ограничены набором допустимых действий. В реальности же…

Сослуживцы не без основания считали Годунова флегматиком, однако же знали, что при необходимости он выдает план действий буквально на ходу. На его гербе следовало бы начертать тривиальное, но неизменно оправдывающее себя: "Надо ввязаться в драку, а там посмотрим".

Оставалось надеяться, что в неразберихе, сопровождающей любое безвластие, полномочия у Годунова будут такие, какие он сам на себя возложит.

Деловито попрощавшись с директором, резидент будущего вышел на улицу, вторично обозрел смутно знакомый городской пейзаж, лишенный привычного гомона и движения – и зацепился взглядом за стоящую на противоположной стороне дороги эмку.

Чумазый сержантик только что закрыл капот и сейчас с обескураженным видом вглядывался в жиденькие сумерки. Надо понимать, птенец отстал от стаи, получасом ранее подавшейся, вопреки законам природы, на северо-восток?

Годунов молча показал открытое удостоверение.

– В каком направлении следуете?

Вопрос, против его воли, прозвучал жестко, как у какого-нибудь киношного энкавэдэшника.

– Я-а… – замялся водитель. – По приказанию генерал-лейтенанта Тюрина…

– Машина из гаража штаба округа? – милосердно помог парню Годунов.

– Так точно.

– Бежим?

– Бежим, – неожиданно легко и даже с вызовом согласился "гаврош".

– А чего так неорганизованно бежим-то?

– Два раза заглохла, – парень с неприязнью покосился на эмку.

– Плохо, значит, за машиной следим?

– Да я только три дня как…

Начал оправдываться, запнулся, вопросительно посмотрел на Годунова.

– Машина нужна в городе. Под мою ответственность.

– А разве мы не… – водитель снова осекся. – Виноват. Разрешите обратиться…

Годунов махнул рукой – вопрос понятен и без долгих слов.

– Город мы не оставляем.

"Пока", – мысленно закончил он.

– Вот это здорово! – обрадовался парень с такой непосредственностью, что Годунов окончательно утвердился во мнении: к треугольничкам, да к форме вообще, он ещё не привык.

– Звать-то тебя как?

– Сержант Дёмин, – бодро отрапортовал водитель. И добавил нерешительно: – Сергей.

– Дорогу к военкомату, надо понимать, знаешь?

– Так точно.

– Поехали.

Час, конечно, уже поздний. Но время – военное. Так что…