Текст книги "Русские – успешный народ. Как прирастала русская земля"
Автор книги: Александр Тюрин
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]
Александр Владимирович Тюрин
РУССКИЕ – УСПЕШНЫЙ НАРОД
Как прирастала русская земля
Если бы меня попросили изложить идею книги в одной фразе, то она была бы такой: «История русских – это история успешного народа, проделавшего огромную цивилизационную работу на одной шестой части земной суши и создавшего свой мир».
Речь пойдет о русском мире, ведь русские имеют такое же святое право постигать свою историю, как и грузины, монголы и т. д. И пространство для постижения столь же огромно, как и тот простор, который сумел освоить русский народ. Сколько мы пересмотрели хороших и плохих фильмов об американском фронтире. [1]1
Зона освоения новых территорий. Понятие, введенное американским историком Тернером.
[Закрыть]А что снято о том, как русские покоряли пространство и создавали страну? В ответ тишина. Эта тема никогда не была особо в чести у популяризаторов исторических сведений. Выискивая информацию в Сети о каком-нибудь старинном русском городе, мы скорее узнаем о том, какой «борец с самодержавием» гонял там чаи в ссылке, чем о тех, кто его строил, распахивал землю окрест его и отстаивал от врагов.История покорения и освоения пространств, создавших самую большую страну в мире, – это, как ни парадоксально, молчащая история. Ну что ж, попробуем нарушить молчание.
Два мира, две колонизации
Масштабная колонизация, проводившаяся в интересах русского народа российским государством, началась в середине XVI в.
Это столетие (часто расширяемое до «длинного XVI в.» – от середины XV до середины XVII в.) ознаменовалось резким глобальным переходом от «золотой осени» позднего Средневековья к агрессивному, едкому Новому времени.
Капитал выходит на мировую арену, вторгается в социумы, ведущие натуральное хозяйство, насилует и разрушает их, стирает словно ластиком народы, запоздавшие со своим развитием. На исчезновение обречены были десятки миллионов коренных американцев, причем и в самых развитых регионах Нового Света, где применялись сложные технологии интенсивного земледелия, такие как чинампы (искусственные острова).
В Европе это время наступления на крестьян, происходившего с конфискацией общинной и мелкой крестьянской земельной собственности. Священной собственность становится только тогда, когда попадает в руки сильных. Сеньоры отнимают земли у крестьян, городские капиталисты скупают земли у сеньоров. Массы людей лишаются собственных средств производства и существования. Элиты решают на свой лад вопрос излишков сельского населения. Суды жгут ведьм, отправляют обезземеленных крестьян, ставших бродягами, на виселицу или в рабство на заморские плантации. Города наводняются голодным пролетариатом, вынужденным отдавать свой труд первому встречному нанимателю по любой (то есть минимальной) цене. У пролетария есть «большой выбор» между плахой, тюрьмой – работным домом и таким вот «вольным наймом».
«Свободный труд» является на самом деле рабством ограбленного труженика у коллективного капиталиста. Диктатура капитала действует с помощью антирабочего «Статута о рабочих», суперрепрессивных «Законов о бродягах», безжалостных актов о работных домах. Исследователи свидетельствуют о резком снижении со второй половины XVI в. уровня жизни в недавно еще заваленной окороками и колбасами Европе.
Даже там, где сохранилась власть сеньоров (панов, баронов), крестьяне начинают работать из-под палки на нужды мирового рынка – приходит «второе издание крепостничества» по Марксу, или «вторичное крепостничество» по терминологии Броделя. Панщина-барщина в Польше, Ливонии, Венгрии доходит до шести, потом до семи дней в неделю. Крестьянин уже не имеет времени трудиться на своем участке и получает пайку-месячину как лагерник. Пан, гонящий сырье ганзейским и голландским оптовикам, все более интересуется землями и крепостными на востоке, и польско-литовское панское содружество ведет свой «дранг нах остен», колонизацию русских земель. Проглатывает Галицко-Волынскую Русь, Полоцкую землю, Поднепровье, перепрыгивает через Днепр, крадется по Смоленско-Московской возвышенности к Можайску. Русский крестьянин должен обеспечить пану-сырьевику поставки на бурно растущий европейский рынок.
