Текст книги "Тайны Великих раскопок"
Автор книги: Александр Варакин
Соавторы: Владимир Бацалев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 21 страниц)
4. Лингвоотступление и «ненаучная» история
Один из восьми языков, которые обнаружил Э. Форрер, это лувийский язык. Еще тогда, практически на заре хеттологии, высказывались мнения, в частности, профессором А. Захаровым, о возможной принадлежности этого языка к южной группе угро-финских, теперь исчезнувшему. Эту загадку, честно говоря, можно было бы не рассматривать, если бы не значительное количество обстоятельств, возвращающих к этому вопросу. И не только отсутствие префиксов и своеобразие суффиксов и окончаний побуждает нас к этому. Если уж на то пошло, все языки мира сводятся к одному протоязыку (Л. Наров-чатская, «Первозванность». М.: «Художественная литература», 1991) Ойкумены.
Когда Суппилулиума и его сын Арнуванда II скончались от чумы, престол занял юный Мурсили II. Западные царства восстали, и инициатором смуты была все та же Арцава, которую приходилось покорять и Лабарне (первый царь хеттов, по имени которого титуловались цари, хотя по полному списку царей он был вовсе не первый). Арцава подбивал к противодействию Мурсили – Миру, Кувалию, Хапаллу и «странуреки Сеха». Однако молодой Мурсили не ударил в грязь лицом и восстановил за два года положение вещей, причем в покоренной Арцаве в ходе военных действий убил царя-смутьяна.
Распад страны Хатти на множество слабых хеттских государств произошел после завоевания Капподокии мушками (мосхами), от имени которых, предположительно, произошло название Москвы.
Оба выделенные обстоятельства – проходные моменты из исследования Л. Наровчатской. От себя добавим третье; на берегу Евфрата стоит город Мари (во-первых, по протокорням языка прекрасно переводимый по упомянутой книге, а во-вто-рых, названием повторяющий ныне существующее племя угро-финского корня). Возможно, следовало бы вернуться к происхождению лувийского языка? Тем более что он уже именуется и иероглифическим лувийским.
Наверное, стоило бы исследовать вероятность появления хеттов (с лошадьми) в Малой Азии – из Азии Центральной, где связь их с угро-финнами была бы менее спорной, и основания к тому есть, хотя для современного историка пока еще не очень веские: исследователи привыкли не замечать друг друга. А ведь кроме Наровчатской есть еще и Юван Шесталов, поэт-манси, который независимо от нее в исследовании «Регули» пришел к сходным выводам и даже почти доказал идентичность древних антов и нынешних ханты-манси. У мосхов и теперь есть прямые потомки – мокша. Кстати, одного происхождения с венграми (уграми), которым гораздо ближе было до Балкан из Малой Азии, чем из-за Уральского хребта. Мадьяр – Мари, Угры – Угарит, Финикия.
А по Л. Наровчатской, угро-финны в Египте фараонов – народ окраин. Причем не пропадающий на задворках, а деятельный, занимавшийся сбором дани – как материальной, денежной, так и живой: воинами и рабочей силой. Кстати, в Египте, как и в Хатти, нигде и ни разу не возникло слово раб, встречающееся только в Ветхом Завете. Империя – да! Причем простиравшаяся от одной Саха – до Саха другой: от Сахары до Саха-лина. В промежутке между этими пунктами – и Ра-Сеха (Волга), и Сихотэ-Алинь, и Саха-Якутия. Мадьяры – мытари на Западе, Мокша – мытари на Востоке. А еще – воины, конные воины (хетты?). Не они ли взбунтовались при РамзесеП?..
И непонятная «страна реки Сеха»….
