Текст книги "Мой друг Кирочка"
Автор книги: Александр Каменский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)
ОТВАЖНЫЙ КОТ
Приезжая в уральский городок Очёр, я спешу к домику, что стоит на самом берегу пруда. В этом домике живет мой друг и приятель Виктор Степанович Бурдин. Я приезжаю к другу, чтобы порыбачить с ним, а после похлебать на берегу душистую ушицу из свежей рыбы, густо сдобренную луком, черным перцем и лавровым листом.
Но я спешу не только порыбачить и отведать ухи, вовсе нет! Мне хочется повидаться со своим четвероногим приятелем – котом Кузьмой, – питомцем Виктора Степановича и всей его большой и дружной семьи.
Вот и сейчас, добравшись до Очера, я иду к знакомому домику рыбака.
На пологом берегу ровного, как зеркало, пруда, на влажном золотистом песке важно восседает мой четвероногий друг – большущий котище Кузьма с рыжеватой, точно подпаленной огнём, шерстью. Кот хмуро, слегка поводя длинными усами, смотрит вдаль, ничем внешне не показывая живого интереса к жизни.
– Кузьма! – зову я его.
Животное лениво поворачивает в мою сторону лобастую голову, но туловище его остается совершенно неподвижным.
– Здравствуй, Кузя! Хозяина поджидаешь? Ну, давай лапу, поздороваемся!
Кузьма, не поворачивая своей лобастой головы, не отрывая от противоположного берега, заросшего густым лесом, своих зеленых, огромных, как у филина, глаз, медленно, точно нехотя, подает мне свою широкую когтистую лапу. Едва слышное мурлыканье свидетельствует о том, что кот благосклонно отнесся к моему приходу.
Вдали показалась быстро плывущая лодка. Это возвращается с очередной рыбалки мой приятель – хозяин Кузьмы.
Кот, завидя лодку, мгновенно преображается: куда девались сонливость, вялость! Кузьма, подняв хвост трубой, рывком бросается к воде и призывно трубит – мяукает. В его мяуканье явственно звучит радость.
Не доезжая до берега метра два-три, Виктор Степанович, завидя нас, восклицает:
– Кого я вижу! Привет, друзья! – И, стоя в лодке во весь рост, приветственно размахивает пожелтевшей от солнца соломенной шляпой.
Затем Виктор Степанович, обращаясь к коту, командует:
– Кузьма! Ко мне, да поживей!
Выхватив из ведра, стоящего на дне лодки, первую попавшуюся под руки рыбину, мой приятель помахивает ею над своей головой и продолжает звать кота.
А Кузьма, мурлыкая и выгибая спину, облизывается, жадно поглядывая да трепещущего в руке хозяина солидного красноперого окуня.
– Кузьма! Ну, плыви же! Кому говорю! – громко произносит Виктор Степанович.
Кот минуту-две кружит по берегу, видимо, не решаясь войти в воду. Однако острое желание отведать свежей рыбки с неодолимой силой гонит его вперед.
То жалобно, то сердито мяукая, Кузьма медленно и без особой охоты, высоко вскидывая лапы, идет по воде к лодке. Вот уже его белого, с рыжими пятнами брюшка ее видно – оно под водой; вот лапы отрываются от дна, и храбрый Кузьма, борясь с небольшим течением, изо всей силы работает лапами, плывет к хозяину, руля длинным, как плеть, хвостом.
Я чуть не валюсь с ног от хохота, прыгаю по берегу, как заправский дикарь из книги «Робинзон Крузо», а Виктор Степанович, посмеиваясь, продолжает очень медленно отталкивать веслом лодку к середине пруда, размахивая в воздухе вертящейся в руке рыбиной.
– Кузьма! Кузенька! Ну ещё, ещё плыви, нажимай, нажимай, – ласково зовёт он кота.
Наконец, метрах в десяти от берега, сжалившись над четвероногим пловцом, Виктор Степанович приостанавливает лодку. Перегнувшись через ее высокий борт, он протягивает рыбину коту.