Европейские религиозные войны, охота на «еретиков», «ведьм» и «бродяг» (по сути, на ограбленное простонародье) – все это маскирует наступление капитала и уносит миллионы жизней…
Гибель массы коренного населения в колониях была в значительной степени следствием разрушения там общественных сельскохозяйственных систем, что было типично для «дикой» фазы становления капитала…
Русские могли разделить судьбу американских индейцев. И только собственная колонизация новых земель, служилая и крестьянская, масштабно начатая в эпоху Ивана Грозного, спасла Россию от вторжения западного капитала. Сделала ее крупнейшей в мире по размерам и третьей по численности населения (до 1991), принесла ей относительно плодородные земли и месторождения полезных ископаемых, которых практически нет в историческом центре страны.
Как указывал М. Любавский, крупнейший исследователь русской колонизации, лишь 12 % ее площади стало результатом завоевания.
«В истории территориального образования России на переднем плане должен стоять народ-домостроитель… а не народ-завоеватель, не громкие победы и трактаты, а заимка земель и заселение их, возникновение сел и городов». [2]2
Любавский М. К.Наступление на степь. М., 1918. С. 3, 4.
[Закрыть]
С конца XV и до конца XVI в. территория Московской Руси выросла в четыре раза. Столь же быстрый рост продолжился в следующее столетие. [3]3
Соколовский П. А.Экономический быт земледельческого населения России и колонизация юговосточных степей. СПб., 1878. С. 1.
[Закрыть]
Взрывной территориальный рост России в XVI–XVII вв. объясняется не завоеванием других культур и цивилизаций, а распространением цивилизации и культуры на те регионы, где до этого царили дикость и пустота. Иногда это было возвращением цивилизации туда, где ее когда-то смели кочевые варвары.
Расширение российской земли было, по сути, реализацией народной потребности. После захвата кыпчаками Причерноморья и потери большей части земель к югу от Оки в XII–XIV вв. русским остались подзолистые суглинки и супеси холодного северо-востока и севера Восточно-Европейской равнины.
Короткий вегетационный период в этом регионе усугублялся низкой суммой накопленных температур. В середине XVI в. лето в Московском регионе начиналось в середине июня, а в конце сентября уже приходили первые морозы. Всего безморозных дней здесь было около 110, температуры выше 15 °C длились 59–67 дней. В Вологде теплых дней было 60, в Устюге – 48.
«Главной особенностью территории исторического ядра Российского государства с точки зрения аграрного развития является крайне ограниченный срок для полевых работ. Так называемый «беспашенный период» составляет около семи месяцев. На протяжении многих веков русский крестьянин имел для земледельческих работ (с учетом запрета работ по воскресным дням) примерно 130 дней. Из них же на сенокос уходило около 30 дней», – пишет академик Л. В. Милов. В Западной Европе из рабочего сезона выпадали лишь декабрь и январь. Даже в северной Германии, Англии, Нидерландах сельскохозяйственный период составлял 9-10 месяцев – благодаря Гольфстриму и атлантическим циклонам. На возделывание сельскохозяйственных культур, на заготовку сена европейский крестьянин имел примерно в два раза больше времени, чем русский. Большая длительность сельскохозяйственного периода давала европейцам возможности для равномерной постоянной работы, лучшей обработки почвы и следовательно – для повышения урожайности.
Короткий сезон земледельческих работ определял урожаи на Руси в среднем сам-2, сам-3 по самой распространенной культуре – неприхотливой ржи. На одно посеянное зерно – 2–3 собранных; примерно в 3 раза меньше, чем в Англии того времени. Это означало очень небольшой прибавочный продукт, который шел, скорее, не на рынок, а на содержание воинов-защитников. Низкая товарность сельского хозяйства определяла и замедленное развитие городов.
