Текст книги "Балтийский вектор Бориса Ельцина"

Автор книги: Александр Ольбик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 12 страниц)

Они играли уже более двух часов, что говорило о прекрасной физической форме Бориса Николаевича. Все-таки сказывается его принадлежность к спорту, в частности к волейболу, в который он в молодости серьезно играл...Кстати, кто-то подметил, что человек играющий в командные игры, не может быть эгоистом и вообще плохим человеком. Он все делает в интересах команды...

Когда я покидал спортивный зал, я не предполагал, что судьбе будет угодно еще раз привести меняв в это место. А дело было так: в тот же день мне из Одессы позвонил Малышев, бывший начальник Одесского ОБХСС, которого по оговору осудили, о чем в свое время в "Литературной газете" писал Юрий Щекочихин. Очерк так и назывался "Шторм после шторма". Щекочихин заступился за Малышева, доказывая, что все обвинения против него сфабрикованы недовольными его принципиальностью партийными чиновниками. Малышев несколько месяцев просидел в тюрьме, им занималось МВД СССР в лице полковника милиции Аслаханова...Я тоже был в Одессе и делал с Малышевым интервью как раз в начале расцвета гласности и интервью это было опубликовано в латвийской газете "Совершенно откровенно", дочерней газеты "Совершенно секретно". И вот совершенно неожиданный звонок из Одессы и Малышев просит мою жену (поскольку меня дома не было) передать мне, а я – Ельцину, что от Аслаханова БНЕ грозит беда, что этот человек готов пойти на все, вплоть до физического устранения Ельцина. Мне и в голову не могло придти, что такими вещами может шутить серьезный человек, разыгрывая якобы "готовящееся покушение" против Ельцина в своих корыстных целях. Возможно, таким способом он хотел отомстить Аслаханову, который во время расследования "Одесского дела" был наиболее непримиримым сторонником жестких мер против Малышева...Но как бы там ни было, закон о безопасности высокопоставленных лиц гласит, что даже на первый взгляд несерьезная и малоубедительная информация о готовящемся покушении на персону, обязана быть немедленно доведена до сведения ее охраны и спецслужб, которые и должны принять соответствующие меры безопасности.

Вечером, подключив к телефону магнитофон, я позвонил в Одессу и имел разговор с Малышевым. Вот часть беседы, снятая с магнитофона : Малышев: "Там (?) сейчас председатель комитета по законодательству Аслаханов... Значит, этот человек...Мы знаем, кто такой Аслаханов по моей истории и дело в том, что я знаю от человека, который присутствовал при разговоре, когда речь шла о Борисе Николаевиче. Этот человек способен на все. Вплоть до устранения. (Я: да вы что там такое говорите!) Я не боюсь этого слова, человек этот органически Его (то есть Ельцина) ненавидит, но, может быть, вошел в доверие, учитывая, что он чеченец. Он человек Власова и вполне возможно, что он нашел контакты через Хасбулатова...И, если этот человек от вас еще не уехал (Ельцин), его надо предупредить, чтобы он был осторожен. Ну этот человек Бакатина. Полковник, этот человек прямой, то есть выполняющий определенную миссию. Как он туда попал, как проник, я не знаю. Человек (Ельцин), если не в курсе, должен знать, что рядом с ним находится такой вот враг..."

Прослушав кассету, и не все в ней поняв, я вспомнил истории покушений на глав правительств и президентов, и решил рассказать обо всем Коржакову, а если удастся и самому Ельцину. На следующий день я позвонил Коржакову и сказал, что надо встретиться по весьма необычному делу. И что я владею информацией, которая непосредственно касается БНЕ, но о достоверности которой не мне судить. К чести Коржакова, он принял мои слова всерьез и мы условились с ним встретиться в санатории "Рижское взморье". В спортивном зале, где Ельцин играл в теннис.

