Текст книги "Солженицын. Прощание с мифом"

Автор книги: Александр Островский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 48 страниц) [доступный отрывок для чтения: 18 страниц]

«…Облегченный – пишет он – поехал дальше, вглубь, в Солотчу (точнее, в Давыдово – А.О.), в холодную темную избу Агафьи… По своему многомесячному плану я должен был теперь прожить здесь зиму. Обложился портретами самсоновских генералов и дерзал начать главную книгу своей жизни, но робость перед ним сковывала меня; сомневался я – допрыгну ли. Вялые строки повисали, рука опадала. А тут обнаружил, что и в „Архипелаге“ упущено много, надо еще изучить и написать историю гласных судебных процессов, и это первее всего: неоконченная работа как бы и не начата, она поразима при всяком ударе» (35).

Это свидетельствует о том, что в начале декабря 1967 г. замысел уже написанного «Архипелага» начал меняться. Вряд ли А. И. Солженицын ни с того, ни сего, сидя в деревне, не имея под руками текста «Архипелага», мог додуматься до этого. Вероятнее всего, необходимость изменения замысла была ему кем-то подсказана.

Едва А. И. Солженицын уединился в Давыдово, как в Рязани появился посланец Б. А. Можаева. Оказывается, после того, как «интервью Личко» было перепечатано в русском эмигрантском журнале «Грани» оно привлекло внимание писателя Александра Дольберга, бежавшего в 1956 г. из Советского Союза, проживавшего в Лондоне и публиковавшегося под псевдонимом Давид Бург. А. Дольберг рассказал о нем своему другу англичанину Н. Бетеллу (36).

Узнав об этом, утверждает Н. Бетелл, он захотел познакомиться с П. Личко и отправился в Братиславу (37). Здесь он не только получил отрывок из «Ракового корпуса», опубликованный на страницах братиславской «Правды», но и познакомился с солженицынскими рукописями, которые были у П. Личко. Н. Бетелл не пишет об этом, но, по всей видимости, именно тогда возник вопрос о возможности издания «Ракового корпуса» в Англии. Во всяком случае после знакомства с П. Личко Н. Бетелл отправился в Лондон,[28]28
  Именно в это время Н.Бетелл стал лордом. «В декабре 1967 года, – пишет он, – вскоре после моего возвращения в Лондон, скончался мой кузен Гай, и я совершенно неожиданно получил возможность заседать в палате лордов британского парламента по праву наследования» (Бетелл Н. Путешествия англичанин в поисках России. М., 2002. С. 30–31).


[Закрыть] а П. Личко – в Москву (38).

«Я, – вспоминает Н. Бетелл, – привез в Лондон отрывок из „Ракового корпуса“, переведенный Мартой Личковой для братиславской „Правды“, и договорился о его публикации в „ТЛС“ („Литературные страницы“ газеты „Таймс“ – А.О.), где прежде работал… затем Сесл Парротт, работавший в начале 60-х британским послом в Праге, перевел его со словацкого на английский» (39).

Точная дата приезда П. Личко в Москву неизвестна. Известно лишь, что здесь он появился в начале декабря (40). «Тогда же, в декабре 1967, – читаем мы в «Зернышке», – Личко кинулся опять в Москву. Он хотел получить мое согласие на английское издание и уверен был в том. Но разве найти меня в Москве?.. Личко бросился к Борису Можаеву, с которым знаком был, потому что и его переводили на словацкий супруги Личко. И возбужденно теперь рассказывал Борису и в возбужденном письме открыто написал мне: что встречался с представителем „Бодли хэда“ и уже обещал им продать „Корпус“. И лишь последнего согласия моего спрашивал – то есть как еще довесок к уже несомненному решению (И – не просил 2-й части „Корпуса“, что странно). От письма Личко, переданного Борей в мое убежище этой зимы, я взвился в солотчинской берлоге. Но, конечно, не поехал с партизаном встречаться, да никогда я не допускал лишних движений прочь от работы, однако написал ему ответ, полный проклятий и запрета – он разрушил мой план не прикасаться к движению „Корпуса“, через какую-то неведомую цепочку взваливал всю ответственность на меня. Борис рассказывал потом – Личко изумился: „Но ведь какие деньги пропадают, какие деньги!“ (Тогда я подумал: душа коммунистическая партизана уже обзолочена. А что? такие превращения происходят запросто. Сейчас думаю: да нет! провокация ГБ от начала до конца. Не на интервью и пропускали его в Рязань – а за рукописью, чтобы я сам дал на Запад? И что уж так часто свободно ездил Личко в Москву? И что же они 2-й части „Корпуса“ от меня не добивались для полноты? сами имели? Им только и надо было, чтоб начальный коготок увяз: сам дал). На том Личко тогда и уехал из Москвы» (41).

