Текст книги "Костер для инквизитора"

Автор книги: Александр Мазин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

– Куда? – безразлично спросила девушка.

– А тебе не все равно?

– Ты кто? – в глазках проснулся интерес.– Не из наших, да?

– Это точно.

Встала, подтянула штанишки.

– Пошли,– сказала с готовностью.

«Ох, и огорчу же я тебя»,– подумал Ласковин.

Он не ошибся.

Глава третья

Господин Мичиков, преуспевающий коммерсант, расстегнул ширинку и с наслаждением пустил струю в фаянсовую пасть. Хорошо. Все хорошо. Дела хорошо. Девочки хорошо. Водочка, ух хороша! «Ах, варьете, варьете, шум в голове…»

За мурлыканьем струи, уходящей в белоснежный зев, за приятными мыслями господин Мичиков не услышал, как в чистенький туалет ресторана «У Манежа» вошли еще два господина. А третий почему-то остался снаружи, прикрыв дверь и прислонившись к ней широкой спиной.

Два господина встали справа и слева от Мичикова, но расстегивать штаны не стали.

– Здорово, алкаш,– сказал один из них, Василий Пятиралов, ласково именуемый друзьями «Вагоновоз».

Мичиков глянул – и враз сбледнул с лица.

– Чё не здоровкаешься? – спросил Пятиралов.– Язык проглотил?

И сунул коммерсанту поддых.

Мичиков отпал в руки второго господина, а тот, взявши Мичикова за редеющую шевелюру, деловито окунул его личиком в писсуар.

– Покаж,– бросил Василий напарнику через пару минут.

Тот разогнул Мичикова и продемонстрировал Пятиралову мокрую перепуганную физиономию коммерсанта.

– Ну, что видишь? – поинтересовался Василий.– Херово тебе?

Мичиков пробормотал нечто согласное.

– Не,– расплывшись в широкой улыбке, заявил Вагоновоз.– Это еще не!

И несильно ткнул коммерсанта в нос. Кровь в два ручья хлынула на белую манишку.

Василий извлек из кармашка Мичикова носовой платок, промокнул заботливо юшку.

– Денежки брал? – осведомился Василий ласково.– А отдавать, значится, дядя Федя будет?

– Вагоновоз, шухер,– негромко предупредил напарник.

Пятиралов обернулся и обнаружил позади субъекта в синей замызганной униформе и совершенно безобразной шапочке, надвинутой на самые брови. Щеки и подбородок субъекта заросли двухнедельной щетиной; короче, вид – самый ханыжный.

Пятиралов умом не блистал, но соображал быстро. Как и полагается мастеру спорта по боксу в тяжелом весе. И прикинул: если ханурик вошел в дверь, значит, друган, оставленный на стреме, его не остановил. А если не остановил, значит, не смог, а если не смог…

Кулак Пятиралова пушечным ядром метнулся в голову субъекта.

Пок! – голова самого Пятиралова дернулась назад, а затылок выплеснулся в лицо Мичикова.

Коммерсант сдавленно пискнул.

– Отпусти его,– негромко приказал субъект.

Напарник Вагоновоза выпустил коммерсанта. Мичиков и лишенный мозгов Пятиралов повалились на пол почти одновременно.

Глазок глушителя уставился на дружка Пятиралова.

– Бумажник,– коротко бросил субъект, протягивая левую руку.

– Счас, мужик, мигом, полная спокуха,– быстро забормотал напарник Вагоновоза, сунул руку за пазуху… и выдернул пистолет. Так и так не жить!

Пок!

Рука пятираловского дружка переломилась в локте, пистолет лязгнул о кафель.

Пок!

Еще одна порция мозгов расплескалась по стене.

Субъект поднял пистолет и опустил в карман, затем достал бумажник убитого и отправил туда же. Аналогичную операцию проделал над телом Вагоновоза.

Мичиков взирал на человека в синей спецовке мутными от ужаса глазами.

