Текст книги "Шаг навстречу (СИ)"

Автор книги: Александр Веденеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 4 страниц)

Спустя несколько увязнувших в невесомости минут Вовка, наконец, оторвать голову от плеча Негневицына и, поставив один кулак на другой и водрузив на них подбородок, уставился на своего любовника – господижбожемой! – особенным взглядом, полным лукавства и смущения одновременно.

– Вик, а… – начал было Вовка, но резкий как выстрел звонок в дверь заставил их обоих вздрогнуть. Вовка торопливо вскочил, на ходу натягивая шорты и майку, и исчез за дверью. Негневицын прислушался и со смешанным чувством облегчения и разочарования откинулся на подушку. Это был Макс Орловский, взволнованный судьбой друга.

Даже у Макса не возникло желания зайти в комнату, Вовка отвел его на кухню и великодушно предложил кофе, хотя намного приятнее ему было бы сейчас делать этот самый напиток для человека, лежащего в его постели. Вовка на миг замер, поежился, отчего в пояснице слегка заломило, и улыбнулся.

– Ты чего такой довольный? – подозрительно поинтересовался Макс, усаживаясь на любимое Вовкино место в углу.

– А чего мне, плакать? – с наигранным удивлением отозвался Вовка. Он поставил чайник на плиту и повернулся к другу. – Как там Лиза-Даша-Настенька?

– Вчерашняя что ли? – оживился Макс. – Классная девчонка. В ИНЖЕКОНе учится. На год старше. Папа в мэрии, между прочим.

– Рад за тебя, – хохотнул Вовка. – Смотри, не упусти шанс.

– Да уж не упущу, – скабрезно ухмыльнулся Орловский и тотчас добавил:

– Я чего пришел-то? В выходные к бабушке в Песочное едем. С мелкими. Отказ не принимается.

– Грядки копать?

– Рано еще копать. Просто развеяться, а то сессия на носу… Кстати о ней, родимой. Ты разрулил с Негневицыным?

Вовка так горячо покраснел, будто в лицо кипятком плеснули.

– Ну, не особенно пока. Я работаю в этом направлении.

– Побыстрее работай, а то вылетишь за прогулы, глазом моргнуть не успеешь. Негневицын, говорят, п*здец какой злобный в этом плане.

Говорить с Максом о человеке, который в первозданной наготе лежал сейчас в его кровати, Вовка считал недопустимым.

– Нормально все будет. Если и вылечу, невелика потеря. На работу нормальную устроюсь и заочно закончу.

– Ты больной совсем что ли? – рассердился Орловский. – Я уже договорился о летней практике для нас. Так что и думать забудь.

– Макс, мы уже сто раз это обсуждали. Тебе в сто первый повторить, что синица в руках дороже журавля в небе?

– Ладно-ладно, не гоношись, – Орловский примирительно поднял руки, и Вовка слегка улыбнулся. Характер у парня был спокойный и отходчивый, но иногда Макс перегибал палку. Например, как в случае с этой практикой. Вовка был уверен, что ничего хорошего из Максовой идеи не получится.

– Пойду я, – сказал Макс, поднимаясь. – Привет мелким.

– А кофе?

– Обойдусь.

Заперев за другом дверь, Вовка с замиранием сердца вернулся в спальню, где оставил Виктора Петровича. Тот, уже полностью одетый и застегнутый на все пуговицы, сидел на компьютерном стуле. Даже диван успел застелить и проветрить, вскользь подумал Вовка. Улыбка замерла на губах, стоило ему наткнуться на холодный оценивающий взгляд Негневицына.

– Мне пора, – сказал тот и поднялся. Высокий, отстраненный. Чужой.

Мягкие губы Вовки дрогнули, сложившись в виноватую улыбку.

– Останься… тесь…

– Не стОит, – пожал плечами Негневицын. – Мы ведь получили друг друга то, что хотели, не так ли?

В глазах Вовки – вопрос. Но Виктор Петрович не стал утруждать себя ответом. Прочь. Прочь от этого золотого мальчишки. Прочь из этой комнаты, насквозь пропитавшейся его запахом. Прочь из его жизни, спланированной и устоявшейся.

