Текст книги "Дом для пилигримов"
Автор книги: Александр Шендарев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)
Шендарев Александр
Дом для пилигримов
Александр Шендарев
Дом для пилигримов
(киносценарий)
"Блаженны простодушные"
/ Евангелие от Матфея./
1.
По винтовой лестнице башни в полумраке поднимается Леший – бомж лет пятидесяти. В руках у него шест c привязанной к нему тряпкой на конце. Леший кряхтит и сопит. Чувствуется, ему нелегко взбираться по крутым ступеням. В круглое отверстие в конце подъема брызжет солнце. .Леший жмурится, трясет кудлатой головой. В его нечесаной бороде и спутанной гриве застряли соломинки, хлебные крошки и даже яичная скорлупа. Пыхтя, вскарабкивается он на круглую площадку башни с полуразрушенными зубцами по краям. На зубцах сидят голуби, обычные сизари. Они не боятся Лешего и призывно воркуют. Леший сердито ворчит, однако вынимает из карманов дамской со множеством разноцветных заплат кофты куски булки, крошит их и бросает крошки птицам. Голуби, бестолково толкаясь, слетаются на угощенье. Самые смелые из них норовят выхватить крошки из рук, усаживаются на плечи, голову. Один из них, белоснежный, с круглым хитрым глазом – явно любимец – вспархивает на ладонь. Леший бурчит, но голубь нахально щиплет его за пальцы. Леший довольно лыбится, выказав отсутствие зубов, жует мякиш и подносит голубя ко рту. Тот ловко выхватывает мякиш из губ. Вдруг один из сизарей вспорхнул Лешему на голову. Запутался в шевелюре, испугавшись, хлещет Лешему по лицу крыльями. Леший стряхивает с себя голубей и, засунув два грязных пальца в рот, пронзительно свистит. Голуби разом вспархивают. Леший берет шест и машет им. Голуби набирают высоту. Леший из-под руки следит за их полетом.
Голуби кружат в синем безоблачном небе. Облетают башню с узкими окнами-бойницами, пристроенной к громадному дому, похожему на старинный фрегат с проломленной палубой-черепицей, черными провалами окон-иллюминаторов, поросшими мхом стенами-бортами с причудливой лепниной, широкой лестницей-трапом, сбегающей прямо в дубовую темную рощу с узкой речушкой, впадающей в залив. Остов военного корабля ржавеет у берега...
Из подвального окна узенькой струйкой вьется дымок. Внутри, раскалив на керосинке гвоздь, Чекушка – подросток лет двенадцати – выжигает на доске : "Бригантина" . Мулат Иван, одногодок, уложив в скрытый погребец тушенку, вносит в журнал ее количество. Кладет журнал на стол Чекушке. Видна надпись: "Бортовой журнал". Выглядывает в окно, показывает Чекушке на голубей, парящих в небе.
Голуби поднимаются выше и выше. На стальной ленте железной дороги далеко-далеко спешит, торопится к Городу голубой пассажирский поезд...
2.
Вокзал. Пассажиры попрятались от жары. Лишь одинокий бомж проверяет набитые урны в поисках добычи. Впрочем, он на работе. Раскатисто прокричало навстречу поезду грубое радио, и тут же, как тараканы из щелей, отовсюду вылезли встречающие. Поезд лязгнул и остановился. Выскочили проворные проводники, протирают поручни тряпками. На мгновение толпа замерла, и на платформу ступил Старик. Он поставил саквояж с медными защелками, снял старомодную круглую шляпу, оглядел близорукими глазами встречающих и поклонился, показав залысину в редких седых волосах. В толпе хихикнули, но никто особенного внимания на престарелого чудака не обратил, потому что из вагонов в спешном порядке стали подавать громадные баулы, мешки и тюки, набитые заморским барахлом. Старик, блаженно улыбаясь, повертел головой, рассматривая очумелых от долгой дороги "челноков" и суетливых встречающих. За его спиной пожилой усатый проводник, усердно пыхтя, вынес клетку с десятком красногрудых снегирей в ней. Снегири, встревоженные вокзальной суетой, бились о прутья. Проводник поставил клетку и ласково поглядел на Старика. Спохватившись, Старик протянул ему купюру, но проводник отвел его руку к как-то печально улыбнулся в ответ.
–Куда подвезти? – подскочил к Старику носильщик.
