355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Александр Таланов » Качалов » Текст книги (страница 1)
Качалов
  • Текст добавлен: 12 октября 2016, 07:12

Текст книги "Качалов"


Автор книги: Александр Таланов



сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 14 страниц)

МАЛЬЧИК С ЛУННЫМИ ВОЛОСАМИ

Ты приближался осторожно,

Шаги звучали так тревожно.

Рабиндранат Тагор

В первый раз Василий Шверубович родился 30 января 1875 года. В этом появлении младенца не было ничего удивительного. Просто на земле прибавился еще один человек.

Однако 26 сентября 1900 года Василий Шверубович родился вторично. Свершилось то вдруг, и, дотоле никому не ведомый, он был признан великим артистом. И звали его тогда уже Василием Ивановичем Качаловым.

Златокудрая юность и сребровласая слава редко бывают сверстницами. Обычно их разделяют многие годы. Но в этот раз капризная и непостоянная слава пришла по весне жизни артиста. И с тех пор она стала верной и неразлучной спутницей Качалова.

Знаменательным сентябрьским вечером в Каретном ряду в Москве царило большое оживление. К подъезду Художественно-Общедоступного театра, дребезжа, подъезжали невзрачные пролетки извозчиков, бесшумно подкатывали богатые экипажи с модной новинкой – «дутиками» – резиновыми шинами на колесах.

Торопились зрители-пешеходы. В толпе мелькали дамские капоры и пышные шляпы с перьями, ягодами и цветами, примятые фуражки студентов, нарядные околыши, канты, кокарды чиновников и военных, шапки и котелки интеллигентов, купцов и тех, кто числился в неопределенном звании разночинцев.

Посетители галерки и лож поспешили на премьеру пьесы А. Н. Островского «Снегурочка». Билеты на спектакль были распроданы заранее. Чувствовался ажиотаж. Недаром в городе бродили самые разноречивые толки о предстоящем спектакле. Поговаривали, что руководители театра Станиславский и Немирович-Данченко резко разошлись во мнениях, готовя премьеру. Один будто бы глубоко верил в успех нового спектакля, а другой, наоборот, опасался провала. Особенные разногласия вызвал некий провинциальный актер, приглашенный на столичную сцену. Признаться, никто порядком не знал, откуда шли подобные слухи. Во всяком случае, говорили:

– Царя Берендея играет Качалов!

– Нет, его фамилия Шверубович!

– Так или иначе, он из Казани, – настаивал кто-то.

– Нет, из Петербурга!

– Наверно знаю, он родом из Вильны.

– Ему только двадцать четыре года…

– Сложная роль Берендея ему не по силам! – утверждало большинство. – Только неопытностью Станиславского и Немировича-Данченко можно объяснить такой риск… Ох, уж эти экспериментаторы!

У театрального подъезда дебаты бывают хоть и горячи, но неизбежно коротки. Третий звонок призывает в зал самых заядлых спорщиков. Правда, в других театрах можно чуть опоздать. Кое-кто даже видит известный шик в том, чтобы пробираться между рядами, когда в зале погас свет и уже поднимается занавес.

Однако в Художественно-Общедоступном театре заведены свои строгие порядки. Ради сохранения творческой атмосферы после третьего звонка никто не допускается в зал. Запрещены также аплодисменты во время действия. Кстати, тут введено и такое новшество: занавес не поднимается, а раздвигается.

Итак, третий звонок прозвучал. Спектакль начался…

Колдовской силой обладает театр. Волшебные крылья его уносят зрителя в чудесный мир воображения. Иллюзорный мир? Да! Однако переживаемое в нем порой кажется более жизненным, ясным, глубоким, чем то, что человек видит, знает, чувствует в своей обыденности.

Не потому ли так неотразимо манит театр? Зритель сочувствует героям на сцене, радуется их радостям, переживает вместе с ними горе, вдохновляется подвигами, осуждает порок.

Всемогущи театральные страсти! Сценические образы, рожденные талантом и вдохновением актеров, обретают плоть и кровь, находят свою зримую, земную судьбу. Так художественный вымысел становится живой правдой.

