Текст книги "Рубеж империи. Дилогия"
Автор книги: Александр Мазин
Жанры:
Попаданцы
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 42 (всего у книги 55 страниц)
в которой Гонорий Плавт становится старшим кентурионом одиннадцатого легиона, а Геннадий Черепанов – самым младшим кентурионом первого фракийского
Ночевали Плавт с Черепановым в палатке, любезно предоставленной кем-то из младших офицеров.
Разбудила их труба.
В этот день Черепанов убедился, что этот протяжный гнусавый звук возвещает обо всех главных событиях лагеря: побудке, завтраке, смене стражи, обеде и так далее. Он убедился, что в этой армии тоже существует понятие «личного времени» [106]106
Время, когда военнослужащий может заниматься личными делами, например, бриться.
[Закрыть]и дневного распорядка. Кстати, первое, что сделал Плавт, продрав глаза, – отправился к орлу, аквиле легиона, хранившейся в отдельной палатке, и провел там минут пятнадцать. Потом проследовал к казначею и выколотил у того невыплаченное жалованье – с «полевыми» и «специальными» надбавками. Выколотил в прямом смысле. Черепанов, который ждал снаружи, не мог разобрать всего, о чем говорили Плавт и казначей, но звук плюхи услышал очень отчетливо. Легионер, который нес стражу снаружи, подмигнул Черепанову и ухмыльнулся.
Очень довольный, кентурион вылез из палатки.
– Пойдем, – сказал он Геннадию, похлопав по туго набитому кошельку. – Приведем тебя в цивилизованный вид. Я плачу!
Спустя полчаса Черепанов убедился, что в лагере есть специалисты любого профиля: скорняки, парикмахеры, портные… Даже зубной протезист, который, изучив содержимое Плавтова рта, тут же взялся изготовить «мост». Из материала заказчика. Поглядев на «арсенал» местного зубодера, Черепанов искренне порадовался, что зубы у него в порядке. Зато бритье, вопреки ожиданию, доставило Геннадию только удовольствие. Местный парикмахер, хоть и носил форму легионера (как, впрочем, и зубодер-протезист), дело свое знал: подстриг Геннадия и избавил от растительности на физиономии – быстро, безболезненно и при этом с невероятной скоростью выкладывая Плавту лагерные новости.
Закончив работу, парикмахер в калигах [107]107
Калиги – обувь римского легионера-пехотинца – полусапоги-полусандалии (в зависимости от климата, местности и времени года), на прочной подошве, подбитой гвоздями.
[Закрыть]продемонстрировал Черепанову серебряное зеркало, в котором отразилась загорелая физиономия подполковника, не только не осунувшаяся от перенесенных испытаний, но даже чуток раздобревшая. Впрочем, кушали они с Плавтом в последнее время – дай Бог всякому!
– Ну вот, – удовлетворенно произнес Гонорий. – Теперь тебя не стыдно и людям показать.
В красной шерстяной рубахе, называемой туникой, коротких штанах со знакомым наименованием «браки» (брюки с браком, надо полагать), с шарфом на шее и калигами на ногах, бритый и стриженый Черепанов уже ничем не выделялся среди обитателей лагеря. Правда, его чисто славянский профиль мало походил на римский, но то же можно было сказать о большей части здешних солдатиков. Те, кто с презрением называл варварами всех, обитавших по ту сторону Дуная, по крови были отнюдь не римлянами-италийцами, а натуральными варварами: галлами, германцами, аланами…
Централизованного питания в римской армии не было. Солдаты кормились контуберниями, то есть группами, состоявшими из восьми человек, живших в одной палатке. Могли готовить сами, а могли покупать готовое. Начальство рангом от кентуриона и выше кушало отдельно. Или с друзьями. Или с начальством, если начальство пригласит. Плавт с Черепановым были приглашены. Самим командующим.
Геннадий ожидал, что завтрак будет похож на вчерашний обед (плавно перетекший в ужин), но ошибся. Никаких изысков не было – миска с кашей, вроде той, которой Черепанова кормил Плавт во время их путешествия. Зерно, жирное мясо, бобы, немного овощей, изрядная добавка оливкового масла и много чеснока. Нет, вампирам в римской армии точно ловить нечего!