–0 нет, благодарю вас, – ответил Старик. Затем распахнул дверцу и тихонько постучал по прутьям клетки. Птицы выпорхнули из клетки, и, сбившись в стаю, полетели в белесое питерское небо, протяжно посвистывая, словно прощаясь. Старик проводил их взглядом, подхватил саквояж и направился к выходу.
3.
– Сказка, – приговаривала продавщица цветов, трогая бутоны растопыренными пальцами, и причмокивала яркими сочными губами. Цветы кивали пожухлыми от дневной жары головками и изо всех сил старались выглядеть привлекательнее.
Старик водрузил на скорбный нос очки в золотой оправе с треснувшими стеклышкам и ткнул хищным пальцем в бутоны. Сияющая продавщица выбрала ему аж двенадцать тяжелых губастых штук с длинными опасными стеблями.
– Вам завернуть? – сахарным голосом пропела она, и Старик молча кивнул, расплатившись некоей суммой, отчего завистливые конкурентки поджали накрашенные губы. Затем Старик направился к стоянке такси, но вдруг чуть не споткнулся о вытянутую вдоль тротуара худую жилистую ногу без носка и в синей с застежками плетенке.
На скамеечке сидел нищий и читал газету "Совершенно секретно". Рядом сидела, высунув розовый язык, лохматая овчарка с жокейским картузиком промеж стоячих ушей, на котором была надпись: "ГОВОРИТ". Старик водрузил очки и прочитал ее.
– Доброго вам вечера, – нерешительно промямлил он.
– МММ? – на секунду оторвал один глаз от газеты очень занятый нищий.
– Осмелюсь еще раз отвлечь ваше внимание... Неужели говорит ? -Старик замялся.
Нищий посмотрел на мятую шляпу, наполовину наполненною медными деньгами, намекая. Старик торопливо достал портмоне.
– Муха! – скомандовал нищий.
Собака открыла пасть и, словно зевая, отчетливо произнесла: "Ва-ва..."
– Благодарю вас! – восхитился Старик, обращаясь к собаке. Затем, коротко вздохнув, добавил в никуда:
– В этой стране все может быть. Все! – и, разломив пополам довольно толстую пачку, опустил меньшую часть в хлебницу.
Не успел он отойти и два шага, как нищий пришел в себя. Он скоренько подхватил шляпу и, скомандовав Мухе, бойко запрыгал в ближайшую арку.
4.
– Может быть, здесь? – в сотый раз спросил утомленный таксист. Вот уже который час они колесили по городу и его окрестностям, выискивая мифические ворота с собачками.
– Они хоть с ушами? – едва сдерживая гнев, таксист посверкивал в темноте салона позолоченной фиксой.
– 0, да, конечно, – кивнул Старик.
– А хвосты у них есть?
– Не знаю, – Старику было страшно, что таксист высадит его.
– Ну, они хоть лежат или там стоят?
– Они...– сморщил лоб Старик, – они... да, лежат.
– А ворота?
– Что, ворота?
– Какие они?
– Не помню, – снова поник Старик.
Таксист, с шумом отдыхивая воздух, выражая тем самым свое негодование, снова спросил:
– А собаки... У них лапы как?
– Остановите! – вскричал вдруг взволнованно Старик.
Взвизгнули тормоза, и машина остановилась. Старик выскочил, дрожащими пуками напяливая очки. Таксист вышел следом и встал, подбоченясь.
– И это, что, собачки? – таксист исподлобья посмотрел на измучившего его Старика и указал вымазанным в мазуте перстом на лежащих у подножья каменных дугообразных ворот чугунных львов.
Старик не ответил, он внимательно всматривался в облупленный герб на дуге ворот. В геральдическом знаке еще можно было разобрать верхнюю часть туловища медведя и часть овального щита с надписью по латыни.
–Да, это он, – трагическим шепотом произнес Старик. Повернувшись, он потряс руку водителю. – Благодарю, благодарю вас.
– Ничего, – оттаял таксист, – А это... Это, может, и собаки... Если отсюда, так и похоже, в принципе...
– Наверное, я очень забыл... Так давно, когда еще матушка говорила, несколько путаясь, говорил Старик, доставая из машины букет и саквояж. Затем, открыв портмоне, вложил в руку таксиста оставшуюся часть пачки, Таксист оторопел.
