Текст книги "Рубеж империи. Дилогия"
Автор книги: Александр Мазин
Жанры:
Попаданцы
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 55 страниц)
Алексей Коршунов. Ночная битва
Шлем сполз на затылок. Навешанное на Алексея оружие звенело и бряцало, и весило все это барахло побольше, чем стандартная «полная выкладка», но бежать было легко: подействовал стимулятор.
Ближайший дом пылал, как копна сена, озаряя обширный двор. Живых тут не было – только мертвые.
Из хлева доносилось отчаянное мычание. Его стены уже начали дымиться.
– За мной, не останавливайся! – крикнул командир, и они побежали дальше.
Геннадий перепрыгнул через что-то, Алексей запнулся. Поперек дороги ничком лежала женщина. На какой-то миг пробило: Рагнасвинта!
Нет, не она, другая. Рубаха убитой светлела в темноте. Чуть поодаль белело еще одно пятно: ребенок.
– Ар-р-ха! – страшным голосом зарычал кто-то неподалеку.
Коршунов вскинул голову и увидел, что командира уже не видно впереди. Но звать или искать Черепанова не стал. Рванул вперед и минутой позже, перепрыгнув через опрокинутый плетень, влетел во двор Фретилы.
Во дворе было светло как днем. Но дом, слава Богу, стоял. Горел соседний – Вутериха с Герменгельдом.
Дом Фретилы стоял, и Рагнасвинта почти наверняка была внутри. Квеманы же, четверо, – снаружи. А у дверного проема плечо к плечу орудовали копьями сам хозяин и Сигисбарн.
Квеманы наседали. Орали, грохотали оружием. По двору носились ополоумевшие куры.
Коршунов быстро огляделся: не появился ли Генка? Командира не было. Может, свою Алафриду спасать побежал?
Ах ты…
Алексей увидел еще двоих чужаков. Один подставил спину, второй карабкался наверх, на крышу Фретиловой избы.
Внезапно в голове Алексея все как-то установилось и опустело. Это было знакомое чувство, сходное с тем, какое испытывает актер, когда поднимается занавес. Когда предстартовый мандраж куда-то уходит и остается только играть свою роль.
В несколько длинных прыжков Коршунов преодолел двор и с ходу рубанул верхом лезвия по толстой шее ближайшего чужака. С оттягом, будто сук отсекал. И на том же махе, петлей, снизу – по правой руке другого, наискось – и с каким-то кровожадным интересом увидел, как кисть руки с зажатым в ней древком отделилась от предплечья, в то время как рука, плечо, туловище чужака продолжали двигаться, нанося «удар».
Движение справа: Коршунов развернулся, увидел красный промельк железа сбоку, черную выпуклость щита прямо перед собой – и изо всех сил влепил подошвой прямо в щит. Узкий лист копейного наконечника дернулся и поразил лишь воздух, а сам копейщик отлетел назад, споткнулся… И захрипел, когда другое копье воткнулось ему в бок.
Сигисбарн мощным рывком выдернул оружие, выдохнул:
– О-о! Аласейа!
Коршунов увидел боковым зрением вынырнувшего из дверного проема Книву, замахивающегося копьем… на него?!
Копье, как чудовищный шмель, прогудело в дециметре от локтя Алексея. Глухой удар – Коршунов развернулся на сто восемьдесят – за его спиной сгибался пополам еще один чужак. Черная морда, вытаращенные белки, всклокоченная борода.
Чужак уронил топор, вцепился двумя руками в древко, разинул рот, выблевал на сапоги поток крови и повалился на бок.
Взгляд Коршунова заметался по сторонам в поисках новых врагов… И увидел, как двое чужаков удирают через плетень. Рядом возник Сигисбарн. С другой стороны – Фретила, дышащий надрывно, со всхлипом, как астматик. И Книва. Сосредоточенный, без всегдашней белозубой улыбки.
В дверном проеме (завеса из шкур висела клочьями) выглянула перепуганная мордочка: Рагнасвинта!
Увидела, рванулась к Алексею, но кто-то из своих сцапал ее и втянул обратно в дом.
– Квеман! – отрывисто, злобно, будто сплюнув, бросил Фретила. – Аласейа! Иди убивай квеман!
Коршунов понял. Трудно не понять.