Схватив добычу, Кузьма поворачивает к берегу. Добравшись до него, он встряхивается, как настоящий пловец, и не спеша разделывается с окунем, а лотом моет лапой рот, охорашивается и мешком сваливается тут же на согретый лучами солнца песок подремать часок-другой…
А мы с приятелем идем в домик.
– Не было, кажется, случая, чтобы мой Кузьма не встретил меня с рыбалки, – смеется Виктор Степанович. – Как начну готовиться к выезду, он тут как тут! Прямо удивительно– чутье какое! Я к берегу – и он к берегу. Часов по пять, бывало, не возвращаюсь домой, а он сидит себе и ждёт… Как-то, желая позабавиться, я выманил кота чуть ли не на середину пруда, благо погода стояла хорошая. Конечно, я затащил Кузьму за шиворот в лодку и скормил ему двух крупных лещей в награду за поставленный мировой рекорд по плаванию. Так что Кузьма в накладе не оказался!
– Что и говорить – отважный кот! – заметил я.
– А прошлой зимой, – продолжал рассказывать приятель, – мой Кузьма что делал? Право, не поверишь!
– Этот рыжий котище на всё способен! – сказал я и снова расхохотался, вспомнив его недавнюю прогулку по воде.
– Действительно—на все способен! Уйду я, бывало, поздним вечером на пруд, сижу у лунки, скучаю, от холода скулы сводит. Вытаскиваю из-подо льда в час по рыбешке… Тишина. Вдруг однажды слышу за спиной: «Мяу-мяу-мяу!» – Я Даже вздрогнул от неожиданности! Оглянулся – Кузьма! Собственной персоной! Пока я рыбачу, Кузьма рядом сидит и временами, представь себе, сует лапу в лунку, это в студёную воду-то! Поторапливает меня: «Доставай, доставай, дескать, живей, не медли!» Так вот и рыбачили мы с Кузьмой всю долгую зиму…
– Да как же он нашёл тебя в темноте, да ещё в полукилометре от дома? – спросил я.
– А вот это как раз и осталось для меня тайной! – развел руками Виктор Степанович.
В эту минуту в беседку, где мы сидели в ожидании, когда сварят уху, вразвалку вошёл кот Кузьма.
– Спроси-ка у него самого! – рассмеялся приятель, поглаживая кота по жёсткой, совсем не кошачьей шерсти.
…Над прудом горел широкий малиновый закат; солнце, словно утомленное от дневной работы, медленно скрывалось за горизонтом. Густая прохлада, идущая от воды, приятно освежала разгоряченные дневной жарой наши тела.
С аппетитом хлебая из просторной миски наварную уху из ершей, в тенистой беседке, густо обвитой со всех сторон пахучим хмелем, мы с приятелем долго еще говорили о подвигах кота Кузьмы.
– То, что кошки умеют плавать – это ни для кого не секрет, – говорил, дымя трубкой, хозяин, – а что воды они боятся, тоже не секрет, но вот Кузя… Впрочем, ты сам видел своими глазами!
И мы, точно сговорившись, оба повернулись лицом в ту сторону, где под кустом крыжовника, точно неживой, вытянувшись, лежал отважный кот Кузьма, вздрагивая во сне и на кого-то сердито урча…
* * *
МОЙ ДРУГ КИРОЧКА
1
Этого маленького зверька с гладким и длинным приплюснутым телом и с таким же длинным круглым хвостом моему отцу подарил Николай Васильевич Дымко, охотник и рыбак, наш хороший знакомый.
– Вот вам любопытнейший зверек, детёныш убитой кем-то выдры, – сказал Николай Васильевич, разворачивая полосатую тряпку, в которой лежал немного похожий на щенка слепой – выдрёнок. – Любите и жалуйте сироту.
– А где вы, дядя Коля, нашли его? – спросил я, разглядывая малыша.
