Текст книги "Рубеж империи. Дилогия"
Автор книги: Александр Мазин
Жанры:
Попаданцы
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 55 страниц)
«Я получу ee! – мысленно поклялся Коршунов. – Во что бы то ни стало!»
Даже если для этого придется убить ее хозяина, Алексей ее получит.
Он перевел взгляд на Стайну.
Толстяк продолжал говорить. Липкие жирные губы шевелились, как слизняки, маленькие глазки замаслились. Когда короткие пальцы отрывали кусок мяса и запихивали в рот, речь становилась невнятной и желтый жир тек на бороду.
Коршунову страшно захотелось врезать кулаком в широкую рожу. Вбить в глотку черные зубы…
Чтобы справиться с собой, Алексей отвернулся и так яростно вгрызся в шмат грудинки, словно она была его кровным врагом.
Расправившись с мясом, в два глотка выхлебал чашу.
Анастасии рядом уже не было. Пива ему подлила другая, румяная толстая девка.
Как выяснилось, Стайнова дочь. На выданье. Жаль, что Аласейа успел породниться с Фретилой. А то стал бы, может, родичем самого Стайны. Уж Стайна не поскупился бы. Фретила – муж правильный, но до щедрости Стайны ему далеко. Никого нет в бурге и окрестностях щедрей Стайны. Хоть у кого спроси!
Хозяин широким жестом обвел стол. И толпа прихлебателей в разноголосицу подтвердила: точно, никого нет щедрее Стайны. А кто-то уже поднял здравицу: за щедрого хозяина!
А хозяин, не медля, – за славного гостя!
И напомнил: у него в доме до дна пьют. Знают, что хозяин пива не жалеет, а кто подумает, что жалеет, так хозяин и обидеться может.
«Ах ты зараза! – подумал Коршунов. – Да ты никак напоить меня вздумал! Ну ладно, пивная бочка! Давай, попытайся!»
И всерьез взялся за дело.
Пиво шипело, переливаясь из кувшинов в чаши, а из чаш – в желудки.
После дюжины чаш стали обходиться без тостов. Разом опрокидывали, разом закусывали, разом выходили во двор отлить.
Это уже не пир был – состязание. Оба вошли в азарт. Стайна, похоже, уже и забыл о том, для чего собирался подпоить гостя. Азартен, Парамоша! А может, сам процесс нравится…
Конечно, у толстяка было преимущество минимум в два пуда. Но зато Алексей пивал напитки и покрепче здешнего пивка, да и печень у Коршунова здоровше…
В общем, настал момент, когда Стайна не смог подняться из-за стола. Сделал усилие – и уронил тушу обратно на лавку. Засмеялся, попробовал еще раз – и опять не смог. На широком лице проступило озабоченное удивление. Потом раздался негромкий журчащий звук и потянуло характерным запахом. Впрочем, в пиршественной и без того воняло – будь здоров. И мочой, и блевотиной…
Облегчившись, Стайна грохнул лапой по столу, гаркнул. К нему тут же подскочили, подняли втроем. Хозяин на прощание махнул Коршунову и сообщил, что рад бы еще посидеть с гостем, да ждут неотложные дела… Стайну вывели вон, Коршунов огляделся и обнаружил, что дееспособных за столом больше нет. Кто – под столом, кто – мордой в стол, кто трубно храпит на лавке.
Правда, имелся в зале дееспособный «обслуживающий персонал» в лице «мажордома», пары «половых» и трех «официанток».
«Мажордом» вежливо что-то проговорил. Коршунов ни хрена не понял, но догадался, что тот интересуется, желает ли герой продолжить веселье? Покушать, выпить или, может, девочку, тиви? Так вот они. Герой может выбрать любую…
Алексей поглядел на «девочек» и выяснил, что взгляд его «потерял резкость» и «тиви» подозрительно похожи одна на другую…
Коршунов мотнул головой: отстань. Опрокинул еще одну чашу (Мать их так! Что у них, нормальных кружек нет?). Выбрался из-за стола, вышел во двор, отлил у забора, потрепал по голове зверовидного хундса, подумал, что надо бы идти домой, но никак не мог вспомнить, где его дом…
Поэтому он вернулся обратно и поинтересовался у «метрдотеля», нельзя ли в этой гостинице снять комнатушку.
