Текст книги "Как Черномырдин спасал Россию"

Автор книги: Александр Соловьев

Соавторы: Валерия Башкирова,Владислав Дорофеев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Для одних миротворческая деятельность Черномырдина в Буденновске символизировала акт высшего гуманизма, подвиг, на который ни тогдашнее, ни теперешнее руководство страны не готово просто в силу того, что оно – руководство. А он был, по словам журналистки Натальи Геворкян, каким-то «неправильным премьер-министром».

Для других поступок Черномырдина – недальновидный шаг слабого руководителя, почти предательство.

Тем более постыдное, что было оно совершено тогда, когда чаша весов в первой чеченской войне, казалось, окончательно склонилась на сторону России. Результатом же «неуместной мягкотелости» премьера стало то, что террористы сумели перегруппироваться, подготовиться и переломить ход событий в свою пользу – как на поле боя, так и в СМИ.

Прямым следствием Буденновска стали теракты в Кизляре и Москве. Прямым следствием Буденновска стал позорный Хасавюртовский мир.

Глава 8
Спасение рубля
Укрепление премьера

В интервью еженедельнику «Коммерсантъ» в июле 1995 года Виктор Черномырдин сказал: «В первую очередь, укрепился рубль. Работать с ним становится выгоднее, чем с долларом… Мы прекращаем только выживать, мы переходим, а кое-где уже перешли к решению созидательных задач в экономике. В экономике обозначились тенденции к оздоровлению».

Рамки полномочий президента и премьер-министра, степень их влияния на принятие решений Конституция, как известно, позволяла толковать достаточно широко: реально это диктовалось не жесткими правовыми установлениями, а складывающимся положением дел.

На протяжении первых трех лет премьерства Черномырдина наблюдалось постепенное и подчас незаметное, но неуклонное возрастание его влияния на принятие не только экономических, но и сугубо политических решений. Если первоначально создавалось впечатление, что премьер – это своего рода завхоз при большом начальнике, то к 1995 году ситуация явно изменилась. Экономика оказалась почти абсолютной вотчиной Черномырдина и его правительства. Степень же влияния премьера на принятие политических решений делалась все более и более серьезной. Объяснялось такое положение вещей, по всей видимости, просто: правительство в ряде ситуаций проявило себя заметно более дееспособной структурой, нежели президентская администрация. Поскольку всякая политика есть цепочка кризисов, а российская политика середины девяностых – тем более, то устойчивая практика, при которой в кризисные моменты последнее слово оказывалось за правительством, не могла не способствовать формированию в обществе определенного стереотипа. В конце концов, власть – это тот, кто принимает решения и берет ответственность на себя.

Перераспределение влияния обычно вызывает сумятицу и проблемы. При любом перераспределении возникает классическая переходная ситуация – кто в лес, кто по дрова. Но усиление роли Черномырдина в разрешении кризисов, носящих сугубо политический характер, означало, что система государственной власти становится глубже, чем прежде, эшелонированной. Особенно очевидно это в ситуациях, когда кажется, что власть валяется в грязи и подобрать ее может всякий. Так было и с Буденновском, и с проблемой «валютного коридора».

Летом 1995 года появилась информация, что правительство готово изменить экономический курс и уже работает над этим. Вскоре стало известно, что правительственные усилия по коррекции экономической программы подчинены единому замыслу. Замысел этот изложен в постановлении с типичным бюрократическим названием «О социально-экономическом развитии Российской Федерации в первом полугодии 1995 года и мерах по реализации экономической реформы в 1995 году».

Основное место было отведено «традиционным» проблемам правительства. Во-первых, исполнению бюджета. Весьма символично, что доходы от приватизации в нем не упомянуты вообще – упор сделан на «совершенствование порядка сбора таможенных пошлин и акцизов». Обещано было также ослабить финансовый прессинг на предприятия. Документ давал поручение смягчить действующий порядок, согласно которому предприятия, имеющие налоговые задолженности, не вправе тратить на собственные нужды больше определенной величины доходов.