Что здесь правда, что нет, сказать трудно. Однако если принять во внимание, что Александр Исаевич сам передал на Запад свой роман «В круге первом», то подчеркиваемая в этом письме его осторожность представляется сомнительной. В тоже время, как утверждала Н. А. Решетовская, «письмо Личко, переданное Борей» до ее мужа не дошло, так как прибывший в Рязань курьер Б. А. Можаева не пожелал передать его Наталье Алексеевне, а та отказалась называть ему местопребывания мужа. Поэтому, если исходить из ее воспоминаний, получается, что в декабре 1967 г. П. Личко вернулся в Чехословакию ни с чем и содержание его письма стало известно А. И. Солженицыну «с опозданием» (42).

К 11 декабря Александр Исаевич, по всей видимости, вернулся в Рязань, чтобы здесь у домашнего очага отметить свой день рождения (43). В этот же день, «к вечеру», в редакцию «Нового мира» позвонил К. В. Воронков, его интересовал вопрос: заключен ли редакцией журнала договор с А. И. Солженицыным на публикацию «Ракового корпуса». Вечером того же дня около 8 часов он позвонил снова, на этот раз, на квартиру А. И. Кондратовича, и, уточнив некоторые детали, связанные с подписанием договора («когда заключили договор и получил ли он деньги»), одобрил этот шаг (44).

Вскоре А. И. Солженицына снова вызвали в Москву. 18-го рано утром он вернулся домой из Давыдово и в 11.00 дня уехал в столицу, где пробыл пять дней (45). В первый же день он обратился к «Мосфильму» с просьбой продлить ему срок на представление киносценария, а также посетил «Новый мир», встретился с А. Т. Твардовским и побывал у К. В. Воронкова (46). Визит в Секретариат Союза писателей был удачным, на следующий день Александр Исаевич передал А. Т. Твардовскому восемь глав «Ракового корпуса» (47), которые сразу же были сданы в набор, 21-го уже пришла верстка (48).

Вернувшись из Москвы, Александр Исаевич так охарактеризовал сложившуюся ситуацию: «Есть во всем, что произошло, какая-то странная призрачная условность. А так, в общем, там сейчас такой переполох идет такой, как когда Ивана Денисовича печатали. Если будет все так, как они задумали, то это будет фантастично. Но может и ничего совсем не быть» (49).

«Прежде чем уехать в Давыдово и снова погрузиться в работу над „Архипелагом“, – вспоминала Н. А. Решетовская, – нужно закончить правку „Ракового корпуса“» (50). Этой правкой А. И. Солженицын занимался два дня: 23 и 24 декабря (51), 25-го он снова уединился в деревне (52), а 26-го по телеграмме А. Т. Твардовского отправился в Москву (53), но уехать не смог (54), после чего решил вообще отказаться от этой встречи: «как, – передает он в «Теленке» свои настроения, имея в виду А. Т. Твардовского, – объяснить забывчевому селянину, что под Новый год десять окружных голодных губерний едут в Москву покупать продукты, за билетами очереди, поездка трудна, не поеду я мучиться. Я телеграфировал отказ. Тогда иначе: приехать сразу после Нового года! Да не поеду я и после, когда же работать» (55).

И действительно, А. И. Солженицын не поехал в Москву, отправив, правда, в редакцию «Нового мира» на разведку сначала мужа Вероники Штейн Юрия (56), а сразу после праздника – Наталью Алексеевну (57), которая привезла письмо мужа. «Письмо, – отметил в своем дневнике А. И. Кондратович, – содержит отказ Солженицына приехать, потому что он ясно представляет, что от него будут требовать допольнительных обязательств, на которые он не может пойти», к тому же «он занят другой работой» (58).

