Текст книги "Аккорды кукол"

Автор книги: Александр Трапезников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 19 страниц)

Он извлек из кармана маленький пузырек и протянул ей, а сам начал растирать Клеточкину виски и уши. Карина ушла на кухню, налила воды, отсчитала положенное число капель и вернулась. Пузырек, открытый, оставила на кухне. Режиссер уже сидел за столом и мутным взглядом смотрел на нее.

– Выпей, – сказала она, поддерживая ему затылок.

– И поедем, – добавил Колычев.

Николай залпом выпил полный стакан воды с нашатырным спиртом, передернул плечами, скривился и встал. Средство, видимо, подействовало мгновенно.

– Лучше? – спросила Карина.

– Еще бы! – ответил за Клеточкина Алексей. – Как на воздух вынырнул. Теперь в номера, к девочкам!

– Нет, домой, – проворчал режиссер. – Ну вас всех в болото...

Слегка пошатываясь, он направился к двери, даже не прощаясь с Кариной. Колычев, пожав плечами, пошел следом. На пороге они оба обернулись.

– Завтра начинаем пробные съемки, – трезвым голосом произнес Клеточкин. – Смотри, не опаздывай.

– Селена придет вовремя, – успокоил его Колычев, похлопывая по плечу. – Куда тебя доставить? Я поведу машину.

Закрыв за ними дверь, Карина прижалась спиной к стене. Что-то давило грудь, словно она надышалась ядовитых испарений. "Селена – ведь это моя роль", – подумала она со страхом и неожиданным отвращением.

6

"...Лето. Дачный поселок, где-то возле реки, и это последний день перед тем, как поезд повезет меня на Восток через всю страну. Выкрашенный в оранжевый цвет, я чувствую себя торжественно, словно именно мне предстоит играть главную роль в проведении какого-то научного эксперимента. То, что это действительно так, подтверждает присутствие за столом солидных мужчин, в которых, по их характерным повадкам и пенсне, можно без труда определить ученых, а также околонаучных дамочек, настроенных весьма истерически. Здесь же – Дана и Велемир, пристроились где-то в уголке комнаты. Вскоре я вынужден буду расстаться с ними, потому что срок их командировки заканчивается. Но как это произойдет, ещё неизвестно. Насколько можно понять из беседы за столом, целью собравшихся здесь людей является подтверждение или отрицание способности неживой материи аккумулировать физические и умственные возможности человека. То есть его биологические излучения... Тьфу ты, пропади они пропадом с этим своим поганым языком! Можно заметить, что как только я начинаю длительное время вращаться в какой-то среде, так и выражаюсь на их сленге. Вот жил когда-то у дворника на Воробьевых горах и говорил с собой – через слово мат, а жил у одного военного моряка – только о крейсерах да шлюпках.

У меня нет души и мозга, как у людей. Я способен только впитывать информацию. Любой самый высокоразвитый интеллектуал использует свое сознание лишь на десять процентов, хотя в его башку вмонтировано миллиарды нейронов про запас. Но идиоты люди боятся и не хотят умнеть. Мне же положен всемирный, космический разум, практически беспредельное хранилище информации, чувств, чужого опыта, и я должен познавать и познавать все вокруг: людей, страны, обычаи, науки.

– ...даже растения реагируют на эмоции человека, – говорил за столом один из ученых. – И приборы регистрируют это. Мы с вами уже не отрицаем телепатию, после нашего знакомства с господином Мессингом, присутствующим здесь... Но не разумно ли предположить и обмен информацией между неживой материей и человеком Все мы тут атеисты, но разве поклонение наших богомольцев деревянным дощечкам и мощам усопших не доказывает на чисто бытовом уровне, что у них там идет процесс некоей взаимосвязи – на астральном уровне, если хотите?