– Благодарствую. Честь имею, – расшаркался Старик.
– Вас обождать? – треснувшим голосом вскричал таксист.
– Не стоит. Прощайте, голубчик, – Старик приподнял шляпу и вошел в ворота.
Таксист потоптался на месте, зачем-то потрогал лысую голову льва-собаки, вдруг вздрогнул и, пугливо оглянувшись, прокрался к автомобилю. Затем вспорхнул на сиденье и, крякнув, как после выпитой стограммовки, рванул.
5.
Узкой темной аллеей Старик прошел через парк, миновал горбатый мостик через речушку и вышел к знакомому читателю дому с башней. Узкая тропиночка вела к подвальному оконцу, но Старик прошел по мраморной лестнице к парадному входу. Дверь со скрипом отворилась...
Поднимаясь по лестнице, Старик услышал, как в каменной нише под тряпьем что-то ворохнулось. Он замер. Звук не повторился, и Старик наклонился вперед. Огромная крыса с горящими красными глазами, злобно пискнув, подпрыгнула, едва не коснувшись его лица. Старик в ужасе отпрянул. Крыса шмыгнула вниз и долго еще шуршала где-то внизу в подвале.
В неверном свете бледной луны Старик поднялся на следующий этаж и долго блуждал по дому узкими темными коридорами, пока наконец не вышел в большую залу с овальными окнами, разрушенным камином в центре, низким потолком с разрисованными капителями и двенадцатью грифонами, по шесть на правой и левой стенах. Грифоны держали в когтистых полах подставки для факелов. Два крайних соединял белый провод электропроводки, на котором сушились дырявые носки. Старик потрогал – носки были сухие.
У камина Старик обнаружил остатки кострища и коробку из-под телевизора. Старик положил на нее розы, открыл саквояж, достал из него инкрустированную шкатулку. Раскрыл ее – шкатулка была пуста. Он дунул в нее и поставил на телевизионный ящик. Затем подошел к первому грифону и, просунув палец в пыльную пасть, попытался надавить на язык. Язык не поддался. Старик удовлетворенно крякнул, вернулся к саквояжу и достал из него масленку с длинным тонким носиком. Вернулся к грифону и капнул несколько капель в основание языка. Снова просунул палец и надавил на язык, тот с трудом, но поддался, Старик отжал его до конца и быстро подставил другую ладонь, но... ничего не произошло. Старик отпустил язык. Грифон нахально таращился и, казалось, смеялся. Старик достал из саквояжа свечу, зажег ее и, поднеся к горлу грифона, заглянул и него. В глубине, ему показалось, что-то блеснуло. Он отмотал кусок белого провода, сделал на конце крючок и, снова отжав язык, засунул крючок внутрь и пошевелил. Затем дернул несильно, и из горла на подставленную ладонь выкатился крупный, с голубиное яйцо, бриллиант. Старик обтер его платком, и бриллиант засветился голубым мерцающим пламенем. Старик уложил его в шкатулку и проделал ту же операцию с другими грифонами – во всех оказались точно такие же бриллианты. Старик поставил шкатулку на подоконник и долго любовался камнями в лунном свете.
Потом поставил на коробку свечу, обошел с букетом грифонов и в каждый поставил по белом праздничному цветку. Вернулся к ящику, достал из саквояжа конверт с тисненым вензелем и гербом и такой же с вензелем лист. Вынул из кармана авторучку и крупным ученическим почерком написал:
"Господин президент ! Нижайше прошу Вас принять в дар от потомственной российской дворянки NN эти бриллианты, а также исполнить ее посмертное желание – построить на эти средства дом для обездоленных детей ее имени. С глубочайшим уважением к Вам – князь Д."
Он вложил бумагу в конверт и надписал его.
Потрескивала свеча на ящике, и Старик не заметил, как уснул.
6.
... В уютной спаленке на деревянной кроватке лежал мальчик. Из приоткрытого окна ветерок чуть колыхал кружевные занавески. В большом вольере дремали красногрудые снегири. Дремала красная губастая рыба в круглом аквариуме. Мальчик не спал.
Вдруг хлопнула в глубине дома дверь, послышались тревожные шаги. Проснулись и запрыгали снегири в вольере, дернулась и затюкала носом в стекло рыбка. Мальчик приподнял голову.