Актер – кудесник, властитель дум покоряет ум и сердце зрителей. Но есть и другая, непостижимая тайна власти артиста.

Талант. Вдохновение. Обаяние.

Богатством этим молодой артист – старый царь Берендей покорил зрителей «Снегурочки».

Спектакль подходил к концу.

Лучи вешнего солнца прорезали туман. Красавица Снегурочка, возблагодарив мать Весну за сладкий сон любви, растаяла со словами счастья на устах: «Люблю и таю, таю…»

Суровый Мизгирь взбежал на Ярилину гору и бросился в бездну хрустального озера.

Благостный, лучезарный царь Берендей, окруженный гуслярами, бирючами, берендеями, похожий на призрачное видение, обратился к народу:

 
Снегурочки печальная кончина
 
 
И страшная погибель Мизгиря
 
 
Тревожить нас не могут. Солнце знает,
 
 
Кого карать и миловать.
 
 
Свершился Праведный суд!
 

Точно музыка, льется голос артиста. Звук его то подобен певучему органу, то замирает, как пастушья свирель. Он покоряет какими-то скрытыми в нем чарующими нотами.

 
Вмешательство Мороза прекратилась.
 
 
Изгоним же последний стужи след
 
 
Из наших душ и обратимся к Солнцу.
 

Царь Берендей смолк. Хор подхватил его славу Солнцу, краше которого ничего нет на свете. А серебряный голос артиста будто все еще льется со сцены. Незабываемый. Волнующий. Проникающий в самое сердце.

Сколько мягкости, благородства, патриархального величия в царе Берендее! Не верится, что этого удивительного старца, будто сошедшего с картины византийского письма, играет очень молодой актер.

Тяжелый серый занавес сомкнулся. В зале тишина. И вдруг аплодисменты шквалом обрушились на сцену, проникли за кулисы, разнеслись во всех уголках театра.

Зрители устремились к рампе. Рукоплескания, вызовы, крики «браво!» слились в тот необычный восторженный шум, который никогда и нигде не считается нарушением общественной тишины и покоя, а означает лишь полное единодушие.

Было бы неверным думать, что успех выпал только на долю Качалова – Берендея. Публика жарко приветствовала и других участников спектакля. Но в том не было новости. Многие артисты молодого театра к тому времени уже успели завоевать признание взыскательных московских зрителей.

Качалов был на особом положении. И совсем не потому, что был дебютантом.

Все обстояло гораздо сложнее. Вряд ли собравшиеся в зале знали, что то было не первое его выступление в Художественно-Общедоступном театре и что недавно сам Станиславский, которого нельзя было упрекнуть в несправедливости или в отсутствии вкуса, откровенно сказал Качалову:

– Вы совершенно испорчены провинцией и совсем не в тоне с нами. Мы не можем рискнуть выпустить вас в сколько-нибудь ответственной роли.

Суровый приговор! Станиславский произнес его после пробного выступления Качалова в двух ролях в пьесе «Смерть Грозного». По существу, то был вступительный экзамен для актера, только что принятого в театр.

Запоздалый экзамен после зачисления в труппу?

Да, как ни странно, случилось именно так: Качалова пригласили заочно, а потом с ним стали знакомиться ближе. И это знакомство сразу принесло горькое разочарование.

Впрочем, чтобы хоть несколько смягчить удар, Станиславский попытался «позолотить пилюлю»:

– Мы попробуем что-нибудь дать вам как дублеру. Пожалуй, роль Мороза, которая назначена Судьбинину.

Подготовить Качалова к роли Мороза поручили режиссеру Санину. Однако уже после трех репетиций режиссер заявил, что не стоит тратить драгоценное время напрасно.

– Играть такую ответственную роль вы все равно не можете и не будете! – убежденно сказал он.

Так за одним провалом следовал другой. А потом вдруг молнией вспыхнул триумф. И засияла слава. В лучах ее стал жить и творить великий артист.

Как это случилось? Привалило слепое счастье? Или проявилась скрытая закономерность, которая распознается не сразу и далеко не всегда?