Что же случилось? Почему в верхах возник переполох, напомнивший А. И. Солженицыну осень 1962 г.? И почему он отказался от забрезжившей возможности напечатать «Раковый корпус»?

Вторая редакция «Архипелага»

Что именно происходило в это время в тиши кремлевских кабинетов, мы пока не знаем. Но эта тишина была обманчивой.

К тому времени экономическая реформа уже стала давать сбои и на горизонте появились первые симптомы кризиса советской экономики. Нужно было или более последовательно идти по намеченному пути дальше, или укреплять административно-командную систему. Возникшая альтернатива приобретала особое значение не только в связи с произошедшим после арабо-израильской войны обострением международной обстановки, но и в связи с теми процессами, которые происходили в так называемой «мировой системе социализма».

Прежде всего следует отметить, что отчуждение, начавшееся после ХХ съезда КПСС между СССР, с одной стороны, Албанией и Китаем, с другой, привело к тому, что весь 1967 г. прошел в обострении конфронтации между ними. Стало обнаруживаться, что и другие «страны социализма» не намерены слепо следовать за своим «старшим братом». Давно уже дрейфовала в сторону Запада Югославия. На путь расширения частного сектора встала Венгрия. Начала набирать силу оппозиция в Польше. Назревал бунт Фиделя Кастро, который удалось предотвратить только экономическими средствами. После прихода к власти в декабре 1967 г. Н. Чаушеску особую позицию заняла Румыния. (1).

Но самая тревожная ситуация сложилась в Чехословакии. Здесь 4 декабря 1967 г. должен был состояться Пленум ЦК КПЧ, на котором оппозиция готовилась дать А. Новотному бой. В связи с этим 2 декабря в Праге появился Л. И. Брежнев, пробыл здесь он недолго (2). Имеются сведения, что А. Новотный обращался к нему за поддержкой, но Л. И. Брежнев отказал ему в ней и предложил чехословацким коммунистам самим разбираться в своих проблемах (3). Пленум ЦК КПЧ был перенесен на две недели и состоялся 19–20 декабря 1967 г. На нем прежняя политика партии подверглась резкой критике, (4), 5 января 1968 г. А. Новотный был освобожден от обязанностей первого секретаря КПЧ, его место занял Александр Дубчек (5).

И отказ Л. И. Брежнева поддержать А. Новотного, и хоровод вокруг А. И. Солженицына дают основания думать, что в декабре 1967 г. борьба в верхах КПСС достигла такого предела, когда на некоторое время открылась перспектива либерализации правительственного курса.

Почему же А. И. Солженицын не попытался воспользоваться забрезжившими перед ними возможностями? Объяснение этого, по всей видимости, нужно искать в том, что в середине декабря 1967 г. он вел переговоры не только с Секретариатом Правления Союза писателей.

«…В декабре 1967 г., – пишет Александр Исаевич, – рвалась в Москву на переговоры со мной Ольга Карляйль, ей визы не дали – и тогда она попросила съездить в Москву туристом (а между тем – встретиться со мной) Степана Николаевича Татищева, молодого парижского славяноведа» (6). «…Татищева пустили беспрепятственно, в Москве он сразу позвонил Еве», Н. И. Столяровой (7), а «…Ева привела его на встречу со мной к Царевне» (8).

Характеризуя в «Теленке» эту встречу, А. И. Солженицын ограничился общими фразами: «Сам предмет переговоров (вопросы наизусть, ответы на память) тогда казался важен, ничего важного из них не последовало» (9). В «Зернышке» он отмечает, что главная цель приезда С. Н. Татищева заключалась в получении доверености для О. Карлайл на издание романа «В круге первом». Дать такой письменный документ А. И. Солженицын не решился. Одновременно С. Н. Татищев якобы передал, что Карлайли интересуются «Архипелагом» и готовы тоже взять на себя его издание за границей. Если верить Александру Исаевичу, он согласился передать Карлайлам «Архипелаг», когда он будет окончательно завершен (10).

