Текст книги "Волны (В стране любви)"

Автор книги: Александр Амфитеатров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

А.Амфитеатров

Действіе происходить въ наше время, въ Италіи, на купаньяхъ въ Віареджіо, на тосканскомъ берегу Средиземнаго моря.

Лештуковъ, въ очень изящномъ и даже черезчуръ молодомъ для его летъ и крупной фигуры, летнемъ костюм, входитъ слева, мимо стены.

Черри подаетъ коньякъ, рюмки, бисквиты.

Альберто, оставаясь по щиколотку въ вод, управляется y берега съ лодкою, прислоняетъ весла къ лестнице на веранду, затемъ уходить по морю къ limite, где его шумно приветствуютъ; онъ показываетъ купальщикамъ, какъ надо плавать и т. д., вообще онъ все время виденъ въ море.

Идетъ на веранду. Съ лестницы Леману.

На веранд хохотъ, шумный разговоръ. Джулія, съ целымъ ворохомъ чистаго блья, быстро сбегаетъ внизъ по лестнице. Графъ Кольраушъ фонъ Грабенсдорфъ, типичный пешютъ венскаго пошиба, немного слабый на ногахъ, следуетъ за нею.

Убегаетъ налво. Дама съ негритенкомъ столь же величественно протекаетъ вслдъ ему, мимо Джуліи, окинувъ ее молніеноснымъ взглядомъ. Джулія, закусивъ губы, рьяно развшиваетъ блье на веревку y перилъ. Но, когда дама уже прошла мимо, заливается смхомъ, пряча лицо въ простыню, повышенную на веревк.

Робко и выжидательно смотритъ на Ларцева.

Маргарита Николаевна выходить изъ кабины съ ршетчатой дверью, здоровается съ Лештуковымъ, и оба опускаются внизъ по лстниц.

Кистяковъ и Леманъ, въ летнихъ фланелевыхъ костюмахъ, сходятъ по лстниц. Группа въ глубин сцены – у развшаннаго блья – Джулія, Ларцевъ, Кистяковъ, Леманъ.

Ларцевъ, взглянувъ на часы, показываетъ товарищамъ время. Затемъ все дружески жмутъ Джуліи руку и уходятъ направо по spiаggiа.

Со смехомъ уходить налево.

Съ вызовомъ смотритъ на него, потомъ, резко повернувшись, гордою, медленною походкою поднимается на лестницу веранды.

Уходить.

Бежитъ на верхъ по парадной лестнице.

Бежитъ и открываетъ дверь на улицу.

Поетъ, что есть силы.

Лештуковъ просматриваетъ газету за газетою.

Вверху изъ мастерской стучатъ.

Она въ страшномъ волненіи; стыдливый и гневный румянецъ заливаетъ лицо ея; она нервно комкаетъ свой передникъ.

Показываетъ на лобъ.

Поднимается къ себе съ мастерскую. Лештуковъ, оставшись одинъ, подходить къ двери-окну, хочетъ затворитъ ее и опуститъ гардину. Альберто быстро заглядываетъ къ нему въ комнату съ улицы.

Отступилъ и быстро исчезъ въ наступающихъ сумеркахъ. На улиц вспыхнулъ электрическій фонарь. Лештуковъ медленно запираетъ дверь-окно и задергиваетъ нижнюю частъ его занавскою, потомъ проходитъ къ себе въ кабинетъ. Светъ падаетъ только изъ верхнихъ стеколъ. Маргарита Николаевна, въ голубомъ шелковомъ платке, на плечахъ, спускается внизъ по большой лестнице.

Хочетъ уйти въ среднюю дверь, которую только что заперъ Лештуковъ, и конфузится, найдя ее запертою.

Она также встала съ качалки и прислонилась къ другой дверной колонн, лицомъ къ лицу съ Лештуковымъ.

Молчаніе. Маргарита Николаевна, кутаясь въ платокъ, всматривается въ Лештукова съ кокетливымъ любопытствомъ. Ей и жутко, и пріятно, что ее такъ любятъ.

Минута тяжелаго молчанія. Лештуковъ злобно барабанитъ пальцами по колонн. Потомъ, вздохнувъ глубоко, съ усиліемъ.

Берта и Кистяковъ входятъ.

Лештукову быстро и тихо.

Порывисто уходитъ къ себе въ кабинетъ.

Вместе съ горничными, который несутъ багажъ, уходитъ на верхъ по большой лстнице, но вскоре возвращается черезъ боковую дверь справа.

Заметилъ незнакомаго.

Убегаетъ въ дверь налево.

Гладитъ его по голов.

Леманъ фыркаетъ.

Бегутъ вверхъ по широкой лестниц.

Уходитъ.

Отходить къ мужу. Лештуковъ провожаетъ ее не добрымъ взоромъ. Вообще, съ техъ поръ, какъ вошли Рехтберги, y него лицо и обращеніе фальшивы и непріятны. Онъ очень вежливъ, много улыбается, но, когда никто не обращаетъ на него вниманія, глаза его мрачны, видъ угрюмъ, въ немъ чувствуются опасная угроза, сильная ненависть. Кистяковъ, Леманъ и Берта образуютъ группу вокругъ Рехтберга, который сидитъ на средневковомъ стул, поставивъ около на полъ новенькій цилиндръ; Ларцевъ тоже уселся на венскомъ стул, въ обязательной позе хозяина, стесненнаго гостемъ.

