Текст книги "Дом для пилигримов"

Автор книги: Александр Шендарев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

– Мама... – выдохнул Старик и замолчал, блестя влажными глазами.

– Ну-ну, подойди же... Подойди, – снова улыбнулась женщина, и он подошел к ней.

– Какой ты стал неуклюжий, – мать все так же улыбалась, чуть покачивая головой.

– Мама, как хорошо, что ты здесь... Я хотел тебя просить... Меня это мучит... Мне очень плохо... Я остался совсем один... Я все им отдал... Понимаешь, я хотел помогать больным детям, а ... они объявили меня сумасшедшим, и, самое страшное, моя дочь была с ними... И они добились опеки надо мной... Ты помнишь, мама, ты говорила про Россию? Что я найду там свое счастье? Я приехал туда, мама... Благослови меня! – Старик говорил сбивчиво, торопливо, стараясь побольше рассказать ей о своей жизни без нее и боясь, что она прервет его или исчезнет.

Мать долго вглядывалась в его лицо, глаза, и, перекрестив, молча поцеловала в лоб.

– Я все знаю, сынок, ты поступил правильно. С Богом, родной мой...

15.

Старик проснулся от предощущения счастья. Он открыл глаза и рассмеялся тихонько. Луна заглянула в узкое окно и высветила выскобленную ножом белую столешницу, искупалась в матовой бронзе вновь подвешенной рынды, блеснула на стекле банки, куда кто-то воткнул косматую сосновую ветку с шишечками, прошлась по темным фигуркам из мякиша, оставшимся от бывшего жильца, – и остановилась на новеньких нарах из жердей, на которых спал Чекушка. Чекушки там не было.

Сладко сопел Иван на мешках со свежей травой, бормотал во сне Горелый, мерно дышал Седой с нахмуренным лбом. Чекушки не было.

Старик тихо поднялся, на цыпочках прошел по винтовой лестнице и осторожно выглянул. У полуразвалившихся зубцов почти на самом краю башни стоял Чекушка в матросской фуражке с лентами. Ленты волшебно шуршали, колеблемые легким ночным ветерком – мальчик смотрел из-под ладони вдаль и шепотом отдавал команды невидимым матросам.

– Чекушка... – тихо позвал Старик.

– Взойдите на мостик, сэр, – грозно ответил строгий капитан. Чекушка, не глядя, сделал нетерпеливый жест рукой, словно уже давно поджидал его.

– Есть, капитан! – Старик от волнения отдал честь левой рукой, вывернув ладонь.

– К пустой голове не прикладывают, сэр.

– О, да, я понял вас, капитан, – Старик нацепил очки и наклонился вперед, всматриваясь в темноту.

– Что там? – взволнованно прошептал он.

Чекушка окинул его суровым взглядом.

– Остров.

Старик поправил очки и еще сильнее наклонился вперед.

– Там, ткнул пальчиком капитан. – Смотрите внимательней, сэр.

– Вижу! – вдруг вскричал Старик и сдернул очки. – Вижу!

– Видите? – переспросил уже не капитан, а Чекушка.

– Да, вижу, – искренне отвечал Старик.

– Какой он? – одними губами прошептал Чекушка.

– Чудесный. Он чудесный, капитан.

– Ты, правда, его видишь? – Нотка сомнения еще звучала в его голосе. Но Старик посмотрел ему в глаза и отвечал не колеблясь: "Да!".

И Чекушка поверил. Он оглянулся по сторонам, сделав круглые глаза, и вцепился в руку Старика.

– Поклянись! Поклянись, что никому не расскажешь.

– Клянусь, – отвечал Старик, подняв, как Чингачгук руку.

– Слушай, – взволнованно и торопливо зашептал Чекушка. – Мы едем на остров. – Старик кивнул. – Мы и деньги копим... У нас уже, знаешь, сколько... – Чекушка наморщил лоб, пытаясь сосчитать. – В общем, много уже... Но не хватает. Мы, как только накопим, сразу купим корабль... Ну, маленький... шхуну или яхту... и поплывем...

– А зачем? – робко спросил Старик.

– Как зачем?! Там ничего этого не будет!

– Старик не спросил "чего", он понял. Он понял все и прижал Чекушку к груди.

16.

