Текст книги "Пленники темной воды"
Автор книги: Александр Уваров
Жанры:
Контркультура
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
– 14 —
03 сентября, 1994, суббота, 02.45, окрестности Раннамыйза
– Дверь прикрой, холодно…
Топорков поёжился (не к лицу ему было перед подчинёнными показывать страх и волнение, так что кстати пришлась не закрытая в спешке дверь, можно было теперь проступившую дрожь свалить на зябкий ночной сквозняк).
Спортивный, коренастый, низкорослый. Широкой, крестьянской кости мужик. Взгляд открытый, всегда (да только не теперь!) спокойный. Движения быстрые, точные, уверенные. Рубит ладонью воздух («я так сказал!»), пальцы задевают край стола. От этих быстрых, сабельным проблеском, жестов вздрагивают, бывало, сотрудники компании на совещаниях. Слово– взмах, слово – взмах.
Причёска – ёжиком. Не тем, приблатнённым, прямиком из анекдотов про тупоголовых нуворишей вылезшим. Аккуратным, спортивным, подбеленным благородной сединой ёжиком. Энергия и опыт.
Он в хорошей форме. Он бегает трусцой по утрам по лесным дорожкам (следом за ним, на расстоянии метров в десять, поругивая шёпотом не в меру активного шефа, бежит охранник… всего один… так, для престижу и порядку… вроде, и положено охранника иметь тем, кто такой высокий пост занимает, так почему бы и ему охранника везде с собой не таскать, даже на моцион этот утренний?).
Ему сорок семь. Он руководитель крупного торгового холдинга. Двадцать две компании. Восемь оффшорных. Председатель совета директоров. Теннисист (не хуже того, кремлёвского…).
Две сотни сотрудников. Три водителя (один из них – вот этот, что присел скромно на стул у двери).
Личный помощник – Черемшов Пётр Сергеевич (тот, что у стола тень молчаливой бродит, сесть не решается).
Бывший спортсмен (бокс – в юности, постарше стал – вольной борьбой увлёкся). Предприниматель.
Топорков Михаил Владимирович.
Владелец таможенных складов, транспортных компаний, портовых площадок.
Верный друг. Строгий начальник.
Человек, который никого не боится… Не боялся.
Кого ему боятся? Когда-то люди в форме его ловили. Теперь охраняют. Его и его бизнес.
Потому что он кормилец.
Скольких он кормит (тех, кто в форме и кто без неё)?
Сколько людей связано с его бизнесом?
Он и сам потерял им счёт.
Сотни? Или уже тысячи?
Он вздрогнул (едва заметно, но заметно же!) от чуть слышного стука закрывшейся двери.
– Может, камин растопить? – предложил Коля.
– Сиди! – Топорков махнул рукой. – Сергеич, кончать маячить! Скрипишь половицами так, что башка раскалывается! Сядь вон… Стул подвинь и сядь.
– Это паркет от сырости скрипит, – словно оправдываясь за суетливую свою беготню, виновато произнёс Пётр Сергеевич. – Разбух, может…
– Что мне для тебя, ковёр персидский стелить? – резко оборвал его Топорков. – Сядь, не нервируй!
Черемшов, придвинув стул, послушно присел (и тут только вспомнил, что забыл взять с собой блокнот для записей… испугался даже слегка – вдруг совещание тут какое будет, так ведь лучше бы всё записать, а то забудешь ведь всё… но потом решил, что не для того совещания среди ночи проводят, чтобы речи под протокол писать, и успокоился… ненадолго, минуты на две).
– Не слишком спешили, смотрю? – недовольно пробурчал Топорков, устраиваясь на диване (нога на ногу, с видимой, демонстративной безмятежностью, замочек «молнии» на спортивном костюме слегка вниз потянул – так легче дышать, так проще казаться по прежнему уверенным в себе, бесстрашным, непобедимым…). – Часа два добирались. Устал вас ждать, олени мои быстроногие.
– Так ведь, – Пётр Сергеевич развёл руками, – пока собрались, пока я Колю нашёл, пока машину из гаража забрали… Да и дорога мокрая вся, дождь ведь. Сырость.
– Ладно, – Топорков поморщился и, словно окончательно обретя былую уверенность в себе, хорошо знакомым им жестом хлопнул ребром ладони по краю дивана. – Ты ж, засранец, везде оправдаешься. Я то тебя знаю… Коля, ты куда машину загнал?
– К гаражу, Михаил Владимирович…
Коля, поняв, что его сейчас выставят из дома, встал и, переминаясь с ноги на ногу, глянул вопросительно на Топоркова.
