Текст книги "Услышать Эмерсона и умереть, или Несколько эпизодов из жизни Израильского Хай-Тека"
Автор книги: Александр Шамес
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)
Возвращаясь к теме финансирования нашего изобретения, результатом всех безуспешных попыток явилось отчетливое понимание: письмами и неконкретными разговорами мы ничего не добьемся. Оставалось – либо похоронить мечту о самостоятельной фирме, так и не вкусив плодов своей изобретательности; либо самим как-то заработать стартовый капитал. И если идти первой дорогой не хотелось, то путь второй был вообще в полном тумане. Пребывая в таком вот неопределенно-пессимистическом расположении духа, я делился своими проблемами (не вдаваясь, естественно, в технические детали) с каждым встречным и поперечным. И, абсолютно закономерно, не мог пройти мимо дяди Жоры. Честно говоря, если бы я не был таким самонадеянным типом, то я начал бы не с рассылки дурацких писем, а с обстоятельного обсуждения вопроса с понимающим человеком. Это могло серьезно сэкономить силы и время. Однако, что сделано то сделано. И этот решающий, как оказалось, разговор произошел месяца на два позже, чем мог бы произойти.
Дядя Жора был моим соседом и коллегой. Обе категории – в прошедшем времени. Быть моим соседом по печально знаменитому в Беэр-Шеве району Далет, через который, из экономии, прошли многие работающие в Университете ученые-новые репатрианты, дядя Жора перестал год назад, после приобретения им уютного двухэтажного коттеджа в городишке Нетивот. А коллегой – года два назад, после того, как перешел работать руководителем проекта в научно-технологическую Теплицу, расположенную в технопарке Неватим, на севере пустыни Негев, километрах в 30 от Беэр-Шевы. До того дядя Жора работал в нашем Университете на Физфаке, слыл очень сильным теоретиком-астрофизиком, великолепно владел ивритом, читал лекции студентам и, по слухам, несмотря на свои за 50, имел хорошие шансы занять штатную должность старшего преподавателя. При этом человеком он был (и остается по сей день, дай Б-г ему здоровья!) суперсимпатичным и сверхконтактным, всегда окруженным большим количеством студентов, сотоварищей и просто прилипал, беззастенчиво эксплуатирующих его блестящие математические способности и потрясающее чувство юмора. Я тоже иногда подваливал к нему с каким-нибудь арифметическим вопросом и неизменно получал не только верный ответ, но и море удовольствия от общения с симпатичным собеседником. Надеюсь, удовольствие было взаимным. Потому-то я испытал искреннее сожаление, когда в один прекрасный день дядя Жора решил забросить свои звезды, галактики и сферы Шварцшильда к такой-то матери, распрощался со сладкой перспективой войти в штат нашего провинциального Университета и ушел в Хамаму – что есть ивритский аналог слова "теплица". (Кстати, в англоязычных рекламных проспектах эти заведения именуются уже не Теплица – "Гринхауз", а "Сайентифик Инкубэйтор" – "Научный Инкубатор". Где, по мнению авторов этого начинания, из маленьких перепелиных яичек новых идей, отложенных фундаментальной наукой, будут произрастать гордые, патриотической бело-голубой расцветки буревестники высоких технологий.) Хорошо помня неудачные попытки разместить в разнообразных Инкубаторах свои сырые проекты, к Теплицам я тогда относился скептически.