Распахнулась дверь, и в комнату вошла служанка в передничке, с черными прилизанными волосами. Она что-то быстро сказала мальчику по-итальянски и зажала рот платком. Мальчик, торопясь, натянул курточку с вышитым медведем на груди. Горничная схватила его за руку и потащила за собой длинным пустым коридором. Мальчик едва поспевал за ней.
У дверей спальни матери стояли какие-то люди и негромко переговаривались по-итальянски. Один из них – мальчик узнал в нем своего дядю – положил ему на голову ладонь и сказал по-русски: "Крепись, малыш". Дверь приоткрылась, и мальчик вошел в спальню.
На огромной кровати лежала еще молодая женщина – мальчик с трудом узнал в ней мать, так была она бледна и худа. Трещали восковые прозрачные свечи, едва колыхались тяжелые красные портьеры – мальчику стало страшно.
– Подойди ко мне, – сухими потрескавшимися губами прошептала мать. Мальчик подошел, преодолевая страх. Мать взяла его за руку.
– Не бойся, я скоро уйду. Так надо Я уеду далеко-далеко... Это не страшно. Послушай меня. Ты помнишь ту сказку ...сказку о грифонах и бриллиантах в старом доме? – Мальчик кивнул. – Надо нажать на язык, помнишь?
– Да, матушка, – пролепетал он.
– Знай, это все было на самом деле, – она тяжело задышала, откинувшись на подушки. – Там в России.. В нашем доме... Ты его найдешь... Герб на воротах и... собачки... Там ты найдешь... в России счастье... .Найди его...Она начала путаться. – Ты понял меня?
– Да... матушка, – как можно тверже, отвечал мальчик.
– Вот и хорошо, – мать шевельнула пальцами, и мальчик наклонился к ее лицу. Она поцеловала его. – Теперь ступай. Ступай... – она закрыла глаза.
– Матушка, матушка, – заплакал мальчик, припав к ее руке.
7.
... – Матушка, матушка, – Старик открыл глаза. Склонившись над ним, стоял Леший. Старик замер.
– Ты чего здесь? – сипло произнес Леший.
– Я здесь... Моя мама... Она родилась... Этот дом... – лепетал Старик.
– А! Тогда ладно, – Леший зашаркал стоптанными ботинками к белому проводу, взял носки, зачем-то сильно потянул их и исчез за маленькой угловой дверью, которую Старик вчера не заметил.
Старик протер глаза и вскочил. Шкатулка и саквояж были на месте, свеча за ночь оплыла. Он посмотрел на шнур – носков не было. Старик покрутил головой. За окном пели утренние птицы, шумели макушки деревьев. Старик прокрался к угловой дверце и резко ее распахнул.
За дверью оказалась крохотная площадка и обрыв. Старик осторожно ступил на площадку и глянул вниз. В глубокой темноте открывавшегося внизу подвала виднелись какие-то ящики, груда кирпичей, огромная белая кость и острые металлические прутья, нацеленные вверх. Старик невольно отшатнулся. Напротив двери в никуда в противоположной стене башни виднелась брешь, но человеку до нее было явно не допрыгнуть.
Вдруг из глубины парка донесся звук подъехавшего автомобиля, хлопнули дверцы. Старик подошел к окну залы и осторожно высунулся.
Далеко, за мостиком, виднелся красный бок "жигуленка", а по тропинке к подвалу крались три фигуры.
Таинственные пришельцы действовали четко и слаженно, по-военному. Один из них, худощавый тридцатилетний мужичонка по кличке Плесень, занял пост у подвального окна, другой, здоровенный, похожий на мясника, верзила по кличке Питон поднял здоровенный валун и ухнул его в забитую досками дверь. Доски разлетелись, как щепки. В подвале кто-то вскрикнул, темная кудрявая голова показалась в маленьком окне. Плесень невозмутимо затолкал ее обратно и полез следом. Питон и следовавший вместе с ним двойник Плесени, по кличке Темный, спустились в подвал, откинув разбитые доски.
Старик спустился вниз и, преодолевая робость, подкрался к подвалу и заглянул в щель.
8.
Сначала он увидел только неясные тени. Но вспыхнула зажигалка в руках Темного, высветив его бледное, можно сказать, аристократическое лицо. Сверкнув черными глазами, он снял закопченный колпак с керосиновой лампы и, запалив фитиль, вернул лампу на место – грубо сколоченную столешницу у толстого неошкуренного бревна, подпиравшего свод подвала.