Отошла къ Лештукову.

Устремляетъ испытующій взоръ на Ларцева.

Показываетъ телеграмму.

Молодежь рукоплещетъ.

Подходить къ столу, наливаетъ стаканъ вина и выпиваетъ залпомъ. Рехтбергъ смотритъ на него съ некоторымъ ужасомъ.

Отходить.

Провожаетъ его къ главной лестнице.

Франческа фыркаетъ.

Снялъ съ себя часы красивый, старинный хронометръ, съ множествомъ брелоковъ на цепочек и подалъ Джуліи.

Быстро, нервно, крепко жметъ имъ руки уходитъ по главной лестнице. Леманъ, Франческо, Кистяковъ следуютъ за нимъ. Лештуковъ провожаетъ ихъ на лестницу. Джулія бросилась къ окну и замерла. Глухой шумъ отъхавшаго экипажа.

Отворилъ окно и стоитъ около него. Комната наполняется шумомъ грозно ревущаго моря, небо совершенно черно и вспыхиваетъ по временамъ яркими зарницами…

Отходить.

Заглядываешъ на винтовую лестницу.

Заплакала.

Лештуковъ молчитъ.

Леманъ уходитъ направо по набережной мимо бульвара, Кистяковъ и Франческо налево, пересекая рынокъ.

Сиьеста уже къ концу. На нкоторыхъ судахъ проснулись матросы. На рынк открылись две-три лавчонки. Несколько горожанокъ проходятъ мимо бульвара и съ бульвара, по направленію къ рынку. Заметивъ Джулію, он перешептываются, пересмеиваются. Некоторыя смотрятъ на нее съ презрительнымъ вызовомъ, другія чопорно проходятъ мимо, делая видъ, будто ее не узнаютъ. Когда проходить первая группа, Джулія сделала было движеніе къ нимъ навстречу, но, заметивъ враждебное настроеніе женщинъ, остается y своей тумбы, съ гордо сложенными на груди руками, неподвижная, какъ статуя, смело встречая недружелюбные и насмешливые взоры. Когда все прошли:

Молчаніе.

Смотритъ на часы, вынувъ ихъ изъ-за кушака.

Молчаніе.

Сквозь толпу проталкиваются два карабинера.

3-й гудокъ парохода. На мол собираются отъзжающіе съ пароходомъ, носильщики, факторы отелей, мальчишки нищіе, комиссіонеры и просто зеваки отчаливаетъ несколько барокъ съ пассажирами и ихъ вещами. Шумно, людно, суетливо. Со стороны рынка входить. Маргарита Николаевна и Рехтбергъ подъ руку въ дорожныхъ костюмахъ, Берта, Амалія, Кистяковъ, Леманъ, Франческо. Багажъ Рехтберговъ два факкино вносятъ въ барку, нанятую Леманомъ. Онъ присматриваетъ.

Покуда, Лештуковъ говоритъ, на марине некоторое оживленіе: входить съ группою провожатыхъ депутатъ Пандольфи, очень изящно одетый господинъ среднихъ летъ,– многіе снимаютъ передъ нимъ шляпы, онъ некоторымъ дружески жметъ руку, другимъ кланяется, ему подаютъ лодку несколько параднее другихъ, въ рукахъ y него огромный букетъ. Джованни и Франческо подходить къ Пандольфи и

Пандольфи ( издали, въ барк, снявъ шляпу, держитъ ее на отлет, съ любезною и выжидательною улыбкою).

Показываетъ глазами на мужа.

Лодка отплываетъ.

А.Амфитеатров

Волны.

(В стран любви)

КОМЕДІЯ В 4-х дйствияхъ.

В первый разъ поставлена 10 октября 1903 года в московскомъ театр Корша.

Одобрена СПб. лит.-театральнымъ комитетомъ к представленію на императорскихъ театрахъ.

ДЙСТВУЮЩІЯ ЛИЦА:

Вильгельмъ Александровичъ Рехтбергъ, петербуржецъ, на видномъ посту, 48 летъ.

Маргарита Николаевна, жена его, 30 летъ.

Дмитрій Владиміровичъ Лештуковъ, литераторъ, 42 летъ.

Андрей Николаевичъ Ларцевъ, художникъ, 28 летъ.

Кистяковъ | молодые русскіе художники

Леманъ | въ заграничной командировке.

Берта Ивановна Рехтзамме | русскія пвицы на усовершенствованіи

| квартирныя хозяйки всей остальной

Амалія Карловна Фишгофъ | русской компаніи.

Франческо д'Арбуццо (едоръ едоровичъ Арбузовъ), начинающій русскій пвецъ изъ купеческихъ сынковъ, 26 лтъ.

Черри, хозяинъ купальнаго заведенія, старикъ.

Альберто 27 лтъ,служащій y Черри.

Джyлія, 19 лтъ, служащія y Черри.

Графъ Францъ-Mарія-Августъ-Гербертъ Кольраушъ фонъ – Грабенсдорфъ, курортный хлыщъ изъ Вны.

