Текст книги "Кинотеатр... с балконом"

Автор книги: Александр Тулунский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

Глава 6

Рядовой комендантского взвода Николай Исаев зябко поежился и глубже натянул свою пилотку. Холодновато, ноябрь показывает свой характер, местами уже лежит неглубокий снег. Хорошо, что ему достались сапоги, а не ботинки с обмотками, как некоторым солдатам. С этими ботинками солдату просто беда. Он вздохнул, развернулся и продолжил свой путь возле батальонного командного пункта, у которого он нес караул.

Пятнадцать шагов – разворот на 180 градусов – пятнадцать шагов… Ну, не стоять же на месте, и так-то холодно. Ему до смены караула еще где-то около часа, но в окружающей природе наметились едва уловимые признаки приближающегося рассвета, что хоть как-то веселило душу.

И он снова вернулся к своим грустным мыслям. На посту можно и попеть, про себя, конечно, под хорошее настроение, но какое может быть хорошее настроение, если немец под Москвой, как и его подразделение. Хотя, о местности, где они стоят, толком никто не знал, а  командиры на эту тему особо не распространяются.

Николай пошел в армию добровольцем еще в июне, но ни в каком бою ему пока ему побывать не удалось. Поначалу их направили в какую-то учебную часть, где занимались строевой подготовкой, пару раз выстрелили из винтовки и почему-то большую часть времени осваивали удары штыком. Эти занятия проводил пожилой сержант, скорее всего, участник еще Гражданской Войны. На вопросы о необходимости владения штыком он отвечал, что штыковая атака является венцом русского воина, и что еще товарищ Суворов говорил, что «Пуля дура, а штык молодец». Николай тогда подумал, что будь Александр Васильевич жив, он придумал бы более современный девиз.

Николай в очередной раз развернулся, продолжая свои горестные мысли. Их батальон занял эту позицию, растянувшись на пять километров по фронту, вместо положенных по уставу двух,  уже больше недели назад. Соседей по флангам не было, так как там были болота. Впереди, там, где были позиции неприятеля, тоже было болото, непроходимое для танков, что было нам на руку, так как известно, что немец без танков в наступление не идет. Все это Николай узнавал по отрывкам разговоров, которые доносились до него во время дежурства в карауле.  Ему просто оставалось складывать эти обрывки и анализировать их.

Что же касается позиции неприятеля, то она располагалось где-то на расстоянии полукилометра от линии обороны батальона. До сих пор немцы наступать не пытались, и сильного огня не открывали, но вели тщательное наблюдение, и стоило кому-либо из наших бойцов показаться в этом редколесье, немедленно открывали огонь. Пока, к счастью, никого не убило, но несколько бойцов были ранены, правда, легко.

Когда заняли эту позицию, батальонный политрук стал намекать, что надо копать окопы, но комбат, «тертый калач» сказал, что нужно подождать, так как может последовать приказ «отставить», что очень часто бывает. Вместо окопов он распорядился готовить места для ночлега бойцов, что было поручено ротным старшинам.

Настроение у бойцов было несколько подавленное, так как о ситуации на фронтах толком никто ничего не знал. Один раз привезли газеты, и политруки тотчас устроили громкие читки, но в газете были описаны отдельные подвиги советских бойцов, а информации об общем положении не было. Пытались поднять настроение политруки, повторяя материалы из своих агитационных брошюр, но это мало что давало. Разве что балабол Сереженко из второй роты своими анекдотами, прибаутками и рассказами о победах на женском фронте как-то поднимал настроение.

Уже на следующий день их пребывания в этом месте в батальон прибыл представитель Особого Отдела полка, молоденький лейтенант. Он начал свою работу с бойцами и командирами, как все понимали, с целью выявить возможных предателей и дезертиров. Делал он это как-то наивно и бесхитростно, по-видимому, по какой-то своей инструкции, прежде всего, уточняя анкетные данные. Вопросы он задавал в разной последовательности, повторяя их, и переспрашивая. Наверное, предполагалось, что если человек врет, то обязательно на чем-то засыплется. Но главный, каверзный вопрос всегда звучал в конце беседы – имеет ли данный товарищ какие-либо прегрешения, вину или неисполненный долг перед Советской Властью, Коммунистической Партией и Товарищем Сталиным? Все, разумеется, отвечали, что у них ничего такого нет, и быть не может.

