Текст книги "Счастливый случай (CИ)"

Автор книги: Александр Титов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц)

8 глава

Искристое чистое утреннее солнце играло отблесками на золоте куполов храма Христа спасителя. В это время года, когда день намного превосходит по длительности ночь, а во время раннего рассвета посетителей в моей аптеке попросту нет, я частенько выходил к Крымскому мосту – благо до него рукой подать, – и любовался открывающимися видами. Нарушаемая только шумом проносящихся машин, еще не стреноженных дневными пробками, тишина приносила покой и чувство величия и умиротворения одновременно. В дождь, туман, да и просто в другое время года, такого щемящего грудь чувства на этом месте вы не испытаете, а вот ранним солнечным летним утром – другое дело. И пусть центральный купол и едва-едва высился над порослью деревьев, росших между домами на противоположном берегу. Сама Москва река лениво несла свои темные воды мимо возвышающегося над нею вдалеке памятника Петру.

Я стоял и рассуждал о бренности бытия, когда услышал пронзительный крик, на который и обернулся. В мою сторону из-под моста бежала молоденькая девчонка, отчаянно вереща и размахивая руками. Бросив взгляд в направлении аптеки, где мне следовало сейчас находиться и, не заметив там ничего странного, я бросился ей на встречу. В момент, когда она была уже совсем рядом со мной, показался, почему то хромавший, весьма растерянного вида парень. Для меня, готового к встрече с обидчиком, его вид и отсутствие других людей вокруг показались весьма странными, и я схватил, попытавшуюся было пробежать мимо меня девушку за руку.

Если издалека ее повеление и можно было бы принять за испуг и истерику, то окинув ее взглядом вблизи, я заметил лишь холодные глаза и еще досаду от задержки, вызванной моим продолжительным «рукопожатием». Заметив подозрение в моих глазах, она начала вырываться, продолжая верещать. Подковылял парень и, опершись руками в коленки, остановился в двух шагах, переводя дух. На его правом предплечье красовались четыре свежие царапины, оставленные, очевидно, ноготками беглянки, а хромал он наверняка от ловкого удара, нанесенного ею же под колено, а возможно и несколько повыше. Не обращая внимания на крики и легко парируя попытки ударов свободной рукой и пинков, я ждал, когда парень отдышится.

– Бумажник. – Только и смог он произнести.

Все стало на свои места. Угомонилась после натурального вскрика и девчонка, правда, после того, как я излишне сильно сжал ее руку и немного вывернул до характерного щелчка, предшествующего вывиху. Немного погодя, под моим пристальным взглядом, в сумочке, неубедительно удивившись, она обнаружила точно такой же, что и «потерял» парень, бумажник, который по составу в точности соответствовал утерянному. В последнем я убедился, расспросив парня о содержимом.

– Заявлять на нее будешь? – Спросил я у парня, собственно, уже восстановив справедливость.

Он отрицательно мотнул головой и выпрямился.

– Тогда я отпускаю?

– Подождите! – Он выпрямился, подошел к ней и поцеловал в губы, на что она ответила пощечиной. – Теперь можно.

Я отпустил. Она не побежала, очертя голову, а осталась стоять на месте, потирая свою руку.

– Ну и хватка у тебя, папаша. – Посмотрев на меня, протянула она. Потом повернулась к парню, все еще стоящему рядом. – Ну а ты чего еще здесь? Считай, что повезло…

Глядя теперь на ее смазливое наивное на вид личико, я вдруг понял парня, который, даже так обжегшись, не желал от нее отходить. В его годы трудно совершать повороты в жизни, особенно, когда всем сердцем хочется идти прямо. Наверное, поэтому для юности и нет преград в этом мире, а взрослость, костная по своей сути, прикрывающаяся не всегда подлинными мудростью да опытом, на подобное геройство и самопожертвование уже не способна.

Дальше участвовать в их взаимоотношениях я не стал, пожелав им удачи, повернулся и быстрым шагом отправился дорабатывать свою смену. Уже подойдя к входу в аптеку, я обернулся, впрочем, не ожидая увидеть ничего особенного. Но эта необычная пара все еще стояли на том же самом месте и, что самое странное: они обнимались. Жалость к этому парню не помешала мне им искренне восхититься: ведь каждый человек сам волен определять, когда и при каких обстоятельствах ему быть счастливым.