– Нет, не хочу, – возразил ему другой. – И не желаю. В Мадриде, ещё лет этак семь назад мне показывали тело одной монахини, покоящееся в склепе. Она скончалась триста сорок пять лет назад. Так вот, господа-товарищи, это молодое тело сохранилось самым замечательным образом, без малейших признаков распада или тления. Будете в Мадриде, непременно наведайтесь. Я уверен, что и через сто лет оно не изменится. Причем она натурально мертва! Анализ ткани показал – мне позволили это сделать, – что монахиня скончалась будто вчера. Но это произошло более трех столетий назад. Так что же все-таки это – неживая материя или живое существо? Или же нечто новое, что должно возродиться в будущем и придет на смену людям? Кукла в коконе?

– Я знаю, о чем вы говорите, был там в прошлом году, – вмешался в разговор третий, ловя взгляды истеричных дамочек, сложивших от ужаса руки ладошками. – Биологические часы мадридской красавицы-монахини пошли как-то по-иному, непонятно по какой причине. Это уже биохимия. Возможно, её клетки обрели способность как бы связывать молекулы воды или её мозг в результате какой-то химической реакции сумел приобрести необычные свойства, нам покудова неизвестные. В одном из Тибетских монастырей, между прочим, я уже видел нечто подобное. Несколько огромных гробов, в которых покоились гигантские люди. Мертвые, но как бы живые, либо спящие... Пришельцы будущего, махатмы, как их называли местные ламы, поклоняющиеся им. Но вот перед нами совершенно неживое существо, и вы этого отрицать не смеете, – он указал на меня пальцем. – Для пущей биологической изоляции его намеренно выкрасили в оранжевый цвет масляной краской.

– Да, да! – подхватил председатель. – Начнем, пожалуй. Сегодня, в день солнцестояния, мы собрались, чтобы...

– Хватит вам! – перебил его предыдущий оратор. – Давайте без экивоков и долгих вступлений.

Попрепиравшись некоторое время, приступили к делу. Во мне, говоря их же языком, было саккумулировано столько человеческой энергии за прошедшее время, что смешно было смотреть на вращающиеся былинки, поднесенные ко мне, и прочую ерунду. Поглядели бы они на то, что мне довелось увидеть у манихея из Марьиной Рощи!

– Попав в пространство неживой статуи предмет начинает взаимодействие.

С этим вердиктом председателя все согласились.

– Идолы у североамериканских индейцев выполняют ту же роль! взвизгнула одна из дамочек. – Когда я в Мичигане... – Но на неё тут же зашикали, и она испуганно замолчала.

Следующие опыты были столь же дурацкими и смешными.

– Идет нагрев... Моя рука тяжелеет... Я чувствую выброс из него какого-то сгустка, облачка...

– А я, а я вижу, как из него выходит энергетический двойник! слышалось со всех сторон.

Но самое интересное было впереди. Я и сам не предполагал, до какой степени возможна запоминаемость неорганической материи, особенно сохраняющейся в металле: звучание струн на лютне воспроизводит яд в жале змеи. Открытие было интересным особенно для меня, и позже я не раз пользовался этим обстоятельством, когда того требовала необходимость.

Председатель взял меня в руки и задел струны, потом завел механизм, чтобы присутствующие немного отвлеклись от дискуссии и развеялись. Лютня заиграла... А тот, который первым заговорил о мадридской монахине, решил вдруг потрогать поднимающуюся по моей ноге змейку с раздвоенным язычком... Когда его обступили, пытаясь привести в чувство, а после стали смущенно расходиться, констатировав смерть, кто-то обронил:

– С утра жаловался на сердце. Я ведь говорил, что лучше было бы собраться ближе к вечеру, а не в такую жару.

– Н-да... Это тебе не монахиня, – заметил другой, понизив голос. – К утру протухнет.

А я понял, что обладаю смертельным оружием..."

7

В магазине высокой моды можно было приобрести все – от носков и туфель до кепочки, от изысканного белья до верхней одежды. Лишь бы были доллары. А их у Геры хватало, даже с излишком. Можно одеть всю школу, ещё бы осталось на праздничный обед. Он подобрал себе прочные и легкие ботинки на толстой подошве, с высокой шнуровкой, американские рейнджерские брюки защитного цвета, со множеством кармашков и ремешков, черную майку с эмблемой "Кока-Колы", рубашку из звездно-полосатого флага, рокерскую кожаную куртку и бейсболку с длинным козырьком, закрывающим пол-лица.