В поселке горела половина домов. Вокруг холма, где стоял тын, мелькали огни. Видно, кто-то успел затвориться за стенами.
Горло першило от дыма.
– Аласейа! – полувластно-полужалобно выкрикнул Фретила. – Иди убивай квеман!
Коршунов быстро взглянул на него, показал знаком: ты остаешься. И бросился со двора.
Он мчался по улочке. Слева и справа от него, мягко, по-волчьи, бежали Книва и Сигисбарн. Мимо горящего дома Герменгельда (сам Герменгельд, с пропоротым животом, умирал в двадцати шагах от пожарища), мимо еще одного горящего дома, мимо поваленного плетня…
Нет, не мимо! Из дверного проема выскочил мужик с черной мордой – квеман!
Выскочил, замер на миг… Книва, хакнув, метнул копье. Квеман присел – и копье, пройдя над его головой, воткнулось в бревенчатую стену. Оно еще дрожало, когда Сигисбарн, набежав, ударил врага щитом, опрокинув на землю, и тут же добил коротким колющим ударом сверху.
Из черного дверного проема, как чертик из шкатулки, выпрыгнул еще один квеман, в прыжке ловко метнул копье… Алексей успел выбросить вверх руку со щитом – руку тут же отбросило назад. Железное жало с треском прошибло щит, высунувшись на добрую пядь. Коршунов бросил отяжелевший щит, увидел, как квеман, как-то ухитрившийся сбить с ног Книву, замахивается топором, одновременно отшибая в сторону копье Сигисбарна…
Не думая, Алексей метнул секиру, целя квеману в живот. Секира ударила не острием, а обухом, и не в живот, а в пах. Квеман дико завизжал. Книва вскочил на ноги, ухватил квемана за бороду и полоснул ножом. Вопль тут же перешел в бульканье…
Книва выдернул свое копье из стены. Алексей подхватил с земли новый щит, свой топор, махнул рукой: дальше!
И они помчались дальше. И Коршунов вел их и ощущал, как внутри вскипает яростный восторг. Будто он и впрямь «герой, пришедший с неба», ангел мщения.
Еще одно подворье.
Здесь дрались. Гулко бухало железо, истошно ржала лошадь в горящей конюшне…
Втроем они с тыла обрушились на врагов. Секунд десять, не больше, – и еще четверо мертвяков с перепачканными черным рожами.
А их уже пятеро. Двое старых знакомцев из тех, что чуть не вздели Коршунова на копья во время недоразумения с Буратино.
Дальше, дальше…
Двое черномордых волокут из сарая визжащую девчонку. Увидели. Бросили девку, схватились за топоры…
Коршунов прыгнул первым, сблокировал руку с топором, ширнул копьем в брюхо.
Получи, фашист, гранату!
Второго прикончили мигом позже.
Следующий двор. Аж трое. Один, с копьем, теснит к стене мужика с ножиком, а двое других уже разложили на земле женщину.
Ну все! Брошенное копье с хрустом пробивает грудь. Второй квеман подскакивает, но путается в спущенных штанах. Третий поворачивает голову – и мужик успевает ухватиться за древко копья. Рывок – и квеман летит на землю.
Сигисбарн наступает на спину запутавшегося в штанах, хищно оскалившись, дробит обухом топора его локти, колени. Квеман страшно кричит. Женщина перекатывается на живот, встает на четвереньки, полуголая; одежда на ней изодрана в клочья. Сигисбарн вынимает нож и бросает женщине, кивает на орущего квемана: он твой.
Их уже шестеро. Они бегут от двора к двору. Мимо пожаров, мимо трупов. Они проходят поселок насквозь. Подворье Хундилы горит, и живых там уже не осталось. Их уже больше десятка. Но Черепанова нет.
А на холме идет бой.
Коршунов делает знак: тише. Теперь они двигаются очень быстро и почти бесшумно. Даже амуниция на Коршунове почему-то больше не гремит.
Вот он, холм. Вокруг – целая прорва квеманов: в темноте не посчитать сколько. В тын наверху воткнуто несколько факелов. Враги теснятся у входа. Там, где стены образуют щель. Внутри – рубка. Кто-то закидывает на стену аркан, пытается влезть, но соскальзывает.