– Нашел я выдрёнка вчера на берегу реки. Он весь, бедняжка, дрожал и тихо по-своему что-то наговаривал: «Гиррк, гиррк»…
– Выдра… выдрёнок… Вот тоже мне название! – сердито сказала мама. – И не выговоришь. Надо придумать ему какое-то имя.
– Это же девочка. Дайте ей любое женское имя, – подсказывал Николай Васильевич. – Хотя бы Кирочка.
Мама улыбнулась и спросила меня:
– Согласен?
Я согласился.
Тогда мама объявила:
– Быть по сему – Кирочка так Кирочка!.. Ну что же мы будем делать с Кирочкой? Ведь зверёк пока что совершенно беспомощен.
Когда мы рассматривали выдрёнка, около нас, мурлыча, ходила наша кошка Машка. Шевеля тонкими, как леска, белыми усиками, она ласково терлась своей пушистой спинкой о мои нога, словно хотела сказать: «Покажите и мне, что вы там такое разглядываете».
– А знаете что, – вдруг сказала мама, – у меня появилась хорошая мысль: пусть Машка кормит сироту. Ведь кошка только на той неделе родила котят, и молока у неё ещё много.
– Одобряю! – сказал Николай Васильевич. – Вот и будет выдра Кирочка молочной сестрой вашим котятам.
Так и росла вместе с котятами наша Кирочка; глазки-изюминки уже глядели на белый свет, она охотно ела булочки с молоком.
Отец, возвращаясь из дальней командировки, – он плотокараваны по Каме водит, – хлопал меня дружески по плечу своей тяжёлой ладонью, спрашивал:
– Ну, как твоя Кирочка, Гриша? Жива-здорова?
А Кирочка, словно понимая, что говорят о ней, осторожно выглядывала из-за угла комода; на нас с любопытством глядели живые глазки, то и дело шевелились крохотные, едва заметные, чёрные как таракашки, ушки, на нижней губе белело пятнышко, тупой нос был влажным – на нём блестели маленькие крупинки пота.
– Это от волнения, – заметил отец, – зверёк этот очень пугливый, обращаться с ним надо бережно…
Но обижаться Кирочке было не на кого: все её любили.
Было забавно смотреть, как быстро и ловко передвигалась на своих коротких лапках наша Кирочка, извиваясь змейкой и немного переваливаясь с боку на бок.
…Наш небольшой зелёный дом стоит на берегу реки Обвы, которая впадает в Каму. В одной половине живёт наша семья, в другой – лесничий Матвей Архипович Красных со своей дочкой Надей.
Я выпросил у мамы старую железную ванночку и наполнил её прохладной речной водой – получился чудесный плавательный бассейн для моего друга Кирочки.
Летние каникулы ещё не кончились, и я целыми днями пропадал на реке и на старом лесном болоте, возле Медвежьего урочища. Оттуда я возвращался с богатой добычей – с мелкой рыбёшкой, рачками, лягушками. Всем этим я угощал мою Кирочку.
Когда отец бывал дома, – он всё время плавал на плотах, – он сверял свои круглые, как луковица, старинные часы, по Кирочке, как по радио. Кирочка в одно и то же время просыпалась, в одно и то же время купалась в ванночке и гуляла по квартире и во дворе. Только в одном была неаккуратна Кирочка: есть она могла в любое время суток. Вместе с Машкой и её детьми она ела колбаску, котлетки, вообще мясо; а я даже научил её есть овсяную кашу, которую сам очень, люблю…
…Как-то вечером, вдоволь поплавав в своей ванночке, Кирочка выбежала во двор. Не прошло и десяти минут, как к нам с криком вбежала Наденька. А вслед за нею появилась моя Кирочка; её белые острые зубки были оскалены, короткая серо-бурая шерсть на спинке стояла дыбом. Наденька вскочила на табуретку, а выдра, извиваясь змеей, кружила вокруг табуретки с поднятой оскаленной мордочкой и пронзительно, сердито трещала и шипела.