В находившемся неподалеку салоне Гера без всякого сожаления расстался со своими длинными русыми кудрями. Ему сделали модную короткую стрижку и по его просьбе выкрасили волосы в темный цвет. Солнцезащитные очки с крупными стеклами довершили смену облика. Теперь из зеркала на него смотрел какой-то странный человек – не то рано повзрослевший мальчик, не то молодящийся мужчина, сразу и не разберешь. Если бы только не рост, но это уже не играло роли. Метр шестьдесят два – не так уж и плохо, иные остаются карликами всю жизнь.

Из салона Гера направился в автомагазин, где выбрал недорогой отечественный мотоцикл. Езде на нем его обучил ещё Пернатый, два года назад. "Не зря жил на свете!" – подумал Гера, ничуть не сожалея о том, что его бывший друг мертв. Здесь же он купил мотоциклетный шлем и краги.

Сразу сев на мотоцикл, Герасим поехал ещё в одно место. Сегодня был день покупок и исполнения желаний. Сколько лет он мечтал о такой одежде, о мотоцикле и арбалете! Особенно о спортивном арбалете, стоящем под тысячу долларов, с набором стрел с металлическими наконечниками. Даже записывался в секцию и ездил туда через весь город в прошлом году. Приходилось платить за обучение тренеру, а для этого – воровать из автомашин магнитолы. Но наскрести денег на арбалет, из твердого красного дерева, отливающего металлическим блеском, с упругой тетивой и мягким спуском не удавалось. Теперь время пришло.

Продавец в секции сначала заартачился, потребовал разрешения, но лишние пятьдесят долларов охладили его пыл.

– Давайте ещё и ружье для подводного плавания, – на всякий случай решил Гера. – И большую сумку.

Сложив покупки в сумку, он удалился с гордым видом победителя. Теперь предстояло отправиться на знаменитую барахолку, где он со своими приятелями бывал уже не раз и кое-кого знал. Тут можно было раздобыть практически все, от наркотиков до холодного оружия. А можно и кое-что погорячее... И он нашел то, что хотел. Две обоймы к своему "Макарову", широкий спецназовский нож и гранату "ФГ-1". Немного поторговавшись, приобрел ещё и пару взрыв-пакетов. Теперь он считал себя полностью экипированным, словно киногерой из боевика, готовый к сражению.

И действительно, трудно было понять, кто он на самом деле. Жесткое лицо-маска, уверенные движения... Недаром, когда он садился на мотоцикл, рядом остановились две взрослые девушки и стали пялиться.

– Может, поедем куда-нибудь, прокатимся? – зазывно улыбнувшись, спросила одна из них, словно невзначай упираясь своим круглым коленом в его бедро.

– У нас квартира свободная, – поддержала другая. – И много мы с тебя не возьмем. За двух сразу.

– В другой раз, некогда! – твердо сказал он. И мотоцикл рванул с места, плюнув выхлопным газом.

– Как ты думаешь, он кто? – спросила первая.

– У-у... – красноречиво протянула вторая, подняв вверх большой палец.

8

Прошло не так уж много времени, может, минут десять, как кто-то забарабанил в дверь. Карина так и думала, что гости вернутся и, отложив сценарий, который, перечитывала вновь, бросилась открывать. На пороге стоял Колычев.

– Что случилось? – испуганно спросила Карина, сердцем чувствуя, что произошло несчастье.

– Случилось... – повторил Алексей, растерянно проходя мимо. Затем повернулся, взял её за плечи и прижал к себе. – Ужасно! Как это могло произойти? Я не виноват...

– Где Николай? – Карина схватила его за рубашку и затрясла: – Что с ним?

– Он погиб, – ответил Колычев и прошел на кухню. Там он начал жадно пить воду прямо из-под крана. Затем увидел пузырек с нашатырным спиртом, забрал со стола и положил в карман. – Пригодится, – криво усмехнулся Алексей, поймав взгляд Карины.

– Ты его что, отравил? – спросила Карина, отступая. – Что в пузырьке?