Запивали это варево разбавленным вином, коего Черепанов выпил кувшинчика полтора, промывая организм после вчерашнего пира. За едой подполковник развлекался, наблюдая, как завтракает Максимин. Командующий римской армией размерами не уступал бурому мишке. И кушал примерно как этот мишка, которого неделю продержали без пайка. Вышеупомянутой каши легат заглотил вчетверо против съеденного Черепановым и Плавтом (на пару), а запил эту гигантскую порцию минимум пятью литрами жидкости. После чего погладил себя по животу, заявил, что нет ничего полезней для здоровья, чем добрая солдатская еда на завтрак.
И предложил Плавту с Геннадием сопровождать себя в утренней верховой прогулке.
Предложение главнокомандующего – это приказ. Поэтому оба быстренько отправились на конюшню за своими лошадьми.
Генеральская прогулка отличается от прогулки обычной, примерно как плавание на байдарке по Ладожскому озеру от рейда авианосца по Тихому океану. Во-первых – свита. Две сотни личной охраны, еще две сотни легкой кавалерии – для контроля местности. Дюжина старших офицеров, шушера помельче… На вчерашнем пиру Черепанов видел не больше половины этого «штаба». И запомнил только старшего кентуриона Сервия Феррата и префекта лагеря Децима Флора. Потому что эти двое были старыми корешами Плавта.
Прогулка длилась часа полтора. И по сути была инспекцией полевых занятий Максиминовой армии.
Черепанов, который, по прямому указанию легата, не отставал от него и на полкорпуса, мог убедиться, что гоняют легионеров по полной программе. Аж пар идет. Но Максимин остался недоволен. Наорал на троих офицеров, которые, по его мнению, измывались над подчиненными недостаточно интенсивно, а четвертого, кентуриона, который осмелился возражать, съездил по морде и посулил, что разжалует в пастухи, если еще раз увидит, что тот обращается с подчиненными как с молочными коровами.
Воодушевленный таким образом кентурион тут же припаял дубинкой по хребту ближайшего легионера и завопил так, что остальные парни застучали друг по другу деревянными мечами раза в три интенсивнее.
– Храбрец, – сообщил Черепанову Максимин, когда они отъехали на сотню шагов. – Но авторитета маловато. И опыта. А ты, рикс, командовать умеешь? Или только драться?
– Проверь, – сказал Черепанов. – Увидишь.
– Пехота?
– Вроде того.
«Летчик-космонавт» вряд ли стало бы подходящим ответом.
Легат кивнул:
– Ладно, в лагере поговорим.
– Я дам тебе первую когорту в Одиннадцатом Клавдиевом, – сказал Максимин.
Плавт скривился.
– А почему не в Первом Фракийском? Я говорил с Железным, он готов уступить мне прежнее место…
– Ах он готов… – процедил Максимин. – Значит, он готов… Значит, теперь у нас новые правила. Значит, теперь не я командую легионами, а какой-то там обнаглевший толсторепый примипил на пару со своим репомордым приятелем, так?
– Ну нет, Фракиец, я ничего такого…
– Значит, если легат, командующий Данубийской армией, говорит какому-то хреноголовому кентуриону, где тот будет служить, а этот хреноголовый…
– Максимин! Я не…
– Молчать! – рявкнул гигант. – Ты будешь служить там, где я скажу, Аптус! А я говорю, что ты будешь служить в Одиннадцатом легионе! Может, тебе объяснить, почему я так говорю, а?
– Да нет. Фракиец… – пробормотал Гонорий, стараясь незаметно отодвинуться подальше от Максимина. – Это совсем не обязательно…
– Нет, я тебе объясню, Аптус! – Ручища гиганта легла на бычий загривок Плавта и накрыла этот немаленький загривок целиком. – Я говорю – в Одиннадцатый, потому что у меня здесь шесть легионов, ты, ослиный фаллос! Не один. И не двадцать, как мне хотелось бы. Шесть легионов! И я хочу быть уверенным, что в каждом, каждом найдется пара недоделанных хреноголовых ублюдков, в которых я уверен! Которые не обосрутся и сделают то, чего я жду от своих командиров!
И заставят, испепели их Юпитер, своих солдат сделать то, что требуется! Ты меня понял, дерьмовый репоголовый собачий кал?!
– Да понял я, понял, – поспешно ответил Гонорий.
«Черт меня подери! – подумал Черепанов. – Да он, кажется, испугался! Вот это новость!»
