Текст книги "Остров Пирроу"

Автор книги: Александр Шаров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 13 страниц)

Бесконечная очередь.

Люди терпеливо стоят дни и ночи, иногда неделями и месяцами, чтобы попасть в заветные двери. „Сириус – контора Юлиуса Гроше“ – светящимися буквами написано на изумрудном кубе. „Жан Жаке“ – одно это имя, музыкой звучащее на всех языках и наречиях, сверкает на опаловом кубе.

Пройдемте вдоль очереди. Кого только мы не встретим здесь! Цветущую красавицу – звезду экрана; столетнюю старуху, которой не суждено, быть может, дождаться вожделенного момента, когда пред нею распахнутся заветные двери; полуголых дикарей, спустившихся с гор; священнослужителей всех вероисповеданий; штатских и военных; Опригопов высшего и низших классов; Ожелов, негоциантов и ремесленников; нищих и калек, в три погибели согнутых неизлечимым недугом.

Вглядитесь в глаза этих людей, постарайтесь проникнуть в незримый мир их мечтаний. Одну только Великую Надежду услышите, увидите и угадаете вы. Недаром последнюю и лучшую свою поэму я так и назвал: „Остров надежды“.

Пользуясь корреспондентским билетом, я проникаю в резиденцию Жана Жаке. По лестнице, устланной черно-красными коврами, с перилами, увитыми невиданной красоты орхидеями, поднимаюсь в вестибюль. Время от времени на потолке, на полу и на стенах вспыхивают светящиеся надписи: „Полная тишина“.

Распахнулась дверь, и из вестибюля мы входим в квадратный зал без окон. „Один… два… три… девяносто восемь… девяносто девять… сто“, – автоматически отсчитывает электронный счетчик. Двери закрылись, и сразу вспыхивают кроваво-красные невидимые светильники. „Постройтесь вдоль стен“, – приказывает световое табло. Пациенты выполняют приказание. Лучи светильников пронизывают тело. Чувство, охватывающее в этот миг, я запечатлел в следующих чеканных строках:

 
И жгучий свет пронзил меня,
Как леденящее дыханье,
Сжигая прежние желания,
Опустошая все внутри…
 

Еще миг, и в центре зала возникает, неведомо откуда появляется Жан Жаке. Он оглядывает нас.

 
Глядит в тебя суровый гений.
И, полон трепетным волнением,
Ты в незаметном губ движенье
Судьбы читаешь приговор…
 

Взгляд чародея остановился на согбенном Ожеле.

– Сириус-9, шесть таблеток ежедневно, принимать три месяца. Изумруд – 29 каратов, сапфиры – 6 и 13 каратов. Бриллиант – 20 каратов, – шепчет Жаке.

Бледный как смерть старик плачет от счастья. Электронное устройство записало диагноз, и металлическая рука робота вручает завтрашнему миллионеру так называемый „Сертификат Жаке“ – карточку глянцевитого картона в изящной черно-красной рамочке, с перечислением драгоценных камней, заключенных во владельце сертификата.

Банки охотно учитывают „Сертификаты Жаке“, выдавая от шестидесяти пяти до семидесяти процентов их номинальной стоимости, спекулянты на черном рынке скупают их за семьдесят пять процентов номинала.

Взгляд Жаке между тем скользит по шеренге ожидающих, губы что-то шепчут.

 
Тому бесшумному шептанью,
Бесшумному, как шелест крыл,
Нельзя внимать без содроганья.
 

– Ничего! – шепчет Жаке.

Полный сил юноша падает, будто пронзенный пулей. Санитары выносят его.

„Ничего…“, „Ничего…“, „Полудрагоценные камни: 12 малахитов, сапфир в 10 каратов…“, „Ничего…“, „Ничего…“

Старик нищий скользит по стене, глаза его остекленели. Приложив стетоскоп к сердцу пострадавшего, врач произносит одно только слово: „Мертв“.

За стариком – прелестная пара, вместе с которой в зал как бы проник чарующий свет весеннего утра. Ей – восемнадцать лет, ему – девятнадцать. Она дочь профессора Р., он сын владетельного лорда М. История молодых людей полна драматизма. Родители лорда решили любой ценой преградить путь любви. Юная чета бежала в Пирроу. Месяц безумств. Последние сорок крамарро юноша, прежде не ведавший пороков, проиграл в казино; судьба отвернулась от влюбленных. Вчера прелестную пару выгнали из отеля на улицу. Тут, у Жаке, последний шанс, последняя надежда.

