Текст книги "Тень луны"

Автор книги: Александр Трапезников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 15 страниц)

– Конечно. Страну развалили, разворовали, а преступность – виновата, кивнул Игорь. За окном вновь завыла собака, и они на некоторое время замолчали, прислушиваясь к этим звукам.

– Крупные дельцы-компаньоны будут убивать друг друга до последнего руками наемников, братвы, – сказал Стас. – А с кого спрос? Тут недавно одного моего знакомого бизнесмена нашли мертвым. Так хотели меня к этому делу пристегнуть, якобы он мне тридцать тысяч был должен. Правильно, мне тридцать, а Лозовскому – восемьсот. Разница есть? Я-то с понятием, раз человеку плохо – последнее не возьму, готов ждать, когда на ноги поднимется. А тот нет, вот человек и сгинул.

– Они что, не понимают, что сук рубят? Временщики ведь, рано или поздно их порвут на части.– Еще некоторое время позапрягают. А пока наворуют столько, чтобы и себе, и внукам хватило. Ну а "борцы с преступностью" периодически берут какого-нибудь парнягу в разработку, подсовывают ему наркоту или "плетку", а потом начинают качать из него деньги. Сами мутят воду, чтобы было легче рыбку ловить. Ведь легче всего раскрывается то преступление, которое сам и организовал. А на словах – все об интересах страны пекутся. Что белые, что красные, что голубые. Одна масть. Потому и флаг у нас нынче такой, полосатый. А главное, не "догоняют", что их все равно когда-нибудь также кинут, как последних лохов. Думают, нужны они Западу! Нет, это здесь они – короли, а там – шестерки. Хитрецы упертые. Плюют нам в глаза и внушают, что опрыскивают одеколоном.

– Что же, куда ни кинь – всюду клин?

– Да, но еще не все смертельно, просвет есть. По большому счету, надо всем достойным объединяться, из разных слоев. Идея должна быть общая, цель. И глаза народу открывать, пока окончательно не оскотинился. Без его поддержки ничего не изменишь. Патриотов во власти почти нет, а если и придет туда, то лже-оппозиция. Под лозунгами, но со своим большим карманом. Они уже и сейчас договариваются с "хозяевами мира", место себе выторговывают. А подчиняться кланам будут. И ведь многие на их риторику покупаются. Это как с шулером играть – у него всегда новый туз в рукаве. Или джокер – выскочит и начинает "спасать" народ, Россию. Ведь они же не говорят в открытую: "Ребята, править вами с сегодняшнего понедельника будут негры". Нет, править будут, вроде бы, "свои", хоть с рязанской рожей, но из-под "негров". А самыми страшными преступниками окажутся тогда как раз те, кто шел против этого порядка и открывал глаза толпе. Эту-то толпу и постараются натравить на "вольнодумцев", будто именно они мешают построить справедливое общество! Вот и превращают народ в толпу, а толпу – в стадо.

– Не стадо уже, а растения, – сказал Игорь.

– Да уж, денег на пропаганду они не жалеют, – согласился Стас. Агитпром развернули похлеще, чем при Лене Брежневе. А независимых журналистов нет и никогда не было. За свою копейку удавятся, "Капиталы" Маркса перепишут в обратную сторону. Главный клич всех государственных воров – "Держи вора!" Вот и пишут, что заказали.

– А церковь?

– Так они и с ней заигрывают, иерархов под себя подминают. Там ведь тоже сильное расслоение. А Патриарх к терпимости призывает и радуется, коли пьяный Борька завалится в храм и постоит со свечкой. А как терпеть, если тебе плюют в душу и призывают каяться перед "обиженными христоубийцами"? Понимаю теперь Аввакума. Раскол всюду.

– Не радостно.

– Куда уж больше! Надо новых людей искать, светлых. На них и ориентироваться...

Словно в ответ на его слова, вновь завыла собака – и так безнадежно горько, что у Игоря вдруг защемило сердце. Какое-то нехорошее предчувствие вызвали эти протяжные, обращенные не к людям, на которых нет надежды, а в пустоту звуки.

– Пойти, что ли, покормить ее? – произнес Стас.