По свидетельству О. В. Карлайл, ей было отказано в визе не в 1967, а в январе 1970 г. Что же касается 1967 г., то в декабре этого года для переговоров с А. И. Солженицыным она действительно использовала посредника, но им был не С. Н. Татищев, а ее брат Александр (11).

Встреча А. И. Солженицына с Александром Вадимовичем Андреевым состоялась не ранее 18 – не позднее 22 декабря (12). «Он, – пишет О. В. Карлайл о брате, – два с половиной часа беседовал в Москве с Солженицыным… Как сообщил наш посланец, выход книги придется сдвинуть на более ранний срок, а не переносить на январь 69 г., как мы предварительно предполагали (чтобы не печатать в конце года). Если потребуется, издавать хоть в июне… Затем последовало ошеломляющее известие. Мы передали Солженицыну просьбу: если это возможно, через какое-либо исключительно надежное лицо переслать нам письменное подтверждение нашей с ним договоренности. Солженицын ответил, что он в принципе не возражает, но в настоящий момент пускать в ход документ с его подписью исключается – это крайне опасно… А пока… он предлагает иной вариант. Он отправит нам рукопись еще одной своей книги, гораздо более серьезной по охвату материала и по политической значимости… Это подробное описание советской лагерной системы. В июне мы рукопись получим». Поэтому уже сейчас можно начать переговоры о ее издании с «Харпер энд Роу» (13).

После этой встречи А. И. Солженицын отодвинул в сторону «Раковый корпус» и вернулся к «Архипелагу». Правда, вместо того, чтобы «изучать историю гласных судебных процессов», он 26 декабря начал работу над второй редакцией «Архипелага» с чтения неопубликованных воспоминаний А. Адамовой-Слиозберг. Об этом свидетельствует письмо, которое он адресовал ей на следующий день[29]29
  29 декабря 1967 г. А. И. Солженицын вернулся в Давыдово (Решетовская Н. А. Дневник // Архив Н. А. Решетовской).


[Закрыть] (14). Затем Александр Исаевич начал писать новую, шестую часть «Архипелага», посвященную ссылке. Работа шла интенсивно, и 9 января 1968 г. Наталья Алексеевна записала в дневнике: «С. кончил VI часть (у Агафьи Ивановны)». Пересмотрев написанное, А. И. Солженицын вернулся к тексту. Поэтому 11 января в дневнике Н. А. Решетовской появилась новая запись: «С. кончил VI часть. Хороший вечер» (15). Таким образом, шестая часть «Архипелага» была написана не ранее 27 декабря 1967 – не позднее 11 января 1968 г. Это 72 страницы типографского текста или 5,4 а.л. При средней скорости работы (0,3 а.л.), их можно было написать за 16 дней. Это значит, что за главы об открытых судебных процессах А. И. Солженицын мог взяться только после 11 января.

Сразу же по окончании шестой части, Александр Исаевич передал ее для перепечатки Наталье Алексеевне, в дневнике которой мы читаем: «17 января. С. был огорчен, что я не кончила для него печатание». И далее: «Я встала 18-го в 6 утра и успела допечатать до ухода на экзамен» (16). Почему Александр Исаевич так торопил свою жену с перепечаткой «Ссылки»? Оказывается, 18-го он собирался в Москву (17), где у него уже были назначены встречи и куда он, вероятно, должен был явиться с готовым вариантом шестой части «Архипелага».

«В середине января, – вспоминала Н. А. Решетовская, – Александр Исаевич съездил в Москву» (18). С кем он там встречался и чем занимался, мы пока не знаем. Известно лишь, что в этот приезд он получил возможность ознакомиться с письмом А. Т. Твардовского к К. А. Федину, которое было посвящено литературной судьбе А. И. Солженицына (19), и, вероятно, тогда же впервые встретился с математиком Игорем Ростиславовичем Шафаревичем[30]30
  И. Р. Шафаревич женат на Любови Юрьевне Висковской (р.1921), – мать которой Любовь Николаевна являлась дочерью Николая Ивановича Гучкова (1860–1935) от его брака с Верой Петровной Боткиной (ум.1916) (Воробьева Ю. С. Родословная Гучковых // Из глубины времен. № 12. СПб., 2000. С. 228–230).