Да, именно так все и отвечали. А вот когда дело дошло до балабола Сереженко, тот подумав, ответил что, да, у него такая вина есть. Заинтересовавшийся особист сразу же пожелал узнать, что это за вина. И товарищ Сереженко, потупив взор, ответил, что он совратил чужую жену. Потерявший интерес особист сказал, что это конечно нехорошо и противоречит божьим заповедям, хотя они у нас и отменены, но, если не было насилия, то это серьезным преступлением не является.

– «Все было бы так», – сказал тогда грешник Сереженко, – «если бы эта, милая моему сердцу женщина не была женой партийного руководителя». И еще он добавил, что, конечно, осознает свою вину, и был бы готов отправиться на свое место жительства, и там повиниться, если бы не война. Поэтому, чтобы хоть как-то исповедаться, он готов положить свои грехи на бумагу.

Особист с готовностью дал ему листок бумаги и карандаш, и грешник принялся за дело. Когда он вручил листок особисту, тот даже не понял что это такое. Он полагал увидеть текст, а увидел рисунок, и попросил дать пояснения, и тотчас их получил. Когда до молоденького лейтенанта дошло, что же он видит, он покраснел как гимназистка и пробормотал: «Неужели и так можно». Листок он порвал, а его автора выгнал.

Николай стоял на посту у блиндажа, когда туда пришел особист жаловаться на Сереженко, и все слышал. Комбат захотел посмотреть рисунок, но особист ответил, что он его порвал. – «Жаль» – сказал тогда комбат, – «ладно, по крайней мере, будем знать, что этот товарищ хорошо рисует». Еще особист стал жаловаться, что с него требуют отчет о проделанной работе, а у него до сих пор никаких данных нет.

«Ты что же», – спросил комбат, – «хочешь, чтобы в батальоне было как можно больше провокаторов и дезертиров, чтобы было, о чем доложить?»

«Нет, конечно!» – ответил особист.

«Вот и готовь отчет», – сказал комбат, – «пиши, что в батальоне настроение нормальное, все бойцы готовы выполнить свой долг. Только постарайся все правильно сформулировать.  Обязательно укажи, что проводил работу в соответствии с выданными тебе инструкциями, ну, и так далее». И обрадованный лейтенант побежал готовить отчет.

А копать окопы им все-таки пришлось. Прибыл командир полка, они с комбатом обошли линию обороны батальона и определили места, где, прежде всего, нужно копать. И как только бойцы приступили к выполнению этой работы, неожиданно послышалось звуковое сопровождение. Да не с нашей стороны, а со стороны немцев. Они установили громкоговорящую установку, которая с утра до вечера гремела так, что хоть уши затыкай.

Это были бравурные немецкие марши, советские песни, песни русские народные и даже какие-то колхозные частушки про тракториста, трудодни и подлого кулака. По-видимому, немцы ограбили какой-то магазин «Культтовары». Обеспокоенный комбат сообщил об этом в штаб полка, откуда прибыли разведчики-наблюдатели, но ничего подозрительного не обнаружили. А солдатам это было только на руку, так как копать под музыку гораздо легче.

Когда зазвучали первые ноты очередной песни, Сереженко крикнул: – Братва, моя любимая песня про девушку Тоню. Будем подпевать, по очереди, «В штанах» и «Без штанов». Сами поймете, как. Поехали.

«В Москве, в отдалённом районе,

Двенадцатый дом от угла», – пропел певец,

«В штанах», – добавил Сереженко.

«Чудесная девушка Тоня

Согласно прописке жила», – продолжил певец,

«Без штанов», – выкрикнул Сереженко.

«У этого дома по тропке,

Бродил я, не чувствуя ног», – певец,

«В штанах», – подхватили стоящие рядом бойцы,

«И парень был, в общем, не робкий,

А вот объясниться не мог», – певец,

«Без штанов», – грохнула вся вторая рота.