До этого Геннадий был абсолютно уверен, что испугать его друга не легче, чем железобетонную балку. Хотя и Аптуса можно было понять, поглядев на разгневанного Фракийца. Припомнилось слышанное мельком – о крайней жестокости Максимина Сердитого.
– У меня только шесть легионов, умник! – прорычал гигант. – Первый Фракийский, Первый и Второй Италийские, Четвертый Флавиев, Седьмой и Одиннадцатый Клавдиевы. Только шесть легионов! Ты понял?
– Понял я. Фракиец, я же говорю, что понял! – Аптус не сделал даже попытки освободиться от захвата Максимина. Да он и не сумел бы.
«А я бы смог? – подумал Геннадий. – Интересно, какой болевой порог у этой горы мускулов?»
И все-таки он не мог не восхищаться, глядя на Максимина. Понятно, почему тот считает себя бессмертным. Такие великаны рождаются раз в столетие. Вдобавок природа не поскупилась, и содержимое этой величественной головы – тоже незаурядное. Сыну простого пахаря нужны очень качественные мозги, чтобы выйти в крупнейшие военачальники империи.
– Я думаю, ты понял, – несколько смягчившись, пророкотал Максимин, отпуская Плавтов загривок. – Я, разрази тебя гром, не только твой легат, Аптус, но и Магистр Армии [108]108
Если строго исходить из документальных источников, то указанное звание появится в римской армии несколько позже, после реформ императоров Диоклетиана и Константина, но вполне допустимо, что сам термин возник несколько ранее.
[Закрыть], командующий Западной армией, которой августейше повелевается оберегать римские земли от устья Данубия до берегов Ренуса [109]109
Ренус – река Рейн.
[Закрыть]. Все границы: Фракия [110]110
Фракия – римская провинция. Область на востоке Балканского п-ова, между Эгейским, Черным и Мраморным морями. С севера граничила с Мезией, с юга – с Эгейским морем, а с запада – с провинцией Македония.
[Закрыть], Мезия, Паннония, Норик [111]111
Норик (Noricum) – римская провинция с кон. I в. до н. э. Расположена к западу от Паннонии, между верхним течением Дравы и Дунаем. В 408 г. н. э. территория завоевана Аларихом I, в кон. V в. – остготами.
[Закрыть], Реция [112]112
Реция – римская провинция к западу от Норика. С юга Норика и Реции были Пеннинские Альпы, а за Альпами – и тогда, и ныне – Италия.
[Закрыть]– все мои, Аптус.
Плавт присвистнул.
– Мириад молний Юпитера! Шесть легионов! Да он спятил, этот мамкин сынок! Шесть легионов – на тысячу с лишним миль! [113]113
На самом деле – больше. Длина Дуная – 2860 км, то есть порядка двух тысяч римских миль. Данубий-Истр, могучая река, принимающая в себя свыше 120 значительных по величине притоков, судоходная почти на всем протяжении, являлась не только естественной границей, но и (вместе со своими притоками) удобнейшей транспортной артерией. Эту реку древние сравнивали с Нилом, а у Аммиана Марцелина говорится о шестидесяти судоходных притоках Дуная.
[Закрыть]Да при Септимии в одной только Мезии стояло три легиона! Шесть легионов – на весь Данубий! Да тут и десяти не хватит!
– Мне шести довольно! – отрезал Максимин. – Тем более милостивый Август, – Максимин криво усмехнулся, – в очередной раз повелел мне вербовать новобранцев. И у него хватило ума оставить мне мои легионы. Но я хочу быть уверен, что, когда я уйду в Рецию или Фракию, здесь, в Иллирии, в Мезии, найдется кому врезать варварам по зубам. Поэтому Сервий останется в Первом Фракийском, а тебе я даю когорту в Одиннадцатом. Потому что Сервий в Одиннадцатом Клавдиевом не потянет. Хочешь спросить, почему?
– Да нет, – пробормотал Аптус, потирая шею. – Довольно того, что ты так…
– Не справится он потому, – перебил Максимин, проигнорировав реплику Плавта, – что легатом в Одиннадцатом Клавдиевом – благородный Цейоний Дидий Метелл.
– Мохнатая задница Орка! Легатом? Этого осла? Да у него еще в бытность трибуном мозгов было меньше, чем у дождевого червяка!