В интервью еженедельнику «Коммерсантъ» в июле 1995 года, отвечая на вопрос, удовлетворен ли он итогами первого полугодия, Виктор Черномырдин сказал: «Как говорится, на все сто, конечно, нет. Если же выводить баланс того, что и как получилось, что не доделано или сделано неверно и не вовремя, то, думаю, все-таки правительство сработало с “плюсом”. В первую очередь, укрепился рубль. “Работать” с ним становится выгоднее, чем с долларом. И это уже сдвиг – и существенный. Установленный недавно коридор для колебаний обменного курса рубля позволяет сделать более предсказуемым внутренний валютный рынок и одновременно поддержать отечественных экспортеров. Другой важный момент – снижение темпов роста цен. Конечно, они еще относительно высоки. Нужно, однако, иметь в виду, что изменилась сама природа инфляции. Июньские 6,7 % обладают куда большим потенциалом снижения, чем в прошлые годы. Нет эмиссионного финансирования бюджета. Его дефицит перестал быть источником инфляции. Нет сокращения числа оборотов денег. Больше средств населения идет не только на потребление, но и на сбережения, цели накопления и т. п. А это значит, что у нас есть все возможности для того, чтобы приостановить рост цен. Условие здесь одно – прожить вторую половину года по утвержденному бюджету, уложиться в его жесткие параметры. Третья характерная особенность первых шести месяцев 1995 года – приостановка в целом спада в промышленности. Сейчас по объему производства за полугодие мы вплотную приблизились к уровню 1994 года. По маю и июню прошли даже с небольшим опережением. Очень важно, что производство не падает в условиях жесткой финансовой и денежно-кредитной политики.

Меняется ситуация и с реальными доходами. В мае и июне возобновился их рост. Говоря о “плюсах”, я, естественно, не забываю и о “минусах”. Их предостаточно. И все же позволю себе сформулировать главный итог полугодия: мы прекращаем только выживать, мы переходим, а кое-где уже перешли к решению созидательных задач. В экономике обозначились тенденции к оздоровлению».

Свои взгляды на экономическую реформу Черномырдин озвучивал и на трибуне созданного им движения «Наш дом – Россия». Выступая на партийном съезде в августе 1995 года, он говорил: «На повестку дня выходят следующие главные экономические задачи: стимулирование накопления национального капитала для обеспечения устойчивого экономического роста и экономической безопасности России. Расширение поля конструктивного взаимодействия государства и отечественных деловых кругов и национальных компаний. Построение смешанной социально ориентированной экономической системы на принципах, характерных для развитых рыночных отношений. <…> Государство начало поворачиваться к человеку. В нем еще много забронзовелой бестолковости и суеты. Но это уже не пушкинский Медный всадник – безжалостный и глухой к человеческим страданиям. Первые ростки этого – разрешение кризиса в Буденновске и мирное урегулирование в Чечне. <. > Разного рода “измы” мы уже проходили и не раз. Социализм мы заново отстраивать не будем, коммунизм, думаю, так призраком и останется. Капитализм, которым нас пугали десятилетиями, тоже этап, уже фактически пройденный передовыми странами. Нам пора понять, что российские проблемы должны решаться прежде всего российскими средствами».

Черномырдин-премьер не был антагонистом Черномырдина-политика, и в его партийной программе очень много мест, даже текстуально совпадающих с программой правительства. Прежде всего это относится к разделам, касающимся социальной и аграрной политики. Лишь в пятом разделе программы – «Экономическая политика» – имелись отличия. Авторы этой части программы исходили из того, что либеральный этап реформирования экономики, который подготовил «рыночную почву для модернизации экономики страны», уже заканчивается, и поэтому необходима принципиальная смена ориентиров. Вместо «финансовой стабилизации любой ценой» предлагался новый «стержень реформ» – «стимулирование накопления национального капитала». Вместо никак не сформулированных Черномырдиным-премьером принципов сотрудничества государства с бизнесом Черномырдин-политик говорил о «расширении поля прямого совпадения национальных интересов с интересами экономически активных субъектов». Под не слишком изменившийся лозунг создания в России «смешанной социально-ориентированной экономической системы» была подведена отсутствовавшая дотоле идеологическая база. Александр Шохин, экономист номер один НДР, сформулировал ее так: движение будет исповедовать «социальный государственный либерализм».

Но это все общие лозунги. Частности же имели еще более выпуклые отличия от проводимой правительством политики. В области приватизации движение предполагало поворот «на 90 градусов» – то есть полный отказ от ее фискальной роли и возврат к денационализации как средству решения инвестиционных задач. В отличие от правительства, движение ставило интересы предприятий выше интересов бюджета и предлагало «повышение роли инвестиционных конкурсов». При этом лидеры движения считали недопустимым замедление темпов продаж по отношению к спросу. Иными словами, в условиях сжатого спроса это означало довольно значительное уменьшение абсолютных (в рублях и количестве имущества) показателей приватизации.

