Текст книги "Мой друг тролль (сборник)"

Автор книги: Александр Мазин

Соавторы: Анна Гурова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 71 страниц) [доступный отрывок для чтения: 26 страниц]

Встал и пошел. Здоровенный, как автобус. Чем-то он напомнил Кате Карлссона. Может, пластикой? Толстый и неуклюжий с виду, он двигался легко, словно танцор.

– Счет, – сказала Катя подлетевшему официанту.

– Никакого счета! – Халдей улыбнулся так широко, что казалось – еще чуть-чуть, и физиономия его треснет пополам. – Хозяин угощает!

Третий бочонок Карлссон не допил. Забрал с собой.

– Дома выпью, – сказал он.

Впрочем, до дома он его так и не донес – выпил по дороге.

– Слушай, а пригласи меня в гости! – предложила Катя.

Глава двадцать третья
В гостях у Карлссона

Однажды один тролль говорит другому: что-то устал я за человечками бегать. Давай, может, свиней заведем? Будет у нас свининка!

– Не-е, – говорит другой тролль. – Грязи слишком много… Первый тролль оглядел пещерку, подумал немного и сказал:

– Да, много. Но ничего. Они привыкнут.

– Сюда! – Карлссон подтолкнул ее в подворотню. – Под ноги смотри!

Ну это Катя и сама уже сообразила. По запаху.

– Теперь сюда! – Карлссон увлек ее в подъезд, такой же грязный и вонючий, затем – вверх по лестнице, на площадку цокольного этажа, к полукруглому окошку с выбитыми в незапамятные времена стеклами. – Теперь сюда!

– Куда? – удивилась Катя, выглядывая в окошко и убеждаясь, что по ту сторону – глухой двор-колодец. Даже не колодец – узкая щель между домами.

– Прыгай! – велел Карлссон.

– Ты что, с ума сошел? – До земли было метра два с половиной. И ни намека на лестницу.

– Пусти! – Карлссон отпихнул Катю и спрыгнул сам.

– Прыгай, не бойся! – позвал он снизу.

Катя замотала головой.

– Ты хочешь ко мне в гости или нет?

– А по-другому к тебе попасть нельзя? – крикнула Катя. – По-нормальному?

– Нельзя! Прыгай, Малышка, – я тебя поймаю, не бойся!

Кате было страшно. Но очень хотелось увидеть, где живет ее таинственный друг. Очень-очень хотелось…

Она вспомнила, как Карлссон поборол всех завсегдатаев «Шаманамы». Он такой сильный! Конечно, он ее поймает.

Тогда Катя зажмурилась и прыгнула. Как прыгала ребенком – на руки отцу.

Карлссон подхватил ее в воздухе – ловко и аккуратно – и поставил на землю.

Катя открыла глаза. Над ее головой – руками не дотянуться – разбитое окошко. Вокруг – облупившиеся стены без окон, кривая водопроводная труба, торчащие из штукатурки костыли, какие-то кабели…

Катя вертела головой в поисках двери… Какая там дверь! Здесь даже окон нормальных не было! Под ногами – какой-то доисторический мусор…

– Ну и куда дальше? – спросила она.

– Туда! – Карлссон показал на противоположную стену.

Катя подумала, что там все же есть дверь, которую она не разглядела, – в колодце-щели было темновато. Но, подойдя, она убедилась, что никакой двери нет.

Нехорошие мысли зароились у нее в голове.

– Карлссон, – спросила она дрогнувшим голосом. – Ты зачем меня сюда привел?

– Ты же хотела ко мне в гости, разве нет?

– Неужели ты живешь здесь? – проговорила Катя.

Нет, даже для такого эксцентричного субъекта, как Карлссон, – это слишком!

– Почему здесь? – удивился Карлссон. – Я живу там! – Он ткнул пальцем вверх. – Пошли! Давай-ка я тебе помогу!

Катя даже пискнуть не успела, как могучая рука обхватила ее и…

В следующую секунду Катя почувствовала, что отрывается от земли и летит вверх.

Нет, не летит, конечно, а просто поднимается со скоростью неторопливо идущего лифта. А в роли лифта – ее друг Карлссон, с большой ловкостью перебиравший ногами и свободной рукой, который, отталкиваясь и цепляясь, без видимых усилий поднимался прямо по стене с быстротой хорошего скалолаза. Только вряд ли нашелся бы скалолаз, способный взбираться наверх с такой скоростью, используя только одну руку, да еще с Катей под мышкой.