Осторожно и незаметно подкрадывался рассвет, начиная вылизывать красным языком темно-кофейную гущу, висящую за окном.

ГЛАВА ПЯТАЯ

1

Начало 1994 года

После смерти Стаса приходилось железной рукой налаживать в бригаде дисциплину, ставить жесткие условия и сроки, а одновременно вести войну с группировкой Мовлада, хотя самого его в Москве уже не было. Без всесторонней поддержки Флинта Игорю было бы не обойтись. "Зверей" начали теснить с рынков и гостиниц, взрывать их торговые точки, подминать под себя коммерческие предприятия. Все это укладывалось в общую схему действий, которая давно намечалась и Флинтом, и другими славянскими лидерами. Недовольные, опасающиеся чего-то или просто "мутные" изгонялись Игорем из бригады немедленно. Так же как и те, кто показывал излишнюю прыть – им Хмурый не доверял в первую очередь. Что же касается врагов по другую линию фронта, то с ними – как на войне. Или убьют тебя, или ты. "Правая рука" Мовлада – Шамиль, был убран вызванным из Тамбова специалистом-профессионалом, бывшим спецназовцем, – с чердака дома, по крутой траектории, тремя выстрелами, причем два последних были проделаны по уже падающему телу. Изумительная скорострельность – за секунду с небольшим, и все три пули попали в жизненно важные органы: в голову, шею, грудь. Двое других, особо приближенных, изрешечены шальным мотоциклистом, подъехавшим к стеклянному кафе, где они справляли чьи-то именины – прямо сквозь витринное стекло. Еще один, скрывающийся в своей квартире, был подорван Афганцем, влившимся к тому времени в бригаду. Мина-ловушка оказалась под ковриком у двери, на который "ступила нога человека". Своих ребят Игорю пока удавалось сберечь, и он считал это самым главным достижением.

Но во всей происходящей заварухе существовала одна проблема, вылезающая на первый план. Детей гор поддерживал РУОП, с которым те делились своей прибылью от наркобизнеса; кроме того, многие бывшие милиционеры, кэгебешники, сотрудники других спецур, оказавшись в результате перестройки без работы, сами организовали свои частные охранные фирмы, сколотились в бригады и начали выдавливать другие "крыши", криминальные. А хрен редьки не слаще. У них были свои, крепкие контакты с кавказцами – шли бы деньги. Приходилось лавировать, учитывать все подводные течения, чтобы не наступить на ногу тому, кому не надо. Но "пересечение" становилось все более неизбежным. А в РУОПе к этому времени должность заместителя начальника занял полковник Аршилов... Для него это оказалось явным повышением, открывавшим большой простор для деятельности.

Однажды, несколько "молодых" из команды Хмурого наваляли "азерам", почти в открытую торговавшим наркотой на вокзале. На защиту тех встали спешно вызванные руоповцы, мордовали всю дорогу до отделения. Русские русских.

– Пора Хмурого закоротить! – сказал Аршилов, разобравшись в ситуации. – Надоел он мне.

Но Игорь к тому времени уже съехал с квартиры, общался и руководил бригадой из укрытия. Приезжали к нему только Клим, Мишель, Большаков и Серж. Это был его "близкий круг", "члены политбюро". Он знал, что на него готовится покушение, только не представлял – откуда, с какой стороны полетит пуля? "Звери", мусора или кто-то еще, третий? А тут еще передали, что встречи с ним добивается Крот, забивает "стрелку". После смерти Стаса у них остались кое-какие не развязанные дела, доли. Сейчас Крот уже стал "подвигать" Игоря, занимать его позиции. Не ехать нельзя, хотя большей скотины еще поискать. Не так поймут, а потом на тебе вообще крест поставят.

И Хмурый, уставший к этому времени от постоянных передряг, сунув за пояс австрийский "Глок", отправился к ЦУМу, где была назначена "стрелка", взяв с собой только Клима и Бориса – водителя. Очевидно, в какой-то степени он потерял бдительность, потому что не сумел правильно просчитать всю ситуацию. Крота на месте не оказалось... Зато оказались оперы, свалившиеся на него, как град с неба. Получив чем-то тяжелым по голове, Игорь потерял сознание. Клим и Борис сопротивления не оказывали, да и куда попрешь против кучи саранчи?