Карабиньеръ.

Нарядная дама.

Негритенокъ.

2 горничныя.

3 факкино (носильщики).

Mаттіа, камердинеръ Ларцева.

Mатросъ.

Лодочникъ.

Депутатъ Пандольефи.

Джіованни, пвецъ.

10– 15 горожанокъ.

Карабиньеръ.

Матросы, лодочники, торговцы, купальщики, купальщицы, курортная публика, всякій народъ1.

Дйствіе происходить въ наше время, въ Италіи, на купаньяхъ въ Віареджіо, на тосканскомъ берегу Средиземнаго моря.

1 Исполнители первыхъ представленій пьесы. Въ Москв: г-жи Арсеньева (Джулія), Голубева (Маргарита Николаевна): гг. Свтловъ (Рехтбергъ), Яковлевъ (Лештуковъ), Кригеръ (Франческо), Долинъ (Альберте).

Въ Одесс, въ томъ же порядк: г-жи Юренева, Морская; г.г. Цетипа, Багровъ, Орловъ-Смашко, Горловъ.

ДЙСТВІЕ I.

Уголокъ скромнаго купальнаго заведенія Черри на Средиземномъ море, въ Віареджіо. При поднятіи занавеса, первымъ впечатлніемъ зрителя должна быть сіяющая даль светлаго итальянскаго утра. Безконечный видъ на море, кипящее белымъ, шумнымъ прибоемъ y берега, потомъ синее, изумрудное съ фіолетовыми пятнами и, наконецъ, подъ самымъ горизонтомъ, где серетъ несколько косыхъ латинскихъ парусовъ, оно жемчужнаго цвта. Глубоко въ море уходитъ большая досчатая веранда на старыхъ столбахъ, обомшенныхъ, обросшихъ черными раковинами, Передъ верандой, въ моръ, limite – веревка на шестахъ, за которую воспрещается выходить неумеющимъ плавать. Веранда выступаетъ на заднемъ планъ сцены съ правой стороны однимъ своимъ бокомъ. Отъ нея къ переднему плану ведутъ мостки, поддерживающіе короткій коридоръ между кабинъ, отъ которыхъ внизъ къ водъ опущены лстнички. Публика. Видна дверца первой кабины, ршетчатая, крашеная зеленымъ, завшанная изнутри блымъ. Съ мостковъ спускается на берегъ лстница съ перилами. Онъ обвшаны простынями, купальными костюмами, полотенцами и т. д. Передній планъ справа занятъ навсомъ, где, подъ циновками и соломенною крышею, обвитою плющемъ, устроенъ маленькій буфетъ, съ пузатыми фіасками въ соломе, съ темными бутылками, съ грудою устрицъ, лимоновъ; тутъ же продажа раковинъ, коралловъ, морскихъ зверушекъ и т. д. Несколько столиковъ съ соломенными стульями старыми, порыжевшими. Уходъ со сцены направо – между навсомъ буфета и лестницей съ мостковъ: свободная песочная полоса, по которой бродятъ купальщицы. Слева стена, сплошь затянутая вьющимися розами, изъ-за нея торчатъ олеандры въ полномъ цвету, верхушка пальмы. Мимо стены два ухода со сцены налево: на первомъ план, передъ рампою, и на заднемъ план, y самаго прибоя. Въ течение всего акта въ моръ плаваютъ, по лестницамъ кабинъ поднимаются и сходятъ купальщицы и купальщики. На limite то и дело меняются фигуры въ пестрыхъ купальныхъ костюмахъ. На верандъ, – кто въ обычныхъ летнихъ костюмахъ, кто въ мохнатыхъ белыхъ балахонахъ съ капюшонами. Издали несутся – живой международный говоръ, смехъ, всплески воды, иногда взлетаетъ столбъ брызгъ, кто-нибудь бросился въ море съ трамплина. Мерный, величественный, мягкій, ласкающій шумъ прибоя раздается все время. При поднятіи занавеса Черри одиноко дремлетъ на стул y своего буфета. Леманъ и Кистяковъ, въ белыхъ балахонахъ и веревочныхъ туфляхъ, лежатъ на песке въ глубинъ сцены, y прибоя.

Кистяковъ. Ну и волны сегодня, после бури. Ну, и море!

Леманъ. Температура настоящая. Жжетъ!

Кистяковъ. Массажъ, а не вода. Спину чешетъ и шерсть со шкуры сводитъ.

Леманъ. Это Маргарита Николаевна тамъ y каната?

Кистяковъ. Въ голубомъ беретъ? Она.

Леманъ. То-то итальяшки кругомъ вьются. Словно мухи на медъ.

Кистяковъ. Вкусная!

Леманъ. Лештукова нету, вотъ она и красуется.

Кистяковъ. Отчего не красоваться, коли Богъ красоту далъ?

Леманъ. Лештукова жаль. Спутала она его.

Кистяковъ. Чего жалеть? Не мужъ! Да, кажется, покуда еще и не любовникъ.

Леманъ. Влюбленъ ужъ очень. Мучится.

Кистяковъ. А, не люби чужую жену.

Леманъ. Кокетка она.