Катя только один раз глянула вниз – и сразу зажмурилась. И больше не открывала глаз, пока подъем не прекратился и Карлссон не поставил ее на ноги.

Это была узкая площадка примерно на уровне шестого этажа. В незапамятные времена сюда вела железная лестница. Ее ржавые останки свисали вниз метра на два. Дальше от лестницы остались только костыли, да и то не все. Зато на площадке имелась самая настоящая дверь, которую Карлссон и распахнул перед Катей.

– Заходи, – пригласил он.

И Катя вошла, стараясь не думать о том, как будет выбираться из Карлссонова гнездышка.

Когда-то здесь была обычная квартира. Когда-то – это, наверное, лет тридцать назад. С тех пор осталась какая-то мебель, наверное, очень древняя. Рассмотреть ее подробнее было трудно, потому что освещения в Карлссоновой берлоге не имелось. Зато была вода, холодная и горячая, и санузел с древней чугунной ванной и еще более древним унитазом. Но эти «подробности» Катя узнала позже, сейчас зайти внутрь она не рискнула.

Дверь вела на кухню, и, если оставить ее открытой, на кухне можно было кое-что разглядеть. В комнатах было темнее. Окна заросли таким слоем грязи, словно их не мыли со времен Отечественной войны 1812 года. В коридоре и прочих помещениях царил абсолютный мрак.

– Слушай, а свет зажечь нельзя? – попросила Катя.

– Свет? – Карлссон поскреб пятерней мускулистый затылок. – А зачем?

– Затем, что темно!

– Темно?

– Да, темно! – сердито сказала Катя. Ей показалось, что Карлссон ее дразнит. – Я ничего не вижу!

– Прости, Малышка, – извинился Карлссон. – Я как-то не подумал, что тебе нужен яркий свет.

– А тебе он, что, не нужен? – желчно спросила Катя, в очередной раз пожалевшая, что решила отправиться в гости.

– Мне – нет, – сказал Карлссон. – Мне света хватает.

Оказалось, что Карлссон видит в темноте, как кошка.

«Интересно, какие еще сюрпризы он мне преподнесет?» – подумала Катя.

– Завтра я сделаю свет для тебя, – пообещал Карлссон.

– Тогда в следующий раз я побуду у тебя подольше! – заявила Катя. – А сейчас я пойду домой!

«Сейчас он скажет: никуда ты не пойдешь! – подумала она с замиранием сердца. – Останешься здесь навсегда!»

– Не пойдешь, – сказал Карлссон. – Ты свалишься и что-нибудь себе испортишь.

Катя проигнорировала его замечание. Она вышла на площадку, посмотрела вниз… И вцепилась в ржавые перила, потому что колени у нее предательски ослабели. Нет, сама она никогда в жизни не сможет…

– Тебе совсем ни к чему спускаться, – мягко произнес Карлссон, встав у Кати за спиной. – Ты ведь собираешься к себе домой, да?

– Да, – хриплым голоском проговорила Катя.

– Тогда тебе – наверх! – сказал Карлссон.

Миг – она снова оказалось у него под мышкой, и пол ушел из-под ног. Но на этот раз путь занял совсем немного времени. «Взлет» на крышу, короткая цирковая пробежка по жестяному «ребру», душераздирающий прыжок с трехметровой высоты… И Катя оказалась на своей «родной» балюстраде.

– Ну ты акробат, Карлссон! – со смесью восхищения и облегчения проговорила она. – У тебя случайно моторчика нет – по воздуху летать?

– Моторчика? – Карлссон явно не читал историю о своем тезке и шутки не оценил.

– Ты так ловко лазаешь!

– Ерунда! – отмел похвалу Карлссон. – Я же… – Тут он осекся и сменил тему. – Ты, наверное, устала? Ты отдыхай. А я завтра приду, если ты не против?

– Нет, конечно! Нам же с тобой – переводить!

«И вообще, я всегда рада тебя видеть!» – хотела добавить она, но не успела.

Карлссон развернулся, стремительно вскарабкался вверх по стене и исчез за краем крыши.

Что ж, по крайней мере, она теперь знает, где он живет.

Катя присела на подоконник. Сердце ее стучало раза в полтора чаще, чем обычно. «Неудивительно, – подумала она. – После такой эквилибристики». Она не рискнула себе признаться, что дело не только в «эквилибристике». Карлссон… Нет, он слишком необычный, чтобы… Чтобы… Ничего.