Коршунов проводит рукой по отнятому у квемана щиту, потом по лицу. Теперь он почти такой же черный, как квеман. Показывает: делай, как я.
Его небольшой отряд повинуется. Теперь – вперед.
Они поднимаются к стенам. На них не обращают внимания: взгляды врагов сосредоточены на маленькой крепости.
Коршунов видит, кто стоит в проходе, не пуская квеманов внутрь. Травстила. Алексей испытывает мгновенное разочарование: он почему-то надеялся, что это Геннадий.
Травстила – в настоящей броне (еще бы – кузнец!). У него – щит и длинный меч. Квеманы топчутся у щели. Никому не хочется лезть первым. Вот один сунулся… Кузнец ударил сверху. Без всякой хитрости, раз – и все. Щит треснул, кожаный шлем развалился. И череп. Травстила пихнул смельчака, тот упал, а кузнец – вот он, по-прежнему стоит меж двух бревенчатых стен. Живые ворота…
Тут Алексей перестал глазеть на Травстилу, потому что увидел вражеского вождя. На нем был рогатый шлем, вроде того, какой достался Коршунову. Но опознал его Алексей не по шлему, а по тому, что этот квеман явно распоряжался остальными. По его команде часть нападающих рассредоточилась, некоторые обогнули крепость…
Неглупая идея: напасть всем сразу с разных сторон.
«Убей вождя!» – посоветовал провокатор – внутренний голос.
Предложение Коршунову пришлось по вкусу. За последние четверть часа он обнаглел и почувствовал себя крутым воином.
– Сигисбарн! Вместе! Вперед! – выдал он, напрягши свои познания в местном языке.
Сын Фретилы кивнул, осклабился. Мужества им не занимать.
– Ур-ра! – заревел Коршунов, и вся его кодла бросилась на квеманов, которых, как с некоторым запозданием сообразил Алексей, минимум раз в пять больше.
Тут их заметили. Но замешкались. Видно, сбил с толку коршуновский прикид, содранный с громилы, которому Черепанов шею сломал.
Дюжина с Коршуновым во главе ударила единым кулаком, но до вождя не достала. Квеманов было слишком много. Кулак увяз.
Тут бы им и конец, если бы не свои в крепости.
Алексей, яростно работающий оружием, краем глаза успел засечь выход Травстилы.
Кузнец покинул свой пост и словно маленький танк вломился в толпу черномордых. При известном навыке это было нетрудно, поскольку перед ним была именно толпа, а не строй. Квеманы дрались все вместе, но – поодиночке.
Следом за Травстилой из крепости повалили другие. Началась мясорубка. Причем – почти в полной темноте, потому что один из факелов упал, а второй практически догорел.
Коршунова прижали к стене. Но не одного. Справа от него по-прежнему дрался Сигисбарн, а слева – Книва. Это было страшное дело: биться в темноте неизвестно с кем, почти не видя врага – только мелькающие тени. Алексею крепко перепало (и не один раз), но выручал шлем и трофейная железная рубаха.
А потом все кончилось.
Квеманы бежали.
Наверное, решили, что с них хватит. Удрали как-то все разом: попрыгали в реку – и исчезли во мраке на том берегу.
Под радостные вопли победителей, под женский плач, под стоны раненых, в отблесках пожаров, Алексей метался по поселку. Он искал Геннадия. Искал и не мог найти. Кто-то его видел… Или не его. Разве в этой кутерьме разберешь?
– Аласейа! – Книва ухватил Коршунова за рукав.
Рядом с Книвой стоял Вутерих. В грязных отрепьях, на голове – еще более грязная повязка, волосы склеились от засохшей крови.
– Гееннах! – Здоровой рукой Вутерих махнул в сторону реки.
– Не может быть! – Коршунов растерялся. Он как-то сразу поверил Вутериху, но не мог понять, для чего командиру понадобилось преследовать квеманов.
– Для чего… ты знаешь… – медленно подбирая местные слова, попытался составить вопрос Алексей.
И вдруг он услышал.
Это было далеко. За рекой. Может, километрах в пяти-шести. Отдаленный сухой звук выстрела. Очень характерный, не спутаешь. И еще один. И еще… И все. Тишина.
Алексей рванулся к берегу… И остановился. Это было бессмысленно. Одному в темноте…
Книва опять тронул его за рукав, произнес:
– Гееннах? Да? Там?