– Как ты понимаешь, не я его поставил легатом, – рявкнул Максимин. – Зато латиклавием [114]114
Tribunus laticlauius (лат.) – старший трибун легиона, заместитель легата. На эту должность очень часто назначались сыновья сенаторов, еще не достигшие 25 лет, составлявших минимальный возраст, после которого разрешалось заседать в Сенате. Трибуны латиклавии носили поверх кирасы белый шарф «кандидата в сенаторы», зато полководческие достоинства этих молодых аристократов часто были весьма сомнительны. Впрочем, в описываемое время этот порядок соблюдался далеко не всегда.
[Закрыть]у тебя будет не какой-нибудь сенаторский сынок, а старина Деменций Зима, помнишь его? А прежнего латиклавия Одиннадцатого Петрония Магна я забираю себе. Ты рад?
– Пожалуй, – проворчал Гонорий. – Ослиные уши Зимы и ослиные мозги отпрыска Метеллов…
– Плюс твой ослиный фаллос! – подхватил Максимин. – Я думаю, вы свезете этот груз. Ты очень кстати удрал от варваров, Аптус. Очень вовремя. Я награжу Гельвеция венком [115]115
В римской армии существовала особая награда – золотой венок «за спасение гражданина». Награждались им офицеры от кентуриона и выше.
[Закрыть]. Завтра же распоряжусь.
– Вот это правильно! – одобрил Плавт. – Его корыто подоспело как раз вовремя!
– Согласен. Теперь о твоем друге Черепе… – Максимин повернулся к Геннадию. – Я хотел дать тебе, парень, кентурию во второй когорте у этого любителя сладкого. Там как раз нужен кентурион. Хотел, но не дам. Потому что эта когорта катафрактариев, а в седле ты сидишь, как коза на изгороди.
Черепанов нахмурился. Он полагал, что держится в седле вполне прилично. Вероятно, так и было, если пользоваться мерками двадцать первого столетия.
– Я быстро учусь, – заметил Геннадий.
Легат поглядел на него в упор.
– Допустим, ты прав. Поглядим. Но сейчас ты не годен. Нехорошо, если воины станут смеяться над своим командиром. Или если их командир свалится им под копыта… Но еще хуже, – жестко продолжил он, – что кентурия после этого останется без командира. Я прав?
Черепанов коротко кивнул. Возразить было нечего.
– С другой стороны, Череп, я сказал, что дам тебе кентурию… – задумчиво проговорил командующий. – А если я так сказал, значит, так тому и быть… Кроме того, ты меня заинтересовал, и я хочу поглядеть на тебя в деле. И возможно, лично присмотреть за тобой. Ты горд этим?
Черепанов пожал плечами.
Максимин засмеялся.
– Он был большим вождем у себя на родине, верно, Аптус? Клянусь Юпитером, у него замашки легата!
– Может быть, – согласился Плавт. – Но я доверял ему свою спину. И готов доверить еще раз. Череп мало говорит, но говорит дело. И только позавчера был готов пожертвовать собой ради моей толстой шкуры.
– Ну-ка расскажи! – заинтересовался командующий, и Плавт выложил ему историю с «оскорблением величества».
Максимин очень развеселился.
– Значит, ты сказал: «Притащу тебя к Максимину!»
– Ну да. И еще: «Не забудь перед этим сказать своим в Скамарии – пусть выберут себе нового эдила».
– Xa-xa!
– А разве я был не прав? – невинно осведомился Плавт.
– Ну я же не такой зверь! – возразил Максимин. – Не стал бы я его казнить из-за таких пустяков. Спустил бы кожу со спины и отправил домой. Он же не налоги от меня скрыл, а просто ошибся маленько. Значит, ты, Череп, решил пожертвовать собой ради этого бабника? – Максимин глянул на Геннадия.
– Не совсем так, – уточнил Черепанов. – Я всего лишь собирался дать ему возможность уйти. В конце концов, я рисковал меньше: ведь я же не поносил вашего Августа.
– Нашего Августа, – строго поправил Максимин. – Слышь, Аптус, а твой друг, оказывается, верит в римское правосудие.
– Ну он же недавно в империи, – ухмыльнулся Плавт. – Со временем разберется.