– Не говори глупостей, – резко сказал Колычев. – Он был слишком пьян, чтобы вести машину. А меня за руль не пускал. Мы доехали только до поворота, и я сказал: все, хватит! В смертники не гожусь. И вышел. Лучше добираться на метро, чем в одной машине с сумасшедшим. Я прошел-то всего несколько метров, как он обогнал меня и посигналил, а потом – я сам видел выехал на встречную полосу. То ли его занесло, то ли он сделал это нарочно, но не увидеть мчащийся грузовик мог только слепой идиот. Хотя в этих грузовиках тоже сидят одни пьяные... Машина лопнула, как орех... И тело вышвырнуло аж метров на десять в сторону. Можно было к нему даже не подходить. Там все горело. Если бы он меня послушался...

– Значит, Николай мертв, – произнесла Карина. Голос её сейчас был ровным, она как-то странно успокоилась.

– Мертвее не бывает. Напрасно я его сюда привез. Каюсь. И выбрось из головы эти дурацкие мысли о каких-то там каплях! Хочешь, сам выпью, на твоих глазах? – Он вытащил из кармана пузырек и вытряхнул все его содержимое в стакан. Добавил воды, отпил, а остатки выплеснул в раковину.

– Прекрати, – устало сказала Карина. – Хватит ломать комедию. Это совсем другой пузырек, я помню. Но меня это уже не интересует

Колычев неожиданно засмеялся, глаза его блестели. Он снова подошел к ней, взяв за руку.

– Чтобы там ни было, но дело сделано, – произнес он. – Клеточкин умер, да здравствует Колычев. То есть я хотел сказать другое. Картиной теперь придется заниматься мне.

– Зачем ты его убил?

– У меня не было выбора.

– Разве нельзя было поступить иначе?

Карине казалось, что все это происходит во сне, и он, этот человек с соломенными волосами, также выплыл откуда-то из её подсознания, из самых глубин. Но ведь именно так ей всегда и казалось, когда она лежала в его объятиях и возвращалась в прошлое. В этом сне появлялись и исчезали другие люди, не похожие на живых, созданные не из плоти, а какой-то ваты, глины, металла. Может быть, таким был и Клеточкин? И Влад, и все остальные, и она сама?

– Ты знаешь, я давно хотел это сделать. – Голос Колычева прозвучал где-то рядом. Но сам он находился далеко, в конце коридора, а потом вновь направился к ней. – Еще когда я только начинал писать этот сценарий. Дело даже не в Николае. Хотя сейчас обстоятельства сложились именно так, что его смерть стала необходима. Надо было расчистить путь. И это подтолкнуло меня, а то бы я так никогда и не решился... Желание убить должно созреть, оформиться, как спелый плод, как жажда первой любви, томительное ожидание плоти. Ты ждешь этого и боишься. Мечтаешь во сне и распаляешь свое воображение, но его или её все нет, и ты не можешь пойти к первому встречному или убить этого первого встречного. Я говорю об одном и том же, потому что эти чувства похожи... Не знаю, что со мной происходит, но я думал об этом постоянно. О преступлении. О смертельном грехе. Наверное, во мне слишком живет мой прадед.

– Ты сходишь с ума, – сказала Карина.

– Даже по официальной статистике, в Москве уже больше семидесяти процентов потенциальных невротиков, – отмахнулся тот. – Город больных призраков. Как он ещё держится, непонятно. Но это неважно. Скоро наступит конец. И ты... ты тоже помогла мне убить его. Ты дала ему выпить из этой чаши.

Колычев опять засмеялся, сначала тихо и медленно, а потом все громче, пока вдруг не застонал, схватившись пальцами за виски, словно от невыносимой боли у него стала раскалываться голова.