[Закрыть], который станет затем одним из его ближайших друзей и единомышленников (20).

В Москве А. И. Солженицын пробыл три дня (21), вернувшись домой, он сделал передышку: читал и писал письма, познакомился с присланными ему на отзыв рассказами трех студентов Литературного института, на два из них написал рецензии (22) и только после этого, 25-го, отправился в Давыдово, где вернулся к работе над «Архипелагом» (23). Правда, и там он продолжал заниматься корреспонденцией. 30 января 1968 г. датировано его новое письмо А. Адамовой-Слиозберг (24).

На этот раз в Давыдово Александр Исаевич пробыл менее месяца, 12-го числа он приехал в Рязань на два дня (25). 24-го к мужу отправилась Наталья Алексеевна, предполагая там отметить день своего рождения (26). Но, вспоминала она, «Саня приготовил подарок – предложил отпраздновать его дома – в тепле» (27). К тому же, пишет сам А. И. Солженицын, «к марту у меня начались сильные головные боли, багровые приливы» (28). Необходимо было отдохнуть. Проведя дома около недели, 2 марта Александр Исаевич уехал в Москву (29). Тогда же покинула Рязань и Наталья Алексеевна. «Теперь мы остались втроем,.. – писала 3 марта Л. А. Самутину Мария Константиновна, – Дочура моя уехала в санаторий, до 6 апреля ее не будет» (30).

Проведя в Москве около недели, 8 марта Александр Исаевич направился в Ленинград. (31). Здесь он посетил квартиру Томашевских (32), а также имел встречу с Л. А. Самутиным,[31]31
  Л. А. Самутин утверждал, что он встречался с А. И. Солженицыным в Ленинграде 18 марта, специально приехав для этого из Воркуты (Самутин Л. А. Я был власовцем… СПб., 2002. С.244).


[Закрыть] который передал ему свои записки о власовцах и воркутинском восстании заключенных. Этот материал был использован в «Архипелаге» (33). По свидетельству Н. А. Решетовской, домой ее муж вернулся 14 марта (34).

Из этой поездки, по свидетельству Натальи Алексеевны, Александр Исаевич привез «фотографии и рисунки из книг, которые нужно скопировать» (35). «Всю вторую половину марта и начало апреля, – вспоминала Наталья Алексеевна, – муж напряженно работает. Кислорода, к которому всегда так тянется, ему явно не хватает: изводят головные боли. Как-то носом шла кровь. А в тот день, когда кончил писать о Соловках, было сильное головокружение» (36). Как явствует из дневника Н. А. Решетовской по возвращении из Москвы и Ленинграда А. И. Солженицын занимался третьей частью «Архипелага»: 1 апреля 1968 г.: «С. работает над Соловками» (37), 3 апреля 1968 г.: «С кончил писать о Соловках» (38). Есть основание думать, что это была последняя написанная им страница книги.

Исходя из этого, мы можем предполагать, что доработка первой части книги, в которую вошли материалы о судебных процессах, была произведена не ранее 25 января – не позднее 24 февраля. Насколько же велик был книжный материал, на основании которого «зимой 1967–1968 гг. в Солотче» происходила доработка Архипелага? (39).

Полностью или же почти полностью на книжном и архивном материале написаны: три главы первой части – восьмая «Закон ребенок», девятая «Закон мужает», десятая «Закон созрел»; пять глав третьей части: «Персты Авроры», «Архипелаг возникает из моря», «Архипелаг дает метастазы», «Архипелаг каменеет», «На чем стоит Архипелаг», глава четвертая «Почему терпели» из пятой части, глава первая «Ссылка первых лет свободы» из шестой части и глава первая из седьмой части. Фрагментарно книжный и архивный материал использован в первой части: главы вторая, третья, четвертая, одиннадцатая; в третьей части: главы десятая, одиннадцатая, двадцатая и двадцать вторая; в четвертой части: главах первая и третья; в седьмой части: главы вторая и третья.