Переодеваясь, Катя обнаружила, что ее карманы набиты выигранными Карлссоном долларами. Она подавила желание их сосчитать (нечего считать чужие деньги!), завернула их в носочек и спрятала за батарею. Завтра она вернет их Карлссону.

Этой ночью Кате снился бар «Шаманама». Она сидела там, но не с Карлссоном, а с другим мужчиной: аристократически красивым, с короткими, совсем белыми волосами, бледной кожей и бледно-голубыми глазами. Мужчина в упор, не мигая, разглядывал Катю, а ей… Ей почему-то было очень страшно.

Глава двадцать четвертая
Зловещие сокровища Карлссона

Приходит один тролль в гости к другому, а у того в пещере все блестит, жена, теща носятся, как заведенные, мясо тащат, пиво подносят, да так всё уважительно, с поклонами.

– Как тебе повезло с домашними, – с завистью говорит гость.

– При чем тут везение? – говорит хозяин. – Что я тебе – гном-кладокопатель? Просто порядок у меня такой.

– Слушай, поделись опытом! – взмолился гость. – А то меня жена с тещей совсем задрали.

– Ладно, – говорит хозяин. – Тогда слушай. Сижу я как-то, эльфятину наворачиваю, а тут котик подкрался[4]1, раз кусочек стянул – я ему: предупреждение; а он еще кусочек – я ему опять предупреждение; он третий кусочек – я ему третье предупреждение. Так он, зараза, на четвертый нацелился! Ну я его тогда за хвост – и в пропасть. А пропасть тут – полмили, не меньше. Ну ты видел…

– Видел, – говорит гость. – Только я не понял: при чем тут жена и теща?

– При том, – говорит хозяин. – У жены два предупреждения, у тещи – три…

Утром Карлссон так и не появился. И днем тоже. Катя занималась разными делами: прибирала, переводила, болтала по телефону с Кариной… А вечером купила карточку и наконец решилась позвонить домой. Вообще-то это свинство с ее стороны – не звонить так долго. Они же там ждут, волнуются…

Трубку взяла мама.

– Ты, Катерина, совсем… Мы с отцом тут как… Трудно было позвонить?

– Трудно, – призналась Катя. – Я, мам, провалилась.

Мама молчала почти минуту, что для нее, как для других – полчаса. Переваривала новость. Переварила.

– На чем срезалась? – деловито спросила она.

– На партизанах.

– Не поняла!

– Историю провалила. Тут у них, оказывается, совсем другая программа.

– Этого надо было ожидать, – процедила мама. – Говорила я твоему отцу…

– Мама, не надо! – перебила ее Катя. – Всё нормально. Я записалась на подготовительные курсы…

– Езжай домой! – не дала ей договорить мама. – Прямо сейчас иди на вокзал, бери билет! Времени почти не осталось, но я попробую.

– Что попробуешь?

– Устроить тебя в наш педагогический.

– Мама, ты меня не слушаешь! – обиделась Катя.

– Я тебя уже выслушала. Приезжай домой и…

– Никуда я не поеду! – закричала Катя.

– То есть как? – Мама даже не рассердилась – удивилась.

– А так! Я же тебе русским языком сказала: я записалась на подготовительные курсы.

– Заочные…

– Никакие не заочные! Нормальные! На следующий год я точно поступлю. Без всяких денег, понятно?

– Не кричи! Ты хоть понимаешь, что говоришь?

– Мама, я прекрасно все понимаю!

– Нет, ты не понимаешь! А где ты будешь жить? Мы с папой не в состоянии…

– И не надо! – воскликнула Катя. – Я все могу сама!

– И что же ты, интересно, можешь сама? – язвительно осведомилась мама. – На панель?

Катя испытала сильное искушение бросить трубку, но удержалась, потому что ей очень захотелось продемонстрировать маме, что она – действительно самостоятельный человек.

– У меня уже есть работа! – заявила она. – Офис-менеджер в риелторской фирме. И получаю я, между прочим, двести пятьдесят долларов в месяц!

По псковским масштабам это была очень хорошая зарплата. Даже больше маминой.

– И за что же тебе будут платить такие деньжищи? – осведомилась мама.

– За работу. И не будут, а уже платят. И это еще не всё. Я еще делаю переводы для одного издательства… И тоже платят неплохо.

– Ты не врешь?

– Мама!