Глава пятнадцатая

1

Ему хотелось выяснить побольше об этих таинственных незнакомцах, приходивших к старику Караджанову, но Снежана больше ничего не знала. Женщину звали Селеной... Странное имя, означающее вечный спутник Земли Луну. Они хотели забрать механическую куклу. А может, им нужно было от старого мага что-то еще? О каком другом мальчике шла речь? Все это слишком запутанно и непонятно. У людей, посвятивших свою жизнь оккультным наукам, всяческим мистическим экзерсисам и тайным каббалистическим знаниям, свои законы и свой путь в этом мире. Из него нет выхода, за вошедшим туда дверь захлопывается. И непосвященному трудно разобраться в его сути. Владислав, как и сама Снежана, тоже ощущал какое-то напряженное атмосферное давление вокруг них, хаотическое движение атомов, будто бы ускоренное приближением незримой бури. Все это относилось к области внутреннего чутья, интуиция и лежало за пределами разума. Как зверь нутром чует приближение охотника, так и Драгуров чувствовал, что затишье обманчиво, оно усыпляет, но готовое внезапно взорваться и изменить ровное течение жизни. Что должно было произойти? Об этом он не только не мог знать, но даже не догадывался.

– Это я перемешала все на столе, прости, – сказала Снежана, и Владислав немного успокоился – можно было хотя бы не опасаться за свой разум. – Когда эти звуки на тебя так подействовали, я испугалась. Эта лютня... Сама игрушка стала вызывать у меня отвращение. И страх. Честно говоря, я хотела от неё избавиться. Выбросить. Даже если бы кто-нибудь и подобрал разрозненные части, он вряд ли смог бы их собрать воедино. Наверное, сейчас это способен сделать только ты. Других, тех, кто знает, как она работает, нет. Дед умер, а мне это не под силу.

– Остается ещё Селена, и тот, второй, – напомнил Драгуров.

– Эти двое не в счет, – ответила Снежана. – Почему-то мне кажется, что они всего лишь исполнители и вряд ли разбираются в том, что представляет собой этот металлический мальчик.

– Что же нам с ним делать? – Владислав вдруг поймал себя на мысли, что говорит так, словно они обсуждают будущее их сына.

– Не знаю. – Снежана пожала плечами. – Это решать тебе. Все теперь зависит только от тебя.

– Хорошо. Я закончу работу. Вновь верну его... к жизни. – Сказав так, Владислав опять ощутил внутреннее беспокойство. Нет, не надо было произносить слово "жизнь", подумал он, это кощунственно и лишено смысла. Мы сами, все люди, одушевляем материальные предметы, не понимая того, что воплощаются не только идеи и мысли, брошенные в гневе или в любовном запале слова, но и самые тайные желания. Мир населяют призраки, нереализованные проекты и замыслы, фантомы из написанных книг, персонажи фильмов и сошедшие с полотен художника портреты, карикатуры и зыбкие очертания фигур и лиц прошлого. Все это великое множество населяет землю и витает в воздухе, пытаясь влиять на живую жизнь, отвечая на призывы колдунов и магов. Не дай бог войти в число тех, кто взывает к ним, отторгая данную ему душу, ища смысл лишь в мертвом и потустороннем. Четыре вопроса стояли перед человеком всегда. Вот они: что в жизни святого? зачем нам дан разум? для чего мы живем? почему мы умираем? Ответы на них глубоко внутри тебя самого. Слыша лукавое нашептывание на ухо, ты можешь поверить, что познал все и обманул всех, и выберешь любой удобный для тебя ответ. В час несчастья или в минуту искушения особо непрочна твоя связь с истинным Творцом, и ты можешь уйти за другим, выбрать путь мертвых и жить среди них. Но любовь, которая лежит в основе всех четырех ответов на эти вопросы, ещё может тебя спасти...

Снежана позвала его из соседней комнаты. Там были приготовлены бутерброды, чай, светился экран телевизора.

– Забавные новости, – сказала она, протягивая Владиславу чашку. Нашли какой-то старый сундук с куклами, а сегодня днем его уже украли. Прямо из музея игрушек, куда его доставили. В обеденный перерыв. Причем сундук остался, а кукол нет. Все двери и окна были закрыты. Словно куклы сами разбежались.

– Так не бывает, – ответил Драгуров, надкусывая бутерброд.

– Я тоже думаю, что чепуха. Чего только эти журналисты не придумают!

– Работа такая. А что у нас с погодой?

– Ветрено, – беспечно улыбнулась Снежана.