Коршунов кивнул.
Вутерих сказал что-то, Алексей не понял. Книва показал жестами: мол, не беспокойся: Гееннах – великий герой. Вутерих видел. Не одолеют квеманы Гееннаха. Утром вернется Гееннах. И мешок отрезанных голов принесет.
– Дай-то Бог… – пробормотал Алексей.
Утром Черепанов не вернулся. Зато выяснилось, что квеманы бежали не с пустыми руками: прихватили с собой с полдюжины пленников. Вернее, пленниц. Тогда, в темноте, никто из местных этого не заметил. Но, вероятно, заметил Черепанов. Иначе зачем бы его понесло на тот берег?
Алексею хотелось сесть на землю и завыть от тоски. Но он не мог. Он был герой. Об этом говорили в селе все, кто видел, как он дрался. И те, кто не видел, тоже говорили. Он был – герой. Герои не воют, герои сражаются. Коршунову очень хотелось собрать выживших и двинуться на тот берег. Но он не был уверен, что ему не откажут. Слишком мало осталось в селе способных держать оружие. Уведи он их – и некому будет защитить оставшихся, тех, кто держать оружие не способен.
Коршунов включился в общую работу: помогал раненым, гасил пожары, перетаскивал мертвых… Сознание как будто отключилось от чувств. Анализировало происходящее. Прикидывало будущее.
Очевидно, что Геннадия надо искать. Но одному идти нельзя. А вдвоем?
«Книву проводником возьму, – подумал Коршунов. – Он – местный, охотник…»
Это тоже была авантюра. Даже не авантюра, а глупость. Но лучше застрелиться, чем сидеть сложа руки. Эх, Генка! Утаил от друга, что пистолет имеется. Хотя Алексей мог бы и сам сообразить. Командиру оружие по штату положено. Просто вылетело из головы. Нет, все равно утаил. И в ход пустил, когда уже совсем приперло…
«Эх, Генка, Генка… Что ж мне теперь делать? Живой ли ты?»
Живой, тут и думать нечего. Просто встать и идти. И сделать что можно. А Книву с собой лучше не брать. Слишком рискованно, а он ведь пацан еще: лет пятнадцать, не больше. Мальчишка, хотя и бьется отчаянно.
«Сам пойду, – решил Коршунов. – Вот закончим здесь, соберу, что нужно, и пойду. Один».
Но вышло иначе. Незадолго до полудня, часа через три после восхода, в село пришел Одохар. Военный вождь из бурга. С дружиной.
Часть вторая
БУРГ
Глава перваяАлексей Коршунов. Рикс Одохар
Мертвых квеманов складывали отдельно. Потом трупы должны были отвезти поближе к болоту и зарыть. Алексей таскал чужих покойников на пару с Травстилой. Львиную долю работы выполнял кузнец. Вот двужильный мужик. Ведь тоже ночь не спал: с квеманами рубился, пожары гасил… И не присел ни разу, и самое тяжелое на себя брал… Глядя на него, и Коршунов старался из последних сил, хотя его уже вело от усталости. Но местные работали – и он с ними. Потому что без местных ему теперь – никак. Без них ему Генку не отыскать и не выручить. А Травстила здесь – в большом авторитете. Это Коршунов и раньше замечал: тот же Хундила покойный мог целую зычную речь задвинуть… А потом Травстила одну фразу уронит – и все. Никто больше не ораторствует, все расходятся и начинают дело делать. Даже не понимая языка ясно, кто последнее слово сказал. Нет, кузнец – классный мужик. Не зря на Генку похож… Если он с Коршуновым к квеманам пойдет – это будет большая удача…
Мысли были холодные, безэмоциональные. Как будто компьютер внутри файлы гонял, перебирал варианты. Эмоции все выгорели. После такой ночи, после всей этой крови, огня, кошмара… Вот они подходят к квеману, спугивая ворон, берут покойника за руки, за ноги – и на тачку. И хоть бы что ворохнулось. Что мертвец (может, Коршунов его и убил), что бревно сосновое. Где-то внутри елозит: а могли бы и тебя – за руки-ноги, с выклеванной печенкой – в болото. Елозит, но не волнует. Только компьютер потрескивает, анализируя происшедшее. Мыслительная машинка остановиться не может. Скорее по привычке. Все-таки физик по образованию и основной специальности. Коршунов и не пытается остановить. Наоборот. Надо. Первый воинский опыт. И не только здесь, но и вообще – первый. Это Генка – профессиональный вояка, а у Коршунова за спиной только военная кафедра в вузе, да несколько лет занятий единоборствами, да тринадцать спецкурсов, включая выживание, – по линии космонавтики… В общем, тоже немало. Но для будущего полководца – недостаточно. А полководцем он станет! В лепешку разобьется, а станет! Даже если Генки уже и в живых нет… Тем более если Генки нет! Последний приказ командира. Коршунов своего добьется. У него все есть для этого. Здоровье, упрямство, а главное – уровень сознания. Такой, который здешним дикарям и не снился. Они ни высшей математики, ни квантовой физики не изучали. Они, блин, даже писать не умеют. Таких понятий, как целевая постановка задачи, алгоритм решения… Тут все – на пальцах. Побежали налево, побежали направо…
Итак, исходные данные: две группы вооруженных людей. Одна нападает, другая защищается.