Худое плодородие требовало, при росте населения, постоянного расширения пашни. Поднятие нови и залежи (давно заброшенных земель) в течение первых нескольких лет обеспечивало урожаи в 7 и более раз выше обычного, и это еще больше стимулировало крестьянство «растекаться» по огромной территории Северной Евразии. А государство обязано было защитить это «растекание».
Государство строило города, оборонительные черты и засечные полосы, ставило крепости, давало им снабжение, поддерживало глубокую станичную и сторожевую службу, гонялось за кочевыми ордами в степи, отбивало или выкупало у них ясырь (пленников).
Российское государство действовало на базе узких возможностей (а иногда и просто невозможностей), заданных неблагоприятными природно-климатическими и геополитическими факторами.
Нелегким был и торговый обмен в континентальной стране с протяженными транспортными путями, которые шли по мелководным замерзающим рекам, волокам, увязали в сезонной распутице. Среди русских рек не было ничего подобного Рейну – трансконтинентальному незамерзающему водному пути. Не было английской, голландской, скандинавской открытости морям – в Англии-то не существует ни одного пункта, удаленного от незамерзающих морских вод более чем на 70 миль.
Русь была изолирована от глобальных торговых коммуникаций, кочевники давно перерезали балтийско-черноморский и балтийско-каспийский пути.
Еще в наборе наших неудобств были большие суточные и сезонные перепады температуры, отсутствие богатых рудных и горючих месторождений, открытость территории для арктических ветров и азиатских суховеев, отсутствие естественных границ, защищающих от внешних вторжений, низкая плотность населения: в 5 раз меньше, чем в Польше, в 10 – чем во Франции.
А в условиях, когда основным средством передвижения являются человеческие ноги, одновременно с уменьшением плотности населения происходит и понижение интенсивности хозяйственного и социального взаимодействия людей.
Неудовлетворительной была естественная энергетика страны.
России почти не перепадало от величайшей природной энергоцентрали, именуемой Гольфстримом, чья мощность составляет 82 млн м3 теплой воды в секунду.
Не ее, а Европу овевал теплый океанический воздух, способствующий земледелию и скотоводству, уменьшающий стоимость строительства жилища и его отопления.
Не помогала русскому купцу сила морских течений и ветров, переносящая тяжело нагруженные суда по водам, которые никогда не сковывает лед.
Зато России была открыта бескрайняя и суровая ширь материка.
Не вольные ватаги осваивали Дикое поле, они лишь промышляли зверя и ловили рыбу, скрываясь в плавнях. Государство несло львиную долю забот об освоении степей, каждый год собирая и оплачивая до 65 тыс. человек, чтобы те несли пограничную службу.
Тысячи государевых служилых людей выезжали в степь, следили за кочевыми сакмами, сторожили переправы, ставили остроги.
Государство создавало на фронтире укрепления, валы, рвы, засеки, лило для него пушки, ставило стены, изготавливало оружие и орудия труда, присылало хлеб.
Учитывая немирные западные границы, при населении в 5–6 млн человек (в середине XVII в.) Россия должна была иметь войско в 200 тыс. человек. На оборонные расходы уходило 60–70 % бюджета.
Россия фактически являлась форпостом Европы, защищая ее города и поля от степняка, но при этом регулярно получая удары и с Запада. Позволю себе цитату из С. М. Соловьева: «Наша многострадальная Москва, основанная в средине земли русской и собравшая землю, должна была защищать ее с двух сторон, с запада и востока, боронить от латинства и бесерменства, по старинному выражению, и должна была принимать беды с двух сторон: горела от татарина, горела от поляка. Таким образом, бедный, разбросанный на огромных пространствах народ должен был постоянно с неимоверным трудом собирать свои силы, отдавать последнюю тяжело добытую копейку, чтоб избавиться от врагов, грозивших со всех сторон, чтоб сохранить главное благо – народную независимость; бедная средствами сельская земледельческая страна должна была постоянно содержать большое войско».