К неподвижно лежащему на земле Игорю подошел худощавый, насмешливо улыбающийся мужчина в штатском, наблюдавший за захватом "особо опасного" со стороны. Взяв протянутый ему "Глок", он носком ботинка коснулся щеки Хмурого, чуть повернув его голову.

– Грузите в машину, – холоднокровно произнес Аршилов, перестав улыбаться.

2

То что стоит ночь, а не день, Игорь еще отличить смог, а вот куда они едут – было непонятно, да по правде и безразлично. Он сидел на заднем сиденье между двумя "качками" в масках с прорезями для глаз, на запястьях наручники. Все еще смутно, но Кононов стал приходить в себя. В который раз за последние три или четыре дня, а может быть, и неделю. Счет времени он потерял, то проваливаясь в глубокую бездонную дыру, то выныривая обратно. Боли уже почти не чувствовал, только равнодушие, когда за него "принимались" вновь. Были в живот, по голове, в солнечное сплетение, по ногам и туловищу – и руками, и прикладами, и литыми дубинками, потом отдыхали. А через несколько часов волокли опять. Вопросы – удары, и так до бесконечности. Как в Гестапо, хотя не довелось. Какая-то следователь-женщина с мягким кошачьим взглядом:

– Вы же понимаете, что за хранение оружия вам все равно срок светит? Зачем же упрямитесь? Рассказывайте...

– А что вас интересует, лапочка? Я ведь простой постсоветский безработный.

Снова подвальная камера, пытки. Мужчина с лысым черепом и насмешливой улыбкой:

– Думай, Игорь, думай. Знаешь ведь, чего от тебя надо.

– А ты часом не обознался?

– Упря-а-амый... Ну ничего, у нас и не такие киты фонтаны пускали.

У качков, трясшихся рядом с Игорем, кулаки были с натруженными мозолями, оттренированные. "Не об мое ли туловище?" – подумал он, усмехнувшись спекшимися губами.

– Гляди, еще лыбится! – сказал один из них, незлобиво ткнув локтем Кононова под ребра.

– А чего ему не улыбаться? – откликнулся второй. – Конченый!

Мужчина с лысым черепом сидел рядом с шофером. Повернувшись, он внимательно и долго глядел в глаза Игорю. Тот взгляда не отводил: презрительно равнодушно изучал Аршилова.

– Надо же! – удивляясь чему-то, произнес полковник. – Ладно, приехали. Сворачивай к просеке.

Машину стало трясти еще сильнее, затем она остановилась. Мотор продолжал работать.

– Пошли! – бросил Аршилов, открывая дверцу. Кононова вытащили из милицейского "уазика", подтолкнули дулами автоматов к деревьям. Он стоял между двух кленов, с каким-то неожиданно посетившим его любопытством присматриваясь к звездному небу, словно собираясь счесть сияющие точки. Сколько их там? Сейчас узнаем.

– Ну, герой? Так и не скажешь мне ничего, на прощанье? – услышал он голос подошедшего Аршилова.

– Да пошел ты! – откликнулся Игорь.

– Как хочешь. Значит, сам свою судьбу выбрал. А жаль, могли бы подружиться. Снимите с него наручники.

Освободившись от браслетов, Игорь потер запястья.

– Развернись! – скомандовал один из качков. – Лицом к дереву!

Даже будучи в масках, они боялись стрелять в человека, который на них смотрит. Кононов молча повернулся. Послышался лязг затворов. В кленовых листьях блестели капельки воды и пахли они удивительно вкусно. "Наверное, вечером шел дождь" – подумал Игорь, и в ту же секунду раздались выстрелы.

Очереди шли слева и справа от головы, возле ушей, и грохот стоял такой, будто над ним мчалась электричка. А впереди, срезанные пулями, трещали и падали ветки. Затем стрельба смолкла. И на некоторое время наступила тишина. Игорь стоял не шелохнувшись и не поворачиваясь. Только внутри его было пусто.

– В машину его! – приказал Аршилов.