– Ну извини… Вот видишь! Не зря я тебя на курсы гоняла! Всё равно отцу это не понравится… – добавила она.

Катя возликовала. Выходит, мама уже не возражает, чтобы Катя жила в Петербурге. Так просто, оказывается…

– С жильем мы тебе поможем, – сказала мама. – Цены в Питере, конечно, поднебесные, но, думаю, комнату мы с отцом осилим…

– Мама, с жильем у меня тоже все в порядке! – объявила Катя. – Мне фирма предоставила помещение. Правда, это мансарда, и потолок в одной комнате подтекает, зато, представляешь, прямо на Невском!

– Замечательно, – сказала мама. – А телефон у тебя там есть?

– Есть, – Катя продиктовала номер.

Они поговорили еще минут пять, пока не кончилась карточка.

Ну вот, камень с души. Катя очень любила родителей и знала, что они ее тоже любят. Но жить она будет теперь сама. И очень хорошо, что ни маме, ни папе по работе раньше октября из Пскова не уехать. Но, повесив трубку, Катя внезапно почувствовала себя одинокой.

«В гости кого-нибудь зазвать, что ли? – подумала она. – Может, Димке позвонить? Нет, не надо – мы с ним сегодня уже виделись…» Катя набрала номер Лейки, но трубку никто не взял.

«Жалко, что у Карлссона нет телефона, – подумала Катя. – Тем более он приглашал к себе, как только освещение проведет…»

Катя вспомнила про логово Карлссона, про вчерашний загул и сама не заметила, как развеселилась.

«Все-таки плохо без телефона, – опять подумала она. – А ведь он где-то рядом живет. Может, просто покричать?»

Катя отправилась в кухню, вылезла на балкон.

Снаружи уже стемнело: белые ночи остались в прошлом.

– Карлссон, ау! – звонко закричала Катя: – Приходи в гости!

Никто не отзывался. Кате стало стыдно.

«Увидел бы кто – точно решил, что я сумасшедшая», – смущенно подумала она и быстренько полезла обратно в окно.

– Ты меня звала? – раздался ворчливый голос где-то сверху. Катя подняла голову и увидела на кромке крыши темный силуэт.

– Ага, все-таки услышал!

– Ага, – Карлссон спрыгнул на балкон. – Я вообще-то спал.

– Ой, извини. Просто я подумала – такой вечер, дома сидеть неохота. Хочется чего-то такого… погулять, в гости сходить…

– В гости? Пошли, – понял намек Карлссон. – У меня теперь светло. Я нашел лампу.

– Отлично! – обрадовалась Катя. – А как мы к тебе попадем?

– Как в прошлый раз, – сказал Карлссон, подхватил взвизгнувшую Катю, одним прыжком взлетел на крышу…

На полу в прихожей у Карлссона стояла старинная бронзовая лампа. От нее резко и неприятно пахло – как будто жгли в бензине старые тряпки. В матовой стеклянной колбе пульсировал желтоватый свет, очерчивая вокруг лампы круг диаметром около метра. Дальше пространство все так же терялось во тьме.

– Это что, и есть твое освещение? – с сомнением спросила Катя, рассматривая антиквариат.

– Я ее тут в чулане нашел, – сообщил Карлссон. – В ней даже керосин остался. – Когда кончится, надо будет еще достать. Ты не знаешь, где это можно сделать?

– Понятия не имею, – проворчала Катя. – Лучше я куплю нормальный фонарик.

Карлссон поднял с пола лампу. Стало чуть светлее. Уже можно было различить черные пятна плесени на обоях.

– Ты что, действительно здесь живешь? – Катя невольно содрогнулась.

– Не здесь, – сказал Карлссон. – Пошли, покажу где.

Высоко держа лампу, он направился дальше по коридору.

Катя, глядя, в основном, под ноги, пошла за ним. Коридор был чудовищно длинный и еще более чудовищно захламленный. Двери, большей частью закрытые, какие-то закутки, из которых несло гнилью и затхлостью… Жилище Карлссона было огромно и невероятно запущенно. А занимало, наверное, целый этаж. Пока они шли, у Кати возникло такое чувство, что они странствуют по каким-то подземельям. Или по канализации. Если бы Катя точно не знала, что квартира располагается на уровне ее мансарды, решила бы, что ее завели в подвал. «А я-то думала, что моя мансарда – заброшенный чердак! – размышляла она. – И дохлятиной какой-то здесь воняет…»

– Чем тут пахнет? – спросила она. – Как будто крыса сдохла.