Огромные траты казны, усиление податного бремени и крестьянской зависимости в центре страны – такова была цена фронтира. Государство крепло, но оставалась велика роль самоорганизации общества – на Россию, протянувшуюся уже в конце 1630-х гг. до Тихого океана, приходилась лишь сотня дьяков и одна тысяча подьячих, вот, собственно, и весь чиновничий аппарат.
Государевых служилых людей было немало, о чем свидетельствует численность войска, но их служба не была отделена от общественной и хозяйственной жизни. Они первыми заселяли степное и лесное пограничье. Пахали землю, защищали столько же государство, сколько и свои семьи, жили самоуправляющимися общинами. Из числа служилых людей выбирали на всесословном уездном съезде русских шерифов – губных старост. Варвары, прорвавшиеся через пограничные заслоны, первым делом убивали и уводили в полон их семьи…
Итак, колонизация была следствием русских природно-климатических и географических условий. Это была колонизация не поверхностная, не городская, а глубокая, сельская.
НА ЮГ
От Оки до Кавказских гор
Русь полевая. Колонизация Дикого поля
Соха против аркана. Осевое время царя ИванаЛесостепи и степи, находящиеся к югу от Оки, стали своего рода естественной лабораторией, где Московское государство училось освоению пространства.
Восточно-европейские степи не были Новым Светом для русских.
Тысячелетиями жили здесь индоевропейцы, носители Y-xpoмосомной гаплогруппы R1a1, самой распространенной и у русских (некоторые этногенетики, например А. Клесов, считают возможным называть ее носителей праславянами). [4]4
Клесов А.Откуда появились славяне и «индоевропейцы»? Ответ дает ДНК-генеалогия // Вестник РА ДНКГ. № 3. 2008.
[Закрыть]
Из индоевропейских (праславянских) культур степного Причерноморья, бассейнов Днепра, Донца и Дона упомяну только срубную культуру поздней бронзы, чернолесскую, черняховскую и пеньковскую культуры Железного века.
Арабские свидетельства IX и X в., а также исконные наименования притоков Дона (Сосна, Боромля, Ольховата, Медведица, Иловля) говорят о первоначальном славянском населении этих мест.
Начальная летопись рассказывает о славянах на Черноморском побережье, на нижнем Днестре, Буге и Днепре. «А Уличи и Тиверцы сидели по Днестру и до Дуная и моря, и было множество их, и "суть гради их до сего дне"».
Однако хазары, печенеги, кыпчаки, монголы последовательно выбивали древнерусское население из степей.
К началу XIV в. территория между Окой и Черным морем была основательно опустошена, оседлость ютилась лишь по заросшим берегам рек и напрочь отсутствовала на степных просторах.
Лишь остатки поселений на Дону видел в конце XIV в. монах, проезжавший с митрополитом Пименом в Царьград. «Бяше бо пустыня зело всюду,не бо видети тамо ничтоже, ни града, ни села, ащо бо и бывше древле грады, красни и нарочито зело видением». [5]5
Соколовский.С. 5.
[Закрыть]
И через столетие после Пимена, в 1476 г., венецианский посол Контарини не видит здесь ничего, кроме неба и земли, а посланец Высокой Порты грек Феодорит Комал едва не погибает в этих краях от голода при полном безлюдье. [6]6
Миклашевский И. Н.К истории хозяйственного быта Московского государства. М., 1894. С. 7.
[Закрыть]
Съезжались на Дон всадники из заволжской и крымской орд – для кровавых разборок, вот и все «население».
Любителям придумывать мифы о донском казачестве как об отдельном народе с нерусскими корнями не позавидуешь. Гранты взяты, но отдельный народ образуется только при помощи «брехологии». Для нерусских корней на Донщине нет почвы, и они «повисают в воздухе».
Одно время Литовское государство выглядело преемником Древней Руси в Причерноморье. Князь Ольгерд разбил на Синей Воде около Днепро-Бугского лимана в 1362 г. трех татарских ханов, а затем Витовт присоединил к Литве Буг и «поле Очаковское», простиравшееся до Черного моря. Литовцы построили руками своих русских подданных ряд крепостей по берегам Днепра, Днестра и на морском побережье – Аккерман, Караул, Очаков, Хачибей, Тягин (Бендеры), Каменец, Брацлав, Винница.