Кистяковъ. Грешный человекъ, не охотникъ я до подобныхъ дамъ. Попадись на крючокъ,– замытаритъ. Ядъ для нашего брата, артиста. Лештуковъ зачемъ въ Віареджіо поріхалъ? На покое романъ писать. А что за два месяца написалъ? Видали мы.

Леманъ. Мало?

Кистяковъ. Немного. "Въ прекрасный апрельскій день, по солнечной сторон Невскаго",– и аминь. И ниже профиль Маргариты Николаевны, да росчерки: Лештуковъ, Лештуковъ, Лештуковъ.

Леманъ. Грустно! Талантъ ведь.

Кистяковъ. Беда съ этими стареющими знаменитостями. Публикою набалованъ, бабами набалованъ, деньга въ карманъ плыветъ, славою, можно сказать, облопался, ентъ, всего мало, бесится съ жиру. Подавай ему идеальныхъ чувствъ, пламенныхъ страстей и неизвстныхъ ощущеній. Баловники!

Леманъ. Да ужъ хоть бы искалъ-то, въ комъ следуетъ, а то…

Кистяковъ. Вотъ это и удивительно y нихъ, господъ беллетристовъ. Кажется, всю жизнь только темъ и занимаются, что описываютъ всевозможныхъ влюбленныхъ дураковъ. Съ тонкостями такими: анализъ, психологія, фу ты, Боже мой! А угораздить самого врезаться, вотъ какъ нашего Дмитрія Владимировича,– глядь: великій психологъ нашъ оказывается мальчишка – мальчишкою, наивне всехъ своихъ героевъ и слепъ, какъ кротъ.

Леманъ. У Ларцева былъ?

Кистяковъ. Былъ. Вотъ этотъ подъ башмакъ не попадетъ. Рабочій чортъ. Здорово его "Миньона" въ ходъ пошла. Гляди, опять медаль хватить.

Леманъ. Да ведь и натурщицу же ему Господь послалъ. Красиве Джуліи, хоть всю Тоскану обыщи не отыщешь. Съ этакой модели какъ не писать.

Кистяковъ. Модель моделью, а нетъ, тутъ и свое. Силища въ немъ. Самъ себя не понимаетъ, каковъ онъ слонъ, вотъ что.

Лештуковъ, въ очень изящномъ и даже черезчуръ молодомъ для его летъ и крупной фигуры, летнемъ костюм, входитъ слва, мимо стны.

Лештуковъ. Дмитрію Владимировичу!

Кистяковъ. Наше россійское!

Лештуковъ. Здравствуйте, господа.

Леманъ. Къ намъ? въ волны?

Лештуковъ. Нетъ, Богъ съ ними! Надоело. Что это море разделывало сегодня на заре, вы и вообразить не можете. Ведь вы, конечно, по обыкновенію, проспали часовъ 14 сномъ праведника, на одномъ боку?

Леманъ. А вы, конечно, по обыкновенію, изволили блуждать всю ночь безсонною тенью?

Кистяковъ. Нечего сказать, хорошо выглядите вы сегодня.

Лештуковъ. А что? Безобразенъ?

Кистяковъ. Нетъ, нельзя сказать, довольно даже интересенъ. Ежели показать барышн съ чувствами, будетъ тронута: Гамлета, принца датскаго, хоть отбавляй. Только знаете что? Полечиться бы вамъ отъ безсонницы. А то дло на малярію смахиваетъ.

Леманъ. Розовые тона, милый, лучше всего.

Лештуковъ. Отъ чего лечиться? Я здоровъ. Да и сплю совсмъ ужъ не такъ мало.

Кистяковъ. Знаемъ мы, какъ вы спите, по фіаск кіанти на ночь дуете. Смотрите: печенка лопнетъ.

Лештуковъ. Выдержать! А кстати о кіанти. Смотрите, оно здсь y Черри отличное. И сифонъ, и ледъ, и коньякъ… все, что требуется по нашему положенію… Займемъ мста, господа.

Черри подаетъ коньякъ, рюмки, бисквиты.

Леманъ. Это съ утра-то?

Кистяковъ. Да и некогда: домой, къ завтраку время.

Лештуковъ. Нтъ, я видлъ: Маргарита Николаевна только-что вышла изъ воды. Часъ на туалетъ…

Кистяковъ. Да ведь и намъ одеться надо.

Лештуковъ. Ну, какъ хотите.

На мор давно уже видно лодку, въ которой сидитъ Ларцевъ на рул и Альберто на веслахь. Ихъ сильно качаетъ. Къ словамъ Кистякова «одться надо», они y берега.

Ларцевъ ( изъ лодки). Я выпью.

Костюмъ Альберто: старая синяя фуфайка-безрукавка, с якоремъ на груди, штаны, засученные по колно, матерчатый желтый поясъ, босой.

Кистяковъ. Вотъ вамъ и компаніонъ.

Леманъ. Андрикъ!

Лештуковъ. Нашъ милйшій Андреа дель Cаp.

Ларцевъ ( выпрыгнулъ изъ лодки, подходить). Милое, но мокрое созданіе. Фу, какъ насъ съ Альберто швыряло въ мор. На двор жара, а я, право, даже продрогъ. Дайте коньяку.

Леманъ. Этюды делалъ?