Тот выразительно показал пальцем на дверь:
– Машину отгони на улицу и сиди тихо. Жди Сергеича, он к тебе скоро выйдет. Когда заправлялся?
– Сегодня утром. На полную…
– Хватит тебе до города. Сегодня до обеда отсыпаться будешь. Только машину в гараж верни… Беляеву скажешь – я разрешил.
– А Беляев на чём? – искренне удивился Коля (ещё ни разу начальника финансового управления не оставляли без водителя, один на один с машиной).
– На трамвае, бля! – взорвался Топорков. – Сам поездит. Не для того я ему права помогал получать, чтобы он моих водителей дёргал. Отвезёшь Сергеича, машину в гараж – и спать. Ты мне послезавтра свежий нужен. Понятно?
– Понял!
Дождавшись, пока Коля прикроет за собой дверь, Топорков тихим, задушевным шёпотом произнёс:
– Сергеич, у тебя с памятью всё в порядке?
– Не жалуюсь, – тоже шёпотом, но испуганным и сдавленным, ответил Черемшов (и в желудке у него неприятно забурлило).
– А с головой?
– Не жалуюсь…
– Не жалуешься? – и Топорков криво усмехнулся. – А я вот жалуюсь. На твою память. Дырявую.
«Боже ж ты мой!» и Черемшов боязливо поёжился в предчувствии полночной головомойки. «Что ж я упустил то?»
Исписанные мелким, бисерным почерком страницы блокнота, словно взъерошенные налетевшим ночным ветром, мелькнули на миг перед мысленным его взором.
«Отгрузка… кредит… бонус в отдел… два судна под погрузкой… вагоны на станции… трейлер на простое… аренду два дня назад платили… не то! не то!»
– Как того мужика звали? – с деланным (ой, ненатурально получилось, голос, проклятый, дрогнул всё-таки!) спросил Топорков.
– Какого? – Черемшов огляделся по сторонам, словно выискивая притаившегося в комнате этого непонятно откуда взявшегося мужика (из-за которого, теперь уж ясно, его, Черемшова, начальник среди ночи и поднял из постели и заставил в даль такую переться). – Я что-то…
– Да того, что к тебе на переговоры вчера набивался, – и Топорков с ехидной уже усмешкой посмотрел на вконец ошарашенного помощника. – У тебя же с памятью всё в порядке! Ты же всё помнишь! Вот и вспомни, как его звали. Заодно вспомни, на сколько букв ты его послал. Послал ведь? Он со мной ещё хотел встретиться…
«Вместе посылали» чуть было не ляпнул Черемшов, но вовремя осёкся.
– Вспомнил, – обречённо выдохнул он.
«Всплыл таки, зараза!»
– Вот и скажи, напомни мне, как его зовут, гостя этого московского.
Черемшов пошевелил губами, будто пробуя на вкус загорчившую вдруг фамилию того проклятого пронырливого москвича и, сообразив, что с ответом сейчас лучше не тянуть, выдохнул:
– Михайлов. Дмитрий Алексеевич. Консультант какой-то или юрист… Я его визитку в офисе оставил…
– Надо же! – с притворным восторгом воскликнул Топорков. – Не подвела тебя память! А я уж боялся, думал – не вспомнишь. А что он тебе предлагал? Может, и это припомнится?
– Как же… – теперь Пётр Сергеевич отвечал быстро, без задержек (ироничные замечания хозяина ничуть его не смутили и не дезориентировали; знал опытный Черемшов – потому босс так наигранно, демонстративно весел, что разговор тяжёлый предстоит, серьёзный… если того не хуже – «по душам»). – Помню, и это помню. Предлагал обеспечить безопасность грузов на погранпереходе. Терминал в Москве предлагал. Пару-тройку клиентов хороших… С органами вопрос обещал решить. У нас же в прошлом месяце партия обуви зависла. Со спиртом тоже…
– А откуда он всё это знает? – с нарастающей угрозой в голосе спросил Топорков. – Не прикидывал?
– Я вам доложил… – голос Черемшова сбился на свистящий шёпот.
И заморгал, часто-часто, виновато, словно ребёнок, уличённый в краже леденцов из запертого на ночь буфета.
– Мы же тогда обсуждали… Вы ж ещё сказали, что у самих завязки есть и нечего засранцам всяким…
Топорков встал. Грузно переваливаясь, словно от внезапно мешком на плечи навалившейся усталости, подошёл к секретеру, выдвинул верхний ящик, вынул скрученный трубочкой лист бумаги и протянул Черемшову.