Под утренний звон колоколов в парк вошла Любка. В туфельках-лодочках на небольших точеных каблуках, юбочке-полоске, едва прикрывающей округлость ягодиц, футболке, нарочито оголяющей одно плечо, и парике, взбитом а ля Мэрилин Монро. Она плюхнулась на скамейку рядом с молодящимся старичком со шкиперской бородкой и розовым галстуком-косынкой, подвязанным под клетчатой ковбойкой. Старичок сухо кашлянул и прикрылся газетой. кося глазом на стройные Любкины ножки,

Любка достала из сумочки зеркальце и, забавляясь, пустила зайчика двум молодым людям, пьющим пиво, перевела лучик на трех собутыльников, прятавшихся в кустах, провела по соломенным шляпкам старушек, сидящих напротив, и, наконец, облагодетельствовала старичка. Старичок отложил газету, просияв новенькими зубами.

– Гуляете? – смущенно кашлянул он.

Любка молча смерила его презрительным взглядом. Старик стушевался.

– Действительно, вопрос глупый...Что еще можно делать в парке в такой чудный день. – Старик хихикнул.

– Многое можно, – многозначительно произнесла Любка и вынула из сумочки сигареты. Старик подвинулся и щелкнул дорогой зажигалкой. – Позволите?

Позволив, Любка царственно протянула руку за зажигалкой. Старичок протянул с готовностью.

– Зыконская вещь, – Любка выдохнула дым прямо в лицо старикашке.

– В таком случае позвольте вам ее презентовать. Старушки напротив возмущенно вскинули подбородки. Любка пустила дым и в их сторону. Старушки отвернулись. Любка бросила зажигалку в сумочку.

– Вы знаете, как называется эта церковь? – мурлыкнул старичок.

– Как? – скорчила заинтересованностъ Любка.

– Благовещенья! – ликуя, отвечал старичок. – Что означает "благая весть". По Евангелию это означает тот момент, когда Святой Дух в виде голубя сообщил Марии, что она... м-м...

– Забеременела, – подсказала Любка.

– Именно так! -восхитился старичок.

– Вы, как я вижу, увлекаетесь историей? – сделал непонятный вывод старичок.

Любка подумала и согласилась.

– Тогда смею вас заверить, что вам необыкновенно повезло.

– И вам, – игриво заметила Любка.

– 0 да, – возбудился старичок, – в свое время я занимался археологией...

– В какое? – неприлично фыркнула Любка.

– В э... э... свое, – замялся старичок. – Так вот, я с огромным удовольствием мог бы вам рассказать о многих чудесах, более того, я могу все это вам просто показать...

– Показать? – фальшиво удивилась Любка, но старичок не заметил.

– Да, здесь рядом. Не желаете пройтись. Или вы предпочитаете такси? -едва сдерживая восторг, галантно привскочил старикашка. Старушки разом посмотрели в их сторону.

– Такси, – Любка щелчком отправила сигарету в кусты и захрустела гравием, отчаянно вихляя бедрами. Старичок, воровато пригибаясь, засеменил рядом.

– Мы вам очень признательны, – с легким акцентом благодарил представитель консульства Артура. – Мы никогда не сомневались в добропорядочности российских граждан. – Он потряс руку Артура в своих пухлых ладонях и аккуратно сложил в саквояж синий заграничный паспорт и шкатулку Старика.

Артур, широко улыбнулся в ответ:

– Не стоит благодарности. Я только хотел бы попросить вас, – (лицо представителя застыло в напряженной улыбке), – в случае, если гражданин захочет узнать, так сказать, об обстоятельствах... – Артур протянул визитную карточку, – пусть позвонит или просто зайдет в любое удобное для него время. Буду рад услужить.

– О, да, конечно, – вновь расцвел представитель.

Проходя мимо откровенно скучающего милиционера в будке под выгоревшим на солнце итальянским флагом, Артур услышал, как в кармане его пиджака засвиристел телефон.

– Да, – строго сказал он. – Слушаю, – чем дальше он слушал, тем больше темнело его лицо. – Где? – задал он единственный вопрос и открыл дверцу своего автомобиля.

17.

– Седой. тебя Любка ищет, – как можно безразличней говорил Марсель (пятнадцатилетний подросток), отыскивая взглядом потенциальную цель в гомонящей потной толпе Апраксиного двора.

– Это ее дело, – оборвал его Седой.

– Есть! – подбежал запыхавшийся Горелый. – Видак ищут дешевый, двое их... -Он указал на здоровенного парня в мокрой под мышками рубахе с круглой рязанской физиономией и его близнеца, поменьше, – Они робко выспрашивали бойкого продавца и хмурили выгоревшие брови, видимо, переводя валюту на рубли.