Вовка зябко поежился. Почему от слов профессора, вернее – от тех интонаций, которые он вложил в свою остро режущую фразу, по коже пробежал мороз? Все ведь было так хорошо. Так необычно. Так волнующе. И вдруг – эта ледяная стена.

Что ж. Видимо, один он тут такой влюбленный дурачок, с горечью подумал Вовка. У профессора он не первый и не последний. И, скорее всего, даже не самый лучший.

Вовка отступил, и Виктор Петрович прошел мимо.

Что-то хрустнуло.

Показалось?

Нет.

Просто Негневицын только что походя наступил на хрупкий хребет Вовкиной надежды.

*

– Вовчик, выручи в последний разочек, – ныла Галина Солнышкова, молитвенно слов руки на впалой груди.

Вовка с трудом подавил желание брезгливо поморщиться – от матери исходил стойкий муторный запах алкогольного амбре и давно не мытого тела. Он отступил на шаг назад и отрицательно покачал головой:

– У меня нет денег на твой очередной опохмел.

– Вот как? – ощетинилась Галина. – Жируешь? Матери на лечение сотню пожалел! А еще сын, называется!

– Не устраивай тут театр одного актера, – устало сказал Вовка, понимая, кто мать успокоится, только получив желаемое – с перепоя Галина всегда была агрессивной и нахрапистой. А Вовка слишком дорожил спокойствием мелких, чтобы послать непутевую родительницу всерьез, далеко и надолго. Он еще помнил, как однажды Миша стал случайным свидетелем их с Галиной скандала на лестничной площадке. Вовка давным-давно привык к юродству матери, а вот серьезный впечатлительный Миша лицедейство Галины принял за чистую монету… Вовка сунул дрожащей от нетерпения матери последнюю сотню, затащил плачущего Мишу в квартиру и запер входную дверь на два замка. Всю следующую неделю ему пришлось спать рядом с мелким, которому стали сниться кошмары. С тех пор и Вовка, и Денис старались ограждать двойняшек от общения с беспутной мамашей.

К несчастью, в детском саду был объявлен карантин, и Мише с Машей пришлось остаться дома. Так что они вполне могли услышать истеричные Галинины вопли и выбежать на шум. Поэтому Вовка, в душе проклиная себя за мягкотелость, выскреб всю мелочь из кармана и, осадив поток благодарностей гневным взглядом, захлопнул дверь перед носом матери. Он знал, что она тотчас помчится в близлежащий подвал, к неряшливой толстой дворничихе Анфисе, за паленой (зато дешевой) водкой. Стараясь не думать о том, что рано или поздно мать попадет в больницу с хронической интоксикацией или циррозом печени, Вовка вернулся на кухню, где были разложены газеты с объявлениями – парень все еще не мог найти подходящую работу.

Несколько объявлений Вовка обвел в кружок и взялся за телефон, чтобы записаться на собеседование, но, как это с ним часто случалось, крепко задумался и замер, уставившись в одну точку.

С тех пор, как они с Негневицыным… как он позволил профессору… В общем, прошла неделя. Вовка – что лукавить? – переживал. Очень. Но старался не думать о том, как все было. О том, как сладко было целоваться с Негневицыным, ласкаясь языками. О том, как изнутри его распирал немаленький негневицынский член, и как было больно, и томно, и горячо. О том, что хотелось снова испытать то восхитительное чувство головокружения от близости с человеком, который тебе очень-очень нравится…

От разочарования хотелось выть. Но Вовка крепился. В конце концов, он не девица, насильно лишенная невинности, так что нечего слезы ронять. Пора подумать о более разумных и прагматичных вещах. Например, о работе. Чем опечаленный Вовка и занялся, но нет-нет да возвращался к пережитому.