Уровень подготовки тех и других – примерно одинаковый. Тип вооружения – тоже.
Преимущества нападающей группы (квеманы) – внезапность. И численность. Квеманских трупов набралось десятка три. А было нападавших, надо полагать, под сотню. То есть вдвое больше, чем местных, если считать только тех, кто способен был оружие держать. Еще одно квеманское преимущество Книва Алексею час назад сообщил: сельчане, как люди правильные, любят днем воевать, а квеманы, добыча Хеля (нечто вроде местного ада), – те предпочитают ночью драться. И, судя по тому, что все у них в черный цвет покрашено, включая физиономии, так оно и есть.
Преимущества второй группы: знание местности плюс невозможность выйти из боя.
Шансы у нападающих примерно десять к одному. Ну, может быть, восемь к одному, но никак не меньше. Численный перевес, внезапность нападения и преимущество по времени суток. Все козыри.
Но – обломилось.
Почему?
Из-за ряда тактических ошибок. Первая: не обеспечили одновременности нападения и позволили группе защитников прорваться в крепость.
Коршунов примерно представлял, как это произошло. Квеманы напали со стороны реки. Ударили в центр поселка. Таким образом, и кузница, и богатырская изба оказались вне зоны первого удара. Ударили в центр – и упустили «фланги». Травстилу и их с Генкой.
Травстила, сообразив, что происходит, не кинулся в общую кашу, а как-то сумел объединить и организовать почти половину сельчан (в большинстве, правда, женщин и детей), отойти с ними к крепости и там затвориться. Нападавшие слишком поздно заметили этот маневр, а когда заметили, то допустили вторую ошибку: раздробили силы. Один из вождей с ударной группой отправился штурмовать крепость, второй, разделив своих людей на мелкие отряды, занялся зачисткой поселка. И проводил ее вполне успешно, пока не добрался до богатырской избы, то есть до них с Генкой. Где и погиб, оставив квеманов в поселке без «высшего руководства».
Дальше – очевидно. Они с Черепановым сыграли роль того снежка, на который «наматывается» шар снеговика. Пока нападавшие, разделившись, жгли дома и добивали порознь их хозяев, Коршунов стал «центром кристаллизации» организованного сопротивления. И спустя очень небольшое время очистил село от врагов и атаковал с тыла тех, кто штурмовал крепость. Поступок, безусловно, храбрый, но абсолютно неразумный. Сейчас Алексей это прекрасно понимал. Даже половины штурмующих хватило бы, чтоб смять и уничтожить Коршунова и его только что собранную команду, которую и командой-то назвать было нельзя, поскольку каждый был – сам себе командир, никакой сплоченности рядов. Но тут сельчанам просто повезло. Потому что квеманы допустили третью ошибку: не смогли в темноте адекватно оценить силы противника. И отступили. Вполне грамотно, надо признать, отошли к броду, форсировали реку и растворились во мраке.