– На, стратег, почитай. И оцени, дорогой, как лихо мы с тобой лоханулись. Интересная справочка, я и сам вот, признаться, от неё разволновался… слегка…
Пётр Сергеевич, расправив лист и отвернув его в сторону тускло светившего ночника, кончиком носа едва не коснувшись размытых факсовых строк, прочитал:
БЕЛОМУ.
ТВОЙ ЗАПРОС ОТРАБОТАЛ, ПРОБИЛ ГОСТЯ ПО БАЗЕ.
МИХАЙЛОВ ДМИТРИЙ АЛЕКСЕЕВИЧ. 1952 ГОДА РОЖДЕНИЯ. С 1974 ГОДА В ОРГАНАХ ГОСБЕЗОПАСНОСТИ. КОНТРРАЗВЕДКА. РАБОТАЛ НА ПРЕДПРИЯТИЯХ ВПК. В ДЕКАБРЕ 1993 УВОЛЕН ИЗ ОРГАНОВ. ПО МОИМ ДАННЫМ – В АКТИВНОМ РЕЗЕРВЕ. С ЯНВАРЯ 1994 ГОДА В КОММ. БАНКЕ «ФИНСТАР-ТРАСТ». ДОЛЖНОСТЬ ОФИЦИАЛЬНО – «ЮРИДИЧЕСКИЙ КОНСУЛЬТАНТ». РЕАЛЬНО – НА СВЯЗИ С ОРГАНАМИ. БАНК ТОЖЕ ПОД ОРГАНАМИ, Я К НЕМУ НЕ ПОДБЕРУСЬ. У НИХ В СОВЕТЕ ДИРЕКТОРОВ ЛЕВИЦКИЙ, ЭТОГО ТЫ ХОРОШО ЗНАЕШЬ. МИХАЙЛОВ ОБРАБОТАЛ РЕБЯТ С ТЕРМИНАЛОВ В ЛЮБЕРЦАХ И МЫТИЩАХ. В МЫТИЩАХ СКЛАД НЕДЕЛЮ ПРОСТАИВАЛ, МЫ ЕГО НЕ ОТБИЛИ. В ПОСЛЕДНЕЕ ВРЕМЯ МИХАЙЛОВ АКТИВНО РАБОТАЕТ ПО СЕВЕРУ-ЗАПАДУ, НАЩУПЫВАЕТ КАНАЛЫ ПОСТАВКИ. ЕСЛИ ВЫЙДЕТ НА ТЕБЯ – ТЯНИ ВРЕМЯ, НЕ ТОРПЕДИРУЙ. ИНАЧЕ НАЧНЁТ ДАВИТЬ. О ЕГО ПРЕДЛОЖЕНИЯХ СООБЩИ МНЕ, ПОСТАРАЮСЬ ОТБИТЬ. ПРЯМО ПОД НЕГО ИДТИ ОПАСНО – ОТОЖМЁТ ОТ БИЗНЕСА. ЛЮДИ ЗА НИМ СЕРЬЁЗНЫЕ.
ПОКА ВСЁ.
МАРАТ.
– Ну, что скажешь?
Топорков снова присел на диван. Из бокового кармана спортивной куртки достал измятую пачку сигарет, встряхнул её и губами вытянул выскочившую до половины сигарету.
Взял с журнального столика золотистую, с монограммой, зажигалку. Коротко щёлкнув, прикурил и выпустил к самому потолку тонкую, быструю струйку дыма.
– Собрался с мыслями?
– Хреново дело, – резюмировал Черемшов и протянул хозяину вновь свернувшуюся в трубочку бумагу.
– На личный факс получил, – пояснил Топорков. – Сегодня вечером. Опоздал Марат. Чуть-чуть опоздал… Или Михайлов этот слишком быстро сработал… Где он теперь? Телефон его у тебя имеется?
– Визитка, – Черемшов вздохнул. – Да ведь как-то не здорово… Сначала послать куда подальше, потом снова на переговоры тянуть… Придумать бы чего…
– Не здорово, – согласился Топорков. – И Марата спалим. Михайлов, судя по всему, калач тёртый, сразу сообразит, что информацию на него «слили» на сторону. Нам, то есть. Ну, давай придумаем… Что он тебе про себя рассказывал?
– Про себя… Друзья в Пскове, с металлом связаны…
– Не то, – отрезал Топорков.
– Ещё… Нет, про банк не говорил… Таможня, «окно» в Ивангороде…
– Не то!