На дощатых нарах, шмыгая носом, сидел мулат Иван. Плесень держал за плечи насмерть перепуганного Чекушку. У стены, вытирая рукавом кровь, стоял пятнадцатилетний подросток – Горелый. Питон, преграждая путь к отступлению, стоя у разбитой двери, покачивал носком кроссовки трехпудовый валун. Прижавшись спиной к бревну, стоял Седой, старший в компании подростков-обитателей (ему было уже шестнадцать). Он исподлобья смотрел на Темного.
Темный уселся на стул под подвешенной к потолку позеленевшей рындой. Покачивая стул на шатких ножках, он стал выразительно разглядывать Седого и компанию, пока Иван не выдержал и не всхлипнул протяжно. Темный резко повернулся к нему.
– Где наши часики, шоколадка?
– Какие часики? – неважнецки изобразив удивление, переспросил мулат.
– Питон, объясни, – тяжело вздохнул Темный. Питон приподнял Ивана за шкирку и, на каждом слове встряхивая, "объяснил".
– Часы. "Буре". (он произнес через "е" ). Серебряные. Луковка. Шнурок. Понятно?
– Не знаю я... Какой такой буре? Я сроду не видел.
Питон на секунду задумался и, казалось, совсем несильно шмякнул Ивана об землю. Иван затих, поджав ноги к голове.
– Может, этот видел? – Темный перевел взгляд на Чекушку. Питон медленно пошел к перепуганному пацану.
– Постой, – заговорил чуть хриплым голосом Седой. – Я видел.
– Это уже лучше. – Темной повернулся к Седому.
– Я видел... У старушки... Она от вас шла. Мы подумали, вам не нужно... ну, и купили.
– Вы неправильно подумали... – Темный протянул ладонь. – Ну?
– Так мы их сдали, – вмешался Горелый. – На Сытном "азеру" толкнули...
– Какому "азеру"?"
– Так кто его знает, они все на одно лицо...
– Надо фитиль убрать – стекло треснет... – Седой показал глазами на фитиль, незаметно пододвигая ногой бутыль с керосином.
– Это у тебя сейчас рожа треснет! – взвизгнул из темноты Плесенью
– Заткнись, – спокойно оборвал его Темный и перевел взгляд на Седого. Деньги...
Чекушка, которого Плесень по-прежнему держал за плечи, не отводил взгляда от рынды, висевшей прямо над Темным. Старик перехватил его взгляд и увидел краешек серебряной луковицы часов, подвешенных к язычку.
– Чекушка, достань, – спокойно сказал Седой и, казалось, что– то еще досказал глазами.
Чекушка прошел к большому школьному глобусу на нарах в углу. Щелкнул какой задвижкой на Северном полюсе. Открыл верхнюю половину и при всеобщем молчании достал оттуда две толстые пачки, стянутые шпагагиком. Еще раз взглянув на Седого, он неожиданно упал на пол и шмыгнул под нары у стены. На мгновение все оцепенели. Плесень, пискнув, бросился за ним.
– Там дыра! – завопил он, высунувшись обратно. Питон бросился в пролом, спотыкаясь о доски.
9.
Почти из-под самых ног Старика высунулась голова Чекушки. Он на секунду зажмурился и припустил во все лопатки в дубовую рощу. Из-за угла вслед за ним выскочил Питон и тут наткнулся на Старика. Старик неожиданно для самого себя вцепился в Питона, как клещ. От неожиданности Питон упал. Старик вместе с ним, но краем глаза он уже видел, что Чекушка приблизился к первым деревьям.
Вдруг из подвала донесся звук лопнувшего стекла, следом за ним хлопок пламени и яростные вскрики. Тут же из подвала выскочили Седой, Горелый и Иван.
– Рви на железку! – крикнул Седой, и компания в мгновение ока скрылась за деревьями.
Пришедший в себя Питон оторвал от себя старика и яростно швырнул его в кусты. Старик ударился головой о корень и потерял сознание.
Из подвала, ругаясь, выбрались Темный и Плесень. Внизу гудело пламя, оттуда валил черный дым.
– Он с колокола часы схватил, видели? – брызгал слюной Плесень, размазывая сажу по лицу.