Мы бросились на помощь девочке.
Чем же вывела из себя Наденька нашу добродушную, всегда спокойную Кирочку?
Выкупавшись, Кирочка отправилась путешествовать. Мокрая, она забрела к нашим соседям и стала преспокойно разгуливать по недавно выкрашенному блестящему полу. Ну и, конечно, наследила. А маленькая Наденька, увидев следы, схватила папин ремень и больно ударила Кирочку по спине. Обозлённый зверёк решил, видимо, постоять за себя, он яростно бросился на свою обидчицу и прогнал её из комнаты.
С того дня Кирочка не только не заходила на половину лесничего, но даже, увидев Наденьку, сердито пыхтела и шипела, выгибала свою длинную спинку и скалила зубки.
Однажды в тихий осенний вечер, когда на реке зажглись бакены, к нам зашел Николай Васильевич Дымко, подаривший нам маленькую выдру.
– А где же, Гриша, мой подарок? – осведомился он, усмехаясь в свои прокуренные желтые усы.
На мой зов Кирочка вышла из-за комода, но, видимо, у неё было плохое настроение: пробормотав что-то на своём языке, она снова скрылась.
– Да, выросла ваша Кирочка, похорошела, – сказал Николай Васильевич. – А знаешь, Гриша, выдра относится к самым интересным животным. Хотя надо сказать, что нам, рыболовам, выдра порой доставляет большие неприятности. Сидишь, бывало, на бережке, удишь. Тишина. Река как зеркало. И вдруг откуда «и возьмись – из воды стремительно выскакивает на полметра в высоту одна рыбина за другой. «Что за причина?» – думаешь, а потом и догадываешься – это или зубастая разбойница щука или озорница выдра на охоту вышла… Она не только пугает рыбу, но рвёт сети.
– А если, дядя Коля, Кирочку в реку выпустить, сбежит она или нет? – перебил я гостя и тут же попросил извинения, что перебил…
– Пожалуй, нет. Не думаю. Ведь Кирочка крепко к тебе привыкла. А ручная выдра—очень добродушное существо, чрезвычайно привязанное к человеку.
– А как выдра ловит рыбу? – поинтересовалась мама.
– Обычно этот зверек ловит рыбу после захода солнца, – продолжал рыбак, – ловит всю ночь, особенно в лунные ночи. В мелкой воде выдра загоняет рыбу, в узкий тихий заливчик, чтобы затруднить ей выход и быстрее поймать; рыбу она ударом своего сильного хвоста о поверхность воды загоняет в береговые норы, а потом ловко хватает её острыми зубами и вытаскивает на берег, чтобы съесть. Выдра прекрасно видит и слышит, нюх у неё отличный. Животное с удивительной быстротой обнаруживает врага за несколько сот шагов и бежит к воде, чтобы скрыться. Вот почему поймать взрослого зверька очень и очень трудно. А в воде за выдрой не угнаться даже рыбе, – так быстро она плавает! Ну вот, пожалуй, и всё, что я могу вам рассказать.
И Николай Васильевич, достав из кармана кисет с табаком, стал неторопливо свертывать папиросу.
– Как бы сделать, чтобы наша Кирочка ловила рыбку в реке и приносила домой? – спросил я Николая Васильевича.
– Это дело не такое уж мудрое, – ответил наш знакомый. – Только советую вам приучить её не есть рыбу.
2
Прошло два года с того дня, как выдра попала в наш дом.
Она стала взрослой, ростом с небольшую собаку-дворняжку.
Мы так крепко подружились с Кирочкой, что я клал её с собой спать – в ноги, хотя мама и считала это негигиеничным. Когда Кирочка хотела есть, то обязательно кричала: «Гиррк, гиррк, гиррк!»… А когда была чем-нибудь очень довольна, тихо и нежно хихикала. Да, да, – хихикала, я не обманываю, звук этот был очень похож на хихиканье…
Был тихий зимний вечер. Ветра не было. Лениво, словно нехотя, на уснувшую мерзлую землю падали светлые крупные снежинки.