Даже не обладая большим опытом в западном бизнесе, можно было заранее предсказать, что той суммы денег, которую выделяет на каждый отдельный проект государство, может хватить в лучшем случае на технологическую проработку изобретения. Для коммерческой реализации проекта, как правило, не хватало ни средств, ни времени – ибо финансирование изначально ограничивалось тремя годами. В общем, по прошествии времени, стало ясно, что Теплицы оказались эффективными лишь в обеспечении высококвалифицированных олим рабочими местами. На какое-то время. И за это им, Теплицам, от нас, олим – низкий поклон! Лишь немногие рабочие группы из десятков Теплиц, расположенных по всей стране, за три года твердо стали на ноги и превратились (как это в идеале и предполагалось!) в небольшие самостоятельные фирмы, успешно торгующие делом мозгов и рук своих. Остальным повезло меньше: какие-то группы были задешево перекуплены крупными фирмами вместе с разработками, руками и мозгами;, а большинство – просто прекратили свою деятельность. Сотни людей снова принялись искать себе занятие. Но – уже обогащенные опытом работы в израильском Хай-Теке. Что, впрочем, тоже немало.
Узнав о решении дяди Жоры оставить Университет, я напросился к нему на серьезный разговор. Со своей кочки тихого, но надежного сидения в университетском болоте, я сделал акцент на негативные стороны последствий работы в Теплице. Как же можно рисковать возможностью получить ставку преподавателя? Дядя Жора мне резонно возражал, что полную гарантию дает только страховой полис, что ему надоели факультетские дрязги и низкая олимская зарплата и что до постоянной должности ему – как до галактики М31 в созвездии Лебедя. А годы идут, детишки растут. Хочется когда-нибудь стать богатым. Или хотя бы предпринять попытку стать. В Теплицу он идет на хорошую зарплату, да и само изобретение представляется дяде Жоре вполне реализуемым. Даже в пределах выделяемой суммы. К моему изумлению, к астрофизике его проект никакого отношения не имел, а был связан то ли с подделкой банковских билетов, то ли с защитой означенных билетов от подделки. Вот уж не предполагал, что дяде Жоре и такие идеи приходят в голову! Энциклопедист, каких сейчас мало! С собой в проект дядя Жора уводил из Университета пару-тройку хороших физиков– соавторов изобретения. Предложил подумать и мне о перспективах "болотного" сидения. Я обещал подумать. На том и разошлись. С тех пор прошло два года. Иногда мы перезванивались, иногда дядя Жора появлялся в Университете – по каким-то своим "фирменным" делам. Я знал, что дела эти идут неплохо: удалось создать работающую систему и на их фирмочку уже точат зубы всякие капиталистические гиганты – то ли бельгийцы, то ли уругвайцы. А на прошлой неделе я встретил одного из дяди-Жориных физиков – парнишку лет сорока – который мне гордо сообщил, что, начиная с послезавтра, они – не просто проект в Теплице (хотя территориально остаются сидеть на том же месте), а израильский филиал исследовательского отдела транснациональной корпорации "Септа Электроник Сюрвилланс С.А.". Со всеми втекающими и вытекающими из этого факта последствиями. Я искренне порадовался вместе с ним и решил в тот же вечер поговорить с дядей Жорой. Позитивный опыт – это именно то, чего мне тогда так не хватало!
Дядя Жора излучал флюиды успеха. Они просачивались через телефонный кабель и индуцировали в моей голове напряжение оптимизма и желание немедленного действия. В течение получаса я впитывал в себя повествование о том, как, при известном упорстве и умении, из заурядного проекта в окраинной Теплице выросла преуспевающая хай-тековская фирма. Насытившись успехом симпатичного мне человека, я, с его милостивого дозволения, поделился с дядей Жорой своими проблемами. И тут же получил в ответ недвусмысленный совет в форме длинной и очень красиво закрученной матерной фразы. Подивившись дяди-Жориному искусству столь ясно выражать нетривиальные мысли, я вежливо попросил его растолковать, что же все-таки он конкретно имеет в виду. А конкретно оказалось, что я полный болван. Что много времени упущено. Что подобного рода изобретения – как раз проект для Теплицы. Где мы и получим необходимые для создания действующего прибора деньги. А дальше – зависит только от нас самих и от того, как пика ляжет. И что он лично займется устройством нашего проекта в ихней Теплице в технологическом парке Неватим, руководство которой после всего испытывает к нему, дяде Жоре, благоговейное уважение.