«Застрелит,– лихорадочно думал он.– Наверняка застрелит. Свидетель».

Убийца остановился над ним. Вид у Мичикова был непрезентабельный. Средний человек сблевал бы от этого вида в шесть секунд. Но убийца, вероятно, привык.

– Бумажник,– спокойно сказал он.

Будь у Мичикова пистолет (и смелость в придачу), он бы наверняка последовал примеру пятираловского дружка и враз рассчитался бы со всеми долгами. Но пистолета не было, и коммерсант дрожащей рукой протянул убийце бумажник.

Человек опустил его в карман, туда же уронил пистолет и, ни слова не сказав, покинул помещение. Три минуты спустя Мичиков вышел из туалета, перешагнул через третий труп и явил свой забрызганный кровью и мозгами лик достойнейшей «уманежной» публике.

Три часа спустя, умытый и переодетый, он давал показания.

Убийцу он не описал. Сказал: не видел, поскольку лежал мордой вниз. Береженого Бог бережет. И долг Мичиков отдал на следующий же день. Что, впрочем, не вернуло ему удачи. Через пять дней сильно обезображенный труп коммерсанта прибило к берегу неподалеку от Лисьего Носа.

– Спортсмен? Это Абрек. С тебя причитается.

– Узнал? – обрадовался Андрей.– Кто?

– Ты не поверишь.

– Кто?

– Нет уж, приезжай. Хочу видеть твою физиономию.

Тротуар перед входом в фирму был так густо заставлен машинами, что Ласковин сумел приткнуться только за углом. Вывеска тоже сменилась. Появилась приписка. «Рослагбанк. Обмен валюты. 2 этаж».

И охранник у входа, немедленно притормозивший Ласковина.

– Куда?

– В «Шлем».

– Зачем?

– Работаю там,– начиная сердиться, сказал Андрей.

– Что-то я тебя не помню. Оружие, газовое, огнестрельное, средства самозащиты? Предъявить.

Андрей подавил искушение «предъявить». Ои-цки в челюсть.

– Вон телеком,– ткнул он.– Позвони и скажи: Ласковин пришел.

Абрек спустился лично.

– Ты что ж, жопа, сотрудников моих не пускаешь? – рыкнул он.

– Откуда ж я знаю, что сотрудник? – возразил охранник.– Он же не предъявил.

– Посмотри на него внимательно,– Абрек взял охранника за загривок и развернул в нужном направлении.– Это Спортсмен. Запомни и заруби на носу.– И подмигнул Ласковину.– Страна должна знать своих героев! Пошли.

Ласковина он сразу повел в кабинет.

– Потом, успеете еще,– бросил он Фариде и курьеру Славе, желавшим пообщаться с Андреем.

– Ну? – спросил Андрей, когда Абрек запер дверь.

– Сядь.

– Кто?

– Гришавин.

И целую минуту любовался произведенным эффектом.

– Точно? – недоверчиво уточнил Андрей.

– Сто процентов. У меня брательник осенью откинулся. Теперь у Гриши в охране. Желаешь подробности? Тогда слушай…

– Кого на место Берестова поставим? – спросил Гришавин.– Идеи есть?

– Хрен знает? Может, Ермолу? – предложил Короед.

– Не пойдет. Исполнитель. Вот Корвет бы подошел. Да, жаль человека. Как не вовремя умер.

– Я тут кинишко видел,– сказал Короед.– Про призраков. И там все в точности, как с Корветом. Призрак понимаешь, такой. За сердце – хап. И концы. Ни хрена. Никаких следов. Пока его один экстрасенс не прижучил.

Голая чернявая девка убирала со стола. Короед покосился на нее и вдруг ловко щипнул за интим.

Девка шлепнула гостя по руке.

– Не лапай,– недовольно пробурчал Гришавин.– Она тут не для егзды, а для дизайну. Ты лучше проясни насчет Корвета. Только не надо двигать про призраков. Может, тебе кассету воткнуть, где этот Спортсмен Хана мочит? Призрак, бля!