Тот оказался совсем тупой, по-русски ни бум-бум. Пришлось показать знаками: мол, хочу в койку.
Доперло. Понял, пенек старый, обрадовался. Жестами показал: счас исполним. Кликнул двух хануриков, те деликатно взяли Коршунова под локотки, повели куда-то наверх…
Очнулся Алексей от приятного ощущения. Обнаружил, что сидит, привалившись спиной к стене. Что он – без штанов, в одной рубахе и ноги его – в кадушке с теплой водой. И моет их какая-то белобрысая…
Коршунов с трудом удержался от того, чтобы снова выпасть в приятное небытие. Было что-то важное… Что?.. Вспомнил! Пистолет!
С трудом разлепил веки, огляделся… А, вот он! Все барахло тут. Разложено на соседней лавке… Алексей с облегчением вздохнул и провалился в качающуюся бездну.
Глава одиннадцатаяАлексей Коршунов. Гостеприимство мирного вождя Стайны (продолжение)
Она пришла, когда в узком окне зажглись звезды. Тяжелые косы упали на грудь Алексею. Широкая лавка скрипнула, когда теплое мягкое тело прилегло рядом, и гладкая щека прижалась к шее Коршунова.
– А?.. Кто?.. – Хмель еще не выветрился из головы, мир качался, а темнота завивалась спиралью.
– Тш-ш… – Маленькая, пахнущая мятой ладошка прижалась к губам.
– Настя? – прошептал он.
– Йа-а-а… – Она потянула его к себе, прижалась всем телом: лицом, грудями, лоном, коленями… И как-то сразу оказалась под ним, а он – в ней, и лавка уже яростно скрипела и раскачивалась, и протяжные сдавленные стоны подхлестывали: быстрей, быстрей…
И когда он содрогнулся в последний раз и обмяк, влажное тело выскользнуло из-под него, и через пару мгновений у рта оказалась кружка с чем-то прохладным и кисловатым. Коршунов начал пить… И кажется, даже и не допил. Уснул.
Проснулся уже поздним утром. За окном галдели незнакомые голоса, звенел бубенчик. Хрипло заорал петух.
Голова не болела, но тело было вялым и каким-то неприятно легким. Сквозь веки пробивался свет, но глаза открывать не хотелось.
Рядом кто-то спал. Женщина. Что-то несильно давило на горло. Коршунов пошарил рукой: коса.
Настя!
Глаза моментально открылись…
Коса была не черная. Пшеничная…
Коршунов осторожно приподнялся, повернулся.
Рядом, подложив под щеку свернутую рубаху, посапывала незнакомая девка. Толстощекая и веснушчатая. Большущие груди с махонькими сосками лежали одна на другой, как розовые поросята.
В первый миг Коршунов почувствовал не разочарование, а облегчение. Он не помнил, что было ночью. И хорошо, что то, о чем он не помнил, было с этой незнакомой девушкой, а не с ней. Это было бы все равно что после бутылки «Смирновской» проглотить бокал восхитительного старинного вина, которое достается всего-то раз или два в жизни. Жахнуть залпом – и закусить вялым грибочком.
Как выяснилось, ночевал Коршунов не в самом доме, а во флигеле. На втором этаже. Во дворе пахло навозом. На скамеечке у крыльца восседал Стайна. Нехорошо было Стайне. Похмелюга мучила. Вокруг него хлопотала Анастасия. Окунала в бадейку тряпочку, прикладывала к вискам хозяина, смачивала загорелую лысину. Улыбнулась Коршунову. Официально. Но у Алексея все равно в груди екнуло. Вся она была такая ладная, аккуратная, чистенькая. Даже на ногах не здешние чуни, а изящные плетеные сандалии.