Это был свет в конце тоннеля. Я ему поверил. А что мне оставалось делать? Даже сейчас, оценивая и переоценивая весь путь от того телефонного разговора с дядей Жорой до моего сидения в этом летящем над Атлантикой самолете, я признаю – подача проекта в Теплицу была правильным шагом. Без этого мы так бы и остались бесплодными прожектерам. До тех пор, пока кто-то другой, не менее талантливый, но более удачливый, не реализовал бы наши идеи. Переговорив с Леонардом, мы приняли твердое решение – ДА! По боку Университет, по боку его полупроводниковых боссов! Мы теперь будем сами – боссы! Да здравствует!..
"Крайо-Кон"
...И закрутился бумажный вихрь. Описания изобретения, экспертизы, рекомендательные письма, проверка патентоспособности, исследование рынка, составление бизнес-планов до 2005 года – всего и не упомнишь! Спасибо, помогла дяди-Жорина приятельница – тетя Ася, которая работала в нашей (уже – нашей!) Теплице секретарем-референтом, бегло говорила на всех языках и знала местных бюрократов так, как они сами себя на знают. Без помощи тети Аси и моральной поддержки ставшего сверхавторитетным в израильских хай-тековских кругах дяди Жоры, оформление бумаг по основанию нашей фирмы при технологической теплице Неватим могло бы занять долгие годы. Не менее важным оказалась и личная дяди-Жорина гарантия внести 50 тысяч долларов – сумму, с некоторых пор необходимую в качестве дополнительной поддержки каждого проекта некоей третьей, негосударственной стороной. Спустя три месяца мы с Леонардом сидели в уютном вагончике-караване, выделенном нам за гроши Теплицей для размещения штаб-квартиры. Сидели и курили. В рабочее время. Только я курил в должности генерального директора компании, а Леонард – в должности ее, компании, главного инженера. Назвать нашу фирму мы решили незамысловато – "Крайо-Кон". Что являлось сокращением английских слов "Крайодженик Контактс" – "Криогенные Контакты". В этих двух словах, в общем-то, и была вся суть нашего изобретения. Мы курили и увлеченно рассматривали глянцевые цветастые каталоги различных фирм, производящих научное оборудование, электронные компоненты и химические реактивы. Это было приятное занятие! В отличие от прежних, нищенских Совковых и даже тутошних, скудных Университетских лет, разглядывание каталогов уже не было мозговым онанизмом – ведь мы теперь могли себе позволить это оборудование купить! Покупали самое лучшее. Но вовсе не самое дорогое – именно по стилю закупки оборудования всегда можно отличить настоящего специалиста от помпезного дилетанта.
Наверное, время основания "Крайо-Кона" было моим (и Леонарда) звездным периодом. Работа на себя, на реализацию своих идей, доставляла нам такой кайф, что мы порой забывали вовремя сходить в туалет. Не говоря уже о пропущенных обедах и на бегу проглоченных завтраках. Занятый любимым делом, Леонард превращался в симпатичного человека и обаятельного собеседника. Мы работали рука об руку, практически не конфликтовали. Мы строили лабораторию, в которой должны будут родиться доселе невиданные устройства – сверхпроводящие пленочные приборы, которые не требуют традиционного охлаждения криогенными жидкостями. Конечно, мы творили не в одиночку – очень скоро штат фирмы разросся до четырех человек. На нашу удачу, распался один из местных полупроводниковых проектов, от которого мы и получили в наследство технолога-вакуумщика Бориса Самуиловича и электронщика Лешика. Таким вот боевым составом