– В Северо-Западном управлении…
– Не то. Ещё вспоминай.
– Ещё про военные склады. Списанное имущество… Здесь, в Эстонии.
– Кто его на нас вывел?
– Маргус. Здесь, в полиции…
– Стоп! Вот это то! И склады кстати. Завтра отыщешь Михайлова. Чую – не уехал он. Здесь ошивается. Звони ему завтра и назначай встречу. Ничего, что выходной… Мы работаем, он это знает. Объяснишь, что поговорили с Маргусом. Есть интерес по складам, сами туда выйти не можем. Списанное имущество хотим на реализацию, но без прикрытия не потянем. Хоть жопу ему вылижи, но на переговоры вытащи. А там и Марат с ребятами подключится… Понял?
– Как не понять. Вылижу, не впервой…
Черемшов, посидев для приличия с полминуты, встал и подошёл к двери.
– Так поехал я, Михал Владимирович?
Свет фар бело-синим кругом прошёл по стене. Двигатель, сонно, нехотя, заурчал, разогреваясь. И вдруг взревел резкой, отчаянной перегазовкой.
– Это он только сейчас завёлся? – удивлённо сказал Топорков. – Да ещё и с места рвёт! Вот работничек…
– Мы машину у дома поставили, там глина одна, – оправдывая Колю, пояснил Черемшов. – Трогаться трудно…
– Ладно, адвокат…
Топорков потушил окурок о край стола и, не найдя в полутьме пепельницы, бросил его в напольную вазу.
– Ничего, Сергеич… Сильно пока на напортачили… Может, и не так плохо всё… Поезжай. Ищи гебиста этого. В воскресенье все работаем. И ты, и ребята твои. Я завтра в офисе с двенадцати. И жду от тебя звонка.
– 15 —
05 сентября, 1994, понедельник, 15.30, Москва
Белая «Газель»-фургон, тяжело вздохнув, остановилась у дома в тихом московском переулке.
Постояв с минуту, медленно сдала назад, развернулась на узком пятачке, лишь чудом не заставленным забившими переулок машинами, и, качнувшись бортом на бордюре, заехала в узкое пространство, почти щель в разрыве прижавшихся друг к другу домов.
Водитель заглушил двигатель. Отвернув рукав потёртой джинсовой куртки, глянул мельком на часы. Откинул голову на подголовник, закрыл глаза. Уже в полусне (похоже, мешал ему разбавленный облаками осенний свет) нащупал козырёк кепки-бейсболки, надвинул её на лицо. И после этого засопел в короткой, сладкой дремоте.
«Пятый третьему. Чисто».
В глубине фургона полумрак. Только экраны, голубовато-серые, освещают лица сидящих там пассажиров.
На одном экране – переулок (участок перед машиной). На втором – подъезд дома напротив. На третьем – окно в том же доме (второй этаж, третье слева от лестницы).
И ещё – два монитора, сплетением кабелей подсоединённых к компьютерам. Но моноторы тёмные, света от них почти нет.
На них – только цифры и ряды разноцветных, изогнутых, пляшущих в такт сигналам линий.
«Настройка…»
«Третий первому. На месте. Есть подключение».
«Первый третьему. Есть маяк».
«Счетовод» свернул в переулок. Через минуту у вас. Как поняли?»
«Принято. «Счетовода» ведём».
Белый «Сааб» неспешно, вальяжно проплыл мимо притаившегося в стороне от дороги фургона, притормозил возле дома.
Огни стоп-сигналов погасли. Открылась дверь.
Мужчина лет сорока, в дорогом, сером с блёсткой (когда-то тщательно отутюженном, но уже слегка помятом от долгого сидения в машине) костюме, выбрался из салона, схватившись за качнувшуюся от нажатия дверь. Огляделся по сторонам…
«Осторожный стал. Раньше головой не крутил».
…захлопнул дверь.
Пискнула сигнализация; коротким, отрывистым светом блеснули габаритные огни.
«Поставил на сигнализацию».
«Портфель?»
«С собой не взял. В салоне под передним пассажирским сиденьем».
«В квартире чисто. Документы в машине».
Мужчина положил брелок сигнализации в карман брюк.
Подошёл к подъезду. Из кармана пиджака достал сигарету…
«Курить надумал. Нервничает».
«Обстановку изучает».
…закурил.
Сделав пару затяжек, резко отбросил сигарету и быстро, решительно зашёл в подъезд.
«Второй этаж. У двери».
«Машину осмотреть».