– Вы магнитофон ищите? – очень вежливо спросил у них Марсель, вынырнув из людской массы.

– Видак, – кивнул ошалевший от духоты рязанский Геракл.

– А что? – насторожился его близнец.

– Приятель "Панасаник" сдает... – Марсель рассеянно покрутил глянцевым паспортом в руках, – почти даром. Не хотите взглянуть?

Приятели переглянулись и кивнули, то есть, клюнули.

_ _ _ _ _

– Четыре головки, новенький, муха не садилась, – радостно говорил Марсель, ведя оробевших приятелей по мраморной лестнице к в общем-то небогатой двери на первом этаже, в которой, однако, торчало бронзовое кольцо и на которой висела табличка с витиеватой надписью "Профессор Ланской".

– Это папаша его, – пояснил Марсель. – Все по заграницам мотается, дома почти и не бывает. Привез магнитофон, а ему дядя такой же подарил. Он и решил – на карманные расходы... – нахмурился Марсель, приглашая туземцев совместно вознегодовать на прожигателя жизни. Туземцы вознегодовали, но про себя.

Марсель зачем-то тщательно вытер ноги о коврик у двери и, дернув за веревочку, позвонил. Раздался мелодичный звон колокольчика. Затем шаркающие шаги, дверь приоткрылась, и из нее высунулась старательно взлохмаченная голова Седого. За ней виднелись голая шея со смазанным помадным отпечатком губ и часть махрового халата в полосочку.

– Чего тебе? – нахмурился Седой.

– Да я покупателей, вот, – залепетал Марсель.

– Я не один, – Седой окинул грозным взглядом покупателей.

– Ну, Эдуард, люди же пришли, – заканючил Марсель, толкнув локтем Геракла.

– Ага, – выдавил тот и снова сконфузился.

– Ладно, только быстро, – Марсель шагнул к двери, но Седой остановил его. – Подожди, я спальню прикрою, – и скрылся.

– Давай бабки, яростно прошипел Марсель, и туземцы торопливо вынули мятую пачку и сунули ее Марселю. – Сколько здесь? – Туземцы нервно назвали сумму. – Я сейчас, – и Марсель скрылся за дверью.

Через пять минут лохи переглянулись, и Геракл нерешительно потянул за шнурок. Шнурок оказался в его руках. Его приятель замычал и боднул дверь плечом. Дверь распахнулась – лохи рванулись в проем. За дверью была лестница в три ступени и двор-колодец с мусорным баком посередине. На мусорном баке сидел черный кот и облизывался.

18.

Старик сидел на скамейке в липовой аллее недалеко от консульства. Он захлопнул пустую шкатулку и сунул ее обратно в саквояж. Повертел в руках визитку с золотым ободком, надел очки и внимательно прочитал адрес. Проходяший мужчина бросил окурок мимо урны. Окурок дымил у самых ног Старика. Он поднял его и старательно затушил об асфальт.

19.

Любка восседала в большом кожаном кресле, хрустя яблоком. Комната, заставленная ампирной мебелью, представляла из себя жалкое зрелище.

... Осколки китайского фарфора усеивали турецкий ковер. Опрокинутая ваза выплеснула воду вместе с розами на старинный диван. Чучело крокодила с оторванным хвостом неведомым образом попало в большой аквариум с подсветкой. Там же плавал насмерть перепуганный кот с косынкой хозяина на шее, и когда Артур вошел, милицейский сержант, вызванный хозяином, изловчился и схватил кота за шиворот. Кот, свирепо мяукая, царапнул сержанта и сиганул по портьере наверх, где и уселся, яростно облизываясь. Любка хихикнула к запустила огрызком в кота, но не попала. Огрызок отрикошетил от шкафа и ударил по унылому носу хозяина, прятавшегося за роялем.

Артур кивнул сержанту и скрылся с ним в коридоре. Ощутив в кармане приятно похрустывающие бумажки, сержант вежливо козырнул и испарился. Артур вздохнул и снова вернулся в комнату. Старичок тут же подскочил к нему.

– Разбила сервиз на двадцать персон, раритет, египетскую вазу... я не говорю уже о моральных издержках, – Старичок коснулся разодранной щеки.

– Он домогался, – Любка соскочила с кресла, и старичок тут же отступил за рояль.

– Неправда! – взвизгнул он и почему-то присел.

– Правда-неправда, – Любка подумала. – Может, на него в суд подать? Совращение малолетних, как-никак мне всего пятнадцать...