Песня продолжалась, и все больше бойцов подключалось к ней.

«В любви надо действовать смело»,– сделал вывод исполнитель,

«В штанах», – прогремело на позиции,

«Задачи решать самому», – певец,

«Без штанов», – на одном дыхании выдал весь батальон.

Гомерический хохот перекрыл громкоговорящую установку, и самые последние слова песни уже никто не расслышал, да никто уже и не прислушивался. Солдаты хохотали и наперебой рассказывали друг другу о своих былых объяснениях и победах.

– Что же это происходит, товарищ капитан? – взволнованный особист подбежал к комбату.

– Это, лейтенант, немец, сам того не осознавая, с подачи этого обормота Сереженко, провел нам боевое слаживание подразделения. Правда, оно не совсем боевое, но отличное слаживание.

– Извините, я не совсем понимаю.

– Ну, подумай сам. О чем думает боец, сидя в окопе?

– О Родине, которую надо защищать?

– Да, о Родине. Только для него Родина, это, прежде всего, его разлюбезная краля. Это одна тема для всех, и она их объединила. Ты посмотри, несколько дней назад они не знали друг друга, а теперь это единый коллектив. Ты, парень, осваивай эту тему.

И так продолжалось несколько дней.

Николай усмехнулся, вспомнив вчерашний день. Вчера, в дополнение к музыке, появились и артисты-агитаторы. Первым вступил в дело человек, хорошо говорящий на русском языке. Начал он с величия Германии и германской нации. Потом перешел к истории, вспомнив Императора Петра I, который дружил с немцами и во всем брал с них пример. Не забыл он и про немку Анну Монс, его фаворитку. Затем обозвал Императора Николая II (Николашку) дураком за то, что он вступил в войну с Германией, упомянул и про его супругу, немку.

Потом перешел к Марксу и Энгельсу, назвав их учителями Ленина и Сталина, добавив, что ученики оказались бестолковыми, двоечниками, как он сказал. А затем он начал говорить такое, что батальонного политрука чуть удар не хватил. Он заявил, что «товарищ Ленин со товарищи» жили за границей на немецкие деньги. И что товарищ Ленин во время партийной Циммервальдской конференции, которую он же и организовал, окончательно «снюхался» с немецкими капиталистами, а от своих коллег по партии это скрывал.

Николай, разумеется, эту конференцию в ВУЗе изучал, но о том, на какие средства она проводилась, ему было неизвестно.

А политрук побежал к командиру артиллерийской батареи, приданной батальону, и  потребовал открыть огонь по немецким громкоговорителям. Лейтенант, командир батареи, ответил что пушки «сорокапятки» предназначены только для стрельбы прямой наводкой, и стрелять по невидимой цели – только зря тратить снаряды. Но политрук настаивал, и было сделано несколько выстрелов, что комбат быстро прекратил. Он сказал, что сказанного немецким провокатором назад ему в глотку уже не вернуть, а так стрелять – просто тратить снаряды, которых и так мало.

Следующий исполнитель взялся комментировать популярные советские песни, после того как они по очереди прозвучали. Начал он с песни «Катюша», говоря с акцентом и коверкая некоторые слова, но тему свою он, как и первый, знал хорошо.

«Русский зольдат», – начал он, – «бросай свой ружье, иди домой к Катьюша. Иначе немецкий зольдат пук-пук, тебя убьет и пойдет к твой Катьюша и будет с ней спать. Немецки зольдат – хороший муж, твой Катьюша будет рада».

Следующим персонажем, над которым он стал издеваться, оказался матрос Железняк-партизан. «Ха-ха», – кричал он. «Матрос Железняк – хорош красный командир. Он шел на Одесса, а пришел в Херсон. Был пьяный, шибко был пьяный. Все граната пропил, только десять штук осталось. Хотел штык продать, да не смог, никто не брал, ха-ха-ха. Со штык пошел в атака».