Если суммировать все это вместе взятое, мы получим около 18 авторских листов. Кроме того, с конца декабря до начала апреля был написан основной текст части шестой «Ссылка» и седьмой части «Сталина нет». Это значит, что за 82 дня с 26 декабря 1967 по 3 апреля 1968 г. из под пера А. И. Cолженицына вышло не менее 20 а.л.

Из этих 82 дней, как минимум 11 дней (22–24 января, 12–13 и 25–28 февраля, 1 марта) Александр Исаевич занимался другими делами, 16 (18–20 января, 2-14 марта) он провел в поездках. И за эти 16 дней (а сюда входит и дорога) сумел собрать архивный и книжный материал, на основании которого было написано около 18 авторских листов. Для любого исследователя, очевидно, что выполнить такую работу за столь короткое время невозможно, даже если бы А. И. Солженицыну не требовалось тратить время на поиски, а необходимо было только читать и делать выписки. Но самое главное в другом. Из 16 дней, проведеных в поездках, для сбора материала об открытых судебных процессах в распоряжении Александра Исаевича было всего три дня: 18, 19 и 20 января. Из этого явствует, что его поездки были связаны не с поиском и сбором материалов, а с их получением из чьих-то рук.

Сомнительно и то, чтобы за остальные 55 дней он, чья средняя производительность составляла около 0,3 а.л. мог написать и отредактировать текст объемом 25 а.л. Это дает основание думать, что на заключительном этапе Александр Исаевич использовал не только чужой фактический материал, но и чьи-то черновые заготовки, которые ему требовалось лишь подогнать к основному тексту.

Таким образом, у А. И. Солженицына были помощники и тогда, когда он работал над первой редакцией «Архипелага», и тогда, когда он занимался второй редакций. А значит, «Архипелаг» – это плод коллективного творчества.

Один из «помощников» или соавторов А. И. Солженицына известен. Это – А. В. Храбровицкий. Позднее, знакомясь с вышедшим «Архипелагом», он специально отмечал те фрагменты, к которым имел отношение. «Обрадовала меня сноска на с.576 о том, как журнал „Социалистическая законность“, 1962, № 1, опубликовал отчет о суде в Тарту и приговор до того, как это произошло. Эту справку по просьбе Солженицына передал ему в письме от 3 февраля 1968 г. На с.368 абзац о письмах Короленко Горькому в 1921 г., копии этих писем передал Солженицыну с письмом от 27 февраля 1968 г.» (40). Причастность А. В. Храбровицкого к работе над «Архипелагом» подтверждается и А. И. Солженицыным. 16 марта 1968 г. он обратился к нему с письмом, в котором писал: «Я сердечно Вас благодарю за все справки и думаю, что к осени Вы поймете, зачем они были мне нужны» (41).

После выхода первого издания этой книги было опубликовано интервью с Вячеславом Всеволодовичем Ивановым, из которого стало известно, что он тоже принимал участие в написании «Архипелага». По утверждению В. В. Иванова, «много кусков» этого произведения «написано разными людьми» (Саед-Шах А. Солженицын // Новая газета. 2005. № 63. 28–31 августа (интервью В. В. Иванова).

Кто же еще помогал А. И. Солженицыну писать «Архипелаг»?

В лучах «пражской весны»

В феврале 1968 г. к нам на исторический факультет Псковского педагогического института приехал известный американист Николай Николаевич Яковлев. Выступая перед студентами, он сделал заявление, значение которого я стал понимать только позднее. Н. Н. Яковлев сообщил, что в ближайшее время предстоит пересмотр многих сложившихся представлений о характере и пружинах развития исторических событий, что сейчас разрабатывается, скоро получит освещение в печати и будет внедряться в общественное сознание идея о действии тайных, закулисных сил – масонства, причем не только в прошлом, но и в настоящем. Позднее Н. Н. Яковлев поведал, что особый интерес к данной проблеме проявлял один из руководителей Пятого управления КГБ Д. Ф. Бобков (1).

Это заявление было сделано на пороге так называемой «Пражской весны».

5 марта в Чехословакии была отменена цензура (2). 22 марта А. Новотный подал в отставку с поста президента ЧССР, 30 марта его приемником стал Людвиг Свобода (3). 8 апреля премьер-министром был назначен Олдржих Черник. Начались кадровые перемены по всей стране (4). Поднимается вопрос о переориентации Чехословакии на Запад.