– Не крысы, мыши, – пояснил Карлссон. – Их тут полно. Но не дохлые, дохлых я в окно выбрасываю, живые. Грызут все подряд.

– А кота ты завести не пробовал?

– Кота? – Похоже, эта мысль Карлссону в голову не приходила. – Я с котами как-то… не очень. Но идея хорошая.

Слева из темноты показалась приоткрытая дверь, из-за которой брезжил свет.

– Не туда, – остановил Катю хозяин. – Нам дальше.

– А там что?

– Не знаю. Ни разу туда не заглядывал.

Свет лампы вдруг пропал – это Карлссон свернул за угол и вошел в следующую дверь. Катя последовала за ним и оказалась в большой, не меньше сорока квадратных метров, комнате.

– Ну вот, – Карлссон остановился и обвел рукой комнату. – Я живу здесь. Вернее, там, – уточнил он, указав в дальний угол.

Если бы Катя зашла сюда сама, она могла бы поклясться, что в этой комнате никто не живет. Она была не просто заброшенной, она имела такой вид, будто в нее никто не заходил лет тридцать, если не все пятьдесят. Должно быть, когда-то здесь была гостиная. Карнизы вместе с гардинами были сорваны и стояли, прислоненные к стенам. Стекла в окнах тоже отсутствовали. Их заменяла фанера. А в одном окне даже рамы не было – проем закрывал деревянный щит.

Карлссон, поднатужившись, снял его. В комнату проник свежий воздух. И лунный свет.

Катя осматривалась, дивясь. Возле стен угадывались очертания мебели в чехлах – высокие шкафы, кресла, стол на изогнутых ножках. Осьминогом нависала люстра, завернутая в тюль. Приглядевшись, Катя поняла, что на мебели не чехлы, а густой слой многолетней пыли.

– Это и есть твой дом? – почему-то шепотом спросила Катя.

– Нет, я тут просто живу.

– Давно?

Карлссон немного подумал и сказал:

– Нет, не очень.

– Но почему тут все так… заброшено?

– Меня устраивает. Я неприхотлив.

– Да уж… – пробормотала Катя, глядя, как оборванная гардина шевелится под сквозняком, словно одеяние призрака.

– А почему в окне нет рамы? – спросила она.

– Я ее вынул, – ответил Карлссон.

– Зачем?

– Чтобы на звезды смотреть, – в голосе Карлссона появились незнакомые, мягкие нотки. – Вон, видишь – Лосиха? – Карлссон ткнул пальцем куда-то в небо. – Когда небо безоблачное, я смотрю на Лосиху, дом вспоминаю…

– Какая лосиха? – не поняла Катя.

– Созвездие. Лосиха. Еще его Серп называют! Неужели не знаешь? – в свою очередь удивился Карлссон. – Вон он, прямо над той крышей…

– Ковш, что ли? Созвездие Медведицы?

– Какая еще медведица? Мировую Ось [4]4
  Полярная звезда.


[Закрыть] найти можешь? Проведи от нее мысленно линию на две пяди вниз и налево…

– Какую ось?

Карлссон покосился на Катю и промолчал. Катя отвернулась от окна, случайно перевела взгляд на потолок и вздрогнула – громоздкая люстра о двенадцати рожках, оказывается, была закутана вовсе не в тюль, а в многослойную паутину.

– Неужели тебе не противно жить в такой грязи? – морщась, спросила Катя.

Карлссон пожал плечами.

Непостижимо, подумала Катя. Такая грязная нора, особенно после Швеции, где чуть ли не самый высокий уровень жизни в мире…

– Я тут живу временно, – сказал он уже обычным голосом. – Мне надо выполнить одно… дело. Потом я уеду. На родину. И больше сюда не вернусь.

«А не шпион ли он?» – промелькнула у Кати совсем уж бредовая мысль.

Еще ей вдруг вспомнилось, как лет десять назад ее отца послали в долгую командировку в Питер и он месяца два прожил на съемной квартире, которую предоставлял командированным завод. Катя приезжала к нему в гости, и папино временное жилье ей сразу ужасно не понравилось. Конечно, там не было такой помойки, квартира была чистая, прилично обставленная… но какая-то нежилая. И папа тоже говорил: «Вот кровать, вот плита, а больше я тут ничего не трогаю…»

«Это, наверно, тоже казенная квартира», – решила Катя.