То есть защитникам просто повезло, а нападающим – нет. Если, конечно, целью квеманов был полный разгром поселка, а не захват пленников. Коршунов когда-то читал, что у тех же древних ацтеков, к примеру, задачей войны было не убийство врагов, а захват их живьем с целью последующего принесения в жертву. Выходит, вполне возможен, например, такой расклад: квеманы отступили не из боязни потерпеть поражение, а не желая дальнейших потерь. Но одно ясно: здешняя военная тактика далека от совершенства. И это дает Коршунову некоторые преимущества…
С квеманскими трупами закончили. Травстила ушел куда-то, а Коршунов отправился на речку. Ощущение было такое, словно на теле еще один панцырь [14]14
Слово «панцырь» здесь и далее – в традиционной орфографии.
[Закрыть]– из пота, крови и грязи. Влез в воду, вымылся пучком водорослей, одежду прополоскал. Полегчало. На всякий случай обработал царапины антисептиком из аптечки.
А вокруг, если в сторону села не смотреть, – все та же идиллия. Солнышко, песочек, водичка…
Алексей долго сидел, бездумно глядя на противоположный берег. Ничего не хотелось. Никто его не тревожил. Один раз подошел Книва, положил рядом лепешку с куском козьего сыра. Сам посидел немного, потом ушел. Сыр обсели мухи. Коршунов смотрел на них равнодушно. Есть тоже не хотелось…
…Проснулся оттого, что ощутил на себе чей-то взгляд. Сверху. Первое движение (непроизвольно) – к топору. Черт, уже рефлекс выработался! Коршунов отдернул руку, поднял глаза.
Сначала увидел мохнатые лошадиные ноги, потом человеческие – по бокам, без стремян, потом черную лошадиную голову, узду с целой гирляндой золотых побрякушек, вороненый отлив панцыря – и, на фоне неба, бородатую голову, увенчанную круглым шлемом.
От всадника веяло силой и тяжестью. Словно от конной статуи Императора. Береговой обрыв был пьедесталом, а Алексей – в одних портках, взъерошенный со сна – ничтожным зрителем…
Коршунов спохватился. Быстро, но без торопливости надел рубаху, обулся, подпоясался. Затем подхватил оружие, свернутую в рулон трофейную крутку с привязанным шлемом, взбежал вверх по косой тропке…
Всадник был не один. Целый отряд. Человек пятнадцать. Все – верхами, вооруженные, ладные и ухоженные. Что кони, что люди. Позади толпились поселковые: Сигисбарн, Книва, Вутерих… Пришельцы были явно того же племени, но чем-то неуловимо отличались. Вождь с дружиной?
Похоже. Тот, кого Коршунов увидел первым, определенно вождь. Широкий, кряжистый. Обветренная кожа, борода лопатой, перевитые жилами ручищи… А взгляд умный. Пронизывающий. Испытующий…
Коршунов глаз не отвел. Даже когда наклонился, чтобы положить на траву сверток.
Всадники за спиной вождя негромко переговаривались, поглядывали то на Коршунова, то на противоположный берег.
– Агилмунд, – негромко произнес вождь.
Здоровенный парень с гривой рыжеватых волос и темно-русой бородкой ловко соскочил с коня, подошел к Коршунову, обогнул его и остановился за спиной.
Увидев, как движется дружинник, Коршунов понял, чем вновь прибывшие отличаются от местных. Примерно тем же, чем матерый мужик-контрактник, отвоевавший в дюжине точек, отличается от выпущенного из учебки младшего сержанта ВДВ. И Алексей понял, что имел в виду Черепанов, когда говорил, что поселковые – не воины, а просто вольные землепашцы с оружием. Понял, когда увидел воинов. И краснорожий мужик на вороном коне был первым из них.
Между конских боков протиснулся Книва, что-то бросил рыжеволосому. Потом повернулся к Коршунову, произнес четко:
– Одохар! Рикс! – и показал на всадника на вороном.
«Рикс» – это почти что «рекс», а «рекс», насколько помнил Коршунов, не только собачья кличка, но и что-то типа «король».
Рикс Одохар, живая статуя, сверлил взглядом. Но Коршунов интуитивно чувствовал: уступать нельзя. Рыжеволосый Агилмунд, маячивший за спиной (Коршунов боковым зрением видел его тень), действовал на нервы.
Наконец вождь решил, что они достаточно поиграли в «кто-кого-пересмотрит», проворчал что-то одобрительное, двинул коленями. Вороной развернулся и потрусил прочь. Дружина – следом. И местные тоже потянулись за риксом. На берегу остались только Книва, Коршунов, Агилмунд и Агилмундова лошадь, гнедая кобыла, с заплетенной в косички гривой.