Да и откуда родом он, сумевший даже не очень благозвучному своему псевдониму придать благородную красоту? Как удалось ему преодолеть рок злых неудач и уверенно зашагать по ступеням лестницы славы?

Много всяких вопросов возникает, когда задумываешься о судьбе истинного художника. Чтобы ответить хотя бы на часть их, проследим его жизненный путь.

На звоннице Николаевской церкви вольно гуляет ветер. Конечно, это он захлестнул веревку от одного из колоколов за выступ карниза.

Василий уже поправил веревку, однако не спешит спускаться. Высота влечет. Солнце тут особенно ласково, и оно смеется в блестящих пуговицах гимназического мундира. В парадном мундире не пристало помогать пономарю. Но ведь сегодня храмовой праздник. В такой день все позволено – семиклассник гоняет голубей, чтобы полюбоваться всполохом пестрых крыльев.

– Кшш! Кшш!..

Жирные голуби не желают покидать насиженных мест на перекладинах звонницы. Пришлось помахать фуражкой. Только тогда они суматошно взметнулись и так заплескали крыльями, будто зааплодировали.

Ветер теребит волосы на голове. Они очень светлые, с необыкновенным оттенком. Нет, не льняные, и не вроде пшеничной соломы, и не золотистые, а какие-то лунные. Глаза широко поставлены и тоже светлые, того неуловимо голубовато-серого цвета, что бывает у недавно распустившихся незабудок.

Лицо изменчиво. Во взгляде вспыхивали смешливые искорки, когда он махал фуражкой перед сизым толстяком, не желавшим отправляться в полет. Затем Василий посерьезнел, в раздумье замер у перил.

Вильна сверху кажется сказочной. Разные времена и народы оставили в городе свой памятный след. Среди неразберихи деревянных домов и домишек высятся каменные громады. Вот на макушке горы руины величественного замка литовского князя Гедимина. Невдалеке похожий на бастион крепости польский костел, в котором находится чтимая всеми католиками Остробрамская икона.

В предместье Антоколь, где струной протянулась река Вилия, блистают кресты нарядного храма Святого Петра и Павла. Его повелел воздвигнуть украинский гетман Михаил Пац, по подобию знаменитого собора Святого Павла в Риме. Более двух тысяч статуй и различных скульптур украшают этот храм. По соседству развалины дворца напоминают о канувшем в вечность владычестве воинственного гетмана Сапеги. Легендарное место! Там будто бы находилась Валгалла литовских богов.

Валгалла… Мифическое пристанище воинов, павших в сражениях. Подвиги бессмертны, и герои, свершившие их, как божества продолжают жить в потустороннем волшебном мире. Рано на рассвете, с пением петухов, они начинают свои развлечения – жестокие поединки.

Сверкают боевые доспехи. Звенят мечи. Вновь гибнут сраженные в кровавой потехе. Но ровно в полночь происходит чудо: воскресают убитые, заживают тяжкие раны. Обожествленные герои, во главе с всемогущим, мудрым богом Одином, усаживаются вместе за пиршественный стол.

Один – длиннобородый, одноглазый старец. В руке он держит копье, поражающее любую цель без промаха. На плечах его восседают черные вороны: алчный Гере и жадный Фреке. Бог богов только пьет виноградное вино, а кушанья отдает ненасытным волкам. Остальные участники пира довольствуются медом, которым угощают прекрасные валькирии.

Вино – чудесный напиток, сообщающий Одину дар поэзии. Из уст его льются слова священной руны:

 
Если ты спустился с неба,
 
 
С облаков далеких, тонких,
 
 
То взойди опять на небо,
 
 
Поднимись опять на воздух.
 

Воображение уносит Василия в заоблачные края. Но земля решительно возвращает к себе. Над самой головой бухнул большой колокол. Густое «до» раскатисто громыхает по всему городу. Вдогонку торопливо несется перезвон средних и малых колоколов. Звук их летит на высоте «си».

«До-ооо… си-иии…» – вторит гимназист. Медный гул заглушает голос, все же певец в упоении раскрывает рот, стараясь попасть в унисон.