Я вошел как раз в тот момент, когда Борис Николаевич кого-то благодарил за игру. Мать честная, насколько мир тесен: я увидел сатирика Михаила Задорнова, взмыленного, в спортивной форме. Тут же находился Тарпищев, и я с ними поздоровался. Задорнов божился, что он накануне здорово нарушил режим и до самой полночи пил и потому так вымотался... Мне, конечно, не терпелось побыстрее поговорить с Коржаковым. Наконец, мы с ним уединились на балкончике, и я дал ему наушники и включил диктофончик. И он стал слушать. И по мере того, как он вникал в текст, глаза его начали меняться, лицо тоже посерьезничало. Прослушав запись Малышева, он сказал, что насчет Аслаханова уже были сигналы, и что он, Коржаков, обязательно передаст все БНЕ. Я еще раз попытался склонить его к тому, чтобы БНЕ сам прослушал пленку. Но страж был неумолим и я невольно вспомнил нежелание Бориса Николаевича, чтобы Коржаков не записывал нашу (на квартире Коржакова) беседу. Однако Коржаков был непреклонен и мне ничего не оставалось другого как положиться на него. Я до сих пор не знаю, ознакомил ли он БНЕ о моем сообщении.

Я вкратце рассказал Коржакову, кто такой Малышев и добавил, что у Малышева есть все основания "точить зуб" на Аслаханова. Но с другой стороны, Малышев профессионал и прекрасно знает, как мало значат слова без вещественных доказательств. История темная и, кто знает, может, по какому-то сумасшедшему сценарию, действительно что-то замышлялось против Ельцина...А может, это простая месть обиженного майора ОБХСС, рассчитанная на то, что после его "подачи" Ельцин к Аслаханову будет относиться с определенной долей опаски и недоверия, и не даст ему дороги к дальнейшему продвижению...Интрига в общем-то нехитрая, но вполне могла сыграть определенную роль в дискредитации отдельно взятого человека...

27 июля 1990 года, в Юрмале, на так называемой даче Беньямина (сам хозяин перед войной уехал в Германию), состоялась четырехстороння встреча руководителей России, Литвы, Латвии и Эстонии. Из журналистов были только телевизионщики и фотокоры. Я же попал туда как бы "по блату", но пришел не один, а с писательницей Викторией Токаревой. Она отдыхала в Доме композиторов в Меллужи и через мою книгу "Что за поворотом?" узнала обо мне и у кого-то раздобыла мой домашний телефон. Спросила – буду ли я встречаться с Борисом Николаевичем, которого она очень уважает и которого хотела бы увидеть? Я как раз собирался идти на встречу глав Прибалтийских государств. И на свой страх и риск взял с собой эту симпатичную женщину, что, конечно же, было чистой авантюрой, рассчитанной на снисходительность охраны Ельцина. Но за высоким, ажурным металлическим забором были не только охранники БНЕ, но и латвийский спецназ, однако, как потом мы убедились, распоряжался всем Коржаков. К нему я и обратился по поводу "проникновения" за ограду своей спутницы. Токарева даже взяла с собой письмо, которое она хотела передать Борису Николаевичу, что потом и было сделано через Коржакова. Ее мечта сбылась: она увидела Ельцина и более того, "подержалась" с ним за руку.

А дело было так: все, кто не входил в правительственные делегации, стояли у главного входа, огражденного балюстрадой, внутри находилась охрана и какие-то серьезные люди в цивильных одеждах. Среди них я видел Горбунова и Ландсбергиса. Через правую открытую дверь виднелся накрытый стол...Все постоянно перемещались и создавалось впечатление некоего хаотического движения. Ко мне подошел довольно молодой человек среднего роста, и спросил – не Ольбик ли я? Мы познакомились: это был редактор московской газеты "Позиция" (демократического направления) Сергей Трубе. Он попросил у меня мою книгу "Что за поворотом?", и потом мы все стали ждать появления Бориса Николаевича. Я видел как в сторону его корпуса прошел Горбунов и вскоре они появились вместе с БНЕ. Это было еще то зрелище! Более элегантного и авантажного "главы" я не встречал в своей жизни. На нем был темно-синий великолепный костюм (Коржаков потом сказал, что костюм еще с 9-го управления остался), новые изящные туфли белоснежная рубашка....Однако шел Ельцин немного скованно, лицо было напряженное, что дало Токаревой повод разразится афористичной фразой: "лицо забальзамированного человека." Действительно, его лицо было с отливом легкой золотистой желтизны. Однако он был чертовски представителен и на голову выше Горбунова.

