Текст книги "Рассказы конструктора"

Автор книги: Александр Яковлев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]

А. С. Яковлев
Рассказы конструктора

Ходынское поле

В первый раз я увидел самолёт, когда мне было семь лет.

Вот как это произошло.

Однажды в воскресенье родители ушли в гости, а меня оставили на попечение бабушки. Бабушка меня любила и всегда старалась чем-нибудь побаловать. На этот раз она решила доставить мне совсем необычное удовольствие.

– Мы, Шурик, – сказала она, – пойдём с тобой на Ходынку – смотреть, как шары летают.

Сгорая от нетерпения и любопытства, я быстро собрался в дорогу.

И вот мы с бабушкой, седой старушкой, одетой по-старомодному, во всё чёрное, едем в трамвае. Я верчусь, заглядываю в окно и всё время пристаю с расспросами, скоро ли приедем. Меня очень интересовало, какие бывают воздушные шары, как и куда они летят.

Наконец, мы добрались до Ходынского поля. Здесь и тогда, много лет назад, был аэродром. Он представлял большое неограждённое поле. Никакой охраны не существовало, и всем разрешалось свободно ходить по нему.

Было часов 6–7 вечера.

На аэродроме собралось уже много людей, приехавших, как и мы, посмотреть, «как шары летают».

Запрокинув голову, я долго разглядывал небо, разыскивая там шары. Но никаких шаров не было видно. Мне становилось скучно. Вдруг я услышал какой-то треск и шум. Что-то делалось на поле. Протиснувшись вперёд, увидел небольшой диковинный аппарат, похожий скорее на этажерку, но уж никак не на шар. Это был, как я потом узнал, аэроплан «Блерио». Аэроплан бежал по полю, страшно трещал, наводя панику на любопытных зрителей.

– Сейчас полетит! – закричали кругом.

Но аэроплан развернулся на земле в обратную сторону, пробежал в конец поля и там остановился. Через некоторое время он снова затрещал и побежал.

– Что же он не летит? – теребил я бабушку за руку.

– Вот сейчас обязательно полетит.

Но самолёт опять не взлетел. Несколько раз делал он пробежки, а от земли так и не оторвался.

Поздно вечером, усталый и разочарованный, вернулся я домой.

Это было моё первое знакомство с авиацией и с московским аэродромом.

В то время авиация у нас находилась в самом зачатке. Несмотря на то, что Россия является родиной авиации: Можайский построил свой самолёт еще в 1887 году, несмотря на то, что великий русский учёный математик и механик профессор Николай Егорович Жуковский впервые создал науку летания – аэродинамику самолёта, которая и по сей день является основой авиационной науки во всём мире, в России почти не было своих самолётов.

Царское правительство считало более спокойным закупать «проверенные» иностранные аэропланы, чем рисковать с «доморощенными самоучками», как презрительно называли тогда высокопоставленные чиновники зачинателей нашей отечественной авиации, знаменитых теперь учёных и конструкторов.

И капиталистам-предпринимателям невыгодно было возиться с отечественными конструкторами и учеными, тратить деньги на науку и опыты. Они предпочитали выписывать из-за границы части французских аэропланов и собирать их на месте – коммерчески это было прибыльнее.

Тогда на заграничных самолётах-этажерках русские лётчики делали первые и часто неудачные полёты. Я был свидетелем одной из таких неудачных попыток, поэтому никакого восторга первое знакомство с авиацией во мне не вызвало. И я скоро забыл и про самолёты и про аэродром.

Конечно, в то время никто в семье и не думал, что я стану конструктором самолётов. Только мать пророчила мне будущность инженера.

Потому ли, что я очень любил свою мать и находился целиком под её влиянием, или потому, что она верно поняла мои склонности, но с тех пор, как я себя помню, я тоже мечтал стать инженером. Свои игрушки – паровозики, вагоны, трамваи, заводные автомобили – я безжалостно разламывал, движимый непоборимым стремлением заглянуть внутрь, как они устроены. Крутить, завинчивать и отвинчивать что-нибудь было моей страстью. Отвёртки, плоскогубцы, кусачки – в то время предметы моих детских вожделений. Пределом наслаждения была возможность покрутить ручную дрель.

Когда мне исполнилось девять лет, я решил, что стану инженером-путейцем, буду строить железные дороги.

Вот что натолкнуло меня на это.

Мой дядя, инженер-путеец, взял меня на всё лето к себе в глухомань ветлужских лесов на постройку железной дороги Нижний-Новгород – Котельнич. Помню, в первый же день своего приезда туда я исчез из дому на несколько часов.