Однако литовской власти не удалось удержать достигнутое. Литовская оборона была дискретной. Она опиралась на гарнизоны, расположенные в крепостях и подгородных селах и состоявшие из т. н. замковых слуг и наемников (жолнеров, панских казаков). А затем литовская сила в степях стала ослабевать прямо пропорционально тому, как шли полонизация и окатоличивание Литвы.
В середине XV в. кочевники снова начинают наступление в Причерноморье. Татары, кочевавшие в приднепровских степях, не без помощи самой Литвы создали государство в Крыму.
В 1443 г. чингизид Хаджи-Девлет Гирей, родившийся в литовском городе Троки и владевший литовским городом Лидой (нынешняя Белоруссия), был провозглашен крымским ханом. Этого, с позволения сказать, «белоруса» посадили на трон с помощью литовского войска. «И князь великий Казимир того царя Ач-Гирея послал из Лиды в орду Перекопскую на царство, одарив, с честью и с большим почетом, а с ним послал посадить его на царство земского маршала Радзивилла. И Радзивилл проводил его с почетом до самой столицы его, до Перекопа, и там именем великого князя Казимира посадил его Радзивилл на Перекопском царстве». [7]7
Хроника Быховца. М., 1966 ( http://www.vostlit.info/Texts/rus/Bychovec/frametext3.htm).
[Закрыть]
Этот южный край был по-своему богат. «Базары в городах Крыма наполнялись русскими пленниками, где купцы из разных стран, преимущественно из Генуи и Венеции, скупали молодежь и перепродавали в мусульманские земли: в Малую Азию, Сирию, Египет, Испанию». [8]8
Шмурло Е. Ф.Курс русской истории. Т. 2. СПб., 1999. С. 220.
[Закрыть]
Литва оказывает «младокрымцам» существенную помощь в борьбе против Большой Орды. Однако с 1475 г. крымские Гирей становятся вассалами Османской империи, в городах ханства появляются турецкие гарнизоны. Итальянские работорговые фактории на территории Крыма исчезают, но торговля рабами здесь не прекращается ни на миг. Крымское ханство, созданное Казимиром IV, становится государством-грабителем.
Сама география предопределила роль Крыма как крепкого разбойничьего гнезда. Лишь узкий перешеек открывал вход на Крымский полуостров. Перекопские фортификации представляли собой обложенный камнем, усиленный башнями и бастионами восьмикилометровый вал. Перед ним пролегал глубокий ров.
Важнейшим природным союзником ханства была широкая полоса засушливых степей, убивавшая любую армию, шедшую к Крыму с севера.
Собственно территория ханства простиралась от реки Молочной на востоке до Очакова и Белгорода (Днестровского) на западе, на севере до Ислам-Керменя и Конских вод. Но в случае необходимости – когда светила большая добыча – ханство могло собрать под свои бунчуки все кочевое население Причерноморья и предгорий Кавказа, привлечь турецкую пехоту и артиллерию. [9]9
Каргалов В. В.Русь и кочевники. М., 2004. С. 320.
[Закрыть]
Оседлый образ жизни имела лишь небольшая часть населения ханства, в основном в южной прибрежной полосе полуострова. Большинство крымских татар и ногаев вели кочевую жизнь в степях Крыма и Таврии, сильно зависевшую от случайных факторов: эпизоотии, осадков и т. д.
Как и другие кочевники, крымские татары совершали набеги для повышения устойчивости своей социально-экономической системы. Для Крыма война являлась, в первую очередь, частью экономики (так называемое набеговое хозяйство), а уже потом ханы, вернее – стоявшие за ними султаны оформляли ее внешнеполитическими задачами. Политические решения могли лишь изменить вектор крымских набегов. Грубо говоря, все сводилось к вопросу: кого грабить будем
Во второй половине XV в. все литовские крепости на нижнем Днепре, Днестре и Черном море были заняты крымцами и турками, а расположенные около них русские селения были разорены. Отпраздновать победу шляхетских «вольностей» здесь смогли только вороны и псы.