Предмет суровых Вовкиных дум тоже не слишком радовался жизни. Виктор Петрович не был большим любителем пофилософствовать. Особенно после ста граммов коньяка, принятого на грудь в тиши собственной квартиры, казавшейся теперь – после Солнышковской двушки – огромной, пустой и холодной. Однако в голову постоянно лезли ненужные воспоминания об обнаженном Вовке… о разметавшемся по узкому дивану Вовке… о Вовке с затуманившимся взором… о разрумянившемся от смущения Вовке… о забывшем сдерживать стоны Вове… о Вовке, на чьих руках и предплечьях словно пульверизатором были разбрызганы золотисто-рыжие капельки веснушек… И до того Негневицын довспоминался, что пришлось в срочном порядке в ванную идти и известным способом снимать напряжение, ибо не только причинное место, но и все тело, казалось, пульсировало в едином возбужденном ритме.

Виктор Петрович решил выбросить все мысли о коварном студенте из головы, но не тут-то было: лукавая Судьба вновь столкнула его с Солнышковым. Правда, не совсем с тем, с которым хотелось бы, но Негневицын был искренне рад видеть среднего Вовкиного брата.

Денис выглядел значительно лучше, чем в последнюю их встречу. Мальчишка, увлеченный разглядыванием огромной стеклянной витрины музыкального магазина, Негневицына не заметил. Виктор Петрович колебался несколько мгновений, но все же сделал шаг в Денискину сторону и окликнул его по имени.

– Оу, привет, – заулыбался Денис, выражая искреннюю радость от неожиданной встречи. – Какими судьбами?

– К коллеге в университет на Гривцова заезжал – вместе в Германию летим на семинар, – пояснил Негневицын и, чтобы избежать дальнейших расспросов, торопливо добавил:

– Увлекаешься музыкой?

– Увлекался, – приуныв, отозвался Дениска. – Пока флейту не сломали.

– Флейту? – присвистнул Негневицын, заслужив очередной изумленный взгляд. – Зайдем посмотреть? Никогда флейт вблизи не видел!

– Пошли, – пожал плечами Дениска, который, в общем-то, не хотел «травить душу», но отказать Виктору Петровичу в столь малой просьбе не мог.

Экскурсия по музыкальному раю, а также лекция о разновидностях духовых инструментов заняла у них чуть более часа, но Негневицын, человек, далекий от музыки, получил незабываемое удовольствие. В результате увлекательного «похода» ошеломленный Дениска стал счастливым обладателем ирландской флейты (Негневицын уже знал, что мальчик обожает ирландский и шотландский фолк) и торжественно поклялся, что Вовка не узнает, кто сделал такой щедрый подарок.

После этого они съели по большому мороженому в хрустящем вафельном стаканчике, к которому оба имели слабость, и разошлись очень довольные друг другом.

Как приятно, оказывается, выполнять заветные желания людей, к которым ты неравнодушен, размышлял Виктор Петрович, пришвартовывая свой «Фольцваген» рядом с учебным корпусом. Вот бы и Вовке так угодить. Но парень слишком упрям и помешан на своей независимости. К тому же из первых уст Негневицын знал, что желаемое Вовка уже получил – благодаря заступничеству Виктора Петровича, старший Солнышков все еще числился студентом престижного экономического университета. Что ж, каждому, как говорится, свое – Негневицын получил отличный секс, Вовка – возможность спокойно и беспроблемно учиться… Так почему же настроение профессора ушло в ноль?..

На занятии Солнышков предсказуемо отсутствовал. На вопрос, заданный намеренно равнодушным тоном, Негневицын получил неожиданный ответ от вездесущей блондинистой Юли Федорцовой, жаждавшей занять место в сердце Макса Орловского, но который год терпящей неудачу:

– Солныш еще в среду документы забрал. Даже вариант с заочкой не рассматривал. В деканате его чуть не на коленях умоляли одуматься.