– Думаю, на первый раз его надо простить, – устало подыграл Артур.

– Вам-то что, а он меня лапал... Тут и тут, – Любка с удовольствием показала. Артур поморщился и строго посмотрел на старичка.

Тот сник.

– Надо простить. Пошли, – Артур взял Любку за руку и вывел из квартиры.

–

– Когда-нибудь ты влипнешь так, что никто, даже я, не смогут помочь тебе, – говорил Артур, захлопывая дверцу автомобиля.

– Плевать, – Любка забилась в угол сиденья.

– Я одно не могу понять, – распалялся Артур. – Зачем ты это делаешь?

– Зачем? – Любка ненадолго задумалась. – Останови.

Артур посмотрел недоуменно.

– Останови, – еще раз повторила Любка.

Артур остановился и посмотрел на Любку. Та смотрела в другую сторону.

– Хочешь, я тебя поцелую? Хочешь? – (Артур молчал). – Тогда спой. Песенку. Ну, хоть рожу скорчи... – (Артур молчал). – Теперь понял? – Любка повернулась к Артуру. – А вообще, ты как был комсомольский чинуша, таким и остался, скучный... Пока, – Любка вышла из автомобиля и сильно хлопнула дверцей.

20.

– Черт! – швырнул карты на стол Марсель.

Старинный красный абажур с кистями высвечивал ровный круг на столе в кабинете Артура. Сквозь сизый дым в полумраке едва проступали потные от изрядной доли выпитого лица игроков.

– Па-прашу денежки, – протянул довольно Питон и зачем-то похлопал Плесень по голове.

– Непруха, – подхихикнул Плесень и незаметно от Марселя сбросил карты.

– Тридцатки не хватает, – Марсель лихорадочно пересчитал зеленые купюры. – Я завтра... – Марсель обвел взглядом партнеров и сник.

– Нет денег, играть не садись, – мягко попенял ему Темный.

– А пусть кукарекнет ! – загорелся Плесень.

– Кукарекнет? – Темный задумался. – Мне нравится ход твоих мыслей. А тебе? – обратился он к Марселю.

– Я отдам... завтра, – Марсель затравленно посмотрел на Темного.

– Пусть штаны снимет! – заржал Питон.

– Вот-вот, снимет штаны и кукарекнет... Публике скучно, народ жаждет зрелищ. Зре-лищ.... Ну! – Темный отпил вина. – Поаплодируем... – и вяло хлопнул в ладоши. Публика захлопала.

– Я не буду, – сжался Марсель.

– Давай-давай, – Питон взял его за шкирку и поставил посреди комнаты. Марсель вырвался. Тогда Питон провел жирной пятерней ему по лицу и швырнул к стене. Все заржали.

Марсель поднялся и медленно спустил джинсы до колен. На его глазах выступили слезы.

– Давай! – бил в ладоши Плесень. – Давай !

– Кукареку... – едва слышно сказал Марсель.

– Громче! – вопил Питон. – Крыльями, крыльями помаши! – ликовал Плесень. Никто не заметил, как в дверях показалась умная лобастая голова дога, а за ней и сам хозяин. Все замерли.

– Продолжайте – продолжайте, – Артур бочком протиснулся в кабинет и уселся в уголке. Все молчали. – Значит, развлекаемся... Патриции веселятся, богема буйствует. Хорошо вы живете, весело... Какую все-таки дрянь мы выпустили из бутылки. Гиен, пожирающих свои внутренности... – он нервно потер переносицу. И бессильно добавил, – Вон...

Через секунду в комнате никого не было. Лишь дымилась забытая сигарета. Артур затушил ее и налил себе вина. Затем недоуменно покрутил головой, будто удивляясь чему-то. Подошел дог и ткнулся ему мордой в коленку.

– Выпьем, дружище, – обратился он к собаке. – Все молчишь... Ну, будь здоров, – Артур опрокинул рюмку и, когда повернулся, увидел сквозь сизый сигаретный дым в полумраке стоящего в дверном проеме Старика, прижимающего к груди саквояж.

Старик молча протянул Артуру его визитку. Артур повертел визитку в руках и только потом разглядел саквояж. Он внимательно посмотрел в лицо Старика. Старик казался испуганным и моргал. Артур вытащил из кармана пачку сигарет, она оказалась пустой. Артур смял ее пальцами. Старик вдруг достал из кармана пиджака старинный с монограммой портсигар и раскрыл его. Артур опустил глаза – в портсигаре лежали разнокалиберные окурки, Артур снова внимательно посмотрел на Старика.