Связка ключей зацепилась за подкладку брюк. Он вытащил её рывком, едва при этом не выронив.
«Открывает».
«Как зайдёт – звонок ему с работы».
«Пятый, сколько времени на досмотр?»
«Три минуты».
«Принято. Второму – звонок с работы на три минуты».
«У него радиотелефон. Может к окну подойти».
«Сделай так, чтобы не подошёл».
Ключи он с досадой отбросил на трюмо в прихожей. Посмотрел в зеркало…
– Да, видок у меня. Встрёпанный. Хорошо, Лизавета не видит. Ведь заподозрит, того и гляди…
«Пятый готов».
«Жди сигнала».
«Принято».
Телефонный звонок. Всегда тихий и мелодичный (сам настраивал) – сейчас он показался ему резким и бесцеремонным.
– Какого хрена? Я же предупредил, что заболел… голова болит… может, у меня грипп?
«Пятый пошёл! Прикрытие – на точку!»
«Принято!»
– Виктор Петрович?
– Лена?!
Он устало опустился в кресло. Нервы никудышные. Никуда не годятся. Трубка подрагивает в судорожно сжавшейся ладони.
Она перешла на шёпот.
– Витя, это срочно!
– Лен, я же просил домой не звонить! Нам что, неприятности нужны? Жена сегодня приезжает, я же предупреждал!..
– Витя, потому и звоню. Я вспомнила… Только сейчас вспомнила…
У «Сааба» остановилась вишнёвая «четвёрка» с надписью «Автосервис» на борту.
Беззаботно поигрывая ключами, к машине подошёл механик в синем комбинезоне. Поднеся брелок вплотную в ветровому стеклу, нажал на кнопку…
– Срочно посмотри в спальне.
– Что?!
Мужчина вскочил. На ходу распахивая двери, бросился в спальню.
– Ты что там натворила?!
– Ничего. Ну чего ты кричишь? Просто вспомнила. Ты постель убрал уже?
– Убрал, конечно…
…сигнализация отключилась беззвучно. Только чуть слышно щёлкнули замки на дверях. И не приветствовали чужака миганием габаритные огни.
«Пятый на месте. Время пошло».
– По-моему, я у тебя брошь забыла. С утра ищу… Отлетела, наверное…
– Да не находил я твою чёртову брошь! Что ты вообще…
Мужчина в синем комбинезон забрался в салон. Достал из-под пассажирского сиденья портфель. Вынул из портфеля растрёпанную (в спешке собирал) пачку бумаг.
– Лена, разве так можно?
– Проверь, пожалуйста. На полу посмотри. У тебя Лиза чистюля такая. Пылесосить начнёт…
Лист за листом. Над каждым он проводил прикреплённой к запястью маленьком чёрной коробочкой. Потом, тщательно, точно выверенными движениями, собрал бумаги в том же порядке, что и лежали они в портфеле. Проверил собранные бумаги, аккуратно поправил выбившиеся в сторону уголки. Очень трудно восстанавливать беспорядок в том виде, в каком он и был прежде.
«Вот ведь гад! Закинул бумаги как попало… Нет, чтобы листочек к листочку…»
Положил в портфель.
– Да ищу я, ищу!
Мужчина на корточках прополз вдоль кровати, вглядываясь в пыльный полумрак.
– Ни черта тут не видно. Я сам пылесос возьму…
– Витя, не дай бог она обнаружит!
– Как хоть эта брошь выглядит?
Механик покачал руль. Посмотрел на капот. Глянув в зеркало заднего вида, подмигнул сам себе.
Вышел из машины. Захлопнул дверь.
Поставил «Сааб» на сигнализацию.
«Документы скопированы. Пятый отработал».
Сел в машину «Автосервиса». Машина проехала до конца переулка и свернула к выезду на Тверскую.
«Пятый отошёл».
– Витя, посмотри. Жалко же! Золотая такая. Там ещё камешек такой красный посередине… Ты что, не помнишь? Сам же подарил.
– Лен, ради бога! Я всю комнату пропылесосю! Все щели проверю! Только не занимай сейчас линию…
– Да я не из приёмной…
– Не занимай! Я жду звонка. Понимаешь? Очень важный звонок.
Мужчина поднялся с пола. Отряхнул пыль с помявшихся брюк.
– Найду – перезвоню.
Отключился и с досадой бросил трубку на кровать.
– Этого ещё не хватало!
Посмотрел на брюки.
– Ну и вид… Не хватало…
«Бормочет что-то. Звук неясный. Проверьте настройку!».