Негневицын несколько раз близоруко моргнул. Ему показалось, что он ослышался, но Федорцова продолжала возбужденно говорить о том, какой Солнышков дурак и как бездарно он прошляпил свой шанс…

– С вами все в порядке, Виктор Петрович? – настороженно спросила полная девушка, сидевшая рядом с Юлей. Вера Смирнова, кажется. Умная и перспективная студентка, а отличие от той же Федорцовой…

– Да, все отлично, Вера, – отозвался Негневицын каким-то чужим, хриплым голосом. Только сейчас он осознал, что вцепился в твердь кафедры, за которой стоял, так, что побелели костяшки пальцев.

– На сегодня все свободны, – объявил славящийся своей педантичностью профессор, и нимало удивленные такой щедростью студенты резвой рысью покинули аудиторию.

В деканате подтвердили скорбную весть о том, что Вовка написал заявление «по семейным обстоятельствам».

Сказать, что Негневицын разозлился – ничего не сказать. Он был сердит на упрямого Вовку с его странными возвышенными идеалами и патологической преданностью семье. А еще Виктор Петрович был раздражен собственной наивностью, ведь он был прекрасно осведомлен о том, Вовка непременно выкинет коленца и поступит по собственному усмотрению. Не досмотрел, не доглядел. Хорошо, что секретарь Лера всегда симпатизировала Негневицыну, поэтому охотно пошла навстречу и, рискнув должностными обязанностями, нашла Вовкино прошение, которое по счастливой случайности еще не легло на подпись декану. В супермаркете Негневицын купил не только сладости младшим Солнышковым, но и нежно любимое почти всеми девушками «Мартини» – он был обязан отблагодарить Леру за содействие.

С замиранием сердца Виктор Петрович поднимался на второй этаж солнышковского подъезда. Сейчас он не был уверен в том, что Вовка согласиться принять и выслушать его. А еще – поймет ли Вовка его, негневицынское, самоуправство, которое сам Виктор Петрович классифицировал как помощь человеку, который был ему небезразличен.

Не успел Негневицын протянуть руку к звонку, как дверь распахнулась. Макс Орловский дрогнул от неожиданности и автоматически сделал шаг назад, наступив на ногу пискнувшего Дениски, который выронил внушительный пакет, издавших характерный звон разбившейся посудины.

«К нам едет ревизор!».

Немая сцена.

Первым пришли в себя двойняшки, которые, локотками растолкав парней, бросились к Негневицыну и повисли на нем как виноградные гроздья, подхваченные сильными мужскими руками.

– Почему ты так долго не приезжал? – непосредственно спросила Маша в шею Негневицына, отчего тому сделалось щекотно и влажно, но отстраниться он не посмел. Миша положил голову на плечо Виктора Петровича и довольно засопел. Шестилетние двойняшки были нелегкой ношей, но Негневицын, нагруженный пакетами с лейблом сети гипермаркетов, крепился изо всех сил.

– Ты обещал приезжать чаще.

– Я обещал приезжать по возможности, – поправил Машу Виктор Петрович. – Сегодня такая возможность представилась, и вот я здесь.

– А мы уезжаем, – с сожалением сказала девочка, выскальзывая из объятий Негневицына.

– Миша, Маша, – раздался резкий как удар хлыста голос Вовки. – Идите с Максом в машину – Вера Дмитриевна уже дважды звонила, а вы еще даже не выехали.

Вовкино «вы», а не «мы» не укрылось от растерявшегося Негневицына. Как и то, что Вовка старательно избегал его взгляда, выпроваживая домашних в подъезд.

Маленькая, но шумная компания быстро натянула кроссовки и потянулась на выход. Младшие Солнышковы непосредственно обняли Негневицына напоследок, а Дениске был вручен пакет со сладостями и домашней выпечкой, за которой Виктор Петрович не поленился съездить в кондитерскую на Владимирский проспект. Прощание вышло торопливым и скомканным.

– Отзвонитесь, как доберетесь до места, – бросил Вовка напоследок и закрыл входную дверь, прислонившись к ней спиной и взглянув, наконец, на Негневицына тусклыми усталыми глазами.

– Зачем вы здесь, Виктор Петрович? Разве вы не все сказали во время нашей последней… встречи?

Оба синхронно вспомнили особенности «встречи» и разом сглотнули.