Что касается инфляции, то «победа над ней любой ценой» НДР была не нужна. Вместо этого движение заявляло, что вполне достаточно «создать условия для пусть и постепенного, но надежного замедления роста и стабилизации цен». Раздел, посвященный налоговой политике, выглядел несколько странно. Если все – или почти все – остальные разделы не содержали в себе явных противоречий и были достаточно последовательны, то здесь явно произошел «сбой». В первых строках авторы декларировали стремление к «резкому упрощению налоговой системы». Практически все оставшееся место – а это полторы страницы плотного текста – авторы отдали описанию льгот и преференций, которые движение, буде оно победит на выборах, раздаст регионам, отраслям и отдельным предприятиям.

Если это было упрощение налоговой системы, то что же тогда было ее усложнением?

Отсутствие у правительства внятно сформулированной структурной политики сводило к нулю конкуренцию с официальной оппозицией. Основная идея «структурной политики от НДР» заключалась в том, что сырьевые отрасли экономики могли стать зародышами «межотраслевых блоков», способными выступить в качестве локомотивов экономики. Поэтому, делали вывод авторы, государство должно сосредоточить внимание именно на потребностях растущих отраслей экономики и на тех предприятиях, на продукцию которых растущие отрасли могли предъявить спрос. Иными словами, движение обещало всеми силами способствовать образованию цепочек вроде «добыча газа – спрос на оборудование – развитие машиностроения».

О положительных сдвигах в российской экономике писали и на Западе. «Российская экономика наконец-то проявляет признаки жизни. Минувшей весной, впервые с 1989 года, в России был зарегистрирован рост промышленного производства по отношению к тому же периоду прошлого года. Если принимать во внимание показатели еще и подпольной экономики, то годовой прирост в таком случае оценивается в 5 %. Тем временем рубль преодолел в мае пятилетний период свободного падения и начал расти относительно доллара. В первом квартале доходы правительства были на 3,3 % больше намеченного уровня – впервые в истории современной России. И инфляция, хотя уровень ее по-прежнему высок, тем не менее снизилась в июне до 6,7 % против 18 % в январе». Так оценивал состояние российской экономики американский Journal of Commerce & Commercial.

Однако эти успехи носили весьма и весьма относительной характер. По признанию экспертов Минфина, «вопреки усилиям по сокращению дефицита бюджета, инфляция в течение января – апреля текущего года снижалась крайне вяло». Реально после топтания на месте в марте – апреле (8,9 и 8,5 % соответственно) показатель инфляции снизился в мае до 7,5 % и в июне – до 6,5–6,7 %.

Более интересны другие цифры. Несмотря на декларации о необходимости принимать максимально жесткие (вплоть до банкротства) меры по борьбе с неплатежами, правительство установило временный порядок, по которому предприятия сферы материального производства и бюджетные организации, имевшие задолженность по платежам в бюджет, могли использовать до 30 % средств, поступающих на их расчетные счета, на выплату заработной платы. Для первоочередных платежей в бюджет, следовательно, оставалось не более 70 % поступающих средств. Несмотря на то что эксперты Минфина прямо называли это решение причиной роста недоимок в федеральный бюджет, подобный шаг был наиболее ярким отражением пресловутой «социальной политики», о которой постоянно пел дружный хор парламентских «левых». Другим примером стало последнее заседание Трехсторонней комиссии (правительство – профсоюзы – предприниматели), в ходе которого правительство впервые выступило с инициативой повышения минимальной зарплаты.

Глава 9
Спасение вертикали
Провал на выборах

Летом 1995 года, оценивая перспективы НДР, Борис Ельцин заявил: «На выборах в Государственную думу движение “Наш дом – Россия” наберет порядка 8-12 % голосов избирателей. Конечно, не 30–40 % и, естественно, не большинство». Это значило, что в Кремле поставили крест на проекте «управляемой демократии», решив, видимо, вернуться к испытанной вертикали власти.

Главным пунктом повестки дня второго съезда НДР, начавшего работу 12 августа 1995 года, было принятие программы партии. Но накануне съезда эксперты информационно-аналитической службы НДР пришли к довольно неутешительному для себя выводу: НДР совершенно не заботится о своем имидже.