Вздрагивают веревки, привязанные к языкам колоколов. То одна, то другая, а то несколько сразу. Тонкий слух и ловкие руки у пономаря! Отлично исполняет он все четыре определенные уставом колокольные симфонии: обычный звон, торжественный благовест, веселый перезвон, тревожный трезвон «во вся тяжкие».

Сегодня, как положено в престольный праздник, православных христиан призывает в храм перезвон.

Ох, как бы не опоздать к началу торжественной службы! Василий стремглав побежал вниз. Ничего, что перила непрочны. Каждая ступенька, любой поворот лестницы так знакомы. Да и во всем обширном церковном подворье не найдется закоулка, который не был бы ему досконально известен. Ведь он родился здесь, в доме при церкви. Отец его приходский священник.

Николаевскую церковь построила жена литовского князя – русская княгиня Тверская. На протяжении веков стены ее испытали многое. После унии, сообщает мемориальная доска, старый храм был даже «доведен до грустного уничтожения».

Соседняя церковь Святой Параскевы Пятницы более древнего происхождения. Сооружена она на месте языческого капища идолу Рагутису. Петр Первый отслужил в ней благодарственный молебен по случаю Полтавской победы и крестил арапчонка Ганнибала – деда Пушкина.

Ни столь славным историческим прошлым, ни богатством не может похвалиться Николаевская церковь. Правда, прихожане с гордостью молвят:

– Никто так благолепно не служит, как наш отец Иоанн. Ну, сущий артист!

Впрямь его можно заслушаться. Голос проникновенный. Читает священное писание внятно, с чувством, не то что иные попики, которые шпарят скороговоркой, иль, того хуже, шамкают слова, обращенные к всевышнему.

Кое-кто даже утверждает, будто батюшка Иоанн именно больше артист, чем священнослужитель, ибо в вере не стоек, а детей своих воспитал и вовсе отступниками. Приводят тому объяснения. Во-первых, сам он сын униатского священника, и жена его, матушка Мелетина Матвеевна, хоть из духовных, однако тоже родом из униатов. А чего хорошего ждать от людей, отклонявшихся от чистого православия!

На потомках это особливо заметно. Анастасий, старший сын Иоанна Шверубовича, после семинарии отринул духовную карьеру, университет окончил по юридическому факультету. А теперь, изволите видеть, возмечтал о театре: голос в себе открыл – баритон.

Другой сын Эразм тоже избрал стезю чуждую: стал военным, кавалеристом.

Василия от старших братьев и сестер отделяют десятка полтора лет. Любимец в семье. Однако чудной юноша! Поглядеть, будто церкви привержен, богослужения знает назубок, на клиросе поет, пономарю помогает.

С другой стороны… Вот, к примеру, как повел он себя во время храмового празднования.

Отец Иоанн, чуть склоняя голову, величаво взмахивает серебряной кадильницей. Чашечки ее звонко звякают, распространяя сизый сладковатый дымок. Облака ладана плывут в воздухе. Солнце из прорезей под куполом рассекает их узкими лучами.

Острия солнечных лучей вырывают из полумрака позолоту икон и сверкающие рубинами венчики над божественными ликами. Мерцают огненные язычки в лампадах и на тонких восковых свечах. С высоты стен скорбно взирают изможденные постом и молитвами святители, в их старческих руках длинные развернутые свитки с начертанными заповедями правильного жития. Святые отцы босы, их складчатые одеяния воздушны, почти прозрачны. Старцам, должно быть, холодно, их хочется пожалеть. И они удивительно похожи друг на друга. Ну, впрямь размножившиеся седобородые близнецы.