Вот в такой-то хороший вечер я и решил выйти с Кирочкой на рыбалку. Чтобы Кирочка не жадничала, не ела рыбу, я накормил её, что называется, доотвала мясом и молоком.
Кирочка ещё ни разу не бывала на реке. Когда я пошёл по узкой тропинке, ведущей на улицу, за огороды, к реке, Кирочка нерешительно остановилась. И снова, как в детстве, на её тупой и широкой мордочке заблестели крохотные капельки пота: Кирочка волновалась.
– Пойдём, пойдём, милая, – позвал я и, слегка подтолкнул её рукой вперед.
Кирочка вскинула свою широкую мордочку с глазками-изюминками и обнюхала воздух, а потом решительно двинулась за мной.
Шагая по тропинке, проложенной прачками на заснеженном льду, я отыскивал глазами прорубь. Вот и она!
Я с любопытством наблюдал за Кирочкой: что же она, интересно, станет сейчас делать?
Выдра осторожно приблизилась к воде, обнюхала кромку синеватого льда, вытянула шею, весело сказала свое «Гиррк, гиррк» и нырнула в прорубь.
Всё это произошло так быстро, что я и ахнуть не успел! Прошло несколько минут, а Кирочка не появлялась.
Неужели я больше не увижу своего друга? Не мигая, до рези в глазах, я смотрел на спокойную темно-синюю гладь воды. Вдруг на её поверхности появились пузырьки… А вот и моя Кирочка. В зубах её тяжело бился большущий красноперый окунь!
– Кирочка! Милая моя! А я-то думал, что ты не вернешься, уйдёшь от меня… – бормотал я, прижимая к груди Кирочку вместе с её добычей.
Когда я выпустил животное из рук, оно разомкнуло зубы, и окунь шлёпнулся на лед, а Кирочка снова скрылась в проруби.
Через несколько секунд Кирочкина тупая мордочка вновь появилась над водой. В зубах ее на этот раз неловко выгибался неуклюжий и широкий, как лопатка, серебристый лещ.
Радуясь Кирочкиной добыче и тому, что она не убежала от меня, я поднял её на руки и принялся плясать. И тут случилось неожиданное: потеряв равновесие, я рухнул в синюю прорубь.
На моё счастье, здесь было совсем неглубоко; с силой оттолкнувшись ногами от каменистого дна, я пробкой выскочил на поверхность, схватился за холодный и острый лед и выкарабкался наверх. Я так испугался, что отполз очень далеко и совсем позабыл о Кирочке.
А Кирочка стояла передо мною на задних лапках, как птица пингвин, пронзительно – хоть уши затыкай! – сердито трещала и быстро-быстро махала лапками-лопатками. Она как бы пробирала меня за то, что я зазевался и опрокинулся в ледяную воду.
Мама, узнав о том, что я искупался в проруби, даже не очень обрадовалась Кирочкиной добыче.
Ночью у меня здорово разболелась голова, заломило руки и ноги, бросало то в жар, то в холод– меня знобило.
Утром к нам пришел пожилой доктор в измятой синей шляпе, с тростью и с белым чемоданчиком.
– Грипп. Лежать в постели, – приказал он, почему-то погладив меня по голове.
Целую неделю провалялся я на диване, и всю неделю Кирочка не отходила от меня ни на час. Она не уходила за комод, а спала рядом, на полу.
Кирочка стояла на задних лапках у моего изголовья. На широкой мордочке, как это всегда бывало у нее в минуты волнения, блестели капельки пота. Круглая её голова не шевелилась.
– Кирочка всю эту неделю ничего не ест, – сказала мама. – Она словно понимает, что ты болен. Вот как она к тебе привыкла, Гриша.
– Она меня любит, – поправил я маму.