– Это рында, болван ! – ругался Темный.
– Да этим часикам цена миллион ! – надрывался Плесень.
– Если это действительно "Буре", – сплюнул Темный, – они на пять штук зеленых потянут.
Плесень открыл рот. Виновато моргая, к ним приблизился Питон.
– Упустил пацана? – не сдерживал злость Темный.
– Да старикан тут какой-то прям под ноги...
– Что еще за старикан? – удивился Темный.
– Да вон лежит.
– Идиот! – понизил голос Темный. – А ну, быстро отсюда.
10.
Старик очнулся от первых капель начавшегося дождя. Увидев дымок из подвала, он поднялся и заглянул внутрь: обгоревшее бревно не выдержало, и потолок обвалился, засыпав жилище ребят. Между тем дождь усилился, и Старик поспешил в дом.
Когда он вошел в залу, отряхиваясь от дождя, он сразу увидел, что шкатулки нет. Он оглядел грифонов – розы по-прежнему стояли в подставках. Старик приподнял коробку, заглянул в камин. Вдруг скрипнула, напомнив о себе маленькая угловая дверь. Старик распахнул дверь – там все было по-прежнему. Только из ниши свисал конец веревки, который Старик, возможно, не заметил в прошлый раз.
Старик посмотрел вниз. Торчащие прутья притягивали. Незаметно для себя Старик наклонялся все больше и больше вперед, как вдруг на плечо ему вспорхнул белый чистый голубь и посмотрел удивленным круглым глазом. Старик, стараясь не спугнуть птицу, достал из кармана печенье и пальцами раскрошил его на ладони. Голубь слетел на протянутую руку, склевал все крошки. Затем взошел на ладонь, посмотрел на Старика безбровым ехидным глазом и преспокойно какнул прямо в ладонь. Старик заморгал, вытаращив глаза на нахальную птицу, а голубь, почистив клюв о рукав пиджака, вспорхнул вверх и был таков. Старик изумленно посмотрел на еще теплую какашку и вдруг отчаянно по-детски рассмеялся.
– Эй, дед, ты живой, отзовись! – донеслись до него ребячьи голоса. Но Старик никак не мог остановиться, и когда команда Седого ворвалась в залу, он, по-прежнему хохоча, протянул им раскрытую ладонь с какашкой.
– Чокнулся, – сказал Иван и сделал шаг назад.
– Это Питон его так шандарахнул, – сочувственно покивал головой Горелый. – В психушку надо тащить... Ну что, будем вязать?
Старик заливался вовсю. Чекушка подошел ближе и наклонился к ладони.
– Это вам белый, да? – скорей утвердительно спросил он. Старик смог только кивнуть в ответ.
– Это ему белый в ладонь, как и мне тогда, помните? – и Чекушка рассмеялся вместе со Стариком.
Первым не выдержал Иван, за ним захохотали Седой с Горелым.
11.
Леший в тяжелых башмаках топал в сторону антикварного магазина. Он промок и злился. От быстрой ходьбы его кофта источала запах, отпугивающий прохожих за версту. Он крепко сжимал ручку старикова саквояжа и, когда увидел на углу знакомую дверь, на душе у него посветлело. Однако он обогнул магазин и подошел с черного хода, понимая, на какой социальной ступени находится.
– Чего тебе? – хмуро спросил уже знакомый нам Питон, когда Леший деликатно стукнул в обитую дерматином дверь.
– Товарец имеем , – просипел от волнения Леший.
– Покажь... – Питон протянул похожую на утюг ладонь.
– Не... самому... – Леший многозначительно замолчал. Питон подумал и прошел узким коридором в кабинет хозяина. Вытянув шею, Леший превратился в слух. Питон высунулся из кабинета и сделал ему знак рукой. Затаив дыхание, Леший вошел в маленький кабинет с обычным канцелярским столом у окна. По стенам рядами громоздились багеты, напольные часы, стулья с гнутыми ножками и прочая антикварная утварь. За столом, откинувшись в кресле, сидел хозяин магазина – Артур, выхоленный господин лет сорока, и, глядя мимо Лешего, барабанил пальцами по столу.
– Давай, – шепотом скомандовал Питон.
Леший улыбнулся беззубым ртом и не без некоторого торжества вынул из саквояжа шкатулку. Питон выхватил ее из грязных пальцев и поставил перед Артуром.