– Что там такого интересного? – Спросила меня вышедшая покурить на крылечко провизор, заинтригованная моим вниманием и недоуменной усмешкой, застывшей на моем лице.

– Да так. Ничего особенного. Радуюсь, что молодому поколению не чужды ночные романтические прогулки.

– О! Да Вы, Владимир Петрович – романтик?

Я удивленно посмотрел на нее, но возражать не стал, только назидательным тоном поведал ей о вреде курения и прошел, минуя ее в зал. Для того чтобы меня не отвлекали от чтения и размышлений, я старательно изображал из себя нелюдима, не вступал ни в какие разговоры и по большей части отмалчивался на адресуемые мне время от времени вопросы.

Смена, тем временем, подошла к концу. Дождавшись напарника, я без спешки передался ему, и примерно вначале десятого уже спускался на эскалаторе в метро. Передо мной, ступеньках в десяти, опускался примеченный мною бомж-книголюб. Правда, сначала на бомжа он был вовсе не похож, но стремительно в него превращался: из объемной спортивной сумки он извлек свои извечные пакеты и грязную куртку, саму, неподходящую к его костюму чистую сумку, он вывернул наизнанку и получил из нее изношенную хозяйственную. Прямо на эскалаторе он и преобразился. Дело довершила шапка, к которой, как оказалось в действительности, уже изначально были прикреплены космы на вид грязных не стриженых волос, собственная же голова его была вполне нормальная. Узнать же его до преображения мне помогла лишь до боли знакомая книга, которую он практически все время, за исключением надевания куртки, держал подмышкой. Ну, по крайней мере, теперь ясно, почему у этого «бомжа» отсутствовал столь необходимый для него атрибут в виде вони.

Заинтересовавшись им еще больше, чем обычно, я решил понаблюдать за его дальнейшими действиями. Первые полчаса мне это легко удавалось, потому что он сел на свою извечную лавку, согнав при этом какую-то интеллигентного вида бабулю, и завидного старания, осматриваясь вокруг, не проявлял. Потом мне стало скучно и зябко, да и игра в шпионов мне удовольствия после бессонной ночи не приносила, а интерес хотелось удовлетворить. Лучшее, что я смог придумать, это просто подойти и сесть рядом с ним. Видимо, мое соседство оказалось для него крайне нежелательным, так как он, напустив на себя грозный вид, и театрально разыгрывая пьяную агрессию, начал что-то говорить мне на повышенных тонах, при этом в его голосе я ясно уловил какой-то странный говор. Началась эта его попытка выдворить меня аккурат, когда подходящий поезд заполнил шумом все вокруг. Я, в свою очередь, приклеив к лицу маску дебила-переростка (которая мне очень даже правдоподобно удается), посмотрел безразлично на него и отвернулся, продолжив сидеть. Проигнорировать пришлось и попытку столкнуть меня уже силой. Когда же, не достигнув нужного эффекта с первого раза, он собирался предпринять ее вновь, а я, ожидая развития событий, повернул к нему свое искаженное гримасой лицо, рука его, уже занесенная для толчка, опустилась. Он заметно поник и стал нервничать. Однако, спустя всего мгновение, в его глазах зажглась странная искорка, его опустившаяся было рука, полезла в карман куртки и извлекла из него фунфырик дешевого коньяка, который был тут же протянут мне. Сказать, что я был поражен его изобретательностью – ничего не сказать. Чтобы не противоречить выбранной самим себе роле, мне пришлось взять у него эту бутылку. Да что там взять! Под его хитрющим взглядом, мне ее пришлось открыть и выпить. Естественно, рискнул я это сделать, только убедившись в целостности упаковки. Но, видимо, качественно запечатать можно бутылку с любым содержимым. Свет белый сразу же поплыл перед моими глазами, а дальнейшее происходящее подернулось пеленой.

9 глава

На организованную батей встречу я немного опоздал, из-за того что пришлось выбирать маршрут по соображениям скрытности. В подвале дома со стороны небольшого дворика, расположенного недалеко от Мясницкой улицы по Большому Златоустовскому переулку располагалось кафе, где меня уже ждали. Зайдя в зал и осмотревшись, я без труда приметил батю, сидящего в компании двоих незнакомых мне людей. Один из них был, на вид, батин ровесник, второй – явно моложе меня. Не стоило особого труда догадаться, что, не смотря на воскресный день, эти двое пришли сюда не из своих домов, а из здания, расположенного совсем неподалеку. Старший из них обладал суровым лицом и пронизывающим взглядом. Для полноты картины, вместо рубашки с закатанными по локти рукавами и расстегнутым на две пуговицы воротником так и виделась кожаная тужурка с, пристегнутым к поясу, массивным маузером. Тот, что моложе, даже не смотря на строгий тёмно-синий костюм, разительно не вписывающийся в каноны воскресного вечера, напротив, выглядел обычным простофилей. Правда, это если не обращать внимания на его глаза – ясные и умные. Пока я подходил к столику и представлялся, они оба меня внимательно рассматривали.