к концу первого года работы мы собрали свой первый надежно работающий прибор, который решили назвать крикон. Первый крикон был сантиметровых размеров и выглядел неказисто, чем резко отличался от аккуратных "фирменных" микрочипов и прочих радиоэлементов. Впрочем, неказистость ничуть не портит альфа-сайт. Первые микросборки "Интела" тоже выглядели не шибко презентабельно. Но работали! И покорили весь современный мир. Так что экстерьер первого крикончика нас совсем не смущал. Главное – этот великоватый уродец демонстрировал такие рабочие параметры, что (по нашему тогдашнему скудному разумению) все электронные гиганты должны просто взвыть от зависти и упасть перед нами на колени с предложениями немедленно купить наш патент или даже всю фирму (оптом) за многие миллионы симпатичных волосатеньких бело-зеленых бумажек. Многие вещи в этом материальном мире можно сделать лучше, дешевле и надежней, если вместо теперешних электронных компонентов (а то и целых многоэлементных плат!) использовать наши криконы различных модификаций. Мы с Леонардом чувствовали себя Эдисонами. Однако эйфория первого успеха длилась не очень долго. Уже второй крикон показал параметры, слегка отличающиеся от параметров первого. Третий крикон никак не соответствовал первым двум. А в четвертом два контакта, изготовленные на одной пленке (наша первая микросборка!) опять показали разные времена срабатывания. Разброс параметров был небольшим – доли нанносекунды. Для обычных переключателей это было бы вполне допустимо. Но криконы!.. Эти, казалось бы – ерундовые, вариации основных показателей сводили на нет все возможные преимущества будущих криконовых технологий. Я многократно перепроверял свои пленки. Но проблема была не в них. И, понятное дело, не в холодильных подложках Леонарда. Обе системы по отдельности работали в диапазоне температур, далеких от критических. Материалы были соптимизированы идеально. А вот схемотехника, разработка и сборка самого устройства – это все выходило за пределы наших с Леонардом знаний, а потому не поддавалось строгому контролю. Собака была зарыта именно там. Маленький такой, но очень смердючий песик Лешикиной некомпетентности. Он был неплохим радиоинженером, но к нашим гениальным материалам, судя по всему, нужен был столь же гениальный электронщик. Лешик на эту должность просто не тянул. Пришло время Федотыча.
Федотыч
Мы неоднократно убеждались в том, что наша новая Родина, Израиль, воистину – страна чудес! Чего и кого тут только нет! И время наше, конец двадцатого столетия – эпоха Большой Алии – время чудес. Удивительные события происходят в наше время. Явление Федотыча в Неватиме – одно из таких событий.
Я прослушал на интервью десятки электронщиков, откликнувшихся на наше объявление в "русских" и ивритских газетах. Никто из этих людей не вызвал во мне уже знакомого импульса, сигнализирующего о попадании в десятку. Встречались толковые ребята. Но без блеска. А я, как взыскательная мать, ищущая репетитора своему чаду, чувствовал – просто толковый парень нас не устроит. Нам нужен Супер. Но суперы не попадались. Может, за эти годы их уже расхватали крупные фирмы. А может, они все свалили (от безысходности?) в Канаду и Штаты. Не знаю. Я уже был готов взять просто толкового, с надеждой на его самопроизвольный рост и возможные озарения. Но, слава Б-гу, не поспешил. И оказался прав. Помог, как это уже многократно повторялось в этой истории, счастливый случай.