Ларцевъ. Какіе къ чорту этюды, когда лодку валяетъ съ волны на волну, точно баба пирогъ загинаетъ. Вымокли только и всего. Во здравіе всей честной компаніи. Пьетъ.

Альберто, оставаясь по щиколотку въ вод, управляется y берега съ лодкою, прислоняетъ весла къ лстниц на веранду, затмъ уходить по морю къ limite, гд его шумно привтствуютъ; онъ показываетъ купальщикамъ, какъ надо плавать и т. д., вообще онъ все время виденъ въ мор.

Лештуковъ. Какъ поживаетъ Миньона?

Ларцевъ. Двигается, быстро двигается. Да что, батюшка, я признаться, въ большой тревоги.

Леманъ. Что такое?

Ларцевъ. Джулію y меня отобрать хотятъ.

Кистяковъ. Какъ такъ?

Ларцевъ. Вонъ этотъ соколикъ.

Лештуковъ. Ревность?

Ларцевъ. Самая нелпая.

Кистяковъ. Да признавайся ужъ по чистой правд: y тебя съ этой Джуліей въ самомъ дл чисто или только хорошо прячетесь?

Ларцевъ. Увряю васъ, нтъ.

Леманъ. То есть, какъ есть ничего, ни-ни?

Ларцевъ. Вотъ именно ни-ни.

Кистяковъ. Можетъ быть, маленькій флиртъ?

Ларцевъ. И флирта никакого не было.

Лештуковъ. Напрасно.

Ларцевъ. Вотъ тебе разъ! Почему же?

Лештуковъ. Да ужъ очень вы красивая парочка крайностей. Она воплощенный югъ, молодой, сильный, огненный… вотъ съ этимъ солнцемъ, что выращиваетъ эти пламенные цветы, съ этимъ вяніемъ ароматовъ, подъ которымъ, кроме любви, и думать-то ни о чемъ невозможно…

Леманъ. Климатъ располагающій.

Кистяковъ. Страна любви.

Идетъ на веранду. Съ лестницы Леману.

Ты однако не разсиживайся. Въ самомъ деле поздно. Запрусь въ кабин, не отопру.

Леманъ. Сейчасъ.

Лештуковъ ( декламируетъ) .Темны и тихи были очи,

Какъ полночь южная сама,

Но всеми звездами полночи

Горла ярко эта тьма.

У вашей Джуліи такіе глаза. Вдь правда?

Ларцевъ. Да, оно, точно, глаза забористые.

Кистяковъ ( изъ кабины). Леманъ!

Леманъ. Да, иду. Фу, чортъ!

Уходить подъ лстницу веранды; видно, какъ онъ, подобравъ полы балахона, поднимается въ кабину по опускной лстниц.

Лештуковъ. А вы, Ларцевъ, зверъ. Если доживете до карнавала въ Римъ, нарядитесь-ка рыжебородымъ Торомъ. А? Плечища y васъ косая сажень, волосъ больше, чмъ полагается даже для художника, бороду вы украли у Рубенса, а за симъ, какъ пишутъ въ паспортахъ, приметъ особыхъ нетъ, лицо чистое, носъ и ротъ обыкновенные.

Ларцевъ. Что вы разбираете меня по статьямъ, какъ коня призового? Въ романъ, что ли, всунуть хотите?

Лештуковъ. Не знаю. Можетъ быть, и въ романъ. Чемъ вы не герой романа? Кстати y васъ вонъ и сюжетъ наклевывается. Рыжебородый Торъ и Миньона! Транзальпинскій варваръ, явившійся покорять прекрасную Италію, и прекрасная Италія, весьма желающая быть покоренною.

Ларцевъ. Вы ошибаетесь, я вовсе не собираюсь покорять. По правд сказать, Джулія мн вовсе не нравится. Она для картины хороша, подъ мысль мою подошла. А какъ женщина – она не въ моемъ вкус.

Лештуковъ. Джулія? Не въ вашемъ вкус? И вы смете признаваться? Вы? Художникъ? Она красавица, по всмъ правиламъ искусства красавица. Если она вамъ не нравится, вы измняете девизу вашего цеха. По-настоящему, вы, художники, должны чувствовать себя въ жизни такъ, какъ мы, гршные, чувствуемъ себя только въ музеяхъ. Вы обязаны ловить красоту повсюду, хватать ее живьемъ, налету, вечно стоять на ея стражъ… Вы хотели что-то сказать?

Ларцевъ. Нетъ, ничего. Посторонняя мысль…

Лештуковъ. Вы еще очень молоды. Ваше лицо можно читать, какъ разверну-тую книгу. А это нехорошо. Века, когда глазамъ полагалось быть зеркаломъ души, давно минули. Хотите, я назову вамъ вашу постороннюю мысль. Ведь она обо мн была?

Ларцевъ. Ужъ если вы такой проницательный, то да. Мн хотелось сказать: какъ же вы сами-то, такой ценитель и поклонникъ истинной красоты, равнодушны къ ея прелестямъ…

Лештуковъ. Договаривайте… И лежитъ безсильнымъ рабомъ y ногъ хорошенькой интернаціональной барыньки…

Ларцевъ ( сконфуженный). Оставьте, пожалуйста. Я слишкомъ уважаю Маргариту Николаевну, чтобы…

Лештуковъ. Что же? Вы правы. Логики мало. А только, милый мой юноша, не судите, да не судимы будете.

Ларцевъ. Да я и не думалъ.

Лештуковъ. Есть въ жизни законъ возмездія. Кто, какъ я, черезчуръ легко прожилъ жизнь, попадаетъ подъ этотъ законъ тамъ, где не ожидаетъ. Привычка быть любимымъ мститъ за себя. Много серьезныхъ чувствъ обращалъ я въ игрушки для пріятнаго препровожденія времени. И вотъ игрушки отомстили за себя, и я самъ теперь игрушка.

На веранд хохотъ, шумный разговоръ. Джулія, съ целымъ ворохомъ чистаго блья, быстро сбгаетъ внизъ по лстниц. Графъ Кольраушъ фонъ Грабенсдорфъ, типичный пшютъ венскаго пошиба, немного слабый на ногахъ, слдуетъ за нею.

Джyлія. Нетъ, Нетъ, Нетъ! Нетъ, ваше сіятельство.

Графъ. Одинъ поцлуй.

Джyлія. Поцлуй? Мадонна sаntissimа! Да вы разбойникъ, графъ! Вы бсъ! Вы донъ-Джованни!

Графъ. Всегда жестока.

Лештуковъ. И этотъ туда же, со своей наследственной золотухою.

Ларцевъ. Сколько народа увивается за этою девчонкою уму непостижимо.

Джyлія. Оставьте, графъ, въ самомъ деле. Альберто увидитъ. Нехорошо. Ведь я почти невеста.

Графъ. О, Альберто. Я не боюсь Альберто.

Джyлія. А не Альберто, такъ ваша же выползетъ… Крашеная. Какъ тамъ ее? Фу, шикъ дама! Волосы какъ огонь! Каблуки y ботинокъ вотъ! Шляпа вотъ! цвты на шляп вотъ! Прелесть, что за женщина! А вы хотите ей измнить? Хохочетъ.

Графъ. Джулія, вы ангелъ!

Джyлія. А достанется вамъ отъ нея! вотъ достанется!

На веранд, показывается величественная дама; тощій негритенокъ несетъ за нею корзинку съ простынею и мантилью.

Осторожнее, вы. Ведь и въ самомъ деле идетъ.

Графъ ( который въ это время едва не поцловалъ Джулію). О Іезусъ!

Убгаетъ налво. Дама съ негритенкомъ столь же величественно протекаетъ вслдъ ему, мимо Джуліи, окинувъ ее молніеноснымъ взглядомъ. Джулія, закусивъ губы, рьяно развшиваетъ блье на веревку y перилъ. Но, когда дама уже прошла мимо, заливается смхомъ, пряча лицо въ простыню, повышенную на веревк.

Лештуковъ. Счастливица! Глядть на нее – самому становится весело и молодо. Вотъ кто любить жизнь и кого жизнь любитъ. Смхъ-то, смхъ! Жемчугъ падаетъ.

Джyлія. Добрый день, синьоръ Деметріо. Добрый день, синьоръ Андреа.

Къ Лештукову.

Синьора Маргарита уже почти готова.

Лештуковъ. Ага! (Ларцеву). Значитъ, до свиданія за завтракомъ.

Бжитъ вверхъ по лстниц.

Въ теченіе слдующей сцены онъ то на веранд, то въ корридор y кабины съ зеленою ршеткою, то на верхнихъ ступеняхъ лстницы, все время, съ видомъ нетерпливаго ожиданія.

Ларцевъ. Да я, пожалуй, вместе съ вами.

Привсталъ, чтобы идти. Джулія быстро очутилась подл него. Онъ взглянулъ на нее, усмхнулся и опятъ слъ на мсто.

Джyлія. У васъ сегодня цветокЪ, синьоръ?

Ларцевъ. Угодно?

Джyлія. Благодарю. Какая прелесть! Это отъ дамы?

Ларцевъ. Нетъ, вонъ съ этой изгороди.

Джyлія. Благодарю, благодарю, отъ всего сердца благодарю, синьоръ.

Ларцевъ. Когда ваша свадьба, Джулія?

Джyлія. Свадьба, синьоръ? До свадьбы далеко.

Ларцевъ. Вотъ какъ? А я, признаться, думалъ, что y васъ съ Альберто уже все слажено.

Джyлія. Альберто добрый малый, синьоръ, но, чтобы идти за него замужъ… Нетъ, синьоръ, я еще подумаю и много подумаю.

Ларцевъ. Смотрите: не продумайте своего счастія.

Джyлія. О, я имею право ждать… Вы, можетъ быть, думаете, что я безприданница, синьоръ?

Ларцевъ. Милліоновъ Ротшильда y васъ, во всякомъ случае, нетъ.

Джyлія. Но, право, очень кругленькая сумма въ городскомъ банкъ, синьоръ. Конечно, по нашимъ здешнимъ понятіямъ: что скопила, услуживая дамамъ при купальняхъ. Я отношу на текущій счетъ все мои сбереженія, синьоръ, каждую субботу. И всегда золотомъ.