– Нет, спасибо... – он прошел к креслу и жестом пригласил Старика сесть, но тот остался стоять. Артур пожал плечами и удобно устроился в кресле. Ведь вы – тот самый итальянец?..

Старик кивнул.

– Я вижу, вам вернули саквояж...Надеюсь, и паспорт вернули, и шкатулку... – Старик снова кивнул и сглотнул слюну. – Вы хотите сказать, что шкатулку вам вернули пустой... А что там должно было быть?

– Камни, – одними губами произнес Старик.

– Камни? – Артур достал из кармана блестящую зажигалку и принялся вертеть ее в цепких холеных пальцах. Вдруг он заметил, что Старик неотрывно следит за зажигалкой, и начал вращать ее размеренно, говоря при этом в такт вращению.

– Бриллианты? – уточнил он, и Старик кивнул, по-прежнему не отрывая глаз от зажигалки. – Сколько там было камней?

– Двенадцать...-так же монотонно отвечал Старик..

– Двенадцать! – вскричал Артур, и Старик очнулся. Артур тут же взял себя в руки. – Нет, там был один камень, вот этот. – Артур достал из сейфа бриллиант и положил его на подставку.

– Камней было двенадцать, – Старик вздрогнул от быстрого, хищного взгляда Артура. – Их Леший... взял... Но мы... мы искали. Там ничего нет. Там только фигурки... – Артур вскинул бровь. – Из хлеба... он лепил зверей...

– Вам хотелось бы, чтобы я вернул камень... или вам нужны деньги?

– Деньги, – быстро ответил Старик.

– Вы что-нибудь хотите приобрести, или...

– Корабль. Нам... надо уплыть, потому что... Надо уплыть.

– Уплыть...– ничуть не удивился Артур. -Я дам вам денег, но при условии... Ведь вы будете искать пропавшие камни? – (Старик кивнул). – При условии. если вы найдете их... а вы, я думаю, найдете... Вы принесете их сюда. Мне. Только мне. Вы согласны?

Старик кивнул и Артур, достав из сейфа несколько зеленых банкнот, вручил их Старику. Старик, пятясь, вышел из комнаты. Артур вежливо поклонился ему вслед. Тут же из-за портьеры показалось лицо Темного.

– Проследить. Но только без глупостей...

Темный кивнул и скрылся за портьерой. Артур включил подсветку, и бриллиант заиграл, засветился голубым огнем.

21.

На углу людного проспекта готовилось представление. Иван, изредка выбивая ложками дробь о колено, зазывно кричал:

– А вот Карузо, поет от пуза!

Подходи честной народ, вам частушки пропоет!

Не боисъ стоптать ботинки, в тех частушках сплошь картинки!

Посмеетесь от души, хоть в блокнотик запиши!

Приготовьте все по тыще, музыкантам нужна пища!

Когда реклама закончилась, Иван вытолкнул в образовавшийся полукруг Чекушку. Чекушка затравленно огляделся, набрал в грудь воздуха и запел вдруг удивительно высоким чистым голосом:

– Мимо тещиного дома я без шуток не хожу,

То в окошко х... засуну, то забор разворошу!

В толпе хихикнули, Чекушка втянул голову в плечи, но ободренный тычком Ивана, продолжил:

– Полюбила тракториста, а потом ему дала

Три недели сиськи мыла и соляркою ссала!

Пел он совсем не забористо, а, скорей, протяжно и жалобно, как поют романс или оперную арию. Иван же вертелся на пупе, тюкая ложками, залихватски свистел, подхватывая окончания фраз.

Толпа рыдала. Смешливые туристочки прыскали в ладонь, высокий рыжий парень гоготал, как гусак, вытянув жилистую шею, пожилой дядька в шляпе пирожком ржал, держась руками за живот. Чекушка смотрел поверх зрителей, и в глазах его стыли тоска и стыд. Иван снова толкнул его локтем. Чекушка вздрогнул и встретился взглядом со Стариком. Старик стоял в толпе, прижимая к груди саквояж. Он понял, наконец, где он видел эти глаза. Удивительно ясные, глубокие, печальные и светлые одновременно. Он узнал их, и сердце его застучало сильно и часто, как в детстве, когда ему было радостно быть и чувствовать мир. Старик почувствовал стыд мальчика. Он сделал шаг и встал рядом, обняв Чекушку за плечи, он запел вместе с ним, старательно открывая рот и не попадая в тональность. Толпа взревела.