Именно в это время работа А. И. Солженицына над «Архипелагом» вступила в завершающую стадию. Тогда же был Р. А. Медведев завершил переработку своей книги «К суду истории» (5), В том же 1968 г. на Западе закончил работу над книгой «Большой террор» Роберт Конквест (6). В 1968 г. на новый уровень поднимается диссидентское движение в СССР. Одним из показателей этого стало появление самиздатовского бюллетеня «Хроника текущих событий», первый номер которого вышел в свет 30 апреля (7). Первым редактором «Хроники», была поэтесса Наталья Горбаневская[32]32
  В начале 1970 г. Н. Горбаневскую на посту редактора «Хроники» заменил Анатолий Якобсон. Затем «Хронику» редактировали Галина и Илья Габай, Габриэль Суперфин, Юлий Ким (Миф о застое. Л., 1991. С.121).


[Закрыть] (8). Не исключено, что к этому изданию имели отношение В. В. и Ю. Г. Штейны (9).

Именно весной 1968 г. в рядах советского диссиденства появился А. Д. Сахаров. По его словам этому во многом способствовал сотрудник ФИАН Ю. Живлюк.

«Живлюк, – вспоминал Андрей Дмитриевич, – был еще одним моим новым знакомым в тот год. Я не помню, кто меня с ним познакомил – Медведев или кто-либо из ФИАНовцев, где он в то время работал. Живлюк был не вполне понятным для меня человеком тогда, а пожалуй, и сейчас» (10). И далее: «Во время одного из своих визитов (вероятно, в конце января или в начале февраля 1968 г.) Живлюк заметил, что очень полезной – он не конкретизировал, почему и для чего – была бы статья о роли интеллигенции в современном мире. Мысль показалась мне заслуживающей внимания, важной. Я взял бумагу и ручку и принялся (в начале февраля) за статью» (11).

«Свою статью, – отмечал А. Д. Сахаров, – я назвал „Размышления о прогрессе, мирном сосуществовании и интеллектуальной свободе“… Основная мысль статьи – человечество подошло к критическому моменту своей истории, когда над ним нависли опасности термоядерного уничтожения, экологического самоотравления, голода и неуправляемого демографического взрыва, дегуманизациии и догматической мифологизации. Эти опасности многократно усиливаются разделением мира, противостоянием социалистического и капиталистического лагеря. В статье защищается идея конвергенции (сближения) социалистической и капиталистической систем. Конвергенция должна, по моему убеждению, способствовать преодолению разделения мира и тем самым – устранить или уменьшить главные опасности угрожающие человечеству. В результате экономической, социальной и идеологической конвергенции должно возникнуть научно управляемое демократическое плюралистическое общество, свободное от нетерпимости и догматизма, проникнутое заботой о людях и будущем Земли и человечества, соединяющее в себе положительные черты обеих систем…» (12).

«„Размышления“,.. – писал далее А. Д. Сахаров, – были закончены в основном к середине апреля. В последнюю пятницу апреля (26 апреля – А.О.) я прилетел в Москву на майские праздники, уже имея в портфеле перепечатанную рукопись. В тот же день вечером (неожиданно, вероятно, случайно) пришел Р. Медведев с папкой под мышкой, которую он мне оставил, а я ему дал на прочтение свою рукопись. В его папке были последние главы книги о Сталине – в новой редакции» (13).

«Через несколько дней, по словам А. Д. Сахарова, Рой Медведев пришел еще раз. Он сказал, что показывал рукопись своим друзьям» и «что все считают ее историческим событием». Более того, он передал ему их неподписанные письменные отзывы. И хотя сам Р. А. Медведев не назвал ни одной фамилии, А. Д. Сахаров склонен был считать, что это были Э. Генри, Е. Гинзбург, Е. Гнедин и Ю. Живлюк (14).