– И любит, и привыкла, – рассмеялась мама, подавая мне какой-то горький порошок.
За всю неделю Кирочка ни разу не произнесла свое «гиррк», хотя животик её был пуст, она только тихонько недовольно трещала, лежа на шкурке возле дивана.
Прошла зима. По-весеннему заиграло на голубом небе красное солнышко. Лед на реке Обве почернел и треснул. Вот-вот он развалится, и острые неуклюжие льдины, карабкаясь одна на другую, поплывут вниз, к Каме. Кто же усидит в такие дни в душной комнате? Я уходил на реку. За мной, как всегда, бежала моя Кирочка. Домой мы приходили с богатой добычей.
Отец, возвратившись с работы, садился за стол, и, не выпуская изо рта своей любимой обкуренной трубки, подмигивал мне и с улыбкой приговаривал:
– Ну-с, милые мои, много ли рыбки наловили? Отчитывайтесь!
А когда мама приносила с кухни миски, в которых дымилась горячая уха, и сковородку с жареными пескарями, а потом ещё не остывший плоский ноздреватый пирог из кислого теста со щукой, отец смешно вытягивал губы, причмокивал, качал головой и приговаривал:
– Ай, да улов! Ай да молодцы Кирочка с Гриней!
При этом он брал кусочки варёной баранины, оставленной специально для Кирочки, и угощал зверька:
– А это самой лучшей, самой знаменитой рыбачке!
И Кирочка, с трудом стоя на задних лапках, вежливо брала из папиной руки угощение и неторопливо съедала, а потом по-кошачьи умывала лапкой свою тупую мордочку.
3
…Весна ушла так же внезапно, как и пришла. Начались летние каникулы.
Весной произошло ещё одно интересное событие: Кирочка простила Надю, дочку лесничего, ту, что когда-то обидела её.
Первое время, когда Наденька пыталась подойти к животному с кусочком мяса и приласкать его, я сердился и кричал:
– Отойди, противная девчонка! Не подлизывайся!
А Кирочка всё время убегала от девочки, сердито шипела и трещала.
Наконец мне стало жаль Надю: ведь она ещё малышка.
– Ну, ладно, ладно, помирю тебя с Кирочкой, только уговор: больше не обижать животных. Идет?
– Идет! – просияла Наденька.
Но Кирочка отворачивалась от девочки и пряталась.
Примирение произошло совсем неожиданно. Как-то утром Наденька забежала к нам, кинула на пол живую, всю в тине, лягушку и воскликнула:
– Неужели Кирочка всё ещё сердится на меня?!
И удивительное дело! – моя Кирочка выбежала из-за комода и, встав на задние лапки перед девочкой, стала ласково царапать лапками край Надиного платья.
– Какая ты милая, какая ты расхорощая! – горячо говорила девочка, проводя обеими руками по гладкой спинке животного. |
С тех пор мы стали ходить на реку втроём.
…Полдень. Мы сидим на теплом берегу Обвы. Над нами плывут кудрявые, как барашки, облака, легкий ветерок чуть шевелит травы… Хорошо!
Кирочка, вытянувшись, – от этого она кажется ещё длинней – лежит на песке вместе с нами, она тоже принимает солнечную ванну, влажные ноздри её чуть-чуть вздрагивают, круглая голова дергается, лапки дрожат; видимо, Кирочке снится неприятный сон… Возле нас стоит большое эмалированное ведро – для рыбы.
Кирочке, видимо, надоело валяться на песке; она медленно поднимается и идет, переваливаясь, к воде. Вот она ныряет… Через каких-нибудь двадцать секунд её круглая голова с живыми глазками-изюминками показывается на поверхности. В зубах большая узколобая щука. Кирочка держит её поперек тела; щука часто-часто раскрывает страшную зубастую пасть, словно хочет крикнуть, отчаянно хлещет по воздуху сильным хвостом.
– Ой! – вскрикивает Наденька и всплескивает от страха и удивления руками.