– Аласейа! – Рыжеволосый коснулся руки Коршунова. – Идем.
– Идем, – согласился Алексей, наклонился, чтобы поднять сверток с курткой и шлемом, но Книва опередил. Дал понять: имущество понесет он. Он – оруженосец.
Агилмунд шел впереди. Пешком. Лошадь вел в поводу. Надо полагать, ноги размять решил. Коршунов и Книва – следом.
– Рикс Одохар – хво? – спросил Алексей.
Книва попытался объяснить. Суть объяснений сводилась к тому, что Одохар – из бурга и почти так же велик, как герой Аласейа. По небу не летает, зато врагов приводит в священный трепет. Будь вчера в поселке не только Аласейа, но и Одохар, от квеманов бы один мелкий фарш остался. И село бы не сгорело. И…
Устроились на лугу за сожженным домом старосты. Расстелили попоны, расселись. Вождь из бурга – на седле, остальные – кто как: четверо дружинников Одохара, в том числе Агилмунд (которому рикс, как выяснилось, поручил особо присматривать за «небесным героем»), Фретила, который (как опять-таки выяснилось) некогда жил в бурге и даже воевал вместе с Одохаром. Трудно было поверить, что этот пожилой, изрядно растолстевший мужик некогда был таким же хищно-поджарым и опасным, как молодой Агилмунд, который, кстати, оказался не кем иным, как старшим братом Сигисбарна и Книвы.
Книва тоже был тут. В своем обычном качестве «толмача» при «небесном герое Аласейе». И Травстила. И еще несколько местных.
Речь шла о квеманах. Вернее, о том, что квеманов надо проучить. Говорили об этом в основном местные. Но дружинники явно одобряли. Тем более что почти все они – отсюда родом. Но Одохар молчал. Коршунов видел, что у рикса нет ни малейшего желания разбираться с квеманами. Будь его воля, он бы сделал вид, что набега и вовсе не было. Алексей этого не понимал. Даже если набег был спровоцирован (а похоже, так оно и было), по мнению Коршунова, выдать квеманам по первое число – прямая обязанность здешнего князя, коим, по сути, и являлся военный вождь. А он явно в бой не рвался. Пока другие произносили страстные речи, рикс присматривался к Коршунову. Алексею это внимание было не слишком приятно. Было во взгляде вождя нечто… Нечто от покупателя, изучающего бутылку водки в ларьке. Стоит ли брать? Не разбодяжена ли? Не паленая? Может, лучше в универсам сходить?
Еще одним человеком, который не участвовал в общей дискуссии, был Травстила. Но с этим все ясно. Этот откроет рот, когда потребуется нечто значительное изречь. Не раньше.
Коршунов тоже молчал. Во-первых, потому, что понимал лишь отдельные слова, во-вторых, потому, что молчал Одохар. Алексею хотелось, чтобы вождь воспринял его как человека достойного и солидного. И все, что Коршунов пока мог для этого сделать, – это держаться достойно и многозначительно помалкивать.
Нет, не хочет Одохар идти на квеманов. А надо, чтобы захотел. Потому что Книва прав: будь здесь прошлой ночью рикс со своими четырнадцатью дружинниками, квеманам пришлось бы кисло. Или Коршунов все-таки переоценивает воинов из бурга? Даже если и так, все равно, возглавь Одохар миссию мщения – и шансы на то, что удастся выручить Генку (если он жив), возрастут очень существенно…
– Аласейа, – негромко произнес Одохар. – Твой друг Гееннах идет за квеманами?
Стоило вождю открыть рот, как все остальные захлопнули рты. Только Вутерих еще пару секунд продолжал вопить, но и его заткнули.
– Твой друг, Гееннах… Он идет смотреть квеманы? – четко выделяя каждое слово, повторил вопрос рикс. – Ты понимаешь?
Коршунов понимал, как ни странно. Он еще с первого раза понял.