– Да видел я! – отмахнулся Короед.– Как раз та тема. Помнишь, как он его башкой вниз киданул? Человек так не может.

– Человек все может,– наставительно произнес Гришавин.– Я читал: один мужик на хребте четвертьтонный сейф пер полкилометра.

– Написать всякое можно! – Короед пренебрежительно махнул рукой.– Я сам, бывало, такое для прокурора писал!

– Призрак, бля! – повторил Гришавин с прежней интонацией.– А Берестов с ребятами?

– А при чем Спортсмен? Его ж там не было. Алиби – сто процентов. Он в это время того доктора-целителя мочил. В порядке самозащиты! – Короед хихикнул.– И маслину схлопотал. Ты ж сам проверял. Причем, мусора – без вопросов. Обоюдная разборка. Виноватых нет, одни трупаки.

– Не верю,– покачал головой Гришавин.– А без вопросов, потому что уплочено. Мной. Ты хоть видел, как Берестов стрелял?

– Ну.

– С завязанными глазами, бля, в колокольчик.

– Ну.

– Гну! Ствол у него в руке нашли. И обойма наполовину полная. А убили его руками!

– Да не было там Спортсмена!

– Не верю! Баба – его, так? Теперь слушай меня, как оно было. Подвалили наши. И левые. Схватились. Наши замочили тех. А потом пришел он. Положил наших, сам – в тачку и лепить отмазку. Похоже?

– Ну, вроде того… – не слишком уверенно проговорил Короед.

– Такой кадр! – с завистью произнес Гришавин.– Вот кого я бы вместо Берестова поставил.

– Ну?

– Но – сомнительный, не рискну… – огорченно сказал «крестный тобольский папа».– Что-то свербит в селезенке.

– Тогда надо мочить,– уверенно заявил Короед.– За Берестова. За Корвета.

– Корвет под вопросом,– возразил Гришавин.– Это первое. Второе: кто мочить будет? Если он даже Берестова шлепнул, можно сказать, мимоходом.

– Тоже проблема! – фыркнул Короед.– Хошь организую? У Мухаммеда есть девка-эстонка. Из СВД за километр хрен у мухи отстрелит. Насчет Корвета тоже могу проверить. Колдун есть один. Должника мне искал.

– Не кизди. Серьезный разговор.

– Так нашел же, бля! Конкретный колдун, рабочий! Хошь приведу? Дай ему фотографию Корвета, он тебе все обскажет.

– Да чушь это! – без прежней уверенности пробурчал «крестный папа».– А, хрен с ним, веди!

– А эстонка?

– С ней повремени. Успеем.

– Вот такая тема,– Абрек развалился в кресле, крайне довольный собой.

– А дальше? – спросил Андрей, напротив, весьма обеспокоенный.

– Дальше еще веселее. Короед привел колдуна. Прикинь, Андрюха, бывший второй секретарь райкома КПСС – и колдун! Круто, да?

– Давай, не тяни! – нетерпеливо воскликнул Ласковин.

– Спокойно, кореш, на тот свет не опоздаем! – Абрек загоготал, но потом смилостивился: – Ладно, поехали дальше. Колдун этот как зыркнул на фотку Корвета, так сразу заявил: «Этот человек умер неправильно!» Каково? Умер неправильно! Андрюха, скажи как другу: ты его положил? Спокойно! У меня «жучков» нет!

– Я,– признал Ласковин.– А Берестова – нет.