– Ничего, – сообщает почти беззвучный шепот Жаке. – Ничего, – повторяет он, мельком взглянув на девушку.

Следующий в очереди – ветхий старик в мундире отставного офицера, с костылем в дрожащих руках.

– 17 бриллиантов от 40 до 90 каратов, – говорит Жаке. – Поздравляю, отныне вы миллионер.

Дочь профессора Р. метнулась на середину зала и упала на колени перед великим чародеем.

– Вы должны спасти нас! – протягивая к Жаке руки, рыдает красавица.

Ни один мускул не дрогнул на лице Жаке.

– Если бы природа создала меня фокусником, вроде того, который превращал воду в вино, я бы извлек из своей шляпы счастье и смиренно преподнес его вам, – не разжимая губ, проговорил он. – Но мое ремесло противоположно искусству этого фокусника.

Когда молодые люди вышли на улицу, – продолжает поэт и репортер, – я, повинуясь священному призыву муз, последовал за ними. Влюбленные остановились у мраморной балюстрады. Глядя на зеркальную гладь моря, девушка сказала:

– Мы опутаны долгами. Я устала голодать. Только один выход остался у меня. Но нет, я не в силах расстаться с жизнью. Честь – вот что швырну я под безжалостные жернова судьбы.

Вымолвив это, девушка убежала. Что будет с нею? Что станется с сыном владетельного лорда М.?

Обо всем этом мы сообщим любознательному читателю в очередном эссе, которое будет опубликовано в воскресном номере „Курьера Пирроу“».

Несерьезный поэтический тон и изобилие пышных слов, в которых тонут крупицы серьезных наблюдений, единственно важных для исследователя, вынуждают нас в дальнейшем пользоваться главным образом личными воспоминаниями.

…Все претерпевало изменения. Грубел певучий и древний язык Пирроу; так, вместо научно обоснованного термина «перспективный камненоситель» улица ввела вульгарное словечко «жемчужник», обнимающее всех – Ожелов, Опригопов и даже дикарей, растящих в себе какие-либо драгоценные камни.

В газетах стали появляться объявления непривычного характера:

«Молодая отзывчивая блондинка с нежным сердцем, с младенческих лет мечтающая посвятить жизнь любимому существу, желает связать свою судьбу с жемчужником семидесяти-восьмидесяти лет. Классические черты лица, идеальная линия ног, объем бюста 90 сантиметров. С предложениями обращаться…»

«Креолка, в жилах которой струится огненная кровь ее предков, испанских конквистадоров и прекрасных жриц бога Солнца, мечтает украсить оставшийся отрезок жизни солидного жемчужника, Ожела или Опригопа. Возраст кандидата не имеет значения».

«Юная шатенка, по свидетельству всех способная только на прочные и высокие чувства, имеет отличное образование, знает языки, играет на арфе и саксофоне, в совершенстве владеет французской и пирроуской кухней, танцует, поет, наскучив ветреной юностью, ищет благородного жемчужника…»

Разводы сделались явлением эпидемическим. Новобрачные, прибывшие на остров для декаменизации, расставались.

 
Так красота венчалась с Златом,
Алмаз рвал цепи Гименея,
И поднимался брат на брата, —
 

писал уже цитированный поэт и журналист Лоно Капрено.

Даже жены гвардейцев Плистерона, опоры Наследственного Президентства, бежали к обладателям «Сертификатов Жаке». В седьмом батальоне Слоногвардейского полка бежало 47 процентов жен, в тринадцатом пехотном батальоне – 60 процентов. В Главном гвардейском оркестре больше всего пострадала группа ударных инструментов и низкооплачиваемая группа барабанов.

Престарелый депутат, по странному стечению обстоятельств все еще заседавший в Национальном Собрании, выступил с речью об огрубении нравов.

– Пирроу подобен современному Содому, – говорил депутат. – Чувства обмениваются на драгоценные камни – твердые, жесткие, все режущие, как алмаз. Вы мечтали о декаменизации? Вместо этого камни, пусть драгоценные или полудрагоценные, заполнили мир. Не слезы, а расплавленные камни льются из глаз, не рифмы, а каменные строфы чеканят поэты, не нежными признаниями, а раскаленными докрасна и охлажденными до ледяной белизны каменными ядрами одаривают друг друга вчерашние любовники. Мир изнемогает от отсутствия бескорыстной любви и нежности.