Артур, не касаясь руками, внимательно оглядел шкатулку и сказал в никуда.
– Шкатулка покупается. – Леший оживился. – Но ведь ты ее украл... Артур одним пальцем откинул крышку: на черной бархатной поверхности лежал бриллиант.
– Что это? – на опытном лице хозяина ничего не отразилось.
– Брильянт, – выдохнул Леший.
– Думаешь, – хмыкнул Артур. Он вынул бриллиант и положил на специальную подставку с подсветкой. Камень заискрился гранями, источая голубоватый свет. Артур взял лупу и внимательно его осмотрел. Леший так и замер.
– Шкатулку берем. Стеклом этим занимайся сам.
– Как, стеклом? – открыл Леший рот.
– За шкатулку двадцать. Она все равно краденая, а паспорта у тебя нет.
Леший безвольно кивнул. Питон вложил в его ладонь хрустящую двадцатку и камень. Леший бросил камень в саквояж и с деньгами в потной ладони побрел к выходу.
Как только он вышел, Артур преобразился.
– Сейчас же за ним. Камень и саквояж должны быть здесь.
Питон молча кивнул и испарился. Артур взял шкатулку и еще раз внимательно ее осмотрел.
12.
– Так, говоришь, бриллианты? – уже в который раз ехидно спрашивал Горелый, посматривая на Старика снизу вверх. Старик обиженно молчал. – Вот здесь, говоришь, и оставил?
– Я вижу, вы мне не верите, поэтому не нахожу возможным отвечать, аристократически вскинув подбородок, отвечал Старик.
– Отстань от человека, -махнул рукой Седой. -Если бриллианты и были, то Леший их давно уже сплавил...
– Леший? – удивился Старик. – Но ведь это выдумка, сказка... их не бывает.
– У нас бывает, – вздохнул Иван.
– Чем черт не шутит, – вскинулся вдруг Горелый. -Давай проверим, может, он там отсиживается...
– Ага, сидит Леший, на бриллиантики посматривает и нас дожидается, хмыкнул Иная.
– Спокойно, – Горелый открыл угловую дверь и внимательно посмотрел на нишу в противоположной стене. – Как-то же он туда забирался, правильно?
– Может, не надо, – округлив глаза, зашептал Чекушка.
– Чего шепчешь-то? – заржал Горелый.
– Страшный он, волосатый весь...
– Не боись, – Горелый пошарил за выступом стены и вытащил длинную сухую жердь с крюком на конце. – Видишь?
Он протянул жердь и ловко подцепил крюком конец веревки. Подтянул ее и, взяв в руки, дернул. Из ниши показалась широкая, потемневшая от времени доска.
– А ну, помогите... – ребята вытянули доску и поставили на выступ. Что я говорил? Леший хитер, но и мы не лыком шиты.
– Как же он один справляется? – удивился Иван.
– Он же большой, как медведь, и в бороде репейник... – снова зашептал Чекушка.
– 0. я его видел, он сушил носки, – вспомнил свое пробуждение Старик.
– Крепко, видать, тебя трахнуло, – хихикнул Горелый. – Чтоб Леший носки сушил?.. Да у него их никогда не было! Ладно, пошли... Кто первый?
– Позвольте мне, – взволнованно заговорил Старик. – Я не боюсь леших.
Леший, – почему-то коверкая язык, объяснил Горелый, – это бомж, человек такой, понимаешь?
– Все равно, – Старик сделал шаг... и почему-то вернулся. Ребята не выдержали и прыснули. Старик, засопев, как ребенок, повернулся и, встав на корточки, пополз по шатающейся доске. На другой стороне он выпрямился и победно посмотрел на ребят.
– Герой... – протянул Горелый, и компания пошла вслед за Стариком.
– Есть! Я нашел! – закричал Старик, едва ребята вползли в круглую комнату с тремя узкими окнами-бойницами наверху. Вдоль стен вилась каменная лестница без перил, которая вела на крышу башни.
– Не похоже на бриллианты, – Горелый взял из рук Старика шляпу, которой тот потрясал.
– Это моя шляпа , моя!
– Ну и что? – хмыкнул Горелый.
– Как вы не понимаете, значит, и бриллианты тоже здесь?