Тощая бабенка с зеленым фингалом под глазом пустилась в пляс, притопывая стоптанной туфлей, и завизжала пронзительно:

– И-и-их! И оделася не так, и обулася не так. Завалилася в канаву и не вылезти никак!

Иван взял жестяную банку и обошел публику. Он настойчиво тыкал банкой чуть ли не в нос зрителям, но деньги бросали неохотно. Толпа вскоре поредела, а затем рассосалась окончательно.

– Двадцать семь штук, подбил выручку Иван.

– Это мало? – наивно спросил Старик.

– Это не мало, это вообще – фуфло! – Иван в сердцах шмякнул банкой об асфальт. – Опять Горелый гундеть будет...

Старик поднял банку и заглянул в нее, словно надеясь обнаружить там деньги.

– Ладно, пошли, – махнул рукой Иван, и бродячая труппа двинулась в сторону магазина продуктов. Чекушка догнал Старика и быстро пожал ему ладонь.

– Спасибо, – шепнул он.

Старик в ответ пожал ему маленькую ладонь.

22.

Седой стоял за деревом в небольшом сквере Любкиного дома. По скверу носились собаки, а "собачники", собравшись в кружок, обсуждали свои собачьи проблемы. Кудрявая болонка подбежала к нему и злобно затявкала.

... Болонка, захлебываясь, тявкала на Седого. В большой гостиной вповалку валялись подростки. Никто из них даже не пошевелился. На полу, на столе, -повсюду стояли бутылки из-под вина, в тарелках кисли окурки. Одну из стен, с потолка до пола исписал своими инициалами "писатель", каковой и прикорнул тут же, на собачьем коврике. .Любки нигде не было.

Холодея, Седой поднялся наверх, где были спальни. Из приоткрытой двери до него донесся неразборчивый девичий голос, что-то ласково и настойчиво повторяющий. Он сильно толкнул дверь и ворвался в спальню – работал телевизор, и на экране пухлая сериальная блондинка скармливала угрюмому красавцу бутерброд. Он деликатно разевал рот и работал мощными челюстями, изображая страсть. Поперек кровати, открыв рот, сопел приятель Седого, обняв ботинок с оборванными шнурками. В изголовье лежала Люб– ка, натянув на голову свитер, и упиралась левой ногой в щеку сопящего приятеля.

Вдруг она подняла голову и сдернула с лица свитер. Увидев Седого, она попыталась улыбнуться, но, разглядев выражение его лица, перевела взгляд на приятеля. Старательно наморщила лоб, пытаясь что-то сообразить, и пошевелила пальцами на ноге. Приятель закрыл рот и сладко зачмокал. Седой окаменел. Любка развела пуками и снова попыталась улыбнуться, но у нее не получилось. Седой закусил до крови губу и вышел из спальни.

Внизу он наткнулся на бутылку и, не отрываясь, выпил больше половины, облив лицо розоватой жидкостью. Уходя, он запустил бутылкой в ни в чем не повинный телевизор. Кинескоп лопнул, посыпались искры, вспыхнули тюлевые занавески на окне.

Потом он брел по улице. Еще редкие прохожие почему-то старались его обходить. Он остановился у зеркальной витрины. На него таращилось искаженное бледное лицо с налитыми злобой глазами. Не отрывая от гаденыша взгляд, Седой нашарил булыжник и бросил в витрину – брызнуло стекло. Тотчас подбежавшие блюстители порядка скрутили ему руки. Седой, диковато оглядываясь, вдруг вырвался и побежал, но один из милиционеров успел подставить ему подножку. Седой упал, как-то странно затихнув. Когда же подошедший милиционер ткнул его шнурованным ботинком, Седой вдруг поднялся и всадил блеснувший осколок прямо н обвислый милицейский живот. Милиционер закричал, приседая по-бабьи. Подбежали опомнившиеся сотоварищи и со знанием дела измордовали несопротивляющегося Седого.

... Хозяйка оттащила собачонку, и Седой уже хотел покинуть пост, как на дорожке показалась Любка. Седой снова зашел за дерево.

Любка, сгорбившись и волоча за патлы свой мэрлиновский парик, тащилась вдоль дорожки. Почувствовав чей-то взгляд, она обернулась, но увидела только спину Седого, уходящего прочь. Седой свернул с дорожки и быстро зашагал меж деревьями.