Мы с Токаревой и фотокором Тихоновым стояли справа входных дверей и БНЕ, подойдя к ожидавшим людям, стал пожимать руки. Потом очередь дошла до нас и первым он подал руку женщине – Токаревой. И та представилась. У нее горели глаза и, наверное, в тот момент она была просто счастлива...

Главы государств зашли во внутреннюю комнату и вскоре туда на две минуты впустили журналистов. "Четверка" уже сидела за круглым столом: лицом к входу – Борис Николаевич, напротив него – Горбунов, слева сидел эстонский "вождь" Рютель, а его визави – Ландсбергис. Я с магнитофоном подошел поближе к Ельцину, поскольку как раз в этот момент он начал что-то говорить. Речь шла о теннисе. Прогулках по пляжу – светский разговор...Затем БНЕ перешел к политическим вопросам – о совместном фронте государств Прибалтики и России, который может противостоять Центру. Все, что он говорил, я записывал на пленку. Когда отведенные две минуты для прессы кончались, я задал БНЕ вопрос: не считает ли он этот день историческим в плане отношений Латвии и России? Вопрос, конечно, примитивный, но для меня, живущего в Латвии, принципиальный... Борис Николаевич, дипломатично ответил, что, мол, переговоры только начались, а потому говорить о чем-то конкретном еще рано...

Две минуты кончились и пресса потянулась на выход. Потом Токарева объяснялась с Коржаковым насчет своего письма, и он обещал передать его Ельцину. Тут же находился второй охранник Юрий Одинец, которому Токарева и дала сначала прочитать свое послание Ельцину. Читал письмо и Сергей Трубе...И, конечно, ознакомился с ним и Коржаков. Взамен охранник попросил у Токаревой журнал "Огонек", в котором был напечатан ее рассказ, о чем она упоминала в своем письме... Потом она долго мучилась (по-прежнему со сверкающими черными глазками) – правильно ли она сделала, передав такое письмо БНЕ?

Спустя девять лет, Латвийский Сейм примет решение наградить Ельцина высшей наградой Латвийской республики Орденом Трех Звезд. Престижное отличие и он его, безусловно, заслужил. Однако Борис Николаевич от столь высокой чести вежливо отказался. А отказался Ельцин потому, что, как считал он, произошла историческая несправедливость: его соотечественники, живущие в Латвии, терпят притеснения и, конечно же, не во имя этого он в 1990-91 годах призывал их поддержать устремления латышского народа к независимости. Рисковал, когда вылетев в Таллинн, обратился оттуда к военнослужащим проявить выдержку и спокойствие в накаленной до красна ситуации, сложившейся в то время в Латвии. И вообще в Прибалтике. Ельцин с большим удовлетворением принял бы от латвийского государства другую награду: уважение и безоговорочное признание прав проживающего там русскоязычного населения. Вот это было бы убедительным доказательством признания Латвией роли Ельцина в завоевании независимости, и в его лице роли той части русскоязычного населения, которое в большинстве своем искренне приняла Декларацию о независимости.

"Я ВЕРЮ В "РУССКОЕ ЧУДО"

(Четвертое интервью, взятое у БНЕ в Юрмале в 1990 году, и опубликовано в газетах "Юрмала", "Советская молодежь" (3-4 августа) и "Комсомольская правда" (8 августа).

.

