Текст книги "Теория языка: учебное пособие"
Автор книги: Александр Хроленко
Соавторы: Василий Бондалетов
Жанр:
Языкознание
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 41 страниц) [доступный отрывок для чтения: 15 страниц]
Продолжались исследования языка в аспекте пространства с опорой на положения, сформулированные представителями лингвистической географии (в русской традиции) и тезиса итальянских неолингвистов: «каждое слово имеет не только свою историю, но (как и каждая форма, звук, предложение, поговорка) также и свою географию» (Дж. Бонфанте). Поскольку чистых языков, свободных от влияния других, включая и иносистемные языки, не так уж много, то шло скрупулезное изучение таких явлений, как субстрат, суперстрат, адстрат, языковой центр и языковая периферия на базе конкретных языков (даже их отдельных ярусов – фонетического, морфологического, лексического и еще уже – отдельных пластов лексики, в частности, лексики «культурной» и антропонимической (чаще всего подвергающейся заимствованию), топонимической (чаще всего сохраняющейся от языка-предшественника на данной территории – отсюда значительное число работ по субстратной топонимии во многих регионах мира), групп языков, языковых ветвей, семей и даже макросемей.
Ареальная лингвистика в зависимости от аспекта изучения и описания представлена двумя направлениями – синхроническим и диахроническим. Синхронический аспект реализуется в диалектографии – при картографировании чаще всего синхронно-современного состояния территориальных диалектов. Но этот же аспект представлен и при составлении атласов языковых ветвей (например, в «Общеславянском лингвистическом атласе» – ОДА) и языковых семей и совокупностей разносистемных языков (например, в «Лингвистическом атласе Европы» – ЛАЕ – представлены семь языковых семей: индоевропейская, уральская, тюркская, монгольская, семитская, кавказская, баскская, в которые входят двадцать две языковые группы: абхазо-адыгская, албанская, арабская, армянская, балтийская, баскская, кельтская, прибалтийско-финская, германская, греческая, иранская, калмыцкая, лапландская, нахско-дагестанская, пермская, романская, самоедская, славянская, тюркская, венгерская, волжская, цыганская [ВЯ: 1993: № 3: 122]). Цель – выявление областей (ареалов) межъязыковых и междиалектных взаимодействий с опорой на изоглоссы и другие наглядные показатели языковых контактов и – при их длительности – определение ареальных общностей (языковых союзов)с общими, обычно благоприобретенными, структурными признаками.
Диахроническая ареология (лингвистическая, а также этническая, историческая и др.) занята изучением соответствующих ареалов в прошлом. Так, пространственный фактор учитывается при изучении праязыкового состояния не только группы родственных языков (например, древнерусского языка, давшего начало трем восточнославянским языкам – русскому, украинскому, белорусскому), но и ветвей языков (славянской, романской, германской – соответственно славянского, романского (латинского), германского праязыка), а также языковых семей – обычных, типа индоевропейской и ее родоначальника, – т. е. праязыка и др., и макросемей(больших семей), в частности ностратической семьи языков, в которую включают языки афразийские (Африки и Азии), индоевропейские, картвельские, уральские, дравидийские (в Индии) и алтайские.
С языками романскими и восточнославянскими дело обстоит просто. Они ведут начало от своих праязыков, можно сказать, на глазах истории: романские языки (итальянский, испанский, французский, португальский и др.) возникли на базе народной латыни (и процесс их образования отражен в памятниках письменности), восточнославянские – на основе древнерусского языка. А вот с праславянским, праиндоевропейским и тем более с ностратическим праязыками сложнее. Здесь две проблемы. Первая – когда и как долго существовали эти праязыки? Вторая – где проживали соответствующие пранароды? И обе эти проблемы не могут быть решены без знания направления распространения языковых и культурных инноваций, чем как раз занимается ареальная лингвистика, ареальная история, а также ареальные по своей природе археология, этнография и такие, на первый взгляд, далекие от лингвистики науки, как палеоботаника и палеозоология.