У меня накрылся усилок. Переводя это на понятный всем язык – в моем домашнем музыкальном центре испортился усилитель звуковых частот, к которому подсоединяются, с одной стороны – магнитофон и проигрыватели (обычный и лазерный), а с другой стороны – акустические системы – колонки. Ничего особо катастрофического не произошло. Однако, в силу моего личного отношения к музыке, эта простая бытовая неприятность сильно осложнила мою обыденную жизнь. Музыка – единственный фактор, позволяющий мне вне работы отвлечься от текучки и по-настоящему отдохнуть. Музыка меня эмоционально подпитывает и поддерживает мои скудные душевные силы. Без музыки я не могу. Жить, работать, отдыхать. Право, если бы дома сгорел холодильник, это бы доставило мне куда как меньше неудобств. Но сгорел именно усилитель – и я остался без музыки. Казалось бы, ну подключи ты свою лазерку к телевизору, где тоже вполне приличная акустическая система, или – сходи в магазин, купи новый усилитель и слушай свою музыку! Ан нет, не все так просто! Дело в том, что я еще и жуткий меломан, то есть – человек, относящийся к звуковоспроизводящей аппаратуре очень требовательно (чтобы не сказать – капризно!). Свой музыкальный центр я притащил с собой из Совка. В правоте этого поступка я убеждаюсь при каждом посещении местных лавок, торгующих аудио-техникой. Увы, но современная массовая аудиоаппаратура, несмотря на внушительный вид и множество красиво мигающих лампочек и дисплеев, в большинстве своем – "пластик шит" пластмассовое барахло. А те аппараты, которые полностью удовлетворяют меня по всем параметрам, стоят запредельные деньги. Таких денег у меня пока просто нет. Между тем, несмотря на колоссальное технологическое отставание бывшего СССР во всем, что не предназначено было стрелять, летать или взрываться, в последние, предраспадные, годы там можно было купить вполне пристойную аудио-технику. В процессе перестройки и ускорения Партия и Правительство увлеклись идеей конверсии, что выразилось в наказе боссам оборонной промышленности немедленно переключиться на выпуск "товаров народного потребления". Времена были еще не те, когда автоматы Калашникова и противотанковые ракеты "Стрела" перешли в разряд "товаров для народа". А потому военная индустрия отреагировала на призыв Партии весьма своеобразно, вывалив на прилавки пустых магазинов разнообразные усилители, акустические системы и магнитофоны, в которых использовался весь арсенал дотоле секретных технологий. За сущие копейки можно было приобрести аппаратуру такого класса, который на Западе гордо именуется "Хай Энд" (высший край), выпускается по индивидуальным заказам и продается в специальных магазинах. И если качество русской цифровой электроники по-прежнему оставалось весьма сомнительным, то аналоговая аппаратура – усилки, колонки, проигрыватели для винила – была просто великолепна. Прямо перед отъездом в Израиль я приобрел суперпроигрыватель "Корвет", великолепный 150-ваттный усилитель "Орбита" и многополосные многоблочные 300-ваттные акустические системы "Опус" к нему. Все это благополучно прошло таможню, перенесло транспортировку в Беэр-Шеву и радовало, в союзе с японским проигрывателем лазерных дисков, мой меломанский слух уже долгие годы. Но технике свойственно ломаться. Первым пришел черед усилителя.
Как человек, электронике не совсем посторонний, я первым делом попытался устранить поломку сам, как говорится – без ансамбля. Первого же взгляда на внутренности усилителя мне было достаточно, чтобы понять: проектировал, паял и настраивал эту штуку какой-то безымянный (но очень толковый!) русский умелец. Получилось талантливо, но абсолютно не ремонтопригодно. Принципиальной схемы к паспорту усилителя не прилагалось, а сами электронные компоненты вместо привычных букв и цифр были размечены звездочками и прямоугольниками. В общем, я даже не представлял, с какой стороны подступиться к ремонту. А потому оставил идею починки своими дилетантскими силами и принялся искать умельца. Клин клином вышибают. Понятное дело, найти подходящего мастера можно только среди наших – аборигены развращены изобилием деталей и невысокими ценами на массовую бытовую электронику. (Которую, в случае чего, дешевле выкинуть, чем ремонтировать.) Я сунулся в парочку местных теле-радио мастерских – сидящие там представители грузинской и румынской общин только сочувственно разводили руками. Вещица такого класса была им не по зубам. Так я и сидел без музыки. Пока, в один прекрасный день, кто-то из моих тель-авивских приятелей, осведомленных о моей беде, посоветовал съездить в Ришон-ле-Цион. Якобы там, в захолустной телемастерской, сидит гениальный русский (то есть – совсем русский) Парень, Который Чинит Все. Натуральный Левша. Ходил слух, что он, для смеха, отреставрировал древний телевизор КВН-49, который некая бухарская семья не решилась оставить в родном кишлаке. Теперь этот самый КВН стоит у него в мастерской и довольно неплохо принимает первый канал израильского телевидения. Звучало многообещающе. И я поехал в Ришон.