– Понимаю, – кивнул Алексей. – Гееннах… шел смотреть за квеманами… – Сосредоточился, подбирая слова: – Гееннах смотреть квеманы, потом квеманы смотреть Гееннах. Гееннах – драться. Там. – Алексей махнул в сторону реки. – Убивать квеманов… Квеманов много… – Он поднял указательный палец, обхватил его пальцами другой руки…
– Гееннах мертвый? – Одохар выглядел очень заинтересованным. – Ты знаешь?
Коршунов пожал плечами:
– Пойду узнавать. – Он махнул в сторону реки.
– Один ты?
Коршунов одарил рикса долгим взглядом, потом медленно кивнул.
– Один – плохо, – сказал он. – Квеман много. Гееннах – друг. – Он коснулся ладонью груди. – Я должен. Скажи: где искать квеман?
– Я говорил. Ты не понял, – после паузы ответил Одохар.
– Книва! – Коршунов повернулся к парнишке. – Принеси… – и показал, что хочет порисовать.
Книва сорвался с места и через пару минут вернулся с обрывком шкуры и шилом.
Коршунов быстро набросал в одном углу картинку: поселок, реку, поля, лес за рекой. Реку заштриховал. Протянул шкуру Одохару. Если у них есть понятие карты…
Очевидно, понятие было, потому что рикс сразу сообразил, что имеется в виду. Более того, произвел привязку по сторонам света: у правого края нарисовал символ солнца. Пририсовал озеро, еще одно озеро… Нет, не озеро. Пояснил знаком: не чистая вода, болото. И дальше – болото. И лес. А вот здесь снова озеро. А вот здесь – квеман.
– Прямо на озере? – удивился Коршунов.
– Нет. Земля. Тут вода. А тут земля. Остров.
Слово «остров» не понял – угадал. Но говорить с Одохаром было легко. Чувствовалось, что у вождя есть навык общения с иноязычниками. Слова подбирал простые. И конструкции упрощал до детского уровня. Ясное дело, вождь. И по дальним землям пошарить успел, и соседние знает в совершенстве. Судя по тому, как быстро и точно обрисовал расположение противника.
– Как долго идти? – спросил Коршунов, показав на квеманскую резиденцию.
– Половина день – лошадь, – показал Одохар на пасущихся коней. – День и половина ночь – ноги. Лошадь – нет. Болото.
– Квеман много?
Алексей не рассчитывал на точный ответ, но ответ последовал. От пяти десятков и более. Способных сражаться.
Коршунов кивнул: полсотни квеманов. Сущие пустяки. Только-только «небесному герою» поразмяться перед завтраком. Взял «карту», спрятал за пазуху.
– Когда ты пойдешь? – спросил Одохар.
Значит, все-таки не пойдет Одохар… Это скверно.
Коршунов подумал немного, попытался вспомнить, как будет «завтра», потому что сегодня уже не успеть. Тащиться ночью по незнакомому болоту совсем не хочется… Одохар ждал.
Алексей показал на солнце: когда снова взойдет, тогда и пойду.
Рикс кивнул.
– Хорошо. Ты идешь, – сказал он. – Он идет, – показал на Агилмунда. Тот обрадовался, заухмылялся. Все прочие сразу загалдели…
Рикс рявкнул, и шум стих.
– Агилмунд, Ахвизра… – Он назвал еще с десяток имен, видимо своих дружинников, потом показал на Сигисбарна: – Сигисбарн. Книва… – Фретила запротестовал, но Одохар повторил твердо: – Книва. Валарих. Алзис… – перечислил еще семерых. Те из названных, кто присутствовал на совещании, выразили шумную радость. Можно было подумать, что не на войну, а на пирушку вызвали.
– Я иду? – подал реплику Травстила, но Одохар покачал головой, и кузнец кивнул. Коршунов огорчился. Он видел Травстилу в деле.
– Утром. – Рикс поднял палец и указал им на Коршунова: – Аласейа поведет.
И добавил еще что-то: Коршунов не понял, но прочие заметно воодушевились.
Одохар встал. Коршунов – тоже. Он не знал: радоваться ему или огорчаться. Вроде бы все складывалось лучше, чем можно было рассчитывать. Даже первый шаг в полководцы сделан. И все-таки…
– Пойдем, – сказал рикс дружелюбно. – Итан.
Иными словами, пошли перекусим, пока время есть. Потом, может, и не будет.
И они пошли в крепость. К их приходу столы были уже накрыты.