Наибольшее внимание он уделил песне «Если завтра война». «Эй, русски зольдат, где твой танка?» – начал он. «Нет лошадь, чтоб тащить танка. Я знай, где лошадь – съел татарин. Татарин любит кушать лошадь (по-видимому, ему сказали, что немецкие наблюдатели заметили бойца-татарина). Где твой пулемета? Нет пулемета, один плохой ружье остался. Где твой самолета? Я знай, нет фанер, чтобы делать самолета».

Когда пришло время ужина, который у немцев проходил строго по расписанию, он продолжил свою миссию: «Русиш зольдатен, иди к нам, будем кушать немецкий сосиська с капустами. Немецкий сосиська – самый лучший в мире, ты такой никогда не ел, приходи. Потом будем пить чай с яблочен джем, ты такой тоже никогда не ел. Потом я тебе сказать про немецкий ферма, и ты не захочешь идти в свой колхоз. Пусть в колхоз идет твой Сталин со свой друзья». А потом он принялся петь соромские частушки.

Николай и не заметил, как начал петь про себя услышанное:

Не женитесь, вы, ребята,

Не валяйте дурака,

Я женился с толстым титькам,

А живу без молока.

Не ходите, девки, замуж,

Ничего хорошего,

Утром встанешь, сиськи набок,

И сама взъерошена.

Николай даже сплюнул. – «Что за ерунда?» – подумал он. – «Учишь стихотворение, даже Пушкина, и надо читать и повторять несколько раз,  а эта ерунда сама приклеивается». Он так размечтался, что даже не заметил, что в окружающей обстановке что-то изменилось.

Глава 7

Да, что-то изменилось. Николай скорее почувствовал, чем увидел или услышал, что буквально на расстоянии нескольких метров от него стоит человек, силуэт которого с трудом просматривался в мутной серости зарождающегося утра. А возможно, он просто услышал его дыхание. Николай опешил, так как был в полной уверенности, что натянутый над тропинкой провод, который стащили у связистов, не даст кому-либо подойти к блиндажу без шума. Он лихорадочно сдернул с плеча винтовку, чуть не уронив ее, и  клацнул затвором.

– Стой! Кто идет? Пароль.

– Пароль «Москва», – послышался ответ спокойным голосом. – Назовите отзыв! Да, служивый, ты с ружьем-то поаккуратнее, неровен час, выстрелит.

– Отзыв «Воронеж», – в замешательстве ответил Николай. – Москва-Воронеж, хрен догонишь, – добавил он про себя. – Тьфу ты, какой Воронеж. «Тамбов». Отзыв «Тамбов». – «Похоже, свой человек, пароль знает, а чего ночью приперся, и как прошел?» – продолжал лихорадочно раздумывать он.  – Кто вы, и чего хотите?

– Я капитан Неустроев, командир особого отряда при Генеральном Штабе Красной Армии. Мне срочно нужен командир второго батальона капитан Верховцев. Давай, служивый, действуй!

Николай, чуть подумав, подошел к занавешенному плащ-палаткой входу в блиндаж, и позвал адъютанта: – Иванов, слышь, Иванов, тут до комбата пришли. Не дождавшись ответа, он стукнул прикладом по бревну, и повторил свой призыв.

– Ну, чего тебе? – послышался раздраженный голос.

– Тут к комбату пришли.

– Ну, положи его на землю, и пусть лежит до утра, нечего по ночам болтаться, – отозвался адъютант.

– Исаев, я не сплю, это ты на посту? – неожиданно послышался голос комбата.

– Я, товарищ капитан.

– Что за человек?

– Говорит, что командир особого отряда из Генерального Штаба.

– Он с оружием, вещи есть?

– Темно же, товарищ капитан, ничего не видно.

– У меня фонарик, – послышался голос командира отряда, – я себя освещу. Привыкшим к темноте глазам, луч фонарика показался необыкновенно ярким.

– Он пустой, товарищ капитан, ни оружия, ни вещмешка.

– У меня только документы, – сообщил знакомец.

– Ладно, пусть заходит. Иванов, зажигай свою коптилку.

Незнакомец, откинув полог, пробрался в блиндаж. – Вот мое удостоверение личности, – он протянул его в раскрытом виде комбату, который рассмотрев удостоверение, вернул. – А это приказ, читайте!

