Текст книги "Теория языка: учебное пособие"

Автор книги: Александр Хроленко

Соавторы: Василий Бондалетов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 41 страниц) [доступный отрывок для чтения: 15 страниц]

Античная (греко-римская) языковедческая традиция

Её представителями были Демократ(род. около 470 г. до н. э.), ГераклитЭфесский (род. около 544–540 гг. до н. э.), Платон(427–347 гг. до н. э.), Аристотель(384–322 гг. до н. э.), философы-стоики: Хрисилл(около 281–209 до н. э.); КратетМалосский (сер. II в. до н. э.), АристархСамофракийский (217–145 до н. э.), ДионисийФракийский (170—90 до н. э.), Аполлоний Дискол(II в. н. э.) – греки, а также римляне Марк Теренций Варрон(116—27 до н. э.), Квинт Реммия Палемон(ок. 10–75 до н. э.), Элий Донат(IV в. до н. э.), Присциан(VI в. до н. э.).

Греческие воззрения на язык складывались под влиянием более древней культуры Египта и Малой Азии (греческий алфавит – продолжение финикийского), но в силу конкретных причин (надо было толковать древнегреческий эпос IX–VII вв. – «Илиаду» и «Одиссею») получили филологическое, а затем и отчетливо выраженное философское содержание. Так, философы спорили «о правильности (по существу– о природе) имен». Гераклит полагал, что имена-названия даются по природе вещей (теория «фюсей»), Демокрит и философы-скептики держались другого мнения – они даны по закону, по установлению, по положению (теория «тесей»).

Детальное обсуждение проблемы связи между вещью, языком и мыслью иллюстрирует диалог Платона «Кратил», где два собеседника – Гермоген и Кратил придерживаются разных взглядов, а «третейский судья» Сократ (сам Платон!) не соглашается ни с тем ни с другим, оставляя вопрос открытым. Впрочем, Платон устами Сократа пытается выявить «истинный» смысл ряда греческих слов – наименований богов, «героев» и др.

Философы древности размышляли о происхождении языка, касались его структуры. Так, в работе Аристотеля «Об именовании» изложено учение о частях речи; стоики разграничили имена нарицательные и имена собственные, дали названия падежей, дошедшие до нашего времени в виде калек с латинских обозначений, приступили к изучению синтаксиса. Разумеется, всё это проводилось на базе логики и во имя ее.

В эпоху эллинизма центром культуры и научных знаний стала Александрия. Здесь создается грамматика древнегреческого языка как учение о языке в целом, идут споры об аномалиях(почему одно слово ёchlön – черепаха обозначает мужскую и женскую особь, а для других живых существ имеется по два слова) и аналогиях.Так, Аристарх видел в языке доминирование «единообразия», Кратес – аномалии. Систематизация фактов нормы и исключений из нее привела к формированию учения о частях речи, созданного Дионисием Фракийским, учеником Аристарха. В греческом языке выделено восемь частей речи (имя, глагол, причастие, член, местоимение, предлог, наречие, союз), пять падежей, три рода. Аполлоний Дискол (уже в II в. н. э.) исследует синтаксические функции выделенных частей речи.

Достижения александрийских грамматиков были восприняты римскими грамматистами Варроном, Донатом, Присцианом, которые добавили «латинские» категории, в частности междометие, падеж аблятив, а также сведения по фонетике, стилистике, стихосложению. Книга Доната «Грамматическое руководство в Европе» стала настольной в течение ряда веков и оказала воздействие на принятую во многих странах грамматическую терминологию, в конечном счете восходящую к греческому источнику. Вместе с тем заметим, что ни греческие, ни римские ученые не вывели науку о языке из объятий философии и логики: еще очень долго она будет оставаться в составе наук, так высоко поднятых великим Аристотелем, – философии и логики.

Китайская языковедческая традиция

Индийское и европейское (греко-римское) грамматические учения возникали и развивались, как известно, независимо друг от друга. Так же складывалась и история китайской лингвистической традиции. И здесь зарождение и основное содержание науки о языке было обусловлено самим характером китайского языка и его рано (в середине 2-го тысячелетия до н. э.) возникшей иероглифической письменности.