– А где ты спишь? – спросила Катя, подходя к дивану. В полутьме диван выглядел вытесанным из камня. Катя украдкой прикоснулась к сиденью – твердая ткань захрустела и провалилась внутрь, подняв фонтанчик пыли.

– На полу. Я предпочитаю спать на твердом.

Это Катя понимала. Ее дедушка тоже доску на кровать кладет. У дедушки – радикулит.

Наверное, Карлссон еще старше, чем она думала. Очень может быть – по его лицу трудно определить возраст.

Спальное место Карлссона располагалось на полу, в темном углу у внешней стенки. Пыли там не было. И вообще больше ничего не было, даже одеяла. Зато запах тухлятины чувствовался гораздо сильнее. Катя подошла поближе, обнаружила под окном ворох птичьих перьев и разных мелких костей. Катю слегка замутило, но из вежливости она сделала вид, что ничего не замечает. Карлссон, однако, слегка встревожился.

– Если тебе что-то не нравится, я уберу, – с готовностью предложил он.

– Здесь вообще прибраться не помешало бы, – сказала Катя, поспешно отходя от окна. – Хочешь, я наведу тут порядок?

Катя представила, как тут прибирается… Кошмар! Но… сколько здесь может быть всего интересного!

Карлссон пожал плечами:

– Если хочешь. Мне все равно. Это неплохое жилище. И о нем никто не знает. Кроме нас.

– Как это?

– В этой норе никто не живет лет пятьдесят, если не больше. Похоже, о ней просто забыли. Я ее случайно нашел.

«Значит, не казенная», – подумала Катя.

– Ну да, удобно, – сказала Катя, – коммунальные платежи платить не надо.

– Здесь отличное укрытие, – сказал Карлссон. – За все те годы, которые я тут прожил, ни один человек меня не беспокоил.

Катя отметила слово «укрытие» и опять подумала о киллере.

Некоторое время они оба молчали. Катя заметила, что Карлссон как вошел, так и стоит посреди комнаты.

«Наверно, он не знает, как принимать гостей и что с ними делать, – решила Катя. – Если я – его первый гость за несколько лет…»

Катино внимание привлек старинный буфет. Она подошла к нему, потерла пальцем пыльную стеклянную створку. Внутри что-то тускло блеснуло.

– Можно открыть? – спросила она Карлссона.

– Открывай, – равнодушно сказал он.

Катя с усилием раскрыла дверцы из толстого, отливающего радугой стекла. Внутри стояла посуда. Много. Катя достала из буфета чашку со сплошным синим цветочным узором. Чашка была невесомая; ее стенки, тоньше листа бумаги, сквозили на просвет. Катя перевернула чашку, поднесла поближе к лампе. На донышке имелась надпись золотом: «Императорскiй фарфоровый заводъ».

– Чаем угостить не могу, извини, – подал голос Карлссон. – Плита не работает – дымоход заложен.

«Да тут, наверно, вся квартира набита антиквариатом», – подумала Катя, осторожно возвращая чашку в буфет. Если продать – озолотишься. И никто о ней не знает. Что за удивительное место… Нет, оно не выглядело неживым. Но и живым оно тоже не было. Что-то в квартире Карлссона было неправильно, неестественно. Как будто жизнь в ней когда-то внезапно остановилась. Что-то случилось здесь много лет назад, и квартира эта выпала из мира…

– Тут привидений случайно нет? – спросила Катя.

– Я не встречал, – спокойно ответил Карлссон. – По крайней мере в мою комнату они не заходят.

В комнате снова воцарилось молчание.

– А где твои вещи? – сообразила вдруг Катя.

– Какие вещи?

– Ну… имущество. Нажитое непосильным трудом, – съязвила Катя – ей показалось, что Карлссон над ней насмехается. – Ты же не хочешь сказать, что этот тренировочный костюм – все, что у тебя есть?

– Нет, – после долгой паузы прозвучал ответ хозяина. – Только оно не здесь, а на кухне. Там ларь. В нем – сохраннее. Мыши не доберутся.

«Хоть что-то оказалось у Карлссона как у людей».

– Хочешь посмотреть? – догадался Карлссон. – Пошли покажу.

Они снова, петляя, шли по пахнущему мышами коридору, освещенному только мигающим светом керосиновой лампы. Коридор привел их на кухню – узкое, непроглядно-темное помещение. Карлссон поставил лампу на стол. Из тьмы смутно выступали какие-то шкафы; над Катиной головой зловеще нависал огромный колпак вытяжки, под потолком змеились трубы. Через узкое окно-бойницу свет вряд ли проникал даже солнечным днем.