Комбат развернул сложенный листок, и, придвинув его в коптилке, стал  читать вслух. – Совершенно секретно. Количество экземпляров – единственный, подлежит возврату. Номер, гм, номер такой-то. Дата, интересно эта же дата завтрашнего дня.  Это как?

– Это сегодняшняя дата, новый день уже наступил, а документ подписан три часа назад.

– Понятно. И комбат продолжил: – Командиру второго батальона… гм, такого-то пехотного полка капитану Верховцеву… Что такое? – отвлекся он листка. – Как это из Генерального Штаба подают документ прямо на командира батальона? Это же не по уставу. Документы должны подаваться «по команде».

– По уставу, – хмыкнул новоприбывший. – Да по уставу мы должны только наступать или, в крайнем случае, обороняться, но уж никак не отступать, а мы до Москвы отступили. Поэтому, забудьте про устав, по крайней мере, в данной ситуации. Если передавать «по команде», то есть, через управления фронта, дивизии, полка, то этот документ дошел бы до вас, в лучшем случае, только к завтрашнему вечеру. А дело очень срочное. Да вы читайте, не отвлекайтесь на пустяки.

И комбат продолжил: – Агентурной разведкой установлено, что в ближайшие часы на участке обороны вашего батальона будет осуществлен прорыв значительными танковыми силами противника с направлением на Москву. Для отражения атаки в расположение вашего батальона направляется особый отряд истребителей танков под командованием капитана Неустроева. Отряд вооружен особо секретным, мощным оружием. Приказываю.

– Опять какая-то ерунда, – комбат прекратил чтение. – Какие танки? Здесь же болотина, для танков местность непроходимая. Да вы сами посмотрите на карту, – и капитан потянулся к планшетке, висящий рядом.

– Ваша карта устарела, – ответил Неустроев, – вот, посмотрите на карту немецкую, трофейную. Здесь никакого болота нет.

– Да как же так?

– Все очень просто. Здесь проводились разработки торфа, а затем провели мелиорацию земель. А наша картографическая служба просто не успела выпустить новые карты. Да вы читайте до конца.

– Ну, вот, а противник успел, – буркнул комбат, и продолжил читать, теперь про себя. – Начальник Генерального Штаба РККА, подпись, – он закончил чтение. – Ладно, все понятно, – сказал он и потянулся к стоящему рядом телефону. – Нужно доложить командиру полка.

– Отставить, никакого доклада, – немедленно отреагировал капитан Неустроев.

– Это отчего же? – возмутился комбат. – Это уж точно по уставу.

– Да, я согласен, доложить следует, но мы этого делать не будем, и вот почему. Вы только вдумайтесь. Операция совершенно секретная. Но вам, в любом случае, придется сообщить об особо секретном противотанковом оружии. А где гарантия, что где-нибудь к линии связи не подключился немецкий разведчик? Да услышав такое, они бросят сюда все возможные силы, чтобы это оружие захватить. Поэтому ничего докладывать не нужно. И еще. Услышав про отряд из Генерального Штаба, командир полка пошлет сюда своих порученцев, а еще вернее, бросится сам, чтобы все уточнять и перепроверять. С ними придется объясняться, и они своим присутствием будут нам только мешать. Но и это еще не все. Скорее всего, у ваших вышестоящих командиров возникнет какое-то чувство ревности, что-ли, из-за того, что не смогли разобраться в ситуации. Вы обо всем доложите самым подробным образом после того, как мы остановим этот немецкий танковый клин.

– Да, вы правы, – согласился комбат. – У меня было подозрение, что немцы что-то затевают, так как они установили громкоговорители, скорее всего для прикрытия. Я докладывал в полк, оттуда присылали разведчиков, которые сделали заключение, что опасаться нет оснований. Так что им придется как-то оправдываться.

– Наплевать, – подвел итог Неустроев. – Это уже история. Вы все прочитали внимательно?

– Да, прочитал.

– Тогда отдайте Приказ! – и Неустроев протянул руку, – он подлежит возврату.