В церкви тесно, душно. Праздничная служба затянулась, кажется, ей не будет конца. Прихожане истомились, и лишь здоровяку дьякону все нипочем. Огромный, истуканоподобный, запрокинув назад гриву пышных волос, он возглашает так громогласно, что шея надулась и покраснела от напряжения: «Величай, душе моя, вознешегося от земли… жизнедавца…»

Слова сливаются в оглушительный рев. Хор отвечает речитативом: «Святителю отче Николаю…»

Выходы, поклоны, каждения, возгласы, песнопения… Все это установлено испокон веков, соблюдается строго, образуя четко слаженный спектакль. Вряд ли кто вникает в смысл его, важно лишь, чтобы не нарушалось благолепие, которое каждый понимает по-своему. Старушке в черном чепце мерещится, что батюшка в золотой ризе на фоне золоченого иконостаса сам бог Саваоф. Купчина с бородой, в суконной поддевке, истово внимает пению на клиросе и даже подтягивает надтреснутым, хриплым баском.

Чиновник в мундире акцизной палаты вместе со своей расфуфыренной женой замирает в восторге от громогласия дьякона.

Степенные домовладельцы и лавочники, мелкий служивый люд, богатые дамы в шляпах и простые бабы в платках стоят впереди, а поближе к выходу, там, где староста торгует свечами, теснятся нищие, калеки, убогие. Кого только нет в толпе! Все умиляются или делают вид, что испытывают неизъяснимое умиление от царящего вокруг благолепия.

Неизбывна тоска человека по прекрасному. Но, как и где утолить великую жажду души? «Ищите и обрящете», – наставляет евангелие. И подсказывает: «Только в храме господнем обретете искомое, там вы, люди, приобщитесь к таинствам возвышенной, божественной красоты».

Можно лишь гадать о состоянии души гимназиста, когда стоял он возле золоченой хоругви. Поначалу казалось, что церковным праздником он всецело захвачен. Старательно подпевал он хору, охотно передавал свечи, которые протягивали из задних рядов, внимательно наблюдал, как «артистически» служит отец Иоанн – его отец.

Все же долгое стояние, духота, однообразие томительны.

К тому моменту ладанные облака нависли еще плотнее, толпа молящихся сбилась совсем тесно. Взлохмаченный регент взмахивал рукой с камертоном так бурно, будто грозил певчим, хотя лицо его отражало то скорбь, то мольбу, то нежное ожидание.

К своду купола неслись туманные слова песнопения: «Взыде бог в воскликновении, господь во гласе трубне…»

– Взыде в воскликновении… – уже рассеянно вторил гимназист у хоругви.

Позади слышится шепот:

– Бледнолицый брат мой…

– Галковский?

– Я.

– Что, Галка?

– Выходи!

– Неудобно.

– Срочно!

– Зачем?

– Мундир… твой, мундир нужен…

– Кому?

– Орленеву.

– Приехал?!

Но не так-то легко покинуть видное место возле хоругви.

К счастью, явился негаданный повод. Тот по виду незначащий повод, который иногда становится катализатором взрыва событий.

Ничто не могло удержать гимназиста. Василий рванулся назад, чуть не ступил на ногу коленопреклоненной старушки, второпях задел купчину в поддевке и под укоризненными взглядами чинуши и его супруги протолкнулся к Галковскому.

Худощавый темноволосый Галковский на первый взгляд, казалось, никак не походил на рослого светловолосого Василия Шверубовича. Все же они понимали друг друга с полуслова и не только оттого, что были одноклассниками, сверстниками и приятелями. Еще более объединяла их общая страсть – та благородная, возвышенная страсть к искусству театра, которой, подчас необъяснимо, были, бывают и будут подвержены самые разные люди у всех народов.

Еще пробиваясь к выходу, Галковский успел сообщить многое. Знаменитый артист Орленев сегодня приехал в Вильну. Снял комнату у дьячка в церковном дворе. Вечером назначен спектакль «Школьная пара». Гастролер играет роль гимназиста. Но в гардеробе театра не нашлось нужного мундира.

– Разумеется, я предложил свой мундир. Не подошел. Узок… – Галковский не сумел подавить тяжкого вздоха.

– А если и мой тоже… – от такой мысли Шверубович осекся и перешел даже на шепот.

– Рискни! – Галковский подтолкнул друга к двери в квартиру дьячка.

Долговязый гимназист робко постучал в дверь.