Родственники забеспокоились и начали меня разыскивать. Нашли только к вечеру. Я сидел на насыпи железнодорожного полотна и, забыв обо всём, с упоением смотрел, как рабочие прокладывают рельсы. Потом все привыкли к моим исчезновениям. А я наблюдал, как производят насыпи, укладывают рельсы, собирают мосты. Как много было в этом для меня, мальчишки, поэзии!

И, наконец, однажды я увидел, как по новому железнодорожному пути проходил первый поезд.

Дядя чувствовал себя именинником: он стоял радостный и взволнованный. Поезд шёл тихо, осторожно. Машинист часто выглядывал из окна на путь. Около паровоза бежали рабочие.

А я стоял, как зачарованный, и с этого момента решил быть инженером-путейцем.

Воспитатели

Мне исполнилось девять лет, когда мама подарила мне книгу «Робинзон Крузо». Эту книгу я прочитал много раз и сам мечтал быть Робинзоном.

Но что же можно делать Робинзону в городе? Жили мы в маленькой тесной квартире большого пятиэтажного дома. А дом стоял на углу Сухаревской площади, где в то время помещался громадный и бестолковый рынок. С раннего утра и до поздней ночи на рынке стоял невероятный гомон: там торговались, кричали и часто поднимали драку. Во дворе нашего дома были склады муки, крупы, свежего и тухлого мяса. Вонь и грязь были здесь ужасающие. Два старых дуба под окном квартиры чахли и засыхали в этом неуютном и смрадном уголке.

Другое дело летом, когда я жил на даче. Тут можно было дать полную волю своему воображению. Тут я находил массу «необитаемых островов», с игрушечным ружьём охотился за «дикими зверями», копал на огороде грядки, сажал цветы и овощи...

На даче у меня был свой столярный уголок. Мне купили столярные инструменты, и целыми часами я пилил, строгал, сколачивал. Здесь я научился обращаться с инструментами, приучился мастерить своими руками всякую всячину. Так зарождалась и крепла любовь к труду, и это принесло мне впоследствии громадную пользу.

Я с нетерпением ждал, когда мне, наконец, исполнится десять лет: знал, что тогда начну учиться в гимназии.

Решено было отдать меня в мужскую казённую гимназию. Тут в первый раз пришлось мне столкнуться с настоящей жизнью. Признаться, рос я «маменькиным сынком»: всюду и всегда ходил и ездил с мамой, отцом или бабушкой. А здесь чужие люди, учителя в зелёных мундирах, холодные, недоступные... Я буквально трепетал. И вот экзамен. В большом классе за партами сидят испуганные мальчики. Даётся задание. Учитель ходит по классу, заглядывает в тетради. От волнения у меня дрожат руки.

Я поступал в подготовительный класс, и нужно было сдавать экзамен по арифметике, русскому языку и закону божьему. Получил я две пятёрки и одну четвёрку. Казалось бы, всё хорошо, но в гимназию меня не приняли: нужно было иметь одни пятерки. Детей дворян и государственных чиновников принимали и с четвёрками и с тройками. Мой отец не был ни дворянином, ни государственным чиновником, и одна четвёрка лишила меня права на место в казённой гимназии.

Первое столкновение с жизнью оказалось горьким и обидным.

Потом меня стали устраивать в частную гимназию, где не существовало таких жёстких правил. Туда я сдал экзамен с такими же отметками и был принят.

Гимназистом я пробыл недолго. Через два года произошла Великая Октябрьская революция. Гимназия стала советской школой.

В нашей школе были хорошие учителя, хорошие порядки, и любовь ко многим полезным вещам я получил именно там.

Никогда не забуду преподавателя математики Андрея Кузьмича. Суровый с виду и очень требовательный, он привил нам, ребятам, перешедший в привычку вкус к математическому порядку, к точности всех записей, выкладок, расчётов при решении задач. Эта привычка сохранилась у меня и до сих пор. Особенно любили ребята учителя географии. Звали его Виктор Октавианович. Свой первый урок с нами он начал так:

– Давайте для первого знакомства я прочитаю вам рассказ Джека Лондона «Дом Мапуи».

Это был рассказ о тяжёлой бесправной доле темнокожих туземцев, о произволе и жестокости белых колонизаторов.

...В Новой Гвинее, на маленьком островке с высокими пальмами, жил в шалаше туземец Мапуи со своей семьёй. Как и другие жители острова, Мапуи занимался поисками жемчуга. Всю жизнь он мечтал о том, чтобы построить себе хороший дом и чтобы в доме обязательно были восьмиугольные часы. Несмотря на то, что во время сильных штормов островок заливался волнами, все постройки уносило, а жители спасались лишь на высоких деревьях, Мапуи и вся его семья только и мечтали о даме с восьмиугольными часами.