5. Лирическое отступление из истории Египта
в историю Хеттии
Когда был убит молодой царь Египта Тутанхамон, безутешная вдова, девочка Анхесенпаамон знала, чьих рук это убийство. И не хотела становиться женой нового фараона. Сложный реестр египетских богов «сыграл» обратный ход, и верховный жрец Атона – Солнечного диска неожиданно стал верховным жрецом Амона – одного из ликов Солнца-Ра.И не потому, что было ему шестьдесят лет и выходить замуж в восемнадцать за старика довольно тягостно. И не потому, что была она не царевной, а царицей. И не потому, что унаследовала острый ум родной матери Нефертити. А потому, что Эйе был чужой.
Вероятно, не одну бессонную ночь провела царица Египта, размышляя, что же делать. Египет без фараона остаться не мог, но не было претендента из царского дома: Тутанхамон – последний из динас_ии – был убит. Еще жива была матушка, ца-рица-мать. Не к ней ли направила первое послание третья по счету дочь?..
У Эйе в государстве кругом были свои глаза и уши. Если царица подумала или только подумала о чем-нибудь подумать, верховному жрецу уже доложили. И не просто доложили, а доложили отом, что сделано, чтобы того, о чем подумает царица Анхесенпаамон, никогда не было. Жестокий закон наследования трона: мужчина, чтобы сделаться фараоном, должен жениться на принцессе или на самой царице, ныне вдувой. Двух мертворожденных младенцев похоронили Анхесенпаамон и Тутанхамон. Даже опекунство взять не над кем. Нет сына.
В любом случае, вероятно, ответила ей Нефертити, лучше хетт молодой, чем хетт старый. Зови в цари молодого чужеземца.
А может, не было времени спрашивать у матери? Послание к опальной царице не успело бы дойти.
Верный человек поскакал в страну Хатти. По пути он* конечно, заехал в Мемфис, к Нефертити, передал все те слова, что дочь просила передать. И получил от Нефертити добро на путешествие в Хеттию.
Суппилулиума, умудренный длительным правлением, через Эйе державший руку на пульсе истории великой державы, коей формально был монархом, знал бы, что делать, если бы имел достоверную информацию отом, что произошло в Фивах. Но так же, как они вдвоем обманывали Эхнатона —он и Эйе, —точно так же, зная свой последний шанс, Эйе нынче обманул и его: ничего не знал о скоропостижной смерти Тутанхамона Суппилулиума. И вот – письмо Анхесенпаамон:
«Мой муж умер, а сына у меня нет. О тебе говорят; что у тебя много сыновей. Если бы ты послал мне одного из своих сыно~вей, он мог бы стать моим мужем. Я ни за что не возьму в мужья ни одного из своих подданных. Это меня очень страшит».
Гениальное послание. Ничего лишнего. «О тебе говорят» – прекрасный дипломатический ход: о тебе во вселенной ходят слухи. «Стать моим мужем»… Суппилулиуме не надо объяснять, что это значит – стать мужем египетской царицы! «Я ни за что не возьму в мужья ни одного из своих подданных». Его, Суппи-лулиуму, вассала Египта, считают равным! Его, хитростью и «тихой сапой» прибирающего власть над Египтом! Он – не подданный.
«Это очень меня страшит». Неужели не ясно, кто станет царем?..
Нет. Умнейший из царей, Суппилулиума не может взять в толк, что именно означает последняя фраза. И письмо начинает казаться ему оч-ч-чень подозрительным.
Что с Египтом? Что с царицей Египта? Она прослышала о том, что он здесь, в Хеттии, забрал себе всю власть?.. Хочет заманить и расправиться.
«Мой муж умер…» —ищи дурака, твоему мужу всего восемнадцать лет! Или я не знаю, как резво летает его колесница? Египетский народ не успевает разглядеть своего царя в лицо.
Постой, а может, несчастный случай? Вдруг не справился с лошадьми?.. Он ведь еще молодой, ветер в голове, гоняет на своей золоченой царской телеге. Да нет, не может быть! Эйе доложил бы ему, хеттскому царю. Ведь почти тридцать лет он служит ему, самый верный агент.
Потому и обманул, что самый верный. Предают только лучшие друзья, от них не ждешь. Эйе первый и единственный раз в жизни решил склонить судьбу в свою пользу.