Корневой (изолирующий) строй китайского языка, имеющий в качестве доминирующей фонетический единицы слог, границы которого в большинстве случаев совпадали с границами морфеми слов, определили предмет китайского языкознания и основные единицы, оказавшиеся в поле зрения ученых на протяжении более двух тысячелетий. Слог и стал главным отправным пунктом и «героем» едва ли не всех языковых штудий на протяжении всего классического периода китайской филологии с древнейшей поры до конца XIX в. Слоги распределяли (классифицировали) по рифмам (по фонетическому сходству), по тонам, по характеру инициалии (начальному согласному) и финалии (по конечному звуку – их делили на «открытые» и «закрытые»), по рядам, или «дэнкам» (при составлении таблиц и размещении в них слогов). Так, уже с III в. н. э. стали составлять словари рифм; в изданном в 1008 г. словаре «Гуань юнь» было зафиксировано 206 рифм. Кроме слога, с V в. начали выделять тон,находя в нем четыре разновидности: ровный, восходящий, падающий и «входящий». Рифмы в зависимости от входящих в них звуков и тонов размещали в фонетические таблицы, которые дают представление о противопоставленности звуков, т. е. о фонологической системе языка. Дошедшая до нас таблица 1161 г. «Юнь дзин» («Зеркало рифм») включает 43 таблицы.

Интересен набор инициалей; они разделены на пять категорий: губные, язычные(по нашей терминологии – это переднеязычные взрывные), переднезубные(переднеязычные аффрикаты и щелевые), заднезубные(заднеязычные) и гортанные.Одни из звуков вызывали повышение тона (их называли «чистыми»), другие – понижение («мутные»), В последующие века отмечается другое число таблиц и иное распределение в них слогов, что можно принять за свидетельство утраты различий между некоторыми из слогов, по крайней мере в отдельных диалектах китайского языка. Старая система рифм (106 единиц) устойчиво сохранилась лишь в классической поэзии.

В 1642 г. был составлен словарь, впервые отразивший фонетику северного (пекинского) диалекта, которая «во всем существенном совпадает с «национальным произношением» (го инь),принятым в 1913 г. специальным Комитетом по унификации чтения иероглифов» [История лингвистических учений. Средневековый Восток: 237].

Кроме чтения иероглифов, китайские языковеды, начиная с конца 1-го тысячелетия до н. э., занимались толкованием значенийслов и достигли высоких результатов. В 121 г. Сюй Шень закончил труд «Шо вень» («Толкование имен»), в котором описал почти 10 тыс. иероглифов с указанием их значений и происхождения, причем принятая им классификация, несмотря на разные ее истолкования, дожила до XX в. В наше время в китайском языке насчитывается более 50 тыс. иероглифов.

Вторым направлением в исследованиях китайских ученых была фонетика.С помощью изобретенного уже во II в. метода привлечения для чтения иероглифа двух других, созвучных с инициалью и финалью и ее тоном, облегчалось чтение иероглифов. Помогали и фонетические таблицы с их фонологической направленностью. С начала нашей эры китайское языковедение испытало заметное влияние Индии как в принятии буддизма (в Китае он назывался словом «фо»), так и в грамматическом учении, особенно в описании фонетики – звуков и интонации. Достижения индийской науки помогли китайцам при группировке инициалей. И всё же, как отмечают исследователи, китайской филологии не удалось выйти на отдельный звук и его фонетико-фонологическую характеристику. Звук был заслонен слогом и связанными с ним явлениями.

В XVII в., вникая в сложный комплекс «иероглиф, обозначенная им морфема и слог» и сопоставляя комплексы разных хронологических срезов, чаще всего синхронный моменту наблюдения и отстоящий от него несколько веков в прошлое, отраженных в рифмах древней поэзии, фонетисты сумели реконстируировать фонетическую, а по существу, фонологическую систему древнего китайского языка. Так была преодолена врожденная «молчаливость» китайского письма: иероглифы открыли не только заключенные в них понятия, но и свое звучание. Родоначальником исторической фонетики и метода реконструкции древнекитайских рифм был Гу Яньу (1613–1682), его метод усовершенствовали Дзян Юн (1681–1762) и Дуань Юйцай (1735–1815), дополнившие классы рифм с 10 до 17 и открывшие, что иероглифы с общим фонетическим показателем некогда входили в общий для них класс рифм. Это открытие позволило узнать о звучании огромного числа слов, не стоявших в позиции рифмы.