– Ну, про Берестова это Гришкины заморочки. Я ж тебя знаю: не настолько ты хитрожопый, чтобы алиби стряпать. На хрен тебе алиби с такой мастью! Короче! Вякнул колдун насчет «неправильно умер»,– Абрек снова хохотнул.– И пожелал взглянуть на тебя. Фотки у них не было, воткнули твой бой с Ханом. И тут… – Абрек сделал драматическую паузу.– Колдуна чуть дристун не пробрал! Приссал, в натуре! И попытался по-тихому свалить. Это от Гриши! От него свалишь, бля! Взял экстрасенса за вымя и выжал… – Абрек сделал драматическую паузу,– …что тебя лучше не трогать. Потому как можно киздюлей огрести немерено! Брательник так понял: ты – супер! Покруче любого колдуна, если кто вознамерится тебя за мягкое пощупать. Что, прав колдунец? – он с интересом поглядел на Ласковина.

Тот пожал плечами.

– Ну, короче, Гриша въехал,– продолжил Абрек.– Въехал и проникся. Решил: с тобой лучше вась-вась. А мозга у него как работает? Однозначно. Или мочить, или купить. Заправил тебе бабки и, как я понимаю, озадачил Короеда, чтобы тот вроде как по пьяни брательника моего просветил. А брательник – меня. А я – тебя. Вот уж кто хитрожопый, так это Гриша! Зелень ты взял, значит, без обид. Тем более не до тебя сейчас Грише. Кто-то бычков его мочканул. В кабаке. Да так аккуратненько, что концов не осталось. Не слыхал?

– Не я,– ухмыльнулся Андрей.

– Ясное дело. Ты ж все больше ручками шалишь, а там – маслинки.

Неподалеку от угла Клинского и Серпуховской остановились две автомашины: неуклюжая краснозадая «вольва» и гладкий, облизанный, словно тюлень, «форд». Из «форда» вышли двое крепких ребят и без суеты уселись на заднее сидение «вольвы». Обменялись настороженными приветствиями. Затем от пассажиров «форда» к пассажирам «вольвы» перекочевал коричневый кейс объемом примерно на пять бутылок водки.

Сидевший рядом с водителем открыл кейс, заглянул… и прикрыл его, удовлетворенный.

– Комплект,– сообщил он водителю.

В это время некто поскребся в правую переднюю дверь. Державший кейс поднял голову и обнаружил заглядывающего в окошко грязного мужика в оранжевой безрукавке дорожного рабочего.

– Здоров,– сказал мужик и открыл дверцу.

От такой наглости опешили все четверо. Первым опомнился тот, кто держал кейс.

– Офуел? – поинтересовался он.– Куда прешь?

И примерился дать борзоте по чавке… Но передумал. Потому что увидел в руках мужика два очень весомых аргумента.

– Ну, козлы… – злобно сказал парень с кейсом.

– Это не мы,– возразил один из пассажиров «форда» напряженным голосом.– Ты, кореш, с гранатой-то поосторожнее. Обращаться умеешь?

– Обучен! – отрезал «кореш».– Портфельчик открой.

– Ты, земляк, понимаешь, что делаешь? – поинтересовался сидевший справа от водителя.– Ты врубаешься, что с тобой будет?

Вместо ответа обладатель оранжевой безрукавки нажал на спуск пистолета. Громкий хлопок, удар пули – и в кейсе образовалось аккуратное отверстие.

Державший чемоданчик стал бледен, как алебастр. Очень осторожно он сдвинул кейс и обнаружил, что пуля вошла в сидение, чуть-чуть не задев его мужских достоинств. Но была очень близка к тому, чтобы задеть.

Сразу став покладистым, парень открыл кейс.

Внутри лежали банковские упаковки стодолларовых купюр. Больше ничего.

– Стволы сюда,– распорядился экспроприатор.

С завидной быстротой два пистолета и один револьвер переместились из кобур хозяев в простреленный кейс.

– Ты? – зрачок пистолета глянул на водителя.

– У меня нет,– ответил тот.– Можешь обыскать.

– Ключи от машины,– потребовал экспроприатор.

Затем сунул пистолет за пояс, схватил соседа водилы за руку и шлепнул ему в ладонь гранату.

– Держи крепче,– посоветовал обладатель оранжевой безрукавки.