2

Тренировка необходима всегда, в любом деле, а Гере особенно хотелось пострелять из арбалета, тем более что прошло месяца четыре с тех пор, как он последний раз держал этот замечательный инструмент в руках. Погоняв вдоволь на мотоцикле по знакомым улицам своего района, он и удовольствие получил, и проверил обстановку: кто, где и чем занимается. Самого Геру в шлеме и новом прикиде узнать было невозможно. За спиной висела большая спортивная сумка, в зубах – сигарета, в руке – банка колы. Он видел машину Коржа и его самого, разговаривающего о чем-то со своими парнями, затем к ним торопливо подошли два подростка – Кент и Татарин. И Жмох был рядом, прятался за деревьями, но не выходил.

Затем Гера медленно ехал за торопливо шагавшей в сторону рынку Людкой. Она вошла в одну из палаток, где торговали кавказцы, и дверь за ней закрылась. На окошке вывесили табличку "Закрыто". Гера усмехнулся. Каждый зарабатывает, как может, здесь её точно накормят...

Он свернул к магазину "Барс" и долго кружил возле него, видя издалека милицейскую машину, открытые в бар двери, запоминая всех, кто входит и выходит из "черного" общежития.

Потом он отправился к Светиному дому, словно надеясь в последний раз увидеть её здесь, хотя и понимал, что это невозможно. Она лежала где-то в реанимационном отделении, с подключенными проводками, которые сейчас заменяли ей мозг, сердце, почки и все остальное. Жизненный механизм уже искусственный, а плоть ещё человеческая.

Неожиданно он увидел, что из подъезда выходит Лешка-Лентяй. Значит, уже выписался из больницы. Значит, ничего серьезного с ним и не произошло. Гера снял шлем и подъехал к Лентяю.

Поздоровались.

– Чего ты такой странный? – спросил Леша.

– Надо. Только не говори никому, что меня видел.

– Не сболтну.

Лентяю можно было верить, не такой он человек, как эти "обезьяны" и "живчики"...

Выглядел Леша как покойник, даже глаза ввалились. И Гера догадался почему.

– Сейчас в больницу, к Светке, – сказал Лентяй и махнул рукой. Боюсь, уже поздно, – и, не став больше ничего объяснять, пошел прочь.

Гера проводил его взглядом, затем, фыркнув мотором, помчался в сторону леса. Там он начал на предельной скорости гонять по дорожкам, распугивая детей и собак, наслаждаясь руганью взрослых. Когда это занятие ему надоело, Герасим медленно поехал к знакомой беседке. Остановившись за деревьями, разглядел своих бывших приятелей, даже услышал, о чем они толкуют. Все по-прежнему: шмотки, клей, курево, девки и кому дать в морду...

В беседке сидели Гусь, Арлекин, Жмох, Кича и Дылда. А вскоре к ним присоединились ещё трое – Кент, Татарин и Додик. Почти вся компания в сборе. Интересно, кто же из них будет вожаком, у кого хватит ума и силы? Наверное, либо Гусь, либо Кент. Дылда, может, и посильнее, но он дегенерат. Жмох и Татарин – шестерки. Кича уже не человек, всю дорогу обкуренный и проклеенный. Додик и Арлекин не настолько злы, как надо. А впрочем, все равно...

Гера расстегнул сумку, вытащил из чехла арбалет и приготовил его. В комплект входило двадцать пять стрел, более чем достаточно. Положив арбалет на колено, он опустил шлем и медленно выехал из-за деревьев. Подростки в беседке удивленно уставились на появившегося невесть откуда парня.

– Гляди-ка, какой лыцарь! – загоготал Жмох, обычно первым начинавший всякое безобразие. – Черная маска Смерти! Эй, придурок, ты откуда взялся?

– Погоди! – остановил его Гусь, который уже готовился командовать всеми. – Ты кто? А ну-ка слезай со своего ишака, иди сюда! Пока зову по-хорошему.