Итак, время работы над имиджем партии и имиджем лидера настало. Премьер предупредил, что действовать в этом вопросе надо нетрадиционно. Скажем, пойти 1 сентября в школы и рассказать детям «просто о России», ее сегодняшнем дне, ее будущем. Уместно воспользоваться присутствием в рядах объединения известных кинематографистов и видных актеров.

При этом «ахиллесовой пятой» движения в процессе формирования электорального имиджа было отсутствие четко подаваемой избирателю (и понятной для него) позиции руководства НДР по основным положениям социально-экономической политики. Это давало возможность оппонентам НДР беспрепятственно формировать его негативный имидж – в духе «антирекламы»: дескать, движение это – не что иное, как «партия власти», «партия премьера», главная его цель – «сохранение власти нынешнего правительства».

Премьер с этими «обвинениями» с готовностью соглашался – да, мы партия власти, и нечего этого стесняться. Тем самым он смог в значительной мере выбить «антирекламные» лозунги из рук оппозиции.

Однако еще большую озабоченность аналитиков НДР вызывал тот факт, что в сознании избирателей образ движения и представление о его потенциале складывались исключительно под влиянием СМИ. Сам Черномырдин неслучайно много говорил о необходимости тонко и грамотно работать со СМИ: у тех же, у кого на это времени не найдется, по его выражению, может не найтись времени и в будущем парламенте позаседать.

Что касается имиджа самого лидера НДР, который во многом формировал мнение обо всем блоке, то информационно-аналитическая служба НДР исходила из того, что произошел «заметный перелом в формировании политического образа Виктора Черномырдина», считавшегося ранее «недостаточно решительным и излишне склонным к политическим компромиссам» (пожалуй, желаемое выдавалось за действительное).

Дескать, трагические события в Буденновске и настойчивость премьера в вопросе урегулирования чеченского конфликта за столом переговоров стали основным аргументом при сближении его позиции с президентской – твердой и не всегда компромиссной.

Однако «постбуденновский этап» завершался. До Буденновска многим партиям и движениям действительно вообще было не с чем идти на выборы, кроме лозунгов «долой войну в Чечне и тех, кто ее развязал!». Однако по мере того, как переговоры в Грозном заходили в тупик, создавалось впечатление, что жезл миротворца может премьеру уже не помочь, а помешать.

Анонсируя стратегический замысел программы движения, премьер заявил, что «российское поле уже не только засеяно, но и появились первые ростки стабилизации». При этом в программе прозвучала и такая мысль: «Сегодня основные точки роста сложились в сырьевых отраслях и отраслях первичной переработки», что, впрочем, по мнению ее составителей, никак не свидетельствовало, что «страна пошла по пути колониального развития». В этой связи вполне логичен вывод: «Следует создать благоприятный режим для тех формирований, которые уже кристаллизуются вокруг перспективных производств». При этом подразумевалось, что зародышами перспективных «межотраслевых блоков», которые выступят в качестве локомотивов экономики, станут как раз сырьевые отрасли.

«Партию Черномырдина» с самого начала успели окрестить не только «партией власти», но и «партией ТЭК». От столь однозначной увязки премьер, разумеется, открещивался, как и от увязки еще более узкой: «Наш дом – “Газпром”».

Отношения ТЭК и «Нашего дома» эволюционировали так же, как эволюционировал в свое время на посту премьера сам Черномырдин – от отраслевого лоббизма к «просвещенной» и опирающейся на более диверсифицированные отраслевые и региональные структуры экономической стратегии. В результате ТЭК стал одним из влиятельнейших (но не единственным) факторов, определявших стратегию блока. Именно ТЭК и оказался в свое время той самой «точкой роста» – не только экономики России, но и партстроительства в рамках НДР.

Однако примитивный отраслевой лоббизм как форма политической борьбы – вещь временная и преходящая. Если же говорить об НДР, то однозначная ставка только на ТЭК обернулась бы неминуемым провалом на выборах. Ибо деньги, которые сулит эта отрасль, – хорошо, но деньги как таковые в России решали (и решают) далеко не все. Да и предлагали их Черномырдину, по его собственному признанию, уже со всех сторон. ТЭК был, несомненно, лишь первой «точкой роста» партструктуры НДР, но затем она должна была обрасти – и обросла – банковскими, а также региональными структурами.