Борьба Московского государства с кочевниками евразийской степи во многом сформировала его и определила важнейшие его черты, как позитивные, так и негативные. Когда эта многовековая борьба выбрасывается из исследования, то теряется значительная часть содержания русской истории. Искусственно созданная пустота заполняется мифами, антиисторическими и часто русофобскими.
Фактически около 1200 лет Русь, государство крестьян, страна с оседлым земледельческим населением, решала степной вопрос, проблему противостояния с кочевыми сообществами степи.
Для русского народа степной вопрос был вопросом не прибылей и барышей, а жизни и смерти.
Кыпчаки еще в конце XI в. «обрубили» черноморский конец знаменитого «пути из варяг в греки», который фактически сформировал русскую народность и государственность, и начали методически перемалывать русскую оседлость, превращая ее в Дикое поле. Тем было положено начало миграции русской народности и вместе с ней государственности на северо-восток, в «залесскую украйну», неплодородный лесной край, далекий от мировых торговых коммуникаций.
Но степной вопрос решался и там, в междуречье верхней Волги и Оки, которое азиатские кочевники жгли и разоряли неоднократно.
На протяжении нескольких веков не было и года, чтобы орды восточных всадников не брали обильный полон на тульских, рязанских, курских и других «крымских украйнах».
Долгое время хищничали незваные гости в нижегородской, муромской, владимирской и прочих «казанских украйнах».
С конца XV в. войны с Литвой, Польшей и Швецией всегда означали для Руси усиление кыпчакских (большеордынских, крымских, ногайских) набегов, нередко подкрепленных «турской силой» – янычарами и турецкой артиллерией.
Степной вопрос был связан с Западом. Христианнейшие короли, носители «свободы» и «цивилизации», не гнушались делать ставку на степных хищников, увозящих русских детей в седельных корзинах своих коней. Отчетам о проделанной работе, полученным из ханских ставок, рукоплескали одетые в кружевные подштанники вельможи Варшавы и Стокгольма.
Страшно дорого платила Русь за набеговую экономику кочевых государств.
Крымцы нападали на Русь или на Троицын день (май-июнь), или во время жатвы (конец июля – начало августа), когда мужики находились в поле; нередки были и зимние нападения, называвшиеся «беш-беш» и проходившие по замерзшим рекам.
Чтобы скрыть свое движение, степняки перемещались по лощинам; огней ночью не разводили, высылали разведчиков, чтобы хватать «языков» и нейтрализовывать русских сторожей. [10]10
Багалей Д. И.Очерки из истории колонизации и быта степной окраины Московского государства. М., 1887. С. 90
[Закрыть]
У каждого степняка помимо основной имелись еще две запасные лошади, чтобы вьючить на них добычу или в случае необходимости использовать для бегства.
Француз Боплан, оставивший в начале XVII в. подробное описание тактики кочевников, сообщает: «Не столь часты деревья в лесу – как татарские кони в поле, их можно уподобить туче, которая появляется на горизонте и, приближаясь, более и более увеличивается. Вид сих легионов наведет ужас на воина самого храброго. Татарские кони, которых называют бакематами, способны переносить почти невероятные трудности; они в состоянии проскакать без отдыха 20 или 30 миль; в случае преследования татарин, несясь во весь опор, перескакивает с усталого коня на заводного, прежний конь начинает скакать с правой стороны своего хозяина, чтобы тот, в случае нужды, мог снова перескочить на него. Здесь одинаково достойны внимания и ловкость татарина, и сообразительность его лошади».
«Идя на войну, каждый всадник берет с собой по крайней мере двух коней, одного ведет для поклажи и пленных, на другом едет сам», – указывает итальянец Дортелли.
Крымцы не брали с собой никакого обоза. Согласно рассказам современников, отнюдь не баснословным, они могли в течение четырех дней обходиться без пищи и даже пили кровь своих коней.