...Утром Кононова перевели в больничный СИЗО. Там недели полторы подлечивали. Ни Аршилов, ни женщина-следователь больше не появлялись. А еще через несколько дней он вышел на свободу.

3

За тюремными воротами Кононова встречал Серж, посигналив из темно-серого "БМВ". Могучий и преданный Аякс распахнул дверцу.

– Прокатить куда-нибудь или пешком потопаешь?

– Пройтись хочется, – ответил Игорь, обнимая друга. – Подышать воздухом.

Бросив машину, они некоторое время шли молча, греясь под июньским солнцем. Потом Серж стал рассказывать последние новости. "Мишель "на бригаде", завалы расчищает. За Игоря залог внесли, но адвокат говорит, что "дело" вообще тухлое, "Глок" сами руоповцы подбросили. Скорее всего, вы разойдетесь тихо, без обоюдных претензий. Как сказал Флинт. А Крот божится, что он тут ни при чем, просто опоздал на "стрелку". Но наверняка с мусорами связан".

– Не он один, – рассеянно заметил Игорь. – Кто-то из наших. Кто знал, что я поеду к ЦУМу.

– Вот как? – Серж почесал затылок. – Об этом я как-то не подумал. Может быть, Афганец? Что-то он последнее время сильно много на себя брать стал. Только появился, а уже права качает.

Хмурый понимал, почему Афганец ведет себя именно так, дерзко и вызывающе: Стаса больше нет, а о подлинных причинах смерти Петровича и "заказчиках" знают только двое. Он и Афганец. Теперь будет давить на Игоря, льгот требовать. За молчание. Пока языком не треплет – ладно, а коли проболтается, по пьяне или под иглой? То что он законченный наркоша, Кононов не сомневался. Издалека видно. Еще одна мигрень появляется... Что касается Крота, то органы, конечно, его пользуют, но откуда он мог знать, что Игорь действительно приедет раньше времени? Знали об этом только свои. Не сидели же они в засаде с утра раннего? Кто-то переориентировал. Но у Игоря не было сейчас ни на кого никаких подозрений, да он и не хотел больше об этом думать. Вернувшись к машине, они поехали домой, где теперь можно было жить относительно спокойно. Не прятаться же все время в бункере? Чему быть – того не миновать.

– А тебя сюрприз ждет! – хитро улыбнулся Серж. – Так что я подниматься не стану.

– Сюрпризов мне в последнее время хватает.

– Это тебе понравится.

В квартире, где Игорь не был уже несколько недель, он увидел Лену, смотрящую на него чуть растерянно, влажными, синими глазами. Она пошла к нему навстречу и прижалась лицом к груди, как прежде, когда он возвращался из своих "командировок".

– Ты сменила прическу, – произнес Игорь, – произнес Игорь, осторожно и бережно обнимая ее, словно это была хрустальная фигура, которая могла разбиться.

– Крепче... – попросила она. – Я так по тебе соскучилась! Серж сказал мне, что...

– Не надо, – остановил он. – Все это ничего не стоит. Там – это там, а то что здесь – здесь.

Лена вздохнула, не споря.

– Как ты умеешь все четко и ясно разъяснять. Мне было без тебя плохо.

"А кому сейчас хорошо?" – подумал Игорь, но ничего не ответил, просто целуя ее в губы. Новая прическа – значит все новое, заново, сначала Два дня они провели вместе, рядом, не расставаясь и не выходя из квартиры, будто связанные крепкой шелковой нитью, не отвечая на телефонные звонки и громкие сутки в дверь. И лишь когда барабанный бой стал совершенно невыносимым, Игорь бросил в приоткрытую щелку:

– Серж, имей совесть, уходи, дай мне хоть немного побыть с любимой женой!..

4

Несколько недель все шло нормально: и в отношениях с Леной, и вообще. Лето – время затишья, копятся силы, вызревают планы. Политики готовятся к осенней борьбе, огородники выращивают капусту. Хотя древнеримский император Диоклетиан тоже сажал капусту и при этом неплохо управлял государством.