Он сделал знак, и Додик с Арлекином выскользнули из беседки, решив обойти мотоциклиста с боков. Гера приподнял арбалет и пустил стрелу. Подростки в беседке даже не поняли, почему Арлекин вдруг упал и замер. Будто споткнулся и теперь притворялся, решив отдохнуть. Из-под куртки у него торчал наконечник стрелы. Радуясь удачному выстрелу, Гера перезарядил арбалет, и вторая стрела догнала Додика, который, успев все сообразить раньше других, метнулся к деревьям. Дылда, растопырив руки, пошел прямо на мотоциклиста, матерясь и брызжа слюной, но третья стрела угодила ему прямо в горло, и он замолчал, рухнув навзничь.

Поднялся крик. Никто ещё до конца не понял, что происходит. Все думали, что идет какая-то игра, в которой по правилам надо падать и притворяться мертвым. Или убегать. Но выскочить из беседки никому не удавалось. Лишь только кто-то пробовал высунуться, как в него или рядом с ним вонзалась стрела. Наездник кружил вокруг бекседки, словно издеваясь, перезаряжая свое смертоносное оружие, выпуская одну стрелу за другой...

Через пять минут все было кончено. Гера расстрелял весь запас, слез с мотоцикла и убрал арбалет в чехол. Затем зашел в беседку. Никто не шевелился. Жмох был пришпилен к опорному столбу, Кент и Кича лежали на полу, Татарин свешивался через перекладину. Один Гусь сидел на лавке, будто отдыхая, но конец стрелы торчал у него ниже ключицы. Неожиданно он с трудом приподнял голову и мутным взглядом посмотрел на мотоциклиста. Гера снял шлем и подошел ближе.

– Ты?.. – прошептал Гусь.

– Я, – ответил Гера. – Встретимся в аду, – добавил он и, вытащив из-под куртки пистолет, выстрелил ему в голову.

3

Холодильная камера представляла собой довольно просторное помещение, величиной с две комнаты, и была разделена на отсеки, в которых хранились скоропортящиеся продукты. Температура чуть-чуть выше нулевой. Имелась внутренняя вентиляция, но пахло почему-то свежемороженой рыбой. Пара отсеков в камере уже давно были приспособлены Магометом под своеобразный зиндан, там даже было кольцо с цепью, на которую сажали "особо отличившихся" или, например, девицу из следующей партии, предназначенной к отправке на Кавказ в автофургоне. Иногда там, рядом с тушами мяса или связками рыбы, лежал завернутый в рогожу недруг, чье тело по каким-то обстоятельствам нельзя было вывезти немедленно, и оно дожидалось своего срока, уже не предъявляя претензий.

Знай об этом Галя, она сошла бы с ума, хотя сейчас никаких покойников в камере не было. Очнувшись, девочка не сразу поняла, где находится. Откуда-то сверху лился слабый свет. Кавказец оставил лампочку включенной специально, чтобы она не слишком боялась, когда начнет немного соображать. Не стал он и связывать ей руки и заклеивать пластырем рот. Да, он ослушался хозяина, но у него было сердце, а где-то в Чечне тоже подрастала дочь, и, представив её на месте этой девочки, кавказец просто уложил Галю в один из отсеков на овечью шкуру, прикрыв сверху другой. Выбраться из камеры было невозможно, дверь открывалась только снаружи.

Галя попыталась встать, но у неё закружилась голова. Она попыталась вспомнить, что произошло. Вспомнила, но плакать не было ни сил, ни желания. Слезами тут не поможешь. Она хорошо понимала, что её ждет, какую участь ей уготовили, хотя даже и в самых страшных мыслях не могла представить того, что замыслил Магомет. Меня убьют, подумала вдруг она. И больше всего ей стало жаль маму и отца. Потому что они уже никогда не увидят её. Гера не сможет её отсюда вытащить. Он даже не знает, где она.

Чтобы согреться, Галя начала прыгать и бегать из одного конца камеры в другой. Затем увидела торчащий в мясной туше нож, забытый кем-то из продавцов. Вытащив его, она потрогала острое лезвие. Это был хороший нож, длинный и тонкий, настоящий мясницкий. Пригодится, решила она, сунув его под овечью шкуру. Хоть какое-то оружие, которым можно попытаться себя защитить.