– Седой! – беззвучно закричала Любка. Он, словно услышал ее, замер на миг. Любка побежала, вытянув навстречу руки. Седой вдруг тоже побежал. втянув голову в плечи, и растворился в высыпавшей из трамвая толпе.

23.

Старик с пакетом в руках, нагруженным провизией, подходил к горбатому мостику, как вдруг увидел на тропинке, ведущей и заливу, ворону. Ворона подхватила в клюв что-то блестящее и важно запрыгала через полянку. Старик, недолго думая, направился за ней. Ворона приостановилась, кося глазом на Старика и растопырив крылья. Старик остановился, тоже растопырив руки и присев, как ворона. Ворона подпрыгнула. Старик тоже. Ворона вытянула шею, Старик повторил. Ворона запрыгала к дереву, Старик точно так же запрыгал за ней.

На тропинке с самодельной картонной папкой в руках показался Чекушка. Он увидел игру Старика с вороной и, присев за кустами, вынул из папки лист и принялся быстро набрасывать карандашом забавную сценку. Ворона уже взлетела на дерево и недоуменно посматривала на Старика. Старик, вытянув шею и привстав на цыпочках, пытался рассмотреть, что же блестит в ее клюве. Ворона подумала и каркнула, блестящий предмет упал в траву. Старик бросился его искать – на земле лежали два стеклянных шарика на шнурке, таким женщины стягивает хвостик из волос. Лицо Старика вытянулось. Вдруг он услышал смех поднял голову: в кустах, корчась от смеха, стоял Чекушка. Листы из папки рассыпались на траве. Старик рассмеялся в ответ и бросился помогать собрать Чекушке картинки. Вдруг он остановился, надел очки и принялся рассматривать картинку, затем другую, третью... Чекушка перестал смеяться и пораженный сосредоточенностью Старика запустил палец в нос.

– Ты должен рисовать, – каким-то осевшим голосом вдруг сказал Старик и как-то по особенному посмотрел на Чекушку. Чекушка смутился.

Старик полез за платком вытереть увлажнившиеся глаза, его пальцы нащупали деньги в кармане, хитрая улыбка озарила его лицо :

– Ты обязательно будешь рисовать, обязательно.

28.

Пылал огонь в очаге, сложенным из кирпичей. В кастрюле булькал борщ. Горелый кромсал колбасу, Иван, утирая слезы, самозабвенно чистил луковицу. Седой, слюня палец, считал выручку.

– Не густо, – он сложил купюры в жестяную банку и сунул ее в тайник. Ничего, у нас еще часы есть.

– Кому ты их сдашь, – бросил нож Горелый, – если узнают, кишки на ветер выпустят.

– Через Марселя сделаем.

– Не нравится мне твой Марсель.

– Жрать хочется, – понюхал борщ Иван.

– Жрать вы мастаки, – переключился Горелый на Ивана. – Сколько сняли сегодня?

– Вот, – ткнул Иван пальцем на колбасу.

– Богатая добыча. Седой, хватит им Ваньку валять, надо их к настоящему делу приучать. А...явились, не запылились... -протянул он навстречу вошедшим Старику с Чекушкой. – Опять свои картинки мазал! – Он вырвал папку из рук и швырнул в сторону. – Кому было сказано жрачку готовить, а? -он сильно смазал Чекушку по затылку. Тот отлетел в угол и принялся собирать картины, хлюпая носом.

– Оставь! – Седой схватил Горелого за руку.

– Я этого живописца точно урою! – заорал Горелый, оттолкнув Седого. Седой вдруг сильно ударил его в челюсть. Горелый отлетел и схватился за нож.

– Ты думаешь, если ты меня тогда из могилы вытащил, так тебе все позволено. Горелый таких вещей никому не прощал. Никому, – наступая на Седого, говорил Горелый. Седой выпрямился и молчал. Иван тихо заскулил от страха. Горелый взглянул на него и, отвернувшись от Седого, бросил нож. Нож воткнулся в жердину и задрожал. – Мы так не то, что на шхуну, на плот не заработаем! Никогда мы отсюда не уплывем, поняли? Никогда! А зима придет, вымрем, как мухи!

Я заработаю, я принесу, – Чекушка вдруг выпрямился, голос его дрожал. Я принесу! – сжал он кулачки и бросился вон из убежища.

– Ты злой, ты...очень, злой, – волнуясь, сказал Старик.