– Владимир… Вовка… По-моему, произошло какое-то чудовищно досадное недоразумение, – откашлявшись, сказал Негневицын. Он осторожно подбирал слова, но путался в мыслях и эмоциях и оттого вдруг разнервничался, чего с ним отродясь не бывало. К счастью, Вовка не перебивал, давая ему возможность сформулировать причину его внезапного появления на пороге Солнышковской квартиры.

– Мне кажется, мы не совсем поняли друг друга в прошлый раз.

– Мы? – скривился Вовка. – По-моему, все было как нельзя более ясно.

– Вов, я пытаюсь сказать, что был не прав, и извиниться, – нахмурился Негневицын, но Вовка лишь пожал плечами.

– Хорошо. Я прощаю. Все?

– Вовка… Какой же ты упрямый…

– Нормальный я, – буркнул Вовка. – Просто не вижу смысла в том, чтобы продолжать размазывать манную кашу по тарелке при отсутствии аппетита.

– А его нет?

– Кого?

– Аппетита.

– Это… кхм… образное выражение, – Вовка, сообразив, что его фраза прозвучала как-то кособоко и двусмысленно, покраснел как маков цвет и упрямо сжал губы.

Негневицын коварно воспользовался замешательством парня и ласково коснулся его щеки кончиками пальцев. Вовка дернулся прочь от профессора и оказался прижат к входной двери. Отступать было некуда. Он сам себя загнал в ловушку.

А Виктор Петрович вдруг забыл все заготовленные речи, ощутив сходящую от Вовки ауру горячего возбуждения, манящего и провокационного. Не в силах сдержаться, нарушая запреты и данные самому себе обещания, теряя контроль, он коснулся губами приоткрытого влажного рта, впитывая его сладость и мучительно опасаясь, что сейчас – да-да, сейчас – Вовка одумается, оттолкнет, откажется… Но этого не произошло: Вовка, на мгновение застыв в крепких мужских объятиях, отвечает жадно и раскованно, приникая к Негневицыну всем телом, словно умоляя не отпускать…

Ни Вовка, ни Виктор не помнили, как добрались до спальни, нетерпеливо срывая одежду и неосторожно царапая друг друга. Но губ не разомкнули. Ни до, ни после того, как обрушились на протестующее скрипнувший Вовкин диван. Запах возбуждения, источаемый их перевозбужденными от долгого воздержания телами, стал настолько осязаемым и густым, где перед глазами обоих поплыл алый туман. И как в дымке – блестящий от возбуждения взгляд, скользящие по влажной коже губы, перемежаемое стонами рвущееся дыхание, изящный изгиб сексуальной спины, тихое «еще, пожалуйста, еще»…

Виктору очень хотелось бы назвать то безумие, в которое они оба впали, как-нибудь романтично, но они просто трахались, сцепляясь руками и ногами, терзая губы и жадно вдыхая смешанный запах пота, мускуса и предвкушения. Ему с трудом удавалось сдерживаться, ведь Вовка сам, потеряв контроль, рвется к нему, насаживаясь сначала на растягивающие пальцы, а потом на плоть Виктора, тихонько поскуливая от того вида чистейшего наслаждения, которое всегда сопровождается горчинкой боли. Негневицын потерялся в необычных ощущениях – столь полной отдачи, столь искреннего удовольствия он не получал ни с одним из партнеров. И он целовал, ласкал, доводил до истеричных всхлипываний судорожно вцепившегося в смятую влажную простыню парня, сорвавшего голос от криков, стонов, просьб и ругательств. Забыв об удовлетворении собственного эго. Забыв о том, как дышать. Забыв о том, что нужно сдерживаться и не прикусывать подставленную шею, не оставлять засосов на золотистой коже, не вылизывать трогательно обнаженную плоть. И не сходить с ума от взаимности чувств и желаний…

Вовка дернулся и проснулся. За окном – всепоглощающая тьма, рассеченная тусклым апельсиновым светом фонаря. Вовке было жарко, ибо кто-то чрезмерно заботливый навалил на него сразу два одеяла. Под которыми, как почувствовалось слегка запунцовевшему Вовке, он был первозданно обнажен. На ум сразу пришли события, предшествовавшие не только разоблачению, но и приятной тянущей боли в неожиданном месте. Вовка покраснел неумолимо и окончательно, но заставил себя выбраться из кровати и натянуть бережно сложенные на стуле шорты и майку.