– Войдите! – откликнулся сердитый голос из глубины комнаты. – Да входите же, черт побери! Впрочем, если из театра, предупреждаю – играть без мундира отказываюсь!

Вконец оробевший гимназист переступил порог. Навстречу двинулся человек с бритым актерским лицом. Орленев… Столь знакомый по множеству портретов в журналах. Увы! – оказался он совсем коротышкой, почти на голову ниже своего незваного гостя.

Но ни прославленный артист, ни стоявший перед ним растерявшийся юноша не ведали, что эта почти случайная встреча определит дальнейшую судьбу одного из них.

ШАГИ МЕЛЬПОМЕНЫ

Черт знает – страшно сказать, а мне кажется,

что в этом юноше готовится третий русский поэт

и что Пушкин умер не без наследника

Белинский о Лермонтове (Письмо к Боткину)

Иссеченное морщинами лицо старой Вильны хранило следы давней красы. На улицах ее как будто задержались века. Руины древних замков, католические костелы и православные монастыри, обнесенные высокими стенами – твердыни господни, дома-особняки, похожие на крепости, и прочие «забытых дел померкшие герои» свидетельствовали о бурной прошлой жизни. Еще бы! Возник город на перепутье Запада и Востока, где повстречались культуры различных народов. Переплетение сложное. Подчас противоречивое.

Царское правительство придавало Вильне большое значение как административному центру. Не случайно здесь находилась резиденция генерал-губернатора, управлявшего всем северо-западным краем империи.

В городе около ста тысяч жителей: русские, литовцы, евреи, поляки… Кто они? Богатые купцы, шляхтичи, мелкие торговцы, чиновники всех рангов, ремесленники различных профессий. Рабочих мало, ибо промышленные предприятия немногочисленны и они крошечные. Зато много кустарных заведений, изготовляющих обувь, одежду, игрушки, щетки, папиросы, конфеты и всякие мелочи, «чем жив человек».

Три газеты сообщают горожанам политические и общественные новости. Полистаем их. Страницы газет, как выпуклое зеркало, отражают бурные события в мире и устоявшийся местный быт.

Вот мозаика сообщений «Виленского вестника» в то знаменательное для гимназиста Василия Шверубовича время, когда он отправился к актеру Орленеву, чтобы выручить его из затруднения.

Представим обывателя, развернувшего газету. По лицу его пробегает тревожная тень: он читает международную хронику. Германский рейхстаг утвердил законопроект, внесенный князем Бисмарком, о новом увеличении армии. В Никарагуа восстание против диктатора Мачадо. На столицу Бразилии наступают инсургенты. Министерский кризис в Греции углубляется. В палате общин лорд Грей заявил, что для усмирения мятежников в Сиам будут посланы канонерки. Французский президент Карно сказал: «Если Германия начнет войну, то мы…»

Мир кипит. Правительства и правители свергаются и вновь захватывают власть. Кровь льется в странах всех континентов. Угроза войны вспыхивает то тут, то там.

«А что творится в нашем богоспасаемом граде?» – задается вопросом обыватель и пробегает глазами местную хронику.

В разделе» происшествий мелькают новости, ставшие почти обычными. Некая девица из-за неудачной любви отравилась серными спичками. По той же причине чиновник казенной палаты повесился на собственных подтяжках.

Самоубийства походят на моду. Газета смакует скандал, разыгравшийся во дворе австрийского императора. Об этом написано в особом «светском» стиле: «Юная принцесса Мария Вечера была страстно влюблена в кронпринца Рудольфа, который отвечал ей тем же чувством. Супруга наследника престола, безумно ревнуя, ненавидела свою счастливую соперницу. Все чаще стали возникать драматические сцены, отчего измученные любовники решили покончить с собой. Принцесса Вечера отравилась ядом, а кронпринц пустил себе пулю в лоб».

Роковая любовь, безумная ревность, пустил пулю в лоб, повесился, отравился – непременные словесные аксессуары романтических описаний.

Местная хроника изобилует происшествиями, в которых фигурируют неопознанные личности. «Неизвестный злоумышленник совершил кражу часов из кармана господина К.». «В реке утонул неизвестный, тело коего по вынутии из воды доставлено в госпиталь».