– 16 —
05 сентября, 1994, понедельник, 12.20, Таллинн
– Да, я прочитал отчёт.
Старик отложил папку на край стола.
– И не только я.
Старик кивнул на человека, сидевшего в самом дальнем от стола углу комнаты.
Незнакомец откашлялся и прошептал что-то, словно хотел добавить что-то к словам Старика, но так, чтобы слышал это только он. Он один.
Невидимый гость.
И никто другой.
Тень от наглухо закрытых штор падала на его лицо, словно тёмное покрывало, темнотой отсекая верхнюю часть его тела, и оттого на мгновение (на мгновение, когда волна холодного воздуха прошла по комнате) Вильяру показалось, что в том месте, на стуле – обезглавленное тело.
Остывший труп. Казнённый, сошедший с эшафота и странным волшебством перенесённый в этот закрытый от непосвящённых, волею незримых сил сотворённый кабинет, где в тени всегда задёрнутых штор творилась теперь часть невидимой истории видимого мира.
Недвижностью своей этот человек сливался с наброшенной на него темнотой.
Разве только проступавшие в полоске пролитого лампой света скупые, будто на аптекарских весах отмеренные жесты рук, едва заметные движения пальцев и покачивания стула выдавали присутствие не мертвеца, не призрака, а человека, которому хотелось сейчас казаться призраком, гостем из тихой, беззвучной, немой обители мёртвых.
– Думаю, Вильяр, настало время вам познакомиться чуть поближе с нашим другом «Густавом»…
Вильяр вздрогнул, услышав это имя (нет, не имя конечно – оперативный псевдоним). Псевдоним, который в мгновение рассказал Вильяру об этом человеке больше, чем любое имя или прозвище, которое могло бы быть названо в этом кабинете.
«Густав!»
Снова, как в тот тёплый полдень, от которого и двух дней ещё не отсчитали часы, Вильяр почувствовал, как время замирает в засаде хищным зверем, готовясь к стремительному рывку, сокрушающему жизни тех, кто окажется на линии губительного этого броска.
«Он знал, к кому меня посылает. О нём говорил Дмитрий… «Проверьте степень осведомлённости…» Ничего себе, осведомлённость! Я ничего не слышал о «Густаве», хотя и встречался с ним накануне, а Дмитрий этак невзначай обронил… Стало быть, больше меня знает?»
– Это представитель наших старших партнёров. С их стороны он курирует проведение на территории Эстонии наиболее ответственных и сложных операций. Именно он проводил инструктаж перед вашей встречей с Дмитрием. Вообще-то я сам хотел это сделать, но «Густав», ввиду большой важности этого контакта настоял на личной встрече с вами. Вы уж простите, Вильяр, ни тогда, ни сейчас лица его вы не увидите. Полагаю, не надо объяснить, по какой причине…
– Да, конечно, – ответил Вильяр.
– Так вот, «Густав» ознакомился с вашим отчётом. Скажу, что уровень информированности Дмитрия несколько его удивил…
Стул скрипнул – «Густав» подался немного вперёд, протянул руку к лежавшей на краю стола папке.
– И вот что особенно интересно, – продолжал Старик, – наш человек в русском посольстве в своё время передал нам информацию об агентурных группах, действующих на территории Эстонии. В том числе под коммерческой «крышей»…
Старик, развернувшись, передал папку «Густаву».
«А наш друг и впрямь удивлён» подумал Вильяр. «Волнуется… Прямо усидеть не может…»
– …Но ему о «Фениксе» ничего не известно, – с нескрываемым удивлением сказал Старик. – А ведь у нашего человека есть доступ к информации не только о легальной агентуре… скажем, военный атташе или третий секретарь. Есть данные и о нелегальной сети.
– Группа может не иметь связи с посольством, – предположил Вильяр. – Или не иметь непосредственной связи с посольством. Они могут взаимодействовать через посредников. Могут быть на прямой связи с Центром, минуя посольские структуры. Или могут использовать посольство «втёмную»… Скажем, как почтовый ящик. При этом информация о группе в посольской документации не отражается и даже в самых приватных разговорах не упоминается. Кроме того, Дмитрий сообщил о том, что в России группа замкнута на неправительственную организацию. Следовательно, и для посольства они могут работать под легендой. Скажем, один человек в посольстве, может быть, даже занимающий самую незначительную должность и потому не попавший в наше поле зрения, знает одного человека в группе, от которого получает сообщения или материалы, о содержании и важности которых он не имеет ни малейшего представления. Посредника в посольстве могли завербовать под чужим «флагом».