– Пожалуй, – кивнул командующий. – Ты мне нравишься, Череп. Я думаю, ты – надежный человек. И кентурион из тебя выйдет. Поэтому я дам тебе кентурию. Но не в Одиннадцатом, куда ставлю Аптуса. Я дам тебе кентурию в Первом легионе. Своем собственном. Пехотную кентурию, так что тебе не придется падать с коня. И у тебя будет прекрасная возможность показать, так ли ты хорош, как утверждает твой дружок Аптус…
Глава одиннадцатая,в которой подполковник Черепанов, он же кентурион, первый гастат Череп, узнает, какой «подарок» сделал ему командующий придунайскими легионами
В конце разговора Максимин заявил, что хочет переговорить с Аптусом тет-а-тет. Без «третьих» то бишь. И выставил новоиспеченного кентуриона из шатра.
О чем говорили Плавт и его любимый легат, Черепанов, естественно, не знал. Но после этого разговора Плавт вышел мрачный, как туча.
– Пойдем, – сказал он. – Легат поручил мне представить тебя твоим командирам.
Всю дорогу до палатки Феррата Плавт бурчал и ругался.
– Это издевательство, – ворчал Гонорий. – Назначить тебя последним из кентурионов. Вполне в духе Фракийца: швырнуть птицу со скалы и поглядеть, петух это или орел. Но все равно это неуважение. Ко мне. Я ведь за тебя поручился…
Наконец Черепанову это надоело.
– Да объясни ты толком, в чем дело? – потребовал он.
И Гонорий объяснил:
– Он дал тебе шестую кентурию десятой когорты, понял?
– Ну и что?
– Шестая кентурия – последняя в когорте, а десятая когорта – последняя в легионе. Следовательно, ты – последний из кентурионов. Но не в этом дело. В конце концов, они новобранцы. Никто не мешает тебе и твоим ребятам расти вверх. Тем более что в Первом Фракийском половина не выслужила и пяти лет. Хотя в большинстве они умелые и храбрые солдаты. Это был мой легион, Череп. Я служу в нем, вернее, служил, – поправился Гонорий, – с тех пор как Первый Фракийский получил аквилу. Я служил в нем принцепсом [116]116
Принцепс (princeps) – первый; глава. Так называли, например, императора. Но в данном случае имеется в виду принцепс-кентурион – командир второй кентурии первой когорты.
[Закрыть], затем стал примипилом, когда Фракиец назначил Митрила Скорпиона префектом лагеря. Я знаю всех командиров в Первом Фракийском. Они отличные воины. Всех нас вышколил Максимин, а он умеет это делать. И легионеры в большинстве тоже отличные солдаты. Я знаю, чего стоят эти парни. Я ими командовал. Теперь на моем месте – Сервий Феррат. С ним у тебя проблем не будет. И с префектом Митрилом. А вот трибунлатиклавий Первого благородный Гай Петроний Магн… – Гонорий скривился. – Но ты с ним дела иметь не будешь. Твои командиры – Феррат и первый кентурион когорты. Петроний – это проблема Железного.
– Похоже, ты не очень-то любишь этого Петрония, – усмехнулся Черепанов. – Почему?
– Дерьмо патрицианское! Помесь хорька и обезьяны! – Плавт сплюнул. – Столько мне крови попортил, ты бы знал! Максимин его тоже не переносит. Но терпит. Не хочет лишний раз лаяться с Сенатом. Тем более за Первый Фракийский он спокоен. Это его собственный легион. Лично им вымуштрованный. Хотя идея была не Максиминова, а нашего мальчишки-императора.
Плавт почесал затылок.
– Ладно, я расскажу тебе. Тебе будет полезно знать, как делается политика в Риме. Потому что, клянусь тестикулами Приапа, я чувствую в тебе потенциал настоящего варварского рикса! – Тут Гонорий ухмыльнулся и хлопнул Черепанова по спине. – Не обижайся! Один такой, как ты, стоит дюжины толстожопых, полирующих скамьи сената! В общем, дело это давнее. Почти десять лет прошло. Ну да, десять. Вскоре после того, как прикончили эту распутную тварь Гелиогабала, Фракиец явился в Рим и заявил, что готов вернуться в армию и служить потомку Септимия Севера так же преданно, как и самому Септимию. Александр с мамашей оценили это. Император принял его и одарил. – Гонорий поморщился. – Но вместо войска отдал ему под начало толпу новобранцев и велел сделать из них боевой легион, тот самый, который теперь называется Первым Фракийским. Максимин согласился, у него не было выбора. А затем собрал всех нас, своих старых соратников, дал каждому по витису [117]117
Витис – палка из виноградной лозы, атрибут власти кентуриона. Использовалась не только как символ, но и как действенный аргумент в общении с ленивыми и нерасторопными подчиненными.