В том, что Негневицына и след простыл, Вовка не сомневался. По мнению Солнышкова, задерживаться в квартире случайного любовника смысла не было. Но стоило ему открыть дверь спальни, как ударом под дых его сразил божественный запах жареного мяса с картошкой и чего-то свежего, летнего. Осторожно принюхиваясь, Вовка потрусил на кухню, где застал Виктора Петровича, хозяйничающего у плиты. На обеденном столе красовались глиняная салатница, доверху наполненная аккуратно покрошенными овощами с луком и зеленью, тарелка со свежим хлебом, два стакана молока и приборы. На двоих. Вовка громко сглотнул. То ли от того, что внезапно почувствовал острый, можно сказать – волчий – голод. То ли от того, что присутствие Негневицына явилось полной и не сказать, что неприятной, неожиданностью.

– Привет, – заулыбался Виктор Петрович, обнаружив на пороге замершего Вовку. – Выспался? Проголодался?

– Да. На оба вопроса, – кивнул Солнышков и неграциозно рухнул на табуретку. – А ты… вы… что здесь?… разве вы не должны были уйти?

Негневицын бросил на Вовку задумчивый взгляд, но, видимо, решил отложить «разбор полетов» на послеужинное время. Он поставил перед Вовкой тарелку с исходящей жарким ароматным паром картошкой, мясом, грибами и луком, и Вовку замутило от такого изобилия. Он едва дождался, когда Виктор Петрович сядет рядом, чтобы не наброситься на еду.

– Приятного аппетита, – весело сказал Негневицын и уткнулся в свою тарелку, дабы не смущать Вовку своим вниманием.

– Шпашибо, и вам тохо ше, – пробормотал Вовка, обжигаясь горячей картошкой и торопливо запивая ее большим глотком молока. Ему казалось, что ничего вкуснее он в жизни не ел, поэтому неудивительно, что его тарелка опустела в рекордно короткий срок.

– Наелся? – краешками губ улыбнулся Виктор Петрович, видя, как Вовка откинулся назад и довольно потер несуществующий живот, словно демонстрируя насыщенность.

– Угу. Спасибо. Вы здорово готовите.

– Ты, Вов. Ты здорово готовишь. Хорошо?

Вовка кивнул. Казалось бы, чего смущаться после всего, что между ними было; но он смущался и робел перед Негневицыным. Еще как. Почему? Потому что Виктор Петрович был не только замечательным преподавателем и заботливым другом, но и потрясающим, великолепным, внимательным любовником. И даже не имеющий опыта личных отношений Вовка понимал это всеми фибрами души. Ну и тела, обласканного Негневицыным, тоже.

– Ты… не ответил на вопрос… Почему ты не ушел… как в прошлый раз?…

Негневицын досадливо вздохнул. Тогда он обидел, задел и даже в какой-то степени унизил Вовку своей холодностью и теперь должен был искупить свою вину. Но он малодушно пытался отложить серьезный разговор. Однако памятуя о Вовкином упрямстве, Негневицын понимал, что все его уловки обречены на провал.

– Может быть, чаю?..

– Вииик…

– Ладно, ладно… Я не собирался уходить… Ни тогда, ни сейчас… Если бы черт не принес Орловского…

– А при чем здесь Орловский? – изумился Вовка, который совершенно не ожидал, что имя лучшего друга вдруг будет фигурировать в их с Негневицыным разговоре.

Наступила очередь Виктора Петровича смущаться. Вовка стал свидетелем уникального явления – краснеющий Негневицын, Великий и Ужасный. Он не смог сдержать ехидного смешка, чем заслужил грозный взгляд из-под нахмуренных бровей, что его, однако не испугало.