Дж. Флетчер в конце XVI в. так описывает набеговую тактику крымских татар. Выходили они из Крыма большой массой и двигались по водоразделам. При приближении к местам, где находились русские дозоры, от орды отделялись небольшие отряды. Их целью было отвлечь внимание русских сторожей от направления, по которому двигалось основное войско. Когда орда входила в густонаселенную область, то дробилась на группы в 500–600 человек, которые занимались захватом рабов и прочей добычи.
Крымцы имели традиционную для кочевников воинскую дисциплину и унаследовали от монголо-татар принципы организации войска.
Основное оружие крымских воинов – лук саадак – являлся наследником монгольского сложносоставного лука, который позволял выигрывать битвы без прямого столкновения с врагом. (С XVI в. у крымцев появляется и огнестрельное оружие.)
Во время боя крымско-татарский воин выпускал в минуту до 10 стрел, каждая из которых на расстоянии до 200 метров могла убить лошадь, пробить кольчугу шиловидным или латы закаленным граненым наконечником. Крымская конница, поливая дождем стрел вражеское построение, проносилась вдоль его фронта и пыталась зайти ему в тыл. Обычно крымцы обходили левый фланг – так было удобнее стрелять из лука.
При встрече с крупными вражескими силами крымцы легко обращались в стремительное бегство, которое у европейских войск назвалось бы постыдным. В крымскую тактику входили классические приемы из кочевого арсенала, известные еще гуннам: скоротечные «беспокоящие» нападения, симуляция бегства для заманивания вражеской конницы в засаду, упорное преследование небольших вражеских отрядов. Крымские воины избегали штурма крепостей, стараясь не брать, а блокировать их. Взятие укреплений происходило, если только они запирали речную переправу…
Против такого сильного и хитрого войска должны были постоянно бороться пограничные силы Московской Руси. К тому же крымская орда была многочисленной.
«Они выступали в числе до 100 тысяч», – писал итальянец Дортелли. А по словам моравца Э. Лясотты, крымский хан шел в поход с 80 тыс. человек, из них 30 тыс. хорошо вооруженных, остальные – для грабежа. Это при населении ханства в 400–500 тыс. Великое княжество Литовское с населением, большим в 5–6 раз, могло выставить максимум 40 тыс. бойцов.
Такой высокий уровень мобилизации объяснялся участием в походе практически всех взрослых мужчин ханства.
В походах крымского калги (наследника престола), без привлечения отрядов из других татарских юртов, участвовало до 40–60 тыс. воинов. Для походов ханских сыновей собиралось 15–20 тыс. воинов. В набегах улусных мурз участвовало от нескольких сотен до нескольких тысяч воинов.
Поскольку крымские татары в основном грабили небольшие населенные пункты, деревни и села, то самое ценное, что они могли там взять, это были люди. И в первую очередь дети, которых удобнее всего перевозить.
«Главную добычу, которой татары домогаются во всех войнах своих, составляет большое количество пленных, особенно мальчиков и девочек, коих они продают туркам и другим соседям. С этой целью они берут с собой большие корзины, похожие на хлебные, для того чтобы осторожно возить с собой взятых в плен детей; но если кто из них ослабеет или занеможет на дороге, то ударяют его оземьили об дерево и мертвого бросают», – читаем у Флетчера.
Согласно описанию Ключевского, крымские татары, войдя узким клином в русские пределы и углубившись на несколько десятков верст, разворачивались затем широким веером и возвращались назад, захватывая людей.
На пути возвращавшихся «с победой» варваров оставались трупы обессилевших и убитых пленников, тела детей с размозженными головами. Обычно неэмоциональный историк Багалей пишет о том, как крымские воины «бесчестят жен и девиц в глазах мужей и отцов, обрезывают детей в присутствии родителей, одним словом совершают тысячи неистовств… Пленники отвозятся в Крым, Константинополь, Анатолию (Малую Азию) и другие страны. Поделив пленных, татары уводят их в улусы и продают в рабство». [11]11
Багалей Д. И.Очерки из истории колонизации и быта степной окраины Московского государства. М., 1887. С. 90.