Как я уже говорил, бильярдная "американка" с Борисом Николаевичем закончилась со счетом 8:4 в его пользу. Однако это было лишь мгновение в жизни человека, от чьих политических "ударов" зависит судьба не только России, но и сопредельных с ней пространств и народов. Вот почему политический "счет" 1:3 (имею в виду встречи с главами Латвии, Литвы и Эстонии, которые проходили в дни пребывания Ельцина в Юрмале) в полной мере отвечает чаяниям народов – быть суверенными и равными среди суверенных и равных. С этого важного для Балтии и России постулата я и начал беседу с главой Российского государства.

– Борис Николаевич, мне, жителю Латвии, очень приятно, что столь высокий гость посетил именно нашу республику. Осталось только узнать насколько ваш визит соотносится с государственными делами. Или это частная поездка, связанная исключительно с отдыхом?

– Действительно, мой отпуск в Латвию на 10-12 дней не случаен, кроме отдыха намечается работа. Почему я выбрал именно Латвию? Во-первых, на меня бодряще действуют бризы Балтики, великолепный микроклимат Юрмалы, в которой я уже не раз бывал. И вообще, с Латвией у меня многое связано. Как вы знаете, 1988 год для меня был очень тяжелым и в каком-то смысле даже решающим. Тогда я здесь хорошо отдохнул, пришел в себя и именно отсюда полетела по стране информация, что-де Ельцин жив-здоров и не отказался от борьбы с партийной бюрократией.

Этот мой приезд носит несколько прагматический характер: хотелось отдохнуть, постараться лучше узнать Латвию, встретиться с ее жителями, и в целом более четко представить себе отношения латышей к России, к будущности наших государств. И в том числе, к нашему будущему договору. Ну и, конечно же, хотелось поближе познакомиться с руководством республики и лично с председателем Верховного Совета Анатолием Горбуновым. И хотя мы с ним формально знакомы, но все же в житейской, неофициальной обстановке дружеские отношения созревают быстрее.

– И каковы же первые результаты, Борис Николаевич?

– Откровенно говоря, действительность превзошла все мои ожидания. Встречи в Латвии как бы высветили перспективу наших дальнейших отношений. Анатолий Валерьянович Горбунов – очень интересный собеседник, сочетающий в себе великолепный набор человеческих качеств. Он показался мне очень уравновешенным, дальновидным политиком, с оптимистической заданностью. Это тот человек, с которым хочется общаться, плодотворно сотрудничать. По-моему, он может нравится всем...

– Шла ли у вас речь о заключении договора между Латвией и Россией ?

– А вы думаете, для чего я тут рассыпаюсь в комплиментах (смеется)? Конечно, шла, и мы в принципе имеем 100-процентное совпадение взглядов. Возможно, вы помните, что однажды я уже сказал на страницах газет о том, что вероятнее всего первый такой договор будет заключен с одним из прибалтийских государств. Причем сделано это будет без всяких предварительных условий. Речь идет о всеобъемлющем договоре – политическом, экономическом, социальном, с разделом межнациональных отношений, и, конечно же, по линии культурных связей и т. д. То есть это будет равноправное соглашение двух суверенных государств. И хотя мы направили письма-предложения всем 14 республикам, однако, нужно иметь в виду, что первый разговор на эту тему произошел до наших официальных обращений.

Состоялся разговор с руководителями трех государств – Литвы, Латвии и Эстонии, и мы обсудили вопросы двусторонних договоров с Россией. Я убежден, что консультации на председательском уровне будут способствовать активному ослаблению напряженности со стороны центра и напряженности вообще – во вне и в самих прибалтийских государствах.

– А как это будет сочетаться с не очень, мягко говоря, восторженным отношением Президента СССР к Балтии?