Однажды Мапуи нашёл большую жемчужину необычайной красоты. Теперь он был уверен, что за эту жемчужину ему построят дом. Но европеец, торговец жемчугами, взял у Мапуи жемчужину в уплату за небольшой долг и тут же за громадную сумму продал её другому торговцу. В тот день поднялся небывалый шторм. Погибли все постройки на острове, погибло и большинство людей. Мапуи оказался счастливцем – он, жена и дочь остались живы.

Мать Мапуи, Каури, во время шторма прибило к другому островку. Там она увидела труп торговца и в кармане у него нашла замечательную жемчужину. С невероятными усилиями старуха добралась до своего острова. Жемчужина опять в руках Мапуи, и снова он и вся семья мечтают о доме с восьмиугольными часами...

Весь класс с затаённым дыханием слушал чтение учителя и его интересные пояснения прочитанного. Он читал весь первый урок и закончил только после перемены, На втором.

С тех пор мы очень полюбили Виктора Октавиановича, и уроки географии стали для нас самыми интересными.

Я тогда впервые познакомился с Джеком Лондоном и после этого стал увлекаться его книгами. Мне нравились его герои – сильные, смелые и мужественные люди, которые идут навстречу опасностям, вступают в борьбу с препятствиями и побеждают их, как, например, в рассказах «Любовь к жизни» и «Сказание о Кише».

Я прочитал также книги Марка Твена «Том Сойер» и «Приключение Гекльберри Финна».

Правда, увлечение романтикой и приключениями иногда приводило и к вредным последствиям.

Так, под впечатлением похождений Тома Сойера и рассказов о всяких открытиях и приключениях я и несколько моих товарищей начали исследовать здание школы. Здание это было старинное, и нам удалось отыскать подвал, соединяющий школу с другим домом. Мы вообразили, что это древние подземные ходы. И правда, длинный мрачный коридор, своды, ответвления – всё это было похоже на катакомбы. Таинственно и жутко!

Весь подвал мы обследовали с электрическим фонариком в поисках клада или черепов. Но сколько ни трудились, ни человеческих костей, ни клада не нашли. Тогда мы решили кого-нибудь напугать и в этом добились «успеха».

Мы уговорили нескольких ребят из другого класса пойти с нами в подвал. И вдруг перед ними выросло привидение. Привидение – это был я, «тихоня», закутанный в белую скатерть (стащили из столовой!). Вместо глаз светились две зелёные лампочки (а батарейка была у меня в кармане). Весь эффект испортила одна девочка. Она так испугалась, что с ней случилась истерика.

Нас потом водили к директору, вызывали родителей...

В школе была хорошая библиотека, которой заведывал один из учителей. Он знал, чем интересуется каждый ученик, и умел подбирать нам книги. Я читал запоем и увлекался главным образом детской приключенческой литературой. Прочитал Майн-Рида, Купера. «Всадник без головы», «Кожаный чулок», «Последний из могикан» понравились мне. Я познакомился с Монтигомо – Ястребиным Когтем, узнал, что такое вигвам, что такое трубка мира и как и по какому случаю её курили.

В одиннадцать лет я уже прочитал почти все романы Жюль Верна. Эти книги, где техника переплетается с фантастикой и приключениями, укрепили во мне интерес к технике.

Потом я прочитал много книг из серии «Жизнь замечательных людей»: о великом русском учёном – основателе русской науки Михаиле Васильевиче Ломоносове, об изобретателе радио Попове и о других учёных и изобретателях.

Бывало, приготовишь уроки и садишься за чтение. Пора спать, но нет сил оторваться от увлекательного повествования. Сколько неприятностей переносил из-за этого! Войдёт мама, захлопнет книжку и... ложись спать! Приходилось прибегать к уловкам. Притворишься спящим, а когда все улягутся, заснут, тихонько босиком подбежишь, зажжешь свет и читаешь до трёх – четырёх часов утра. Ну, а если мать увидит – беда!

Гораздо легче было у дяди, когда я гостил у него летом. Там за мной не устанавливали такого надзора.

У дяди была большая библиотека. Он выписывал журналы «Нива», «Природа и люди», а к этим журналам в качестве приложения присылали много книг о путешествиях, открытиях и изобретениях. Я прочитал о замечательных делах Пржевальского, Миклухи-Маклая, Крузенштерна, Седова, Беринга, Христофора Колумба, Амундсена, Нансена, Ливингстона и многих других смелых путешественниках.