– Ты сказал Максу, что ты… кхм… со мной ради… учебы…

– Когда это я такое говорил? – глаза Вовки удивленно округлились. – Ты за кого меня вообще принимаешь? За проститутку? – Парень выглядел всерьез обиженным и рассерженным.

– Прости старого дурака, малыш, – Негневицын встал перед надувшимся Вовкой на колени и, сграбастав его руки, попеременно поцеловал теплые ладони.

Видеть коленопреклоненного Виктора Петровича было… дико. Но чертовски приятно. Поэтому отходчивый Вовка, который не умел долго сердиться, погладил его по впалой щеке, тронутой щетиной, и провел большим пальцем по нижней губе, млея от собственной смелости и от его, Негневицына, покорности.

– Ты не старый, – тихо сказал Вовка, – но точно дурак. – Он наклонился и поцеловал Виктора Петровича в губы. Тепло и невесомо. Но так чувственно, что у обоих кровь закипела. Негневицын положил ладонь на Вовкин затылок, не позволяя отстраниться, и решительно углубляя поцелуй, превращая его из невинного в страстный. Вовка был только «за». Он сам потянулся за лаской, едва не урча от удовольствия быть в объятиях этого человека… любимого человека…

– И что теперь? – спросил перемещенный на колени Негневицына и горячо зацелованный Вовка. Было лениво шевелиться, но не думать. Тем более на такую важную, животрепещущую тему.

– Могу предложить несколько вариантов развития сюжета, – хмыкнул Негневицын и не отказал себе в удовольствии чмокнуть трогательную Вовкину макушку.

– Готов выслушать те, что без летального исхода, – смилостивился Солнышков, укладывая голову на широкое негневицынское плечо.

– Тогда количество вариантов сокращается до одного, – сделав вид, что всерьез задумался, отозвался Виктор Петрович.

– Ты начинаешь меня пугать, – хихикнул Вовка, чувствуя себя словно немного пьяным.

– Значит, нас таких, напуганных, двое, – признался Негневицын и выпалил:

– Переедете ко мне?

– Эээм, что? – дернулся Вовка. – Как это «переедете»?

– Ну, если вещей много, то на «Газели», – протянул Виктор Петрович.

– Вик, я серьезно…

– И я серьезно, Вовка, – Негневицын подергал своего юного любовника за темно-рыжую прядку. – Хочу, чтобы мы были семьей. Ты, я, дети… Наверное, я тороплю события, но лучше сразу озвучить желаемый конечный результат, чем мучиться неведением.

– Тебе не кажется, что события развиваются слишком стремительно? – жалобно вопросил совершенно дезориентированный Вовка.

– Я могу подождать, – с акульей доброжелательностью ухмыльнулся Негневицын. – Неделю. Или две. Но не более.

– Вииик…

– Что?

– Разве так бывает?

– Как «так», Вов?

– Как у нас.

– А черт его знает, Вовка… Может, бывает. Может, нет. На сто процентов уверен лишь в том, что хочу, чтобы ты и мелкие всегда были рядом. У тебя будет время подумать, хочешь ли ты того же.

– Я тоже хочу… быть с тобой, – с неожиданной робостью прошептал Вовка, расправляя невидимые складки на рубашке Негневицына. – Только давай подождем немного… Не так сразу… Дениске надо школу окончить, а Мише и Маше в первый класс… И мне нужно работу найти… И долги сдать, раз твоими молитвами я все еще учусь в универе… И Максу надо как-то объяснить…

Теплые пальцы Виктора легли на Вовкины губы, заставляя того замолчать.

– Давай решать проблемы по мере их появления, – предложил Виктор Петрович, с обожанием глядя на озадаченное Вовкино лицо. Вовка покладисто кивнул.

– На сколько, говоришь, дети уехали? – лукаво подмигнул Негневицын и, не дожидаясь ответа, потащил смущенно хихикающего Вовку в спальню – закреплять свою безоговорочную победу.

26 апреля – 01 июня 2013 г.

СПб