Много внимания было уделено группировке рифм с учетом тона и характера слога. Дай Чжень, составивший фонетические таблицы древнекитайского языка, установли, что входящий тон выступает в функции оси всей фонологической системы.

Сильной стороной китайской традиции было учение о письменности (грамматология), зародившееся в II в. до н. э. и окрепшее в I–II в. н. э.) Письменность формировалась тоже независимо от посторонних воздействий (в частности, учение о «стилях» письма – уставном, полууставном, скорописи, составлении словаря иероглифов).

Средние века и новое время в Китае отмечены расцветом лексикографической деятельности. Так, в начале XVIII в. здесь был составлен словарь, включавший более 49 тыс. иероглифов и их вариантов. Крупнейшими языковедами Китая этого периода были Ван нянь Сунь (1744–1832) и его сын Ван Инь Джи (1766–1834), они занимались грамматикой и лексикой (в частности, знаменательными («значимыми») и служебными (незначимыми, «пустыми») словами). Чжан Бин Линь (1868–1936) разработал нормативную фонетику и на ее базе проект алфавитного письма. В последние 100 лет наметились контакты между китайской наукой о языке и европейской лингвистикой. Контакты, а также памятники, открытые в 1899 г., оказавшиеся на полторы тысячи лет старше ранее известных, вдохнули новую жинь в китаистику, обновив ее приоритеты и включив в контекст мировой науки. В России крупными специалистами по китаистике являются Н.Н. Драгунов, Н.Н. Короткое, И.М. Ошанин, Е.Д. Поливанов, В.М.Солнцев, С.Е. Яхонтов.

Арабская языковедческая традиция

Она возникла как самостоятельная и во многих отношениях оригинальная хотя бы потому, что а) ее предметом был язык семитской семьи – классический арабский язык с VII в. по XIV в.) для нее была характерна практическая направленность – отражение основных канонов ислама – Корана и распространение этого учения среди многонационального населения обширного Арабского халифата (на территории Аравии, Передней Азии, Северной Африки, Пиренейского полуострова) только на классическомлитературном языке с весьма сложной морфологией (перевод священного Корана на туземные языки запрещался). Политики и деятели религии были заинтересованы в точном воспроизведении Корана при обучении верующих. Считается, что халиф Али, зять Мухаммеда, предложил, опираясь на взгляды Аристотеля, «основной принцип систематики арабской грамматики, указав на основные классы слов: имя, глагол, частица» [Амирова и др. 1975: 148].

Интерес к научному иследованию арабского языка, подогреваемый практической необходимостью, возник почти одновременно в г. Басре, расположенном на берегу Персидского залива, и в г. Куфе, центре завоеванной арабами области (территория современного Ирака). Быстро набирая экономический и культурный потенциал, в том числе и в исследованиях арабского языка, Басра и Куфа начали полемику по теоретическим проблемам грамматики. Филологи Басры ревностно оберегали чистоту и нормы классического языка Корана, куфийцы (куфцы), ориентировавшиеся на разговорный язык, допускали некоторые отклонения от строгих норм классического литературного языка. Однако главным расхождением между ними стал выбор единицы для целей словообразования: басрийцы стояли за имядействия, куфийцы предлагали глагольную формупрошедшего времени. С возникновением Багдада (в 762 г.), третьего иракского центра культуры и науки, возникла новая, смешанно-эклектическая школа с установками на логическую ясность и лаконизм.