Объявления занимают начало и конец газеты. Конно-железная дорога извещает об открытии движения от площади Кафедрального собора до предместья Антоколь. Молодая красивая особа предлагает свои услуги в качестве бонны. Гувернантка, по-видимому не обладающая преимуществом молодости и красоты, доводит до сведения, что, кроме знания языков, она умеет вышивать купидонов гарусом на канве, с глазами из стекляруса, и даже играет в винт «за четвертого», когда не хватает партнера.

Обитатели города не могут пожаловаться на недостаток развлечений. Кто только не стремится удивить своим искусством! Афиша извещает, что «всемирно известный магик и спирит профессор Леон Певзнер имеет честь показать почтеннейшей публике большое магико-спиритическое представление «Жизнь в мире чудес, или пляска духов финансового мира».

Можно посетить, и музей Шульца, который, судя по афише, тоже всемирно известный. Здесь галерея восковых фигур, среди них император Вильгельм на смертном одре, бюсты замечательных людей и, конечно, «всемирное чудо природы» – девочка-великан. В этом же музее выступает «известный профессор и магнетизер Сафонов, который в роскошной обстановке показывает волшебные чудеса древней Абракадабры и другие тайны из области духов».

Предприимчивое невежество взывает к чужому невежеству и любопытству. И жертвы находятся в изобилии. Паноптикумы, балаганы, сеансы магов и чародеев неизменно влекут посетителей.

Рекламы торговцев берут на прицел еще точнее. Обывателя соблазняют «последним криком парижской моды». Ведь все иностранное подобно магниту. Содержатель ресторана «Медведь» на Ивановской улице Иван Шуманенко изменил свою фамилию на Шуман.

В его ресторане простые супы называются не иначе, как «потаж», «бофор», «дондо».

Чего не заставляют делать деньги! Даже эпидемия холеры, докатившаяся до Вильны, становится источником наживы. Для спасения от беспощадной холеры некий шарлатан предлагает покупать пилюли его изготовления.

Темны, запутаны лабиринты провинциального быта. И лучшие люди зачастую не находят выхода, задыхаются в затхлой атмосфере, превращаются в безликих обывателей.

Однако ошибочно в жизни провинции видеть только черные тени.

Вильна культурнее многих других губернских городов. Тут почти полтораста школ, училищ, гимназий, институтов, технических, духовных, военных и прочих учебных заведений.

Местные жители справедливо гордятся тем, что в их городе находилось самое старое в Российском государстве высшее учебное заведение. История его примечательна. Еще во времена Стефана Батория, в 1578 году, в Вильне была основана католическая академия, впоследствии преобразованная в университет. Отсюда вышло много выдающихся людей. Поэт Адам Мицкевич и некоторые другие участники польского восстания были питомцами Виленского университета. Это так перепугало царя Николая Первого, что тотчас после усмирения восстания он приказал закрыть «очаг крамолы».

Все же университет успел оставить неизгладимый след в жизни города. Иначе быть не могло: подлинное просвещение неизменно приносит зримые и незримые, всегда драгоценные плоды.

Виленцы любят и ценят искусство. Городское самоуправление из своего скромного бюджета ежегодно выкраивает девять тысяч рублей для субсидии театру. Кстати, на содержание парков и садов тоже выделяется изрядная сумма. Забота редкая в российской провинции!

Не случайно «Виленский вестник» отводит театральной жизни почетное место. Рецензии на спектакли, концерты гастролеров, на частые выступления любителей печатаются изо дня в день.

Правда, в газете встречаются курьезные строки: «Г-жа Танская в оперетте «Адская любовь» праздновала уже второй бенефис. Настоящий ли это бенефис? Подобный вопрос следует оставить на совести антрепризы. Г-жа Танская обладает каскадными манерами, легкостью, подвижностью. Недостатки певицы – отсутствие голосовых средств и плохая фразировка. Хотя общие недостатки искупаются молодостью и миловидностью».