Все оказалось правдой. И старичок КВН-49 выдавал хорошую картинку плюс пристойный звук. И парень оказался действительно совсем русским длиннобородым и похожим на былинного богатыря. Звали его Михаилом Федотычем, и был он лет на 5 меня постарше. И был он гением. Я почувствовал это сразу, как только поймал его цепкий взгляд на внутренности моего многострадального аппарата.
– Елы-палы, накручено тут изрядно, – сказал Федотыч, поскребывая бороду, Наверное, разрабатывали у нас в Питере, в Гидроакустике, он же ПЯ-314. Был там один парень, Андроном звали. Так он всем меломанам Питера усилки лепил. Чую я, что и к этому чуду природы Андрон руку приложил. А вот эти блоки, с военными "Стартовскими" полевичками, – он постучал изолированным пинцетом по каким-то залитым эпоксидкой платам, – разрабатывала наша лаборатория. Для боевых генераторов инфразвука. Был там один псих, в питерском КГБ, генерал Ветлугин. Не слыхал? Очень психотронами увлекался. Вот мы ему эти штуки и сляпали. Гляди-ка, на доброе дело пошли! Заползай через недельку. Я твою пищалку реанимирую – лучше новой будет!
Через шесть дней я приехал в Ришон, запасшись бутылкой хорошего молдавского коньяка. Усилитель, конечно же, работал. Я щедро расплатился с Федотычем, после чего пригласил его поболтать под хороший коньячок. Он охотно согласился, и в ответ предложил мне тихо посидеть у него дома, пока жена на курсах, а дочка в школе. Спустя полчаса мы сидели в его съемной квартире с видом на далекое море, сосали коньячок под копченую свинку и с удовольствием вели обычный мужской разговор "за жизнь". Федотыч мне нравился все больше и больше. Судя по всему, и я ему был не отвратителен. Спустя несколько стопариков разговор стал более откровенным, и Федотыч поведал мне, что деньги он в своей мастерской зарабатывает хорошие – уже скопил на квартиру и приобрел хорошую тачку. Но кайфа никакого от работы той нет. Телики да видики сплошная рутина. Усилок мой его на короткое время развлек. А завтра – опять барахло починять. Скучно. В местные электронные фирмы, особенно военные, ему ходу нет. Во-первых, языкам он не обучен. Иврит не пошел, а английский – как у многих "совков" нашего поколения – только читать, да и то – со словарем. Во-вторых (и это оказалось самым существенным!), в Израиле Федотыч столкнулся с хорошо известной его семье по Совку проблемой пятого пункта. Его "некошерное" происхождение нешуточно мешало допуску к серьезным оборонным проектам, участвовать в которых он был бы счастлив. Он уже прикидывал начать сборы в новую Землю Обетованную – Канаду, но жена заупрямилась – хочет врачевать. А в Канаде с русским дипломом пробиться еще труднее, чем в Израиле. В результате – сидение в мастерской продолжалось. А неудовлетворенность собой росла.
Я слушал его исповедь и тихо радовался. Было видно, что в этом состоянии души Федотыча можно было брать голыми руками. Я поинтересовался, приходилось ли ему разрабатывать пленочные приборы. И, даже не дожидаясь ответа (несомненно – положительного!), с ходу предложил ему занять место главного электронщика в нашей фирме. С правом голоса и владением частью акций. После чего описал, чем мы занимаемся. Идея привела Федотыча в восторг. Он был так заинтригован, что даже не спросил про зарплату. (А зря. Больше, чем себе, я дать ему не мог, а в свете его телевизионных доходов зарплатка выглядела весьма скромно.) Но деньги его и в самом деле не сильно интересовали. Мы ударили по рукам. И наше, еще месяц назад выглядевшее абсолютно безнадежным, дело лихо двинулось вперед!