В столице Пирроу назревали волнения. Слова поэта «поднимался брат на брата» не следует трактовать как обычную метафору. Дабы улучшить моральное состояние частей – они одни могли восстановить и поддержать порядок, – Плистерон решил увеличить жалованье гвардейцев в десять раз и тем задержать продолжающееся бегство жен.

Для осуществления мудрой меры понадобились огромные средства. Именно тогда произошло первое столкновение между Наследственным Президентом и Жаке. Плистерон в ультимативной форме потребовал, чтобы в казну поступала половина стоимости всех драгоценных камней, выделяемых под воздействием препаратов Сириус и МВ.

Жаке ответил категорическим отказом. Посланный им в резиденцию Плистерона в качестве полномочного посла Юлиус Гроше трепещущим от страха голосом зачитал Президенту следующее письмо:

– «Господин Жан Жаке, негоциант, свидетельствуя свое совершенное уважение господину Плистерону, Наследственному Президенту, одновременно считает своим долгом сообщить, что добывание драгоценных камней, или операция „Сириус“, осуществляется им исключительно из высших соображений, в подробности которых он считает неуместным входить, и строго по указанию его, Жана Жаке, шефа.

Он, Жан Жаке, не извлекает из операции „Сириус“ никаких доходов, кроме средств, необходимых как для поддержания приличествующего ему, Жану Жаке, образа жизни, так и для дальнейшего расширения операции „Сириус“ согласно детальным указаниям шефа.

Один процент стоимости драгоценных камней, каковой Жан Жаке, негоциант, в установленные сроки вручает Министру Финансов Наследственного Президентства, является справедливой долей в прибылях. Уплата даже еще одной тысячной процента противоречила бы как нормам справедливости, так и высшим намерениям шефа.

Исходя из означенного, Жан Жаке, негоциант, прерывает все переговоры по данному вопросу, почтительно предупреждая, что попытка возобновить переговоры может привести к гибельным последствиям».

Несколько раз во время чтения письма Плистерон вскакивал и кричал: «Разбойник! Убийца! Всех расстреляю!» Однако, как ни странно, никаких насильственных мер в тот раз предпринято не было.

Финансовое положение попытались исправить, реорганизовав налоговую политику. У Нового Моста, излюбленного самоубийцами, были выставлены посты гвардейцев, взимавших с лиц, намеренных покончить с собой, по пятьдесят крамарро. «Он первым стал продавать билеты в ад как на футбольный матч или на бега», – констатировал впоследствии некий литератор сатирического направления.

В рекордные сроки был выстроен изящный магазин-клуб «Все для Утопленника».

Отчаявшийся мог продать здесь за справедливую цену ненужные ему вещи, получив взамен мехов, шелков, фраков и смокингов легкое и скромное, выдержанное в черно-серых тонах одеяние, удобное при погружении в воду. Тут же продавались оплаченные акцизным сбором свинцовые грузила; пользоваться самодельными грузилами было строго воспрещено.

В уютных помещениях желающие могли в последний раз выпить, закусить, потанцевать, посмотреть кинобоевик, заказать похоронный марш, исповедаться, посоветоваться с юристом, а также прослушать собственный некролог, составленный опытным писателем. «Даже смерть Плистерон Великий сумел превратить в праздник», – писал редактор «Курьера Пирроу», скромно подписывавшийся псевдонимом «Правдолюбец».

Этими и другими мерами доходы Президентства были несколько увеличены, но расходы росли значительно быстрее. Правитель соседнего маленького и ничем не замечательного островка Квик Девятый, разбогатев на контрабандной торговле пирроускими драгоценными камнями, воздвиг себе статую, на 12 метров 73 сантиметра превышающую статую Святого Рамульдино Карла Великого Плистерона Мигуэля Первого Мудрейшего и Победоносного. Под угрозой оказался престиж Наследственного Президента, то есть самое главное.

Впервые за много лет Плистерон созвал заседание кабинета министров. Министр Увековечения сообщил, что разработан проект увеличения плистероновской статуи без нарушения художественного замысла этого произведения, за счет наращивания ног на четыре и пять десятых метра, туловища – на два метра, шеи – на сорок сантиметров, постамента – на восемь метров и замены нынешней президентской короны золотой тиарой высотой в пять метров.