– Интересное дело, а как я буду отчитываться, если у меня не остается ни одного документа?

– Вы будете отчитываться побитыми танками, это самый лучший отчет, – сказал капитан Неустроев.

– Хотелось бы верить в это. Кстати, а где особый отряд и ваше мощное оружие?  Если наступление начнется в ближайшие часы, как вы сможете его сюда подтащить?

– Не волнуйтесь, товарищ капитан Верховцев, моя команда прибудет сюда в нужное время, а оружие они принесут с собой.

– Что, они потащат противотанковые орудия по бездорожью? Они какие-то геркулесы, или у вас лошадиная тяга?

– Нет, ничего подобного. Все противотанковое оружие ручное, они просто принесут его с собой. Да, капитан, а не перейти ли нам «на ты»? Скоро начнется бой, некогда будет «выкать».

– Хорошо, согласен.

– Ну и отлично. А теперь нам нужно подготовиться к отражению атаки. Наша задача – танки, а вот вам придется отбивать пехоту, ее будет много. Какое оружие у вас для этого имеется?

– Да,  с оружием плохо. Считалось, что здесь наступления противника не будет. Неполная батарея «сорокапяток» и по одному ручному пулемету в каждой роте, ну, и винтовки, конечно.

– Да, не густо, но это лучше, чем ничего. Если уже рассвело, давай, пройдем по линии обороны батальона и решим, где и что лучше расположить. Да, еще просьба. Мне потребуется помощник из числа ваших бойцов, очень желательно, чтоб он был технически грамотным человеком. Найдется такой?

– Думаю, что найдется, – ответил комбат. – Исаев, – крикнул он. – Зайди сюда.

– Не имею права, я же на посту.

– Слушай, Исаев, не умничай! И не серди меня! Я же слышал, как ты несешь службу. Как же это ты отзыв на пароль перепутал? Да за это можно пулю схлопотать, или удар штыком. Ладно, давай заходи.

– Да я, товарищ капитан, как-то растерялся, потому, что совершенно не слышал, как товарищ капитан подошел.

– Да, это не понятно, – согласился комбат. – Я же знаю, что вы натягиваете веревки, и бесшумно просто не подойти. – Неустроев, как же ты так подошел?

– Ну, подошел, и подошел. Расскажу, позже, не время сейчас.

– Ладно, хорошо. Исаев, давай, рассказывай какое у тебя образование и не вздумай врать, что у тебя незаконченная семилетка. Я же слышал, как ты разговаривал с командиром связистов. Наверняка на семинарах по философии и истории ВКП(б) хорошо отвечал, и в разговоре формулы приводил. Давай, колись, пока за тебя особист не взялся за сокрытие личных данных.

– У меня неполное высшее образование, товарищ капитан. А скрывал я, чтобы сразу попасть на фронт, а не в военное училище.

– Какое неполное? Опять юлишь. Сколько курсов?

– Все курсы, выпускные экзамены, просто не успел диплом получить.

– Да на что мне твой диплом. Какой ВУЗ?

– МВТУ, товарищ капитан.

– Отлично, этот парень мне подходит, –  подал голос капитан Неустроев. – Исаев, ты на меня не обижайся, я виноват, что напугал тебя. Будь на твоем месте какой-нибудь нервный часовой, мог и стрельнуть с перепугу. Лады?

– Да, товарищ капитан.

– Исаев, – констатировал комбат, – поступаешь в подчинение к капитану Неустроеву. Понятно?

– Есть, товарищ капитан! Понятно! А что нужно будет делать?

– Он сам тебе все объяснит. Неустроев, – комбат повернулся к капитану, – когда он тебе понадобится?

– Часа через три, не раньше.

– Иванов, – позвал комбат адъютанта, – распорядись, чтобы Исаева в карауле заменили. А ты, Исаев, отдыхай, когда сменишься. Тебя найдут, когда потребуешься. Ну, гроза танков, – обратился комбат к Неустроеву, – не пора ли нам на позицию?

– Пошли, – отозвался командир особого отряда, вставая с чурбака, на котором сидел.