О регионах надо сказать особо. Раньше говорили: «кто правит Москвой, тот правит Россией». В 1995 году было уже так: Москва необходима, когда нужно удержать власть (во время путча), но завоевать ее на демократических выборах можно лишь в регионах. То есть «кто правит регионами – тот правит Россией». И «Наш дом» неизбежно должен был пойти по этому пути – от отраслевого лоббизма к формированию общенациональной платформы общенациональной элиты.

Программным шагом партии в этом направлении была идея наделить межрегиональные ассоциации – вроде существовавших «Большой Волги», «Сибирского соглашения» и т. д. – рядом управленческих функций. При условии наделения краев и областей России теми же полномочиями, которыми обладают республики, можно было бы, по мнению идеологов НДР, «перейти к управлению по таким крупным экономическим регионам, изымая часть функций не только экономического, но и политического характера из ведения субъектов Федерации». Именно в этом проявилось первое отличие Черномырдина – лидера партии от Черномырдина – премьер-министра: программа НДР, в целом не противореча правительственному курсу, расставила акценты по-другому.

Основные положения экономической программы НДР свелись к стимулированию накопления национального капитала (это было ключевым положением), «расширению поля конструктивного взаимодействия правительства и деловых кругов» (это оригинальная находка авторов программы, сумевших по-новому взглянуть на проблему вмешательства государства в экономику) и построению смешанной, социально ориентированной экономики (это декларировали абсолютно все партии).

Еще НДР призывала сменить фискальный акцент приватизации на инвестиционный и подчинить этот процесс основной экономической идеологеме – темпы распродажи госимущества должны соответствовать возможностям национального капитала его покупать. При этом Черномырдин-политик в отличие от Черномырдина-премьера не считал задачу подавления роста цен приоритетной. Главное, как гласила программа НДР, «чтобы снижение инфляции было хоть и медленным, но поступательным и прогнозируемым».

Сентябрь 1995 года для НДР получился двояким. С одной стороны, в Москве (предпоследней из всех субъектов Федерации) было наконец учреждено отделение НДР. С другой – стало ясно, что двухпартийный тяни-толкай Шахрая на поверку вышел еще менее жизнеспособным, чем предполагалось, – многострадальный «левоцентристский» блок Ивана Рыбкина едва не почил в бозе, когда ЦИК аннулировал его регистрацию в связи с выходом из него объединения «Мое отечество». Со второй попытки общефедеральный список кандидатов в депутаты Госдумы от блока Ивана Рыбкина подать все-таки удалось, но иллюзий по поводу перспектив «левоцентристов» никто уже не питал.

Поугас и энтузиазм Бориса Ельцина. Перспективы НДР он оценил так: «на выборах в Государственную думу движение “Наш дом – Россия” наберет порядка 8-12 % голосов избирателей. Конечно, не 30–40 % и, естественно, не большинство». Это значило, что в Кремле поставили крест на всем проекте «управляемой демократии», решив, видимо, вернуться к испытанной вертикали власти.

Черномырдин пустил в ход тяжелую артиллерию, объявив о намерении «Нашего дома» добиваться референдума о частной собственности на землю – создание широкого класса собственников недвижимости обеспечивало партии надежнейший политический капитал. Ход был политически верным – аграрный вопрос к тому моменту даже не созрел, а перезрел.

При этом премьер, дотоле довольно терпимый к аграриям, начал высказываться о них с меньшей толерантностью и даже стал бить лидеров АПР их собственным прикладом, присвоив им титул «асфальтовых». Лидер АПР Лапшин, способный пребывать в состоянии либо крайней напористости (требования субсидий, превышающих ВНП государства), либо крайней опасливости (большой перепуг при летней угрозе роспуска Думы), вероятно, окончательно отвратил славянофила Черномырдина от уступок аграриям.

При этом какой-то особенно активной политической агитацией НДР не выделялся. Даже за три недели до думских выборов ходившие прежде слухи о том, что вся Москва будет сплошь уклеена листовками и плакатами, призывающими голосовать за НДР, не подтверждались. Не было и клипов, посвященных премьер-министру и его команде.

Обозреватели предполагали, что имиджмейкеры НДР повели себя осмысленно, исповедуя концепцию «отложенного старта», согласно которой начавший агитацию раньше всех – проигрывает. Психологи отмечали, что в публичного политика Черномырдин начал превращаться сравнительно недавно, но учеником оказался весьма способным. Он не боялся и умел быть самим собой.