Даже теперь, будучи взрослым человеком, я больше всего люблю книги о путешествиях и приключениях.

Много литературы было прочитано и по истории. Увлекали и пробуждали чувство любви к своей Родине и гордости за свей народ, исторические события древней Руси, выдающиеся полководцы и деятели – Александр Невский, Иван Грозный, Петр Первый, Суворов. У нас в школе была учительница по древней истории – Зоя Николаевна. Она привила нам большую любовь к истории. Её уроки всегда сопровождались интересными рассказами о древней Греции, Риме, Египте, о фараонах, о пирамидах и саркофагах. Мы с увлечением делали чертежи пирамид, модели саркофагов, рисовали картинки и даже издавали журнал по истории.

И ещё за одно я очень благодарен школе: там было хорошо поставлено рисование. Рисование вообще было моим любимым предметом, и мать всячески поощряла это: дарила тетради для рисования, краски, карандаши. В школе я не только научился рисовать, но и прочитал несколько книг по искусству.

Я много рассказываю о школе, о книгах. Всё это как будто и не имеет прямого отношения к моей будущей работе инженера, конструктора самолётов, но это только так кажется.

Книги развили во мне страсть к технике, научили мечтать, фантазировать, постоянно к чему-то стремиться, воспитали во мне любовь и уважение к труду. Наконец, чтение дало мне общее развитие, расширило мой кругозор. А хорошим инженером-конструктором может быть только человек всесторонне развитый. Узкий делец, который знает только свою счётную линейку и определённые формулы, необходимые для повседневной работы, не создаст ничего ценного и интересного.

Очень помогло мне в будущем умение рисовать. Ведь когда инженер-конструктор задумывает какую-нибудь машину, он мысленно во всех деталях должен представить себе свое творение и уметь изобразить его карандашом на бумаге.

Друзья воздушного флота

Книги не только увлекали, заставляли фантазировать, но и побуждали к действию. Трудно было оставаться бездеятельным, когда любимые герои всю жизнь упорно трудились, упорно стремились к намеченной цели, преодолевая все преграды. Мне хотелось быть похожим на них, сделать самому что-нибудь очень важное и трудное.

Начал я с изобретения вечного двигателя. Мне было лет десять, когда я прочитал книгу о русском изобретателе Кулибине, который хотел построить вечный двигатель, или, как называют по-латыни, «перпетуум мобиле». Мне очень понравилась эта идея. «Вот было бы здорово, – думал я, – построить такую машину, которая бы вечно работала, не требуя ни топлива, ни энергии, – стоит только раз её запустить!» И хотя в той же книге было сказано, что это невозможно, что очень многие изобретатели напрасно бились над этим, мне казалось, что они не смогли, а я вот смогу изобрести. Схемы даже какие-то придумывал и рисовал. Пробовал строить – ничего, конечно, не выходило.

Побывав у дяди на постройке железной дороги, захваченный его творческим подъёмом, я сам начал строить модели паровозов, вагонов, железнодорожных мостов и станций. Получались занятные сооружения, и намастерил я этих моделей очень много. Но скоро они наскучили. Сделаешь один вагон, два, целый поезд, паровоз – всё равно это не двигается, это мёртво. А мне хотелось сделать что-то такое, что работало бы по-настоящему.

Позже я увлёкся радиотехникой. Когда в Москве было всего еще несколько человек радиолюбителей, я построил радиоприёмник. Кое-что даже принимал на него. Но и это не удовлетворяло. Скучно было сидеть целыми часами с наушниками и прислушиваться к эфиру.

И вот как-то мне попалась одна хорошая большая книга. Это была история развития техники в рассказах. Здесь были рассказы из истории развития железных дорог, об открытии электричества, о современных достижениях техники и об авиации. В этой же книге была описана модель планёра и приложена его схема.

Я подумал: если кто-то построил планёр, то по схеме и я могу его построить. Радиоприёмник забыт. В квартире пахнет клеем, пол завален стружками и обрезками бумаги. Больше месяца строилась модель. Сделана она была из тонких сосновых планок, обтянутых бумагой, и скреплена на гвоздях и клею. Модель получилась довольно большая – два метра в размахе, и дома испытать её было невозможно.

Пришлось её разобрать и притащить в школу. Тут нашлось много желающих посмотреть, как полетит планёр.

В большом зале при торжественной тишине я запустил свой первый летательный аппарат, и он пролетел метров пятнадцать.

Модель летала, плоды моих рук ожили... С этого момента и родилась моя страсть к авиации.