Подхватил кейс и побежал по Клинскому.

Ограбленным потребовалось секунд двадцать, чтобы разобраться с гранатой и пуститься в погоню. Но единственной их добычей оказались три бабы и один мужик в аналогичных оранжевых безрукавках, рывшие канаву поперек Бронницкой. Мужику сгоряча дали в рыло, но ни ему, ни опростоволосившимся «бойцам» от этого легче не стало.

Глава четвертая

– Это закрытый просмотр,– сказала Наташа.– Только приглашенные. В любом случае это престижно. И в потенциале шесть недель в Калифорнии. Отпустишь?

– А куда я денусь! – улыбнулся Андрей.– Развлекусь тут, пока тебя не будет!

– Ну да! Ты же теперь выдающийся освободитель похищенных дочек! – Наташа рассмеялась.

– Всего-то двух! – возмутился Андрей.– Причем вторая – форменная замарашка.

– А тебе и обидно?

– А как же. Смокинг надеть?

– Не обязательно.

Андрей припарковался у «Октябрьского», галантно помог Наташе выйти.

– Какие будут указания? – спросил он.

– А никаких. Провожу тебя в зал, сиди и смотри. Смотри, да не засматривайся. Там такие девушки…

– Ты – лучше всех! – Андрей чмокнул ее в щеку.

Через служебный прошли на второй этаж, к гримерным.

– Мне сюда,– сообщила Наташа, обнаружив свою фамилию на одной из дверей.– Пойдем, я тебя в зал провожу.

– Да ладно,– отмахнулся Андрей.– Переодевайся, сам найду.

Наташа чмокнула его в щеку и упорхнула.

Ласковин без труда отыскал лестницу, спустился вниз и оказался за кулисами. Поглядел-послушал, как под мат-перемат монтируют декорации, затем спустился в зал.

Народу оказалось человек двадцать. Перед первым рядом, за столом под красной бархатной скатертью – высокое жюри.

Андрей поднялся чуть подальше, сел с краю, ряду на десятом. Цветные пятна бегали по фиолетовому заднику сцены. Вскипала и опадала музыка.

«Хороший сегодня день»,– подумал Ласковин.

С утра он съездил к Смушко, отдал половину Гришавинских денег. На реабилитационный центр. Второй экземпляр заблудшей дочки, извлеченный им из-под черного крылышка дедки-йожки «С-вами-на-хер-харь-чего-то-там», оказался невменяемым. Бубнил самодельные мантры, дергая чернявой головенкой, и на внешние раздражители реагировал слабо. По совету папы экземпляр свезли на Ваську, в клинику, там чего-то вкололи, однако, как выразился дядя доктор, «случай типичный, но сложный». Иначе говоря, отечественная психиатрия «установку снимает» с трудом. Разве что ножки «установке» перешибет. Все же из слов задроченного жизнью эскулапа явствовало: специалисты есть. И как раз в отечественной психиатрии. Специалисты есть, а вот денег нет. Ласковин воспринял это, как намек. Ошибся. Эскулап денежку отверг… с сожалением. Есть спецы, но он, увы, не из них.

Итог: Ласковин отправился к Смушко, изложил ситуацию. Резюмировал: «Ты, Григорий Степаныч, меня в это доброе дело втянул, тебе его и развивать».

«Добро,– не стал спорить Смушко.– Разовьем. Батюшке понравится».

Имелся в виду почивший отец Егорий, а не новый попик, самолично подысканный Смушко для общины. Впрочем, попик – грубое слово. Отец Александр, хоть и молодой, а с пониманием. И, что особенно нравилось Смушко, спиртное не употреблял совершенно. Но до Потмакова, увы, новому общинному пастырю далеко. Посему вел себя Григорий Степаныч так, словно его духовный наставник и не умер вовсе. И казалось иногда Ласковину: так оно и есть.

«Батюшке понравится». Вот и хорошо.