– Как тут душно, – тихо сказала Катя, озираясь. – Как в склепе.

– Зато никто не залезет, – возразил Карлссон. – Показывать добро?

– Конечно!

Карлссон остановился перед огромным, обитым бронзой сундуком, поставил на полку лампу, поковырялся в замке и, откинув тяжелую крышку, застыл в глубокой задумчивости.

Катя подошла поближе.

Внутри что-то сверкнуло кроваво-красным. Катя вздрогнула, но приглядевшись, узнала предмет. Это был длинный меч в ножнах. Кроваво-красное – это камни на его рукояти.

Карлссон очнулся, подхватил меч и одним движением, плавным и быстрым, вытянул его из ножен. На клинке тут же заиграли оранжевые блики.

Катя уставилась на Карлссона с мечом в руках.

«Горец! – забилась в голове нелепая мысль. – Пришелец из прошлого!» Здравый смысл намекнул, что в сочетании с киллером и шпионом это уже чересчур. Катя нервно хихикнула.

Карлссон положил меч на стол. Меч выглядел очень старым и почему-то смутно знакомым. Катя подумала, что, наверно, видела похожий в каком-нибудь музее. Крестообразная рукоять меча была украшена грубым цветочным орнаментом со вкраплениями плоских красных камней, а лезвие – всё иззубренное и, на Катин взгляд, довольно тупое.

– Можно? – спросила Катя.

Карлссон кивнул, и она взяла меч, оказавшийся ужасно тяжелым.

– Он настоящий?

– Какой же еще?

– Древнерусский?

– Его последний хозяин был свеем… Шведом.

– Ах да!

Раз Карлссон из Швеции, то и меч, естественно, оттуда же.

– Он у меня давно, – сказал Карлссон, принимая у Кати меч и нежно поглаживая изъеденную временем сталь. – Я всегда беру его с собой. Посмотришь, вспомнишь – и радость в сердце.

– А ты им умеешь… это… пользоваться?

– Немного. Но это мне не нужно.

«Естественно, – подумала Катя. – Сейчас мечами не убивают. Нет, все-таки он киллер…»

– А откуда он у тебя?

– Достался от одного достойного человека. Настоящего воина. Такие рождаются раз в столетие.

– Он подарил тебе меч? – с уважением спросила Катя.

– Скорее, оставил. На память.

– Он был твоим другом?

– Да как тебе сказать… Скорее, нет.

Карлссон ловко вложил меч в ножны и убрал в сундук. И опять впал в столбняк.

– А что у тебя там еще есть? – Катя сгорала от любопытства.

– Давненько я сюда не заглядывал… – бормотал Карлссон. – Так вот зарастешь мхом, прошлое забудешь… и уже непонятно, кто ты и зачем живешь…

Катя заглянула ему через плечо. Сверху, сбоку от меча лежал круглый темный предмет. И больше всего он напоминал…

– Ай! – взвизгнула Катя над ухом у Карлссона. – Что это?! Карлссон мгновенно развернулся к ней:

– Что?

– Там у тебя… Голова! – прошептала Катя.

У Кати родилась дикая, но вполне логичная мысль: а не голова ли это того самого старого знакомого, от которого остался на память меч?

Карлссон неодобрительно взглянул на Катю, но ее лицо выражало такой откровенный страх, что он буркнул:

– Ладно, посмотри.

Взял «голову» и протянул Кате. Та сначала рефлекторно отшатнулась, но потом сообразила, что «голова» – не настоящая. Она взяла «ужасный» предмет в руки.

«Голова» оказалась неожиданно тяжелой.

– Она что, деревянная? – все еще не отойдя от стресса, проговорила Катя.

– Ну не каменная же, – проворчал Карлссон.

Катя перевела дух, поставила голову на стол, поближе к лампе, и стала рассматривать. Это была не совсем голова – скорее череп. Грубо вырезанный человеческий череп в натуральную величину, с двумя дырками вместо глаз, едва заметной впадиной вместо носа и широкой усмешкой от уха до уха. Повертев «голову», Катя обнаружила, что рот у нее открывается на шарнирах. Во рту у «головы» лежал черный камушек.

– Да… оригинальная штука, – сказала она, поймав пристальный взгляд Карлссона.