– Не слишком смело фантазируете, Вильяр? – подал голос «Густав».
«Точно, он был тогда в машине» подумал Вильяр. «Голос его. Голос темнотой не скроешь…»
– Высказываю предположения, – ответил Вильяр. – Пытаясь объяснить отсутствие информации у нашего агента.
Шелест бумаги – «Густав» перелистывал документы в папке.
«Как он умудряется читать в темноте?» подумал Вильяр. «Или ему лампу так хорошо направили?»
– У нас ведь есть люди не только в посольстве, – многозначительно заметил «Густав». – И у них о «Фениксе» – ни малейшего представления. При таком размахе работ, о котором говорит Дмитрий, его группе остаться в стороне от наших глаз практически невозможно.
– По словам Дмитрия, до декабря прошлого года группа была «законсервирована», – заметил (правда, с некоторым сомнением в голосе) Старик. – Так ведь у вас в отчёте написано?
– Да, именно так он и сказал, – подтвердил Вильяр.
– Времени прошло достаточно, – возразил «Густав». – Возможно, девять месяцев или восемь с половиной они работают. Если даже их руководители в Москве работают в частных компаниях, а не в государственных, их деятельность, тем не менее, является разведывательной, а не коммерческой. Эстония – маленькая страна, все закрытые объекты, представляющие интерес для разведки, на её территории жёстко локализованы. Пространство для работы любой агентурной группы предельно ограничено. Пара-тройка крупных городов и приграничные районы, при том, что линия границы невелика и прерывается озёрами, лесами и болотами – вот, собственно, и все места, где можно ждать «гостей». Эстония насквозь «просвечена». Где тут прятаться? Тем более группе из десяти человек, в составе которой бывшие сотрудники российских спецслужб.
– Честно говоря, наша система безопасности только создаётся, – осторожно заметил Старик. – Поэтому с нашей стороны было бы просто легкомысленно гарантировать полную или хотя бы достаточную осведомлённость об активности русских на нашей территории. Мы, по сути дела, только учимся ведению контрразведывательной работы. С вашей помощью…
– Речь не о вас, уважаемый Юри, – весьма невежливо прервал его «Густав».
И, захлопнув папку (Вильяр и об этом догадался только по отчётливо стуку картонной обложки) положил её на пол, рябом со стулом.
– Не о вас. О нас. Мы то, поверьте, учимся не один десяток лет. И работаем не только в своих интересах, но и в интересах наших союзников. Союзники в данном случае – вы. И на вашей территории мы обеспечиваем не только свою, но и вашу безопасность. Прежде всего – вашу. И лично мне совершенно непонятно, каким именно образом русские переиграли нас. И лично меня это очень, очень беспокоит. А вас?
– Нас так же, – поспешил заверить его Старик.
– Вильяр, один прямой вопрос, – медленно, почти по слогам произнёс «Густав».
«От волнения у него усиливается акцент» отметил Вильяр. «Он, похоже, эстонец. Или язык начал изучать в самом раннем детстве. Говорит хорошо, правильно. Но иногда медленно и с акцентом. Не определю, с каким… Что-то знакомое… Может, эстонец, который долгое время жил за границей? Или иностранец с хорошей языковой практикой?»
– Вы доверяете Дмитрию? Нет, не разумом, не рассудком. Меня интересуют ваши эмоциональные впечатления. Так сказать, общее ощущение от проведённой встречи.
– Он говорил о деньгах, – подумав, ответил Вильяр. – О конкретных суммах в обмен на вполне конкретную информацию.
– Правдоподобная легенда, – парировал «Густав». – Задолжавший начальству агент. Или проворовавшийся. Очень убедительно. И в самом деле, не флагом же ему перед вами размахивать. Или вас убедил бы патриотизм человека, который служил в Эстонии в составе оккупационной армии, а теперь решил вдруг помочь освобождённой от таких как он стране? Кстати, судя по всему, он – бывший сотрудник особого отдела. А особые отделы подчинялись Третьему управлению КГБ. Управлению военной контрразведки. Так что он – бывший офицер военной контрразведки. Тоже не слишком вяжется с его теперешней деятельностью. Если он – бывший контрразведчик, то какого чёрта его привлекают к разведывательной работе? Разве это его профиль? Если бы он сообщил о своей работе по линии 2-го отдела Главного штаба Вооружённых сил Эстонии – я бы с куда большим доверием отнёсся бы к его словам. Военная контрразведка против военной разведки. Здесь он был бы на месте.