В зале появились еще трое гостей. Спонсоры, судя по загривкам. Вокруг них тут же заплясал на цирлах длинноногий мужчина в смокинге, повел, тараторя, на почетные места. Спонсоры важно поздоровались за руку с членами жюри: с подвижным, как сперматозоид, пожилым мальчиком, с остриженной чуть ли не под ноль костлявой теткой и еще с одной теткой, жирной и длинноволосой, щедро украшенной колье, кольцами и бородавками.

Гости уселись. Один тут же забубнил в две «трубы» сразу, двое вступили в беседу с обильной жестикуляцией.

Распорядитель в смокинге сцапал микрофон, посмотрел вопросительно на спонсоров. Ему благосклонно кивнули.

– СВЕТ! НАЧАЛИ! – изрек распорядитель поставленным баритоном.

Первой на сцену выпорхнула гибкая девчушка и завертелась юлой под железное уханье фонограммы.

Андрею она не приглянулась. Зато вторая, беленькая, сплясала замечательно. Потом пошел серяк. Как говаривал Шиляй, правда, по другому поводу: «Дрыгоножество и рукомашество». Ну и попковерчение, разумеется. А потом вышла Наташа и показала класс. Даже новорусы притихли. Даже пожилой мальчик из жюри соизволил лапками похлопать. Андрей был горд необычайно. Не понравилось только, что участниц не объявляли как положено. Распорядитель вальяжно гудел в микрофон:

– Следующая!

Как на приеме у врача.

Последняя оттанцевала. Зажегся свет. Распорядитель нацелился за кулисы, но упитанный новорус поманил пальчиком – и тот подбежал с поспешностью вышколенной таксы. Вернее, добермана, учитывая смокинг и изящное телосложение. Ласковин усмехнулся, вспомнив «очень престижное жюри». Ну ладно, подумал, спонсоры есть спонсоры. Наташи это не касается.

Минут через десять из-за кулис выпорхнула стайка девушек. Лощеный «доберман» устремился к ним и, взяв двоих за локоток, принялся что-то вещать, кивая на обладателей «дельт». Девушки, похоже, были не в восторге… и что-то было не так. Андрей сидел слишком далеко, чтобы слышать разговор, но от нечего делать решил «прокачать» ситуацию. Тем более что одной из двух была беленькая, которая ему понравилась. Через полминуты он понял, в чем несообразность. Если «очень престижное жюри» просто прокатило этих двоих, то доминирующей эмоцией должно быть огорчение, может, обида. Но не страх.

Психологическую практику Ласковина прервало появление Наташи. Андрей поднялся… И тут между ними возник распорядитель. Оставив беленькую и ее подружку, он устремился к Наташе, перехватил ее на полпути и, взяв под руку с не понравившейся Ласковину фамильярностью, начал что-то втолковывать. Улыбка еще пару мгновений держалась на губах Наташи, потом лицо ее напряглось, она резко освободила локоть и пошла к Андрею.

– Какие-то проблемы? – спросил он, коснувшись губами ее щеки.

– Так, ерунда! – Наташа тряхнула головой.– Как я танцевала?

– Потрясающе! Если тебе не дадут гран-при, они просто слепые. Отпразднуем?

– Где?

– Выбирай сама… Эй, в чем дело?

По проходу с решимостью на мордастой физиономии топал новорус в алом бархатном пиджаке.

Ласковин машинально шагнул вперед, чтобы оказаться между ним и Наташей. От новоруса на три метра перло агрессией.

– Вы ко мне? – с подчеркнутой вежливостью поинтересовался Ласковин.

– На хер ты мне сдался! – буркнул обладатель «дельты» и бархатного пиджака, обдав Андрея запахом хорошего одеколона.

И попытался обойти. Но не хватало квалификации.

– Ты куда это намылилась, подруга?

Ласковин даже не сразу въехал, что мордастый обращается к Наташе. Та сообразила раньше.