Кирочка бежит к моим ногам, выпускает из зубов свою грозную добычу и спешит обратно к воде. Через несколько секунд в её цепких зубах ошалело бьется большеголовый блестящий налим, а ещё через несколько минут – пучеглазый и колючий ерш.
У Кирочки, видимо, прекрасное настроение: она высоко подбрасывает ерша в воздух своим тупым носом и снова ловко-ловит его. Рыба сверкает на солнце, точно драгоценный камень.
Но вот Кирочке надоело ловить рыбу, и она стала развлекаться– доставать камушки со дна. Вынырнув с камушком в зубах, она плывет, руля хвостом, потом подбрасывает камушек высоко-высоко над своей головой. Пока камушек возвращается обратно, Кирочка успевает молниеносно перевернуться в воде и подхватить его на нос; камушек снова взлетает вверх и так – много-много раз. Здорово это у неё получается, совсем как у циркового артиста!..
Наденька хохочет, русые косички её, стянутые коричневыми бантиками, забавно прыгают по плечам; из-за густого румянца не видно её милых веснушек.
Наденька с Кирочкой лежат на горячем желтом песке, отдыхают, а я, стоя с удочкой по колено в воде, выуживаю ершей. Их здесь видимо-невидимо. То и дело красный поплавок уходит на дно, серебристая леска туго натягивается, точно гитарная струна, я взмахиваю рукой, и на крючке беспомощно болтается, едва шевеля хвостиком, Ерш Ершович! Ловить ершей очень просто, но не так-то просто снимать их с крючка: ведь ерши так жадны, что заглатывают крючок чуть ли не до самого хвоста, измучишься, пока снимешь с крючка эту клейкую колючую рыбу!
Но всё это не беда, лишь бы клевало. А клюет сегодня так, что на одного червяка я наловчился поймать штук пять рыбок. Так за полчаса я надергал целую кучу ершей.
…Усталые и довольные, мы вернулись домой.
Отец, увидев нашу добычу, чуть не выронил трубку изо рта.
– Ну и рыболовы! Ну и рыболовы! – повторял он и, схватив Кирочку обеими руками, чмокнул её прямо в широкий лоб. – Будем варить уху из ершей и стряпать пельмени из щуки, – сказал отец. – Слышишь, мать? Пель-ме-ни! Да пригласим непременно Николая Васильевича!..
4
– У меня есть предложение, – сказал Николай Васильевич, – не прогуляться ли нам после сытного обеда до реки?
Это предложение было принято всеми.
Мы подошли к Обве и уселись на большое бревно, уходящее одним концом в воду.
Все были в хорошем настроении, шутили, смеялись, только Кирочка (она была, конечно, с нами.) вела себя как-то странно, все время оглядывалась назад, тревожно вбирая в себя речной влажный воздух; на носу у неё блестели капельки пота. Вдруг совсем неожиданно выдра очень звучно и приятно засвистела, как не свистела ещё никогда. Встав на задние лапы, она пристально смотрела на сонную реку, покрытую, как тонкой сетью, молочной пеленой тумана.
Николай Васильевич долго глядел на Кирочку, а потом сказал:
– Кирочка загрустила. Ей захотелось погулять на свободе с такими же зверьками, как и она сама…
А Кирочка подбежала к моим ногам, потерлась о них своим длинным гладким тельцем и снова засвистела. Её глазки-изюминки были обращены к реке. Я нагнулся, чтобы взять Кирочку в руки, но она, ласково лизнув мою руку, быстро-быстро побежала, извиваясь, к реке, потом остановилась, оглянулась на людей, как бы прощаясь, и скрылась в воде. Я ахнул и уселся прямо на песок.
Николай Васильевич подошел ко мне и положил на плечо свою загорелую тяжёлую руку.
– Не горюй, Григорий, – сказал он, – Кирочка погуляет на свободе и снова вернётся к тебе. Будь уверен – вернётся!