В ностратических языках обнаружено около тысячи общих для указанных выше языков Европы, Азии и Африки слов (корней). Они приведены в труде гениального отечественного лингвиста, родоначальника ностратического языкознания В.М. Иллич-СвитычаОпыт сравнения ностратических языков. Сравнительный словарь. [Т. 1–3]. – М. г1971–1984. И этот ученый, и его последователи пытаются найти прародину (прародины) носителей ностратического праязыка и ареалы вычленявшихся из этой общности праязыков. Так, для доиндоевропейской языковой общности допускают прохождение трех стадий с возможным изменением локализации в каждой из них: протоиндоевропейская, праиндоевропейская и индоевропейская [Гиндин: ВЯ; 1992: № 6: 54–65]. Что касается прародины индоевропейцев, определяемой с учетом ряда факторов, в первую очередь лингвистических и археологических, то на сегодня известно пять мнений; наиболее авторитетными из них считаются гипотезы о прародине в центральной и юго-восточной Европе (этого мнения придерживается английский языковед Т. Барроу) и малоазиатской (она изложена в книге: Гамкрелидзе Т.В., Иванов Вяч. Вс. Индоевропейский язык и индоевропейцы. Реконструкция и историко-типологический анализ праязыка и пракультуры. В 2 т. – Тбилиси, 1984; англ. пер.: New York, 1995). Проблемами ностратики, с учетом ареального параметра, занимаются такие крупные ученые, как В.А. Дыбо, Е.А. Хелимский, В.А. Терентьеви др.
Ареальная лингвистика создала и апробировала свои методы, адекватные предмету и аспекту исследования. Пространственно-географическая координата важна не только в ареальной лингвистике, но и в ряде других направлений (см. также раздел «Лингвистические методы»),
Алинеи М.Лингвистический атлас Европы: Первые двадцать два года // Вопросы языкознания. 1993. № 6.
Гуров Н.В., Зограф Г.А.Ареальное языкознание: предмет и метод (На материале языков Южной Азии) // Вопросы языкознания. 1992. № 3.
Дыбо В.А.Ностратическая гипотеза (итоги и проблемы) // Известия АН СССР. Сер. ЛиЯ, 1978. Т. 37. № 5.
Дыбо В.А., Терентьев В.А.Ностратические языки // Лингвистический энциклопедический словарь. – М.: Советская энциклопедия, 1990. С. 338–339.
Нерознак В.П.Ареальная лингвистика // Лингвистический энциклопедический словарь. – М.: Советская энциклопедия, 1990. С. 43–44.
Хелимский Е.А.Труды В.М. Иллич-Свитыча и развитие ностратических исследований за рубежом // Зарубежная историография славяноведения и балканистики. – М., 1986.
Цыхун Г.А.Типологические проблемы балканославянского языкового ареала. – Минск, 1981.
5.7. ЭтнолингвистикаТри страны (Германия, Россия и США) были колыбелью направления, называемого ныне термином этнолингвистика.Эта область познания языка, появись она в одной стране, видимо, оказалась бы более единой. Впрочем, и в одном центре с течением времени она вряд бы могла остаться стабильной в содержательно-предметном плане. Стать разной в каждой из указанных стран и нетождественной в разные исторические периоды даже в пределах страны своего рождения (в Германии, в России) ей было, что называется, «написано на роду». Концептуальное разнообразие и разнонаправленность этнолингвистики обусловлена ее значительной зависимостью от внеязыковых (социальных, этнографических, этнопсихологических и культурно-исторических) факторов. Играли свою роль и объективно-субъективные факторы – господствующее в данное время мировоззрение, доминирующее направление, наконец, научный интерес и склонность исследователя.
В Германии этнолингвистика зародилась в широчайшем по охвату научном творчестве В. фон Гумбольдта, в его учении о языке как средоточии и выразителе духа народа. В России, где к середине XIX в. господствовало романтическое увлечение фольклором, народной культурой и мифологией, зарождавшаяся этнолингвистика приняла этнографическую окраску с ярко выраженным интересом к духовной и материальной культуре народа (В.И. Даль, А.Н. Афанасьев, Ф.И. Буслаев, И.И. Срезневский, А.А. Потебня). В Америке, где у многочисленных племен индейцев отсутствовала письменность и не было традиции изучения местных языков, обычаев и мифов, усилия ученых – лингвистов и этнографов – были сосредоточены на выработке своей, не схожей с европейской, методики описания языка, мышления, туземной культуры и всех форм ее проявления (языковой, музыкальной, изобразительной). Возникшая там этнолингвистика, опиравшаяся на лингво-этнографические труды Фр. Боаса (1858–1942), Э. Сепира (1984–1939), Б. Уорфа (1897–1941), в особенности на теорию лингвистической относительности Сепира и Уорфа, исследовала соотношение форм мышления и категорий языка, познание мира и отражение этого познания (картины мира) в тематических группах лексики, в денотативно-ограниченных (закрытых) понятийно-семантических полях (названия частей тела, лексика цветообозначений) с последующим выявлением своеобразия (идиоэтничности) восприятия народом вещного мира (например, разного членения звездного мира на «фигуры» – созвездия). С этих же позиций исследуются и грамматические категории (в частности, количественные и порядковые числительные, в различном объеме представленные в языках аборигенов Америки по сравнению с языками пришельцев из Европы). Разные направления в американской лингвистике отразились в соответствующих терминах. «Ориентация исследования на выявление семантических оснований языковой модели мира отразилась в термине « эт. – носемантика»– одном из обозначений этнолингвистики, понимаемой в более узком смысле, в противоположность более широкому понятию – « антропологическая лингвистика»(оба термина имеют хождение главным образом в США) [ЭРЯ: 1997: 648]. Следует отметить, что второй термин у нас стал употребляться довольно часто, причем в значении более широком, чем в американской этнолингвистике.