После гибели Флинта многое изменилось: пошло выяснение отношений, усилились "звери", стал нажимать РУОП, оказались развязанными руки у Крота и других, начавших тянуть одеяло на себя. Особенно усердствовал Крот, которому "повезло" и со смертью Стаса, и с гибелью Флинта. Все это продолжалось до глубокой осени Игорь выжидал, не принимая ничью сторону, "держал паузу", как боксер на ринге, чтобы прийти в себя и оглядеться после нанесенного удара, сгруппировать силы. Внутри бригады были свои проблемы: временно замороженные "проекты", вынужденная бездеятельность – вели к застою, к утере бдительности, а значит – к возможным ошибкам и провалам. И всему этому сопутствовало неизменное брожение. Больше всего его вносил Афганец, открыто принимавший наркотики. За ним потянулся и Клим, перешедший с "травки" на амфетамины и опиаты. Но Игорь подозревал, что дома он принимает куда более сильные препараты, включая героин. Уж больно выглядит скверно, а то наоборот – втроем не удержишь. Но главное – тот пример, который они оба подавали "молодым", кое-кто из них уже начинал тянуться к "дури", не смотря на строгий запрет Хмурого. За всеми не уследишь. Игорь несколько раз "по душам" разговаривал и с Климом, и с Афганцем, но если первый во всем соглашался и клялся "не подвести", то подрывник, чувствуя свои козырные карты в игре с Кононовым, завольничал до крайней степени. Надо было с ним как-то решать, но не хотелось рубить с плеча.

Одно утешение – Лена. С ней все складывалось, как и положено в семье. Если ей и было тяжело, тревожно, холодно – то она не показывала вида, ничем не проявляя свое отношение к занятиям мужа. Словно между ними стояла запретная тема, касаться которой нельзя. Это не было пограничной чертой двух государств, а очерченным кругом без права доступа, возле которого носились другие силы, ей непонятные, и слава Богу, что она оставалась в нем. Порою Игорю казалось, что она смирилась со своим положением, приняла его как должное, как неизбежность судьбы и отныне нет и не будет сомнений в защите тыла. Одно это и радовало.

5

Той же осенью началась эта история с памятниками. Разбитые гранитные плиты, искореженные ограды, сломанные кресты. Больше всего доставалось могиле Стаса... Когда придурков-бомжей выловили и выяснили, что крыс кладбищенских нанял Кирильчик, стали решать. Крот не только глумился над усопшими, но и бросал вызов. Это понятно. Сейчас он совсем отморозился, а дальше будет еще хуже. Припомнили и "стрелку", на которой Игоря повязали руоповцы. Хмурый у него взят на прицел, и если его не опередить – сливай воду. Горячий Серж предлагал лобовые варианты, идти на пролом.

– Забьем новую "стрелку" и всех покрошим!

Это был его главный недостаток – невыдержанность. Хорош всем, но требует управления: наломает таких дров – мало не покажется. А как к этой крошиловке отнесутся другие авторитеты? Ждать сходки? Так время упустишь, а Крот медлить не станет. Но Игорь все никак не мог принять определенного решения. Конечно, Крот должен быть наказан. Но не слишком ли много крови уже пролито? Не дать ли ему последний шанс?

– Сделаем так... – произнес Хмурый.

Кирильчика изловили вечером на кладбище, спустя неделю, когда он расплачивался с теми бомжами новым ящиком водки, а заодно и проверял их "работу". К шоферу Кирильчика, оставшемуся сидеть в "БМВ", подкрался Леша и приставил дуло к виску.

– Выползай аккуратно, – тихо сказал он.

Самого Кирильчика накрыли возле могилы.

– Урод ушастый, ты еще не угомонился? – спросил Валера, появляясь откуда-то сбоку, из-за памятника какого-то контр-адмирала Краснушкина. В спину Кирильчика уперся пистолет Игоря-маленького. Бомжи начали потихоньку линять, даже позабыв про спортивную сумку с водкой, но Валера сделал знак остановиться. Подняв приготовленную лопату, он показал на свободный участок.

– Вон там копайте.

Подошли трясущийся мелкой дрожью шофер и Леша. Лопаты звонко ударяли в мерзлую землю... Пока копали яму, подъехал вызванный по мобильному Хмурый.

– Ага, все в сборе, – сказал он удовлетворенно, взглянув на бледного Кирильчика. – Тело есть, не хватает обшивки.