– Срочно нужно золото, – закончил он.

Министр Гвардии доложил о необходимости создания десяти новых пехотных и слоногвардейских батальонов.

– Для обеспечения спокойствия бюджет Министерства должен быть безотлагательно утроен, – твердо заключил он короткое сообщение.

Плистерон нетерпеливо повернулся к Министру Финансов.

– Золота нет, и его неоткуда добыть, – запинаясь, пробормотал Министр Финансов.

– Я вас казню, – сухо заметил Плистерон. – Согласно Церемониалу вы будете повешены.

– Теперь не до Церемониала, – махнул рукой Министр Финансов.

Плистерон задумался. Через минуту он поднялся с просветленным лицом и сказал:

– Решение созрело!

9

Так, этими историческими словами, начался последний этап бурной и богатой событиями истории Наследственного Президентства, которую мы пытаемся исследовать.

С утра следующего дня резиденция Жаке была оцеплена гвардейцами. В 7 часов 15 минут перед опаловым дворцом появился Плистерон на белом слоне. Жаке вышел навстречу высокому посетителю.

Мраморные лестницы, ведущие в кабинет Жаке, были застланы черно-красными коврами.

– Я ступаю словно по языкам пламени, – с горькой шутливостью заметил Плистерон.

Жаке промолчал.

Двери автоматически раскрылись, и Плистерон вслед за Жаке прошел в квадратный зал.

– Мне необходимо пятьдесят миллиардов крамарро, – не повышая голоса, проговорил Плистерон.

Сохранившаяся магнитофонная лента, к счастью, позволяет восстановить все дальнейшие события.

Ярко загорелись невидимые светильники.

– Я пронзаю вас лучами! – воскликнул Жаке, который прежде чуждался пафоса и большей частью говорил почти неслышным шепотом. – Вы чувствуете? Молчите… Я должен сосредоточиться… Да… В вас есть драгоценные камни даже не на пятьдесят, а… постойте… в вас шестьдесят семь миллиардов триста тридцать пять миллионов крамарро.

– Вы спасаете меня, дорогой друг! – вскричал Плистерон. – Меня, остров Пирроу, а вместе с тем и весь цвет человечества. Я вам дарую звание Святого. «Жан Жаке, Святой негоциант». Звучит неплохо, а?

– «Святой»? Возможно, это позабавило бы шефа, но не торопитесь, – тихо сказал Жаке. – Драгоценные камни никогда не будут выделены из вас. Я вам никогда не скажу, какая именно из пятидесяти разновидностей препарата Сириус взрастит эти камни.

Жаке был подчеркнуто официален. Говорил он стоя, склонив голову по правилам Церемониала.

– Я не сделаю этого, – продолжал он, – потому что, получив неограниченные средства, вы бы превзошли шефа: у вас для этого много данных. А полученные мною инструкции строго запрещают мне наделять вас подобными качествами.

– Я тебя зажарю, как лягушку! – вскричал Плистерон. – Я тебя…

Он не закончил фразы: Жаке вдруг исчез, растворился в полумраке.

Позволю себе напомнить, что необычная способность Жана Жаке исчезать отмечалась многими свидетелями – стюардессой, скрупулезно точным в своих показаниях таможенным чиновником Хосе Родригосом, наконец, синьорой Мартинес; для читателя она не является неожиданной. Но совсем иначе воспринимал происходящее Плистерон. Выбежав на улицу, задыхаясь от бешенства, он крикнул:

– Огонь! Огонь!

Гвардейцы взяли автоматы на изготовку, но огня не открыли: стрелять было не в кого.

Жаке появился в поле зрения так же неожиданно, как и исчез. Он медленно шел вдоль бульвара Плистерона, чуть прихрамывая. Из визитного кармана отлично отутюженного кремового костюма выглядывал платок с красно-черной каймой. Слоногвардейцы, горяча скакунов, помчались за ним, следом бежали пехотинцы с автоматами наперевес. Но мощная воздушная волна оттолкнула преследователей.

– Огонь! – вскричал Плистерон.

Грянули выстрелы, однако пули, согласно одним источникам, рассыпались цветными фейерверками, а согласно другим, которые нам кажутся менее достоверными, превратились в невиданной красоты бабочек.

Жаке шел все так же медленно, прихрамывая, и ни разу не оглянулся.