Правда, в октябре, когда Борис Ельцин во второй раз оказался в Центральной клинической больнице, Виктор Черномырдин ухитрился вляпаться в довольно деликатную ситуацию. Премьер нисколько не пытался установить свой контроль над рычагами политической власти, но его угораздило сделать редкостное по своей двусмысленности заявление: «По глазам президента я прочел, что мне надо больше работать до окончательного выздоровления президента и что его надо пока еще больше освобождать от его обязанностей». Первую часть заявления можно было понять так, что иначе как «по глазам» с Борисом Ельциным общаться уже невозможно, а вторую так, что премьер предлагает снять с президента его полномочия.

Во всяком случае, первую часть «невербального поручения» президента премьер выполнял на совесть. И не без пользы для партии. На российском телевидении чуть ли не ежедневно стали появляться специальные передачи, посвященные работе правительства, обзоры поездок главы кабинета по регионам, беседы с ним о том о сем обозревателей РТВ. Назвать все эти передачи предвыборной агитацией было, понятно, невозможно.

Накануне выборов в Думу Виктор Черномырдин дал интервью «Коммерсанту», где вкратце изложил основные направления работы в парламенте. Начинать он предполагал «с трех самых острых, самых актуальных проблем – борьбы с преступностью (в том числе экономической), снижения налогового бремени, решения вопроса о частной собственности на землю», то есть с принятия Уголовного, Налогового и Земельного кодексов.

Основные задачи он описывал скорее как премьер, а не как политик: стабилизация жизненного уровня населения, программа антиинфляционных мер – «добьемся 1,5–2 % роста цен в месяц, значит, пойдут инвестиции», стимулирование накопления национального капитала, контроль за деятельностью естественных монополий – «это и обеспечение нормальной конкуренции, и борьба с инфляцией издержек». «Функции государства в его участии в ходе экономических процессов для меня определяются необходимостью решения именно этих первоочередных вопросов. Формы же и средства подсказывает сама российская экономическая жизнь», – закончил он.

17 декабря 1995 года выборы в Думу состоялись. И закончились они (отчасти) сенсационно. Первое место с почти двукратным отрывом от ближайшего конкурента (ЛДПР) заняла КПРФ, набравшая 22,3 % голосов. НДР досталось, как и предсказывал Ельцин, чуть больше 10 %.

Бросок компартии в Думу стал прекрасной иллюстрацией того, как еще не свершившиеся события начинают оказывать влияние на поведение политиков и политических партий. Еще не успев до конца сформировать свое представительство в ведущих парламентских комитетах, опираясь на которое КПРФ смогла бы развернуть законодательное наступление на нынешний политический режим, лидеры коммунистов столкнулись с неожиданной проблемой. Компартия, еще вчера бывшая за гранью политического приличия, неожиданно для себя самой стала респектабельной политической силой, с которой хотят иметь дело и перед которой заискивают.

VI Дума уже в первый день работы реализовала весеннюю мечту 1995 года о создании двух мощных блоков, затирающих политическую мелкоту. Левый мощный блок включал в себя КПРФ и примкнувшее к ней «Яблоко». Правый мощный блок состоял из «Нашего дома – России» и примкнувшей к нему партии Жириновского. «По форме все правильно, а по существу издевательство», – как говорил В. И. Ленин. За исключением НДР вся сколько-нибудь благонамеренная часть политического спектра оказалась где-то на задворках, зато КПРФ, ЛДПР, «Яблоко» прочно и органично интегрировались в двухпартийную систему в качестве главных действующих лиц.

Желание авторов двухблоковой затеи создать владеющие контрольным пакетом цивилизованные партии левого и правого центра было вполне резонным. Оно только не учитывало того обстоятельства, что партийная система существует, чтобы выражать существенные интересы больших групп общества. Но каково общество, таковы и выразители, каковы выразители, таково и общество.

Другое отличие замысла от реализации заключалось в том, что принципиальный водораздел между блоками прошел не там, где задумывали. Хотели западную модель «чуть больше эффективности за счет справедливости – чуть больше справедливости за счет эффективности». Получили оппозицию между «красными» и «белыми».

Возникшая в связи с этим задача консолидировать некоммунистический электорат на предстоящих уже летом выборах президента, казалось бы, сулила блестящие перспективы Черномырдину-премьеру-политику. Когда в премьерской кандидатуре некоммунистическая общественность видит крепость последней надежды, это означает готовность поддерживать ее с мужеством отчаяния. А мужество порой приносит победу.