В России этнолингвистика в ее современном содержании существенно отличается от того, чем она занималась во времена Ф.И. Буслаева и А.А. Потебни и их последователей (А.Н. Веселовский, Д.К. Зеленин, П.Г. Богатырев), а также от направления, исследовавшего славянские древности (П.Й. Шафарик, Л. Нидерле, А.А. Шахматов, М.Н. Покровский). На современном этапе этнолингвистика определяется как «направление в языкознании, изучающее язык в его отношении к культуре, взаимодействие языковых, этнокультурных, этнопсихологических факторов в функционировании и эволюции языка [Виноградов: 1997: 647]. Столь широкое представление об этой науке связано с ее комплексным характером: она образовалась на стыке ряда наук – лингвистики, этнологии, фольклористики, мифологии, культурологии. Но это не механическое соединение. Вполне самостоятельной областью ее делает следующий комплекс задач: изучение отражения и выражения в языке этнического миросозерцания, выявление роли языка в формировании и сохранении традиционной культуры, речевого поведения «этнической личности» и отражение через нее и в ней языковой картины мира всего народа (этноса).
Глава российской и славянской этнолингвистики акад. Н.И. Толстой,опираясь на успехи ареальной лингвистики и диалектологии, обновленного в последние десятилетия культурно-лингвистического направления «Слова и вещи» и науки о духовных ценностях, расширил понятие диалекта, включив в его содержание изоглоссы трех видов – языковые (изолексы), материально-предметные (изопрагмы) и духовно-ментальные (изодоксы). Он же предложил концепцию изоморфизма культур (и субкультур) и разных форм существования языка (литературный язык, обиходно-разговорный и т. д.). Оснащенная новым фактическим материалом 1) современных диалектов, собранных экспедициями в Полесье, 2) праславянского фонда слов, исследованного под руководством О.Н. Трубачева, 3) славянской и индоевропейской мифологии и текстологии (Вяч. В. Иванова и В.Н. Топорова) и 4) методами типологических и сравнительно-исторических исследований, отечественная этнолингвистика добилась внушительных успехов, отраженных в таких изданиях, как «Славянские древности», «Логический анализ языка. Культурные концепты» (1991), Никитина С.Е. Устная народная культура и языковое сознание (1993), Толстой Н.И. Язык и народная культура. Очерки по славянской культуре и этнолингвистике. – М., 1995, Герд А.С. Введение в этнолингвистику. – СПб., 1995.
О разнообразии и вариативности проблематики и методологии этнолингвистики еще красноречивее свидетельствует ее история во Франции. Здесь этнолингвистика появилась позднее, лишь к концу 60-х гг. XX в.: ее первое официальное упоминание находим в справочнике «Лингвистика» 1969 г. (под ред. А. Мартине), и за прошедшие три десятилетия она несколько раз меняла свою предметную область, оставаясь дисциплиной вспомогательной и «промежуточной» между «лингвистикой этнологов» и «этнографией лингвистов». В настоящее время ее внимание сосредоточено на изучении картины мира, фольклорного текста как такового, ритуальных языков, билингвизма, «языковых употреблений», семантических полей (терминологии родства, названий частей тела, цветообозначения и др.), составлении словарей-энциклопедий. Специалисты по французской этнолингвистике отмечают, что здесь она не поднялась до сколько-либо высокого уровня, потому как «появление нового термина не было отражением новой проблематики, а лишь дало обозначение тем областям научных интересов, которые уже утвердились на практике» [ВЯ: 1993: № 6: 112]. В США интерес к этнолингвистике оказался нестойким и пошел на спад к исходу XX в.