– Дмитрий Викторович. – Представился тот, что был постарше, и, указав на своего спутника, добавил. – Алексей Михайлович. – Оба поднялись и обменялись со мной крепким рукопожатием.

– Прошу прощения за опоздание.

Пожав руку бате, я присел, справа от него, и стал думать, с чего бы начать разговор. Но первым заговорил Дмитрий Викторович.

– Надеюсь, Вы не против, что за время ожидания, Саша немного прояснил нам тему предстоящего разговора? – Прозвучало это больше не как вопрос, а скорее, как констатация факта. Мне ничего не оставалось, как утвердительно кивнуть, после чего он продолжил. – Два дня назад, один из наших сотрудников сообщил о попавших к нему в руки накопителях информации. На них якобы содержалась информация, которая, по его мнению, могла заключать в себе некий интерес для нашего ведомства. Позднее его нашли мертвым в своей квартире, до того как он успел передать нам что-либо. Обыск результатов не дал. Вы понимаете, о чем идет речь?

– Да. – Коротко ответил я, проглотив, неизвестно откуда взявшийся, комок в горле.

– Я могу обращаться к Вам на «ты»? – Дмитрий Викторович не мигая смотрел на меня в упор, готовый уловить любые изменения на моем лице, сколь коротким бы не оказалось их проявление.

– Конечно можете.

– Я бы хотел услышать твой подробный рассказ об этих событиях.

С самого начала дав понять, что ему кое-что уже известно, он, что весьма предусмотрительно, ограничил возможность моего маневра в рассказе, и практически полностью исключил возможность умолчать о чем либо. Я не отводил своих глаз, давая ему понять, что принимаю этот вызов и в полной мере понимаю навязанные им правила.

– На платформе кольцевой станции метро Октябрьская» есть одно место, не просматриваемое камерами. – Начав так издалека, я остановился, чтобы посмотреть на возникшую реакцию. Викторович, не отводя глаз, продолжал пялиться на меня. Его спутник с интересом поднял глаза от меню.

Никто ничего не спросил, и я продолжил рассказ дальше. Подробно и обстоятельно описал все что происходило со мной в течении последних дней. Но как я не старался определить реакцию слушателей по их лицам, мне это не удалось. Ничего кроме сосредоточенности да внимательности я не мог разглядеть. Меня ни разу не перебили, не было задано ни одного наводящего или уточняющего вопроса. Правда, и я старался изо всех сил, подавая преимущественно только голые факты без добавления своих суждений со всей подробностью, на какую только был способен. Я рассказал все целиком до момента нашего с Мариной бегства из загородного дома. Правда, предусмотрительно умолчал и о местах тайников с флешками и деньгами, да о моем отношении к появлению покойника. Закончив, оказавшееся весьма длинным, повествование, я извлек из кармана паспорт того самого покойника и удостоверение, передал их собеседникам и, откинувшись на спинку стула, стал ждать реакции.

Дмитрий Викторович впервые за время разговора опустил глаза. Нет, рассматривать документы он не стал, а просто уставился на одиноко стоящий перед ним стакан наполовину полный обычной воды. Промолчав таким вот несуразным для, сформировавшегося у меня, его образа способом целых пару минут, он, не глядя, протянул документы Алексею и со вздохом заговорил.

– Я не представляю обстоятельств, благодаря которым ты влез в это дело, и, уж тем более, как тебе удалось остаться в живых до этого самого момента. – Сказав это, он снова замолчал на некоторое время.