У серебряных бассейнов на площади Золотого Плистерона он остановился, легко оттолкнулся ногами от мостовой и стал подниматься вверх строго по перпендикуляру. Пули превращались в фейерверки, освещая его фигуру и придавая всему происходящему характер известной театральности.

 
Он поднимался меж огней,
В сиянии цветных лучей,
И вихри смертоносной стали,
Как эльфы, вкруг него плясали.
А бледный, жалкий Плистерон… и т. д.
 

Любопытно отметить, что строки эти принадлежат тому же поэту Лоно Капрено, который прежде прославлял Плистерона и утверждал, что всегда, отныне и навеки единственная задача Истинной Поэзии – это создавать, увековечивать, возвеличивать и еще нечто очень важное совершать с образом Плистерона. В новых обстоятельствах он проявил гибкость.

В эти минуты Плистерон не был ни бледен, ни жалок.

– Сомкнуть аэростаты! – скомандовал он.

Жаке продолжал подниматься, и секунду казалось, что ему придется отступить перед преградой из аэростатов с протянутыми между ними металлическими сетями.

Но вот Жаке прижал руки к телу, как делают прыгуны, и резко увеличил скорость. Его бакенбарды напружинились, поднялись над головой и коснулись серебристой оболочки флагманского аэростата.

Стремительная огненная ленточка поползла по телу воздушного корабля. Соседние аэростаты, спасаясь, от пожара, стали рубить сети, соединяющие их с флагманом. Еще минута, и пылающая оболочка флагмана рухнула, накрыв двенадцатый, седьмой и третий батальоны гвардейцев и бассейны.

Жаке продолжал удаляться. Он превратился в красновато-черную точку, как бы в звездочку, тающую в утреннем небе, затем исчез бесследно.

Радио Пирроу непрерывно передавало:

– Внимание! Внимание! Внимание! Никакой паники! Таков приказ Святого Рамульдино Карла Великого Плистерона Мигуэля Первого Мудрейшего и Победоносного. Помните: Плистерон с нами и МВ в наших руках. Пусть на улицах царят смех и веселье; виновные в нарушении данного обязательного постановления будут расстреляны.

Но когда сняли оболочку аэростата, оказалось, что бассейны пусты. В резервуарах были обнаружены неведомо как образовавшиеся щели.

Выступив по радио и телевидению, сияя улыбкой, Плистерон заявил:

– Трещины будут заделаны! Главная задача Наследственного Президентства – полная декаменизация человечества – осуществится в запланированные сроки!

В трудный этот момент новый удар обрушился на Пирроу. В государстве Зет агент Игрека сумел пронести на очередную пресс-конференцию президента Икса портативный рентгеновский аппарат, смонтированный в виде фотокамеры. Когда Икс излагал проекты намеченных им мероприятий, агент Игрека неожиданно осветил ему лучами рентгена грудную клетку. Миллионы телезрителей отчетливо увидели на экранах гигантский лапидус тумарикото, покоящийся в том месте организма, которое можно определить выражением «за пазухой».

Камень отливал ядовитыми коричнево-зеленоватыми красками. Охрана Икса схватила злоумышленника, но весть о происшедшем на пресс-конференции уже облетела страну. Крупнейшие специалисты, комментируя удивительный факт, разделились на три лагеря. Первые – незначительное меньшинство – утверждали, что лапидус тумарикото был успешно удален, но впоследствии вновь восстановился, то есть регенерировал, – явление, в биологии известное.

Вторые во всеуслышание заявляли, будто бы лапидус тумарикото гигантус, привезенный перед выборами упряжкой белых слонов, – наглая подделка, а подлинный лапидус тумарикото гигантус никогда не покидал своего местообитания за пазухой Икса.

Третьи, наконец, отстаивали версию, что лапидус тумарикото, находящийся в Иксе, суть не истинный, а ложный, безопасный для окружающих. Однако коричнево-зеленая окраска и грозные размеры камня заставили скоро совершенно умолкнуть авторов последней, оптимистической гипотезы.

Партия Игрека и вновь сблокировавшаяся с нею Партия Вдов потребовали немедленных перевыборов президента.

Шестьдесят девять из семидесяти государств, где прежде были приняты дополнения к конституциям и хартиям об обязательной декаменизации кандидатов на выборные посты, отменили эти дополнения. Вскоре стало известно, что вождь людоедов, перешедший на полное вегетарианство, швырнул в реку миску опасных микробов, сервированных на завтрак, и съел в сыром виде своего заместителя по хозяйственной части вместе с шеф-поваром.