– Андрей, не надо! – быстро сказала она.

Ласковин вырубил бы новоруса мизинцем, но, вспомнив, что в чужой монастырь со своим уставом не ходят, пожал плечами и просто пояснил с той же подчеркнутой вежливостью:

– Она уходит. Со мной. Что-то не так?

Новорус уставился на Ласковина, оценил и сделал заявление.

– Не так! На сегодня все проплачено! Вали, мужик, пока ноги целы!

Андрей медленно вдохнул и выдохнул. Но промолчал.

Однако мордастый его сдержанность не оценил и, поскольку Ласковин все еще загораживал Наташу, а весом уступал раза в полтора, новорус перстнястой лапой взял его за грудки.

Андрей и тут повел себя сдержанно. Просто зафиксировал цапучую лапу, повернул на 180 градусов и согнул под неприятным углом. Колени мордастого, деревянно стукнув, соприкоснулись с полом, а сам он издал богатое обертонами мычание и перешел к непосредственным угрозам. Ласковин угрозы воспринимал однозначно, потому чуть присел, отчего кисть мордастого выгнулась еще на пару градусов.

– Ты, мудак! Руку сломаешь! – завопил новорус, цепляясь свободной рукой за ногу Ласковина.

– Сломаю,– хладнокровно согласился Андрей.– Лучше не стоит!

Последнее относилось к приятелям мордастого, вознамерившимся вмешаться.

Приятели, впрочем, в драку рвались не особо. Один уже бубнил в трубку, должно быть, вызывал «службу безопасности». За их спинами, стеная и охая, приплясывал распорядитель.

Ласковин взял коленопреклоненного за чуб.

– Это моя девушка,– произнес он, проникновенно глядя в налившиеся кровью глазки.– Моя! Заруби это на носу, дурилка, или останешься без носа, понял?

– Ну, понял, понял! – пропыхтел мордастый.– Пусти, слышь!

– Вот и хорошо,– одобрил Ласковин. И отпустил. Даже на ноги поставил, взявши за бархатный пиджачок.

– Ну ты резкий! – Новорус ощупал запястье: цело ли? – Чьих будешь?

– Своих,– сказал Андрей.

Ситуация показалась ему до отвращения знакомой. Дежа-вю, как говорят француженки.

– А я тебя узнал! – Тот, что звонил по телефону, вдруг расплылся улыбкой.– Точняк! Ты – Спортсмен. Точно, бля, пардон, мадам,– это Наташе,– я ж видел, как ты Хана завалил! Ну ты зверь! Туча! – Он пихнул локтем мордастого.– Мы ж вместе были! Да хорош тебе руку оглаживать! Радуйся, что вообще не оторвали!

Мордастый глядел на Ласковина, как дворовый кобель, обнаруживший в собственной будке матерого волчару. А приятель его уже совал лопатистую ладонь.

– Кирикеров Иван!

– Андрей! – Ласковин машинально пожал руку.

И обменялся рукопожатиями с остальными. Тем временем Кирикеров, раскрыв телефон, давал отбой зондеркоманде.

– Надо обмыть,– заявил он.– Не каждый день с таким человеком знакомишься. Эй, педагог,– бросил он распорядителю,– третью телку сам подбери. Скажи: пусть подмоются и ждут, скоро поедем!

– Ты бы сразу насчет нее предупредил,– укорил мордастый Ласковина.– А то ведь не знали.

– Теперь знаете,– сказал Андрей.

– Нет вопросов! Спортсмен! Ну ты понимаешь! – Кирикеров Иван так и лучился от удовольствия.– Это,– он огляделся, обнаружил распорядителя,– ты давай в буфет, организуй нам водочки и закусончик на скорую.

Как ни отнекивался Ласковин, «обмыва» избежать не удалось. Впрочем, опрокинув по стопке, господа новорусы откланялись.