– Здоровья тебе, – произнес Стайна. – Как ночь?
– Хорошо.
– И я – хорошо. – Он похлопал Анастасию по бедру. – Есть хочешь? Пить?
– Да. – Коршунов пнул свинью, которая вознамерилась пожевать его штанину.
– Иди в дом. – Стайна вяло махнул рукой. – Там все… – и закрыл глаза.
Коршунов мог бы его вылечить. Одной-единственной таблеткой. Но почему-то не хотелось.
Позавтракав (явно объедками вчерашней обжираловки), Коршунов опять вышел во двор. И узнал, что по его душу уже дважды приходили. Один раз – Книва, другой – посыльный от Одохара.
Алексей обдумал, кому следует отдать предпочтение, и остановился на Книве. Совесть Коршунова мучила: бросил их в чужом городе. Пусть даже и родичи у них тут…
Вопрос: как их теперь искать? Городишко, конечно, маленький. Небось и тысячи жителей не наберется, но все же…
Проблема решилась легче легкого.
Стоило выйти на «площадь», и среди болтавшегося там народу Коршунов углядел знакомую рожу Одохарова дружинника.
Дружинник время проводил не праздно: обучал молодое поколение благородному искусству боя. Выглядело это так: учитель, голый по пояс и босой, с топором в одной руке и щитом в другой, подвергся яростным нападкам четырех подростков с палками.
Надо полагать, это было обычное времяпрепровождение, поскольку зрителей было немного и их средний возраст колебался в районе шести-семи лет.
Зато около длинного двухэтажного дома тусовалась целая толпа и парилось на солнышке не меньше десятка лошадей.
Коршунов не без удовольствия понаблюдал, как матерый профи несуетливо «держит» четверых щенков, поднимающих тучу пыли и активно мешающих друг другу. Потом окликнул дружинника.
Тот покосился: кто, мол, зовет? Узнал Коршунова. Прекратил тренировку.
– Книва. Где? – спросил Коршунов.
Конечно, в последнее время он поднаторел в языке, но предпочитал простоту речи всяким лексическим изыскам.
– Книва? – Дружинник пожал плечами.
Алексей решил уточнить вопрос:
– Родичи Фретилы где? Знаешь?
Дружинник огляделся, поманил одного пацаненка.
– Из рода Фретилы, – сказал он.
Пацаненок энергично закивал.
– Где твой дом – проводи, – потребовал Коршунов, стараясь почетче выговаривать слова.
Пацаненок махнул грязной лапкой и запылил через площадь. Алексей последовал за ним.
Дорога не заняла много времени. Искомый дом прилепился к городскому валу. Двери – нараспашку. Изнутри – знакомый пронзительный голосок. Рагнасвинта. Коршунов замедлил шаг – и вот она! Вышла наружу с двумя кожаными ведрами – и попалась.
Запищала радостно, бросила ведра, повисла на шее. Тут же отпустила, бросилась обратно в дом с воплем: «Аласейа! Аласейа пришел!»
Старшим в здешнем роду оказался младший брат Фретилы, слегка омоложенная копия коршуновского свежеиспеченного тестя. Разумеется, женатый. Разумеется, с целой прорвой детей, старший из которых оказался ровесником Книвы.
К Коршунову Фретилин брозар отнесся с крайним почтением. Наверняка Книва со Свинкой наболтали с три короба про «небесного героя».
После степенного ритуала знакомства Алексею предложили откушать. Он не отказался. Сели за стол. Чуть погодя явился еще один Фретилин брозар. Молодой, но уже исполненный до краев чувства собственного достоинства. Правда, обитавший с семейством вне стен крепости, что по местным меркам – не слишком престижно. Престижно не престижно, а бочонок пива брозар приволок.
«Эдак я тут совсем сопьюсь», – подумал Коршунов. Но с выпивкой пришлось погодить.