Но гроб – простенький, сколоченный из досок – уже несли по дорожке. Вернее, нес один Серж, взгромоздив его на свои могучие плечи, а Мишель больше мешался, то подталкивая, то забегая вперед. Увидев, что гроб в единственном экземпляре, шофер облегченно вздохнул, хотя неизвестно – может быть их запихают в один ящик?

– Залазь! – сказал Хмурый Кирильчику. Тот попятился.

– Не-е-е-т...

Кирильчик сначала тихо завыл, а потом заорал во весь голос.

– Ленту!

Ему заклеили рот, впихнули в гроб и начали приколачивать крышку. Один из бомжей крестился, другой потянулся к сумке за водкой. Достав бутылку, он отхлебнул из горлышка.

– Дай-ка и мне тоже! – протянул руку Игорь. – Холодно сегодня чего-то. Надо было одну в ящик положить.

Бутылка пошла по кругу. Гроб опустили на дно ямы, стали забрасывать землей. Но засыпали не доверху – так, сантиметров тридцать. Шофер опустился на колени.

– Не убивайте... дети...

– Никто тебя трогать не собирается, – сказал Игорь. – Ты смотри и запоминай. Передашь Кроту – что с ним будет то же самое. Если не остановится. Пусть лучше уезжает из Москвы на свой Кипр.

Постояв еще минут пять-десять, Хмурый махнул рукой:

– Выкапывайте.

Когда сняли крышку и вытряхнули из гроба Кирильчика, на него было страшно смотреть: смертельно бледный, трясущийся и пованивающий весьма специфически. Серж отлепил ленту, влил ему в рот немного водки. Потом повторил те слова, которые говорил шоферу Игорь. Но понял их Кирильчик или нет – было не ясно. Он только кивал головой, разбрызгивая катившиеся по щекам капли.

6

Но Крот не остановился и предупреждению не внял.

– Ты "заказан", – сказал как-то Большаков Хмурому. – У меня есть информатор в его бригаде. Лучше тебе временно исчезнуть, пока мы тут сами не разберемся.

Игорь оставил его слова без внимания. Информация информацией, а дело делать надо. К тому же, кто поручиться, что это не "деза"? Пущенная тем же Кротом? Он любил стращать и запугивать громкими фразами, хотя воздуха в его резиновой оболочке оставалось все меньше. Скоро превратится в обыкновенную тряпку для ног.

– А Кирильчик в Кащенко, – добавил Геннадий. – Лечат хвойными ваннами и седуксеном. А может быть, это пойдет ему на пользу, и он, наконец, начнет думать? Кто ты есть – человек или смерд поганый? От чьего семени взрос? Среди психов попадаются очень неплохие, масштабные мыслители. Я бы и сам провел там недельку-другую, в философской изоляции...

– Ты считаешь, что мы поступили с ним слишком жестоко? Может быть, но как иначе достучаться до его разума, если только не комьями земли? Что еще нужно человеку – такому как Кирильчик, как Крот, – чтобы он стал человеком?

– Время, только время, – ответил Геннадий. – Но оно может опоздать. И завтра, получив шальную пулю, тело так и останется телом. Только с иными биохимическими процессами. А ты поступил хирургически. Я не думаю, что Кирильчик вернется на тот же путь. В общем-то, ты прав.

– А я не уверен... – задумчиво произнес Кононов. – Если Господь хочет наказать человека – Он лишает его разума. И он же наставляет его на путь истинный, прозревает, если так надобно. Все это – в руках Божьих. А кто мы?

Большаков не ответил, лишь неопределенно пожал плечами.

Но он тоже оказался прав – в своем предупреждении Несколько дней спустя, когда выпал первый декабрьский снежок, Кононов возвращался домой, предупредив по сотовому жену, что "через час будет". Вначале за рулем сидел его охранник и водитель – Борис, паренек из простой рабочей семьи, надежный и скромный, но вскоре они поменялись местами – Игорю хотелось самому проехаться по намокшему асфальту: освежить навыки бывшего таксиста. Их темный "БМВ" пятой модели неспешно двигался по улицам, попутно Кононов объяснял Борису – в чем сложность по такой погоде езды на скоростных машинах с задним приводом – особой осторожности требует ускорение и вхождение в поворот, да и с места надо забирать не резко, а постепенно. На подступах к дому фары высветили пустынный двор. Только одинокая мужская фигура в черном плаще и маленькой собачкой на поводке прохаживалась по тротуару.