– Создается впечатление, что Горбачев в этом смысле не все как следует обдумал. Возможно, очень занят...Он, очевидно, полагает, что предложение России о договорах с Прибалтикой – это тот самый "ползучий" сепаратизм, о котором так много сказано и написано. Ладно, с большой натяжкой можно допустить, что какая-то республика имеет тенденцию к сепаратизму...Бог с ним, допускаю это. Но Россия и – сепаратизм... Это, извините, даже больное воображение переварить не может. Россия – абсолютно суверенное государство, с ясным представлением о своем месте и роли в федерации. Мы не хотим ни возвыситься, ни принижаться, мы хотим одного: спокойного, взаимовыгодного партнерства. Что тут непостижимого, что Россия намеревается заключить договоры с такими же суверенными государствами Балтии? Ведь мы подошли вплотную к заключению договора с Англией, ведем переговоры с США, Японией. Почему же мы не можем этого делать с нашими старыми, добрыми соседями?

– А если Президент страны объявит блокаду Латвии, как поступит Президент России?

– К экономической блокаде я отношусь резко отрицательно, о чем я уже говорил и писал Горбачеву. В отношении Литвы – это крупная политическая ошибка. Ведь такой блокады не было вокруг Венгрии, Чехословакии, ГДР. И это правильно. А против своих – пожалуйста, блокада...Если уж народ стремится к самостоятельности, силой его не удержать. И чем больше будет давление властей, тем сильнее будет сопротивление народа. У нас, в России, аналогичная ситуация складывается с некоторыми автономными республиками. Но мы будем действовать не путем нажима и угроз, а путем переговоров, дав на суверенитет автономии безусловное согласие. Пусть сама республика решает, в каких пределах она реально может осуществить свою самостоятельность.

– Разрешите узнать, в какой стадии завершенности находится договор, о котором мы с вами говорим?

– Сейчас созданы рабочие группы, – в равноценном составе – работающие над структурой и наполнением каждого пункта договора. Например, раздел о межнациональных отношениях отразит стремление Латвии и России к спокойному, взвешенному подходу к проблемам проживания и миграции некоренного населения наших государств. Чтобы не было в этом деле никаких недоразумений.

– Как вами было заявлено раньше, двусторонний договор должен быть заключен в течение трех месяцев...

– Нет, сейчас мы считаем, что этот догов мы должны ратифицировать в более сжатые сроки – месяц-полтора. Этим самым, мне кажется, ослабится напряженность в этом регионе.

– Борис Николаевич, само слово "договор" предусматривает такие понятия, как взаимовыгодность, независимое партнерство, равноправие в реализации буквы и духа соглашения. Но вот что лично меня беспокоит: Россия богатая страна и может из своих сокровищ дать Латвии (или любому другому государству) неоценимую сырьевую "подпитку". А что может дать Латвия России?

– Понимаете, при нормальных (а не кабальных договорах) отношениях любая, даже самая небогатая страна, может быть незаменимым партнером в межгосударственных отношениях. А ведь Латвия...и вообще Прибалтика, отнюдь не малоразвитая провинция, а государство с высокоразвитой промышленностью. С традиционно высокой культурой, что в наше время дороже золота, с богатым научно-техническим потенциалом. А к этому вы еще прибавьте туризм, отдых, вашу легкую промышленность, радиотехническую отрасль, комплектующие изделия и т. д. И все это в качественном исполнении. У вас высокий агропромышленный комплекс и в будущем, думаю, Россия сможет снять в Латвии напряжение с реализацией излишков продуктов питания. Это непременно может произойти, если восторжествуют динамичные рыночные отношения. Так что интересов, объединяющих наши страны, не так уж мало. Мы не хотим выступать в ипостаси каких-то филантропов – нет, мы хотим быть на равных. Я предполагаю, что наши договорные отношения будут строиться в два этапа. Пока речь не идет о мировых ценах на сырье или оборудование, но все прояснится только тогда, когда мы сядем за стол переговоров. И я уверен – а это вытекает из предварительных встреч с руководством республики Латвия – мы найдем взаимоприемлемый, жизнеспособный вариант в отношениях между нашими государствами.

– 20 июля в Москве состоялся Совет федерации и Президентский Совет, на котором, однако, ни вас, ни ваших нынешних партнеров по переговорам 1+3 не было. С чем это связано?