Последние сообщения не могли не потрясти даже убежденнейших сторонников пирроуских МВ. В Департаменте Декаменизации перестали выплачивать сотрудникам жалованье. Над ста двадцатью четырьмя тысячами клерков Департамента нависла угроза голодной смерти: клерки в панике бежали. Опригопы, Ожелы и другие жители Пирроу устремились к пристани. Билеты брались с бою. Даже Опригопы высшего класса могли захватить в поспешном бегстве лишь самое необходимое. Упряжки страусов и оленей, стоя по горло в воде, провожали тоскливыми взглядами уплывающих хозяев. Единороги печально ревели.

Плистерон пошел на крайние меры, даже вернул Земле шарообразную форму, но было поздно. Паника разрасталась. Лайнеры «Афина и Сыновья» могли вместить только сотую долю беженцев. Компания «Зевс» пустила в ход свои танкеры, которые бездействовали с самого момента введения Плистероном монополии на МВ. Танкеры втягивали желающих через огромные трубы, сечением в один метр двадцать сантиметров. Остров превращался в пустыню. Слоны, спустившиеся с гор, разбивали бивнями двери отелей и учреждений. Дикари забавлялись тем, что стрелами выбивали окна в восьмидесяти семи тридцатиэтажных зданиях Ведомства Декаменизации, внушавшего их первобытному, враждебному идее Культуры и Декаменизации разуму особую ненависть.

Печати, оставленные в опустевших помещениях Департамента на пропитанных краской подушечках, пустили корни и под благодатным солнцем Пирроу с поразительной быстротой развились в гигантские деревья, покрытые глянцевитой листвой ржавого цвета и крупными фиолетовыми цветами.

Когда фиолетовые лепестки опадали, становились видны прекрасно сформированные треугольные, гербовые и круглые печати на сочных плодоножках. Ветер проникал сквозь разбитые окна и разносил семена по острову. Заросли фиолетовых деревьев появились на набережных, улицах и бульварах. Фиолетовые цветы пахли пылью, сургучом, штемпельной краской, и от густого этого аромата задыхалось все живое, кроме пауков, земляных червей, мух и некоторых видов ядовитых змей.

Особенно сильно фиолетовые деревья разрослись вокруг площади Золотого Плистерона. Грабители, которые пытались проникнуть к памятнику, отступали или падали мертвыми.

Только на самого Плистерона запах фиолетовых деревьев не оказывал действия.

Президент в парадной форме шагал по острову четким военным шагом. Вечерами он пробирался к Золотому Плистерону и минуту стоял неподвижно, отдавая честь статуе и напевая вполголоса старый гимн «Слава, слава Плистерону».

Эти и дальнейшие исторические подробности последних дней Наследственного Президента дошли до нас от генерал-барабан-инспектора, начальника личного караула Президента, единственного, кто остался верен великому человеку в несчастную годину; дабы не погибнуть в зарослях фиолетовых деревьев, он сопровождал Президента на вертолете.

Кладовые во дворце Плистерона были разграблены, казна опустошена, и, чтобы добывать себе пропитание, Президент вынужден был пойти на крайнюю меру – отпиливать от собственной статуи кусочки золота.

Плистерон не трогал ни лица, ни орденов и медалей; он позволял себе отпиливать только пуговицы – по одной золотой пуговице в день.

С кусочком благородного металла Плистерон торопился в салун Китса, где толпились бродяги и пьяные дикари. Протиснувшись к стойке, Президент молча клал пуговицу в руку кабатчику. Китс наливал ему стакан виски.

Выпив и несколько охмелев, Плистерон говорил:

– Знаешь, кто я, наглец? Я есть Святой Рамульдино Карл Великий Плистерон Мигуэль Первый Мудрейший и Победоносный. – Он один да еще генерал-барабан-инспектор помнили некогда гремевший во всем мире титул.

– Ладно, – хмуро ворчал Китс. – Завел шарманку. Пей и помалкивай, ты у меня всех посетителей распугаешь.

После второго стакана Плистерон спрашивал кабатчика дрожащим старческим голосом:

– Ты меня уважаешь? Ты меня любишь?

– А за что тебя любить, Плистерона? – удивлялся кабатчик. – Пей и проваливай…

Президент уходил, шатаясь от унижения, от бедности, от несправедливостей судьбы и от виски.