– Что-то не видать, – протянул Иван, оглядывая убогую постель из набитых травой мешков и стол-чурку с жестяной мятой кружкой на нем. Седой молча перевернул банку из-под кофе. Оттуда выпала катушка белых ниток с иголкой, несколько разноцветных пуговиц и две засаленные карты: тройка и туз.
– А это что? – спросил Старик, указывая на несколько забавных фигурок из хлебного мякиша.
– Он из хлеба лепил и продавал, – пояснил Иван. – В тюрьме, наверное, научился.
Горелый проверил карманы видавшего виды клетчатого пальто и сплюнул в золу.
– Фига с маслом... И искать больше негде.
– Негде, – согласился Старик, повертев головой.
– Слушай, дед, – на Горелого словно снизошло озарение, – а ты скажи мне такую вещь... Только по честному скажи...
–Я никогда не лгу, – с достоинством отвечал Старик.
– Вот и отлично! – возликовал Горелый. – Отвечай, дед, как на духу: ты в психушке когда-нибудь был?
– Был, – просто ответил Старик.
Горелый, торжествуя, оглядел ребят.
– А я ему верю, – прошептал Чекушка.
– Потому что сам – идиот несчастный? -отрезал Горелый.
– Ладно, – остановил его Седой. – Чего пылишь зря. – И прошел по комнате, примериваясь. – Нет худа без добра. Теперь здесь будем жить.
– А если Леший вернется? – опасливо спросил Чекушка.
– Ну и что! – подскочил Горелый. – Здесь нас и с пулеметом не достанешь. А старика куда?
– Да пусть живет, не помешает, – Седой посмотрел на Старика.
– Я очень признателен, но боюсь, стану вам обузой... – Старик замялся.
– Дед, оставайся, – подошел к Старику Чекушка.
– Мы тебя приспособим, не переживай! – заржал Горелый.
– Тогда мы за жердями, а вы тут приберитесь. Мусор прямо вниз, -скомандовал Седой.
13.
Леший огорчался недолго. В ближайшем ларьке он купил два зеленых флакона с жидкостью для обезжиривания поверхности и, уложив их в саквояж, поспешил к своей давней знакомой.
Уже заметно стемнело. Леший шел дворами. Вдруг из-за ларька выступила зеленая тень и взялась за ручку саквояжа. Леший тоже вцепился в нее мертвой хваткой, борясь за драгоценные флаконы. Дернув для порядка еще пару раз, отчего лохматая голова Лешего дернулась, как Ванька-встанька, тень подняла небывалый по величине кулак и шваркнула им Лешего по голове. В голове что-то лопнуло, и Леший сполз, словно тесто, на серый асфальт. Изо рта на серое вытекло алое, и Леший отошел в небытие, не дойдя до своего счастья каких-нибудь двух-трех шагов.
Тень, даже не взглянув на него, открыла саквояж и выругалась. Драгоценные флаконы хрястнули об асфальт. Тень удовлетворенно хрюкнула, нащупав в глубине камень, и растворилась в фиолетовых сумерках.
14.
Старик видел себя как бы в дымке и как бы со стороны. Он видел себя уже старым, таким, каким был сейчас, когда спал в новом своем странном жилище, и в то же время как будто бы он снова вернулся в комнату своего детства, когда еще была жива его мать.
... Он, уже старый, сегодняшний, стоял у распахнутого окна своей детской. Было удивительно тихо, как вдруг порыв ветра откуда-то из глубины парка поколебал макушки деревьев, блеснув серебром отливающей в лунном свете листвы. Шевельнулись тяжелые оконные портьеры, заволновались в вольере снегири. Медленно и бесшумно распахнулась дверь детской.
Старик прошел к двери, намереваясь ее закрыть и глянул в глубокую тьму коридора. Ему показалось, что дверь в комнату матери чуть приоткрыта. Более того, ему почудилось, что он слышит внутри комнаты какое-то движение. Почему-то робея, Старик оглянулся на темное окно и, пройдя к комнате, заглянул вовнутрь .
Спиной к нему под круглой зеленой лампой сидела молодая женщина и раскладывала пасьянс на овальном, покрытом сукном столике.
Старик замер, боясь пошевельнуться.
– Не спишь? – женщина чуть повернулась, мягко улыбаясь, и, сняв круглые в металлической оправе очки, потерла тонкими пальцами переносицу.