Неожиданно она услышала снаружи какой-то шум и лязг, быстро метнулась в свой отсек и накрылась шкурой. Вытащила нож, прижимая его к груди. Сердце отчаянно колотилось, но она лежала тихо, не шевелясь, закрыв глаза.

Дверь в камеру открылась. Вошли, как она поняла, двое.

– Ну, вот она, – сказал один, и Галя по голосу узнала жирного хозяина магазина. – Этот болван, кажется, даже не связал её.

– А к чему? – ответил второй. – Еще бы на цепь посадил! Ты кончай с этими средневековыми глупостями.

– Девчонка красивая, пойдет по высшей цене, – продолжал Магомет. Хочешь посмотреть? Можно её вытащить да раздеть, сам убедишься. В первом сочку.

– Да мне-то до лампочки, пусть лежит, – отозвался второй.

Чуть приоткрыв глаза, Галя едва сдержалась, чтобы не вскрикнуть от радости: второй человек был в милицейской форме.

– В фургоне много будет? – спросил милиционер.

– Два десятка девчонок, да пацанов с дюжину. Сейчас они на овощной базе, к утру будут здесь. А дальше – прямая дорога на Кавказ.

– Я сам поеду с фургоном, – произнес Рзоев. – Возьму с собой Клементьева. Так будет спокойнее.

– Пожалуй, ты прав, – согласился Магомет.

Захватив с собой несколько бутылок вина и выключив свет, они ушли. Дверь в камеру захлопнулась.

Галя с трудом разжала стиснутые зубы. Ее била дрожь.

4

С Колычевым что-то произошло: лицо перекосилось, губы задергались, глаза стали совершенно мутными, будто в них плеснули кислотой, и вращались они из стороны в сторону. Он продолжал держаться пальцами за виски, а потом повалился на пол, скрючился, подтянул колени к подбородку, изо рта хлопьями пошла белая пена, словно сорвался кран у огнетушителя. Голова билась об пол. Показался длинный, как у собаки, язык.

Карина пришла в ужас. Это было похоже на эпилептический припадок. Надо как-то помочь, иначе он разобьет голову или откусит себе язык. Навалившись на Алексея всем телом, она схватила его за руки, но он вырывался. Пена летела ей в лицо. Карина прижала его голову. Борьба длилась минут пять, и, когда казалось, что она вообще не закончится, Колычев внезапно успокоился. Грудь его слабо вздымалась, руки превратились в набитые ватой тряпки, голова болталась на тонкой шее, как соломенная. Карине удивительно легко удалось поднять его и дотащить до дивана.

В сознание Алексей не приходил. Он лежал, закатив глаза и тяжело дыша. Смочив полотенце водой, Карина вернулась в комнату и положила ему на лоб. Припадок кончился. Чем он был вызван? Алексей ни разу не говорил ей, что страдает каким-то недугом. Ей сейчас было и жаль Колычева, и страшно – это чувство не проходило, словно она только что боролась не с ним одним, но и с кем-то еще, засевшим внутри него, пытавшимся покинуть тело или изменить его физическую структуру, как происходит в фильмах про оборотней. Она не любила мистику, не признавала её, считала все это бредом. Но теперь ощущала нечто, вызывающее омерзение и ужас.

Чтобы избавиться от неприятного чувства, Карина распахнула все окна, включила радио, телевизор и снова уселась возле Колычева. Она смотрела ему в лицо, поглаживая светлые волосы. Когда Алексей пришел в себя, она приготовила крепкий чай с лимоном и начала поить его с ложечки, вливая между губ.

– Ничего, ничего... – шептала она, поправляя подушку. – Скоро пройдет... Только не пугай меня больше... Тебе лучше?

– Гораздо, – прошептал он, глядя на неё не только осмысленно, но даже как-то чересчур пристально. – Что со мной было? Обморок?

– Я бы сказала – припадок. У тебя эпилепсия?

– Вроде того. Но припадки бывают не часто, раза два в год. Извини, что это случилось в твоей квартире.

– Хуже, если бы произошло на улице.

– Да, ты права. Еще бы отвезли в вытрезвитель. Один раз со мной так и было. Приняли за пьяного. Впрочем... Все дело как раз в алкоголе. Мне нельзя пить.