– А, еще один идиот. Мало двух, так еще и третьего пригрели. Ну, скажи, зачем ты его подобрал? 3ачем ты с этими засранцами нянчишься? Объясни мне?

– Они не такие... – тихо отвечал Седой.

– Какие еще не такие?

– Другие.

– Что значит другие?.. Ну, пусть, пусть будет так... Но нам-то что? Нам-то они зачем?

– Без них мы озвереем, – Седой твердо посмотрел ему в глаза. Горе-лый сел на нары и замолчал. Старик незаметно выскользнул из комнаты.

25.

Чекушка брел по ночному городу. Очень хотелось есть, и в животе призывно булькало. У рынка копошились небритые личности, выискивая в ларьках отраву подешевле. Один мужичок в съехавшей набок кепке отделился от ларька и на нетвердых ногах затопал в подворотню. Чекушка, оглянулся и покрался за ним. Мужичок что-то бормотал про себя, изредка вскидывая голову к луне, наверное сверяясь с маршрутом, но как он не щурил глаза, луны разбегались в разные стороны. Наконец, он свернул в один из глухих переулков. Чекушка шмыгнул за ним и тотчас наткнулся на склоненного мужичка, шарившего по асфальту в поисках кепки.

– Эй, кепку подай, – неожиданно хриплым басом сказал мужик. Испуганный Чекушка поднял кепку и протянул пьяному. Мужик долго выбивал кепку о ладонь и, нацепив ее совершенно немыслимым образом, приблизил к Чекушке лицо.

– А я тебя, пацан, знаю... Чирик дай до завтра? – Чекушка отшатнулся к стене и замотал головой. – Немой, что ли? – Чекушка замотал головой. -Свободен, – икнул перегаром мужик и потащился к парадной.

– Спасибо, – прошептал почему-то вслед несостоявшийся грабитель и бросился бежать и так, не останавливаясь, добежал до парка..

В парке звучала музыка, сверкало неоновыми огнями "Казино". Подкатывали к парадному иномарки, из них выпархивали дамы в шубках и дядьки в разноцветных пиджаках. Чекушка обогнул казино, стараясь не попасть в полосу света, и, перейдя через улицу, вошел в темную арку. Во дворе-колодце светилось окно первого этажа. Чекушка подставил ящик и осторожно заглянул в окно.

За грязной занавеской виднелся угол шкафа с выцветшим зеркалом, выцветшая фотография Чекушки с матерью (в рамочке), часть репродукции с картины Брюллова "Всадница" и круглый стол, накрытый прожженной сигаретами клеенкой. Стол был завален грязной посудой и заставлен разномастными бутылками. Над столом тускло мерцала засиженная мухами лампочка без абажура. Уткнувшись лицом в тарелку, спала незнакомая Чекушке женщина. Рядом стоял мужик в дырявой тельняшке и ловко сливал из зеленых флаконов знаменитое средство для обезжиривания поверхности в большую пластиковую бутылку. Мать Чекушки в застиранном халате восседала царицей в продавленном кресле и курила "Приму" в деревянном мундштуке, следя за манипуляциями небритого фокусника. Фокусник слил жидкость, размешал, сделал "ап" и, чиркнув спичкой о засаленные волосы, поднес ее к горлу.

– Фук! – голубой джин полыхнул чуть ли не до потолка. Мать даже захлопала в ладоши. Проснулась и подняла голову спящая. Приоткрыв мутный глаз, она подставила стакан, и фокусник налил туда огнедышащей водицы. Мать тоже подставила в стакан.

Чекушка шевельнулся. Ящик предательски заскрипел. Мать подошла к окну и прижалась лицом к стеклу, всматриваясь в темноту. Чекушка прижался спиной к стене и затих. Мать окликнули, и она вернулась к стакану.

26.

У автостоянки чернявый, стриженый в щеточку подросток пожирал шаверму. Чекушка, притаившись в кустах сирени, сглатывал слюну. Подъезжали и отъезжали автомобили. Соблюдая иерархию у машин суетились дяди в комбинезонах, охранники в курточках наблюдали за порядком. Тут же суетились подростки, выдавливая на стекла пену, предлагали газеты, ту же шаверму, получали взамен хрустящие купюры, которые доставлялись чернявому и укладывались в кожаную сумочку на животе. Чекушка уже собрался попросить чернявого дать и ему заработать на свой кусок пирога, как к тому подскочил вертлявый паренек и что-то зашептал на ухо, показывая на смуглого с перебитым в боях ухом подростка, наяривающего стекло тряпкой.