Центром этнолингвистических исследований стала Россия. Здесь разрабатываются и ее теоретические проблемы, и еще более разнообразные практические темы. Так, идет осмысление 1) истории этого направления в странах, бывших ее колыбелями (см. работы: Вильгельм фон Гумбольдт и этнолингвистика в Северной Америке. От Боаса до Хаймса // ВЯ. 1992. № 1); 2) взаимоотношений этнолингвистики с другими направлениями и отраслями знаний («Концептуальная картина мира и интерпретативное поле текста с позиций лингвистики, журналистики и коммуникативности». Барнаул, 2000; «Языковое сознание и образ мира». Сб. статей, Ин-т языкознания. – РАН, 2000). Иногда сборники такого рода преследуют цель выявить национальную специфику образного восприятия мира (напр., сб. «Язык и национальные образы мира». – Майкоп, 2000).
Весьма показательны названия некоторых конференций и симпозиумов: «Мир на Северном Кавказе через языки, образование, культуру» (международная конференция), «Многоязычие Северного Кавказа и проблемы этнолингводидактики» (симпозиум), Пятигорск, 2001.
Почувствовав самостоятельность своего направления и ответственность за ясность понятийно-терминологического аппарата этой науки, этнолингвисты занялись его лексикографическимоформлением, предложив «Словарь этнолингвистических понятий и терминов»; его автор М.И. Исаев (М., 2001).
Особое место в этнолингвистической проблематике занимают работы по лингв о страноведениюЕ.М. Верещагина, В.Г. Костомарова и их многочисленных учеников. Формированию их школы способствовали совместные книги этих авторов «Лингвострановедческая концепция слова» (1980), в особенности же книга «Язык и культура», выдержавшая четыре издания (4-е изд. – М. г1990); см. также их новую книгу «В поисках новых путей развития лингвострановедения: концепция лингвоповеденческих тактик» (1999).
Бабурина КБ.Этнолингвистический аспект в исторической лексикографии // Вопросы языкознания. 1997. № 3. С. 48–52.
Балакай А.Г.Русский речевой этикет и принципы его лексикографического описания. – Новокузнецк, 2002.
Вежбицкая А.Язык, культура, познание. – М., 1996.
Верещагин Е.М., Костомаров В.Г.Язык и культура. – М. изд. 4-е, 1990.
Верещагин Е.М., Костомаров В.Г.В поисках новых путей развития лингвострановедения: концепция лингвоповеденческих тактик. – М., 1999.
Виноградов В.А.Этнолингвистика // Русский язык. Энциклопедия. М.: Большая Российская энциклопедия, Издательский дом «Дрофа», 1997. С. 647–649.
Герд А. С.Введениев этнолингвистику. – СПб., 1995.
Гура А.В.Символика животных в славянской народной традиции. – М.: Индрик, 1977.
Детерминизм языка и культуры: в поисках лингвокультурных соответствий. Материалы научно-практической конференции. В 2 частях. Ч. 1. – М.: Уникум-Центр, 2001.
Исаев М.И.Словарь этнолингвистических понятий и терминов. – М.: Изд-во Флинта, Наука, 2001.
Колесов В.В.Мир человека в слове Древней Руси. – Л., 1986.
Маслова В.А.Лингвокультурология. Учебное пособие. – М., 2001.
Никитина С.Е.Устная народная культура и народное сознание. – М., 1993.
Русский язык в современной социокультурной ситуации / Тезисы докладов и сообщений 3-й Всероссийской научно-практической конференции РОПРЯЛ. – Воронеж: Воронежский гос. ун-т, 2001.
Толстой Н.И.Язык и народная культура. Очерки по славянской мифологии и этнолингвистике. – М., 1995.
Язык и национальные образы мира. Материалы международной конференции. – Майкоп, 2001.
Языковое сознание и образ мира. Сб. статей. – М.: РАН, 2000.
5.8. Антропологическая лингвистикаТермин «антропологическая лингвистика» возник в США для обозначения этнолингвистической проблематики в ее расширенном представлении. В России он приобрел иной смысл – рассмотрение языка с позиции человека, человеческого коллектива и нахождение в языке материала для характеристики интеллектуальной деятельности человека. Поэтому типичными стали исследования на темы «язык человека» и «человек в языке» (Э. Бенвенист).