Едва разлили по емкостям, в избу ввалился Агилмунд. Разъяренный. Покрыл родичей местным эквивалентом матюгов. Они тут, понимаешь, квасят, а рикс Одохар ждать должен?
Брозары дружно возразили племяннику, что им Одохар – не указ. Пусть дружинниками своими командует.
Агилмунд пришел в совершенную ярость, но брозары не испугались. Они все по обычаю делают, и нечего тут орать.
Опасаясь, что и до драки может дойти, Коршунов решил вмешаться. Поинтересовался, в чем, собственно, дело? Что-то серьезное?
Оказалось, да. Герульское посольство у рикса сидит. Видал Аласейа герульский корабль, что в порту стоит? Да, помнит. Если под кораблем имеется в виду тот пузатый баркасик. Так вот, на корабле этом не товары привезли, а полномочный посол прибыл. От герульского вождя со смешным именем Комозик. Союзника в будущем великом походе. И сидят теперь достойные люди, Одохар с послом, и ждут. (И Стайна с ними. Но Стайна пусть подождет, ему не вредно.) А эти недостойные выдергиватели сорняков (кивок в сторону брозаров) смеют задерживать Аласейю за своим обшарпанным столом! Когда судьба великого похода решается!
– Понятно, – сказал Коршунов, поднимаясь со скамьи. – Спасибо, почтенные, за хлеб-соль. Пошли, Агилмунд.
Глава двенадцатаяАлексей Коршунов. Герулы
Посольство принимали в том самом длинном двухэтажном строении.
Этот дом не был домом Одохара. Это была «дружинная» изба, местные казармы. Дом Одохара стоял слева, отделенный от дружинной избы каким-то сараем. Конюшней, как позже выяснилось.
У дружинной избы толпился народ, но Агилмунд энергично распихал тех, кто стоял на дороге, обругал молодого парня с копьем, рассевшегося на крыльце, за беспорядок и потерю бдительности, ввел Коршунова внутрь, быстрым шагом миновал пару помещений, а у входа в третье остановился и пропустил Коршунова вперед.
Посольство принимали здесь. Сидели по лавкам: местные – у одной стены, гости – у другой. Вид посланцев Коршунова удивил. Мягко говоря.
Нет, одеждой и телосложением они не слишком отличались от здешних вояк. Разве что имели каждый по две косы. Но не это было удивительно, а то, что щеки и скулы герулов были нежно-зеленого цвета. Как белые штаны, в которых по свежей травке поерзали.
В остальном же – ничего особенного. Рослые бородатые мужики. Первый – постарше; официальный посол, так сказать. Двое других: сопровождающие. Один – угрюмый мордоворот: борода – от глаз, кулачищи – с пивную кружку. Второй – пошустрей, худощавый, какой-то хищно-агрессивный. Коршунову герулы сразу не понравились. Особенно шустрый.
Помимо зеленомордых герулов, в помещении присутствовали военный вождь Одохар и мирный вождь Стайна.
«А ведь мог бы предупредить!» – недовольно подумал Коршунов.
Впрочем, ладно. Толстяк все еще маялся синдромом бодунца, а глазки заплыли так, что их и вовсе не видно.
Кроме вождей, в зале находилось еще человек десять, но Коршунов знал только Ахвизру и первого сподвижника Стайны Вилимира. Этого со вчерашней пьянки запомнил.
Коршунову предложили почетное место: между Стайной и Одохаром. Агилмунд устроился справа от рикса.
Герулы Алексея проигнорировали. Они вели себя так… Ну примерно как американцы – в нашем трамвае. Или новые русские – в американском кабаке. То есть как будто кроме них вокруг людей нет. Исключительно обслуживающий персонал.
Одохар подождал немного и разразился высокопарной речью. Краткой историей чудесного появления «небесных героев». Не обошел вниманием ни «железное вместилище», ни последующие подвиги Коршунова с Черепановым. По его версии, Черепанов, охваченный лютой яростью, остановить себя не смог и продолжал гнать подлых квеманов. А Аласейа вот решил к славному походу присоединиться. Поскольку особым покровительством водных божеств пользуется и вообще удачлив крайне: с жалкого квеманского поселка одного только железа три воза взял, не считая прочего.