В VII в. басриец Абу-аль-Асуад ад-Дуали ввел в арабское письмо графические знаки для обозначения гласных фонем, которые служат выражению словоизменения. В начале VIII в. языковеды Басры осуществили описание норм классического арабского языка, их работу продолжил аль-Халиль ибн Ахмед. Он создает теорию метрического стихосложения, в которой находят свое место и описание морфологии арабского слова. За кратчайшую единицу рассмотрения принимается речевой отрезок (харф), состоящий из согласного и краткого гласного. Однако в отличие от китайцев и европейской традиции здесь не возникло учения о слоге. Халилем был составлен и словарь «Книга айна», названная так потому, что начиналась с графемы «айн», а слова располагались по артикуляционным характеристикам корневых согласных в последовательности от наиболее заднего к переднему месту образования: гортанные, язычные, зубные, губные (что было свойственно и индийской традиции). Арабские фонетисты насчитывали шестнадцать «месторождений» звуков, причем три группы звуков – в области гортани: 1) у голосовых связок, 2) в середине гортани, 3) в верхней части гортани [Амирова и др. 1975: 159]. Аль-Халиль четко разграничил такие фонетические явления, как исходные речевые сегменты, их позиционные варианты и изменения, вызванные образованием грамматических конструкций; им же была улучшена диакритика (для обозначения кратких гласных фонем вводились «огласовки», используемые и теперь в Коране, поэтических и учебных текстах).

Основоположник Куфийской школы Абу Джафар Мухаммед ар-Руаси создает трактат «Книга о единственном и множественном числе», а басриец Сибавейхи (Сибаваихи) трактат «ал-Китаб» («Книга»), ставший основным и самым авторитетным теоретическим и нормативным руководством по арабской филологии. Его достоинства – в характеристике языковых единиц (корня, частей речи и др.) с трех сторон – содержательно-семантической, внешне-языковой (план выражения), коммуникативной. Здесь содержалось подробное научное описание синтаксиса, морфологии, словообразования и фонетики древнеарабского литературного языка. По характеру изложения положений и материала этой книги стало ясно, что у Сибавейхи были предшественники, в частности Халиль (ум. в 791 г.), и немалый опыт изучения стихосложения, грамматики и фонетики. Сам он сосредоточился на словоизменении имени и глагола, словообразовании и фонетических изменениях в процессе образования грамматических конструкций. И после труда Сибавейхи не останавливалось исследование арабского языка, в особенности в трактатах о частях речи, корнях слов и флексиях. Флективный характер арабского языка побуждал исследователей самым тщательным образом описывать его корни и модифицирующие их аффиксы, и здесь они достигли больших успехов. Крупнейший американский лингвист Л. Блумфилд указывал на влияние арабской науки на европейскую науку о языке. Проф. В.А. Звегинцев в «Истории арабского языкознания» (М., 1958) говорит, что у европейских предшественников сравнительно-исторического языкознания и у Ф. Боппа понятия о корнях и флексии было воспринято от арабских языковедов.

Любопытны названия трактатов арабских языковедов конца VIII–IX вв.: «Трактат о грамматических ошибках простого народа», показывающий внимание ученых к ненормативно-диалектной речи, «Классифицированная устарелая лексика», а также отразивший полемику двух школ – басрийской и куфийской – «Беспристрастное освещение вопросов разногласия между басрийцами и куфийцами», где багдадский филолог Ибн аль-Анбари на правах третейского судьи проанализировал 121 проблему, среди которых метод аналогии, выбор базовой единицы при слово-и формообразовании, опора при описании грамматики на слово у басрийцев и на предикативное словосочетание у куфийцев и др.

В X в. усилиями багдадских филологов формируется грамматическое направление, изучающее словообразовательную структуру слова, его употребление. Ибн Джинни задается вопросом, в каком объеме арабский язык реализовал теоретически возможные комбинации харфов (минимальных речевых сегментов). Ибн Фарис в своих трудах по лексике ставит вопросы о ее группировке по частоте употребления, о лексических нормах, о «своих» и заимствованных словах, о многозначности, о прямом и переносном употреблении слов, о синонимии и антонимии и др.

В последующие века больших успехов достигла арабская лексикография: многотомный словарь, составленный ширазским персом Фирузабади (1329–1414) под названием «Камус» («Океан»), стал синонимом любой словарной книги.