Из записки КГБ от 22 мая 1968 г. в ЦК КПСС, «16 мая с.г., находясь в институте, Сахаров предложил одной из машинисток отпечатать пять экземпляров имевшихся у него материалов» (15). По тем же сведениям, «…в июне сего года Медведев получил от Сахарова исправленный экземпляр его статьи „Размышления о прогрессе, мирном сосуществовании и интеллектуальной свободе“, ознакомил с ней некоторых своих знакомых и размножил ее вместе с Петровским Л. П., членом КПСС, научным сотрудником музея В. И. Ленина» (16).

Обращает на себя внимание то, что инициатива Ю. Живлюка по времени совпала с появлением на рубеже 1967–1968 гг. записки австрийского ученого Эриха Яча «Попытки создания принципов мирового планирования с позиций общей теории систем». Она была составлена по инициативе итальянского менеджера и общественного деятеля Аурелио Печчеи и генерального директора по вопросам науки в Организации экономического сотрудничества и развития в Париже Александра Кинга (17). Выражая главную идею этой записки А. Печчеи писал: «В настоящее время мы начинаем осознавать человеческое общество и окружающую его среду как единую систему, неконтролируемый рост которой служит причиной ее нестабильности» (18). На основе этого делался вывод о необходимости глобального управления обществом в масштабах всей планеты (19). Для обсуждения этих проблем весной 1968 г. в Риме была организована специальная встреча ученых и специалистов в области планирования, в результате которой возник так называемый Римский клуб (20).

Таким образом, получается, что Ю. Живлюк подтолкнул А. Д. Сахарова на разработку и осмысление тех же самых проблем, для решения которых в это же время создается Римский клуб.

Если статье А. Д. Сахарова было суждено уйти в Самиздат и затем увидеть свет за рубежом (21), то совершенно иначе обстояло дело с другой публикацией, появление которой на страницах советской печати еще совсем недавно даже трудно было представить. Речь идет о статье М. П. Лобанова «Просвещенное мещанство», опубликованной в апрельском номере журнала «Молодая гвардия» (22).

«Сказать, что появление статьи Лобанова в легальной прессе, да еще во влиятельной и популярной „Молодой гвардии“ было явлением удивительным, – пишет А. Л. Янов, – значит, сказать очень мало. Оно было явлением потрясающим. Злость, яд и гнев, которые советская пресса обычно изливает на „империализм“,.. на этот раз были направлены, так сказать, внутрь. Лобанов неожиданно обнаружил червоточину в самом сердце первого в мире социалистического государства, причем в разгар его триумфального перехода к коммунизму. Обнаружил в нем язву, ничуть не менее страшную, чем империализм. В действительности – куда более страшную. Язва эта состоит, оказывается, в «духовном вырождении „образованного“ человека, в гниении в нем всего человеческого». И речь идет вовсе не о явлении психологическом, частном, но о явлении массовом, социальном, о „зараженной мещанством… сплошь дипломированной массе“. О „разливе так называемой образованности“, которая, „как короед… подтачивает здоровый ствол нации“, которая „визгливо-активна в отрицании“ и представляет собою поэтому „разлагающую угрозу“ самим основам национальной культуры. Короче говоря, не предусмотренный классиками марксизма, не замеченный идеологами режима, в социалистической стране уже сложился социальный слой „образованного мещанства“, представляющий собой врага № 1. Таково фундаментальное социалогическое открытие Лобанова» (23). Далее в статье отмечалось, что ориентацией на «материальное благополучие», советское государство содействует «завоеванию России буржуазным духом», разлагающее действие которого «страшнее американских ракет» (24). Из этого делался вывод: «американизации духа в силах противостоять только руссификация духа» (25).

Эти идеи получили развитие в сентябрьском номере «Молодой гвардии», на страницах которого была опубликована статья Виктора Чалмаева «Неизбежность» (26). Характеризуя содержание этой статьи, А. Л. Янов пишет: «…Чалмаев создавал историческое обоснование для лобановской концепции русификации духа… Русская история была для него по сути историей развития и созревания „национального духа“, подготовкой его для последнего решительного боя с „американизмом“, для нового, только более грандиозного Сталинграда, где „русскому духу“ предстоит окончательная победа над дьяволом буржуазности. Поэтому для Чалмаева не существует пропасти между Россией советской и царской… и что еще важнее – это громадная роль церкви и православия как организующей и воспитательной силы в триумфальном шествии русского духа» (27).