– Я сам ее резал, – сказал он. – А глаза у нее светились. – Кате показалось, что говорит он скорее сам себе, чем ей. – Я туда гнилушки клал. Нильсу очень нравилось. Бывало, вернешься домой, а он сразу канючит – папа, покажи кукольный театр…

– Нильс – это твой сын?

Карлссон не ответил. Катя повторила вопрос.

– Мой первенец, – глухим голосом сказал он.

– А где он сейчас? В Швеции?

На этот раз Катя не дождалась ответа. Карлссон, бережно взяв деревянный череп, вернул его в сундук, после чего молча отвернулся.

«Чего это с ним?» – удивилась Катя.

При всех своих странностях невежливым с ней он никогда не был. «Наверно, скучает по сыну», – решила она. Катя снова заглянула в сундук и увидела еще одну игрушку. Кораблик размером с детскую ладонь.

– Ой, лодочка! – Катя протянула руку.

Карлссон мгновенно перехватил ее руку. И захлопнул крышку сундука.

– Ничего не трогай, понятно! Никогда ничего не трогай из моих вещей!

Так резко он еще никогда с ней не разговаривал.

Катя даже испугалась.

– Никогда, – повторил Карлссон уже мягче. – А сейчас тебе пора домой.

– Ты меня выгоняешь? – обиделась Катя.

– Нет, к тебе идет твоя подруга. Лейла. И с ней еще кто-то.

– Так поздно? Откуда ты знаешь? – удивилась Катя.

– Ее духи, – сказал Карлссон. – Я помню запах. Пойдем! – Он подтолкнул Катю к выходу.

Через минуту они уже стояли у окна ее кухни.

– Ты придешь ко мне завтра? – спросила Катя.

– Приду.

– А в гости к себе… пригласишь? – голос ее дрогнул.

– Конечно. Ты же обещала навести у меня порядок.

Кате показалось: он улыбается. Но разглядеть в темноте его лица она не могла.

И тут она услышала звонок в дверь.

– Иди, – сказал Карлссон. – Лейла пришла.

– А вдруг это не она? Вдруг это… кто-то другой?

На самом деле она подумала о Сереже. Или… о Диме.

Карлссон покачал головой и шагнул в ночь. Катя услышала негромкий шорох, потом скрип жести. Это он взбирался наверх.

Катя вздохнула, перелезла через подоконник и пошла открывать дверь.

* * *

Карлссон вернулся к себе и тяжело опустился на пол. Он устал. Не телом. Тело его не уставало почти никогда. Он устал от одиночества и ожидания. Кто бы мог подумать, что такой, как он, может устать от ожидания? Раньше, когда было кому ждать его, Карлссон никогда не уставал. Но это было давно… И как будто вчера.

Карлссон издал тонкий свистящий звук, похожий на скулеж собаки. Ему было плохо. Малышка, славная маленькая человечка, разбередила его рану.

Карлссон поднялся, прошел на кухню и отпер сундук. Первым делом посмотрел на подсказчик… Ничего, конечно, ничего. А чего он ждал? И сколько еще ждать…

Карлссон взял «голову», которая напугала Малышку. Для кукольного театра нужна была еще одна голова, и Карлссон сложил пальцы свободной руки так, чтобы тень от нее, падавшая на стену, напоминала человеческую голову.

– А сейчас, Нильс, я расскажу тебе историю о человечке, который не верил в троллей, – произнес Карллсон. Если бы Малышка сейчас слышала его, то без труда узнала бы язык поэмы о Кеннете Маклауде. – Их звали Дункан (кивок деревянной головы) и Уильям (кивок головы тени).

«Привет, Вилли!» – кивок деревянной головы.

«Привет, Дункан!» – кивок головы тени.

«Скажи, Вилли, ты идешь гулять в горы?»

«В горы, Дункан!»

«А ты не боишься троллей, Вилли?»

«Нет, Дункан, никаких троллей нет! Ну я пошел!»

«Иди, Вилли, удачи тебе!»

Голова-тень удалилась, а деревянная голова засмеялась, широко открывая рот.

«Это ничего, что ты не веришь в троллей, Вилли! Главное – чтобы тролли верили в тебя. И ты не обманешь их ожиданий, Вилли! Ведь ты такой то-олстенький!»

В этом месте Карлссон обычно смеялся – и Нильс смеялся вместе с ним. Но сейчас Карлссон засмеялся один.

– Я найду его, сынок, – прошептал он на языке, который Катя уже не узнала бы. – Я обязательно его найду…