Исключительным достижением было составление в рамках арабской традиции Махмудом аль-Кашгари (Кашгарский) в 1073–1074 гг. словаря тюркских языков («Диван турецких языков»), а также сравнительной грамматики этих языков с показом звуковых соответствий между ними, с наблюдениями над морфемами, тюркским сингармонизмом. Но он не создал традиции из-за того, что его труд пролежал втуне почти тысячу лет: он был опубликован в Стамбуле лишь в 1912–1915 гг. «Диван» мог бы стать прецедентом для составления словарей-тезаурусов (с помещением как литературных, так и диалектных слов) в европейской лексикографии средневековья и эпохи Возрождения, но этого, к сожалению, не случилось.

Современный период арабистики, хотя и базируется на классическом этапе, превратившимся в самостоятеьный предмет изучения, заметно расширил и обновил проблематику, а также исследовательскую методологию, используя, в частности, фонологию Н.С. Трубецкого, приемы структурного, а также типологического языкознания. Подробнее об этом, а также о вкладе российских ученых в арабистику (А.Е. Крымского, Н.В. Юмашева, И.Ю. Крачковского и многих других) можно узнать в книге «История лингвистических учений. Средневековый Восток» (Л., 1981 [История 1981]), а также по статьям «Лингвистического энциклопедического словаря» (М., 1990 [ЛЭС 1990]), энциклопедии «Ведущие языковеды мира» (сост. Анатолий Юдакин, М., 2000).

Японская языковедческая традиция

В истории японского языкознания выделяются два крупных периода – первый, начавшийся с возникновения японской письменности (в VIII–X вв.) и длившийся до середины XIX в., и второй (со второй половины XIX в. до нашего времени), связанный с творческим освоением европейского языкознания. В первый период была создана национальная письменность (кана), состоялось знакомство с иероглификой и приспособлением ее к японскому языку, освоение некоторых идей китайского и индийского языкознания» [История 1981: 263]; в период с конца X по XVII в. в связи с изучением и комментированием древнеяпонских памятников развиваются лексикология (особенно семасиология и этимологизирование слов) и история орфографии. Затем, в период расцвета традиционной японистики (с конца XVII до второй половины XIX в.) продолжалась деятельность по комментированию классического наследия, созданию исторической фонетики, а также оригинального учения о грамматическом строе японского языка. Синтез этих достижений с тем, что было воспринято во второй половине XIX и в XX в. из языкознания Европы, привел к формированию в японском языкознании своей грамматической концепциии (в учении о частях речи и особенно в спряжении глаголов), ряда других «оригинальных и своеобразных черт» (В.М. Алпатов).

Крупнейшими представителями второго периода японской лингвистической школы были Мотоори Норинага (1730–1801), теоретик нового подхода к морфологии японского языка, и Тодзё Гимон (1786–1843), «окончательно сформировавший традиционную японскую систему частей речи и глагольного спряжения» [Алпатов 1999: 16]. В XX в. ведущим лингвистом Японии, получившим мировую известность, был Мотоки Токи-эда (1900–1967) – специалист по общему языкознанию, социолингвистике (теоретик школы языкового существования), истории и стилистике языка, Председатель общества японского языкознания, автор более десяти монографий. Основной теоретический труд его – «Основы японского языкознания» (1941) – в русском переводе (сокращенном) вышел в 1983 г.

М. Токиэда не принимает учения Ф. де Соссюра о langue (языке), считая, что это не языковая и не психическая категория, а нейрофизиологический процесс. По мнению ученого, существуют два крупных направления в языкознании в зависимости от позиции, с какой осуществляется описание языка: описание с позиции исследователя (она представлена идеями Ф. де Соссюра) и с позиции субъекта. Второй подход, с позиции пользующегося языком субъекта, по мнению М. Токиэда, более соответствует природе языка и именно он принят японским языкознанием, ориентированным на изучение конкретных языковых ситуаций, в которых и совершается непрерывная речевая деятельность. В концепции Соссюра и лингвистики XX в. он видит отход от антропоцентризма, увлечение схематизмом, отрыв от языковой деятельности. Исследователи теоретических положений японского ученого находят, что они перекликаются с гумбольдтовской традицией и психологическими концепциями И.А. Бодуэна де Куртенэ и Е.Д. Поливанова.