Примерно так же звучит оценка спектакля «Певец из Палермо»: «Хуже других был в роли Чинделони г. Семенов-Самарский, имеющий несчастье обладать неприятной, нечистой читкой и весьма посредственным голосом, с тусклыми нотами в верхнем регистре. Игра артиста утрированна, порывистая, неровная. Бенефициантка примадонна Е. Кестлер была встречена публикой сочувственно, и ей был поднесен букет».

Безголосые опереточные артисты не редкость на провинциальной сцене. Хорошо еще, если «отсутствие голосовых средств искупается молодостью и миловидностью», бывает, что недостатки вокала не компенсируются ничем.

Взыскательные виленские театралы зато утешаются спектаклями оперы. В городе нет постоянной оперной труппы, но сюда часто наезжают столичные и зарубежные гастролеры.

Оперные спектакли идут в Летнем театре, что находится в Ботаническом саду. Содержит его вездесущий Шуман. Несмотря на склонность ко всему иностранному, все же он отдает должное русской классической музыке. Афиши извещают, что Летний театр имеет честь показать почтеннейшей публике «Мазепу», «Снегурочку», «Демона» и другие оперы великих русских композиторов.

«Демон» – первое театральное впечатление четырнадцатилетнего гимназиста Василия Шверубовича. Нет, вернее сказать, потрясение, пробудившее в нем страсть к театру.

Случайность зачастую вершит судьбу человека. Но вряд ли можно назвать случайностью цепь обстоятельств, приведших мальчугана в театр.

Вот звенья этой цепи. Чиновник губернского правления Анастасий Иванович Шверубович мечтает стать оперным певцом. В Вильну приезжает на гастроли известный баритон Брыкин. Певец-любитель приглашает артиста поселиться в его семье. Завязывается дружба. Анастасий Иванович посещает все спектакли с участием Брыкина. Однажды он берет в театр своего младшего брата Василия.

Цепь замыкается? Отнюдь нет. Начинается новое звено, отличное от всех, что были ранее.

Дети всегда восприимчивы к театральному представлению. Что же говорить о мальчике с чуткой душой, когда он услышал чарующую музыку и вдохновенный голос артиста, певшего Демона.

Печальный Демон так пленяет мальчугана, что ему неудержимо хочется сыграть и спеть эту роль так, как играет и поет артист Брыкин.

Высокий шкаф в детской комнате становится дикой скалой Кавказа. Старая отцовская ряса – рубищем духа изгнания. И с высоты шкафа разносится ария Демона: «Я тот, кого никто не любит и все живущее клянет… Я враг небес, я зло природы…»

Невыносимый крик оглашает квартиру. Все живущие в ней действительно клянут злостного нарушителя тишины и гонят его со шкафа.

Вскоре на гастроли в Вильну приехал талантливый драматический актер Андреев-Бурлак. Страстный театрал Анастасий Иванович Шверубович, конечно, завязал дружбу и с ним. И снова повел своего младшего брата в театр. Драма увлекла мальчика еще сильнее, чем опера.

Отныне декламация сменила пение. В домашний репертуар прочно вошел «Король Лир». Игра перенеслась в дикую степь, в шалаш, где укрывался король. Стол, вернее – место под столом, изображал шалаш. Василий, задрапированный в платки сестер – одеяние страдающего венценосца, – выскакивал из-под стола и трагическим шепотом декламировал: «В мире ничего не может гнуснее быть жестоких дочерей!»

В юности время течет быстрее, чем в старости. Четырнадцатилетний гимназист, певший арию Демона, был смешон. В следующем году, играя короля Лира, он вызывал улыбку и радостное удивление. А уже через год на торжественном концерте в гимназии так проникновенно читал «Илиаду» Гомера, что ему аплодировал весь зал.

Монологи Гамлета, Отелло, Уриэля Акосты были в его репертуаре на переменах между уроками. Одноклассники заслушиваются, как он «шпарит» целые сцены, ну совсем как заправский актер. Василий Шверубович участник всех спектаклей в гимназии. Подколесин, Ноздрев, Хлестаков… Право, таким ролям может позавидовать любой взрослый артист.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю