Текст книги "Гиблое место"
Автор книги: Александр Рибенек
Жанр:
Альтернативная история
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 15 страниц)
– Батя?
Он был в той же самой одежде, в которой его забрали в тот злополучный день. Взгляд его был суров, губы плотно сжаты. Он покачал головой, и Головин услышал до боли знакомый и родной, но уже начавший стираться из памяти голос:
– Ну что, сынок, помогли тебе твои немцы?
Он стоял перед ним, повесив голову, не смея поднять взгляда. Хотелось броситься к отцу, обнять, но заглянуть в эти суровые глаза, полные укора, было выше его сил. И он заговорил, пытаясь объяснить, надеясь, что отец поймет его. О том, как исключили из комсомола, как били потом на улице, о позоре и унижении в сталинских лагерях, о том, как трудно и обидно быть сыном «врага народа»…
Отец слушал его, не перебивая, а когда он закончил, обнял его и сказал, тяжело вздохнув:
– Знаю, трудно тебе пришлось. Но тебе ведь поверили, отпустили на фронт, а ты…
– Я хотел отомстить, батя. За нас обоих…
– И как, отомстил?
Отец поставил вопрос, мучивший его уже давно. Чего добился он, перейдя на службу к немцам? Сумел ли удовлетворить чувство мести? Теперь он мог себе признаться, что ничего, кроме чувства горечи этот шаг ему не принес. Другие боролись против захватчиков, не щадя своей жизни, а он… Он оказался среди тех выродков, которые до войны сидели в тюрьмах, грабили, убивали или же просто до поры до времени таились, выжидая удобного случая, чтобы проявить свою звериную сущность. Эти люди с приходом немцев повыползали изо всех щелей, став бургомистрами, старостами, начальниками полиции, зверствуя на оккупированных территориях, вызвав ненависть народа, который жестоко притесняли, наслаждаясь той властью, которую дали в их руки «благодетели». Когда он окончательно осознал, что своим поступком поставил себя на одну доску с этими ретивыми служителями «нового порядка», было уже поздно…
– Нет, – честно признался он отцу.
Тот потрепал его волосы рукой.
– Эх, Васька, Васька… Чую, сейчас тебе еще тяжелее, чем в то время, когда ты был «врагом народа». Тогда ты только считался им, а теперь по-настоящему стал… Но ведь все можно исправить, сынок!
Он отстранился от отца и пристально посмотрел в его глаза, пытаясь понять, шутит он или серьезно считает, что можно исправить ту ошибку, которую он совершил, перейдя на сторону врага. Но Головин-старший не шутил, он ждал от сына ответа…
Василий покачал головой.
– К сожалению, мне нет уже пути назад, батя! Слишком много я натворил зла, чтобы об этом могли забыть!
– Разве ты участвовал в карательных операциях, разве расстреливал мирных жителей, пленных? Разве грабил, жег, насиловал, как это делали многие выродки, перешедшие на службу к немцам?
Он усмехнулся.
– Мне приходилось убивать, но только в честном бою. У немцев не было причин не доверять мне, я доказал свою верность делом, этого было достаточно, чтобы не связывать меня дополнительно. Они и так знают, что в случае моей поимки меня ждет одно – расстрел!
– Поверь, лучше умереть, чем быть предателем Родины!
– А мне совсем не хочется умирать, батя! Я хочу жить!
– Вот потому-то, сынок, я тебя и призываю сдаться. Если ты явишься с повинной, расскажешь все, что знаешь о враге, тебя, конечно, опять посадят, но оставят жизнь за те ценные сведения, которые сообщишь. По крайней мере, хоть не будешь предателем…
– Я уже предатель, батя! Это клеймо останется со мной на всю оставшуюся жизнь, и даже после смерти меня будут вспоминать, как предателя! К тому же не верю я в снисходительность наших органов, не верю! У нас расстреливали и за меньшее!
– А ты поверь! Поверь мне, своему отцу!.. Неужели тебе хочется маяться с этим клеймом, прятаться от людей всю жизнь, просыпаться по ночам в страхе, что кто-нибудь узнает тебя и сдаст? А так и будет, это я точно знаю. Немцам приходит конец, недалек тот миг, когда зверю будет сломан хребет, а наши войска войдут в его логово. Так что подумай, сын, я верю, что твое сердце подскажет тебе верное решение…
Отец словно насквозь видел, что творилось в его душе. В последнее время он остро ощущал свою никчемность, сволочность, испытывал гадливость от того, что делал. Ему уже не хотелось мстить, он понял, что выбрал неверный путь, связавшись с немцами.
Осознание этого пришло давно, когда еще немецкая армия была достаточно сильна, чтобы повернуть ход войны в прежнее русло. Но он все сомневался, не решаясь перейти на сторону своих соотечественников, медлил, выжидал. Он не был уверен, что его выслушают, а не поставят сразу к стенке. Обидно было бы так умереть!..
Конечно, можно было бы уйти к западным союзникам. По его информации те более лояльно относились к вражеским разведчикам, чем русские. Но жить потом изгоем, вдали от Родины, по которой и так скучал!..
Он хотел еще поговорить с отцом, но того уже не было на месте. Исчез, растворился в воздухе… Он позвал его, но «гиблое место» молчало, надежно храня тайну этой странной встречи живого человека и человека, расстрелянного шесть лет назад. И тогда, поняв, что он больше никогда не увидит своего отца, Головин сел на землю, ударил по ней кулаками и горько заплакал от отчаяния. Так, как не плакал с самого детства…
– Вася! Проснись, Васенька!
Этот до боли знакомый голос вырвал его из сна, заставив широко распахнуть глаза. Сомнений быть не могло, он принадлежал Лизе, склонившейся над ним и тихонечко прикасавшейся к его лицу кончиками пальцев. И все же поначалу он не поверил, считая это продолжением того сна, в котором он видел отца, разговаривал с ним. И от этой мысли еще горше стало на душе, захотелось закричать во весь голос, завыть по-волчьи от отчаянья…
– Васенька, милый мой, любимый, родной, ну что с тобой? – сказала девушка, видимо, почувствовав, что творится в его душе. – Это я, Лиза! Я с тобой!
Она принялась целовать его лицо, и только в этот момент парень, наконец, стал понимать, что все это – наяву, что рядом с ним – его Лиза, живая, реальная…
– Лиза! – прошептал он и крепко обнял ее, вспоминая давно забытые ощущения, пробуждаясь к жизни после долгих лет спячки.
Теперь он окончательно осознал, чего ему не хватало все эти годы. Он не мог больше терпеть эту боль, не мог лгать самому себе, своему сердцу. Он любил эту девушку, и время не сумело стереть это чувство. Все эти годы ему не хватало ее ласковых рук, ее ласковых губ, даже просто ее присутствия рядом.
Она подняла на него прекрасные заплаканные глаза и сказала, не прекращая целовать:
– Вася, миленький, прошу тебя, пойдем!
– Куда? – сразу насторожился он.
Она почувствовала это, отстранилась и взяла его за руки.
– Я хочу, чтобы ты добровольно сдался нашим! – и заговорила быстро, боясь, что он неправильно поймет ее: – Васенька, милый, я боюсь за тебя! Если дело дойдет до боя, они могут тебя убить! Я слишком долго ждала тебя, чтобы снова потерять!
– Если я сдамся, меня расстреляют, Лиза! Ведь я – предатель, я слишком много вреда принес своей стране, служа у немцев!
– Не расстреляют! – уверенно заявила она. – Я уверена, твою добровольную сдачу примут во внимание!
– Нет, Лиза! – замотал он головой. – Я слишком хорошо знаю этих людей и не верю в то, что получу от них какое-нибудь снисхождение.
– Пойдем, миленький! – не отступалась от своего девушка. – Я слишком долго тебя ждала, чтобы снова потерять! Я согласна ждать тебя еще десять, двадцать лет, лишь бы ты был живой! Ведь я люблю тебя и все эти годы ждала только тебя! Я знаю, тебя не расстреляют, и мы будем вместе, чтобы больше никогда не расставаться!
Он улыбнулся наивным словам Лизы, но от этой ее уверенности, от того, с каким жаром она уговаривала его пойти с нею, на душе вдруг стало тепло-тепло.
– А как же твои родители? Разве они одобрят связь с предателем Родины?
– Отца нет в живых – погиб на фронте. А мама… Я знаю, она поняла бы меня и не осудила!
И он решился.
– Пойдем! – сказал парень, беря ее за руку.
– А как же он? – Лиза кивнула в сторону Шредера.
Он оглянулся. Немецкий офицер лежал в какой-то неестественной позе. Он подошел к нему, наклонился и прислушался. Шредер дышал тяжело, словно ему снился какой-то кошмар.
– Оставим его здесь.
– Хорошо. Выйдем к Толику, отправим его сюда.
– К какому Толику? – удивился он.
– Как к какому? К Свинцову! – сказала она. – Он возглавляет погоню за вами.
– Да ну?! – удивился он. – Смотри-ка, ирония судьбы!.. А я-то голову ломал, кто ведет погоню по нашим следам? Грешным делом подумал на тебя. Да и он, – Головин кивнул на Шредера, – тоже так считал. Мне как-то и в голову не приходило, что это может быть Толька!
– Он теперь работает в НКВД, – сообщила Лиза.
– Да, – сказал он, – бывшие друзья оказываются по разные стороны баррикад! Один убегает, другой преследует… Что ж, тем лучше для меня. Хотя, мне кажется, он не обрадуется моему появлению…
– Может, ты и прав, – ответила Лиза, вспоминая многочисленные предложения Свинцова, и взяла его за руку. – Пойдем.
– Пойдем, – откликнулся он, закидывая за спину автомат…
В эту ночь охранять сон группы в очередной раз выпало Мошнову. Свинцов с Дворянкиным выделили ему в напарники Васнецова, потом их должны были сменить Железнов с Петровым. Для себя офицеры оставили последнюю вахту, под утро.
Мошнов нервничал. Он хорошо помнил, что произошло прошлой ночью, и теперь вздрагивал от каждого шороха, то и дело оглядываясь по сторонам.
– Ну чего ты дергаешься? – поинтересовался Васнецов, глядя на него.
– Жутковато что-то, Василь Василич! – ответил Мошнов, к чему-то прислушиваясь.
– Брось, парень! – старшина положил руку на его плечо и легонько сжал. – Ты же не один! Ежли чего, я тебе помогу…
– Оно-то так, – согласился боец, – только все равно как-то не по себе. Здесь не знаешь, откуда придет твоя смертушка… Вон скольких потеряли за последние сутки: Глухих, Бельский, Рябинов, Краснов, Мельниченко, Смирнов… А, главное, неизвестно куда они подевались, вот что странно!
– Мне и самому это не нравится, – ответил Васнецов. – Ну, ничего… С рассветом мы вернемся обратно, будешь вспоминать это, как кошмарный сон.
– Да, хорошо, что наш лейтенант принял решение о возвращении. Только надо еще дойти…
Они замолчали на некоторое время, вглядываясь в темноту, окружавшую их лагерь. Вдруг воздух засветился ровным белым свечением, интенсивность которого быстро нарастала, пока не стало очень светло – так, что можно было рассмотреть предметы, окружающие их, и людей, не напрягая зрение.
– Опять это свечение! – Мошнов облизнул пересохшие губы. – Прошлой ночью была такая же чертовщина. Ох, не к добру это, товарищ старшина!
– Надо будить наших, – сказал вместо ответа Васнецов и направился к спящим бойцам.
Неподалеку от Мошнова зашелестела трава, и он с ужасом увидел, как среди нее промелькнули гибкие серебристые ленты, быстро приближающиеся к нему. В детстве Мошнова в лесу укусила гадюка. Тогда его еле-еле откачали, и с тех пор он панически боялся змей. Увидев огромное количество ядовитых ползучих гадов, чьи намерения не вызывали сомнений у него, Мошнов почувствовал, что это приближается его конец. И это ощущение парализовало его волю. Боец, как завороженный, стоял и смотрел на это впечатляющее зрелище, не в силах ни пошевелиться, ни закричать. Змей было очень много – десятки, сотни, и все они ползли к нему…
Старшина не успел никого разбудить. Истошный крик Мошнова и без него поднял всех на ноги, заставив схватиться за оружие. Так мог кричать только человек от сильной боли и ужаса…
Когда они прибежали, Мошнова нигде не было. Он бесследно исчез, исчезло и свечение, что наводило на определенные мысли. До утра уже никто не сомкнул глаз. Люди сидели, крепко сжимая в руках оружие, готовые в любой момент пустить его в ход. После того, что случилось с Мошновым, никто из них не мог с уверенностью сказать, что произойдет в следующий момент…
И опять, как и прошлой ночью, появилось странное свечение над болотом, а через некоторое время на твердый берег неподалеку от смершевцев выбралась странная фигура, замеченная ими вчера. На этот раз сомнений быть не могло: зловещий гость появился из глубин болота! Стрельцов своими собственными глазами видел, как из-под дрыгвы появилась голова, а потом и все остальное тело. На лицах оперативников, которые тоже все это видели, ничего не отразилось, но пальцы сами собой плотно обхватили оружие. Люди старались не шуметь, опасаясь, что их присутствие будет обнаружено. Им совсем не хотелось столкнуться с этим живым мертвецом нос к носу. Они не боялись нормальных людей, каждый из них готов был вступить в схватку с вооруженным до зубов противником. Но можно ли одолеть того, кто не является живым существом? И люди вели себя тихо-тихо, мечтая только об одном: чтобы это существо поскорее убралось от них подальше…
Когда мертвец скрылся за деревьями, Стрельцов повернулся к оперативникам и внимательно посмотрел на них, вглядываясь в лица каждого. Люди нервничали, ожидая его решения. Нервничали и боялись того, что он им скажет…
– Раков – со мной, остальным продолжать наблюдение!
Младший лейтенант обреченно взглянул на него, потом перевел взгляд на своих товарищей. Стрельцов отлично понимал, что ему совсем не хочется идти с ним вслед за этим мертвецом. Но приказ есть приказ, тут уж ничего не поделаешь, приходится подчиняться…
– Майор, не ходил бы ты! – попытался остановить его Пафнутьич, которому тоже было не по себе после встречи с мертвецом. – Тебе оно надо? Ну, прошлепал он мимо нас, и пущай себе шлепает дале по своим делам. Не трогал бы ты его, майор!..
Стрельцов ничего не ответил следопыту, тронул за руку Ракова и сказал:
– Пошли.
С видом обреченного на смерть человека младший лейтенант двинулся вслед за своим командиром. Пафнутьич покачал головой, глядя в спины удалявшимся оперативникам, и пробормотал:
– Он тебя не трогает, и ты бы его не трогал, майор! Ищешь на свою голову приключений!..
Мертвец привел их к сторожке. Они затаились в кустах и хорошо видели, как он постоял на окраине леса, потом также, не спеша, двинулся к машине, откуда доносился мощный храп нового водителя полуторки, присланного взамен сошедшего с ума Волоскова. Теперь-то Стрельцов хорошо понимал, что так могло напугать бедного парня, что он лишился разума…
Мертвец остановился у машины, и из-за нее вдруг появился еще один человек. При виде его Стрельцов почувствовал, как волосы на голове зашевелились, а по спине побежали мурашки. И было от чего… Майор узнал этого человека. Это был рядовой Закиев, которого они обнаружили в подполе сторожки позапрошлым днем!
Мертвецы посмотрели на кузов, откуда доносился храп. Потом утопленник ухватился руками за борт, встал на колесо и заглянул внутрь. Тем временем Закиев забрался на подножку кабины и тоже заглянул внутрь. Некоторое время они рассматривали безмятежно спавшего там человека, затем оба, как по команде, полезли в кузов.
– Что будем делать, товарищ майор? – с паникой в голосе поинтересовался Раков. – Потеряем водителя!
Храп прервался, Стрельцов напрягся, ожидая услышать истошный крик.
– За мной! – крикнул он младшему лейтенанту, срываясь с места.
– А ну, прочь от моей машины, сволочи! – услышали они громкий голос водителя и щелчок затвора.
Вслед за этим в кузове распрямилась фигура с автоматом в руках. Стрельцов даже остановился и заморгал от неожиданности. А человек в кузове тем временем направил в их сторону оружие и крикнул, обращаясь к ним:
– Я кому сказал?.. Стоять! Руки в гору!
– Что будем делать, товарищ майор? Пристрелит ведь! – сказал Раков, останавливаясь рядом со Стрельцовым.
– Я – майор Стрельцов, командир группы «Смерша»! – крикнул майор человеку в кузове.
Водитель пригляделся к нему повнимательнее и облегченно вздохнул, опуская автомат:
– А, это вы, товарищ майор! – Он спрыгнул с машины и подошел к контрразведчикам. – А я поначалу вас принял за других.
– За кого? – насторожился Стрельцов.
– Да бродил тут кто-то вокруг машины, – ответил водитель. – Я сделал вид, что сплю, а сам внимательно наблюдал за ними. Ну, а когда они полезли в кузов, схватил автомат и… Смотрю, никого нет, а тут вы несетесь. Вот и спутал…
– Ничего необычного в их поведении не было?
– Куда уж тут необычнее, когда они шатались вокруг машины с непонятными намерениями!
– Я имею в виду, не было ли в их внешнем виде чего-нибудь необычного?
Водитель задумался. Он был явно озадачен такой постановкой вопроса.
– Да несло от них какой-то тухлятиной, словно от трупов трехдневной давности… А что?
– Да нет, ничего, – ответил Стрельцов и повернулся к Ракову. – Надо осмотреть все вокруг. А я посмотрю в сторожке…
Майор направился к дому. Раков посмотрел ему вслед, потом огляделся по сторонам. Ему было не по себе, он еще не оправился до конца от пережитого страха. Раньше ему ни с чем подобным не приходилось сталкиваться, появление мертвецов было для него непонятным явлением, и потому пугало. И хотя их нигде не было видно, младший лейтенант опасался, что они все еще где-то поблизости. Он не горел желанием столкнуться с ними нос к носу…
Держась настороже, поминутно оглядываясь по сторонам, Раков принялся осматривать землю вокруг машины. А водитель остался стоять на месте, не понимая, чем было вызвано странное поведение оперативников. Одно он знал точно: спать этой ночью ему уже, видимо, не придется…
IX
Под утро они вышли на край той самой зловещей поляны, которую Шредер предусмотрительно обошел накануне. Памятуя о предупреждении майора, не пошли по ней и Головин с Лизой. Было еще слишком темно, к тому же по земле стелился туман, мешая разглядеть детали. Поэтому они и не заметили людей на противоположном крае поляны.
Миновав поляну, они углубились в лес, и тут кто-то вдруг зажал Лизе рот рукой. В это время там, где шел Головин, послышались возня и ругательства. Краем глаза она успела заметить, как в воздухе промелькнули чьи-то ноги в солдатских сапогах. Потом ее повалили на землю.
– Лиза? – вдруг услышала она знакомый голос, и ее сразу же отпустили.
Встав на ноги, она увидела Свинцова, удивленно смотревшего на нее. Головина прижимал к земле дюжий боец в выглядывающей из-под гимнастерки тельняшке. Неподалеку лежал молоденький солдатик без сознания. Еще двое (один со знаками различия старшины, другой – лейтенанта) держали Головина под прицелами автоматов. Все они были измотаны до предела – это было хорошо заметно по кругам под глазами и какой-то нервозности в движениях.
– Ты как тут оказалась? – строго спросил Свинцов.
– Мы шли к вам, – ответила девушка. – Вася решил добровольно сдаться.
– Оно и видно! – заметил дюжий молодец, уже связавший Головина и поставивший его на ноги. – Вон как Петрова приложил, до сих пор бедняга очухаться не может!
Боец, которого он назвал Петровым, пришел в себя и теперь сидел на земле, потирая ушибленную при падении спину.
– Вы первыми на меня набросились, – ответил на это Головин. – Что же я, по-вашему, должен был делать?
– Да, хорошо тебя выучили фрицы! – сказал, подходя к нему, Свинцов. – Что же ты Родину-то продал, Вася?
Два бывших друга пристально смотрели друг на друга. Оба сильно изменились за то время, которое они не виделись друг с другом. Головин выглядел каким-то измученным, старше своих лет, преждевременные морщины пересекали его лоб, глаза, раньше веселые и ясные, теперь потускнели и глядели на него настороженно, где-то глубоко в них затаилась огромная душевная боль. В нем уже не было практически ничего от того паренька, которого знал младший лейтенант…
Свинцов тоже возмужал, военная форма была ему к лицу. Глядя на него, Головин вдруг осознал, что нет и не может быть между ними тех дружеских чувств, которые некогда связывали их. Сейчас для Свинцова он был врагом, предателем, и ничего, кроме презрения, не было в том взгляде, которым смотрел на него бывший друг. И осознание этого факта вдруг наполнило его болью. Болью от утраты того доброго и хорошего, что когда-то согревало их души, а теперь ушло и никогда больше не вернется…
– Вас было двое. Где Шредер?
– Мы оставили его неподалеку отсюда, – ответил Головин. – Он спал, так что, если поторопитесь, можете успеть его взять!
– Ну что же, предатель предателем и останется, – презрительно заметил лейтенант. – Изменивший один раз, изменит и в другой.
– Ты не прав, Саня! – ответил на это Свинцов. – Головин нам очень помог! Конечно, было бы лучше, если бы он нам привел его сам. Но и так неплохо…
В его голосе было столько сарказма, что Головин невольно пожалел о своем решении. Чего хорошего можно было ожидать от людей, смотревших на него волками?
– Ладно, пошли, – сказал Свинцов своим людям. – Надо успеть взять Шредера, пока он не ушел.
И в этот момент началось…
Внезапно все до одного бойцы из группы Свинцова почувствовали, как ноги и руки налились неимоверной тяжестью. Они не могли пошевелить даже пальцем, не то что сдвинуться с места, и им оставалось только материться от бессилия. Железнов, очень сильный мужик, гнувший подковы на спор и забивавший гвозди ударом кулака, попытался разорвать невидимые путы. Лицо налилось кровью от неимоверного напряжения мускулов, но он лишь упал на землю лицом вниз, так и оставшись лежать, не в силах даже повернуть головы. И только Лиза с Головиным не подверглись этому непонятному воздействию и стояли в растерянности, не понимая, что произошло и почему странная напасть обошла их стороной.
В белесой пелене тумана, скрадывавшей очертания предметов, вдруг обозначился какой-то движущийся силуэт. Все замерли, ожидая самого худшего, но это был всего лишь человек, мужчина, хорошо знакомый троице, бывшей некогда друзьями. Это был отец Василия Головина…
Он подошел к сыну, молча развязал его, потом повернулся к Лизе и сказал:
– Вы должны уйти.
– Почему? – удивилась девушка. – Вася сам решил сдаться…
– Я знаю, – перебил ее Головин-старший. – По ту сторону болота ждут контрразведчики, пусть им сдается.
– Но…
– У вас своя дорога, у них, – он кивнул в сторону парализованных солдат, – своя. Их путь еще не закончен, в отличие от вашего.
– А что будет с ними? – поинтересовалась Лиза, глядя на бойцов, пытавшихся что-то сказать, но сумевших выдавить из себя только какое-то нечленораздельное мычание.
– Им придется пройти до конца все испытания, раз они пришли сюда. Таков здесь порядок…
– Тогда почему мы можем уйти, а они – нет?
Головин-старший усмехнулся, и от этой усмешки Лизе стало не по себе. От нее веяло могильным холодом, чем-то потусторонним, что не укладывалось в ее голове и было выше ее понимания.
– Ты хотела спасти моего сына? Так спасай!.. Если вы сейчас не уйдете, вас ждет такая же участь, как и их.
– Какая?
– Возможно, смерть. Все зависит от них… Вы хотите попытать счастья вместе с ними?
Его бездонные глаза уставились на нее, проникая глубоко в душу, заставляя сердце сжаться от ужаса. Она вдруг осознала, что этот человек говорит правду, что Тольку Свинцова и его бойцов ждет здесь нечто ужасное и что им не суждено вырваться отсюда. Вся ее сущность противилась этому, но что она могла сделать, чем могла помочь им? Ничем…
– Пойдем, Вася, – заторопилась Лиза, беря Головина-младшего за руку.
Но тот вдруг вырвал руку и подошел вплотную к отцу.
– Ты ведь не мой отец! Кто ты?
Головин-старший усмехнулся в ответ.
– Ты прав, сынок, я не совсем твой отец. Иван Андреевич Головин давно умер и сгнил в земле, а то, что ты видишь перед собой, всего лишь его подобие.
– Зачем же тогда ты бередишь рану, которая уже затянулась? Зачем заставляешь меня мучаться, переживать все снова и снова, зачем?
– Затем, чтобы помочь тебе разобраться в себе. Ты уже давно запутался и не видел выхода из этого тупика. Я всего лишь подтолкнул тебя на правильный путь…
– Ты воспользовался личиной моего отца!
Головин-старший покачал головой.
– Нет, сынок. Ты сам вызвал меня к жизни, ты хотел, чтобы я появился. И вот я здесь, а ты снова недоволен…
– Это совсем не то!..
– Почему? Только потому, что я не являюсь живым человеком?.. Так ты уйдешь отсюда и никогда больше меня не увидишь. А образ отца, его голос, его мысли так и останутся с тобой, в твоем сердце, в твоих мыслях…
Головин-младший некоторое время пристально смотрел в глаза человеку, который был его отцом и одновременно с этим кем-то другим, потом решительно взял Лизу за руку и сказал:
– Пойдем!
Девушка несколько раз оглянулась на этого странного человека, смотревшего им вслед. Она так ничего не поняла из их странного разговора. А Васька даже не обернулся, решительно зашагав по тропинке, которой совсем недавно еще не было.
Головин-старший глядел им в спины, пока пелена тумана не скрыла парня и девушку. Потом вздохнул, повернулся и пошел прочь, не обращая внимания на беспомощных людей, оставшихся стоять, не в силах пошевелиться…
Как только Головин-старший скрылся в тумане, невидимые путы, сковывавшие людей, вдруг исчезли. Они вновь обрели способность двигаться…
Громче всех ругался Свинцов. И не потому, что Васька ушел, а он был бессилен что-либо сделать. Нет, его бесило, что Лиза ушла с ним. Увидев их вместе, он опять, как и много лет назад, почувствовал ревность. Именно ею, а не тем, что он считал Ваську неспособным на такой шаг, как добровольная сдача, была вызвана его злость. В тот момент он понял окончательно, что Лиза никогда не будет его, даже если он убьет Головина. Она по-прежнему любила этого парня, любила преданно, без оглядки на то, что Васька был предателем. Для нее это не играло никакой роли…
Первым его желанием было броситься вслед за ними, догнать, но потом он вспомнил о том, что где-то здесь, неподалеку, находиться Шредер, ради которого, собственно говоря, они и сунулись в это проклятое место. Рассудив, что Лиза с Васькой все равно не пройдут мимо контрразведчиков, он решил идти за немцем.
– Все, пойдем за Шредером! – сказал Свинцов, решительно закидывая вещмешок за спину.
Ему никто не ответил. Бойцы смотрели на него волками, Железнов вытирал платком кровь из разбитого при падении носа, даже Дворянкин и тот покачал отрицательно головой.
– Нет, Толя, мы не пойдем. Ты как хочешь, а с нас довольно. Мы возвращаемся…
– Как же так, ребята? – растерялся Свинцов, надеявшийся на то, что, услышав о близости цели, люди забудут о своем решении, принятом вечером. – Осталось же совсем немного! Возьмем Шредера – и домой!
Дворянкин недобро усмехнулся.
– Что здесь значит «немного»?.. Ты говорил, Толя, что это место тянется всего на несколько километров, а мы шагаем уже третий день, и конца и края этому пути не видать. Ты слышал, что сказал этот мужик?.. Мы не хотим подыхать здесь, как это случилось с нашими ребятами. Так что мы возвращаемся…
Свинцов, ни слова больше не говоря, развернулся и побрел в ту сторону, откуда пришли Лиза с Васькой. Остальные отправились в противоположную.
– А все-таки мы не совсем хорошо поступили, – заметил вдруг Дворянкин, который все время оглядывался назад. – Бросили парня одного…
– Если ему хочется подохнуть, так пусть! – зло заявил Железнов. – Мне лично хочется еще пожить на этом свете!
– Боишься? – горькая улыбка промелькнула на губах лейтенанта.
– А ты нет?.. Я не боюсь умереть за Родину. На фронте все понятно. Есть враг, он тебя может убить. Здесь же мы столкнулись с чем-то совсем необъяснимым. Не знаешь, откуда ждать удара, к чему готовиться. Вот что меня пугает.
– Меня тоже, – признался Дворянкин. – Слишком много загадок.
– И одна из них – эта тропинка, – заметил молчавший до сих пор Петров. – Раньше ее не было…
Свинцов был зол. Предательство товарищей выбило его из колеи. Нет, он не осуждал их. С чисто человеческой точки зрения они, наверное, были правы. Он не мог понять, как могли они бросить все, когда до заветной цели оставалось совсем немного! Да, ему тоже было жутко, но он знал, что другой такой возможности могло и не представиться…
Свинцов поправил автомат, висевший на плече, и прибавил шаг. Сейчас необходимо было взять Шредера. А уж когда он вернется, то обязательно разберется с этими товарищами…
Грязные, в разорванной о кусты одежде, Лиза и Василий шли по тропинке, взявшись за руки. Их не смущали ни зловещая тишина, царившая вокруг них, ни жуткое место, в котором они находились, ни мысли о будущей судьбе. Они были счастливы, и перед этим счастьем отступали все беды и невзгоды. Какое дело им было до того, что с ними случится через час, два, месяц, год? Они были снова вместе, и ничего им больше не надо было…