– Завтра часам к семи утра, ладно? – произнес Игорь, присматриваясь к этому сутулому человеку с облезлой болонкой. Почему-то он пошел навстречу машине, а собака тянула в сторону. Что ему, места для прогулок мало? Когда машина остановилась у подъезда, а человек поравнялся с ней, он вдруг выронил поводок и, выхватив из-за пазухи пистолет, прямо через боковое стекло, которое разлетелось после первого выстрела, разрядил всю обойму в сидящих в салоне. Превозмогая боль Игорь "воткнул" первую скорость и дал газ, а человек в черном, бросив пистолет, побежал наискосок через двор куда-то к параллельной улице. Остановившись в конце длинного многоподъездного дома, Кононов наклонился к рулю, переводя дыхание и еле сдерживая стон от горящей пульсирующей боли в правой руке и боку. Две пули попали в него, остальные – в Бориса. Киллер стрелял в пассажира, думая, что тот – Хмурый. У него не было времени в темноте сверять удостоверение личностей.

Открыв дверь машины, Игорь понемногу вылез из-за руля и лег на снег, лицом вниз. Ему казалось, что из ран вытекает "жидкое тепло", и он не мог видеть, как белизна под ним и вокруг окрашивается кровью. Рукав кожаной куртки стал намокать. Холодно. Никто не выбежал из подъездов, не открылось ни одно окно. Через несколько минут, постанывая и согнувшись, опираясь левой рукой на автомобиль, он обошел его спереди и открыл дверцу пассажирского места. Обмякшее тело Бориса стало вываливаться наружу, а у Игоря даже не было сил, чтобы его удержать... Он встал на колени, пытаясь нащупать пульс – бесполезно. Основной удар по ошибке пришелся на парня. Господи... Надо как-то соображать, выбираться... У него совсем вылетело из головы, что в салоне "БМВ" лежит сотовый телефон. В полушоковом состоянии, останавливаясь через два шага на третий, Игорь добрался до своего подъезда, набрал кодовый шифр (хорошо что вспомнил!), вызвал лифт. Открыть дверь собственным ключом сил уже не было. Оставляя повсюду кровавые следы, он начал стучать и звонить в дверь, а потом повалился прямо на Лену, появившуюся на пороге квартиры. Она испуганно вскрикнула, пытаясь его поддержать.

– "Скорую"... – процедил он. – Нет... Денису... позвони Денису... дай телефон...

Лена, чуть не плача, дотащила его до дивана, положила подушки. Затем, сосредоточившись, принялась за дело: освободила Игоря от верхней одежды, разрезала ножницами рубашку, бросив окровавленные куски на пол, промыла спекшуюся рану на боку и наложила марлевый тампон, а руку в предплечье перетянула жгутом. Там рана оказалась сквозной, это уже полегче. Чтобы уменьшить боль, Лена дала ему две таблетки баралгина. Все это время Игорь находился в сознании, только кусал губы и все время порывался звонить. Но Лена еще раньше вызвала и "скорую", и Дениса, и Сержа.

– Где Борис? – спросил вдруг Игорь и тотчас замолчал. Ему почудилось, что тот внизу, возле машины, и вообще все это произошло не с ними. Боль уже отступила. Он все-таки подтянул к себе телефон и набрал номер Большакова.

– Меня подранили, – глухо проговорил он. – Борис мертв. Сейчас увезут в больницу, ты держи связь через Лену.

Но Серж и Денис приехали раньше "скорой". Осмотрев раны и одобрив Ленины действия, Денис, опытный врач, начал названивать своим коллегам, проговаривая с ними различные варианты.

– Чего нам ждать "скорую"? – сказал он. – Сейчас погрузим тебя и повезем в лифортовскую больницу, там мой друг – отличный хирург. Он уже готовит операционную.