В течении всего того времени, что я вел свой рассказ, один батя не сидел без дела. Он заказал себе ужин, спокойно принялся есть, когда его принесли, а сейчас, покончив с ним, в попытке прервать затянувшееся молчание, подозвал девочку-официантку, и попросил ее принести всем чай. Эта его идея несколько разрядила обстановку. Наши собеседники переглянулись, а Алексей даже улыбнулся. Тут уже и без слов стало понятно, что я подсунул им очень интересный материал для дальнейшей разработки. Говоря еще немного проще, очередные медали, которые, наверное, потом даже нельзя будет никому показывать, были уже у них на груди. Они вдвоем с бульдожьей хваткой вцепились в меня и уже ни за что не согласились бы отпустить. Батя, когда я посмотрел на него, с довольным лицом пожал плечами. Когда перед каждым из нас была поставлена чашка, и мы снова остались одни, Дмитрий Викторович заговорил снова.

– Я полагаю, вам понятно, что следует воздержаться от любых упоминаний о настоящем разговоре и всех событий, в нем затрагиваемых? – Мы вдвоем одновременно кивнули. – Хорошо. А еще, я вынужден просить вас задержаться в моем обществе на неопределенно долгое время. – Нам ничего не оставалось, как снова согласиться.

Чай мы допивали уже втроем – Алексей, повинуясь приказу начальника собирать причастных людей для совещания, умчался по неизвестным для нас делам. Спустя какое-то время он вернулся, мы все поднялись и вышли на улицу к уже поджидавшей нас машине. Ехали мы меньше пяти минут, может, пешком было бы и быстрее, но так нас пропустили сквозь ворота, без каких бы то ни было формальностей. Далее, миновав внутренний вход со двора, несколько гулких коридоров и пустынную лестницу, мы очутились в обширном кабинете за парой звуконепроницаемых дверей. В течение часа, к нам присоединились еще четверо человек. На лицах этих вновь пришедших, ясно читалась досада, вероятно вызванная прерванным выходным днем, а одежда, надетая на них, это красноречиво подтверждала. И если у кого из них и теплилась надежда на то, что сбор окажется из-за пустячной причины, и вечер еще удастся догулять, то, как только Дмитрий Викторович заговорил, пропала и она.

– Этим человеком – он показал на меня – была вскрыта и предотвращена сделка по продаже сведений, относящихся к государственной тайне. Предметом продажи служили несколько накопителей информации с зашифрованными данными, которые сейчас спрятаны. Они, вероятно, могут указать на организаторов. Судя по всему, мы имеем дело с установившимся каналом утечки, работающим длительное время. Нам с вами сейчас предстоит придумать способ вычислить и изловить с поличным как продавцов, так и покупателей. Следует так же исходить из того факта, что у соперников имеются свои люди в полиции, или даже здесь, у нас. И так: приступим.

Долго и нудно рождался план дальнейших действий. Конечно, удивительно, что это действо, недоступное при обычных обстоятельствах для глаз и ушей обычных смертных, наблюдали мы с батей, но, видимо, тому были какие-то веские причины. И если я несколько удивился отсутствию вопросов во время моего рассказа, проходившего в кафе, то сейчас меня ими буквально засыпали. Только ближе к полуночи наше совещание подошло к концу. Все разошлись и разъехались притворять в жизнь принятые решения. Меня определили ночевать в дежурную комнату, батю отпустили домой.

– Иваныч, ты же не поедешь в свою деревню? В Москве, я надеюсь, останешься? – спросил я батю, когда он прощался.

– Нет, что ты! Быстрее будет до квартиры добраться, а то усну в дороге часом.

– Ну и хорошо. Давай, до завтра!

– Хорошо, Счастливчик. Спокойной тебе ночи, и удачи.

Он развернулся и зашагал прочь. Да. Видимо годы брали свое: куда только девалась его легкая пружинистая походка? И откуда вдруг взялась ссутулившаяся спина? Мне вдруг стало его жалко, но долго думать на эту тему не вышло – как только голова моя коснулась подушки, я уснул.

И приснился мне сон. Необычный. Как правило, мне снятся сны о войне, после которых просыпаешься в холодном поту и стискиваешь зубы, чтобы не закричать. И те дни, впрочем, весьма редкие, которые начинаются именно с такого неприятного пробуждения, так же неприятно и проходят. Сегодня же мне впервые за долгие годы посчастливилось пожалеть, что сон кончился. Мне приснилась морозная опушка леса, утопающая в снегу и залитая ослепительным солнечным светом. У меня в объятиях находилась неописуемой красоты женщина с румяным от мороза лицом. Я знал, что это моя жена, но любовался ею так, словно только сейчас, увидев ее впервые, влюбился с первого взгляда. Сердце то замирало, то стучало с нарастающей силой, а душу переполняло счастье. Разве захочется после такого сна просыпаться? Но самое интересное, что проснувшись, сразу же забыл ее лицо. Я лежал, боясь пошевелиться и сбросить наваждение, пытаясь вернуться в сон и вспомнить, но от таких усилий только окончательно проснулся.