Суппилулиума не поверил. Ни единому слову. Конечно, он догадался, на что намекала Анхесенпаамон: она боится стать женой Эйе. Но этого не может быть!
Суппилулиума принял письмо за тонкую провокацию.
Единственный выход отреагировать на послание – прислать к Египетскому Фиванскому двору своего человека. Якобы для выражения соболезнований. Он все разведает и в краткий миг донесет.
Нет! Не надо юлить: я получил вполне откровенное письмо, и мой посланник привезет (на словах) мой откровенный же ответ: «Меня обманывают. Я не верю!»Посол добирался чуть быстрее, чем шло письмо царицы. Он был не опасен Эйе: пока вернется назад, да пока при дворе Хатти сообразят что к чему. Посол прибыл в Фивы.
Несчастная Анхесенпаамон! Кто приехал вместо мужа?!.
Посланнику стало все ясно без слов. При дворе фараонов траур по фараону! Но слова своего царя египетской царице он не мог не передать.
К сожалению, Суппилулиума не догадался сделать простой вещи: представить посла полномочным представителем своего сына, чтобы тот мог вступить в брак с царицей Египта вместо него (формально). Если, конечно, такое в те времена вообще было возможно. Однако цари на то и цари, чтобы менять законы: в Хатти каждый новый царь издавал свой свод законов – и ничего.
В результате по прошествии десятков дней хеттский царь получил второе послание:
«Почему ты говоришь: «Они-де обманывают?» Если бы у меня был сын, разве бы я обратилась к чужеземцу и тем предала свое горе и горе моей страны огласке? Ты оскорбил меня, так говоря. Тот, кто был моим мужем, умер, и у меня нет сына. Я никогда не возьму кого-нибудь из моих подданных в мужья. Я писала только тебе. Все говорят, что у тебя много сыновей: дай мне одного из твоих сыновей, чтобы он мог стать моим мужем».
Теперь Суппилулиуме не нужно было послание царицы: верный человек все поведал сам. Но письмо из Египта привез, – Анхесенпаамон надеялась, что оно окончательно убедит хетте-кого царя.
Царевич был готов. Самый быстрый и выносливый конь понес его к власти над всем миром, самые верные слуги сопровождали. А еще (это в истории не записано) с ним ехал палач – для расправы с предателем Эйе.
Он почти загнал лучшего в Хеттии коня. Он успевал!
Похороны фараона назначены на семидесятый день после смерти, в запасе есть еще время.
Царевич с вооруженной охраной – все отменные бойцы – пренебрег советом отца. Он успевал – и должен был добираться до Фив окольными путями. Хотя они тоже контролировались будущим фараоном Эйе, у которого уже не было иного выхода. На границах и дорогах не осталось даже щели, через которую мог бы проползти скарабей. 1
Хеттского царевича убили за миг до славы. Это было еде-лано не в открытом бою, когда хеттам нет равных. Их встретила «делегация царицы», огромный почетный эскоот для будущего фараона, честь и хвала ему, нынешнему, гимн ему, олицетворению Солнца, завтра!
Будущее солнце Египта потухло в одну ночь. Его убили подло, втихаря. Вырезали всю охрану, предварительно усыпив.
История великой страны Египет, а также история великой конфедерации Хатти – пошли каждая своим путем. И мы его сегодня почти знаем.
Первое ружье
А таковым является обыкновенная праща… Изобретена она была в незапамятные времена и использовалась в войсках ассирийцев, греков и римлян. Прочие народы применяли ее на охоте.