Показательны названия статей и книг: Колесов В.В. Мир человека в слове Древней Руси (1986); Апресян Ю.Д. Образ человека по данным языка: попытка системного описания // ВЯ. 1995. № 1; Караулов Ю.Н. Русский язык и языковая личность (1987); коллективный сборник «Язык. Человек. Картина мира: Лингвоантропологические и философские очерки». Ч. 1. – Омск, 2000.
Между тем антропологическое направление в изучении языка, вероятно, присутствовало и в самых древних учениях о языке. Что касается XIX в., то уже В. фон Гумбольдт видел в языке «орган внутреннего бытия человека», выразителя «духа народа». Еще определеннее о месте человека по отношению к языку сказал Бодуэн де Куртенэ: «Человеческий язык, человеческая речь существует только в мозгу, только в «душе». Не случайно, младограмматики сосредоточились на изучении не языка вообще, а языка отдельного индивидума. Напомним слова акад. А.А. Шахматова о том, что «реальное бытие имеет язык каждого индивидуума», а язык села, города, области, народа – «научная фикция». Кстати, популярный в наше время термин «языковая личность» впервые был употреблен В.В. Вингорадовым в 1930 г. Теперь он понимается как любой носитель языка – авторитетный (например, крупный писатель) и вполне рядовой (носитель любой формы существования языка – литературного, просторечия, территориального или социального диалекта). В языковой личности ученого интересует язык в самых разных аспектах – и как система, и как текст, и как способность, и как конкретная разновидность языка (идиолект), или «языковой (речевой) портрет» и даже его дискурс. Так, написано немало работ о языково-речевом портрете литературных персонажей, имеется диалектный словарь одной личности (с включением в него слов-диалектизмов и фразеологизмов). Описан как «языковая личность» известный русский языковед А.А. Реформатский (в книге «Язык и личность», вышедшей под ред. акад. Д.Н. Шмелева).
Стала подчеркиваться общетеоретическая ценность этого подхода к языку. Так, В.М. Алпатов, сравнивая два подхода к анализу языка – системоцентричный(наиболее последовательно проводившийся Бодуэном де Куртенэ и Ф. де Соссюром) и антропоцентричный(«интуитивный», приближающий науку о языке к психологии), отмечает правомерность обоих из них, но в то же время подчеркивает, что антропоцентричный более характерен для работ, посвященных исследованию семантики, а системоцентричный – там, где языковым чутьем можно пренебречь, доверившись логике процедурного анализа. Указанные два подхода – не что иное, как отражение взгляда на язык с двух позиций: 1) с точки зрения рядового носителя языка (для него «в первую очередь существуют слова, а не операции над ними») и 2) с позиции исследователя языка [ВЯ. 1993. № 3: 24]. Кому-то покажется, что для науки позиция ученого-исследователя, обычно опирающегося на логичную и непротиворечивую теорию, предпочтительнее. А если иначе, то зачем наука и предлагаемые ею методы описания языка (звуков, слов, частей речи и т. п.)?
Казалось бы, всё ясно. Однако начиная с самых давних из известных нам описаний языка (традиций индийской, античной и др.), в громадном числе случаев вполне адекватными или очень близкими оказываются описания, отталкивавшиеся и от рядового человека (по интуиции), и от ученого («системоцентричный», или системоцентрический подход). Не меньше и таких случаев, когда для практических целей нужнее и, следовательно, предпочтительнее традиционные характеристики фактов языка. Так бывает, в частности, при разъяснении семантики слов в толковых (объяснительных) словарях через приведение синонимов и взаимных, «круговых» отсылок и в словарях толково-комбинаторного типа, в которых удается избежать недостатков традиционных словарей. Для массового читателя – носителя родного языка и изучаемого неродного языка – нужнее не вполне научный, а вполне понятный и полезный словарь первого типа. Для других целей – лучше менее понятный, хотя и «очень научный» словарь второго типа. Как правильно замечено, «исследователю в этом случае приходится проходить между Сциллой логически безупречного, но интуитивно неприемлемого решения и Харибдой более соответствующей интуиции, но значительно усложняющей описание, а то и противоречивой трактовки» [ВЯ. 1993.
№ 3: 25]. Ученые склоняются к мнению, что оба подхода нужны, они не мешают друг другу, а дополняют, находясь, как говорят теоретики, в отношениях дополнительности. В антрополингвистике первенствует, конечно, языковая интуиция, но она присутствует и в структуралистских построениях, где ее меньше и она выполняет иную роль.