…13 сентября девятого года эры Плистерона в сгущающихся сумерках Наследственный Президент, как обычно, проследовал через заросли фиолетовых деревьев на площадь своего имени. Минуту он стоял неподвижно, салютуя Золотому Плистерону, затем прислонил к статуе деревянную лестницу, поднялся по ней, вытащил из кармана ножовку и приготовился к ежедневной унизительной работе по добыванию золота, когда взгляд его, скользнув по памятнику, как бы остекленел.

Президент увидел, что пуговиц на золотом мундире статуи больше нет.

Лицо Плистерона выразило смятение, ту недостойную человеческую слабость, отсутствием которой он именно и отличался от людей, то есть от людей обычных. Плистерон пошатнулся, но машинальным движением ухватился за лестницу и удержался на шаткой перекладине.

Он невнятно шептал что-то, время от времени отирая со лба крупные капли пота. Потом губы его сделались неподвижными и весь облик вновь обрел твердость. Медленно спустился он на площадку перед статуей, вытянулся, как на параде, и еле слышно проговорил:

– Будучи лишенным пуговиц, ты, Золотой Плистерон, как тебе известно, согласно Церемониалу подлежишь заточению. Мне нелегко заключить под стражу тебя, моего двойника и свидетеля исторических деяний, совершенных мною. Но чувства должны отступить перед Церемониалом…

Президент помолчал. Потом, собравшись с силами, отчетливым командирским голосом скомандовал:

– К месту заточения! Ша-гом – арш!

«После этой команды, – вспоминает генерал-барабан-инспектор, очевидец происходившего, – команды, странной тем, что отдана она была неживому, или не вполне живому предмету – статуя великого человека не может быть приравнена к обычным неживым предметам, – Золотой Плистерон заколебался. Дул сильнейший ветер, и мне показалось, что колебания вызваны именно им. Но в следующий момент они значительно усилились. Статуя с трудом оторвала от пьедестала правую, затем левую ногу и сделала первый шаг. Признаюсь, меня потряс даже не самый этот факт, достаточно разительный, а второстепенные детали; то, например, что при отличном, как и у Плистерона, строевом шаге статуя так же, совершенно подобно Плистерону, несколько косолапила. Не хотелось бы впадать в мистику, и все же трудно найти физическое истолкование этому факту.

Плистерон шагал позади, согласно Церемониалу держа перед лицом обнаженную шашку. Маленькая его фигура терялась в тени гигантской статуи.

Вскоре статуя и Президент скрылись в лесу.

Больше они не появлялись».

…Можно сказать, что обстоятельства кончины или исчезновения Президента не вполне укладываются в рамки обычного. С другой стороны, разве положение Президентства не заставляло ожидать таких чрезвычайных, даже нереальных событий?

Специальные экспедиции, снабженные особыми противогазами, не смогли обнаружить никаких следов Президента и его статуи. Это снова убеждает в справедливости картины, нарисованной генерал-барабан-инспектором.

Плистерона больше нет. Золотая статуя не возвышается на острове.

Остается добавить лишь несколько строк.

В последних изданиях Британской энциклопедии остров Пирроу значится необитаемым. Досадная ошибка. В местности, снова именуемой Горбы, обитает небольшое племя дикарей, промышляющих охотой на белых слонов. Из промышленных предприятий на острове процветает фирма «Синьора Мартинес». Рабочие фирмы собирают цветы фиолетовых деревьев и добывают отличные круглые, треугольные и гербовые печати на сочных плодоножках; работа опасная, но хорошо оплачиваемая.

Раз в два-три месяца транспорт «Черный кит», перевозящий уголь из Европы на Таити, заходит в покинутый порт Пирроу, где нет даже таможни, и загружает трюмы изделиями фирмы. Продукция ее находит обеспеченный сбыт во множестве стран и пользуется высокой репутацией. Плодоножки с печатями, так же как и фиолетовые рощи, пахнут пылью, сургучом, штемпельной краской, но, конечно, очень слабо, так что запах не оказывает немедленного разрушительного действия. А отдаленные последствия вдыхания их испарений пока мало изучены.

Кроме фирмы «Синьора Мартинес» и самой синьоры Мартинес, ничто не напоминает о громкой славе Пирроу и великой, хотя и не осуществленной пока, идее декаменизации.

Июль – август 1964 г.