– Возможно, речь идёт о личных связях, – предположил Вильяр. – Скажем, Дмитрий лично известен кому-то в Москве, как преданный и надёжный сотрудник…
– Склонный к воровству? – с иронией заметил «Густав». – И потому идеально подходящий для перевербовки? Или его нечистоплотность так удачно и, главное, так вовремя проявилась? Да, дорогие партнёры, не знаю, как с профессионализмом, но вот с воображением у вас всё в порядке. Здесь я спокоен.
– А если в наших рассуждениях учесть общую деморализацию русской агентуры? – Старик явно решил помочь Вильяру в нелёгкой словесной схватке с многоопытным «Густавом». – Дмитрий может учитывать общее состояние той системы, на которую он работает. После одной реформы его хозяева ушли в частный сектор. А если будет ещё одна реформа? Куда они пойдут в этом случае? Их частный бизнес держится только за счёт тех, кто остался в ФСК. Ситуация в России непредсказуемая. Если «Феникс» лишится своих покровителей в Москве – ему конец. Официально они – никто. Агентуру не эвакуируют, не обеспечат прикрытием, даже не «законсервируют». Скорее всего, в спешке просто обрубят концы… И тогда «Феникс» станет мафиозной, уголовной группой, действовавшей на свой страх и риск. Просто ещё одна банда, возомнившая себя какой-то тайной организацией. А ведь от них могут и избавиться. Не так уж сложно убрать десять хорошо информированных агентов…
– Страх, – выдохнул Вильяр, озарённый внезапно возникшей догадкой. – Дмитрий говорил о силовых акциях. Возможно, до этого дело не дойдёт, но если дойдёт… Силовыми акциями Центр «засветит» группу. На переговорах «гости» из Москвы передадут нам информацию о «Балтийском коридоре». То есть дадут ниточку, которая ведёт в «Фениксу». Если условия «гостей» не будут приняты – они проведут диверсии на наших паромных линиях. Таким образом, расследуя диверсии, мы неминуемо выйдем не на непосредственных исполнителей (эти люди, скорее всего, с агентурой абсолютно не связаны и задействованы будут лишь на время самой акции), нет, мы выйдем именно на тех, кто собирал информацию по «коридору». То есть, на «Феникс».
– Дмитрий просчитал ситуацию, и решил, что они все обречены, – резюмировал «Густав». – А он – жертва вдвойне. Либо уберут немедленно, обнаружив недостачу. Либо чуть позже, в рамках операции. Так? Правильно я вас понял?
– Дмитрий сам может помочь нам с ответом, – сказал Вильяр. – Имена, план операции, названия паромов – всё у него.
– Информация против денег, – напомнил «Густав». – Что, если он передаст нам дезинформацию, получит деньги, обналичит их и сбежит? Счета в банке контролируем не мы. Он их контролирует. Возможно, через своего доверенного человека, о котором мы ничего не знаем. И где гарантия, что он воспользуется нашим каналом эвакуации, а не своим?
– Есть индикатор, – сказал Старик. – Семья у него пока в Таллинне.
– Ну, если он любит семью больше денег… – недоверчиво произнёс «Густав». – Да и сбежать можно вместе с семьёй… И такие случаи известны.
– Деньги на нашем счету, – предложил Старик.
– Не пойдёт, – возразил Вильяр. – Он на это не пойдёт.
– Бежать с нашей помощью готов, а деньги нам не доверит? – уточнил «Густав».
– Его каналы эвакуации могут быть известны Москве, – пояснил Вильяр. – А банковские операции он, скорее всего, ведёт через своего человека, неподконтрольного Центру. Иначе как бы он смог выкачивать деньги, предназначенные для агентуры? Следовательно, счета он может использовать свои. А бежать – только с нашей помощью.
– Логично, – согласился «Густав». – Ну, хорошо. Агентурный псевдоним ему присвоили? Название для операции придумали?
– Да, – сказал Старик. – Придумали…
И уточнил:
– Заготовили.
– И как теперь будем звать нашего «друга»?
– Поскольку Дмитрий будет на связи с Вильяром, придётся время от времени задействовать открытые каналы связи, – Старик говорил медленно, обстоятельно, делая паузы между словами, словно по памяти цитировал пункты оперативного плана. – Вильяр легализован как сотрудник коммерческой организации, поэтому совершенно ни к чему создавать вокруг него атмосферу излишней секретности. Следовательно, у нашего «друга» будет имя. Простое, по звучанию – русское, не привлекающее ненужного внимания. В рамках операции наш «друг» будет проходить под оперативным псевдонимом «Максим».