Часть вторая
Китоподобный "Боинг-747" величественно подрулил к залам прибытия аэропорта Сан-Пауло. Пользуясь привилегией пассажира бизнес-класса, Марк в числе первых сошел с трапа и без очереди прошел на паспортный контроль. В его синем, украшенном семисвечником паспорте стояла многократная бизнес-виза, полученная в бразильском консульстве в Тель-Авиве после того, как кто-то очень влиятельный, отрекомендовал директора "Крайо-Кона" в самых лучших тонах. Судя по всему, обладателей подобных виз в Бразилии уважали – уже через несколько минут Марк перешагнул желтую черту, традиционно разделяющую нейтральную зону иммиграционного контроля от собственно территории страны. Он скользнул взглядом по шумной толпе в поисках людей с табличкой "Крайо-Кон" – так было уговорено.
Встречающих было двое. Один из них, высокий седовласый мужчина в строгом деловом костюме, на хорошем оксфордском английском отрекомендовался как Джонас да Сильвейра, технический директор компании "Эль-Ди-Комп". Второй росточка был невеликого. Одетый в затасканные "Вранглеровские" джинсы с куртофаном и увешанный стальными цепочками, он больше всего походил на лысоватого хиппи на пенсии. Его звали Марсио Ортез и был он, как Марк сразу и предположил, боссом своего представительного напарника. А именно – Президентом "Эль-Ди-Компа" и еще двух десятков больших и маленьких фирм. Несмотря на то, что Марк прибыл вовсе не из чопорной Англии, теплота и искренняя радость будущих бразильских партнеров от встречи с абсолютно незнакомым им человеком породили в Марке двойственные чувства. С одной стороны, было очень приятно, что тебя так тепло встречают. Это намекало на светлое будущее деловых контактов. С другой стороны, было не совсем ясно, с чего бы это им так радоваться? То ли хотят надуть (что случалось неоднократно), то ли – просто южноамериканская экспансивность. Полагая оба варианта равновероятными, Марк со всей возможной обаятельностью откликнулся на приветствия, но внутренне собрался и насторожился, ожидая подвоха.
Смуглый мужичонка, с которым встречающие обращались весьма пренебрежительно, очевидно – шофер, подхватил чемоданы Марка и вся компания направилась из здания аэровокзала по направлению к стоящему прямо под табличкой "Parking Strictly Forbidden!"2 длинному лакированному "Ягуару" малиновой расцветки. В машине оживленная беседа продолжилась. Чаще всего к Марку обращался седовласый, из чего Марк заключил, что господин Ортез демонстрирует слабое владение английским, перепоручая своему подчиненному вести все разговоры с гостем. Между тем, в поросячьих глазках пожилого хиппаря отражалось полное понимание всего, что Марк отвечал седовласому.
– Нехитрый приемчик, – подумал Марк, – мы с Моти тоже часто разыгрываем эту сценку: когда Моти долго переводит мне на русский то, что я уже и сам прекрасно понял. Это позволяет выиграть время на раздумывание, а также, не нарушая приличий, обмениваться мыслями на непонятном партнерам языке.
– Мы заказали вам сьют в отеле "Карлтон", – сказал Джонас, – это в самом центре Сан-Пауло, вблизи Праца де-Републико. Живописное место, особенно по воскресеньям – на Праца де-Републико размещается базар произведений искусства, сувениров и всяческих иных красивых поделок. Надеюсь, в этом отеле вам будет удобно.