[Закрыть]
Кочевой «насос» высасывал и без того редкое население южнорусского порубежья.
Герберштейн, посланник Габсбургов, свидетельствует о невероятном количестве угнанных в рабство во время крымского набега на Русь в 1521 г.: «Частью они были проданы туркам в Кафе, частью перебиты, так как старики и немощные, за которых невозможно выручить больших денег, отдаются татарами молодежи, как зайцы щенкам, для первых военных опытов; их либо побивают камнями, либо сбрасывают в море, либо убивают каким-либо другим способом».
Крымское ханство стало представлять опасность для Московской Руси в начале XVI в. Именно в это время переходят под власть Москвы верховья Оки, а с падением Большой Орды исчезает общий враг Крыма и Москвы.
Антимосковский поворот Крыма моментально замечен и усилен Польшей. В1506 г. начинаются контакты междуханом Менгли-Гиреем и польско-литовским королем Александром. В следующем году ханские послы приглашаются в польскую столицу, где подтверждают, что с весны крымские войска действуют против великого князя Московского. Союзнические отношения Литвы и Польши с Крымом можно назвать политико-коммерческими, потому что предусматривают регулярное материальное стимулирование хана.
Согласно крымско-польско-литовскому соглашению 1507 г., заключенному уже с королем Сигизмундом I, хан Менгли-Гирей «готов быти приятелю короля приятелем, а неприятелю неприятелем и вместе с людьми его милости короля польского и великого князя литовского Сигизмунда своими людьми и детьми всести на конь против всякого неприятеля, и подмогой быти на того неприятеля московского».
В том же году одновременно с началом русско-литовской войны состоялся первый крымский набег на Московскую Русь. Летом крымцы взяли и разграбили города Белев и Козельск, к чему московские воеводы были совершенно не готовы.
Соглашения Бахчисарая с польской короной, подчинение Крыма и Казани турецкой политике, растущая неприязнь Османской державы, уже увидевшей в Москве угрозу своим балканским владениям и своей восточноевропейской экспансии, ознаменовали новую политическую реальность, которая стала определять события между Окой, Волгой и Черным морем.
Но главной причиной московско-крымского конфликта было противостояние двух хозяйственных систем. Русской и кочевой.
С одной стороны, производящее хозяйство оседлого населения, опирающееся на земледелие. С другой – кочевое скотоводство.
Земледелец может прокормиться уже с 0,5 га пашни, кочевнику-скотоводу требуется 100 га пастбищ [12]12
Гуревич Г. И.Лоция будущих открытий. М., 1989.
[Закрыть](одному кочевнику надо столько же земли, сколько 200 крестьянам).
С одной стороны, продвижение растущего русского населения из малоплодородного междуречья верхней Волги и Оки на плодородные степные земли. С другой – спрос кочевых сообществ на постоянный приток военной добычи и особенно рабов (набеговое хозяйство, вероятно, можно рассматривать как вариант присваивающего).
С XVI в. османский рынок увеличил этот спрос многократно, поскольку снабжал кочевую верхушку предметами роскоши в обмен на живой товар. Османский рынок рабов удовлетворял и спрос западноевропейских потребителей. (До перехода Крыма в вассальную зависимость от Стамбула итальянские купцы самостоятельно занимались работорговлей в своих факториях на Черноморском побережье.) Историк В. И. Ламанский, изучавший архивы Венецианской республики, писал: «Русские рабыни встречаются еще в XV веке в разных городах Италии. Немало было русских рабов и у мамелюков в Египте. С конца XVI века, в XVII и даже XVIII столетии Венеция и Франция употребляли русских рабов на военных галерах как гребцов-колодников, вечно закованных в цепи.Кольбер особенно не жалел денег на покупку этих рабов на рынках Леванта…» [13]13
Цит. по: Керсновский А. А.История русской армии. М., 1994.
[Закрыть]