Серж молча, словно проглотив воды, расхаживал по коридору, еще больше напоминая древнегреческого Аякса перед сражением. Затем он ушел вниз объясняться с вызванной кем-то милицией. Те уже копошились возле расстрелянного "БМВ" и мертвого тела, отгоняя выползших из подъезда зевак. Лена и Денис начали осторожно, поддерживая с двух сторон, переводить Игоря к лифту.

– Да сам я! – пытался сказать он, но это прозвучало очень тихо и неразборчиво. Сказывалась большая потеря крови, и тянуло вниз, к полу. На улице, пока шли к "тойоте", он уже почти ничего не видел.

– Потребуется переливание! – крикнул Денис подбегавшему к ним Сержу. Срочно собери ребят, как можно больше – я не знаю, какая у него группа крови. И скорее, ради Бога, скорее!

7

К больнице по двое-трое стали подтягиваться стриженые и "кожаные" люди, грозного вида и внушительных габаритов, пугая своим присутствием дежурный медперсонал. Серж отсылал их в амбулаторную, где у них брали пробу крови, доноров с нужной группой оставляли. Кононова на каталке уже везли в операционную. Денис, в белом халате, выйдя в коридор, пытался объяснить Лене:

– Проникающее ранение в брюшную полость... сделали рентгеноскопию пуля застряла в сантиметре от печени... чуть в сторону и... Но состояние крайне тяжелое, повреждена воротная вена, внутренние излияния Артериальное давление очень низкое

Но Лена ничего не слышала, сама находясь в каком-то шоке, который настиг ее здесь, в больнице.

– Вот это и случилось, – повторяла она одну фразу. – Вот это и случилось...

– Успокойся! – Денис взял ее за плечи и потряс. К ним шел Серж, от которого жались к стенам медсестры.

– Скажи им: если они что-нибудь напортачат, я...

– Заткнись! – рявкнул на него Денис. Серж с удивлением посмотрел на обычно спокойного медика и умолк. Наверное, понял, что сила здесь ничего не значит. И как-то сник.

– Займись лучше Леной, – добавил врач и скрылся в операционной.

Там уже вовсю шла работа. Двое хирургов, анестезиолог, медсестра, ассистент. Вторым ассистирующим был Денис, договорившись с коллегами. Бесчувственное тело Кононова было подключено к аппаратуре и мониторам, капельнице, наготове стоял фибриллятор – в случае остановки сердца. Все внимание было уделено брюшной полости. В предплечье оказалась повреждена мышечная ткань, сосуды сшили, наложили шовный материал. Хирурги и анестезиолог обменивались между собой и ассистентами репликами:

– Усилить наркоз... Как давление?.. Падает... Вошли в брюшную полость, расширители... Ввести миорелаксанты, больной напрягается... Кровоостанавливающее... Включить электрокоагулятор... Пульс?.. Приготовьте печеночное зеркало... Стоп!

Звуковой сигнал изменился, на мониторе пошла прямая линия.

– Остановка сердца. Фибриллятор!

Хирурги отступили от операционного стола, в дело вступил анестезиолог. Зафиксировав электроды к голове и туловищу Кононова, он пустил электрический разряд. Еще. Снова, усилив напряжение. Денис и другие смотрели на монитор. На экране вновь начала слабо и прерывисто биться синусоида.

– Завелось, – кивнул один из хирургов. – Продолжаем. Готовьте кровь...

По коридору то и дело пробегали медсестры, а Серж и Лена стояли словно оглушенные, пытаясь угадать – как там сейчас, в операционной? Но никто ничего не отвечал. Судя по суете и жестко-напряженному лицу Дениса, выглянувшему на минутку, дело обстояло самым серьезным образом.

– Надежда есть, – произнес он всего одну фразу. Но так говорят все врачи, когда им больше сказать нечего.

Лена заплакала, и Серж увел ее в сторону, подальше от чужих глаз. Но ей было все равно.

– Я уйду от него, – сказала она, сквозь слезы. – Я не могу так жить.

– Молчи, молчи... – отозвался Серж, неловко поглаживая ее по плечу. Как бы ему не уйти от нас...

В двенадцать двадцать семь было зафиксировано извлечение пули. Операция еще продолжалась около сорока минут.