И вовремя – спустя минуту в дверь постучали. Через полчаса я, умытый, побрившийся дежурным одноразовым станком, зашел в кабинет Дмитрия Викторовича. Он был мрачнее тучи, и, не смотря на свежую рубашку и гладко выбритое лицо, его глаза выдавали, полное отсутствие сна минувшей ночью. Кроме него в кабинете сидели двое из тех, кто был тут вчера. Они тоже выглядели весьма понуро. Без всякого предисловия, вперив в меня свой взгляд, Викторович начал.

– Ни по одному из тех адресов, на каких, по твоим словам, могла быть слежка, ее не обнаружили. В базе данных полиции по розыску твоего описания нет. Если ты не предъявишь сумку и флешки, то это удивительно похоже на шутку, а может и на отвлекающий маневр. Понимаешь, к чему я клоню?

Вот это поворот! Я ответил, что все предельно ясно.

– Борисов! – один из сидевших поднялся. – Возьми с собой группу, и свозите этого за его находками. Только без шуму. И… Если упустите – шкуру спущу.

Борисов, кивнул и устало пошел к выходу. Я, обескураженный до крайней степени, поплелся за ним следом.

– Выкинешь какой-либо фортель – я за тобой гоняться не буду. Буду стрелять. – поделился он своими намерениями, когда за нами закрылись двери кабинета.

Мы уселись в микроавтобус с тонированными окнами, где уже сидели четверо «в штатском» и водитель. Я назвал адрес. Сначала тот, где спрятал флешки. Мы тронулись в путь. Чтобы не привлекать внимания, водитель не использовал мигалку, а это, в условиях утра понедельника, привело к большой потере времени. Мне хотелось покончить со всем этим, как можно быстрее. Обиды за недоверие я не испытывал: на мой взгляд, было совершенно очевидно, что среди людей, посвященных в это дело, все таки имелся стукач. Но для Дмитрия Викторовича этот, непреложный для меня факт, оставался весьма спорным, и мне хотелось поскорее реабилитироваться в его глазах.

И вот, наконец, мы остановились у ворот детского сада под номером тождественным году рождения Марины Цветаевой. Я в сопровождении пятерых человек отправился прямиком в его двор, в машине остался только водитель. Мы беспрепятственно прошли прямиком через ворота, и попытка охранника остановить нас последовала только, когда мы проходили уже непосредственно к игровой площадке. Претензии у него испарились сразу, как только Борисов показал ему свое удостоверение. Я подошел к обширной цветастой конструкции, имеющей, по моему мнению, единственное предназначение – это травмировать детей. У трубы, служащей перекладиной для качелей, я снял пластмассовую заглушку и вынул из нее сверток, развернул – пять флешек были на месте. Сверток вмиг перекочевал к моим сопровождающим, и мы оправились обратно к машине.

Охранник проводил нас до самого выхода. Под его пристальным взглядом мы вновь уселись в микроавтобус, и водитель тронулся вперед. Наш старший достал телефон и начал набирать номер, но позвонить он не успел. Аккурат, когда мы выехали на перекресток, в нас на полной скорости влетела какая-то машина. Меня спасло только то, что я сидел с другой стороны, а вот, находившимся со стороны удара, повезло намного меньше. Но даже у меня возникли звон в ушах и минутная дезориентация. В следующее мгновение в салон брызнул новый фонтан осколков стекол, уцелевших во время аварии, рывком отворились две целые двери. В окна и двери, и без того ставшего после аварии смертельно тесным салона, ринулись люди в масках. Всех нас выволокли на улицу, уложили лицом в асфальт. Я заметил, что трое, включая водителя, были без сознания, а может и вовсе мертвы. Их словно кули с зерном, тоже бросили рядом с нами. В это же самое время, я почувствовал, что меня обыскивают чьи-то ловкие руки, а когда меня насильно переворачивали на спину, краем глаза, я приметил, что из кармана Борисова извлекали тот самый сверток. Дальше я ничего не помню, потому что от неожиданного удара по голове потерял сознание.