– Перед моим отъездом в Юрмалу Горбачев мне позвонил и просил придти на Совет. Я ему ответил, что, мол, хочу использовать самим же собой подписанный документ об отпуске Председателя Верховного Совета России. Конечно, он знал о предстоящей встрече с главами Литвы, Латвии и Эстонии, что, очевидно, не очень вписывалось в "программу" Президента.

(Телеграфное агентство ЛЕТА 26 июля сообщало: "М. Горбачев подверг резкой критике руководителей государств Балтии, которые, несмотря на персональное приглашение, не явились на заседание Совета федерации и Президентского Совета, которое состоялось 20 июля в Москве. – А. О.).

– Борис Николаевич, хочу вернуться к 1 съезду народных депутатов России и спросить у вас о некоторых вещах, связанных с этим событием. Ну, например: почему партаппарат так откровенно был против вашего выдвижения? Впрочем, вопрос риторический... Почему партаппарат не сделал никаких выводов насчет своей тактики против вас, которую он так грубо и нерезультативно применял в период выборов в народные депутаты СССР и после них?

– За несколько часов до выборов Председателя Верховного Совета России Горбачев собрал 250 коммунистов, народных депутатов, и стал внушать им, чтобы любыми путями они помешали избранию Ельцина. Потом я рассуждал: а что, собственно, значит – "любыми путями"? Может, устранить физически? Любыми путями не допустить избрание Ельцина... И с этим заветом он отправился в Канаду. А на следующий день меня избрали Председателем Верховного Совета. Так что мои оппоненты остались верны себе: они сделали все возможное, чтобы своими неуклюжими действиями "способствовать" моему выдвижению. После такой великолепной рекламы я просто не мог не победить Полозкова...

– Насколько мне помнится, Михаил Сергеевич, уже будучи в Канаде, позволил себе отпустить в ваш адрес несколько "шпилек"... Это, наверное, было вместо поздравления?

– Это, конечно, недостойно Президента. Но я его, в принципе, понимаю: уж больно тяжело он переживал мое избрание. Видно, не ожидал такого исхода. Не думал, что это вообще возможно.

– Отдадим должное Горбачеву – он на всем протяжении вашего восхождения на политическую сцену при любом случае осуществлял над вами "нежный патронаж". И в случае с выборами он не отказал себе в любезности попытаться наглухо заблокировать вас. В том числе с помощью "рокировки" Полозкова с Власовым. Во всяком случае, такое впечатление создавалось...

– Не сомневаюсь, что сценарий выборов был разработан и утвержден самим Президентом. Вот только исполнители ролей оказались слабоваты.

– Выходит, настолько беден "генералитет" аппарата, что кроме названных фигур некого было вам противопоставить?

– Дело даже не в этом. Страх порождал панику, хаотичность движений. Они прекрасно понимали, что если к власти придет Ельцин, то начнет с того, с чего я потом действительно начал: с суверенитета, разделения управленческих функций, деполитизации и т. д. Раньше для них главной болячкой была Литва и Прибалтика в целом, а теперь вот прибавилось головная боль от России. Сейчас Ельцин и Россия для них страшные болячки. И ничего с этим не поделаешь: Россию не заблокируешь, она сама кого хочешь заблокирует...Только делать она этого никогда не будет.

– И все же, поздравил ли вас Михаил Горбачев?

– К его чести, он постарался исправить свою промашку. Ведь дело-то не в персоне Ельцина, дело в государстве, которое он представляет. Если бы он взял и прилетел всего на один день из Канады и пришел бы в Большой Кремлевский Дворец, где собрались более 1000 российских депутатов, да с трибуны заявил бы: я, дескать, поздравляю вновь избранного вами председателя Верховного Совета России, ну и так далее... Вот это был бы поступок великого мужа. Это была бы дань уважения России. Это был бы осязаемый шаг к примирению. И это, безусловно, сыграло бы на повышение его авторитета. Но, к сожалению, его референтура до этого не додумалась... Но он все же меня поздравил с избранием