[Закрыть]и пояснил, что от нас требуется. Он трудился как бешеный. Фракиец. И заставлял трудиться всех. А если кто отлынивал или начинал бурчать… Ну, ты его уже знаешь немного. Если твоим зубам тесно во рту – скажи ему что-нибудь поперек. Фракиец давил всех, как давят виноград, но добился того, что Первый Фракийский стал лучшим легионом в империи. И тогда Август отдал Максимину еще два. Тоже из придунайских провинций. И на три четверти укомплектованных новобранцами, потому что их ветеранами укрепили Первый и Второй Парфянские. Отдал и велел сделать из мяса воинов. И Фракиец сделал. И мы разбили сопатку персам в Мидии и утерли нос сирийским любимчикам Александра. А потом этот сопляк приказал нам отступать, и холод на кавказских перевалах погубил больше людей, чем конница Ардашира в Мидии. Августу пришлось раскошелиться, чтобы удержать в повиновении легионы, пострадавшие из-за его трусости. В общем, потери были изрядные, и когда нас перебросили сюда, в Первый Фракийский пришлось снова вербовать прорву новичков. Зато Максимин оставил в нем лучших командиров. Меня, например. И мы кое-чему научили своих ребят. Выбили из них дерьмо. Почти все дерьмо. Даже последняя когорта совсем не так плоха. Первым кентурионом в ней толстяк Тит Квинтус. Хитрая бестия.
И всегда норовит хапнуть сверх положенного. Но дело знает. Я ему скажу, что ты – мой друг, и тебя он утеснять не станет. Не в командирах дело. Командиры у тебя хорошие. А вот солдаты… Я сказал: мы сделали солдат из всех этих дерьмовых землепашцев. Но немножко дерьма осталось. Вот его-то тебе и отдал Фракиец. Самую скверную кентурию. Самую позорную. Эти… – Тут Плавт в третий раз за последние полчаса разразился потоком ругательств.
– Слушай, говори ты толком! – потребовал озадаченный подполковник. – Они что, друг с другом совокупляются? Или проказой больны?
– Хуже, друг мой! Намного хуже, – Плавт остановился, одарил Черепанова мрачным взглядом и отчеканил: – В этой кентурии, в твоей кентурии, Череп, все – трусы. Все как один.
– Да? – Геннадий поглядел на друга. – Ну-ка поясни.
Плавт подумал немного, потом сказал:
– Поясню. Но не на ходу. Пошли-ка возьмем кувшинчик. Такое всухую рассказывать – горло заболит.
Они свернули с Виа принципалис, одной из главных «улиц» лагеря, куда-то на задворки. Там, на задворках, Плавт отыскал палатку какого-то местного интенданта, у которого и разжился необходимым кувшинчиком, которому больше подошло бы наименование «бочонок», двумя деревянными кружками и запасом соленых оливок.
Здесь же, поблизости, нашлась пара подходящих пеньков.
Гонорий промочил горло и приступил к рассказу.
Выяснилось следующее. Полгода назад, незадолго до посольской миссии Плавта, банда германцев числом до тысячи человек пересекла реку и вторглась на территорию провинции Норик. Их почти сразу обнаружили, и Максимин послал разобраться с налетчиками три полные когорты: две пешие и одну конную. Хватило бы и одной когорты ветеранов, но командующий воспользовался случаем, чтобы «обстрелять», или, как здесь выражались, «обмять», в бою свеженабранных легионеров прошлогоднего призыва, которые уже прошли строевую подготовку и выучились основным приемам, но еще ни разу не бывали в настоящем бою.
С точки зрения Максимина, шайка конных варваров в тысячу копий – самое то для такого дела.
Руководил рейдом командир второй кентурии первой когорты кентурион-принцепс Сервий Феррат. Но себе он оставил конницу, а командование над пехотой отдал (по распоряжению Максимина) одному из молодых трибунов.
Маршрут движения варваров был просчитан заранее. Поэтому место для сражения тоже было определено заранее. Стратегически удобное для римлян.
Пехоту построили фалангой в виду противника, между двумя холмами. Конница укрылась за одним из холмов, чтобы в решающий момент ударить во фланг. Ничего особенного, обычная практика.