– О, несомненно! Премного вам благодарен! – отреагировал Марк, а про себя подумал: "С такой помпой нас не принимали даже в Гонконге. Они уже ухнули только в один мой визит большие деньги. Дорогие визы, билеты бизнес-класса, сьют – и это только для меня. А ведь завтра приедут еще и Моти с Федотычем. И все – за счет "Эль-Ди-Компа". К чему бы это такая любовь? Куда как более серьезные и богатые фирмы, "Ю.С. Сьюперкондакторс", к примеру, не потратил на нас ни копейки. Все визиты в Штаты мы делали за свой, весьма скромный счет. Хотя американцы хотели слопать наши криконы так сильно, что роняли слюни на полированный стол, за которым мы вели переговоры в их штаб-квартире в Рочестере. Но слюни – слюнями, однако законы ихнего бизнеса диктуют быть выдержанными и экономными. С американцами мы договаривались о сущих пустяках в масштабах их оборота, конечно. Они же решили не вкладывать в нас ни цента инвестиций, ожидая нашего естественного скорого угасания. (А тем временем "Ю.С. Сьюперкондакторс" продолжит торговать своими архаичными крио-свитчами, раз в полгода меняя наименования, дизайн корпуса и, соответственно, повышая цены. Все равно купят. А куда потребителю деться? Другого подобного товара на рынке нет!) Спустя совсем немного времени "Крайо-Кон", вместе с его патентом на криконы и клочком Негевской пустыни, можно будет подобрать по цене выплаченных долгов. Точно также повел себя и единственный возможный конкурент американцев – трансъевропейский "Рингельбеккер". Что ж, философски рассуждая они абсолютно правы. Сами мы на рынок не пробьемся: денег не просто не хватит – они уже кончились! Зачем же платить за то, что вскоре можно получить задаром?!" Снова и снова мысли Марка возвращались к одному и тому же: что происходило и происходит в настоящее время? Он не мог отогнать эти мысли даже сейчас, когда, на первый взгляд, полоса сплошных неудач прервалась и над "Крайо-Коном" засветило яркое бразильское солнце.
– Машину для вас мы, с вашего позволения, решили не арендовать, – прервал размышления Марка Джонас, – Сан-Пауло – не самый приятный город для вождения по незнакомым маршрутам. Стиль езды местных водителей весьма своеобразен – вы это сами увидите и оцените. Вот, например... – В этот момент водителю "Ягуара" пришлось резко затормозить и заложить крутой вираж влево – дорогу ему подсекал несущийся на бешеной скорости "Фольксваген-жук", на заднем капоте которого было установлено пластиковое антикрыло с надписью "Сенна элайв!", а под капотом порыкивал сильно форсированный движок. Марк бросил взгляд на спидометр "Ягуара" – по городу обе машины шли со скоростью далеко за 100 километров в час. "Однако, – пробормотал Марк, – ну и ездуны тут!"
– Я думаю, – продолжил свою мысль Джонас, – вам будет гораздо удобнее пользоваться нашим разъездным "Мерседесом". с шофером, разумеется. Он прекрасно знает город, немного говорит по-английски и в любое время суток готов доставить вас куда вы только ни пожелаете. Вызов машины – клавиша "ноль" в вашем мобильном телефоне, – Джонас протянул Марку крохотный "Эриксон" последней модели.
– Большое спасибо за заботу! – Марк в самом деле был приятно удивлен уровнем приема, – но сейчас я, пожалуй, отключу аппарат и посплю минут пятьсот-шестьсот.
– О, несомненно! – господин да Сильвейра понимающе покивал головой, – Мне случается бывать в Европе по два раза в месяц, но к смене часовых поясов я так и не привык – все равно нужно какое-то время для релаксации. Кстати, вот и ваш отель. Отдыхайте, а завтра в 10 утра – первая рабочая встреча. Нам не помешает еще до приезда ваших коллег, в узком кругу, обсудить перспективы нашего сотрудничества. Машина будет ждать вас у входа в отель в 9 утра.
Шифрованное факсимильное сообщение
по закрытому каналу спутниковой связи,
август 199* года, 18 часов пополудни по Гринвичу
(перевод с арабского)
"Генеральному Директору
Государственного исследовательского комплекса "Заповедник",
Ливийская Джамахеррия,