Ладно, это все внешнее. Когда, после выборов, мне задавали вопрос какие у меня отношения с Горбачевым? – я неизменно отвечал: я первым сделаю ему шаг навстречу и первым подам руку. После окончания федерального Совета, когда почти все его члены остались на местах, я подошел к Михаилу Сергеевичу и во всеуслышание сказал: для того, чтобы нам работать на основе диалога, сотрудничества на принципиальной основе и ни в коем случае не в ущерб интересам и суверенитету России, я протягиваю вам руку. Все личное, негативное, что было между нами, я отбрасываю... Горбачев встал и тоже подал мне руку: "Я согласен", – сказал он и мы обменялись рукопожатием.

– Сохраняется ли это перемирие?

– Конфронтации нет. Правда, мой выход из партии, по-моему, был для него ушатом холодной воды. Ведь он уже праздновал победу на съезде партии (имеется в виду ХХV111 съезд – А.О.), как вдруг такая "выходка" Ельцина.

– А мне напротив в его голосе послышалось ликование: ведь с уходом из партии "смутьяна Ельцина" и Генсеку будет спокойнее...

– Нет, я думаю, что это была просто игра. Он иногда прибегает к такого рода маленьким хитростям.

– Но ваш выход из партии мог вызвать "мятеж" в стане консерваторов, и в том числе – консерваторов в Верховном Совете России. Вы сделали такой шаг, который мог бы иметь для вас поистине катастрофические последствия.

– Вы абсолютно правы, риск был и довольно большой. Меня, действительно, больше всего волновало – не потеряю ли я доверие депутатов Верховного Совета и съезда? Ведь мое большинство в парламенте держится на легко рушимом равновесии, и поэтому я и в самом деле не знал, как отнесутся депутаты к моему заявлению на ХХV111 съезде партии. Нет, как отнесутся к этому демократы, я знал, но меня волновали "лоббисты". К слову сказать, некоторое преобладание консервативно настроенных депутатов Российского ВС не помешало ему принять ряд сильных, я бы сказал судьбоносных для России решений. Я считаю, что 1 съезд народных депутатов России был гораздо эффективнее, прогрессивно радикальнее всех трех съездов СССР.

12 июля я объявил о своем выходе из партии, а 13 июля я должен был вести заседание своего ВС. Вот минута была – словами не выразить...Я думал, что этот день для меня и вообще для депутатов будет потерян. Что и говорить, нервотрепка была жуткая. И вот вхожу в зал и...аплодисменты! Я даже растерялся, не ожидал такой встречи. И все, что я даже не надеялся в тот день провести, все прошло.

– А разве заранее вы своих депутатов не готовили к такому повороту событий? Я имею в виду ваш выход из партии.

– Что вы, Александр Степанович! Другое дело, что перед этим я три ночи совершенно не спал. Все обдумывал. Были, конечно, колоссальные сомнения, но по другому я просто не мог поступить. Ведь я всегда говорил, что монополия одной партии вредна обществу, что ее нужно поставить под контроль законодательных властей.

– Борис Николаевич, а когда к вам пришло решение выйти из партии? Не на том ли роковом для вас октябрьском (1987) Пленуме?

– Нет, с октябрьским Пленумом я это не связываю. Иное дело, что уже тогда я начал понимать, что КПСС плетется в хвосте, что партия никак не может перестроиться и из арьергарда перейти в авангард. А ведь свою авангардную роль она по-прежнему продолжает декларировать. А это уже некрасиво, некорректно. Походит на обман. По существу она была не в состоянии перестраиваться структурно и организационно, а следовательно, в ней не могло зародиться нечто воистину новаторское, что всегда присуще настоящей революционности. Но главное, в партии ощущалась нравственная заторможенность. Общество рвалось вперед, а партия вязала его по рукам и ногам. Однако при этом делала вид, что движется со скоростью тропического циклона.