Ларцевъ. Такъ что вы сделаете своего будущаго мужа маленькимъ капиталистомъ?

Джyлія. Ну, ужъ нтъ! Только мужемъ. Довольно съ него и этого удовольствія. Конечно, если я выйду замужъ здесь, въ Віареджіо.

Ларцевъ. А вы не прочь бы увидать светъ и дальше?

Джyлія. Какъ знать судьбу, синьоръ? Кто можетъ предчувствовать, куда тебя броситъ будущее и съ кемъ. Я ведь мечтательница. Врите ли? Когда моя служба кончается, купальни закрыты, ночь надъ землею и пусто на берегу, я часто прихожу сюда на веранду и сижу одна, одна… Море и небо кругомъ, небо и море… И звезды… Огромныя, зеленыя звезды. Вотъ Большая медведица, вотъ Вега, вотъ Полярная звезда. Она водить по свету путешественниковъ, и мореплавателей. Это и ваша звезда, синьоръ, потому что вы тоже путешественникъ. Она моя любимая, синьоръ. Найду ее на небе, да такъ ужъ больше съ нею и не разстаюсь. Тянетъ она меня къ себе, манить. Только позови, только прикажи.

Робко и выжидательно смотритъ на Ларцева.

Ларцевъ. Знаете ли, что я вамъ посоветую, Джулія? Поискали бы вы, вместо звезды полярной, какую-нибудь звездочку поближе къ себе. Здесь они y васъ приветнее и светлее сіяютъ.

Джyлія ( блднетъ, въ голос ея звучитъ горькая обида). О, синьоръ. Я сама знаю, что это мечты, только мечты. Что со мной будетъ, угадать легко… Выйду замужъ за булочника или бакалейщика, откроемъ торговлю или таверну. Ха-ха-ха! только мужу въ руки дела не дамъ. Что мое, что твое, все оговорю въ свадебномъ контракт. Нарочно въ Пизу поду, оттуда адвоката привезу.

Лаpцевъ. Какъ я люблю, Джулія, когда вы смеетесь. Такъ бы васъ все и рисовалъ…

Джyлія. Да?

Ларцевъ. Смерть какъ люблю. Ну, еще, ха-ха-ха! Этакое вы радостное утро!

Джyлія. Любите?

Ларцевъ. Да какъ же васъ не любить? А въ особенности мн?

Лештуковъ въ это время вверху лестницы сидитъ на перилахъ.

Джyлія ( закрыла глаза). Говорите, говорите…

Ларцевъ. Вдь вы, прямо сказать, благодтельница моя. Не повстречай я васъ, что бы стало съ моею "Миньоной".

Джyлія ( открывая глаза, упавшимъ голосомъ). Ахъ да!… Съ «Миньоной»!

Маргарита Николаевна выходить изъ кабины съ ршетчатой дверью, здоровается съ Лештуковымъ, и оба опускаются внизъ по лстниц.

Маргарита Николаевна. Домой, домой! Къ завтраку и какъ можно скорей. Я, какъ вашъ Ларцевъ говорить, «проплавалась и въ аппетит». А, да вотъ онъ самъ… съ Джуліей.

Лештуковъ ( смется). Парочка.

Маргарита Николаевна ( любопытно смотритъ на Ларцева, потомъ съ гримасою). Удивляюсь Джуліи: онъ слишкомъ блондинъ.

Ларцевъ ( кланяясь издали). Маргарита Николаевна! И наконецъ-то, кажется, въ духъ?

Продолжаетъ разговоръ съ Джуліей.

Лештуковъ. Хвала небесамъ: выглянуло солнышко.

Маргарита Николаевна. А вамъ такъ скучно было его ждать? Такъ вы бы не дожидались, ушли.

Лештуковъ. Зачемъ? Я ведь знаю, что посл ненастья солнышко свтле свтитъ, тепле гретъ и краше выглядитъ. Ненастье дло преходящее.

Маргарита Николаевна. Однако, знаете: день ненастья день изъ жизни насмарку. Разв y васъ ихъ такъ много въ запасъ?

Лештуковъ молча снялъ шляпу и склоняетъ передъ Маргаритой Николаевной голову, уже замтно сдющую.

Маргарита Николаевна. Вотъ видите: снга довольно. Вамъ пора цнить погожіе дни на всъ золота, а вы льнете къ ненастью.

Лештуковъ ( принялъ шутливо театральную позу и, указывая на рядъ парусовъ, серющихъ на горизонт, декламируетъ трагически).

Подъ нимъ струя свтлй лазури,

Надъ нимъ лучъ солнца золотой,

А онъ, мятежный, просить бури,

Какъ будто въ буряхъ есть покой.

Кистяковъ и Леманъ, въ летнихъ фланелевыхъ костюмахъ, сходятъ по лстниц. Группа въ глубин сцены – у развшаннаго блья – Джулія, Ларцевъ, Кистяковъ, Леманъ.

Маргарита Николаевна. Ахъ, пожалуйста, не пугайте меня стихами. Я ихъ боюсь. Какія тамъ бури! Просто серенькій, кислый, дробный, северный дождикъ, неизвестно зачемъ заплывшій подъ это чудесное небо. Я хандрю, а вы мн аккомпанируете. Это делаетъ честь вашей любезности, но не делаетъ чести вашему вкусу. Если бы я еще, въ самомъ дл, была способна на какую-нибудь бурю… Но семидневный дождикъ – бррр!