– Я понятия не имела о… подтексте,– огорченно проговорила Наташа, когда они вышли на улицу .– Слышала, конечно, о таком, но не сталкивалась.

– Тебе просто везло,– усмехнулся Андрей.– Но теперь это уже не твои проблемы. Запомни только, чья ты девушка, и не забудь сообщить об этом, если что.

– Андрей… я не хочу быть «чьей-то девушкой»,– серьезно сказала Наташа.

– Даже моей?

– Да.

Ласковин нахмурился.

– Почему?

– Это унизительно.

– Ты думаешь, мне нравится быть Спортсменом? – резко спросил Ласковин.– Но это жизнь. И эти жирные рыла – тоже жизнь, и нам придется их принять!

– Раньше ты говорил иначе,– грустно заметила Наташа.

– Раньше… Погоди! Что там происходит?

Распрощавшись с приятелем, два «спонсора» подошли к черному гладкому «Скорпио».

– Ух, я б ей вжарил! – процедил Туча и сплюнул.

– А Спортсмен тебе очко начетверо,– ухмыльнулся Иван Кирикеров.– Не, братан, тяни свою блонду, и без понтов.

Пиликнула сигнализация, открылись замки на дверцах «форда».

– Тачку надо менять,– озабоченно изрек Туча.– Не могу, бля, неделю на одной поезжу и все. Надо менять.

– А я… – начал Иван, но его перебили.

– Слышь, мужик, подари косарь!

Сбоку обнаружился ханурик в брезентухе. Шмонило от него, как от параши.

– Это ты кого – мужиком? – напрягся Туча.

– Спокуха, братан,– вмешался Кирикеров.– Это ж мусор. Чуешь, как воняет? Ну давай, кажи свою ксиву!

– Как скажешь,– согласился ханурик.

И продемонстрировал весьма внушительный пистолет.

– Деньги, кабан,– холодно бросил он.– Вот умница! И цепочку… на память. Очень хорошо. А теперь ты.

– Ты покойник! – прошипел Туча, красный, как вареная свекла.

– Ты это Ван Дамму скажи,– ханурик оказался не без чувства юмора.– А я считаю до двух. Раз…

– На, пидор, подавись! – Туча швырнул бумажник на асфальт.

– Подними.

– Отсоси!

– Раз…

– А за ще…

Звук не громче щелчка пальцами. Лязг отыгравшего затвора. На левой стороне бархатного пиджака образовалась черная дырочка, а сам хозяин пиджака медленно сполз наземь и утвердился у колеса машины, которую ему уже никогда не поменять.

– Подними,– велел убийца второму.

Тот не стал искушать судьбу. Но когда ханурик, уронив бумажник в карман, повернулся спиной, Кирикеров быстро сунул руку за пазуху.

Пф-ф! – и, отброшенный на капот, он соскользнул вниз, навсегда забыв о мести, а убийца быстро, но без излишней торопливости, зашагал в сторону Суворовского. Так спокойно, будто не сомневался: никто на площади перед «Октябрьским» не заметил происшедшего.

– Круто,– пробормотал Андрей, провожая взглядом сутулую спину в брезентухе. Сразу вспомнился помоечный плащик и ожидание пули. Только этот, похоже, пули не боялся. Если это заказуха, то выполнена она довольно странно. Как-то… нагло.

– Что он с ними сделал? – шепотом спросила Наташа.

Вместо ответа Ласковин потянул ее за руку.

– Пошли отсюда.

С нашей ментовни станется: повесят на него этих жмуриков – Ростик не отмажет. Тем более Андрей на крючке после прошлогодних игрищ.

– Мы ничего не видели,– сказал он, когда сели в машину.– Ничего не видели и ничего не знаем, ясно? – Сунул в рот пластинку «Орбита», чтоб отбить запах проглоченной стопки.

Наташа кивнула.

Праздновать они не поехали. Какой уж тут праздник?

А «престижное жюри» Наташу прокатило. Что, впрочем, ее даже порадовало.