Классическая праща представляла собой петлю, сделанную из кожи, ткани или бечевки. В «Илиаде» упоминаются пращи из тончайшей шерсти. Один конец петли закрепляли на руке (продевали ладонь или указательный палец в специально вырезанное отверстие), а другой – зажимали в кулаке. На середину укладывали тяжелый предмет – обычно камень, круглую гальку (интересно, что продолговатую гальку древние греки использовали в качестве туалетной бумаги). Когда во время сильного и быстрого вращения или взмаха отпускали свободный (зажатый в кулаке) конец пращи, то камень летел с большой скоростью на 30 и более метров. Ремни, прикрепленные к петле, которые пращник брал в руку, обычно сшивались в несколько слоев, чтобы устранить изменение направления и вернее попасть в цель. В древней Иллирии (современная Югославия) такие пращники показывали чудеса меткости. Рассказывают, что охотники, завидев стаю гусей или уток, договаривались, кто какую птицу будет бить.
Более простой разновидностью пращи была палка, расщепленная на конце, куда и закладывался «снаряд». Хороших результатов с ее помощью добиться вряд ли удавалось, но, когда перед тобой сплошная стена вражеского строя, особая меткость и не требуется
Пращу делали также в виде петли с палкой. Один конец петли мог скользить по палке, а другой – закреплялся наглухо. При сильном взмахе петля вытягивалась, незакрепленный конец ее соскакивал с палки, а камень, находившийся в петле, освобождался и летел в цель.
На древнеегипетских барельефах встречается изображение палки-пращи с ложковидным углублением на конце, что-то вроде половника или черпака с длинной ручкой. Краткость размаха делала такую пращу менее дальнобойной, но она заряжалась одной рукой, которая лишь скользила по палке от одного конца до другого – то с камнем вниз, то за камнем в сумку наверх. Само метание осуществлялось при этом вертикальным взмахом (в отличие от пращи-петли, которая раскручивалась над головой). Данная праща-«половник» позволяла метать камни и перезаряжать оружие одновременно двумя руками.
В этом отношении интересна разновидность пращи, использовавшейся библейским пастухом Давидом в поединке с великаном Голиафом, ибо художники, изображая их, позволяют себе вольности.
«И выбрал (Давид) себе пять гладких камней из потока и положил в пастушеский сосуд… и праща его в руке его, и пошел на филистимлянина… И сказал филистимлянин Давиду: «Разве я собака, что ты идешь на меня с палками?» (!)… А Давид протянул руку к сосуду, взял оттуда камень, и метнул пращой, и поразил филистимлянина в лоб, и вошел камень в лоб его, и тот упал лицом на землю».
В этом отрывке больше всего поражает, что Давид вышел с палками. Но стоит вспомнить, что в войске евреев был отряд «отборных левшей» числом семьсот. «Каждый из них мечет пращой камень в волосок и не промахивается», то есть каждый попадал в человеческий волос. Скорее всего это похвальба, но Давид-то понадеялся обойтись всего пятью «пулями»! Итак, он вышел на бой с двумя пращами египетской конструкции, приблизился на нужное расстояние к простаку Голиафу (который принял оружие за палки, потому что не совершал исход из Египта) и, одновременно зарядив обе пращи, поразил великана В случае промаха Давид отбежал бы на безопасное расстояние и повторил бы попытку, ведь тяжеловооруженный филистимлянин, у которого одна кольчуга весила пять тысяч шекелей меди, не смог бы долго гоняться за будущим царем Израиля и Иудеи..,
В римском войске отряд, вооруженный пращами, называли фундиторами. Это были по большей части жители Балеарских островов, где метание камней на дальность и меткость было своего рода национальным видом спорта. Фундиторы выбегали до столкновения основных сил, расстреливали боезапас и прятались за спинами пехоты.
Искусство пращников и их силу прославляет Вергилий в «Энеиде»:
Сам, оставив копье и пращой свистящею трижды Круг над собог описав, свинцовый слиток в героя Метко Мезенций послал: полетел свинец, расплавляясь – И с размозженным виском на песке противник простерся.
Овидий в «Метаморфозах» сравнивал вознесенного на небо героя с выстрелом из пращи:
«Так, мощною брошен пращою, обыкновенно свинец распадается в небе далеко».
Конечно, римские классики не знали, что в героические времена свинец еще не использовали. Но важно другое: сила броска, по-видимому, была столь велика у фундиторов, что свинцовый снаряд в полете нагревался от трения.