Пехота должна была принять на себя главный удар. Длинные копья фалангистов вполне подходили, чтобы остановить беспорядочную лобовую атаку алеманнской конницы. У фаланги, пояснил Плавт, самое слабое место – это фланги. Но в данном случае фланги были защищены возвышенностями, на которых к тому же были размещены карабаллисты [118]118
Карабаллиста – баллиста (метательная машина, использующая принцип лука), установленная на повозке. Обычно каждая кентурия имела одну карабаллисту. Все античные метательные машины делились на два основных типа: работающие по принципу «лука» и по принципу «пращи». Кроме этих классов следует отметить еще бриколи – стрелометы, использующие энергию упругой доски.
[Закрыть]. В общем, ничего особенного. Если не считать того, что в первой линии, в первых трех шеренгах фаланги, стояли не опытные воины, а необстрелянные салаги. Но их туда и поставили опыта набираться. Тоже обычная практика. Задача пехоты – удержать позицию. Вот и все. Но на сей раз идея не сработала. Вернее, сработала частично. Почти все новобранцы приняли удар. И только одна кентурия, в то время еще не шестая, а вторая, та, на которую было нацелено острие варварского удара, позорно бежала. В полном составе. Причем еще до того, как конница варваров врезалась в ее ряды. А поскольку главной силой фаланги является ее монолитность, то стойкость остальных легионеров уже не имела значения. Общая прочность цепи, как известно, определяется крепостью самого слабого звена.
Линия обороны была прорвана, и началась колбасня. Правда, подоспевшая конница сумела отбросить варваров и спасти пехоту. Но в целом битву можно было считать проигранной. Варвары-алеманны, которых должны были вырезать под корень, ушли с незначительными потерями – грабить дальше. И в конечном итоге смылись обратно с приличной добычей, что было вдвойне неприятно, так как подобный результат стимулирует к новым нападениям. И состоящая в основном из салаг римская пехота, которая при правильном ведении боя должна была потерять убитыми и ранеными не больше десяти процентов личного состава, в условиях неорганизованного боя оказалась совершенно беспомощна и понесла значительные потери. И тяжелая конница тоже потеряла многих, потому что вынуждена была атаковать с неудачной позиции.
И виной всему этому было трусливое бегство одной кентурии.
Естественно, гнев Максимина обрушился именно на нее. Он готов был вспомнить о старинной традиции децимации [119]119
Децимация – казнь каждого десятого воина в подразделении, покинувшем поле боя. Кого именно казнить, определял жребий. В сущности, этот обычай не так уж жесток, если учитывать, каковы могут быть тактические последствия такого бегства.
[Закрыть]. Да что там децимация! Командующий готов был всю кентурию лично порвать на куски. И счастье их кентуриона, что он погиб. Уж его-то точно забили бы палками. В общем, Плавту удалось успокоить командующего и уговорить отложить расправу. А тут как раз в Сирмий, столицу Верхней Паннонии, прибыл лично Август Александр Север: договариваться с германцами насчет мирного сосуществования. И командующему стало не до мелочей. Но позорное клеймо трусости накрепко прилипло теперь уже к шестой кентурии. И кентуриона в ней не было с весны. Назначили было одного – не справился. Пришлось убирать. Другой – помер, а нового не нашлось. Потому что все понимали: нужен не абы кто, а действительно опытный жесткий командир. Но попробуй найди такого, что согласился бы. Это все равно как поставить хорошего командира батальона командовать взводом. Даже если кто и даст себя уговорить, то ведь и у него начальники есть. Которые нипочем не отдадут полезного офицера.
– А почему ее попросту не расформировали? – спросил Черепанов.
Оказалось, такая мысль была. Но ее не одобрил сам Плавт. Трусость – это зараза. И нечего ее распространять.
Нет, Гонорий бы разобрался с этим делом. Наверняка. Но не успел. А Феррат, конечно, отличный командир. Но с сообразительностью у него туговато. Посему воз и ныне там. Вернее, уже не там, а тут. Потому что вот эту самую «кентурию трусов» и передавал практичный командующий Гай Юлий Вер Максимин бывшему «варварскому риксу» Геннадию Черепу. Такая вот проблема.
«Тоже мне проблема! – подумал новоиспеченный младший кентурион Геннадий Череп. – Неужели я, подполковник, не справлюсь с паршивой ротой? Смешно!»