– Все, о чем вы говорите, прекрасно проиллюстрировали прошедшие партийные съезды. Кстати, вы были делегатом этих форумов?

– Меня на альтернативной основе выдвинула на партконференцию свердловская партийная организация. Но статус конференции сохранялся всего один день, поскольку на следующий она уже была Учредительным съездом коммунистов России. А почему, собственно, надо было так поступать? Делегаты были уполномочены работать на конференции, но отнюдь не на Учредительном съезде. На конференции надо было создать оргбюро, все обсудить, разъехаться по местам и начать выборы делегатов на съезд.

– Скажите, Борис Николаевич, выход из партии не стал для вас личной трагедией?

– Это несколько упрощенный взгляд, хотя все было не так просто. Но я считал, что Председатель ВС не может быть слугой двух господ – народа в лице парламентария и партии, чьи интересы чаще всего не совпадали с народными. Председатель должен быть абсолютно независимым лицом, чтобы работать только во имя интересов избирателей. Мне приводят в пример зарубежных президентов, которые представляют интересы той или иной партии. В том-то и дело, что "той или иной", а не одной – монопольной. За рубежом в демократических странах идет борьба за влияние, и кто в глазах народа справедливее, деятельнее, тот и "на коне". А у нас ведь ставили "президентов" – Брежнева, Подгорного... Чьи интересы они защищали? Конечно, тех людей, которые их ставили. Народ был как бы сбоку припеку, его никто не спрашивал. И пока что КПСС отказалась от власти лишь де-юре, но де-факто она остается у руля. И так будет долго, пока вновь созданные партии не окрепнут. И поэтому все разговоры о многопартийности скорее дань моде, чем свершившийся факт. Скажите, какая еще партия, кроме КПСС, может влиять на армию, КГБ, все управленческие структуры? Монополия партии остается и, к сожалению, будет оставаться не год и не два... Правда, это еще будет зависеть от того, насколько быстро пойдут процессы в самой партии. Во всяком случае, прошедшие съезды такой надежды нам не дали. Так что генеральной реконструкции партийного дома не состоялось. Что-то, конечно, подштукатурили, подчистили. Но остается тот же демократический централизм – неподвижное, не поддающееся перековке нечто.

Вы спрашиваете – не был ли выход из партии для меня трагедией? Состоял я в ней около 30 лет, а вступал по убеждению, в то время, когда со смертью Сталина начиналась некоторая оттепель. Настроение было романтично-возвышанное. Но работа в Политбюро, а затем в МГК партии дали мне прозрение: я понял, что роль партии, ее всевластные функции увели народ в сторону. Вот это, пожалуй, и предопределило мое решение. Нет, это не трагедия, а скорее освобождение от ложной религии.

– С вашей предвыборной программой общество более или менее знакомо. Но все же слышатся сомнения, что вы не экономист, и под силу ли вам поднять разваливающееся народное хозяйство России?

– Скажите, тот же Рейган был экономистом? И откуда появилось выражение "рейганомика"? Дело не в том, кто я по образованию, а скорее всего в том, как я аккумулирую все новое, альтернативное и как это беру на вооружение. Честно говоря, я уже давно и довольно глубоко влез в экономику.

Есть группа по разработке альтернативных экономических программ. Очень радикальных, интересных и в чем-то для нас реформаторских. Союзное правительство от многих из них отказалось, предпочитая новаторству уже знакомые конструкции. Мы в российскую программу решили включить один из современных проектов. В газетах уже писали о 500-дневном переходе к экономической реформе. Поэтапно и без снижения уровня жизни народа. Я встречался с этой группой и убедился, какие мощные интеллекты к ней привлечены. В основном это молодые талантливые ученые, изучившие мировой опыт экономических преобразований – США, Японии, Южной Кореи, Тайваня и других стран. Правда, в этой программе есть один недостаток или, вернее, особенность: надо ее реализовывать на одной денежной единице. Поэтому мы пошли на некоторую коррекцию, с поправкой на Россию.