Во время ранней римской империи появились глиняные снаряды, ядра которых были начинены горючими веществами. При падении они взрывались. Вероятно, эти гланды, как из называли, «заряжались» смесью серы с углем.
Тогда же появились пращи, которые приходилось раскручивать двумя руками, это позволяло метать более объемные и тяжелые снаряды.
С появлением железных доспехов и арбалетов праща утратила свое военное значение и использовалась только на охоте, но и там ее скоро вытеснило более совершенное оружие – бо-лас (метательные шары). Болас представлял собой два камня величиной с яблоко, обтянутых кожей и соединенных между собой ремнем длиной в локоть или сажень. Чтобы метнуть болас, нужно было взяться за один камень и раскрутить другой. Брошенные таким образом шары во время полета вращались. Попадая в цель, болас опутывал ее ремнем и сильно ударял камнями. Дальность его действия составляла 60—70 метров. Праща же приказала долго жить.
Город-призрак Зимбабве
Человека, который нашел «затерянный город», звали Фа-рини.
Однажды в Америке он познакомился с Тертом Лоу, бушменом по национальности, приехавшим выступать «уродцем» в балагане на Кони-Айленд. Бывший охотник рассказал Фарини легенды об алмазах в пустыне Калахари. Для американского рэнчера этого оказалось достаточно, чтобы немедленно отправиться в Южную Африку.
30 января 1885 года Фарини, его сын-фотограф и Терт Лоу сошли в Кейптауне с корабля «Рослин Касл», наняли трех слуг-африканцев, на реке Оранжевой купили волов и устремились в пустыню.
Год выдался на редкость влажным, и Калахари напоминала цветущий сад. Все дюны были покрыты дынями тсамма, антилоп можно было стрелять прямо с повозки. Не испытывая недостатка в пище, Фарини пошел напролом, не считаясь с дорогой.
В районе южнее Игами Фарини не нашел посуленных бушменом алмазов, но это ничуть его не расстроило. Побывав в селении Миер (ныне Ритфондейл), экспедиция снова двинулась на восток. По высохшему руслу реки Носсоб они добрались до места ее слияния с тоже пересохшим притоком Ауб и дальше отправились на север. Через три дня Фарини достиг гор Ки-Ки, свернул в сторону от Носсоба и пошел на восток через пески. Спустя четыре дня он оказался у лесного массива Кгунг, где занялся охотой и ловлей бабочек: жизнь в цветущей пустыне пришлась ему по душе. Только когда закончились запасы риса и муки, экспедиция двинулась на юг в Апингтон. На другой день впереди показалась высокая горная вершина, и проводник сказал, что это Ки-Ки. Но когда они подошли, выяснилось, что никто из африканцев этой горы никогда не видел и ничего не слышал о ней.
Тут и произошло открытие африканского Китежа.
«Мы раскинули лагерь у подножия каменистой гряды, по своему виду напоминавшей китайскую стену после землетрясения, – писал Фарини. – Это оказались развалины огромного строения, местами заваленного песком. Мы тщательно осмотрели эти развалины протяженностью почти в милю. Они представляли собой груду огромных тесаных камней, и кое-где между ними были ясно видны следы цемента. Камни верхнего ряда сильно выветрились. В общем, стена имела вид полукруга, внутри которого на расстоянии приблизительно сорок футов друг от друга располагались груды каменной кладки в форме овала или тупого эллипса высотой полтора фута. Основание у них плоское, но по бокам шла выемка. Некоторые из этих сооружений были выбиты из цельного камня, другие состояли из нескольких камней, тщательно подогнанных друг к другу: Поскольку все они были в какой-то мере занесены песком, я приказал всем моим людям раскопать одно из них. Раскопки отняли целый день, так как африканцы не могли взять в толк, зачем понадобилось откапывать старые камни, – пустая трата времени. Я объяснил, что это остатки города или места поклонения, и ему, возможно, несколько тысяч лет. А может быть, это место кладбища великого народа.