После испытания планёра заболели «авиационной болезнью» и некоторые мои школьные товарищи. В свободное от занятий время мы начали собираться вместе и строить одну модель за другой. Некоторые из них летали немножко, другие совсем не летали, но от этого наш энтузиазм не убывал. Одна модель была так велика, что мы не нашли даже подходящего помещения, чтобы испытать её.

В 1923 году, когда я учился в последнем классе школы, было создано Общество друзей воздушного флота – ОДВФ.

Немедленно мы организовали в своей школе ячейку юных друзей воздушного флота. Все страстные моделисты объединились в кружок по постройке авиамоделей. Для нас это не было новостью – мы ведь уже целый год испытывали свои силы на этом поприще. Теперь нам хотелось какого-то настоящего дела.

И вот мы, человек пять школьников, начали появляться на всех докладах, которые устраивались в ОДВФ, выпрашивать себе литературу по авиации и просить какой-нибудь работы. В это время проходил сбор средств в пользу воздушного флота. И мы, наконец, получили работу: с кружками на ремешках, надетых через плечо, ходили по улицам города, собирая пожертвования на воздушный флот.

Потом нам дали другую работу. На том месте, где сейчас находится Центральный парк культуры и отдыха имени Максима Горького, была организована сельскохозяйственная выставка. Там, у Крымского моста, на Москве-реке, располагался авиационный уголок, где настоящий гидросамолёт катал посетителей выставки. Нам, ребятам-активистам ОДВФ, и предложили работать на выставке. Это я так дома сказал, что нам предложили; на самом деле мы, конечно, сами напросились.

На выставке я работал с одним очень забавным школьным товарищем. Когда он с кем-нибудь знакомился, то всегда, представляясь, полностью называл своё имя, отчество и фамилию: Александр Павлович Гришин. Всем так представлялся – и взрослым и детям, причём с таким видом и так важно произносил это, как будто был солидным, пожилым человеком. А на самом деле это был худенький курносый парнишка.

С «Александром Павловичем» мы трудились азартно. Летать не летали, самолет, конечно, не ремонтировали, а очередь устанавливали и билеты продавали. В награду за это нам разрешали потрогать самолёт и, стоя по колено в воде (самолёт на поплавках взлетал с Москвы-реки), протирать некоторые его части. Подобное вознаграждение нас вполне удовлетворяло. Только «Александр Павлович» был не очень ловок: почти каждый раз при работе срывался с поплавка самолёта в воду и уходил домой обычно мокрым до нитки.

Однажды, посоветовавшись, юные друзья воздушного флота решили раздобыть выбывший из строя настоящий самолёт, чтобы разобрать его до последнего винтика и хорошенько рассмотреть. Ходоками выбрали меня и Гришина. Сколько потребовалось энергии для того, чтобы получить самолёт, трудно сказать! Много раз мы ходили к руководителям ОДВФ; нам отказывали, но мы приходили снова, пока не добились своего.

С драгоценной бумагой – разрешением на получение самолёта – мы поехали на Ходынку в Центральный авиационный парк-склад. На ломовую подводу взгромоздили полуразбитую машину. Всей группой, довольные и серьёзные, мы шли по середине улицы, рядом с подводой. Дело было зимой, в мороз, лошадь шла медленно, но никто из нас не ощущал холода. Мы были даже довольны таким медленным шествием – пусть все смотрят!

В школе, когда самолёт перетаскивали в гимнастический зал, поднялся большой переполох. Все школьники сбежались, и хотя самолёт был без крыльев, без хвоста (крылья и хвостовое оперение мы привезли вторым рейсом) и, конечно, без вооружения, все поглядывали на него с опаской. Осторожный и критически настроенный завхоз даже высказал опасение: «Как бы что-нибудь не взорвалось».

Мы чувствовали себя если не героями, то, во всяком случае, взирали на всех, особенно на девочек, свысока.

Долго разбирали, потом собирали самолёт, восстанавливали поломанные части. Лететь он, конечно, не мог, но эта работа принесла всем нам и мне, в частности, большую пользу. Первый раз и довольно основательно я познакомился с настоящей машиной.

В это время мы часто ездили на аэродром, вернее не на аэродром, а к его воротам, так как на самый аэродром нас не пускали – требовался пропуск. Стоя у забора, мы в щелочку с замиранием сердца следили за полетами самолётов, за жизнью на аэродромном поле, С восторгом, с каким-то подобострастием смотрел я на лётчиков в шлемах с очками, в кожаных тужурках. Мне казалось, что все они необыкновенные, особенные люди, герои.

Авиация стала для меня заветной мечтой, и к ней я стремился всеми своими мыслями.