Лештуковъ. Ничего, я съ зонтикомъ.

Маргарита Николаевна. И съ пресквернымъ. Вижу, вижу вашъ столикъ. Коньячная порція уже принята.

Въ групп на заднемъ план, хохотъ. Кистяковъ комически преклоняешь передъ Джуліей колна: Леманъ изображаетъ, будто играетъ на мандолин. Джулія, смясь, бьетъ ихъ полотенцемъ. Ларцевъ вынулъ альбомъ и быстро зарисовываетъ сцену.

Лештуковъ. Въ самыхъ скромныхъ размрахъ.

Маргарита Николаевна. Работали бы лучше.

Лештуковъ. Увы, нельзя служить сразу двумъ богамъ.

Маргарита Николаевна. То есть?

Лештуковъ. Вамъ и литературе.

Маргарита Николаевна. Какъ это лестно для меня. Но позвольте: два месяца тому назадъ, при первыхъ нашихъ встречахъ, вы меня уверяли, что я открываю вамъ новые горизонты, что я ваше вдохновеніе, въ некоторомъ род суррогатъ музы. И вдругъ…

Лештуковъ. Вы вотъ стиховъ не любите. А ведь за мною въ этомъ случае какой адвокатъ-то стоитъ: самъ Пушкинъ!

Маргарита Николаевна. Пушкинъ? Пушкинъ это старо, говорила одна моя подруга. Но y меня слабость къ умнымъ старикамъ. Что же говоритъ Пушкинъ?

Лештуковъ ( декламируетъ). Любя, я былъ и глупъ, и немъ…

Маргарита Николаевна. Конечно, если ужъ самъ Пушкинъ.

Лештуковъ.

Погасшій пепелъ ужъ не вспыхнетъ,

Я все грущу, но слезъ ужъ нетъ,

И скоро, скоро бури следъ

Въ душ моей совсмъ утихнетъ.

Тогда– то я начну писать

Поэму песенъ въ двадцать пять.

Ларцевъ, взглянувъ на часы, показываетъ товарищамъ время. Затемъ все дружески жмутъ Джуліи руку и уходятъ направо по spiаggiа.

Маргарита Николаевна ( смется). Вы сегодня тоже въ дух и дурачитесь. Но это лучше; чемъ…

Выразительно киваетъ на столикъ съ виномъ.

А все– таки исправьтесь.

Лештуковъ. Совсемъ прикажете исправиться? Такъ, чтобы начать "поэму песенъ въ двадцать пять".

Маргарита Николаевна. Нетъ, нетъ, совсемъ не надо. А слегка, немножко… Ну, хоть на столько, чтобы не смотрть на меня такими выразительными глазами… Ведь это не глаза, а вывеска, на которой любой прохожій прочтестъ: "Лештуковъ и Рехтбергъ. Патентованная фабрика всеобъемлющей любви по гробъ".

Лештуковъ ( съ кривою усмешкою). Безъ отпуска, ни оптомъ, ни въ розницу.

Маргарита Николаевна ( быстро оглядвшись). Жалуешься?

Лештуковъ ( молчитъ). Маргарита Николаевна. Да разв я ужъ такая злая?

Лештуковъ ( насильственно улыбается). Хоть мучь, да люби!

Лицо Маргариты Николаевны вдругъ все задрожало и побледнело, глаза затуманились и заискрились, губы сложились въ странную гримасу – и ласковую, и хищную. Она тяжело налегла на руку Лештукова и на мгновеніе прильнула къ нему.

Маргарита Николаевна. Милый вы… милый мой

Лештуковъ. Маргарита!…

Маргарита Николаевна ( отшатнулась отъ него; голосомъ совершенно спокойнымъ и съ совершенно спокойнымъ лицомъ). Пожалуйста, пожалуйста… не делайте дикихъ глазъ и воздержитесь отъ декламаціи. Мы на улиц, и я ничуть не желаю, чтобы насъ приняли за только-что обвенчанныхъ новобрачныхъ.

Со смехомъ уходить налево.

Джулія, одна, выжимаетъ мокрые костюмы и ворчитъ про себя.

Джyлія. «Миньона». Все картина. Вечно о картин. Не понимаю. Такъ любить картину, когда… Да ведь вотъ она – я, Миньона его. Мой портретъ вотъ и вся его картина. Чудакъ!

Альберто выходить изъ моря, садится на бортъ лодки, закуриваетъ трубочку и смотритъ на Джуліи, посвистывая съ угрюмымъ видомъ.

Джyлія. Ты долго ждалъ сегодня. Много заплатилъ тебе синьоръ Андреа?

Альберто. По обыкновенно, две лиры. Откуда y тебя эта роза?

Джyлія. Да онъ же далъ, синьоръ Андреа.

Альберто. Дай-ка мн.

Джyлія. Изволь!

Альберто взявъ розу, понюхалъ, повертлъ въ рукахъ и швырнулъ далеко въ море.

Джyлія ( вспыхнувъ). Ты я вижу, опять сбесился?