Мы раскопали песок в средней части полукруга и обнаружили мостовую футов двадцать шириной, выложенную крупными камнями. Верхний слой был из продолговатых камней, по-
ставленных под прямым углом к нижнему слою. Эту мостовую пересекала другая такая же мостовая, образуя мальтийский крест. Видимо, в центре его был когда-то алтарь, колонна или памятник, о чем свидетельствовало сохранившееся основание – полуразрушенная каменная кладка. Мой сын попытался отыскать какие-нибудь иероглифы или надписи, но ничего не нашел. Тогда он сделал несколько фотоснимков и набросков. Пусть более сведущие люди, чем я, судят по ним о том, когда и кем был построен этот город».
Покинув развалины, Фарини через три дня снова оказался в районе Ки-Ки.
Это единственное описание «затерянного города». Через год Фарини сделал доклад в Королевском географическом обществе в Лондоне. Никто не заподозрил его в шарлатанстве. У Фарини не было оснований выдумывать «затерянный город», тем более что сын его представил фотографии. Кроме того, Фарини не ставил свое открытие в центр описания, как это сделал бы фантазер, – наоборот, он упомянул о нем вскользь, не выделяя среди других эпизодов путешествия.
В своем сообщении Фарини заявил, что «затерянный город» расположен на 23,5е южной широты и 21,5* восточной долготы. Теперь доказано, что карта, которой он пользовался, страдала погрешностями. Подсчеты показали, что город может находиться на семьдесят миль севернее или южнее и на сорок миль западнее или восточнее…
В 1933 году молодой фермер Н. Кютзее рассказал, что несколько лет назад, охотясь в районе к востоку от Носсоба, он видел каменное строение. Кютзее не был археологом и не стал задерживаться, чтобы получше осмотреть развалины, но и причин для выдумок у него не было. Место, правда, он запомнил весьма приблизительно. Тем не менее археолог Ф. Пейвер немедленно выехал из Иоганнесбурга в Апингтон, где еще застал в живых Яна, который был проводником у Фарини. Старый Ян помнил дорогу, но развалины его совершенно не интересовали, он с удовольствием вспоминал охоту, но не груды камней.
Экспедиция решила обследовать средний из трех притоков реки Носсоб. Пробираясь по высохшему руслу, машины с трудом одолевали за день тридцать миль, расходуя по пять литров бензина на каждые семь миль, так как колеса утопали в песке. Скоро Пейвер потерял следы протока, а на следующий день проводник сознался, что никогда еще не заходил дальше этих мест. Тем не менее экспедиция двинулась дальше, пока не миновала единственный ориентир на площади в две тысячи квадратных миль. Поплутав по стране дюн, экспедиция вернулась другим путем. Пейвер вынужден был признать: «Когда вы увидите эту пустыню, вы поймете, что можно месяцами бродить среди песчаных дюн и даже близко не подойти к тем местам, где расположен «затерянный город»…»
В1947 году доктор Борчердс, проживавший в Апингтоне, сообщил исследователю Лоуренсу Грину, что два человека недавно побывали в «затерянном городе». Но он не смог назвать их имен, так как фермеры там охотились незаконно… Была снаряжена третья экспедиция, которая долго бродила по пустыне, но находила лишь ямы, вырытые животными в поисках соли. Наконец, им попался высохший колодец: хоть какой-то след человека. Через три дня блужданий экспедиция наткнулась на тот же колодец, поверх своих следов они различили следы маленькой ступни, но никого не нашли вокруг.
Когда они вернулись в Апингтон, сержант полиции рассказал, что много лет назад во время объезда он наткнулся на древнюю каменоломню. Там он видел несколько обтесанных камней. Каменоломня была как раз в районе «затерянного города». Сержант откопал в песке остов лодки длиной метров в пять.