Герулы впечатлились. Двое. Третий, тот, что особенно не понравился Коршунову, с ухмылочкой осведомился: а где нынче то вместилище железное, на котором «небесные герои» прилетели?
Получил ответ, что вместилище утонуло в болоте. Кивнул с таким видом, словно уличил присутствующих в мелком воровстве. Затем поинтересовался: видел ли вместилище сам Одохар или с чужих слов говорит?
Рикс врать не стал: признался, что лично вместилища не видел. Зато великий герой Аласейа подарил ему часть небесного паруса, который то вместилище по небу влек. Цвета снега и крови. И плащ свой продемонстрировал.
Плащ был осмотрен с должным уважением, и два герула опять одобрительно кивнули. А третий, усмехнувшись, заметил, что ткань эта подозрительно смахивает на ту, которую ромлянам с восхода привозят. И еще вопрос: что ж это за небесное вместилище такое, что в болоте топнет? Это же вроде как вода, что огнем горит. Небывальщина.
И на Коршунова уставился. С вызовом.
«Ах ты поганец! – подумал Коршунов. – Сейчас я тебе устрою небывальщину!»
Развязал мешочек с аптечкой, зажигалку достал (самый подходящий момент, чтобы маленькое чудо устроить), налил в колпачок спирта, щелкнул…
Публика ахнула. Кроме недоверчивого герула. Этот пренебрежительно заявил, что горит вовсе не вода. Масло вон тоже горит – никто ведь не удивляется.
И свел эффект к нулю.
А затем поинтересовался: так почему же все-таки вместилище утопло?
Все уставились на Коршунова. Надо было что-то придумывать…
– Не утопло оно, – неторопливо, со значением произнес Алексей. – А спрятано. От чужих. Чтоб беды не было.
Тут вмешался Одохар. Заявил, что и без вместилища им есть где богатырей размещать. В каждом селе – изба богатырская. В такой вот избе герои и жили с почетом, пока по дальнейшей жизни не определились: Гееннах – квеманов гонять, Аласейа – в поход геройский. Под парусом цвета снега и крови, коий дивное вместилище по небу нес.
Въедливый герул на некоторое время примолк: переваривал сказанное, потом нашел к чему придраться: а что, спросил, те, кто в богатырской избе жил до Аласейи с Гееннахом, куда их переселили?
Вместо Одохара ответил Агилмунд. Мол, он сам родом из этого села, в курсе дела. Никаких проблем с поселением героев не возникло, так как со времен Иббы пустует у них в селе богатырская изба.
– Ага, – оживился хитрый герул. – Нету, значит, больше богатырей в селе. Перевелись, что ли?
Чем дальше, тем меньше этот парень нравился Коршунову. К тому же оказался, поганец, умом очень изворотлив. Просто не по-здешнему.
– Другие времена – другие богатыри! – осадил его Алексей. – Каждому овощу – свое время.
Черт, похоже, зря сказал. На надменной роже проявилось явное удовлетворение. Он наклонился к старшему, прошептал что-то.
Старший герул с важностью кивнул.
– Хотелось бы знать, – произнес он надменно. – Как зовут небесного героя?
– Аласейа. – Одохар был несколько удивлен.
Въедливый опять наклонился к уху старшего.
Тот выслушал и уточнил вопрос:
– Как звали героя там… откуда он пришел?
По интонации можно было без труда понять, что «небесное» происхождение Коршунова поставлено под сомнение.
– Отец назвал меня Алексей, – ответил Коршунов, поскольку не видел смысла скрывать.
Молодой герул ухмыльнулся и снова пошептал послу.
– А как зовут почтенного отца?
– Виктор.
– О-о! – изрек молодой герул. – А скажи мне, Алексий… – Тут он сделал многозначительную паузу. – Почему у твоего отца – ромлянское имя? Он – ромлянин?
Коршунов начал догадываться, к чему клонит герул.
«Нет, брат, так дешево ты меня не купишь», – подумал он.
– Нет, у моего отца не ромлянское имя, – он усмехнулся. – Это у твоих ромлян – имя, похожеена имя моего отца. – Он сделал поправку на местный менталитет: – Наш род древнее.
– И каково же имя твоего рода? – осведомился герул.
– Коршун! – рявкнул Алексей по-русски, поскольку не знал местного слова. И пояснил, чтобы его поняли: – Большая птица. Хищная. Черная. С во-от таким (изобразил рукой) клювом.
Одохар одобрительно кивнул. Агилмунд задрал кверху подбородок: вона какой крутой тотем у нашего родича. Только нахальный герул не угомонился:
– А от кого сей славный род происходит? От зверя, от героя? Или от бога? А ежели от бога, то каково его имя?
– От бога! – отрезал Коршунов. – Но имя его назвать нельзя. Если имя его просто так назвать – беда будет!
Сказано же: не произноси имя Господа всуе!
– А имя первого предка можно произнести? – по-прежнему упорствовал герул.
– Можно. Кроманьонец его имя.
Герул наморщил лоб и наверняка подыскал бы еще какой-нибудь вопрос, но вмешался его старший сородич.
– Довольно, – сказал он. – Наш рикс Комозик спрашивает: сколько воинов придет с риксом Одохаром?
– Три или пять сотен, – твердо ответил Одохар. – Или больше.
– А сколько мешков зерна возьмет Одохар, чтобы кормить своих воинов, когда пойдут они по герульским землям и по землям боранов? – осведомился герул.
Одохар поглядел на Стайну. И герульский посол тоже поглядел на Стайну. Стайна же с ответом не торопился. Улыбался безмятежно, словно разговор его даже и не касался.
И в этот момент Коршунов понял сразу три важные вещи.
Первое: все присутствующие прекрасно понимают главное военное правило: солдат должен быть сыт. Потому что голодный солдат воюет вяло, а вот грабит, напротив, очень активно.
Второе: обеспечением военных кампаний ведает не Одохар, а Стайна.
И наконец, третье: Стайна этого похода не хочет. А почему не хочет, тоже нетрудно догадаться. Потому что неудачный поход принесет ему убыток, а удачный укрепит популярность военного вождя. Соперника.
Молодой герул, тот, который докапывался насчет происхождения Коршунова, сдвинул брови. Не нравилось ему молчание Стайны.
– Я найду, чем накормить воинов, – решительно заявил Одохар. – Надо – копьем добуду.
Молодой герул хлопнул себя по колену и заухмылялся. Понравился ему Одохаров ответ. А послу, напротив, не понравился.
– Что же, у бурга нет припаса, чтобы кормить своих воинов? – спросил он, поглядывая то на Стайну, то на Одохара. – И разве у рикса нет добычи, чтобы обменять на зерно?
– Ты подал мудрую мысль, Голос Комозика, – сказал Одохар. – У меня есть добыча, взятая у квеманов. Я отдам общую долю тебе. А ты отдашь нам зерном, когда мы будем на ваших землях.
– Ты не можешь отдавать общую долю! – возмутился Стайна. – Общая доля принадлежит бургу! Таков закон!
– Закон таков, что бург должен кормить своих воинов! – отрезал Одохар. – Если бург не кормит воинов, воины кормят себя сами.
– Я лучше знаю, что говорит закон! – Стайна побагровел. – Я – хранитель Закона!
– Ты хранитель собственного брюха! – заорал Агилмунд.
В перепалку тут же включились все присутствующие, кроме герулов и Коршунова. Часть – на стороне Стайны, часть – на стороне Одохара. Оба вождя вскочили с мест…
А герульский посол, морда зеленая, глаза потупил, но чувствовалось: доволен.
Поорали, поразмахивали руками… И успокоились. Решили сделать перерыв на обед.