«Никто и не сомневается, – с грустью сказал Борчердс, – что много веков назад в Калахари существовало поселение, которое описал Фарини. Известно, что из озера Нгами вытекали реки, они текли через пустыню на юг и впадали в Оранжевую. Значит, у жителей этого поселения была вода, а теперь мы узнали, что у них были и средства передвижения. Несомненно, в скором времени дюны раскроют свою тайну».
В последующие годы многочисленные попытки добраться до «затерянного города» на джипах и пешком тем не менее кончались неудачей. Большие надежды возлагались на авиацию и аэрофотосъемку, способную обнаружить даже канаву, вырытую пять тысяч лет назад. Но в пустыне нет растительности, которая укажет канаву, а пески все время движутся, меняя очертания дюн.
Пс всей видимости, какая-то очень сильная буря занесла песком древние стены. И только еще более яростная буря сможет открыть тайну города Зимбабве…Борчердс оказался и прав и неправ. Зимбабве – огромная территория, включающая в себя так называемый Бечуана-лендский регион, куда входят Трансвааль, Южная и Северная Родезия, часть Центрального Конго и часть ЮАР. А сами африканцы относят к Зимбабве и еще некоторые территории. Смотря по какому принципу считать: если по землям, населенным бушменами, – это одно, а по заброшенным рудникам – другое. Внутренняя Африка, где в средние века процветала добыча металлов, выплавка и прекрасно налаженный сбыт через побережье на весь мир, погибла не от войны с европейцами и не от междоусобиц: ее «задавили» экономически. Португальцы, осевшие на побережье и пожелавшие быть посредниками в торговле Зимбабве со всеми купцами и странами, расстроили торговлю и в Индии, и в Китае, и в Африке. Захирели прежде всего поселки возле рудников (их насчитывается до 70 тысяч!), а потом и большие города, в том числе и когда-то цветущий город Зимбабве. Африка «железного века» пала повсеместно, попав с развитием европейского мореплавания в полную блокаду.
Большой Зимбабве обнаружили почти тогда же, когда совершил свое путешествие в Африку любознательный Фарини. Некий старатель Посселы начал обшаривать развалины Зимбабве в 1888 году – на предмет золота, о котором и сейчас ходят легенды. На землях народов машона и матабеле не знали «бронзового века»: золото в качестве простого металла использовалось даже для наконечников копий и стрел. Потому ученые и назвали Африку «железной», что цивилизация, и весьма высокая, развилась там повсеместно с поздним открытием секрета железа и множества его месторождений.
Зимбабве возник на остатках прежних строений, ибо в Африке народы и государства беспрерывно сменяли друг друга, ассимилировались, разделялись и уходили, но для расселения использовали «подготовленную почву». В результате возникший в VI! веке и просуществовавший доXVIII примерно 1100 лет, Зимбабве представляет из себя «слоеный пирог». Его фундаментам значительно больше лет – V—VI века н.э., – но и это не предел: начала никто не искал. Хотя раскопки 1958 года, осуществленные Саммерсом и Робинсоном, показали, что прежние строения существовали в этом городе с начала н. э. и принадлежали народу, уже знавшему секрет добычи железа из руды.Архитектура Зимбабве уникальна и принадлежит исклю-чительно к африканскому типу. Самые крупные сооружения – замок на холме («Акрополь») и эллиптическое здание длиной 90 и шириной 60 метров. Охотник Рэндолс, побывавший здесь в 1868 году, и немецкий геолог Маух (1872 год) считали, что вся здешняя культура – копия чужой, заимствованной на севере. И археологи думали, что эллиптическое здание, выложенное из гранитных камней без какого-либо раствора, точная копия дворца царицы Савской, в котором она жила в Иерусалиме в X веке до н.э., а «Акрополь» – такая же точная копия храма Соломона на горе Мориа. Кстати, европейцы, живущие и теперь в Африке, до сих пор не верят или верят с трудом, что все эти развалины имеют отношение только к местному населению. Это мнение укоренилось в результате 400 лет колониальных войн.
Однако лишь на первый взгляд эти развалины можно приписать кому-либо, кроме самих африканцев. Стены эллиптического здания из обработанного и подогнанного гранита достигают высоты 10 метров и толщины 6 метров. И поразительно напоминают стены другого ископаемого города-сказки – Гебель Ури (Западный Судан). И не только формы: метод сухой кладки, берущий начало в Эфиопии и Центральной Африке, достиг в Зимбабве истинного совершенства. Причем абсолютно ясно, что африканско-негритянские формы зданий – круглых и эллиптических, о которых, конечно же, не «с потолка» упоминал в отчете Географическому обществу Фарини, – возникли из «простой» африканской архитектуры – шалашей или более основательных хижин из смеси глины и тростника, традиционных в здешнем строительстве. Лишь торговые города на Побережье испытали влияние арабской и индийской культур. Китайцы там тоже были не редкими гостями. В результате обмена не только богатством, но стилями, воззрениями, технологиями и правилами возник неповторимый сплав, некое устойчивое равновесие в торговле, взаимоотношениях между народами. Дикость Африки – заблуждение! Побывавший здесь Васко да Гама в первую очередь обнаружил неотесанность и грубость… своих португальцев! А еще нашел, что размеры и оснастка его собственных кораблей – менее совершенны, чем у купцов Индийского океана. Более высокого класса были и навигационные приборы азиато-африканцев!Ярко выраженные африканско-негритянские черты отличают и чисто исламские города средних веков. Например, город Геди, открытый в 1953 году Киркманом. То же с городами Тимбукту, Гао и Кумби Сале, царствами хауса, городами-государствами Ифе и Бенин.
Смена и преемственность «железных обществ» обусловлена тем, что города побережья интенсивно торговали с внутренней Африкой, куда доступ чужим был закрыт. Внутренние города не только получали возможность существовать, но и развиваться: Мапунгубве, Ниекерк, Пеналонг, Ками и другие.
В 1932 году фермер-старатель Ван Граан, прослышав от аборигенов о «священном холме», решил найти его. По преданию, даже говорить или слышать о Мапунгубве было смертельно опасно, но все же Ван Граан нашел одного африканца, преодолевшего вековой страх и указавшего фермеру не только сам холм высотой около 30 метров и окружностью основания около 300, но и путь на него. Пробившись сквозь заросли колючек, Ван Граан и его спутники увидели в расщелине каменные ступени… Поднявшись, «святотатцы» столкнулись с неожиданной опасностью* Мапунгубве был обнесен бруствером из громадных валунов, подпертых малыми камнями. Плоскость холма, вероятно, значительно смытая и выветрившаяся к тому времени, была усеяна обломками керамики, из песка выглядывали кусочки меди и железа, А в размытых ливнями местах – блестело золото!..
Приятели, раскопав грунт, добыли 75 унций золота – пластины, бусы, фигурки носорогов очень тонкой работы, золотую проволоку. Возвратившись, все пятеро (среди них был и сын Ван Граана) намеревались хранить это в тайне, но сын, учившийся в Претории у Фуше, все-таки отправил учителю часть находок и все ему рассказал. Фуше, в свою очередь, показал находки Пирсону, заместителю начальника монетного двора. Тот обнаружил, что найденное золото очень высокой пробы, а также то, что это – первая находка кованого золота на юге Африки. К тому же находка Ван Граана оказалась первой никем не тронутой в целом регионе, она была объявлена национальным достоянием, и раскопки Мапунгубве поручили вести Университету Претории.
В 1934 году ВанТондер обнаружил первое «королевское» погребение доевропейского периода. Скелет был закован в зо-лотую цепь (70 унций), на руках и ногах найдено около сотни тяжелых золотых браслетов.
Пески и джунгли скрывают не менее полутора сотен исчезнувших городов Африки, населенных в свое время несколькими народами Изолированные от внешнего мира государства кузнецов и ремесленников, с такой пышностью, как обнаружил Ван Тондер, хоронившие своих правителей, загадают ученым еще не одну загадку.
